Текст книги "Иоланда — дочь Черного корсара"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Теперь не уйдешь!

– Кидай веревку на пальму!..

– Ну, держись, бочонок!

– Кого там поймали? – поинтересовался гамбуржец.

– Может, губернатора? – воскликнул Кармо.

– Пойдем посмотрим.

Флибустьеры, галдевшие, словно кучка сорванцов, сбежавших с урока, выстроились в кружок у одной из пальм, защищавших площадь от солнца, а один вскарабкался на самую макушку и сбросил товарищам веревку с петлей.

– Раз-два взяли!.. Тяни!.. – закричали стоявшие внизу.

Душераздирающий возглас заставил Кармо и Ван Штиллера поторопиться, тем более что над головами пиратов взвилось толстое, действительно похожее на бочку тело, дико болтавшее руками и ногами. Кого-то, несомненно, вешали.

– Гром и молния! – заорал Ван Штиллер, выхватывая свой кинжал. – Да это ведь дон Рафаэль!

В три прыжка оба друга оказались на месте происшествия, растолкали флибустьеров, надрывавших животы от ужимок несчастного плантатора, так что некоторые полетели в сторону.

– Стойте!.. Стойте!.. – громогласно потребовал Кармо.

Более рослый гамбуржец перерезал веревку ударом кинжала и подхватил на руки почти посиневшего дона Рафаэля.

Решительность Ван Штиллера и грозный вид Кармо так сильно подействовали на корсаров, что никто пальцем не пошевельнул, чтобы помешать спасению бедного плантатора. Лишь один флибустьер, больше всех, похоже, огорченный тем, что его лишили развлечения, полез на Кармо и сказал ему с раздражением:

– Поклялся ты, что ли, охранять этого попугая? Уже второй раз вырываешь его из наших рук, и мы скоро потеряем терпение.

– Может, повторишь эти слова в присутствии капитана Моргана? – спросил Кармо выпятив грудь.

Корсар скорчил кислую мину, а его товарищи покатились со смеху. После чего флибустьеры, знавшие, что с Морганом шутки плохи и что Кармо и его товарищ пользуются полным доверием капитана, разошлись в разные стороны, оставив наших друзей наедине со своей жертвой.

– Ну, как дела, дон Рафаэль? – спросил Кармо плантатора, которому гамбуржец влил в горло несколько капель горячительной жидкости.

– Лучше убейте меня, сеньоры, – промямлил несчастный, – не жилец я на свете.

– При вашей-то полноте! Оставьте, дон Рафаэль! Да вы пышете здоровьем.

– Не вы убьете меня, так другие.

– Успокойтесь – мы не дадим вас в обиду. Губернатора не видели?

– Какого губернатора?

– Графа.

– Вряд ли он здесь появлялся. Я в этом почти уверен. Зря потратите время, если будете искать его в городе.

– А местный?

– Тоже сбежал. При первых же выстрелах и едва успев задать мне взбучку.

– Вам? За что?

– За доставку письма капитана Моргана. Все кости переломали. Будь прокляты все петушиные бои!.. Не будь их, наши пути никогда бы не пересеклись и на меня не обрушилось бы столько несчастий.

– Выиграли с нами груду пиастров, и еще недовольны, – рассмеялся Ван Штиллер. – До чего неблагодарны люди!

– Пойдемте, дон Рафаэль, – сказал Кармо. – Полечимся от страха парой бутылочек вашего любимого аликанте. Мой приятель отыщет их для вас в каком-нибудь погребке.

Глава XI
Между фортом и испанской эскадрой

Шесть недель флибустьеры Моргана пребывали в Гибралтаре. Они выпытывали у несчастных жителей, куда они спрятали сокровища, и обшаривали леса и саванну в надежде найти губернатора Маракайбо.

Награда в пятьсот тысяч пиастров, обещанная Морганом тому, кому удастся его схватить, стала одной из главных причин ожесточения, с каким флибустьеры набросились на жителей, надеясь узнать у них местонахождение графа Медины, но все было напрасно. Известие, привезенное корсарами, оставленными в Маракайбо, о том, что испанцы отвоевали и восстановили форт Барра и что три крупных фрегата под командованием адмирала неожиданно прошли к лагуне с целью уничтожить пиратскую эскадру, побудило, наконец, флибустьеров оставить Гибралтар.

Неудовлетворенные, однако, захваченной добычей корсары добились от жителей обещания уплатить выкуп в пятьдесят тысяч пиастров и доставить его в Маракайбо. В случае отказа они пригрозили вернуться и дотла сжечь город. В тот же день корсары отплыли, забрав в качестве заложников самых родовитых дворян, освобождение которых зависело от уплаты обещанных денег.

Все были встревожены известиями, полученными из Маракайбо, и даже Морган, казалось, был не в своей тарелке. Флибустьеров беспокоило не столько восстановление огневой мощи форта Барра, сколько прибытие испанских высокобортных кораблей, каждый из которых имел на вооружении шестьдесят пушек и располагал многочисленным экипажем.

Что могла с ними сделать пиратская эскадра, почти целиком состоявшая из сравнительно небольших каравелл, к тому же весьма устаревших и плохо вооруженных? Лишь фрегат Моргана мог вступить в бой, да и то с нулевым шансом на победу.

– Что вы собираетесь делать, сеньор Морган? – спросила Иоланда, когда флибустьер спустился в кают-компанию, чтобы предупредить ее о серьезности положения.

– Пока не знаю, – ответил Морган. – Но уж, конечно, не сдаваться, а драться до последнего человека и пока хватит зарядов.

– А что сделают испанцы, если вас схватят?

– Повесят без всякой жалости.

– А со мной?

Морган взглянул на девушку, задавшую вопрос так, словно он не имел к ней никакого отношения.

– Сеньора, – сказал флибустьер, – чтобы завладеть вами, им придется перешагнуть через наши трупы.

– А вам не кажется, что испанцы охотятся скорей за мной, чем за вами? Вы знаете, кого я имею в виду?

– Кого?

– Графа Медину.

– Губернатора Маракайбо?

– Я почти уверена, что это он вызвал сюда испанскую эскадру, чтобы захватить меня в свои руки.

– Возможно, сеньора. Этот человек действительно весьма заинтересован в том, чтобы захватить вас в плен. Он спит и видит, как завладеть миллионами вашего деда, – иначе он не послал бы два фрегата на Малые Антиллы, чтобы встретить корабль, на котором вы плыли в Америку.

– Так это он или испанское правительство хочет меня лишить материнского наследства?

– Он, сеньора.

– Но у него нет прав на владения герцога, моего деда.

– Вы в этом уверены? – спросил Морган. – Он ничего вам не говорил при встрече с вами?

– Только предложил подписаться под отказом от принадлежащих мне владений в Венесуэле и Панаме, – ответила Иоланда.

– И чем он это объяснил?

– Сказал, что земли конфискованы вице-королем Панамы в возмещение убытков, понесенных населением от набегов и грабежей моего отца.

– Подонок! – воскликнул Морган. – Всем известно, и прежде всего самим испанцам, что ваш отец ни пиастра не брал из добычи корсаров. На родине у него достаточно было земель и замков, чтобы жить безбедно. Причитавшуюся ему долю он отдавал морякам. Вы не подозреваете, кем на самом деле является этот граф?

– Почему вы это спрашиваете, сеньор Морган? – с удивлением спросила девушка.

– Просто так.

– Это – испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.

Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:

– Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?

– Одна дальняя родственница.

– Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?

При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.

– Фриц... – воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.

– Фриц?.. – повторил за ней Морган. – Что за Фриц?

– Невесть откуда взявшийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.

– Старый или молодой?

– Тогда ему было лет тридцать.

– Это он сопровождал вас в плаванье из Европы?

– Да, капитан.

– И куда он делся?

– Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен – понятия не имею.

– Он-то вас и предал, – сказал Морган.

– Почему вы так считаете?

– Скорей всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.

– Вы так полагаете?..

– Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.

– Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.

– Гораздо больше, чем вы думаете, сеньора, – сказал Морган. – Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются – вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, они собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньора Иоланда. Верный помощник Черного корсара не даст вас в обиду.

Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося, скорей, холодным и замкнутым характером.

Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что он гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.

Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.

Гибралтар давно уже скрылся из вида, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.

– Ну как, капитан? – спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему на мостике.

– Чего тебе, старина?

– Как будем выпутываться?

– Помнишь Пуэрто Лимон? – неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.

– Еще бы, капитан, как будто все было вчера.

– Помнишь, как Черный корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?

– Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.

– И чем кончилось дело?

– Один корабль сгорел, другой пострадал.

– И мы так поступим, – сказал Морган. – У нас есть «Камарада» – старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.

– С нами дочь Черного корсара, не отдавать же ее испанцам! Я готов лечь костьми за эту девчонку.

– А я – отдать душу, – сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него.

– Не переживай, сделаем все, что можно, – добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.

В полночь эскадра, подгоняемая ветром, подошла к Маракайбо, где была встречена восторженными криками оставленного там небольшого гарнизона. К сожалению, корсаров ждали малоутешительные известия. Форт Барра перешел к испанцам и пополнился за шесть недель мощной артиллерией. Испанские корабли не снимались с якоря, собираясь дать решительный бой. Путь в Карибское море был закрыт, и столкновение становилось неизбежным. Морган хотя и понимал, что ему будет непросто одолеть большие испанские корабли, остановился все же на принятом решении: только запугав врагов, он мог заставить их оставить его в покое. Посадив в шлюпку нескольких пленников из числа наиболее влиятельных жителей города, он отправил их ночью к испанскому адмиралу с требованием пропустить его суда, в противном случае город будет разрушен, а заложники – преданы казни. Незадолго до рассвета вернулись с понурой головой посланцы. Они сообщили, что адмирал ответит на его требование пушечными ядрами и расчистит проход только в том случае, если получит обратно награбленное в обоих городах, всех пленных, включая черных рабов, и в особенности сеньору Иоланду. Узнав об этих домогательствах, особенно о последнем, экипаж эскадры пришел в ярость. Все, что угодно, только не отдавать дочь Черного корсара – единодушно решили все моряки.

Морган немедленно созвал на «Молниеносный» командиров с других кораблей.

– Хотите получить свободу, вернув добычу и сеньору Иоланду, или будем защищаться? – спросил он их.

За всех ответил Пикардец, которому после Моргана больше всех доверяли флибустьеры.

– Лучше умереть, – сказал он, – чем отдать дочь Черного корсара. Береговые братья никогда не покроют себя позором.

Учтя, однако, превосходящие силы испанского адмирала, они решили снова направить гонцов с обещанием покинуть Маракайбо, не причинять городу вреда, не требовать выкупа с жителей и освободить всех заложников и половину рабов и пленных Гибралтара.

Не получив ответа и полагая, что испанцы стараются выиграть время в ожидании подкрепления, Морган решил немедленно действовать, чтобы застать врасплох противника. Он уже остановил выбор на «Камараде» – одном из самых крупных, но и самом устаревшем корабле эскадры, из которого получился бы прекрасный брандер для запуска против испанских кораблей.

Он велел снять с него все мало-мальски ценное, наполнить трюмы смолой, серой, битумом, жиром, смолистой древесиной, чтобы весь корабль вспыхнул, как большой факел, а на палубе установить чучела в пиратских шляпах и поднять над штурвалом огромный английский стяг, чтобы испанцы подумали, что на них движется флагман пиратского флота. На подготовку спектакля ушло шесть дней. За все это время испанский адмирал, считавший, что корсарам теперь некуда деваться, не подавал признаков жизни.

К вечеру седьмого дня, взяв клятву у моряков, что никто не попросит пощады до последнего дыхания, Морган подал сигнал к выходу в море.

Брандер с горсткой отважных людей шел впереди на всех парусах, чтобы не привлекать внимания к подставным фигурам на палубе. За ним вплотную шел фрегат Моргана, затем в два ряда – остальные.

На душе у всех было неспокойно, никто не сомневался, что в случае неуспеха никому несдобровать.

Перед отплытием Морган на минуту спустился в кают-компанию к Иоланде.

– Сеньора, – сказал он, слегка волнуясь, – мы начинаем отчаянную игру, может, самую опасную, какую я затевал с испанцами. Что бы ни случилось, не покидайте каюту. Если корабль пойдет ко дну, я непременно окажусь рядом с вами.

– Сеньор Морган, – ответила девушка, поднимая на него свои прекрасные глаза, – вы можете не вступать в сражение, которое унесет немало человеческих жизней. Испанцы требуют моей выдачи. Так уступите им. Я женщина, мне они не причинят вреда.

– Ни за что, сеньора! Флибустьеры готовы отдать жизнь за дочь величайшего героя морей. К тому же, сеньора, вы подвергаетесь большей опасности, чем мы.

– Я?.. – удивилась Иоланда. – Испанцам нужны мои владения, а не моя жизнь. Если они добьются своего, я скажу, как отец: у меня в Пьемонте достаточно земель и замков, чтобы обойтись без заморских владений деда.

– Если бы только об этом шла речь, сеньора, – сказал Морган, – я без колебания согласился бы начать переговоры с испанским адмиралом, но вы не все еще знаете. Хотите совет? Остерегайтесь губернатора Маракайбо графа Медину. Этот человек из кожи вылезет, чтобы только вам повредить.

– С какой стати? До прибытия в Америку я его знать не знала.

– Пока это тайна, которую я не могу вам открыть. Прощайте, сеньора. Если ядра меня пощадят, увидимся после сражения. Слышите – выстрел. Молитесь за наше оружие.

С этими словами Морган быстро поднялся по трапу на палубу.

– Приготовиться к абордажу, орлы!.. – крикнул он.

Только когда брандер оказался в тысяче метров от испанских кораблей, те стали сниматься с якоря, готовясь вступить в бой. Это были мощные высокобортные фрегаты с шестьюдесятью пушками на каждом. Пиратские корабли, за исключением фрегата Моргана, выглядели карликами в сравнении с этими великанами. Казалось, однако, что испанцы, уверенные в своих силах, не торопятся открывать огонь или идти в наступление.

Один лишь флагман быстро снялся с якоря и ринулся к брандеру, чтобы преградить ему путь. Никто не верил своим глазам: вместо того чтобы открыть огонь из шестидесяти пушек и шутя потопить «Камараду», от которой, как мы говорили, остался один скелет, испанский фрегат шел на абордаж!

Только этого и желали флибустьеры, не верившие такому везению.

– Гром и молния!.. – вскричал Ван Штиллер, следивший с полуюта «Молниеносного» за ходом брандера. – Совсем спятили!..

– Что ты, кум, наоборот, нам помогают! – сказал стоявший рядом Кармо. – Через минуту погреемся у костра!

Расстояние между брандером и испанским флагманом сокращалось на глазах, но с огромного корабля не раздалось еще ни единого выстрела. Моряки «Камарады», спрятавшись за фальшбортом с факелами в руках, молча ждали.

Внезапно рулевой, наполовину закрытый английским флагом, увидев, что испанский флагман пошел наперерез, резким поворотом руля вогнал ему бушприт в ванты.

– Поджигайте! – заорал он. – Поджигайте!.. Бросайте абордажные крюки!..

Десять-двенадцать человек, находившиеся на «Камараде», бросили горящие факелы в кучи вара, серы, битума, подложенные под смолистую древесину, закинули кошки на испанский фрегат и, пользуясь остолбенением испанцев, бросились в воду, вплавь добрались до шлюпки за кормой и перерезали канат, на котором она была привязана.

Огромное пламя, вспыхнувшее от взрыва нескольких бочек с порохом, уложенных вместе с горючим материалом, охватило «Камараду», опалив паруса и такелаж испанского флагмана и заставив его людей, приготовившихся к отражению опасного вторжения, искать спасения.

Яркий свет залил море и корабли. Брандер горел как огромный костер, одновременно запылал и флагман, мачты которого были охвачены пламенем.

– Вперед, Береговые братья! – прокатился мощный рев флибустьеров. – В атаку!..

Пока малые суда наседали на флагман, осыпая его градом ядер и мешая испанцам бороться с пожаром, Морган устремился к самому крупному фрегату и обрушил на него огонь своих сорока пушек.

Оставленные в резерве два корабля – а они имели лучшее после «Молниеносного» вооружение и большее число буканьеров, метких стрелков, не имевших себе равных в мире, – взяли в клещи последний испанский фрегат.

Глава XII
На абордаж, рыцари моря!

С одинаковой яростью обе стороны ринулись в бой. Сражение сопровождалось диким гвалтом и оглушительной пальбой – на всех кораблях насчитывалось более трехсот орудий.

Окрыленные первым успехом флибустьеры показывали чудеса отваги. Прежде всего они старались уничтожить командиров, шквальным огнем прочесать верхнюю палубу и затем пойти на абордаж.

Охваченный пламенем флагман был обречен: вместе с брандером, прилепившимся к его борту, он пылал как огромный костер.

Флибустьеры не встретили особого сопротивления – огонь вспыхнул так быстро, что большая часть экипажа, оставшегося на борту, сгорела в начале пожара или задохнулась в густом удушливом дыму, валившем из трюма «Камарады».

Из жалости спасли немногих, в том числе адмирала, который чуть не захлебнулся в море.

И все же победа была пока не полной: два других корабля оказывали сильное сопротивление, подвергая суровому испытанию мужество корсаров. Дважды Морган пытался взять на абордаж один из кораблей, и дважды с большими потерями его отбрасывали.

Более того, шестьдесят пушек испанского флота причинили «Молниеносному» столько вреда, что можно было опасаться, что с минуты на минуту он пойдет ко дну или, по крайней мере, останется без оснастки. И все же от захвата этого фрегата зависела победа: слишком малы были силы флибустьеров, чтобы сражаться сразу с двумя.

Видя, что надежд на победу остается мало и что его эскадра того и гляди окажется рассеянной и отброшенной к Маракайбо, Морган пошел на рискованный шаг.

– Ко мне, смельчаки! – вскричал он, сжимая одной рукой палаш, а другой пистолет. – Сто пиастров каждому, кто взойдет на фрегат!.. Кармо!.. На абордаж!..

Француз, стоявший у руля с Ван Штиллером, резким поворотом руля направил «Молниеносного» на фрегат, а марсовые в то же время старались зацепить его крюками. Но у испанского корабля были такие высокие борта, что «Молниеносный» едва доходил до его пушечных люков.

И все же корсары, ободряемые Морганом и Пьером Пикардцем, первыми полезшими на ванты, чтобы дотянуться до фальшборта, забросали испанский фрегат гранатами и с криком бросились на абордаж, зажав в зубах кортики, которыми разили врага в рукопашных схватках. Момент был ужасный: растерянность начала было уже овладевать этими сильными и суровыми людьми, как вдруг с капитанского мостика «Молниеносного» сквозь грохот орудий и крики бойцов донесся властный звучный голос, каким когда-то отдавал свои приказы Черный корсар:

– Наверх, рыцари моря!.. На абордаж!..

Все обернулись, забыв на секунду, что испанцы поливают их сверху свинцом.

Сквозь пушечный дым показалась Иоланда, одетая в темное платье, с длинным черным пером в волосах и шпагой в руке она, как отец, стояла на капитанском мостике и указывала на испанский фрегат.

– Наверх, рыцари моря!.. – повторила она с уверенностью отца, которую обретала в самые трудные минуты. – На абордаж! Дочь Черного корсара смотрит на вас!..

– На абордаж!.. На абордаж!.. – дружно подхватили корсары, откликаясь на призыв девушки.

И, готовые было отступить, люди полезли, как черти, по канатам, крича во все горло:

– Смерть!.. Смерть испанцам!..

Лишь один человек, вцепившийся в люк вражеской батареи, не спускал глаз с героини. Это был Морган. Но замер он всего на один миг. Услыхав над головой лязг клинков, он вскарабкался наверх, ухватившись за канат, свисавший с грот-мачты.

– Наверх, рыцари моря!.. На вас смотрит дочь Черного корсара!

Флибустьеры ворвались уже на палубу и с такой силой обрушились на испанских моряков, что те в беспорядке бросились на нос и на корму. Поняв, что корабль не спасти, командир фрегата подставил себя под пули. Большая часть офицеров также пала в первых же стычках. Появление Моргана и Пьера Пикардца с подкреплением заставило испанцев просить пощады.

Увидав, что с грот-мачты второго фрегата спускают испанский штандарт, а объятый пламенем флагман идет под аккомпанемент выстрелов ко дну, экипаж третьего фрегата немедленно решил сделать все, чтобы уклониться от нападения и пленения.

Мощными залпами из своих шестидесяти пушек он отогнал и основательно потрепал обстреливавшие его мелкие суда флибустьерской эскадры и на всех парусах стал быстро уходить в сторону форта Барра.

Но то ли по неопытности рулевых, то ли не желая отдавать корсарам свои пушки, он с такой силой врезался в прибрежные рифы, что раскололся пополам и в считанные минуты ушел под воду, едва дав возможность матросам доплыть до земли и укрыться в крепости.

Могучий рев, вырвавшийся из почти четырехсот глоток, приветствовал позорное бегство последнего корабля.

Никогда до сих пор флибустьеры не одерживали столь блестящей победы. Они совершали чудеса отваги и почти невероятные подвиги, но такого – никогда.

Едва отдав приказание отправить испанских пленных в трюм и приставить к пороховым складам надежную охрану, Морган вернулся к себе на корабль, где его дожидалась улыбающаяся, спокойная Иоланда со шпагой в руке.

– Сеньора, – промолвил он с каким-то странным блеском в обычно холодном взоре, – вам мы обязаны победой в одном из самых тяжких сражений во всей истории флибустьеров Тортуги. Не обратись вы с пламенным призывом, столь живо напомнившим нам звучный голос вашего отца, непобедимого Черного корсара, от моих кораблей, вероятно, ничего бы не осталось, а все мы лежали бы сейчас на дне.

– Что вы! – воскликнула с улыбкой девушка. – Я просто вспомнила, как мой отец призывал моряков на абордаж. Эти слова могла бы произнести любая на моем месте...

– Нет, сеньора, – пылко возразил Морган. – Другая не посмела бы встать под пушки огромного фрегата и вряд ли бы вышла из каюты. Только вы, дочь отважного рыцаря моря, смогли совершить такой подвиг. Примите, сеньора, мою признательность и восхищение моих людей.

Обратившись затем к флибустьерам, столпившимся на испанском фрегате и у бортовых укреплений «Молниеносного», он крикнул:

– Поблагодарим героиню моря!

Многократное «виват» разнеслось по всем кораблям, окружившим фрегат Моргана.

– Да здравствует дочь Черного корсара! Виват героине моря! – дружно кричали четыреста моряков.

Словно ошалев от радости, суровые моряки размахивали шляпами, стреляли в воздух, зычно кричали здравицы, наверняка долетавшие до форта Барра.

Тронутая до глубины души девушка помахала рукой, а затем с помощью Моргана сошла по трапу с мостика и вернулась в кают-компанию под оглушительные крики моряков и непрерывный грохот мощных пушек, паливших с побежденного фрегата в честь доблестной итальянки.

– Гром и молния! – воскликнул Ван Штиллер, стоявший на капитанском мостике со своим неразлучным другом и доном Рафаэлем. – Стыдно признаться, но у меня слезы на глазах!..

– И у меня тоже, – сказал Кармо. – Вот молодчина!.. Надо же так крикнуть!.. Мне показалось, что Черный корсар снова ведет нас на приступ.

– Да, удалая прекрасная девица, – пробормотал плантатор. – Жаль, что она не на стороне моих соотечественников.

– Что вы там бормочете, дон Рафаэль? – спросил Кармо, у которого глаза и в самом деле были на мокром месте.

– Я говорю, что не выйди девушка из каюты, не видать бы вам победы, – усмехнулся плантатор.

– А кто спорит? Ваши земляки бились на славу, можете мне поверить. Наших перебили человек пятнадцать-двадцать и ранили почти столько же.

– Но вы пока не вышли из лагуны. Форт Барра укреплен еще сильней, и он задаст вам жару на выходе.

– Верно, – заметил Ван Штиллер, поглядывая на мощные укрепления, возведенные на острове за какие-то шесть недель. – Этот орешек будет потверже.

– И мы еще с ним намаемся, – добавил Кармо. – Так что пора уносить ноги. Пьер Пикардец узнал у пленных, что эти три фрегата лишь часть эскадры из шести кораблей, которым поручено с нами покончить. Пока не подошли остальные, надо смываться. Счастье дважды не улыбается. Ой!

– Что с тобой, кум? – забеспокоился Ван Штиллер.

– Дон Рафаэль, не знаю, обрадует ли вас мое сообщение.

– Какое?

– Знаете, кого я видел среди защитников фрегата?

– Нет.

– Капитана Валеру.

Услыхав это имя, бедняга рухнул на руки стоявшего сзади гамбуржца.

– Эй, дон Рафаэль! – изумился флибустьер, ставя его на ноги. – Что с вами?

– Но он хоть убит? – спросил плантатор, посинев от страха.

– Нет, взят в плен, – ответил Кармо.

– Бедный я, несчастный, – вздохнул дон Рафаэль. – Лучше бы меня повесили ваши товарищи.

Свисток боцмана, свиставшего наверх флибустьеров, прервал их беседу.

Быстро посоветовавшись с командирами кораблей, собравшимися в кают-компании «Молниеносного», Морган приказал поднимать паруса и немедленно выступать, чтобы попытаться взять форт Барра или по крайней мере прорваться в Карибское море и тем самым не дать остальным трем фрегатам, которые могли подоспеть с минуты на минуту, запереть их в лагуне.

Команды двух пиратских кораблей, пострадавших больше остальных и почти вышедших из строя, пересели на испанский фрегат, и в полночь, кое-как починив снасти, эскадра направилась к форту, чтобы нанести решающий удар.

Окрыленные первым успехом флибустьеры почти не сомневались, что и форт им не помеха. Так что они подплыли к форту, не удостоив испанцев даже ответным огнем. Подойдя к утесам, они спустили на воду шлюпки и высадили на берег триста человек, которые тут же ринулись на приступ траншей и башен.

Но корсары слишком понадеялись на свои силы, и орешек, как сказал Кармо, оказался тверже, чем они ждали. Несмотря на свою решительность и применение бомб, которыми флибустьеры забросали эскарпы противника, через два часа им пришлось снова сесть в лодки, оставив на берегу большое число убитых, и увезти с собой еще больше раненых.

Неожиданное поражение глубоко потрясло этих несгибаемых людей, считавших себя непобедимыми. Даже сам Морган стал сомневаться в успехе. Он вернулся в Маракайбо, чтобы обсудить с командирами других кораблей, как похитрее выйти из положения. В конце концов, решили запугать гарнизон форта, направив к командующему пленных с требованием уплатить большой выкуп, если он не хочет, чтобы корсары разрушили город.

Получив официальный отказ, Морган нажал на жителей, которые во избежание полного разорения города решили уплатить выкуп во что бы то ни стало.

Но новые тысячи пиастров нисколько не улучшили положения флибустьеров, не видевших никакой возможности выбраться из лагуны и избежать опасной встречи с остальной частью испанской эскадры.

Тогда они решили пойти на сделку, предложив командующему форта освободить всех пленных, находившихся в качестве заложников на борту пиратских кораблей. В случае отказа они обещали всех перевешать и все равно прорваться в открытое море.

Ответ оказался совсем не в том духе, как ожидали корсары. Командир форта передал через своего посланца, что если бы жители Маракайбо столь же решительно преградили пиратам путь в город, как он – в море, то сейчас бы им не пришлось сетовать на свое жалкое положение. Так что Морган может их вешать себе на здоровье.

Морган не отличался бесчеловечностью и вовсе не хотел огорчать Иоланду столь жутким и кошмарным зрелищем. Опасность, однако, возрастала, к тому же в Маракайбо кончилось продовольствие. Тогда он снова решил попытать счастья.

Он велел разделить между флибустьерами двести пятьдесят тысяч пиастров, награбленных в обоих городах в виде золота, серебра и драгоценных камней, а также всех черных рабов и ценные товары, которых было превеликое множество. Затем, погрузив на малые корабли двести своих человек, он высадил их на лесистой стороне острова позади форта Барра, сделав вид, что собирается напасть на испанцев с тыла.

Но с наступлением сумерек корсары незаметно вернулись на свои корабли. Обманутые этим маневром испанцы сочли, что флибустьеры решили напасть на них с лесной стороны, и перевели туда большую часть своей артиллерии, чтобы легче с ними справиться.

Этот просчет сыграл на руку корсарам. В ту же ночь, под покровом сумерек, эскадра бесшумно снялась с якоря и с потушенными огнями смело вошла в проход, охраняемый фортом Барра.

Когда испанцы наконец спохватились, было уже слишком поздно: их заклятых врагов не могли остановить никакие пушки. Оказавшись за пределами досягаемости, Морган отправил восвояси большую часть пленных и, дав прощальный залп, беспрепятственно вышел в море.

Фортуна вновь улыбнулась предприимчивому флибустьеру.