Текст книги "Последний романтик"

Автор книги: Эмили Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Эмили Джордж
Последний романтик

1

Джей никогда не видела женщины прекрасней. Зависть, неожиданная и неразумная зависть овладела ею.

Картина, скромно названная «Ее жизнь», изображала женщину из пионеров Запада, развешивающую белье на обвисшей веревке. Возле женщины в небольшом палисаднике играли двое ребятишек, в колыбели мирно спал младенец, на подоконнике открытого окна охлаждался пирог, к двери маленькой землянки был прислонен дробовик. Все это занимало менее четверти картины, тогда как унылое, белесое небо и иссушенная, бесплодная равнина заполняли оставшееся пространство. Вместо рамки художник приспособил куски старой амбарной доски, и удивительно, как выиграли краски от такого обрамления, как остро стали ощущаться и простор неба, и бескрайность прерий.

Тусклые, близкие по тону краски дышали нуждой, лишениями, одиночеством и отчаянием. На заднем плане смутно вырисовывался мужчина в красном шейном платке, идущий за лошадью, запряженной в плут. Возле дома на единственном кусте ярко алели розы. Художник искусно использовал два сочных пятна цвета, заставляя зрителя, по контрасту, задержать взгляд на блеклой, цвета индиго, выгоревшей шляпе, что висела у женщины на спине. Запрокинутое к небу лицо, загорелое и обветренное, светилось силой, упорством и надеждой.

Джей уже делилась впечатлением с Бартоном. Он остался довольным, что хоть одна картина ей все-таки понравилась, но был слишком хорошо воспитан, чтобы позлорадствовать, что всего одна, – Джей просто пришла в ярость, когда галерея на площади Ларимен в Денвере задержалась с открытием, да еще в день ее рождения.

Теперь она любовалась полотном в одиночестве. Но ей помешали: подошли несколько человек и с важным видом начали обсуждать высокую технику и сдержанную колористику художника. Джей не хотелось, чтобы претенциозные замечания разрушили ее инстинктивное впечатление и, с большим трудом оторвавшись от картины, она направилась дальше. Ломая голову над необъяснимой привлекательностью полотна, она едва замечала другие картины, развешанные по стенам.

Неожиданно пришло ощущение, что за ней наблюдают. Точно так же, как дикая кошка почувствовала бы своего самца, она поняла, кто это, раньше, чем услышала.

– Привет, О'Брайен!

Джей обернулась, и ее напряженный взгляд наткнулся на красный шелковый галстук с нарисованной белой бычьей головой. Джей сощурила глаза, медленно переведя взгляд на прямой раздвоенный подбородок, темный от пятичасовой щетины, она застыла, очарованная подрагиванием уголков его губ. Что за чертовщина! Губы как губы, и нет никакой причины, чтобы внутри у нее все сжалось и закружилось…

– Галстук мне подарили. – Веселье журчало в его низком голосе. – Ты отлично выглядишь, О'Брайен! Только платье тебе не идет. Ты взяла его напрокат?

Она с трудом заставила себя взглянуть в глаза Люку Ремингтону. В карие глаза, в которых, как она знала, в зависимости от настроения появлялись тысячи оттенков – от серо-коричневого до голубого. Однажды она сказала ему, что цвет его глаз напоминает любимый агат ее брата.

– Ковбой! – Она придала голосу столько веселой беспечности, что ему и в голову не должно прийти, что пульс у нее готов уже пробить кожу. – Привет! Какими судьбами?

Он почти не изменился за тот год, что она его не видела. Тогда ей казалось, что более красивого мужчины ей не встречалось и не встретится. Теперь-то, конечно, все иначе, слепое увлечение преодолено: вот и уши у него немного торчат, и не такой уж он и статный, и вообще – самец, просто самец.

Джей до боли стиснула пальцами ручку кожаного портфеля, загоняя глубже в тайники души предательские воспоминания. Быстрее, не то он прочтет все в ее глазах. Никто никогда не умел читать в них лучше, чем он. Или ей это только казалось тогда? Она улыбнулась профессиональной улыбкой.

– Вот. – Лучики прорезали слегка желтоватую кожу вокруг его глаз, и Люк мотнул головой в сторону соседней стены. – Сходство, пожалуй, невелико, но ты все же меня узнала.

Джей подняла глаза на писанную маслом картину, которую она до того не заметила, и что-то тревожное начало подниматься в ней.

Ну, зачем она не остановилась перед чем-нибудь другим? Пока она критически рассматривала картину, в голове ее мешались мысли: что сказать?

Ковбой и его лошадь на полотне были утомлены дорогой, их грязные, покрытые потом тела дышали усталостью. Джей вгляделась в лицо мужчины. Похоже, что удовлетворение брало верх над усталостью. Так бывает, когда трудная работа сделана, и сделана хорошо. Джей знала это чувство заработанного, заслуженного удовлетворения, как если выиграть очень трудное дело в суде. Без всякой задней мысли она внезапно спросила:

– Почему ты выглядишь таким самодовольным? – Но тут же заметив маленького теленка, неуклюже перекинутого через седло, улыбнулась. – А, ты спас его!

Джей обернулась. Люк ласково смотрел на нее. Знакомое приятное тепло разлилось по ее коже.

– Ты подстриглась, – он склонил голову набок. – Мне нравится. Это делает тебя чертовски сексуальной.

Джей надменно изогнула брови. Ее стилист придал светло-каштановым, слегка вьющимся волосам длину до подбородка, в соответствии, как ей казалось, со строгим деловым стилем.

– Так практичней.

Его улыбка ясно показала, насколько мало его устраивает объяснение. В глубине его глаз потихоньку разгорался возбуждающий огонек. «Очень сексуально!» Джей почувствовала, как от провокационного взгляда Люка по всему телу побежали мурашки.

– Держу пари на годовой заработок, что под этой лошадиной попоной ты прячешь тонкое шелковое белье. – Люк говорил, растягивая слова.

– Это не лошадиная попона, – возразила Джей. И, будь она лгуньей, она бы добавила, что он проиграл пари.

– Вот ты где, Джей! Я потерял тебя в толпе! Ты проголодалась, дорогая? – Бартон легко коснулся ее руки, и обрадованная Джей отозвалась с улыбкой:

– Да…

– Тебе нравится? Ты, правда, простила меня за эту затею с выставкой? – Его взгляд скользнул по картине, которую только что рассматривала Джей, затем остановился на Люке. – Мы, кажется, встречались? Или нет? Я – Бартон Александр. Это не вы на картине?

– Я, – ответил Люк.

Большего контраста, чем представляли из себя эти двое, было бы трудно вообразить. Бартон, в очень дорогом, явно сшитом на заказ костюме, белой рубашке в едва заметную полоску и красном итальянском галстуке, выглядел как весьма преуспевающий адвокат, каковым он, собственно, и являлся. Если он и позавидовал четырехдюймовому превосходству Люка в росте, его широким плечам, узким бедрам, обтянутым джинсами, грубого хлопка голубой рубашке и спортивному твидовому пиджаку, – в общем, всему загорелому крепкому виду, – то он сумел скрыть от наблюдателей даже следы зависти.

Казалось, Бартон не замечал и той сексуальной ауры, призыв которой ощущала всякая женщина, оказавшись в фокусе грубой мужественности Люка.

– Вы работаете натурщиком? – спросил Бартон.

Люк рассмеялся.

– Нет, Харви хотел написать с десяток весенних сценок на ранчо, вот и задержался у нас на пару недель в прошлом году. – Он протянул руку и представился: – Люк Ремингтон.

Бартон по инерции пожал протянутую руку.

– Ремингтон? – переспросил он и нахмурился. – Вы…

– Представь себе, он! – подтвердила предположение Джей. – Замечательный спектакль мне на день рождения: мой муж и мой будущий муж встречаются перед портретом мужа. Занавес! Аплодисменты!

Бартон задумчиво обвел взглядом ресторан в деловой части Денвера.

– По всей вероятности, мне следует изменить заказ. Я полагаю, вы предпочитаете бифштекс с кровью или что-нибудь в этом роде… К тому же, видимо, придется отказаться от вина… Вы ведь предпочитаете пиво, не так ли? – продолжал Бартон.

– Да, мы, простые парни из прерий, любим промочить глотку пивом, верно, Джей?

Люк произнес это, растягивая слова на варварский ковбойский манер. Сарказм достиг цели, и Бартон покраснел. Появление официанта спасло от неловкости и дало Бартону возможность, делая заказ, обдумать свои слова.

– Прошу простить мне идиотские замечания. Надеюсь, моя бестактность не слишком велика?

Утрата самообладания настолько не вязалась с Бартоном, что лишний раз подчеркнула щекотливость ситуации. Такого Джей не приходилось видеть с самого дня их знакомства. Чтобы Бартон Александр, этот выдающийся юридический ум, вышел из себя? Впрочем, не каждый же день приходится обедать в обществе мужа будущей супруги! Но, с другой стороны, разве не сам он создал неловкость, пригласив Люка Ремингтона присоединиться к ним? Безупречные манеры Бартона всегда восхищали Джей. Во всем виноват Люк.

– Джентльмен при первом знакомстве вежливо отказался бы от риторического приглашения Бартона.

– Золотко, О'Брайен! Ты назвала меня джентльменом? Но если это ты о манерах, то я уже снял шляпу и не собираюсь есть руками! – Люк посмотрел на нее, как обвинитель. – Не учи меня, как себя вести, если помнишь, от этого и раньше не было толку.

– Если помнишь, я тоже не вчера родилась. Так что кончай ломать комедию, и прямо сейчас!

– А мне-то казалось, что моя наивность и грубость тебя когда-то волновали. – Люк опять начал растягивать слова.

– Мистер Ремингтон, почему вы называете Джей О'Брайен? – вмешался Бартон.

– Ну, Джей не слишком подходящее имя для такой женщины, как О'Брайен.

– Если ты растянешь еще хоть слово, – перебила его Джей, – я запущу в тебя салатом!

Удовлетворенно блеснув глазами, Люк повернулся к Бартону.

– Так вы, значит, планируете жениться на О'Брайен?

– Сразу же после ее развода, – осторожно ответил Бартон.

– Странно, что она вообще вспомнила о такой мелочи – Люк довольно грубо ухмыльнулся. – Вот, значит, зачем весь этот обед. Хотите меня обработать, чтобы я дал развод!

– Я считаю, что обед – великолепная возможность познакомиться поближе, и полагаю, что развод между вами и Джей не более чем формальность.

Люк бросил на Бартона холодный, оценивающий взгляд.

– Почему вы так полагаете?

– Вы не живете вместе уже год.

– Золотко, ты не помнишь, в клятве что-нибудь говорилось о том, как долго мы проживем вместе?

– Я почти не помню нашу так называемую свадьбу, включая клятву, – парировала Джей.

Люк хмыкнул.

– Ну, вообще-то мы так торопились добраться до твоего дома, что было не до свадьбы… В смысле добраться до постели, – объяснил он Бартону. – Я-то хотел устроить фантастический пир, но О'Брайен подгонял другой голод.

Потому что я боялась, что у тебя нет денег на ужин! – вспомнила Джей. Но, раз уж я промолчала тогда, не скажу об этом и сейчас, несмотря на провокационные замечания Люка.

– Бартона больше интересует наш развод, чем свадьба, Люк!

– Меня тоже.

– Тогда ты не будешь возражать встретиться со мной в офисе в понедельник? Обсудим детали нашего развода…

Люк помолчал с минуту, смакуя вино.

– Нет.

– Вот и хорошо. – Джей чувствовала, что голодна. Из-за открытия выставки обедали поздно, у нее уже давно сосало под ложечкой. Она подняла бокал и, обращаясь к Люку, произнесла: – За дружеский развод!

– Ты не поняла. Я не намерен приходить в понедельник в твой офис и обсуждать там наш развод.

Бартон подключился к разговору:

– Если вас не устраивает понедельник, мы можем…

– Меня не устраивает развод.

Джей резко поставила бокал на стол.

– А меня не устраивает мой брак!

Люк перевел взгляд с Джей на Бартона.

– Разве?

Бартон, казалось, смутился.

– Джей всегда вела себя предельно прилично. То есть ее поведение безупречно… Если вам трудно понять, я скажу проще: мы не спим. Она отказалась это делать, пока мы не получим решение суда о расторжении предыдущего брака.

– Что ж ты теряешься, О'Брайен?

– Не твое дело! – отозвалась Джей, в продолжение реплики Бартона сосредоточенно чертившая вилкой на скатерти. Вообще-то Люк ее первый и единственный мужчина. Помолчав, она повторила то, что уже говорила Бартону. – У Бартона юная дочь. Скоро я стану ее мачехой, и как же тогда мне объяснять, что секс до брака недопустим, если она будет знать, что ее отец и я… – Джей хотела добавить, что она в принципе против прелюбодеяний, но предпочла сменить тему: – Почему развод тебя не устраивает? Мы же оба понимаем, что вообще несовместимы.

Он сам ей так сказал… Тогда… Совершенно неожиданно небрежно заявил, что уезжает. Она предлагала жить в Денвере: у нее здесь и работа – в престижной, между прочим, фирме, – и заработки – хорошие, между прочим, деньги, – и перспективы. Уже шесть месяцев, как она купила в городе дом. И как ему только в голову могло прийти, что она все бросит ради жизни в коровнике? Это Люк должен был найти себе работу в Денвере!

Открытие, что он может думать по-другому, пришло внезапно. «Мы согласились, что лучше посмотреть правде в глаза, что мы были по-глупому импульсивны, что расстаться будет честнее, чем обманывать себя мыслями о возможном счастье вдвоем…» О, они обманывали бы себя, если бы думали, что их чувство похоже на любовь. Влюбленным есть о чем разговаривать, они строят планы, они все друг про друга знают. А что знала она? Что он любит горячий масляный попкорн, ненавидит растворимый кофе, что двигается с ленцой, но может работать быстро, если, конечно, вторично его о том попросить. Что еще… Ну, он фальшиво поет, если оказывается один в душе. Еще он изобретательный любовник… Знает, как удовлетворить женщину… Но она не была уверена, что Люк сможет содержать семью, оставь она адвокатскую практику…

– Я понял, что вместе нам не ужиться, когда ты вышла наконец из душа тогда, в понедельник, ты там пробыла целый час и вышла – с головы до пят в банном халате, точно в броне. И объявила, что обо всем подумала. Ты аккуратно перечислила все существующие между нами различия. Какой я бедный, грубый, необразованный бродяга. Какая ты культурная, хорошо образованная, высокооплачиваемая, а после часа в душе еще и хорошо вымытая. Воз грязи под ногтями, так, леди-адвокат?

Джей подумала, что лицо у нее сейчас не бледнее помидора на тарелке.

– Разве я так сказала?

– Может, и не сказала. Но, черт, даже ковбою было ясно, о чем ты думала!

– А мне и не нужно было мучиться в догадках. Ты доходчиво объяснил, как ты представляешь себе нашу жизнь. Ты хотел получить жену, которая работала бы с тобой рядом, которую ты обрядил бы в джинсы, чтобы в них она трудилась и в поле и дома, чтоб готовила тебе, стирала носки, рожала детей, согревала постель. Тебе нужна была поденщица, а не жена!

– Вот что, леди, я хотел женщину, которая бы хотела мужчину, – процедил Люк. Я не знал, черт побери, чего ты хочешь! Тебе хватило недели, чтоб наиграться в доме с плохим ковбоем. А потом реальность влепила тебе пощечину, и ты запаниковала от одной только мысли поехать в Северный Парк!

– Я не запаниковала, а как раз, наоборот, пришла в себя, чтоб хоть у одного из нас была голова на плечах.

Люк фыркнул.

– Голова? На плечах? Ты была просто всполошенной курицей.

– Мы отклонились от темы, – вмешался Бартон. – Так почему же развод не устраивает вас, мистер Ремингтон?

– Люк. Зовите меня Люком. О'кей? Если мы намерены делить жену, нужно быть проще.

– Вы собираетесь меня делить?

– И было бы много лучше, если бы О'Брайен не вмешивалась. Женщины слишком эмоциональны, они только мешают привести дело к общему знаменателю.

– Не думаю, что вы правы, мистер Ремингтон.

Едва заметный намек на улыбку показал, что Люк по достоинству оценил демонстративный отказ Бартона обращаться по имени.

– Что ж, раз О'Брайен хочет быть мужчиной в доме, давайте поговорим об алиментах, – невинно сказал он.

От возмущения у Джей закипела кровь. Алименты! Да ты не стоишь ломаного гроша после этого! Неужели она когда-то считала, что любит его?

– Ни один судья в мире не заставит меня выплачивать содержание здоровому мужчине.

– А как насчет того, чтобы расплатиться с этим здоровяком за работу? Мне пришлось основательно попотеть после того, как я встретил тебя! Целая неделя неземного блаженства, и что же за все труды? Знаете, леди, вы причинили человеку большой физический и психологический вред.

– Неземное блаженство? Неземная ложь! – Джей стиснула зубы. – Неземное нахальство!

– А, так ты считаешь, что наша жизнь была чистым, священным союзом?.. Два сердца, бьющиеся, как одно? И прочие нежные чувства?

– Единственное, что нас связывало, так это секс, – огрызнулась Джей. – И ты это знаешь.

– Так вот почему ты забыла нашу свадьбу! – грязно осклабился Люк.

Прежде чем Джей успела влепить мужу пощечину, вмешался спокойный Бартон:

– Джей, нам следует выслушать претензии мистера Ремингтона. Я уверен, что, обсудив условия договора, мы найдем вариант, приемлемый для всех нас. Ваши предложения, Ремингтон?

– Мне нечего с ним обсуждать! – А ведь она когда-то думала, что Люк любит ее. Впрочем, он никогда не говорил ей об этом.

– Начнем с того, как я спас жизнь вашей будущей жене. Вам уже интересно, Бартон Александр?

– Ты хочешь, чтоб я заплатила за это? Большей гадости тебе не удалось бы сказать.

– А я не знал, что он спас тебе жизнь.

– Видишь, О'Брайен, этим твой друг отличается от нас с тобой. Кстати, Бартон, сколько она, по-твоему, стоит?

– Джей бесценна…

– Спасибо, Бартон!

– Видишь, О'Брайен, а ведь он еще не спал с тобой. Представляю, как бы возросли ставки!

– Ну, хватит, – опять вспылила Джей, – я надеялась, мы придем к соглашению как цивилизованные люди, но тебе хочется драки, ковбой? Давай, вперед! Но когда я разберусь с тобой, ты решишь, что лучше бы все коровы твоего Северного Парка дружно сделали на тебя!

– Успокойся, дорогая. Не будем столь категоричны. Если ты позволишь представлять тебя в суде…

– Бартон! Мне не нужны адвокаты! Я сама адвокат!

– Бартон Александр, ты еще не знаешь ее темперамента. Когда она в бешенстве, она чрезвычайно сообразительна!

Как ни была Джей разозлена, по тону Люка она поняла, что тот ее провоцирует. Она заставила себя успокоиться и уже совершенно ровным голосом спросила:

– Хорошо. Чего ты добиваешься?

Люк положил вилку и смерил Джей тяжелым взглядом.

– Ты говорила тем утром о блестящих перспективах, – сказал он холодно, и его губы скривила ледяная улыбка. – Как ты думаешь, сколько ты должна мне за тот обман? Когда расплатишься, я устрою так, что наши дорожки больше никогда не пересекутся.

Джей словно глотнула кислоты. И за этим ничтожеством она была замужем? Это с ним она спала, с ним планировала жить долго, счастливо и умереть в один день? Она думала, что хоть немного знает его. Нет, она совсем его не знала…

Он ворвался в ее жизнь неожиданно. Появился внезапно, оттолкнув ее в сторону и схватив ребенка, которым она только что любовалась. Все произошло так быстро, что она даже не успела вскрикнуть. Только что она склонялась над маленькой девочкой в коляске, а в следующую секунду уже летела по воздуху. Как в замедленном фильме: удар, недоумение, суета вокруг нее, сознание, что она сейчас упадет и не может ничего сделать, чтоб не упасть. И вот она шлепнулась о землю, а огромная пегая лошадь промчалась мимо. С раздутыми боками и огромными копытами.

Оглушенная Джей сидела на земле, а мать спасенной девочки уже обнимала своего ребенка, плакала и благодарила здоровенного ковбоя. Люка… Он повернулся к ней, и только тогда до нее дошло, что же, собственно, случилось. Лошадь, сломав забор, вырвалась на свободу, а Джей и маленькая девочка, мать которой отошла погладить кобылу, оказались на пути у безумного животного, несущегося во весь опор, закусив удила. Если бы не Люк, что бы осталось и от нее и от ребенка?

Прежде чем Джей смогла поблагодарить Люка, он протянул ей руку, сочувственно улыбнулся и извинился за что-то. Однако чертики в его глазах заставили Джей насторожиться. Господи! Оказывается, она приземлилась в большую кучу того, что ее отец называл лошадиными яблоками. И улыбка, и странное извинение относились к перепачканной юбке. И тогда она тоже засмеялась и хохотала до тех пор, пока слезы не хлынули из глаз.

Через пять дней они поженились. Это было в среду. Спустя четыре дня расстались. Это было в понедельник…

Разве могла она подумать, что когда-нибудь Люк потребует от нее денег? Какое унижение! Неужели это его она любила? Полно, любила ли? Влечение. Вот что это было. Благодарность своему спасителю плюс его внешность сделали свое дело: она влюбилась. Глупая и импульсивная, она думала о нем по ночам, а сладкая боль воспоминаний о неделе с Люком заполняла ее сны. Но не более.

Люк наблюдал за ней, ожидая вопросов. Джей сглотнула, подавив подступившую к горлу тошноту, и спросила:

– Сколько?

– Три недели.

До Джей не сразу дошел его ответ.

– Три недели чего?

– Тебя, – Люк ответил мягко, почти ласково. – Три недели тебя.

И с хрустом надкусил тост. Бартон, услышав ответ, поперхнулся вином.

– Позвольте, мистер Ремингтон…

– Ты сумасшедший, – решительно сказала Джей.

– Почему сумасшедший? Взбешенный, раздраженный…

– С чего?

– А ты думаешь, кому-нибудь нравится идти ко всем чертям?

– Люк, мы не виделись год! И тебе не было весь этот год до меня никакого дела!

– А ты, поди, рассчитывала, что я приползу на коленях, умоляя пустить обратно?

– Конечно нет, но ведь я тебе тоже не нужна.

– А кто тебе сказал, что нужна?

– Ты. Ты сказал, что хочешь, чтоб я вернулась к тебе на три недели. Забудь об этом. Прими холодный душ!

– Так ты подумала, что я имею в виду… – Люк принужденно засмеялся. – Я взбешен, а не свихнулся. Тем более из-за секса, неважно, насколько это хорошо у нас получалось… Да, очень хорошо получалось, очень даже неплохо…

Лицо Джей вспыхнуло. Она почувствовала, как Бартон, терпеливо молчавший во время ее перепалки с Люком, засопел, и испугалась, что сейчас он захочет «взять все в свои руки». Поэтому, прежде чем тот вмешался, она быстро проговорила:

– Ну ладно. Люк. Скажи по-человечески, что тебе от меня нужно.

– Год назад я думал разделить с тобой жизнь. Ты, полагаю, думала о том же. Но разве могут такие фантастические леди делить свою жизнь с такими подонками, не так ли?

– Извини, если задену твою гордость, но эти слова не стоят ни цента.

Бартон откашлялся, видимо, намереваясь вмешаться.

– Подожди, Бартон, не надо. Я начну бракоразводный процесс уже завтра. И Люк не сможет меня остановить.

– Но растянуть процесс я смогу, О'Брайен. И придам ему некоторую пикантность. Бьюсь об заклад, вы перехитрите любого денверского адвоката, взявшегося отстаивать мои интересы, но мы с ним выставим столько исковых заявлений, ордеров и всяких ваших адвокатских штучек, что тебе придется ползти к новым узам Гименея через правовое минное поле. А тем временем о тебе на газетных страницах поспеет сочная клубничка на потеху публике. Ну, что скажешь, леди-адвокат?

– Полагаю, есть и альтернативное решение? – все-таки вмешался Бартон.

– Да, есть. – Люк в упор посмотрел на Джей и произнес, делая ударение на каждом слове: – Ты приедешь ко мне домой и проведешь со мной три недели.

– Нет, – ответила Джей.

– Боишься?

– Я не…

– Конечно, боишься. Ты просто мелкая канарейка, которая возомнила себя крутым парнем. Тут все платят за твои адвокатские услуги и боятся тебя, а настоящие люди, которые знают, что ты за птица, внушают тебе ужас.

– Я не приму твоего предложения, потому что оно безумно, – ответила Джей насколько могла спокойно. В суде ей приходилось смотреть в лицо гораздо более серьезному противнику, а ловушка мужа казалась довольно шаткой.

Раздался короткий смешок Люка.

– Три недели и ни центом меньше, – повторил он. – А потом я подпишу все ваши адвокатские бумажки. Разводите! Черт, не хмурьтесь, Бартон, получите вы свою невесту к свадьбе!

– С днем рождения, Джей, – повторяла она с горечью, меряя шагами гостиную своего денверского дома. – Надо же было настоять на этой дурацкой выставке. Я ненавижу искусство Запада. Сплошные штампы, и ничего более. Конечно, если бы не бокал шампанского на открытии галереи, я бы и не взглянула на ту картину с женщиной. Шампанское да еще голодные спазмы. И, как результат, полная потеря аппетита.

– Хозяева галереи – мои клиенты, – не в первый раз напомнил ей Бартон, – и я должен был появиться на открытии.

– Не понимаю, зачем они привязали выставку к ярмарке? – Джей продолжала метаться по комнате.

Бартон не торопился объяснять ей очевидную связь между открытием Национальной ярмарки западных штатов и искусством западных штатов. Они оба отлично понимали, что не искусство повинно во вспышке гнева.

– А ты не говорила, что Ремингтон спас тебе жизнь.

– Он проявил геройство и спас меня от обезумевшей лошади на ярмарке в прошлом году.

– А что ты делала на ярмарке? Ты – последний человек, которого я мог бы представить участником родео.

– При чем тут мое участие? Просто я заходила в один павильон, чтобы расспросить свидетеля по делу об изнасиловании прислуги. – Ее лицо вдруг стало насмешливым. – Это было еще тогда, когда на меня вешали все «женские» дела.

– Тебе не приходило в голову, что их поручали тебе, потому что ты справлялась лучше всех?

– Бартон, это теперь я в фирме незаменимый сотрудник, во что мне до сих пор еще не верится. А тогда все только видели, что я – женщина. Мужчины думают, что женщина должна быть либо голая, либо беременная, на большее она не способна! – Ее захлестывали эмоции, она не могла устоять на одном месте.

Бартон улыбнулся.

– Не думаю, что все так плохо. К тому же не забывай: сейчас ты разговариваешь с одним из этих проклятых мужчин.

– Я помню. И буду до смерти тебе благодарна за то, что ты убедил их всех дать мне шанс доказать, что я могу играть с ними на равных.

– Так вот почему ты согласилась выйти за меня замуж! Из благодарности?

Джей замерла, затем резко повернулась к Бартону.

– Конечно нет. И, раз уж ты спросил, скажу: я не собиралась выходить замуж из-за карьеры. Либо семья, либо карьера. Так? Но вот я встретила тебя и Керри. А ведь Керри почти уже взрослая девушка, у тебя с ней скоро начнутся трудности. Я хочу помочь тебе. Я облегчу жизнь вам обоим.

– Ты ничего не сказала про любовь.

После долгой паузы Джей произнесла:

– Ты никогда раньше не говорил о любви. Я думала, что ты не хочешь об этом говорить, потому что и так все ясно. Ты не женился бы, если бы это повредило Керри, я это понимаю. И ты никогда не обременил бы себя женщиной, которую не любишь.

– Ты влюблена в меня, Джей?

– Я очень люблю тебя.

Резкий звук сирены «скорой помощи» ворвался в комнату через зашторенное окно. Бартон, поглощенный разглядыванием пятна на стене за спиною Джей, казалось, даже не услышал его.

– Когда Каролина умерла от рака, я тоже хотел умереть, но я был нужен Керри.

– Каролина была прекрасная женщина. Вы с Керри, наверное, тосковали… – Она запнулась. – Я хочу стать для Керри другом, но не намерена занимать место ее матери.

– Керри рада, что именно ты будешь мачехой. – И скрестив руки, Бартон тихо добавил: – Мы с Керри не сможем смириться с новой потерей жены и матери.

– Вы не потеряете меня, скоро наша свадьба, а потом я приклеюсь к вам как липучка.

– Похоже, Ремингтон думал, что ты приклеишься к нему.

– Он ожидал, что я кинусь ему на шею, а потом брошу все: дом, карьеру, адвокатскую практику. И побегу за ним в глушь. Я шесть лет училась в колледже и работала как проклятая в офисе, без выходных и праздников для того, чтобы бросить все ради ковбоя, у которого ничего нет, кроме седла!

– Ты не похожа на замужнюю женщину. Я даже не предполагал, что ты могла быть замужем, пока не попросил тебя стать моей женой. Ты рассказала очень немногое, но не мог же я тянуть из тебя прошлое клещами. – Он пристально посмотрел на нее. – Я знаю тебя четыре года, с тех пор как ты начала работать в нашем офисе. Как же ты, серьезная женщина, вышла за Ремингтона, зная его меньше недели?

– Какое-то затмение. Я была дурой, о'кей? И давай закроем эту тему.

– Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, не жалея ни о чем, чтобы была абсолютно уверена, что тебе этого хочется.

– Я абсолютно уверена. – Она отступила на шаг, ей так хотелось, чтобы он верил ей. – Раньше я думала: прежде замужества и детей нужно сделать карьеру. Но с тобой и Керри у меня будет все сразу.

– Сразу, – серьезно подтвердил Бартон. – Я встретил Каролину в первый день учебы в колледже. Но заговорить с ней решился через несколько недель. Ее доклад о женских правах был так убедителен, что после занятий я не удержался и подошел высказать свое восхищение. Она улыбнулась мне благодарно, а я выпалил, что намерен на ней жениться. Знаешь, что она мне ответила? Что она – нормальная женщина, что, несмотря на доклад, хочет жить в большом доме и воспитывать шестерых малышей. И что ненавидит бридж… – Казалось, он по-прежнему ничего не видит вокруг. – Наших способностей хватило только на Керри, но большой дом у Каролины в конце концов появился, а в бридж мы никогда не играли. Я очень любил ее, – добавил Бартон и вернулся на землю.

– Я не сомневаюсь, что так все и было.

– Ты понимаешь, зачем я это рассказываю? Любовь с первого взгляда – избитая фраза, но со мной и Каролиной все так и случилось. А длилось до конца. Мы могли рассориться из-за сущих пустяков, спорили, и даже часто, но главного это не касалось – мы любили друг друга.

Джей понимающе улыбнулась.

– А мы с тобой почти не спорим.

– Джей! – Бартон притянул ее к себе на диван. – Я знаю тебя. Ты не вышла бы за Ремингтона без любви.

– Но я сделала это! Я же была как ребенок во всем, что не касалось работы. Я была наивным ребенком, Бартон! А Люк с виду не угрожал моей карьере, к тому же он привлекательный мужчина. Все женщины на ярмарке только и ждали, что он их поманит, а он выбрал меня. – Джей хитро улыбнулась. – Я-то подумала, что он оценил мой ум, ну и потеряла голову. Теперь я понимаю, чем влечение отличается от любви.

– Сегодня вы казались такими близкими… Я уже не уверен, что ты разорвешь свое замужество.

– Я думаю, что развод все решит.

Бартон встряхнул головой.

– А я так не уверен. – Он сжал ее руки в своих. – Я хочу, чтобы ты приняла его приглашение и провела с ним три недели.

– И оставила на три недели работу?

– Я видел твой план. Ничего срочного, а новые назначения я отложу.

– Зачем потворствовать задетому самолюбию Люка? Пусть нанимает лучшего в Денвере адвоката, ему не победить.

– Я прошу поехать не для того, чтобы облегчить ваш развод, Джей. – Бартон сжал ее руку. – Поезжай и убедись, что ты правильно поступаешь!

– Я хочу выйти за тебя замуж, Бартон, в чем мне еще надо убедиться?

– Я не хочу… – Бартон запнулся, ему трудно было говорить, но он справился с собой. – Я не хочу жениться на женщине, которая, возможно, все еще любит другого мужчину. – Она хотела возразить, но он не дал ей сказать ни слова: – Когда ты скажешь «да» перед алтарем, мы оба должны быть уверены, что Люк Ремингтон между нами не возникнет уже никогда.