Текст книги "Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе"

Автор книги: Эмили М. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эмили М. Роуз
Убийство Уильяма Норвичского Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

Предисловие переводчика. О передаче имен и географических названий

Работая над данной книгой при передаче имен и названий, я руководствовалась принципами, сформулированными ранее авторским коллективом, в который я входила, в процессе работы над учебными материалами:

«Проблема, встающая перед каждым исследователем западной (и в особенности английской) культуры, пишущим по-русски, – это передача имен собственных и географических названий. Совершенно очевидно, что для многих из них существуют устоявшиеся в русской научной традиции соответствия; при наличии таких соответствий авторы следовали им, не учитывая адекватности или неадекватности устоявшегося варианта передачи имени английскому произношению (Суссекс, Суффолк и т. д.). Однако во многих случаях таких соответствий для одного имени или названия бытует несколько. В таких случаях авторы учебника выбирали тот вариант, который казался им наиболее обоснованным и удачным. <…> В том случае, если в отечественной научной традиции не существует устоявшейся нормы передачи имени, авторы передавали имя, ориентируясь на нормы произношения соответствующей эпохи <…> Отдельную проблему представляет написание слов «нормандский» – «норманнский». Словом «нормандский» мы обозначаем все, связанное с герцогством Нормандия во Франции и происходящее на его территории. Словом «норманнский» обозначается все, связанное с деятельностью выходцев из Нормандии на территории Англии после победы при Гастингсе»11
  Ковалевская Т. В., Вагизова Ф. А., Семенюк Е. В. История, литература и искусство Великобритании. М.: Изд-во РГГУ, 2012. С. 8.


[Закрыть].

Поэтому, в частности, подмастерье Уильям (Вильгельм) именуется, в соответствии с отечественной научной традицией, Уильямом Норвичским, тогда как граф да Варенн – Вильгельмом, настоятель монастыря Клерво – Бернардом и т. д.

Татьяна Ковалевская

Посвящается моей семье

Ил. 1. Карта Европы, на которой отмечен Норвич

Хронология событий

1066 – Нормандское завоевание Англии.

1096 – основан Норвичский собор.

1119 – умирает епископ Герберт Лозинга.

1135 – умирает Генрих I; на престол восходит Стефан Блуаский; гражданская война.

1144 (март) – смерть подмастерья Уильяма.

1145 – епископ Эборард Норвичский удаляется в Фонтене в Бургундии.

1145 (декабрь) – папа Евгений III издает буллу Quantum praedecessores; король Людовик VII Французский ратует за крестовый поход.

1146 (март) – Бернард Клервоский проповедует крестовый поход в Везле, Бургундия.

1146 (лето и осень) – Ральф «Облаиватель» проповедует крестовый поход.

1146/1147 – Уильям Тарб избран епископом Норвичским; умирает шериф Джон де Чезни.

1147–1149 – Второй крестовый поход.

1147 (июнь) – англо-норманны присоединяются к французским крестоносцам на континенте.

1148 (январь) – французы и остатки немецкого войска попадают в засаду; среди погибших – Вильгельм де Варенн, граф Суррея.

1149 – крестоносцы разрозненными группами возвращаются в западную Европу.

1149/1150 – убит Дельсаль, суд над Симоном де Новером в Норвиче по обвинению в убийстве.

Ил. 2. Карта Норвича в 1140‐х годах

ок. 1150 – суд над Симоном де Новером в Лондоне; останки Уильяма Норвичского перенесены с кладбища в помещение капитула; Томас Монмутский начинает писать «Житие и страсти».

1151 – останки Уильяма Норвичского перенесены из здания капитула к центральному алтарю собора.

1168 – брак Матильды Английской и Генриха Льва, герцога Саксонского; смерть Гарольда Глостерского.

1170 – коронация сына Генриха II (молодого Генриха); пожар в Норвичском соборе; обвинения в убийстве ребенка выдвинуты во Франции.

1171 – сожжение евреев в Блуа.

ок. 1172 – Томас Монмутский завершает «Житие и страсти Уильяма Норвичского».

ок. 1173 – смерть епископа Уильяма Тарба.

1179 – Третий Латеранский собор.

1180 – Филипп II Август становится королем Франции; смерть аббата Хью Берийского; реформа чеканки денег в Англии.

1181 – смерть младенца Роберта из Бери-Сент-Эдмундс.

1182 – изгнание евреев из королевских владений во Франции.

1190 – резня в Йорке, бунты и массовые убийства, изгнание евреев из Бери-Сент-Эдмундс.

1290 – изгнание евреев из Англии.

Ил. 3. Томас Монмутский. Житие и страсти св. Уильяма Норвичского. Библиотека Кембриджского университета, ед. хр. 3037, л. 1 прав.

Часть I
Монах, рыцарь, епископ и банкир

До сих пор точно не установлено происхождение кровавого навета, то есть обвинения евреев в ритуальном убийстве христианских детей ради использования их крови в медицинских или ритуальных целях, а также в поношение или из ненависти к Христу22
  О терминах «кровавый навет» и «ритуальное убийство» см. в приложении «О терминологии».


[Закрыть]. Такие обвинения возникают в Европе в Средние века, в эпоху Возрождения и в Новое время; они появляются в Англии, Франции, Испании, Италии, Германии, Польше, Венгрии, Греции и России, в некоторых общинах в США, а также в исламских странах. Тем не менее кровавый навет стал по сути своей «средневековым» обвинением, вобравшим в себя, как представляется многим, все самое темное, что только было в Средних веках.

По большинству обвинений не проводилось официального расследования, и только в нескольких случаях состоялся суд, где были представлены некие улики (обычно полученные под пытками). Подобные утверждения постоянно опровергались церковью, а также христианскими императорами, королями и турецким султаном, не говоря уже о самих евреях и многих крещеных евреях33
  Среди известных личностей, опровергавших подобные утверждения, были император Фридрих II, папа Иннокентий IV в своей энциклике Lachrymabilem Judaerorum Alemanniae 1247 года и (будущий) папа Климент IV в 1758 году. Об этом см.: Roth C. The Ritual Murder Libel and the Jew: The Report by Cardinal Lorenzo Ganganelli (Pope Clement XIV). London: The Woburn Press, 1935. В XVI веке Сулейман Великолепный издал фирман, опровергающий кровавый навет.


[Закрыть]. Было хорошо известно, что еврейское право запрещает употребление крови.

Все обвинения рассыпались, когда историки начали тщательно их изучать. Все предполагаемые жертвы исчезли из католических святцев44
  Самые известные, святые Симон Трентский и Вернер Обервезельский, были исключены из римско-католических святцев в 1965 году в ходе литургических реформ после II Ватиканского собора. Культ Андреаса (Андерля) Риннского был прерван епископом в 1984 году и запрещен в 1994‐м. Во многих соборах, где когда-то были гробницы мальчиков-мучеников, теперь думают о том, как поминать предполагаемых жертв ритуального убийства. В некоторых убрали все упоминания о них из путеводителей и из самих зданий; другие разместили молитвы за жертв предубеждения или за невинных мучеников.


[Закрыть]. Но представления о кровавом навете дожили до сегодняшнего дня. Самый ранний известный нам случай обвинения в ритуальном убийстве произошел в Англии в середине XII века. В 1150 году Томас Монмутский, бенедиктинский монах из монастыря при кафедральном соборе в Норвиче в Восточной Англии, начал собирать заметки для повествования, которое он завершил более двадцати лет спустя. Это «Житие и страсти святого Уильяма Норвичского». Текст Томаса дошел до нас в единственной рукописи XII века, которая ныне хранится в библиотеке Кембриджского университета55
  Thomas Monumetensis. Liber de Vita et Passione Sancti Willelmi Martyris Norwicensis. Cambridge University Library, Add. Ms. 3037. Впервые переведено на английский язык и издано Огастесом Джессопом и М. Р. Джеймсом: Jessopp A., James M. R. The Life and Miracles of St. William of Norwich by Thomas of Monmouth. Cambridge: Cambridge University Press, 1896. Далее труд Томаса цитируется как: Vita; редакторские комментарии Джессопа и Джеймса как: Jessopp, James. Life and Miracles. Мири Рубин выполнила новый английский перевод и разместила новую транскрипцию латинской рукописи в Интернете: http://yvc.history.qmul.ac.uk/passio.html. Цитаты и ссылки на соответствующие страницы даются по: Thomas of Monmouth. The Life and Passion of William of Norwich / Ed. and trans. M. Rubin. London: Penguin Books, 2014, если не указано иное. Редакторские замечания Рубин цитируются как: Rubin. Life and Passion.


[Закрыть]. Томас Монмутский сообщал, что несколькими годами ранее, еще до того, как он прибыл в Норвич, юному подмастерью кожевника по имени Уильям якобы обещали работу у архидьякона. Вместо этого его отвели в дом некоего известного в Норвиче еврея, где он и пробыл несколько дней. Затем по указанию этого еврея, одного из ведущих норвичских банкиров, Уильяма тайно держали в плену, подвергли «всем мучениям Христовым» и убили. Как пишет Томас, увенчав Уильяма терновым венцом, евреи обмотали ему голову веревкой с завязанными на ней узлами и засунули ему в рот кляп; затем они унесли изувеченное тело юноши в лес и повесили66
  Томас пишет, что евреи вначале пытали Уильяма и сунули ему в рот деревянную ворсовальную шишку (колючий инструмент, которым ворсовали шерстяную ткань), а затем повесили его на дереве на льняной веревке (Vita. I, vii, 21), но тело подмастерья нашли у корней дуба (Vita. I, x, 24), с обритой и пронзенной головой.


[Закрыть]. В конце концов его тело нашли под деревом за городскими стенами.

Томас Монмутский утверждает, что евреи провели этот предполагаемый ритуал в насмешку над Распятием и христианством и что поэтому Уильяма следует почитать как святого. Повествование Томаса состоит из двух книг, где он подробно описывает житие и страсти Уильяма, и еще пяти, где описываются чудеса, которые святой якобы совершил после смерти. Автор «Жития» заявлял, что Уильям достоин почитания, и представлял его важным покровителем Норвичского собора. Тем не менее в современный ему период слава Уильяма оказалась эфемерной и быстро увяла даже в Норвиче (хотя в позднем Средневековье интерес к юному подмастерью на короткое время внезапно вспыхнул вновь), но история эта и мысль о том, что евреи совершают ритуальные убийства, в общих чертах твердо укоренились в европейском воображении77
  О позднесредневековом возрождении культа Уильяма, которое здесь не затрагивается, см.: Shinners J. The Veneration of Saints at Norwich Cathedral in the Fourteenth Century // Norfolk Archeology. Vol. 40. P. 133–144.


[Закрыть].

В данной книге заново рассматриваются обстоятельства смерти Уильяма и интерпретация этой смерти в сочинении Томаса; основной предмет моего внимания – автор и главные герои его повествования. Обычно это обвинение в ритуальном убийстве изучается в длинном ряду обобщений, связанных с многовековой историей христианско-еврейских отношений; моя же цель состоит в том, чтобы рассмотреть его в конкретном историческом контексте событий, происходивших в провинциальном англо-норманнском городе эпохи Высокого Средневековья. Я также уделяю особое внимание еще одному эпизоду, описанному в «Житии и страстях святого Уильяма Норвичского», а именно суду по обвинению в другом убийстве, совершенном в 1150 году. На этом суде снова заговорили о смерти Уильяма. Жертвой второго убийства был еврейский банкир, а обвиняемым – рыцарь Симон де Новер, не имевший возможности уплатить свои долги. Уильям Тарб, епископ, которому служил рыцарь, выступил в его защиту перед королевским судом в Лондоне, настаивая, что убитого банкира и всю еврейскую общину следует обвинить в насильственной смерти юного Уильяма. Именно после этого суда Томас Монмутский создал свое повествование.

Совершенно справедливо утверждают, что «Житие и страсти» Томаса – скорее трактат о мученичестве, чем юридический документ: яркий, эмоциональный призыв, а не представление улик на суде88
  Bale A. Feeling Persecuted: Christians, Jews and Images of Violence in the Middle Ages. London: Reaktion, 2009. 50ff.


[Закрыть]. Монах признает, что рассказывает о суде так, как он его себе вообразил, и нет никаких сомнений, что с точки зрения наших представлений об объективных исторических свидетельствах текст Томаса весьма проблематичен99
  Рубин подчеркивает, что трудно давать любое историческое прочтение труда Томаса, поскольку он является практически единственным источником сведений о событиях, о которых повествует. См.: Rubin. Life and Passion. P. XVII.


[Закрыть]. Но все же, несмотря на то, что рассказ Томаса Монмутского о суде являет собой tour de force по части риторики, не следует считать его просто вымыслом. Сколь бы Томас ни манипулировал своим материалом, он вряд ли мог выдумать присутствие на процессе короля Стефана; более того, многие из участников судебного процесса были еще живы много лет спустя, когда агиограф завершил свой труд1010
  Это составляет резкий контраст с протагонистами предполагаемого мученичества, в силу удачного стечения обстоятельств уже по большей части скончавшимися к тому времени, как Томас Монмутский начал свою работу.


[Закрыть]. Изложение событий у Томаса подверглось риторической и художественной обработке, потому что оно должно было соответствовать существующим канонам написания житий святых и – особенно в части описания суда – еврейско-христианским диспутам1111
  Алекс Новикофф прослеживает растущую перформативность еврейско-христианских диспутов того периода. См.: Novikoff A. J. The Medieval Culture of Disputation: Pedagogy, Practice, and Performance. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2013.


[Закрыть]. Но содержание «Жития» пересекается с историей как таковой по крайней мере в двух важных аспектах: во-первых, его автор пишет об исторических фигурах и событиях, местных деталях и хронологии, сообщая мельчайшие подробности, словно он сверялся с альманахом1212
  Rubin. Life and Passion. P. XX. Альманахами изначально именовались записи астрономических событий, рыночных дней, праздников, к которым позднее прибавились медицинские советы и т. д. – Прим. перев.


[Закрыть]; и, во-вторых, автор надеется на то, что, когда его труд начнут переписывать и распространять, эта работа обретет для позднейших читателей статус авторитетного повествования о произошедших событиях1313
  Любопытно сравнить этот текст с произведением Гальфрида Фонтиба, созданным в те же годы. Очевидно вымышленные факты у Гальфрида уже стали фиксированными элементами агиографической традиции жития св. Эдмунда. Об этом см.: Hayward P. Geoffrey of Wells’ Liber de infantia sancti Edmundi and the «Anarchy» of King Stephen’s Reign // Bale A. (Ed.) St. Edmund, King and Martyr: Changing Images of a Medieval Saint. York: York Medieval Press, 2009. P. 75.


[Закрыть]. Какова бы ни была природа «Жития» как литературного документа, оно содержит описание самого раннего известного обвинения в ритуальном убийстве, а потому de facto является источником кровавого навета. Анализ ключевых элементов и черт нарратива Томаса в контексте других типов исторических свидетельств дает нам возможность проникнуть в события, о которых он пишет, а также понять, как сложилось и обрело свою форму обвинение в ритуальном убийстве ребенка.

Эти события произошли в эпоху Высокого Средневековья, в период стремительных социально-политических и экономических преобразований. Так называемый ренессанс XII века характеризовался быстрым ростом населения; расширялась торговля; продолжались крестовые походы; возродились греческая наука и римское право; развивалась чиновничья система европейских государств1414
  О насыщенной жизни эпохи см. в: Haskins C. H. The Renaissance of the Twelfth Century. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1927. См. также: Benson R. L., Constable G., Lanham C. D. (Eds.) Renaissance and Renewal in the Twelfth Century. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1982.


[Закрыть]. Создание школ и университетов, быстрая урбанизация, усовершенствования в методах ведения сельского хозяйства привели к интеллектуальному подъему, о котором свидетельствуют достижения в архитектуре (кульминация романского стиля и зарождение готики), расцвет поэзии, куртуазных романов и исторических трудов, философских дебатов, а также развитие идеалов рыцарства. Расширение популярности паломничеств и поклонения мощам святых предвосхитило живой интерес к почитанию Девы Марии и к сосредоточению на теологии евхаристии, которая будет окончательно сформулирована в следующем столетии. Все шире распространялись аффективная набожность и религиозный экстаз. Ничто не предвещало демографических кризисов, которые грянули во время «катастрофического» XIV века и Черной смерти (1348–1350). Но в то же самое время этот культурный расцвет XII века сопровождался кризисом сеньориальной системы, новыми попытками направить насилие в приемлемое русло и все возрастающими усилиями идентифицировать, маргинализировать и покарать тех, кто обитал на периферии христианского общества1515
  Из недавних работ см.: Bisson T. N. The Crisis of The Twelfth Century: Power, Lordship, and the Origins of European Government. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2009; Moore R. I. The Formation of a Persecuting Society; Authority and Deviance in Western Europe, 950–1250. Malden, MA: Blackwell Publishing, 2007.


[Закрыть].

Убийство Уильяма Норвичского произошло почти через сто лет после Нормандского завоевания (1066 год), когда Англией стали править норманнские короли, также имевшие большие владения на французской территории. Для Норвича это событие приобрело драматические последствия: многие дома в центре старого города были разрушены, строились новые французские районы. К XII веку франкофонная англо-норманнская элита продолжала править страной, но уже заключались смешанные браки, норманны приспособились к англоговорящему англосаксонскому большинству и создали новую динамичную социально-политическую культуру1616
  Дж. Дж. Коэн утверждает, что какое-то время кровавым наветам уделялось меньше внимания в связи с кризисом XII века в Норвиче, поскольку основное внимание сместилось на «непреодолимую» пропасть, разделяющую англо-норманнов и англосаксов. См.: Cohen J. J. The Flow of Blood in Medieval Norwich // Speculum. 2004. Vol. 79. P. 26–65, особ. P. 49 и 56; Cohen J. J. Hybridity, Identity and Monstrosity in Medieval Britain: On Difficult Middles. New York: Palgrave MacMillan, 2006. P. 139–174. Ярроу также подчеркивает, что в культе св. Уильяма «отразились и использовались страхи купеческого истеблишмента Норвича». См.: Yarrow S. Saints and Their Communities. Miracle Stories in Twelfth-Century England. Oxford, Clarendon Press, 2006. P. 167. Лэнгмюир пишет о многих современных авторах, которые исходят из виновности евреев в смерти Уильяма. См.: Langmuir G. Toward a Definition of Antisemitism. Berkeley: University of California Press, 1990.


[Закрыть].

Хотя в истории смерти Уильяма есть сильный английский (то есть англосаксонский) элемент, в ней практически отсутствуют указания на то, что конфликт между норманнскими завоевателями и местными англосаксами все еще продолжался. В Норвиче середины XII века непосредственные заботы, связанные с гражданской войной и Вторым крестовым походом, были много важнее Нормандского завоевания, связанного с далеким прошлым. После того как младший сын Вильгельма Завоевателя Генрих I умер в 1135 году, его дочь Матильда, жена графа Анжуйского, и племянник Стефан Блуаский, граф Булонский, соперничали за власть. Это привело к длительной гражданской войне и безвластию; политическая ситуация окончательно разрешилась лишь тогда, когда после смерти короля Стефана в 1154 году на престол взошел сын Матильды Генрих II, первый Плантагенет. Именно в этот бурный, полный насилия период и был убит юный Уильям. Второй крестовый поход (1147–1149) внес свою лепту в общее смятение, возбуждая всеобщие ожидания, пожирая средства своих участников и увеличивая неопределенность политической власти. После гражданской войны нелегко было перестраивать инфраструктуру и восстанавливать гражданское общество в Восточной Англии, особенно потому, что столько внимания, энтузиазма и ресурсов было направлено на Святую землю и предвосхищаемые победы – как духовные, так и земные.

Норвич, где произошло убийство, являлся вторым во величине городом в средневековой Англии. Расположенный в нескольких днях езды на северо-восток от Лондона, процветающий норманнский город, выстроенный на древнем фундаменте, Норвич был правительственным, церковным и экономическим центром восточной Англии (Восточной Англии)1717
  На русском языке практически неразличимы термины «Восточная Англия» (East Anglia) и «восточная Англия» (Eastern England). Первый означает территорию, которую ранее занимало одноименное англосаксонское государство; ныне в Восточную Англию обычно включают Суффолк, Норфолк и Кембриджшир, а также город Питерборо; второй термин означает восток Англии как части Великобритании. Единственный способ их различить – писать Восточная с большой буквы в первом случае. – Прим. перев.


[Закрыть]; поэтому там располагались процветающий рынок, мощный укрепленный замок и великолепный собор, одно из величайших произведений романской архитектуры того времени. Река Уэнсум, протекающая через город, и река Яр, текущая к порту Большой Ярмут, обеспечивали Норвичу удобный доступ к центральным графствам, откуда в город шли шерсть и скот, и к морю, что давало возможность вести международную торговлю. Растущий город был хорошо обеспечен рыбой для пропитания и торфом для отопления в холодное время.

Евреи впервые прибыли в Англию вместе с норманнами, но к XII веку они только-только начали селиться за пределами Лондона. Упоминание норвичских евреев у Томаса Монмутского – также первое документальное свидетельство существования там еврейской общины. Мало что известно о еврейских общинах начала XII века: большая часть информации о них выводится из налогового списка (donum) 1159 года, который позволяет нам примерно оценить сравнительные размеры и благосостояние разных общин, существовавших к этому времени. В начале XIII века в Норвиче с населением где-то в пять тысяч человек численность еврейской общины составляла примерно двести человек1818
  Rutledge E. The Medieval Jews of Norwich and their Legacy // Heslop T. A. (Ed.) Art, Faith and Place in East Anglia from Prehistory to the Present. Woodbridge: Boydell and Brewer, 2012. P. 117–129. Классическая работа – Lipman V. D. The Jews of Medieval Norwich. London: The Jewish Historical Society of England, 1967.


[Закрыть]. Ее быстрый рост говорит о том, что Норвич был одним из тех мест, где предпочитали селиться прибывшие из‐за границы евреи. В этом процветающем городе проживало много норманнов, там имелся порт, Норвич установил тесные культурные связи с континентальной Европой; во время гражданской войны он оставался одним из оплотов короля Стефана. Демографические и финансовые данные подтверждают привлекательность города. К 1159 году по сумме налогов, выплачиваемых евреями королю, Норвич уступал только Лондону, хотя они жили в Норвиче менее одного поколения1919
  Ibid. P. 4; на основе расчетов, заимствованных из: Richardson H. G. The English Jewry under Angevin Kings. London: Methuen and Co., 1960.


[Закрыть]. Для евреев Норвич также был бастионом науки, интеллектуального меценатства и международной торговли2020
  См., например, рукопись XIII века, где упоминаются арабские ссуды: Beit-Arié M. The Makings of the Medieval Hebrew Book: Studies in Paleography and Codicology. Jerusalem: Magnes Press, Hebrew University, 1993. В грамотах на иврите часто используется термин «ha-nadib» (меценат). См.: Lipman V. D. The Jews of Medieval Norwich. P. 150.


[Закрыть]. Ближе к концу столетия он стал для них и своего рода убежищем, потому что другие английские города, например Тетфорд в Норфолке и Бангей в Суффолке, в то время уже были далеко не столь гостеприимны.

Евреи в Англии занимались разными видами деятельности; главным образом они давали деньги в долг, что являлось, однако, для них далеко не единственным занятием. Они также вели торговлю и практиковали всяческие ремесла – особенно славились врачебным искусством; в Европе того времени (следовательно, по всей вероятности, и в Англии) евреи были известны умением работать с драгоценными металлами, они занимались ювелирным делом, владели монетными дворами и чеканили монету. В 1140‐х годах они, по всей видимости, были тесно связаны с обменом иностранных денег. Хотя в «Житии и страстях» Томаса Монмутского постоянно встречаются намеки на трудности, с которыми евреи сталкивались, вписываясь в жизнь христианской Англии, на самом деле XII век оказался для евреев достаточно мирным временем – вплоть до бунтов, которыми сопровождалась коронация Ричарда I в 1189 году, и до изгнания их из страны столетием позже (1290 год). В Англии не было вспышек насилия, – таких, как, например, массовые убийства евреев в прирейнских землях во время Первого крестового похода (1096 год). Поэтому оформление Томасом Монмутским обвинения в ритуальном убийстве воспринимается как поворотный момент в истории евреев в средневековой Англии.

Эта книга – о людях, живших обычной жизнью средневекового города, а не о великих или могущественных особах, таких как короли и графы, папы и архиепископы, ученые и канцлеры, королевы и куртизанки. Я также не затрагиваю жизнь деревенских жителей, необразованных поселян, брошенных жен, невежественных пахарей или еретически настроенных, но не имеющих возможности высказаться крестьян. Основные персонажи нашей книги получили какое-то образование, обладали некоторым влиянием и придерживались традиционных религиозных воззрений. Они имели достаточный вес в обществе – до нас дошли их имена, они владели землями, делали вклады в монастыри, сражались в битвах, приносили публичные клятвы, распоряжались собственностью, свидетельствовали и подписывали документы, появлялись в суде, платили за лечение, читали книги, путешествовали за границу, заботились о своих детях и давали им образование, их помнили члены их семей, друзья и коллеги. Они представляются вполне типичными представителями своих социальных групп.

Никто из этих мужчин и женщин не кажется невероятным глупцом, простофилей или чудовищным злодеем. И все же, когда судебный процесс над рыцарем-убийцей свел их вместе, на свет родился один из самых гнусных нарративов в истории Средневековья и раннего Нового времени. Обвинение евреев в том, что они убивали детей, чтобы воспользоваться их кровью, ждала долгая и тлетворная жизнь, и оно оставило свой отпечаток как на народном воображении, так и на взглядах элиты.

За те века, что прошли с момента возникновения кровавого навета – начиная с повествования Томаса Монмутского, – он стал причиной пыток, смертей и изгнания тысяч евреев по всей Европе вплоть до истребления целых общин; из‐за него множество евреев было выслано, казнено, сожжено на кострах или умерло в тюрьме. Обвинения в ритуальном убийстве – а временами даже просто слухи о нем – вызывали беспорядки в каждом столетии вплоть до двадцатого, восемь веков спустя после смерти Уильяма Норвичского. Даже в тех случаях, когда евреев судили по обвинению в смерти ребенка и оправдывали, подобные обвинения сами по себе закладывали основания для их огульного осуждения и изгнания.

Теперь, когда якобы совершаемые евреями ритуальные убийства более не считаются исторической правдой, по понятным причинам важность, которую эти обвинения имели в прошлом, преуменьшается или отрицается вообще. И христиане, и евреи, будучи не в состоянии прийти к консенсусу по поводу происхождения кровавого навета или объяснить его живучесть, склонны не задумываться о трагических последствиях и длительной вражде, которые он породил. Большинство предпочитает положительные примеры межрелигиозного диалога, культурных заимствований и мирного сосуществования (convivencia), а не проявления крайней и непостижимой враждебности. Поэтому ритуальное убийство и кровавый навет воспринимаются как часть давнего средневекового прошлого. Но все же эта ложная идея остается столь эмоционально болезненной и столь глубоко укорененной в культурной памяти, что даже сегодня она представляет собой визуальное и вербальное мерило исторической злобы2121
  См., например, волну возмущения, поднявшуюся после того, как в 2011 году бывший кандидат в вице-президенты Сара Пэйлин употребила термин «кровавый навет»; недавние споры о визуализации мотивов кровавого навета в Великобритании, Венгрии и Израиле; и анализ современной поэзии в: Julius A. Trials of the Diaspora: A History of Anti-Semitism in England. Oxford: Oxford University Press, 2010. О недавнем исследовании роли СМИ см.: Israeli R. Poison: Modern Manifestations of a Blood Libel. Oxford: Lexington Books, 2002.


[Закрыть].

Кровавый навет имел далеко идущие последствия, но его значимость трудно исчислить – и тем более ее нельзя измерить простым подсчетом примеров из исторических книг и энциклопедий. Некоторые обвинения повлекли за собой длительные тюремные заключения, массовые убийства и изгнания целых общин, которые оставались в памяти столетиями. Другие упоминаются лишь мимоходом, они зафиксированы в давно позабытых и быстро отвергнутых официальными лицами документах. Большую часть обвинений, вынесенных в XII–XIII веках, считали тяжкими преступлениями и воспринимали со всей серьезностью. Подобные обвинения либо выдвигались самыми высокими правительственными инстанциями, либо доводились до их внимания. Другие словно бы составлялись в качестве литературных и риторических нарративов или сатирических аллюзий, которые не следовало воспринимать как факты. Самый известный пример – «Рассказ аббатисы» конца XIV века из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Рассказ заканчивается отсылкой к истории Хью Линкольнского, произошедшей столетием ранее. Многие другие подобные повествования были откровенной ложью или же возникали потому, что позднейшие авторы, стремясь подчеркнуть вероломство евреев или, наоборот, их виктимизацию, неверно толковали собственные источники. Во всех этих случаях они полагались на неточные списки текстов, имевшие хождение столетиями и искажавшиеся в процессе бытования.

Нельзя ни сбрасывать со счетов историческую и социокультурную значимость обвинений в ритуальном убийстве, ни преувеличивать их влияние. Например, высказывалось предположение, что в проникнутом насилием позднесредневековом обществе обвинения в ритуальном убийстве не представляли собой ничего особенного2222
  Ocker C. Ritual Murder and the Subjectivity of Christ: A Choice in Medieval Christianity // Harvard Theological Review. 1998. Vol. 91. P. 155 n. 4.


[Закрыть]. Но частота их выдвижения не является надежной или адекватной мерой их культурного, экономического или правового воздействия. Некоторые случаи не оставили по себе никакого следа. Другие, например, история Хью Линкольнского (в Англии) в XIII веке или Симона Трентского (в Италии) в XV веке, имели далеко идущие последствия как в свою эпоху, так и столетия спустя. Обвинения, предъявленные в XIX веке в Дамаске и в XX веке в Киеве (суд над Менделем Бейлисом), привлекли огромный интерес общественности. О них подробно писали в популярных газетах, впоследствии их анализировали в серьезных книгах, рассчитанных на широкую аудиторию, и даже сегодня они остаются темой крупных научных трудов2323
  Из недавних работ о Дамаске см.: Kalman J. Sensuality, Depravity, and Ritual Murder: The Damascus Blood Libel and Jews in France // Jewish Social Studies. 2007. Vol. 13. № 3. P. 35–58; Florence R. Blood Libel: The Damascus Affair of 1840. Madison: University of Wisconsin Press, 2004; Frankel J. The Damascus Affair: Ritual Murder, Politics, and the Jews in 1840. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. Из недавних работ о деле Менделя Бейлиса см.: Levin E. A Child of Christian Blood: Murder and Conspiracy in Tsarist Russia: The Beilis Blood Libel. New York: Schocken Books, 2014; Weinberg R. Blood Libel in Late Imperial Russia: The Ritual Murder Trial of Mendel Beilis. Bloomington: Indiana University Press, 2013.


[Закрыть].

Обвинения в ритуальном убийстве были широко распространены как географически, охватывая северную и южную Европу, Ближний Восток и Америку, так и хронологически, с XII по XX века. Они также имели политические, экономические и правовые последствия колоссального значения. Кровавый навет был не просто обычным мотивом религиозного фольклора, как его теперь часто описывают.

При перечислении соответствующих эпизодов в Средние века не принимается во внимание непосредственный культурный контекст, в котором распространялись такие обвинения. Предполагаемые жертвы прославлялись в балладах и песнях, изображались вместе с Девой Марией на живописных панно и на алтарях, в их честь освящались церкви по всей Европе, их мощи хранились в соборах. Евреев, совершавших эти убийства, также представляли в рукописях, скульптурах, картинах и на витражах. В современную эпоху такие изображения появлялись в печати, на плакатах и открытках и даже на обложках журналов, на видных местах на автобусных остановках, в столовых разных компаний, в парках2424
  Кровавый навет активно пропагандировали на обложках печально известного таблоида Der Stürmer, издававшегося Юлиусом Штрайхером; их размещали на специальных Stürmer-kasten, стендах, распространенных по всей Германии.


[Закрыть]. Правовые, финансовые и богословские корни кровавого навета уже давно иссохли, но он оставался влиятельным культурным концептом2525
  В подзаголовках недавних работ на эту тему встречаются такие фразы, как «вековая ненависть», «смертельная одержимость» и «пик ненависти». См.: Bale A. Some Blood and a Lot More Ink // Journal for the Study of Antisemitism. 2011. № 3. P. 782.


[Закрыть].

Попытки объяснения обвинений в ритуальном убийстве, возникавших в разные времена и в разных местах, при весьма различных общественных, религиозных и политических обстоятельствах, необходимо исходят из всеобъемлющих теорий, опирающихся на антропологию, фольклор, психологию и общественные науки, но не на историю. Долгое время исследователи полагали, что истоки кровавого навета восходят к античности, что он являлся продолжением преследований римлянами христиан, когда-то считавшихся иудейской сектой2626
  Encyclopaedia Judaica. Blood Libel: Origins // Encyclopedia Judaica. First ed. 1971; second ed. Jerusalem: Macmillan Reference USA in association with Keter Publishing House, 2007. Vol. 3. P. 774–776.


[Закрыть]. Некоторые искали корни навета в таких различных сферах, как еврейские обряды обрезания, кошерный забой скота, праздник Пурим, еврейские праздничные блюда (например, маца, харосет2727
  Блюдо, подаваемое на Пасху, приготовляется из различных орехов, вина и воды. – Прим. перев.


[Закрыть], хоменташ2828
  Блюдо, подаваемое на стол в Пурим. – Прим. перев.


[Закрыть]), еврейские погромы времени Первого крестового похода или ощущение вины за брошенных или беспризорных детей2929
  Об обрезании см.: Jewish Encyclopedia. Vol. 3. P. 263; Gross A. The Blood Libel and the Blood of Circumcision: An Ashkenazic Custom That Disappeared in the Middle Ages // The Jewish Quarterly Review. 1995. Vol. 86. № 1–2. P. 171–174; о том, как в XV веке впервые связали ритуальное убийство и обрезание, см.: Trachtenberg J. The Devil and the Jews: The Medieval Conception of the Jew and Its Relation to Modern Antisemitism. Philadelphia: Jewish Publication Society, 1983. P. 149. См. также ответ Израэлю Ювалю: Biale D. Blood Libels and Blood Vengeance // Tikkun. 1994. Vol. 9. № 4. P. 39–40, 75. О Пуриме и насилии см.: Roth C. The Feast of Purim and the Origins of the Blood Accusation // Speculum. 1933. № 8. P. 520–526; репринт: Dundes A. (Ed.) The Blood Libel Legend: A Casebook in Anti-Semitic Folklore. Madison: University of Wisconsin Press, 1991. P. 261–272; Horowitz E. Reckless Rites: Purim and the Legacy of Jewish Violence. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2006. P. 220–226. Горовиц прослеживает возникновение ложного обвинения в том, что евреи используют кровь в приготовляемых на Пурим хоменташах, предъявленные Эрнсту Фердинанду Гессу, еврею, принявшему христианство в конце XVI века (Horowitz Е. Reckless Rites. P. 226). Как отмечал Кеннет Стоу, связь красного вина, используемого в пасхальных харосетах, изготовляемых из смеси фруктов и орехов, с обвинением в ритуальном убийстве впервые была отмечена в XIV веке в Савойе. См. также: Yuval I. Jews and Christians in the Middle Ages: Shared Myths, Common Language // Wistrich R. S. (Ed.) Demonizing the Other: Antisemitism, Racism and Xenophobia. Jerusalem: Vidal Sassoon International Center for the Study of Antisemitism, 1999. P. 102; см. также комментарии Дэвида Биала к работе Эрнта Бишоффа 1920 года, где он анализирует связанное с харосетами обвинение: Biale D. Blood and Belief: The Circulation of a Symbol Between Jews and Christians. Berkeley: University of California Press, The S. Mark Taper Foundation Imprint in Jewish Studies, 2007. P. 133. Обвинение в том, что евреи используют кровь для приготовления мацы, впервые зафиксировано в XV веке. Об убийстве см.: The Jewish Encyclopedia. Vol. 3. P. 263. Однако Израэль Юваль прослеживает обвинения в «ритуальном каннибализме» по крайней мере до начала XIII века. Еврейское Sefer Nizahon Vetus намекает на выдвигаемые христианами обвинения в том, «что мы едим людей и кровь христианских детей», и Юваль отмечает, что это утверждение оказывается близкой параллелью к литургическому стихотворению (piyyut) 1221 года. См.: Yuval I. J. «They Tell Lies: You Ate the Man»: Jewish Reactions to Ritual Murder Accusations // Abulafia A. S. (Ed.) Religious Violence Between Christians and Jews: Medieval Roots, Modern Perspectives. New York: Palgrave, 2002. P. 90 след. О крестовых походах см.: Yuval I. J. Vengeance and Damnation, Blood and Defamation: From Jewish Martyrdom to Blood Libel Accusation [на иврите] // Zion. 1993. Vol. 58. P. 33–96; Idem. Two Nations in Your Womb: Perceptions of Jews and Christians in Late Antiquity and the Middle Ages. Berkeley: University of California Press, 2006. P. 164 след. О кошерном забое см.: Judd R. The Politics of Beef: Animal Advocacy and the Kosher Butchering Debates in Germany // Jewish Social Studies. 2003. Vol. 10. № 1. P. 117–150, ос. 124–125, подробнее разработано в: Judd R. Contested Rituals: Circumcision, Kosher Butchering, and Jewish Political Life in Germany, 1843–1933. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2007. О брошенных детях см.: Boswell J. The Kindness of Strangers: The Abandonment of Children in Western Europe from Late Antiquity to the Renaissance. New York: Pantheon Books, 1988. P. 352; Auslander D. P. Victims or Martyrs: Children, Antisemitism, and the Stress of Change in Medieval England // Classen A. (Ed.) Childhood in the Middle Ages and the Renaissance: The Results of a Paradigm Shift in the History of Mentality. Berlin: Walter de Gruyter, 2005. P. 125–129.


[Закрыть]. Многие современные авторы видят в кровавом навете или извращение, или предлог демонизировать евреев, особенно евреев-заимодавцев3030
  Гэвин Лэнгмюир утверждал, что Томас Монмутский придумал обвинение в ритуальном распятии, чтобы укрепить свою веру. См.: Langmuir G. Thomas Monmouth, Detector of Ritual Murder // Speculum. 1984. Vol. 59. P. 820–846, а также сборник статей: Langmuir G. Toward a Definition of Antisemitism. Berkeley: University of California Press, 1990; Idem. History, Religion and Antisemitism. Berkeley: University of California Press, 1990. Хотя три основных вывода Лэнгмюира оспаривались (что Томас Монмутский выдумал обвинение в ритуальном распятии; что обвинение в ритуальном распятии по сути своей отличается от кровавого навета; и что обвинение в ритуальном распятии в XII веке представляет собой рождение «антисемитизма»), его новаторские труды остаются важной вехой для всех, кто рассматривает эту тему. См.: Langmuir G. Toward a Definition. P. 11–12, 235; Moore R. I. The Formation of a Persecuting Society; Authority and Deviance in Western Europe, 950–1250. Malden, MA: Blackwell Publishing, 2007. P. 139–140.


[Закрыть]. Другие рассматривают его как пример психологической проекции3131
  Кроме работ Лэнгмюира см. также: Schultz M. The Blood Libel: A Motif in the History of Childhood. P. 273–303; Dundes A. The Ritual Murder or Blood Libel Legend: A Study of Anti-Semitic Victimization Through Projective Inversion. P. 336–378; эти и другие статьи см. в: Dundes A. (Ed.) The Blood Libel Legend: A Casebook in Anti-Semitic Folklore. Madison: University of Wisconsin Press, 1991.


[Закрыть]. Утверждалось, что христиане сомневались в своей вере, и отсюда рождались «иррациональные фантазии»; например, Томас Монмутский вообразил себе ритуальное распятие, чтобы укрепить собственную веру. На данный момент существует уже обширная специальная историография по обвинениям в ритуальном убийстве3232
  См.: Langmuir G. Definition, особенно главу «Historiographic Crucifixion». Анализ недавних работ об обвинении в ритуальном убийстве и различных методологий, используемых их авторами, см. в: Johnson H. Blood Libel: Scholarship and Ethics at the Limits of Jewish History. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2012; о XII веке в частности см. также: O’Brien D. The Pinnacle of Hatred: The Blood Libel and the Jews. Jerusalem: Magnes Press, 2011. Прекрасно отреферированную историографию см. в: Rubin. Life and Passion. P. VII–XI.


[Закрыть]. В частности, много внимания уделялось Уильяму Норвичскому – с тех самых пор, когда в конце XIX века антиквар М. Р. Джеймс обнаружил в приходской библиотеке в Суффолке полный текст его «Жития» и вместе с Огастесом Джессопом, почетным каноником Норвичского собора, отредактировал и опубликовал ставший классическим перевод3333
  Рубин анализирует происхождение рукописи и переписку ее первых издателей: Rubin. Life and Passion. P. LI–LXIII.


[Закрыть]. «Житие и страсти» недавно были заново переведены для современной аудитории, включая фрагменты, выпущенные викторианскими переводчиками из соображений пуританской благопристойности3434
  См., например: Vita. III, xiii, 94.


[Закрыть].

Согласно общепринятой ныне точке зрения, кровавый навет был общеевропейским феноменом, и историческая правда о нем никогда не станет известна3535
  Недавно редактор одного журнала заключила, что «мы никогда об этом не узнаем». См.: Bennett G. Towards a Revaluation of the Legend of ‘Saint’ William of Norwich and Its Place in the Blood Libel Legend // Folklore. 2005. Vol. 116. P. 119–139; «William of Norwich and the Expulsion of the Jews» // Ibid. P. 311–314; в обеих статьях игнорируются все исторические исследования истории Уильяма Норвичского и ритуального убийства, проведенные двумя поколениями исследователей.


[Закрыть]. Литература на эту тему – полемическая, религиозная, научная и апологетическая – обширна и иногда противоречива3636
  Один редактор заявил, что «можно прийти в отчаяние от того, что нет возможности сказать ничего нового об этой легенде» (Dundes A. (Ed.) The Blood Libel Legend. P. 336). Многие подробные исследования были порождены обвинениями, выдвинутыми в конце XIX–XX веков; они написаны не беспристрастными историками, но людьми, открыто признающимися, что у них есть личный интерес к этой теме.


[Закрыть]. Но именовать обвинение в ритуальном убийстве мифом, фольклором, легендой, называть его басней или литературным мотивом, отмахиваться от него как от простой фантазии или безосновательного слуха значит, по сути дела, утверждать, что для первоначальной истории существует некая вневременная основа. Мнение, будто этот навет находится за пределами рамок исторических изысканий, не только не снижает его значимости, но, напротив, придает ему незаслуженную силу, ибо тем самым вина имплицитно возлагается на его жертв. Еврейские же обычаи, например, упомянутые выше, предположительно послужившие основой обвинения, часто привлекали даже больше внимания, чем сама клевета.

Хотя обвинение в ритуальном убийстве воспринимается как нечто средневековое, наиболее широко оно распространилось уже в Новое время, а XIX век превзошел в этом отношении все предшествующие столетия вместе взятые, особенно в 1870–1935 годы3737
  См.: Hillel J. Kieval, Science and Blood: The Strange Career of the «Ritual Murder» Trial in Modern Europe (в печати).


[Закрыть]. Известные даты часто оказываются обманчивыми, поскольку если не во всех, то во многих случаях такое обвинение выдвигалось задним числом, иногда годами, десятилетиями и столетиями спустя после предполагаемых событий3838
  В некоторых сохранившихся текстах, возможно, записаны истории, вначале распространявшиеся устно, но многие, по всей видимости, являются позднейшими конструктами, целью которых было продемонстрировать посетителям привлекательные материальные предметы. См., например: Bynum W. C. The Presence of Objects: Medieval Anti-Judaism in Modern Germany // Common Knowledge. 2004. № 10. P. 1–32; здесь анализируется Штернберг в Северной Германии XV века, Андерль Риннской из итальянского Тироля, культ которого был создан в XVII веке и «датирован» XV веком; в 1910 году домовладелец выкопал неглубокий бассейн, чтобы привлечь побольше туристов, и заявил, что это якобы место мученичества Хью Линкольнского, имевшее место в 1255 году; когда в середине XIII века была записана история Адама Бристольского, якобы убитого веком ранее, ранняя дата также была, по всей видимости, проставлена намеренно. Предполагаемый случай 1250 года в испанской Сарагосе впервые упоминается в XVI веке, а «останки» предполагаемой жертвы были обретены столетие спустя. Обвинение в Эндингене в XV веке было выдвинуто более восьми лет спустя после предполагаемого убийства. Такая «датировка задним числом» говорит о том, что часто обвинения против евреев выдвигались вовсе не потому, что действительно пропал ребенок.


[Закрыть]. Если подобное не произошло сегодня, всегда можно было сказать, что оно случилось раньше. Кровавый навет (к которому впоследствии добавилось обвинение в осквернении гостии – облатки для причастия) стал стандартным оговором с узнаваемыми персонажами. Его можно было перелицовывать и наполнять подробностями, связанными с конкретным местом и временем, для каждого следующего поколения.

Поэтому данная книга прежде всего посвящена тем, кто первый рассказал эту историю, а не персонажам их повествований. В ней рассматривается не то, что предположительно делали, думали, говорили и во что верили «вневременные» безымянные евреи, но то, что делали, думали, говорили и во что верили конкретные христиане в конкретное время, в конкретном географическом, политическом и религиозном контексте. Эта книга не столько о тех ментальных конструкциях, которые эти люди создали для себя, сколько о действиях, которые были предприняты на основании этих конструкций. Мой предмет – не вечные истины христианско-еврейских отношений, но особенная их коллизия, взятая во всех ее аспектах, начиная от ее возникновения, истолкования и культурного конструирования и заканчивая распространением в качестве нарратива, получившего очень долгую жизнь.

Ил. 4. Современный вид Маусхолд-Хита (в то время называвшегося Торпвуд) около Норвича, место, где в 1144 году было найдено тело Уильяма из Норвича