Текст книги "Это моя вина"

Автор книги: Эмили Локхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Эмили Локхарт
Это моя вина…

Посвящается моим университетским друзьям Кейт, Полли, Клиффу, Аарону и Кэтрин, которые знают все о вечеринках на поле для гольфа и ночных приключениях

E. Lockhart

The Disreputable History of Frankie Landau-Banks

Печатается с разрешения литературных агентств The Elizabeth Kaplan Literary Agency and The Van Lear Agency LLC

Copyright © 2008 by Е. Lockhart ©

Улика

14 декабря 2007 года

Кому: Директору Ричмонду

и совету директоров

подготовительной академии

Алабастер.

Я, Фрэнки Ландау-Бэнкс, настоящим признаю, что была единственной зачинщицей так называемых проделок «Верного ордена бассет-хаундов». Я беру на себя полную ответственность за все совершенное «Орденом», включая «Дамскую гордость», «Песиков в окне», «Ночь тысячи псов», «Свекольное восстание» и похищение Гуппи.

Это означает, что я написала все инструкции и руководила действиями всех участников.

Я и только я.

Не имеет значения, что в своем заявлении сообщил Портер Уэлш.

Разумеется, все Псы «Ордена» – люди, обладающие свободной волей. Все, совершенное ими, не является следствием прямого принуждения. Я не угрожала им и не вынуждала их подчиняться, так что их решение следовать моим указаниям не основано на страхе мести.

Вы просили меня сообщить имена. При всем уважении я отказываюсь это сделать. Я не могу подвергать этих людей бесчестью.

Я бы хотела отметить, что многие проделки «Ордена» являлись социальным протестом. И, возможно, своими действиями я отвлекла многих членов «Ордена» от более рискованных поступков. Так что, может быть, это послужило всеобщему благу, несмотря на неудобства, которые вам, вне всякого сомнения, пришлось испытать.

Я понимаю, что администрация недовольна случившимся, и знаю, что мое поведение нарушило привычный уклад вашего уважаемого учреждения. Тем не менее осмелюсь предложить вам рассмотреть действия «Ордена» как творческий гражданский протест учеников, обладающих политическим сознанием и желанием выразить себя с помощью искусства.

Я не прошу вас проявить снисходительность к моему поведению. Я лишь прошу принять во внимание контекст.

Искренне ваша,

Фрэнсис Роуз Ландау-Бэнкс,

курс 2010 года

Лебедь

Возможно, в сравнении с тем, что Фрэнки Ландау-Бэнкс натворила на второй год учебы в школе Алабастер, сей факт может показаться неважным, но она невероятно изменилась за лето. Настолько, что это обеспокоило Рут, ее консервативно настроенную мать, и вдохновило соседских мальчишек из их пригорода в Нью-Джерси на мысли (и даже поступки), о которых они раньше и подумать не могли.

Сама Фрэнки тоже чувствовала себя не в своей тарелке.

За три месяца она выросла на десять сантиметров, набрала – как раз там, где надо, – девять килограммов и превратилась из тощего застенчивого ребенка со слишком крупными ладонями, непослушными кудряшками и таким острым подбородком, что бабушка Эвелин всегда кудахтала: «если дойдет до пластики, то лучше разобраться с этим до колледжа» – в фигуристую молодую женщину, которая казалась парням невероятно привлекательной. Ее угловатое лицо повзрослело, а девочка обзавелась аппетитными формами и трансформировалась из домашней тихони в горячую красотку, и все это посиживая в гамаке во дворе собственного дома, не отрываясь от рассказов Дороти Паркер и стакана лимонада.

Единственное, что сделала для этого сама Фрэнки, так это потратилась на несмываемый кондиционер, чтобы укротить непослушные волосы. Она была не из тех девчонок, что заморачиваются над своим имиджем. Ей и без того было неплохо в школе Алабастер, несмотря на то, что там (как заметила ее старшая сестра Зеда) на десять васпов[1]1
  Васп (W.A.S.P., White Anglo-Saxon Protestant) – белый англосаксонский протестант. Понятие, включающее в себя в широком смысле всех потомков англосаксонских протестантских колонистов, проживающих на территории США, в узком – самых богатых и привилегированных членов американского общества. Поэтому W. в слове W.A.S.P. часто трактуется не как white – белый, а как wealthy – богатый.


[Закрыть] приходился всего один не-васп, католики отсиживались по углам, а члены «племени», как правило, меняли свои фамилии с Бернштейн на Бернс.

Благодаря Зеде Фрэнки сумела укрепить свои позиции в школе. Когда она только пришла в Алабастер, ее сестра училась в выпускном классе. Зеда никогда не была суперпопулярной, но у нее была своя компания и репутация девушки, способной говорить все, что вздумается. В первом полугодии, чтобы показать всем, что с ее младшей сестрой лучше не связываться, Зеда позволяла Фрэнки тусоваться со своими друзьями-старшеклассниками. Фрэнки сидела с ними за обедом, и Зеда перезнакомила ее со своей компанией, с членами команды по лакроссу, с приятелями из команды гребцов, студенческого самоуправления и дискуссионного клуба. К последнему Фрэнки и присоединилась – и оказалась на удивление серьезным противником.

В свою очередь Фрэнки старалась, чтобы Зеде не приходилось краснеть, если этого можно было избежать. Она одевалась так, как советовала ей сестра, старалась хорошо учиться и подружилась с компанией первокурсников, которых не считали ни тупыми хохмачами, ни застенчивыми ботанами.

К концу лета, когда Зеда уехала в Беркли, Фрэнки стала стройной, фигуристой и выглядела настолько сногсшибательно, что парни засматривались на нее на улице. Однако, если перед нами стоит задача воссоздать точную хронику преображения Фрэнки и ее так называемых проступков, надо заметить, что ее умственное развитие значительно отставало от физического созревания. Она даже наполовину не была тем преступным гением, который позже создаст «Общество освобождения рыб» и кто, повзрослев, возможно, возглавит ЦРУ, будет снимать боевики, конструировать ракетоносцы или (если пойдет по кривой дорожке) встанет во главе преступного синдиката. В самом начале второго года учебы Фрэнки Ландау-Бэнкс было до этого еще далеко. Она обожала читать, у нее был только один бойфренд, любила участвовать в дебатах дискуссионного клуба и держала в клетке песчанок. Да, она была очень умной, но пока не демонстрировала никаких необычных амбиций или других странностей.

Она любила гуакамоле и белый цвет.

Она никогда не была влюблена.

Случайная встреча, которая принесет плоды

Через день после отъезда Зеды в Беркли Фрэнки с мамой отправились на четыре дня на побережье Джерси, где к ним присоединились двое разведенных дядюшек Фрэнки и трое ее кузенов. Семья сняла старый дом с пятью спальнями, расположенный на крошечном пятачке бетона в двух кварталах от пляжа и набережной.

Двоюродным братьям Фрэнки было от десяти до тринадцати. Ей они казались стайкой отвратительных существ, которые без конца молотят друг друга кулаками, кидаются едой, пукают и копаются в вещах Фрэнки, если та забудет запереть дверь спальни.

Каждый день компания брала шезлонги и одеяла, запасалась брецелями, пивом (для дядюшек) и коробками с соком, прихватывала спортивное снаряжение и тащила это все на пляж, где проводила часов шесть, не меньше. Фрэнки не могла почитать книжку без того, чтобы ей на колено не посадили краба, не вылили на живот ведро соленой воды или не расплескали на полотенце коробку виноградного сока. Она не могла пойти поплавать без того, чтобы кто-нибудь из кузенов не попытался схватить ее за ноги или обрызгать. Ей не удавалось поесть без того чтобы кто-то не попытался стащить кусок с ее тарелки или засыпать еду песком.

В последний день Фрэнки лежала на пляжном полотенце, слушая, как ее лысеющие, с пухлыми и мягкими брюшками дядюшки обсуждают игру «Шакалов» в младшей лиге. Мать Фрэнки дремала в шезлонге. Кузены, по крайней мере в данный момент, пребывали в воде, соревнуясь, кто дольше задержит дыхание, и время от времени пытаясь друг друга утопить.

– Можно мне сходить в город? – спросила Фрэнки.

Рут приподняла солнечные очки и, прищурившись, посмотрела на дочь:

– С чего вдруг?

– Хочу погулять. Съесть мороженое. Может быть, купить открытки, – ответила Фрэнки. Она хотела оказаться подальше от этого семейного собрания, от разговоров о спорте, газов и драк.

Рут повернулась к брату.

– Бен, разве до центра города не пятнадцать кварталов? Тебе не кажется, что это далековато?

– Так и есть, пятнадцать кварталов, – отозвался дядюшка Бен. – Ей нельзя идти одной.

– Я с ней не пойду. – Рут снова надела очки. – Я приехала сюда отдыхать на пляже, а не разыскивать открытки в магазинах для туристов.

– Я могу пойти одна, – парировала Фрэнки. В любом случае брать с собой Рут она не собиралась. – Пятнадцать кварталов – разве это так далеко?

– Тут встречаются всякие темные личности, – предупредил ее дядюшка Бен, – Атлантик-Сити[2]2
  Атлантик-Сити – город на северо-востоке США, известный своими казино, один из центров азартных игр.


[Закрыть] всего в нескольких милях к северу.

– Заинька, ты же заблудишься, – заволновалась Рут.

– Мы живем в доме 42 по Си-Лайн-авеню, – отозвалась Фрэнки. – Я поверну налево на Оушен-вью, пойду прямо, и там будут магазины. Мы же ходили в супермаркет с дядей Полом, помнишь?

Рут поджала губы:

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Ну что со мной может случиться? Я не собираюсь садиться в машину к незнакомцам. У меня есть мобильник.

– Но мы в незнакомом городе, – возразила Рут. – Я не собираюсь с тобой спорить.

– Но что может случиться?

– Я не хочу это обсуждать.

– А как ты думаешь, я перехожу через дорогу, когда иду в школу?

– Заинька.

– А ведь я перехожу через дорогу, мама. Невероятные новости!

В разговор вступил дядя Пол.

– Отпусти ее, Рут. Я в прошлом году отпускал Поли-младшего. Ему было всего двенадцать, и ничего не случилось.

– Видишь? – Фрэнки повернулась к матери.

– Пол, не лезь, – огрызнулась Рут. – Не усложняй мне жизнь.

– То есть Поли-младшему можно ходить в город, а мне нет? Поли-младший все еще ковыряется в носу. Что за двойные стандарты?

– Это не двойные стандарты, – ответила Рут. – Как Пол воспитывает Поли-младшего – это его дело, а как я воспитываю тебя – мое.

– Ты относишься ко мне как к маленькой.

– Нет, Заинька. Я отношусь к тебе как к очень привлекательной и очень юной девушке-подростку.

– Без мозгов.

– Мне просто кажется, что ты не всегда задумываешься о последствиях.

– С каких это пор я не думаю о последствиях?

– С тех пор, как собралась пойти в центр за пятнадцать кварталов отсюда, не зная города, одетая в бикини со стрингами. – Теперь Рут сердилась. – Зря я разрешила тебе пойти по магазинам с Зедой. Нет, правда, Фрэнки, ты ведь почти голая. Представляешь, что будет, если ты заблудишься в городе?

– Я позвоню тебе.

– Я не это имела в виду.

– Значит, будь я уродиной, ты бы меня отпустила? – уточнила Фрэнки.

– Не начинай.

– А если я зайду в дом и надену платье?

– Фрэнки.

– Будь я мальчиком, ты бы меня отпустила?

– Ты хочешь испортить скандалом последний день отпуска? – огрызнулась Рут. – Ты этого хочешь?

– Нет.

– Тогда перестань пререкаться. Успокойся и отдыхай дальше.

– Ладно. Пройдусь по пляжу. – Фрэнки встала, надела шлепанцы, схватила сумку с кошельком и пошла по песку.

– Вернись через час! – крикнула ей вслед Рут. – Позвони мне на сотовый, если задержишься.

Фрэнки не ответила.

Ей не нужны были открытки – ей даже и в город не очень хотелось. И дело не в том, что Рут ставила ей слишком много ограничений, или в том, что Поли-младшего в прошлом году отпустили гулять одного. Проблема была в том, что для них – дяди Бена и матери и, возможно, даже для дяди Пола – Фрэнки оставалась Заинькой.

Не кем-то с мозгами, кто способен ориентироваться в пространстве и умеет пользоваться мобильником. Не личностью, которая может разобраться с проблемой. Даже не тем человеком, который может пройти пятнадцать кварталов и не попасть под машину. Нет, для них она оставалась Заинькой.

Невинной.

Нуждающейся в защите.

Незначительной.

* * *

Через полчаса и двести метров Фрэнки поняла, что замерзла в этом бикини. Она успела съесть лишь половину шоколадного мороженого до того, как небо затянули облака. Теперь ей было слишком холодно, чтобы его доедать, но рожок обошелся почти в пять долларов, и она не могла заставить себя его выкинуть. Ладони у нее застыли, и она жалела, что не взяла с собой свитер.

– Будешь доедать?

Фрэнки обернулась. На краю мостков, свесив ноги, сидел крепко сбитый парень лет семнадцати с волосами песочного цвета и веснушчатым носом. Щуря от ветра глаза, он дружелюбно смотрел на нее.

– Слишком холодно.

– Тогда отдай мне.

Фрэнки уставилась на него:

– Разве мама не говорила тебе, что попрошайничать нехорошо?

Он рассмеялся:

– Она пыталась. Но я, кажется, безнадежен.

– Ты действительно хочешь мороженое, которое кто-то уже облизал? Фу, гадость.

– Да. – Парень потянулся за рожком. – Но это не страшно.

Фрэнки отдала ему мороженое. Незнакомец высунул язык, коснулся им мороженого, а потом пропихнул сладкое месиво поглубже в рожок и обхватил его целиком губами.

– Видишь? Теперь на нем только мои слюни. И я получил мороженое бесплатно.

– Угу.

– Ты не поверишь, что люди готовы сделать, если их попросить.

– Я все равно не собиралась его доедать.

– Знаю, – он ухмыльнулся, – но ты могла отдать мне его, даже если бы собиралась доесть. Просто потому что я попросил. Тебе так не кажется?

– Какой самоуверенный! Смотри, не доиграйся.

– Терпеть не могу, когда выкидывают еду. Я постоянно есть хочу.

Парень поднял брови, и Фрэнки вдруг поняла, что ее мама была права насчет бикини. Оно не могло сойти за одежду. И вот она стоит в одном белье и разговаривает с мальчиком.

Строго говоря, даже меньше, чем в обычном белье.

С симпатичным мальчиком.

– В каком ты классе? – спросила она. Просто чтобы поговорить о чем-то обыденном.

– Перешел в двенадцатый. А ты?

– В десятом.

– Да ты еще младенец!

– Ой, не надо.

– Ладно, – пожал он плечами. – Я думал, ты старше.

– Как видишь, нет.

– А где ты учишься?

– Моя школа на севере Массачусетса, – ответила Фрэнки. Ученики Алабастер всегда так отвечают, чтобы не хвастаться тем, что учатся в самой дорогой школе с самыми строгими требованиями. Точно так же как студенты Йеля говорят, что учатся в колледже в Нью-Хейвене.

– А где конкретно? – уточнил он.

– А ты что, знаешь север Массачусетса?

– Немного. Я учусь в Лендмарк, в Нью-Йорке.

– О.

– Теперь ты передо мной в долгу. Где ты учишься?

– Школа называется Алабастер.

– Вау! – Парень широко улыбнулся.

– В чем дело?

– Да ладно. Все слышали про Алабастер. Эксетер, Эндовер, Алабастер – тройка лучших школ.

– Вроде того. – Фрэнки покраснела.

– Я приехал сюда только на вечер. Из города, – сказал парень.

– Один?

Он пожал плечами.

– Да, поругался с родильным отделением.

– С чем?

– С матерью. Родители, родильное отделение, все такое.

– Ты поругался с матерью и приехал сюда отбирать мороженое у девушек?

– Вроде того.

В сумке Фрэнки завибрировал телефон.

– Кстати о матерях, – девушка открыла телефон. – Моя уже в ярости.

– Где ты? – требовательно спросила Рут. – Я иду по набережной, и тебя нигде нет.

– Я у киоска с мороженым. А что?

– Поли-младший наступил на медузу. Мы собираемся уходить. У какого киоска? Тут их как минимум пять.

– Погоди. – Фрэнки не хотела, чтобы ее мать видела этого парня. Этого странного интересного парня, с которым ей, наверное, не следовало говорить. С другой стороны, ей не хотелось, чтобы и он видел Рут. – Она дергает за поводок, – пояснила она и протянула руку: – Мне надо бежать.

Его рукопожатие оказалось сильным, а рука – теплой.

– Удачи в школе, – кивнул незнакомец. – Может быть, увидимся.

– Фрэнки? Фрэнки! С кем ты разговариваешь? – рявкнула Рут в телефоне.

– Не увидимся, – рассмеялась Фрэнки, разворачиваясь, чтобы уйти. – Ты же живешь в Нью-Йорке.

– Может быть, а может быть и нет, – бросил он ей вслед. – Ты сказала, Алабастер, так?

– Так.

– Тогда ладно.

– Мне пора. – Фрэнки снова поднесла телефон к уху. – Мама, я уже иду обратно. Буду через пять минут. Успокойся, пожалуйста.

– Пока! – крикнул ей парень.

– Надеюсь, мороженое тебе понравилось! – откликнулась Фрэнки.

– Я больше люблю ванильное! – заорал он в ответ.

Когда она снова к нему повернулась, он уже исчез.

Старик

Отец Фрэнки, Франклин, мечтал о сыне, чтобы назвать его в свою честь. Тем не менее он понимал, что, поскольку Рут исполнилось уже сорок два, когда родилась Фрэнки, сына ему не дождаться. Тогда он решил, что назовет дочь самым похожим именем, какое сможет придумать. В итоге они назвали ее Фрэнсис, а потом имя сократили до Фрэнки.

Фрэнк-старший стал Фрэнком-старшим, что его вполне устраивало.

Когда Фрэнки было пять, родители развелись. Рут считала, что Фрэнк-старший недостаточно высоко оценивает ее умственные способности и личные достижения. Фрэнка-старшего (васпа-атеиста) раздражало, что Рут, иудейка, неукоснительно соблюдает все предписания и традиции своей религии. Кроме того, он считал, что необходимость поддерживать отношения с двумя маленькими девочками и эксцентричной женой мешала ему достичь совершенства в гольфе и медицинской карьере (не настолько блестящей, как ему бы хотелось). После развода Рут забрала детей и переехала к семье в Нью-Джерси, а Фрэнк-старший остался в Бостоне, ежемесячно навещая дочерей и оплачивая счета из частной школы.

Старший Бэнкс специализировался на болезнях легких. Но на самом деле его куда больше занимало общение с товарищами по Лиге плюща, чем недуги пациентов. Он учился в Алабастер (в то время, когда школа была еще полностью мужской), а потом в Гарварде – так же, как и его отец в свое время закончил Алабастер и Гарвард.

«Стариком» обычно называют бывшего однокашника, но, по мнению, сложившемуся у Фрэнки задолго до того, как она так резко поумнела, ее отец так и не стал бывшим. Годы, проведенные в школе, все еще играли слишком большую роль в его жизни, в том, как он сам себя воспринимал. Те, с кем он учился, оставались его ближайшими друзьями. Он играл с ними в гольф, приглашал выпить, отдыхал в их загородных домах. Он рекомендовал их на должности, а они отправляли к нему пациентов и приглашали в попечительские советы. Эти люди сводили его с другими людьми.

Через десять лет после развода его медицинская практика стала приносить намного больше дохода.

По дороге в Алабастер Фрэнки с матерью заехали в Бостон за Фрэнком-старшим. Он не принимал особого участия в жизни дочери, но отказаться от возможности прогуляться по кампусу и вспомнить славные деньки не мог. Всю дорогу до школы они с Рут сохраняли напряженное и неискреннее перемирие.

Сидя за рулем, Фрэнк-старший рассказывал о том, как катался на коньках на пруду и ходил на футбольные матчи.

– Это лучшие годы твоей жизни, – вещал он. – Сейчас ты заводишь друзей, которые останутся с тобой до конца жизни. Эти люди устроят тебя на работу, а ты устроишь на работу их. Эти связи дадут тебе возможности, Заинька. Возможности.

Рут вздохнула:

– Нет, правда, Фрэнк. Мир стал намного демократичнее.

– Если мир меняется, – фыркнул он, – то почему же я плачу за Алабастер?

– Чтобы дать ей образование?

– Я плачу не за образование. Его можно получить куда дешевле, чем за десять тысяч в год. Я плачу за связи.

Мать Фрэнки пожала плечами.

– Я просто хотела сказать, чтобы ты на нее не давил. Пусть Зайка сама разберется.

– Эй, мам, – раздался голос Фрэнки с заднего сиденья. – Я тоже умею говорить.

Фрэнк-старший сделал глоток кофе из термоса:

– Я пытаюсь быть реалистом, Рут. Так устроен мир. Ты находишь себе компанию, ты входишь в нее, и это сильно упрощает жизнь. Теперь для тебя не проблема найти правильных людей для решения любой задачи.

– Это непотизм[3]3
  Непотизм (от лат. neros – внук, потомок) – вид фаворитизма, предоставляемый родственникам или друзьям, вне зависимости от их профессиональных качеств (например, при найме на работу). Русский аналог – кумовство.


[Закрыть].

– Это не непотизм, а мироустройство. Люди берут на работу тех, кого знают, на учебу берут тех, кого знают – это естественно. Фрэнки сейчас завязывает прочные знакомства. И другие завязывают знакомства с ней.

– Пап, я учусь там уже год. Ты говоришь так, будто я в первый раз туда еду.

– На второй год для меня все по-настоящему и началось.

Фрэнки подумала: бедный Старший. У него нет своей жизни, только воспоминания. Как это жалко выглядит!

А потом она подумала: у меня в Алабастер нет друзей, которые нравились бы мне хотя бы вполовину так, как Старшему нравятся его школьные друзья. Может быть, жалко выгляжу именно я?

А потом подумала: вся эта его суета с компаниями и клубами – глупость.

А потом подумала – собственно, большую часть дороги до Алабастер она думала именно об этом – может быть, в этом году Мэттью Ливингстон меня заметит?

Алабастер

Информация о географическом расположении и структуре школы Алабастер, учебной программе и спортивных мероприятиях приводится здесь только для того, чтобы вы имели о них представление. Вряд ли для понимания деятельности «Верного ордена бассет-хаундов», «Общества освобождения рыб» или любой другой из вымышленных организаций, совершивших в Алабастер так называемые «преступления», требуется знать, что Фрэнки Ландау-Бэнкс занималась современными танцами и играла в алтимат-фрисби[4]4
  Алтимат-фрисби – командный неконтактный вид спорта с использованием летающего диска.


[Закрыть], хотя так оно и было. Неважно, что она поначалу взяла латынь в качестве предмета по выбору – потому что так решил ее отец. И совершенно не имеет значения, как она украсила свою комнату в общежитии.

С другой стороны, важно понимать следующее: Фрэнки Ландау-Бэнкс была и по большему счету по сей день остается обычной девушкой. Она любила красивую одежду и радовалась тому, что за лето так вытянулась и должна была совершить перед школой поход по магазинам. Она покупала журнал «Интач» и помнила дурацкие подробности о жизни знаменитостей. Она глупо хихикала, когда ей что-то нравилось или она смущалась. Она жутко стеснялась общаться с популярными старшеклассниками и никак не могла понять: красивая она или совсем страшная, потому что в течение часа могла чувствовать себя и так, и этак. В начале второго года учебы она скучала по сестре, переживала из-за геометрии и старалась избегать Портера Уэлша (парня из «Клуба шпионов» и команды по лакроссу, с которым она встречалась с октября по май прошлого года). Вместо этого она вздыхала по парням из старших классов, не подозревающим о ее существовании.

А именно, по Мэттью Ливингстону.

* * *

Другие подробности о школе Алабастер, которые важны для нашей хроники:

1. Соседка Фрэнки по комнате, Триш, была яркой веснушчатой блондинкой. Первую половину лета она провела в туристическом лагере, а вторую – на Нантакете, помогая на конюшне. Она была из тех, кто дружелюбен со всеми, хотя близко ни с кем, кроме своего парня Арти, не сходилась. Триш интересовалась психологией, любила печь и состояла в дискуссионном клубе. Играла в лакросс и хоккей на траве. Кажется, ей было суждено обзавестись домом в Кеннебанк-порте. Зубов – ровных и белых – ей от природы досталось больше, чем помещалось во рту.

2. Арти, парень Триш, состоял в Клубе аудиовизуальных технологий (КАТ), а значит, имел ключи от большей части зданий кампуса.

3. Все здания школы были оснащены беспроводными сетями. Каждому ученику выдавали ноутбук (это входило в стоимость обучения) и предоставляли почтовый адрес на сервере школы.

4. Кампус школы Алабастер, как всех остальных школ, поставляющих студентов в университеты Лиги плюща, состоял из огромного множества зданий, большая часть которых не представляет никакого интереса. Тем не менее стоит обратить внимание на следующие постройки:

1) старый театр, который был никому особо не нужен, потому что его затмил

2) недавно построенный комплекс для занятий творчеством;

3) дом-музей основателя школы;

4) капелла с большими витражными окнами с изображениями распятия Христа, нескольких сюжетов с участием Девы Марии и святых. В начале каждой недели там проводилась торжественная линейка (посещение обязательно);

5) старый спортзал (пустой и закрытый на замок в ожидании ремонта);

6) новый спортзал с ультрасовременной стеной для скалолазания. А также:

7) библиотека Хейзелтон, архитектурная жемчужина всего кампуса, увенчанная большим сверкающим куполом.

5. На стенах главного здания, а также в других значимых сооружениях висели портреты прежних директоров, прославленных преподавателей, деятелей литературы и председателей попечительского совета, забавные в своей помпезности. Все мужчины.

6. И наконец: многие здания, построенные в конце девятнадцатого века, соединялись служебными тоннелями, которые были необходимы для обслуживания расположенной под землей системы отопления. Тоннели были закрыты, и входить в них было строго запрещено администрацией. Но мы бы не упоминали об этом, если бы не было способа туда проникнуть.