Текст книги "Эмилиан (Вафидис) Слова и наставления"

Автор книги: Эмилиан (Вафидис) архимандрит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Так посети теперь нас ты сам, отец Димитрий. Славословие тебе воссылают ангелы. Вместе с ними поют и наши сердца.

Перевод А.Ю.Никифоровой

Мученичество как отправной момент монашеского призвания

Что формирует и образует душу, посвятившую себя безмолвию? Покаяние как насущная потребность души, ее горячее желание. Ощущение временности и мнимости вещей, явлений, устремлений, всего мира, который есть не что иное, как воспоминание о другом, реально существующем мире, его образ. Любовь Божия и предпочтение Его Царствия, по сравнению с которым все остальное человеку, стремящемуся приобрести Бога, кажется блеклым и никчемным.

Под блеклым и никчемным для выбравшего монашеский путь мы подразумеваем и то, что освящено и благословлено самой Церковью, – жену, мужа, брак, детей, участие в мирской и церковной жизни или общественной деятельности, проповедь, дела милосердия, священство, разного рода общественные обязанности.

Поэтому Василий Великий запрещает монаху стремиться к священству. Дела милосердия считаются для монаха большим грехом, когда он творит их по собственному почину. Проповедь рассматривается как самолюбование. То есть расстановка акцентов абсолютно отлична от той, что существует во всем церковном сообществе, для того, чтобы показать, что монашество является перемещением в некий другой мир и отлично от обычного общества. Монашество есть переселение в иной мир. Напротив, наклонность к уединению, безмолвию, странничеству и желание совершенства и обожения соприсущны каждой душе, которая монашествует или стремится к монашеству. К этим, многим и разнообразным чертам, присущим монашеству, мы еще могли бы добавить и различные другие, которые подходят к монашествующим и сформировались в зависимости от знаний, образования, воспитания, характера, жизни каждого из монахов и его личной истории.

Но об одном неизменном свойстве монашества мне бы хотелось сказать сразу, свойстве, которое пробуждает все существо человека, посвятившего себя монашеству. Я имею в виду сознание мученика, желание пострадать, претерпеть, принести себя в жертву, даже умереть из любви к Богу и тем самым проявить сокровенные устремления своей души к Богу. Поэтому можно сказать, что человек прибегает к монашеству для того, чтобы стать мучеником через многие труды, болезни, слезы, терпение (или многие терпения, как бы сказал святогорец), испытание скорбями, трудами, темницами, обрушивающимися на него ударами со стороны бесов и людей, и многократно при смерти (2 Кор. 11, 23).

Итак, почему именно мученичество является первопричиной монашеской жизни? Я приведу только три доказательства из многих…

1. После грехопадения Адама Бог решил, что отныне человек будет работать в поте лица своего и рождать детей в муках, чтобы вновь обрести рай многими скорбями (Деян. 14, 22). Люди с самого начала осознавали, что это решение содержит в себе великую любовь со стороны Бога и заключает в себе способ и средство воссоздания, возрождения их падшего, погибшего естества. По мере своего возмужания человек опытно познавал в страданиях, потах и трудах и даже в смерти, как возможно через это страдание предстать перед Богом и открыть перед Ним и исповедать Ему свое стремление обрести потерянное обожение. Он не нашел лучшего пути выразить свое стремление к обожению, кроме как через страдания за Бога.

Да, каждый христианин хочет стать богом через обожение своей природы. Бог говорит: Если чего попросите… то сделаю (Ин. 14, 13–14; 15, 16; 16, 23). Поэтому так, через страдание, человек выражает свою просьбу. Язык, на котором он говорит, вознося крик своего сердца, мольбу о восстановлении его в Божественном общении, – это язык жертвы, живой и образный язык страдания за Христа ради стяжания Царствия Божия.

Итак, страдание – это составляющая человеческой души, врожденный ее элемент, сросшийся с ней, объединяющее вещество в отношениях человека с Богом. В страданиях, борьбе и тяжелом труде человек приближается к Богу. Через них он начинает больше любить Бога, Который по домостроительству ничем другим (по слову святителя Григория и по опыту всех Святых отцов) не лечит, но болезнями, трудами и тяжелой работой, даруя жизнь взамен смерти, которую он добровольно выбирает.

Итак, невозможно, чтобы муки не присутствовали в душе, любящей Бога, тем более у монаха, который является девственником, рождающим в своей утробе дух спасения. Поэтому и желающий проводить аскетическую жизнь не успокаивается ни на каком компромиссном решении, он надеется усовершенствовать себя трудами, подвигами, тяжелыми страданиями. Сознание мученика течет в нем естественно и беспрепятственно. Он с радостью и благодарностью встречает каждое, все большее и большее страдание, которым он может приобрести Христа.

Поэтому мы видим, как монахи намеренно преодолевают огромные трудности: например, святым, пытающимся провести сорок дней без сна, является ангел и заставляет их принимать, по крайней мере, пищу. Есть монахи–святогорцы, которые приучают себя к отказу от рыбы. Встречаются монахи, которые, как и встарь, дни и ночи проводят сидя и не ложатся, у них распухают ноги, а сами они источают благоухание и не испытывают никаких болезней. Естественная, а не психологическая сила человека состоит в том, что он получает радость от горя, духовное наслаждение от боли. Сама душа стремится к муке, чтобы показать Богу свою любовь и чтобы переживать эту любовь. Это можно наблюдать и в повседневной жизни человека.

2. Духовными корнями христианство уходят в мученичество. Душа устремляется к нему сразу, как только она устремится к Богу, благочестивому пути, жизни «по любомудрию», соучастию в Боге, монашеству. Желание выразить любовь к Богу через страдание, с младенчества поселившееся в душе, усиливается во много крат в монашестве. Духовные истоки христианства – в любви, страдании, мученичестве.

Сам Господь, пострадав и претерпев мученическую кончину, показал нам пример (1 Петр. 2, 21). А мы удостоены восполнить недостаток страданий и скорбей Христовых (Кол. 1, 24), продлевая их в Церкви до сего дня. Эти скорби подают нам милость, жизнь и спасение.

Призвав великого апостола Павла (как, конечно же, и всех апостолов), Господь показал ему, сколько он должен пострадать (Деян. 9, 16). Он не мог стать апостолом и учеником Христа, если бы не пострадал за Него. Апостол приводит страдания как ясное доказательство своего апостольства, искренности любви к Богу. Для апостола Петра также страдания составляют дарование, подтверждающее веру в Бога (см.: Деян. 5, 41; 1 Петр. 1, 6–7). Действительно, нам дано… не только веровать в Него, но и страдать за Него (Флп. 1, 29). Следовательно, страдание, мученичество христианина совершенствует его веру. Иначе человек не способен любить Бога и служить Ему.

И апостол Павел, и апостол Петр запечатлели свое апостольство мученической кончиной. Смерть претерпели апостолы Иаков, Андрей, протодиакон Стефан. Согласно Иоанну Лествичнику, монах «шествует в воинстве первомученика». Предтеча Господень и Креститель Иоанн, пострадавший еще прежде них всех, всегда следовал по пути пророков и был, согласно блаженному Иерониму, образцом для монахов и князем для пустынников.

Подвижники, которые «на горах, и в пещерах, и в пропастях земных» изнуряли себя в Ветхом Завете, – прообразы монахов. Их воспевают как живших мужественно и мученически. Елеазар зовется мужем священным, потому что он умер благородно в мучениях (см.: 1 Мак. 6, 43–46).

Монахи, равно как и подвижники, известные из книг Ветхого и Нового Завета, ежедневно изучая опыт своих предшественников, воодушевляются и приобретают желание пострадать, сделаться мучениками. Чтение Псалтири вдохновляет и направляет их к Богу, ради Которого умерщвляемся весь день, вменихомся яко овцы заколения (Пс. 43, 23). Наша душа возжада… к Богу крепкому живому (Пс. 41, 3). Характеристика крепкого символизирует крепость в страдании, мученичестве. Наша душа непрерывно желает, томится, истощается в беге, словно зверь, чтобы предстать перед лицом невидимого Бога, Который, конечно, замечает слезы, которые она ради Бога ест, как хлеб, днем и ночью (см.: Пс. 41, 4).

Разумеется, что верующий и ежедневно читающий в святой Псалтири о горах и пустынях, которые ликуют перед лицом Божиим и откуда придет помощь Господа, или узнающий из Откровения о жене – образе Церкви и всякой души, которая родила младенца мужеского пола (Откр. 12, 13), и ей даны были… два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню (Откр. 12, 14), которая названа «ее местом», свяжет искание Бога и посвящение себя Ему с горами и пустынями, с подвигами и борьбой отшельнической жизни, будет смотреть на пустыню как на место и средство своего мученичества.

Итак, уже в первые времена установления Церкви христиане, жаждавшие познания Писания и достижения абсолютного евангельского совершенства, принятия креста Христова и наследования Царствия Небесного, хотели быть причисленными к отшельникам в пустыне, стать девственниками, которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел (Откр. 14, 4). Поначалу они удалялись от мира в отношении места и образа жизни, а затем, увлекаемые все большей любовью, стали удаляться от него всецело. По слову апостола Павла, для меня мир распят, и я для мира (Гал. 6, 14).

Призвание к монашеству, расположение к отшельничеству и сознание мученика зарождаются и возрастают вместе. Они формируются, словно побеги, а затем плоды евангельской проповеди, обращенной к людям, имеющим свободу выбрать наилучший способ христианской жизни и посвятить себя боголюбивым аскетическим подвигам за Христа.

Поэтому естественно, что Церковь искони считала монахов своими избранными чадами и проявляла к ним повышенный интерес, особенно же после официального признания в IV веке за ней права на жизнь и свободу. Она проявляла заботу о тысячах этих боголюбивых мужественных борцов за Христа и их небесноподражающем монашеском жительстве.

По существу своему, монашество – установление весьма древнее, существует оно с тех пор, как засвидетельствовал Сын Отца Своего и Отец Своего Сына; или, по крайней мере, с тех пор, как была установлена на земле Церковь Христова на крестном и мученическом подвиге христиан. Монахи чувствовали, что их духовные корни, истоки и традиции уходят в мученичество, которое вершится на горах, в пещерах, в монастырях. Мученичеством благоугождается Бог.

3. Много способствовали развитию мученического элемента в монашестве гонения на христиан. Так, за отсутствием возможности наметить другие цели на своем горизонте (особенно на Востоке), кроме стремления к Богу, искания и познания Его, любви к Нему и общения с Ним, человек усматривал свою связь с Господом в стремлении к героизму и подвигам. Мы знаем, как может Бог разговаривать со Своим созданием, помним, как Он потребовал от мученика Ветхого Завета Иова: Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне (Иов. 38, 3). Трусливый, живущий в удобствах человек не может говорить с Богом. Святой Афанасий настоятельно советует девственникам: «Отвращайся женского мышления», и поэтому Церковь доверяет монахиням те же подвиги и скорби, что и мужчинам.

Гонения предоставили верующим возможность запечатлеть свое стремление к Богу кровью мученичества, которое рассматривалось как дар и благодать Божия, как приобретение человеческой немощью Божественной силы. Мученичество воспринималось как честь и слава, дарованная Богом по Его безмерному человеколюбию. Мученичество было единственной в жизни возможностью переступить из мечты в действительность, из тления в вечность. Мученичество крови обеспечивало и немедленное, несомненное спасение, осязаемое обретение Бога. Кровь, питавшая рождающую святых утробу Церкви, и гонения более, чем что–либо другое, даровали истинную жизнь своим чадам, которые, пролив кровь, восходили на небеса.

Церковь с радостью пережила явление мучеников, хотя и сознавала драматичность страшного вихря гонений. В литургии Апостольских постановлений (литургия Апостольских постановлений – древняя литургия иерусалимского типа, дошедшая до нас в юридическо–литургическом памятнике церковной словесности – «Апостольских постановлениях» IV века (глава 57 второй книги, главы 5–15 восьмой книги) и частично в более ранних, например в эфиопском, изводах. – Примеч. ред.) народ призывается особенно поминать святых мучеников, дабы «стать общниками их подвига». Люди верили: «Где Дух Святой, туда следуют, как тень, гонения и борьба», где мученичество, там и Святой Дух.

Когда, по Божиему Промыслу, гонения прекратились, то души, непрестанно помышляющие о Царствии Божием, снова обратились к аскетической жизни. По словам святого Исаака Сирина, то, что совершили мученики, совершают и монахи, «призванные на невидимое мучение». Они в надежде на получение венца денно и нощно предаются посту, бдениям, славословию Богу в ожидании с ликованием великого часа и так идут к совершенной жизни.

Вокруг опытных духовников–старцев, способных вести своих чад ко Христу, процветают большие монашеские общины.

Ежедневное мученичество монахов есть непрерывное соучастие в смерти Христовой, в страданиях героев веры. Через него монахи получают право участвовать в торжестве святых. Орудиями пыток служат подвиги, послушание, духовная брань, истинное смирение. Место мученичества – монашеская келия. Монахи полагают, что «нужно ждать смерти как переселения в лучшую жизнь». Они, умершие для мира, «могила прежде могилы», ведут духовную брань, а арена их борьбы – монастырь.

Все они, «держащие кровь свою в руках своих», стали почитаться всем народом, разжигая веру, укрепляя дух, побуждая к терпению ради Господа, Который удостоит их «встать в один ряд с мучениками и иметь дерзновение перед Богом, равное с ангелами».

Очевидно, что мученичество присутствует в монашестве, даже когда кровь не проливается. Жизнь аскета более совершенна, если она есть следствие призвания к монашеству, ведения подвижнической жизни, измышляющей бесчисленные и всевозможные подвиги в зависимости от устремления, характера, внутренней свободы, знаний, воспитания подвизающегося, от обстоятельств и условий, в которых он находится, и от рассуждения, которое имеет о нем его старец.

Когда монах освободился от забот, от скорбей и стеснений души, связанных с условиями и проблемами мирской жизни, перед ним открывается свободный путь к Богу в священном безмолвии, правильно организованной монашеской семье и подлинном духовном состоянии. Он предается подвигам, самоотречению и Божественному собеседованию. Он стремится исключительно к духовным предметам, опираясь на Бога, ибо, как мы сказали, у него нет проблем, неприятностей, «головной боли» – верных спутников всякого мирского человека. Все свои попечения он исполняет так, чтобы его жизнь шла путем совершенствования. То, что объективно ненужно или необязательно для мирского человека, монах делает из послушания и любви. Феодор Студит так говорит об этом: «Мы, братия, сознательно стремимся к постоянному мученичеству… слезами, вниманием, молитвой, умилением и другими телесными притеснениями».

То, что переживали Святые отцы, мы узнаем опытным путем. «Сжимается сердце, и истекают воды». Это ведет к вечной жизни, потому что проливший свою кровь приобретает Святого Духа. Напротив, прекративший страдать лишается надежды, уверенности, прочной связи со Христом. Поскольку целью монашеского делания является достижение Бога, то нет иного способа восхождения к Нему и обожения, достижения совершенства. Только мученичество делает человека подобным Богу.

Монашество – это принятие на себя пожизненного мучения, восприятие сознания мученика, которое, безусловно, радуется борьбе и никогда не удовлетворяется достигнутым, но сражается дальше по послушанию и силам, имеющимся у человека, который возлюбил: сохраних пути жестоки (Пс. 16, 4).

Эти прижизненные мучения рассматриваются как кратковременное легкое страдание (2 Кор. 4, 17), которое принесет вечную жизнь не потому, что ими оправдываются как «неким достижением», но помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего (Рим. 9, 16), а наше дело страдать и идти к Богу.

Всякое достижение есть дар Божественной любви. Но подвижник всеми силами стремится избежать греховного пути перворожденных и достичь благословения и благодати Божией. От самого человека не исходит ни сила, ни похвала. Он – в пути, а венцы – на Небесах у Бога.

С таким настроем монах превращает ночи в светлые для души дни. Он сражается, чтобы приобрести благоволение Бога, дабы его очи удостоились благодати «пристально вглядываться и созерцать небесное видение» в тот день, который определит Господь, в этой жизни или после нее.

Он живет и подвизается с благодарностью, даже будучи утомленным, пока еще не видя и не зная скрытого в преизобилующей любви Бога. Он оценивает себя как гниль, как червя. Но, веруя в Бога, просит у Него помощи в своем неверии. Кроме того, он уповает на то, что он, всегда грешивший и павший ниже всех других людей, удостоится увидеть пророков и царей.

Таким образом, через многие страдания его вопль «Господи Иисусе Христе!» выказывает все томление падшего человека и надежду на общение с Божественным источником света. Это язык, который знает Бог, внемлет ему, язык, на котором Его творение находит взаимопонимание с Ним.

Монах пребывает в особо благоприятном положении, ибо общается с Богом, и его терпение не зависит от Божественного посещения и изменений, поскольку его добро не находится ни далее Бога, ни прежде Его, но есть только Бог.

Бог, однако, воздает по сердцу нашему и дарует то, что мы просим, действуя внутри нас, в нашем уме, душе, теле. Понемногу мы начинаем различать следы Его присутствия и узнавать, что Он «естество сущих уяснил» (Отпустительный тропарь святителя Василия Великого из Минеи). Господь открывает нам Свои тайны и нашу природу, какова она есть и как изменяется.

Наша жизнь становится жизнью на пиру у Бога. Они видели Бога, и ели и пили (Исх. 24, 11). Если Моисей и его сотрапезники «видели Бога, и ели и пили», как возможно, чтобы не ел и не пил человек, который предстоит перед Богом? По множеству болезней моих в сердце моем, утешения твоя возвеселиша душу мою (Пс. 93, 19).

Поэтому монашеское мученичество есть трудное восхождение к Богу, любовь и желание, выраженные через подвиг до самой смерти, влекущие за собой воздаяние и дары Божественной благодати.

Что вы скажете? Не стоит ли нам, согласно слову пророка, освятить такую радость (см.: Иоиль 3, 9), приготовиться к этой войне, как и подобает воинам Божиим?

Без сомнения, мученичество в безмолвии есть то, что требуется от монаха, что, подобно некоему средству передвижения, приводит его к Богу… Все вышесказанное касается и тех монахов, кто живет в монастырях, и иеромонахов, подвизающихся в миру…

Первые пребывают в естественной среде для совершения подобных подвигов. Вторые, то есть иеромонахи, находятся в Церкви, окормляющей мир, живут в мученичестве пастырского служения, наставляя мятущиеся души стада Божия.

Не может быть, чтобы они не любили мученичества, не искали трудов и болезней, не готовили себя к новым и новым подвигам. Не может быть, чтобы в своем кипучем, затягивающем служении они не пытались выкраивать время для тишины и священных духовных подвигов. При этом они не могут не предвидеть наступления «краха» своего пастырского служения. Неудача, не потому что они сами не способны преуспеть в деле, но потому, что миссия духовного служителя в Церкви должна потерпеть неудачу, чтобы свидетельствовалась сила Божия.

Ревнитель Илия был послан свидетельствовать об истине и проповедовать Бога живого. Какие же, однако, результаты своей миссии увидел этот святейший пророк? То, как Бог выхватил его из жизни прежде, чем тот успел закончить свое дело, было, без сомнения, чудом, но при этом и ударом по делу пророка. Однако несомненно то, что именно ради этого мученичества его и послал Бог.

Святой Иоанн Предтеча свидетельствовал об истине и обличал беззаконие. А беззаконие продолжилось и до сих пор господствует над миром. Пророк лишен своей честной главы. Он не достиг успеха, но стал Предтечей Христовым, главой пророков.

Где то множество апостольских Церквей, которые основали апостолы на Востоке? Где подвиги и чудеса, которые совершали многочисленные святые? Куда делись тысячи проповедников Слова Божия? Мир продолжает валяться в тине греха.

И наши собственные дети, и наша паства, и наш народ, за которых мы изнуряем себя и сражаемся, давайте признаемся в этом, будут жить в грехе своих сердец, в страданиях, в которых живет все общество, они перейдут в вечность в тот определенный момент, когда Бог сам сочтет нужным исхитить их.

Бог дарует победу тем способом, которым Он открылся Исаие. Когда Господь посылал Своего пророка, Он предсказал ему неудачу, но предрек и следующее: Святое семя будет корнем ее (Ис. 6, 13), то есть Сиона, словно Он ему сказал: «Ты потерпишь неудачу. Мир же в тот час, когда вкусит слова Моего или хлеба, начнет проклинать Меня, отрекаться от Меня и кричать: «Уходи, Боже». Но семя, брошенное посреди Сиона, наделено животворящей силой Святого Духа, оно станет стволом, основанием, корнем, древом веры; семя, которое выдержит проверку столетий, вихрь греха и потоп зла. Оно сохранит «оставшееся» Израиля и преобразит его в Церковь, Тело Сына Божия, Отца спасающихся».

Это семя живо в монашестве. Монашество есть ствол Церкви и напоминает о Божественных правах в сердцах людей и о тех правах, которые люди могли бы испросить у Бога и о которых они часто не знают до тех пор, пока не столкнутся с ними лицом к лицу, не откроют для себя монашескую жизнь.

Бог удостоил человека чести монашества, через которое укрепился мир. «Через них – монахов – встал мир, и человеческая жизнь была почтена». Поэтому давайте будем иметь больше доверия к тем обетам, которые мы давали, надевая нашу монашескую схиму, какими бы мы ни были, каким бы великим и сильным ни было наше собственное «я» (или наше представление о нем).

Пусть нас радует то, что мы удостоены монашества и через него становимся сонаследниками мученичества святых. Давайте же прекратим ропот на любое служение, какое бы мы ни приняли на себя, и не будем забывать, что наше призвание – это призвание мученичества за нас самих и за всех людей ради Бога. Бог напояет благодатью землю. Так неужели Он не наполнит благодатью сердца всех членов Своей Церкви, подобно тому, как исполнил ею наши?

Послесловие

Мне бы хотелось напоследок высказать одно пожелание всем нам – иметь доверие к Богу, памятование о Нем и горячую любовь к Нему. Что есть мы? И что есть Он? Все люди, весь мир и все мы, со всем величием нашего сердца, нашими подвигами и нашей любовью, не можем достичь даже мизинца Бога или тысячной доли Его святости.

Так давайте признаемся сами себе, что мы ничтожны. Это достаточно для того, чтобы нам как мученикам, подобно винограду в виноградном прессе, быть растаптываемым и под ногами любви Божией в точиле аскетической и радостной во Христе монашеской жизни, изливаться, как молодое вино, веселя Бога, и изменяться в таинстве новой жизни.

Перевод А. Ю. Никифоровой.