Текст книги "Безжалостные боги"

Автор книги: Эмили Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Эмили А. Дункан
Безжалостные боги

Emily Duncan

SOMETHING DARK AND HOLY #2: RUTHLESS GODS

Copyright © Emily Duncan, 2020

First published by St. Martin’s Press

Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Literary Agency

Серия «Young Adult. Нечто темное и святое»

© Норицына О., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Посвящается всем странным личностям

и моим братьям Ноа и Иану

Пролог
Девушка, которая застряла в неизвестности

Вокруг царила тьма. Бескрайняя, холодная и живая. Девушка чувствовала, как та дышит, двигается, ожидает чего-то. И ничто не помешает тьме поглотить ее.

Она чувствовала, что ее руки приковали к каменной плите – и это означало, что из этого неизвестного ей места никак не выбраться. И даже не могла вспомнить, когда перестала бороться. Но больше всего девушку пугало – ужасало до мурашек и пробирало до костей, – что она не знала, кто она такая.

– Тебе еще вернут это знание, – донесся до нее спокойный ласковый голос, а затем кто-то нежно провел по ее волосам, что разительно отличалось от остальных жестоких и грубых прикосновений. – Понимаешь, тебе будет позволено вернуть только что-то одно. Но лишь когда все завершится. Когда зависимость от тьмы станет сродни зависимости от горького вина, которое жаждешь и в то же время ненавидишь. Когда ты станешь относиться к тьме как к сокровищу, за которое будешь готова убить или умереть. Только тогда ты все осознаешь.

Девушке очень хотелось дотянуться до этого голоса. Он звучал ужасно знакомо. Вызывал образы костей, золота и крови. Целых рек крови. А еще образ парня с троном, парня, направляемого другим, и девушки с волосами цвета снега, которая не может найти свое место.

Но здесь все это не имело значения.

Тьма уже пробиралась ей под кожу. Расползалась внутри, просачивалась в кости, бурлила в венах, разрывая ее на части и превращая в нечто другое.

Если бы она могла закричать, то давно бы сорвала голос. Если бы могла сопротивляться, то бросила бы на это последние силы. Но она ничего не могла поделать. Только смириться со своей судьбой.

Ее окружала тьма, такая бескрайняя, что девушке казалось, будто ей все померещилось. И тот ласковый голос. И то нежное прикосновение к волосам. Здесь царила лишь тьма. Только она.

1
Серефин
Мелески

«Змея, могила, игра света – Велес всегда тянулся к тому, что ему не принадлежит».

Записки Влодзимежа

Серефин Мелески прекрасно знал, что наступил тот момент ночи, когда готовится предательство. Время, когда обнажаются мечи, а планы не только обсуждаются, но и воплощаются в жизнь. Тот час, когда рождаются монстры.

И хотя он прекрасно понимал это, осознание неизбежного не делало ожидание менее мучительным. Правда, Серефин не желал спать не потому, что терзался в ожидании новой напасти. Нет, он не смыкал глаз, потому что предпочитал напиваться до беспамятства, чем встречаться лицом к лицу со своими кошмарами.

Но к тому моменту, когда Кацпер проскользнул в его покои, он уже очнулся. Видимо, друг пришел, чтобы разбудить его, но вряд ли удивился, когда увидел, что Серефин лежал на диване в гостиной, закинув одну ногу на спинку, а вторую поставив на пол. Рядом, в пределах его досягаемости, стоял пустой стакан, а на подлокотнике виднелась открытая книга, куда он отложил ее, пока обдумывал то, что занимало его мысли каждую ночь последние четыре месяца: сны о мотыльках, крови и монстрах.

А еще ужас на краю его сознания и этот голос. Тоненький шепот, который проник в него в том месте, в котором Серефин оказался после смерти. И остался с ним. Так что теперь странные напевы постоянно гудели в его крови.

«Все неприятности ты создаешь себе сам», – отрезал голос. Но Серефин изо всех сил постарался не обращать на него внимания.

– И кто же там? – спросил он у Кацпера.

На его голову уже давно возложили кованую железную корону, после чего разрезали ладонь и окропили на алтаре, чтобы провозгласить новым королем Транавии. И теперь его свержение стало лишь вопросом времени. Он никогда не нравился аристократии: ни когда считался Верховным принцем, ни после коронации. Так что вопрос состоял не в том, когда это произойдет, а в том, кто первым рискнет нанести удар.

Серефин не пресекал напряженные шепотки и не стал объяснять, как умер его отец. Чем еще больше искушал судьбу. В Транавии всегда велась грязная политика. Очень, очень грязная.

– Там целое собрание, – тихо ответил Кацпер.

Серефин кивнул, даже не потрудившись сесть. Он ожидал этого от славок, которые поддерживали его отца.

– И в их числе ксеши Руминский, – продолжил Кацпер.

Поморщившись, Серефин наконец поднялся с дивана, а затем прокусил палец, чтобы зажечь несколько свечей с помощью магии крови, и медленно вытер руку.

Семья Жанеты уже несколько месяцев требовала ответов. Но Серефин все еще не знал, что им сказать. Не говорить же: «О, мне так жаль, но она оказалась предательницей, и Черный Стервятник решил, что ей самое место среди его сородичей. Это так трагично и нелепо. Но ничего не поделаешь!»

Тревога, словно гнойник, зрела у него под кожей. Да, Жанета предала его, и это привело к смерти, но заслужила ли она ту ужасную участь, что выбрал для нее Малахия?

– Ты невероятно спокоен, – заметил Кацпер.

– А что они смогут сделать? Повесить меня? Закрыть в подземелье и выбросить от него ключи?

Уныло вздохнув, Кацпер опустил плечи.

– Ненавижу, когда ты ведешь себя так пораженчески, – пробормотал он, проходя мимо Серефина, чтобы добраться до его спальни.

– Куда это ты собрался? – спросил хозяин покоев. Он обвел внимательным взглядом бутылки в шкафу, а затем вытащил оттуда чудесным образом нетронутую бутылку водки. – И я не веду себя пораженчески, – пробормотал Серефин. – Я прагматик. Реалист. А происходящее было неизбежно.

– Переворот не неизбежность, – огрызнулся из глубины спальни Кацпер. Он там что, вещи собирал? – Если бы ты повесил эту проклятую клиричку, вместо того чтобы втягивать ее, как и всю страну, в хаос, ничего этого не случилось бы. Так что неудивительно, что у нас под носом обсуждают переворот. Неужели ты хочешь закончить, как твой отец?

Серефин вздрогнул. А затем сделал большой глоток. Ему снились не только мотыльки и кровь, но и тело отца у его ног. Да, не он нанес смертельный удар, но и вины своей не умалял.

– Нет, – прошептал он, отгоняя бледного мотылька от пламени свечи.

– Нет. Ты этого не хочешь.

«Но это, скорее всего, неизбежно», – мрачно подумал Серефин, понимая, что Кацпер не обрадовался бы, услышав это.

– Половину твоей одежды сожрала моль. – В голосе Кацпера прозвучало отчаяние.

В тот же момент двери в покои распахнулись настежь, и Серефин быстро протянул руку к книге заклинаний. По венам заструился адреналин. Но через мгновение его плечи расслабились, а с губ сорвался вздох. Это оказалась лишь Остия.

– О, ты не спишь, – спокойно объявила она.

– Запри двери.

Она послушно выполнила просьбу Серефина.

– Я рассказал ему о происходящем, но он продолжает пить! – возмутился Кацпер.

Серефин протянул подруге бутылку водки, так что когда Кацпер выглянул из спальни, то увидел, как Остия приняла ее и сделала глоток.

Она подмигнула Серефину, на мгновение дольше обычного прикрыв свой единственный глаз.

– Да иди уже сюда, Кацпер, – сказал Серефин.

Тот громко фыркнул и вновь появился в дверном проеме.

– Они уже давно устраивают собрания?

– Нет. Уверен, это их первая встреча, – ответил Кацпер.

– Значит, сегодня они не нападут.

– Но…

– Сегодня они не нападут, – уверенно повторил Серефин.

Подавив нарастающую панику, он забрал бутылку у Остии. Тревога уже давно стала его постоянной спутницей, ожидающей его неверного шага. И если он хоть на мгновение всерьез задумается о своей жизни, то она тут же поглотит его полностью. Так что ему оставалось лишь притворяться, что ничего не происходило.

Кацпер устало привалился к дверному косяку.

– Твоя забота о моей безопасности, конечно, отрадна, – продолжил Серефин, не обращая внимания на ироничный взгляд Кацпера. – И ты прекрасный шпион. Но немного торопишь события.

Тот медленно соскользнул на пол.

– Давай сначала выясним, чего они хотят. – Поставив бутылку на стол, Серефин отмахнулся от очередного мотылька.

Нахмурившись, Остия подошла к дивану и уселась на подлокотник. А затем зевнула.

– Мы прекрасно знали, что рано или поздно семья Руминских захочет узнать ответы, – сказал он.

– Ксеши Руминский требует их уже несколько месяцев, Серефин. Поэтому вполне очевидно, что у него закончилось терпение, – простонал Кацпер.

Серефин устало пожал плечами.

– Может, нам удастся с ними договориться? Уверен, есть что-то, чего они хотят и что я могу им предложить.

– Тайные встречи твоих врагов не предполагают обсуждения списка требований, – заметила Остия.

– Да весь двор – мои враги, – опускаясь в мягкое кресло, пробормотал он. – В этом-то и проблема.

Девушка задумчиво кивнула.

Серефин пытался расположить к себе двор, но ничего не вышло. Слишком о многом шептались по углам. И по большей части о том, что он не мог объяснить произошедшие события. Не мог же он рассказать, кто на самом деле убил его отца. Так что слухи, кружащиеся во дворе, разрастались и вскоре опасно приблизились к истине. Убийца из Калязина. Черный Стервятник. Предательство. Бедствие. Пропавшая дворянка. Убитый король. Титулы, которые ему даровал простой люд и от которых не получалось избавиться: король Мотыльков, король Крови. Из-за произошедшего той ночью народ считал Серефина благословленным. А что еще они могли подумать после того, как с небес полилась кровь?

Вот только у него после той ночи осталась лишь куча вопросов и противостояние со знатью. Калязинцы оттесняли войска Транавии. Видимо, хоть транавийцы и не знали, что их король пал от руки единственного клирика Калязина, те в этом не сомневались.

И Серефину совершенно не хотелось, чтобы Калязин обрел новую надежду.

Он не мог остановить войну. И не мог ответить на вопросы дворян, потому что не желал, чтобы Надю вздернули на виселице. Она сделала то, что не удалось сделать ему, но при этом все еще оставалась калязинкой и обладала силой, которой Серефин не доверял и в которую не до конца верил. Но при этом он не хотел ее смерти.

– И что будем делать? – спросила Остия.

Серефин провел рукой по волосам.

– Не знаю.

Серефин прекрасно понимал, что Руминского успокоит единственное решение, но даже не представлял, как вернуть Жанету. Он заметил, что Стервятникам сильно досталось. Теперь они редко встречались в коридорах дворца, но желания стучать в двери собора, чтобы узнать, что за ними происходит, он не испытывал.

Серефин устало потер глаза. Ему бы хотелось хоть раз проспать всю ночь, но вместо этого он отправился на поиски клирика, которая, как и всегда, отсиживалась в библиотеке.

– Ох, Его Величество соизволил почтить бедную, чахнущую в запертой башне боярыню, – сказала Надя, как только он нашел ее.

Она сидела на широком, расположенном высоко от пола подоконнике, утопленном в стену. Одна нога свисала вниз, а белокурые волосы струились по плечам. Вот только обычно она тщательно заплетала свои волосы. Насторожившись, Серефин заглянул в щели между стеллажами, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы их подслушать. Хотя вряд ли кто-то из славок поднимается с кровати в такую рань.

– Ты же понимаешь, что вынуждаешь меня отправить тебя на виселицу? – пробормотал он.

Надя тихо фыркнула, и в ее темно-карих глазах мелькнуло высокомерие. Она уже давно отказалась от роли бестолковой славки Йозефины из захолустья, явив свой гонор, остроумие и несносный характер. Рашид, красивый аколийский парень, который неотступно следовал за ней, спокойно отдал Серефину ее новые документы, так как бледная кожа с еле видными веснушками, светлые волосы и выделяющиеся на их фоне темные брови и глаза совершенно не соответствовали рыжеволосой Йозефине. Конечно же, документы оказались поддельными. Новое прикрытие подходило ей идеально и объясняло их присутствие здесь: из-за размытых множеством вышедших из берегов озер Надежда Лещинская поздно прибыла на Равалык и теперь не могла вернуться домой. Этой легенды они и стали придерживаться. К тому же ее имя считалось вполне транавийским, хоть она и произносила его с акцентом.

Вздохнув, Надя пододвинулась к стене и жестом пригласила его присесть рядом. Серефин принял приглашение и начал перебирать стопку сложенных перед ней книг. Это оказались транавийские тексты о древних религиях, которые выглядели такими ветхими и хрупкими, что, казалось, рассыпятся прямо в руках.

– Где, кровь и кости, ты их откопала? – удивился он.

– Вряд ли ты захочешь знать ответ на этот вопрос, – отрешенно сказала она, возвращаясь к своей книге. – Хотя, думаю, тебе стоит предупредить библиотекаря. Не хотелось бы, чтобы у старого мага крови случился сердечный приступ, когда он обнаружит, что пропала часть его коллекции запрещенных текстов.

– Не знал, что здесь есть запрещенные тексты.

Калязинка громко фыркнула.

– Так я тебе и поверила. А с чьей тогда подачи всю эту ересь держат подальше от обычных граждан?

– Надя…

– Правда, стоит признать, – продолжила она, – меня удивило, что эти книги не сожгли. Мне казалось, что вы поступаете именно так.

Но Серефин не стал поддаваться на провокацию.

Несколько минут Надя молча читала, а он перебирал страницы попавшейся под руку книги. Но ему так и не удалось понять, что она изучала.

– Ты не видела в последнее время здесь кого-нибудь из Стервятников? – наконец спросил он.

Опустив книгу, Надя недоверчиво посмотрела на него.

– Я… что?

Он рассчитывал, что она просто ответит «да» и не придется вдаваться в подробности.

– Мне казалось, что у короля Транавии больше причин общаться с этой сектой, чем у пленной крестьянки, – чопорно ответила она.

– Надеюсь, кто-то услышит твои слова, и мне не придется больше решать, что с тобой делать.

Но Надя в ответ на это лишь усмехнулась. А затем откинулась назад и поболтала ногами в воздухе. Серефин и сам не понимал, почему спросил ее о Стервятниках. Но они с Малахией появились в Гражике в одно и то же время и явно знали друг друга. Да и Серефин не интересовался, что их связывало. Но, судя по тону голоса Нади, они с Черным Стервятником стали больше, чем простыми союзниками, так что его поступок она восприняла серьезнее, чем предательство.

Так с чего Серефин решил, что ей известно о Стервятниках больше, чем ему? Клирику из Калязина? Да это же смешно. И ничего ему не дало.

Серефин прижался головой к стене.

– А почему ты спрашиваешь? – спросила Надя.

– Я не обязан делиться с тобой своими мотивами, – напомнил он.

– Серефин, с каждым днем я все больше и больше жалею, что оставила тебя в живых, – отозвалась Надя, но в ее словах не слышалось и капли злости.

Между ними с трудом установилось перемирие, но хоть Надя и злилась, что ее удерживают взаперти во дворце, казалось, она не горела желанием уехать из Транавии.

– Из-за Жанеты, – тихо признался Серефин.

Надя побледнела, а он коротко кивнул, подтверждая ее опасения.

– Что с ней случилось? – спокойно спросила она.

– Ее забрал Малахия.

Услышав его имя, Надя вздрогнула и принялась ковырять кожу на пальце, лишь бы не встречаться взглядом с Серефином.

– Она предала тебя, – напомнила Надя.

Ему показалось, калязинка озвучила этот факт в попытке убедить себя, что Малахия поступил правильно.

– И я умер.

– И ты умер.

– Вроде бы.

– Знаешь, они разговаривают со мной, – сказала Надя.

Ее рука скользнула к шее, но тут же опустилась вниз, не ощутив ничего, кроме кожи. Серефин не раз видел это движение. Раньше Надя носила маленький серебряный кулон, но он куда-то исчез.

– В ту ночь, в соборе, находились не только мы. Они твердят, что даже смерть не указ новому молодому королю.

Серефин вздрогнул.

– Моя богиня-покровительница – Смерть, – продолжила Надя. – И никто, пересекший границу ее владений, не возвращался оттуда.

Кровь, мотыльки и звезды. И этот голос, этот голос…

– И что она говорит обо мне? – выпалил Серефин прежде, чем тот вновь заговорит с ним.

Надя неуверенно пожала плечами, не сводя взгляда с книг на стеллажах.

– Она больше не разговаривает со мной.

Не об этом планировал поговорить Серефин, когда пришел сюда. Но отчаяние в голосе Нади удивило его.

– Что подумают транавийцы о короле, который воскрес из мертвых? – помолчав несколько минут, сказал он.

Приподняв бровь, Надя посмотрела на него. Он вспомнил, как вокруг ее головы сиял потрескавшийся и запятнанный нимб.

Она приподняла руку, и один из бледно-серых мотыльков, которые постоянно порхали вокруг Серефина, опустился на ее указательный палец.

– Серефин Мелески, – задумчиво произнесла она. – Я вижу на тебе метку, которая с каждым днем все сильнее наливается тьмой. И подумала… – Надя замолчала и махнула рукой на стопки книг. – Подумала, что… ну, не знаю, что смогу помочь? Что могу понадобиться тебе? Не важно.

– Помочь мне? Или ему?

– Не важно, – повторила она, и в ее голосе послышалось раздражение.

– Если недоверие вырастет, то никому из нас не уцелеть, – сказал он.

Надя кивнула. Она уже ходила по краю. Если королевский двор ополчится на нее, Серефин не сможет ничего противопоставить им. Хотя он и сам до конца не понимал, почему вообще защищал ее.

– Кажется, у меня не остается выбора. Хоть ты и разрушил мой дом, – проговорила Надя.

Серефин не стал развивать тему, но при этом понадеялся, что она не станет откладывать этот вопрос. Закрыв книгу, он положил ее на стопку. Серефин никогда не планировал сжигать монастырь и не мог отвечать за то, что сделал Теодор после его отъезда. Тогда его заботило лишь одно: найти ее. Потому что это избавляло от настойчивых просьб отца, который стремился захватить клирика, чтобы усилить свои способности мага крови. Но в то время Серефина не особо интересовало, зачем отцу девушка. Он стремился покончить с войной, а после ее захвата это стало бы сделать намного легче.

– Да, это сделал я. И солгал бы, сказав, что не ожидаю от тебя мести за это.

– А я бы солгала, сказав, что не желаю мстить.

– Посмотри, как мы честны друг с другом!

Надя закатила глаза.

– Ты жалеешь о своем поступке?

– Это война, – ответил Серефин, но, наткнувшись на ее пристальный взгляд, вздохнул. – Надя, если я хоть раз позволю себе пожалеть о своих поступках, то у меня пропадет все желание вставать по утрам с кровати. – Надя задумчиво хмыкнула. – Так ты будешь мне мстить?

– Это не стоит моих усилий. Серефин, понаблюдав за королевским двором, я поняла, что твоя смерть никак не повлияет на развитие действий на фронте.

– Ничего себе, меня спасли так «горячо любящие» меня дворяне.

Надя сердито посмотрела на него.

– И как со всем этим связана Жанета?

– Ее отец планирует устроить переворот, если я не покажу ее в ближайшее время.

– А ты не думаешь, что он сделает это независимо от твоих действий?

– Ах, меня свергнут так «горячо любящие» меня дворяне.

Но Надя была права. Он не собирался останавливать уже запущенные шестеренки. Да и мистицизм, окутывающий его, лишь усугублял ситуацию. Как может править Транавией человек, который соприкоснулся с тем, чего не понимает никто?

И не стоит забывать о голосе. Он постоянно что-то шепчет ему. Но Серефин не отвечал, надеясь, что это сделает его менее реальным. Если об этом никому не говорить, то можно считать, что этого и нет.

А может, он просто так сильно походит на своего отца, что тоже начал сходить с ума?

Несколько минут их окружала тишина. Серефин не знал, что ему делать, а Надя ничем не могла помочь. Но если его свергнут, ее тут же повесят.

– Без Стервятника нам не добраться до нее, – сказала Надя. И чуть тише добавила: – Ты что-нибудь слышал о…

Серефин покачал головой, обрывая ее слова. Каждые несколько недель она спрашивала о Малахии, и каждый раз он отвечал ей «нет», намеренно обманывая ее. Но вряд ли ей хотелось бы услышать те слухи, что доходили до него. О смертях и темной магии, за которыми мог стоять лишь его двоюродный брат.

– Ты что-нибудь придумаешь, – сказала она. – Ты должен что-то придумать.

Это что-то новенькое: они вместе ищут решение его проблем. Но и выбора у них не оставалось. Если Серефин не остановит это, то все останется как прежде.

2
Надежда
Лаптева

«Богиня зимы прекрасно знает вкус горького холода, сломанных костей и промерзшей земли, которая уничтожает все живое. Богиня смерти знает вкус мести и жгучую ненависть, которая питает войны, вспыхивающие между людьми. Марженя доброжелательная, если на то есть ее воля, но маска жестокости ей больше к лицу».

Писание богов, 399:30

К своему удивлению, Надя отыскала множество транавийских священных текстов, которые последний клирик Калязина могла прочитать, пока выжидала своего часа в плену, в самом сердце Транавии. Неужели действительно последний? Оставалось лишь надеяться, что это не так, что она не провалила свою миссию.

Правда, будь здесь Серефин, он бы упрекнул ее, что она не пленница, а просто не должна покидать дворец.

Она бы на это ответила определением слова «пленник», хотя и сама понимала, что он прав. Чем дольше Надя находилась в Гражике, тем большая опасность ей угрожала, но во дворце она находилась в хрупком пузыре защиты Серефина. Защиты, которую он предложил ей, сам не зная почему. Но Надя понимала, что лишилась магии и не переживет путешествие через Транавию, чтобы добраться до дома. Источник силы, к которому она прикоснулась, либо иссяк, либо и вовсе никогда не принадлежал ей. И, как бы Надя ни отрицала это, она медлила, потому что все еще надеялась, что печальный, сломленный парень, который привел ее сюда, вернется. Ее злило, сколько в ней просыпалось надежды каждый раз, когда она спрашивала Серефина о нем. И как быстро она рушилась, стоило услышать в ответ «нет».

Почему Надя продолжала надеяться на парня, который предал ее? За несколько месяцев тишины ее бешенство сменилось тупой болью. У нее не осталось злости сражаться с Серефином, не говоря уже о Малахии.

Поэтому она просто пробиралась через дворец и таскала к угловому окну с широким подоконником все религиозные тексты, которые только смогла здесь отыскать. Но ни в одном из них Надя не нашла ничего полезного. Все-таки это были ее боги, и мало какая книга, написанная много веков назад транавийским священником, могла поведать ей что-то новое. И все же временами она находила на страницах намеки на то, из-за чего потерпела такую сокрушительную неудачу. Почему боги перестали общаться с ней и как парень, скрывавший внутри чудовище, смог преобразиться во что-то божественное.

Иногда в книгах, которые находила Надя, говорилось о неизвестных ей древних религиозных сектах и святых. Скольких клириков, подобных ей, покинули боги? Эта мысль разбивала ей сердце, если там еще оставалось что-то целое.

После ухода Серефина, так и не приблизившегося к решению своих проблем, она покинула библиотеку, оставив стопки непонятных и запрещенных текстов на подоконнике. Она каждый день прятала найденные ей книги где-нибудь в комнате и до сих пор никто не трогал ее постоянно растущие стопки. Но старый библиотекарь всегда вел себя так, словно его оскорбляло до глубины души, что кто-то кроме него пользовался библиотекой.

– Вот ты где! – воскликнула Париджахан и потащила Надю прочь от кухни, где та собиралась стащить немного сыра и хлеба в свои покои. – Сегодня вечером состоится званый обед, на котором ты обязана присутствовать.

Надя застонала.

– Почему Серефин не предупредил меня?

– Он сказал, что стоит ему это сделать, как ты исчезнешь, и даже мне не удастся найти тебя. И, судя по всему, он был прав.

– Я убью его, – пробормотала Надя, послушно шагая за Париджахан в их комнату.

– Если бы хотела, ты бы уже давно сделала это, – спокойно ответила та.

Девушка из Аколы сегодня надела простые брюки и блузку свободного кроя оттенков темного золота. Черные волосы она заплела в тугую косу, а каждый раз, когда они проходили мимо окна, в носу поблескивало золотое колечко. Они перестали притворяться, что Париджахан – служанка Нади, но аколийка продолжала отклонять предложения Серефина выделить ей отдельные комнаты и относиться к ней как к истинной аристократке. «Это вызовет ненужные подозрения», – говорила она. И Надя заметила, что Париджахан старалась избегать встреч с несколькими из славок.

Даже теперь, после смерти короля Транавии, она все еще вела себя напряженно и до сих пор хранила свои секреты от Нади.

Предательство Малахии стало для Париджахан столь же неожиданным, как и для нее, но на все вопросы она давала такие запутанные ответы, что они мало что объясняли. Да и расспросы Рашида ничего не дали. Аколиец слишком хорошо умел обращаться со словами, так что, даже прослушав его ответ, растянувшийся на десять минут, ты понимал, что так ничего нового и не узнал.

– Серефин говорил тебе что-то еще? – спросила Надя.

Париджахан покачала головой.

– Мне показалось, или он выглядел так, будто не спал всю ночь?

Под бледно-голубыми глазами Серефина залегли темные круги, а подбородок и щеки покрывала щетина. И вдобавок от него несло алкоголем.

– Не показалось. Но, честно говоря, я его не виню.

Надя тоже плохо спала. Все те тяжелые месяцы, что прошли после ночи в соборе, ее преследовали не самые приятные сны. Но по крайней мере, в них ей не приходилось мириться с тишиной в своем сознании. Она никогда раньше не оставалась наедине со своими мыслями и внезапно поняла, что ей это не нравится.

– Вычитала что-нибудь интересное? – поинтересовалась Париджахан.

Она всегда задавала этот вопрос после Надиных прогулок в библиотеку, но та всегда лишь пожимала плечами. Надя и сама не знала, что искала. Да и по большей части просто пряталась там: от себя самой, от Серефина, от Париджахан.

– В Транавии жила святая по имени Марина Чирпица, которой отрубили голову. Но она просто подняла ее и ушла.

Париджахан покосилась на подругу.

– Ты это действительно вычитала или придумала сама?

Надя прижала руку к сердцу.

– Это моя религия, Пардж, зачем мне врать?

Аколийка фыркнула.

– Это не выдумки! В честь нее даже создали культ. Но вера в богов все уменьшалась, и примерно через сто тридцать лет Транавия отказалась от веры.

Париджахан задумчиво хмыкнула, переступая порог их комнаты. Надя тут же плюхнулась на козетку в гостиной.

– Хватит пропадать в библиотеке каждый день, читая истории о святых, которые ты и так уже знаешь.

Расстроенная, Надя потянулась к четкам, но тут же отдернула руку, не обнаружив их на шее. Подобное происходило каждый день, но она все еще чувствовала боль и все еще надеялась, что та поутихнет. Собрав волосы за спиной, Надя принялась заплетать их.

– Как ему пришло в голову, что именно он должен свергнуть богов? Уверена, он где-то вычитал про это. Что-то же натолкнуло его на подобную мысль? И я должна отыскать, что именно.

Париджахан пересекла комнату и присела рядом с Надей.

– Или он просто идеалист, который отыскал для себя «козла отпущения». Так что не думаю, что ты найдешь ответы на эти вопросы в старых книгах.

– А что мне еще остается делать? – тихо проговорила Надя.

Париджахан обхватила рукой ее подбородок и повернула лицом к себе.

– Перестань. Он причинил тебе боль. И ты не должна тратить все свои силы на его спасение, потому что он явно не хочет, чтобы его спасали.

– Знаю.

Никто даже не догадывался, что боги больше не разговаривают с Надей, что она стала простой калязинской крестьянкой. И пользы от нее теперь никакой. Так что она пыталась не спасти его, а просто понять. Последнее и стало для нее губительным. Именно этот недостаток использовал Малахия, чтобы соткать гобелен лжи, которым и очаровал ее.

– Кроме того… – продолжила Париджахан, и в ее голосе зазвучали хитрые и расчетливые нотки, – если он и наткнулся на эту идею в книге, то почему бы не поискать ее в соборе?

Надя вздрогнула. Она избегала этого места несколько месяцев. И даже мысль о возвращении туда пробирала ее до костей… Но все же…

Аколийка заметила, что она колеблется.

– Его там нет, – сказала она. – Тебе ничего не угрожает.

Надю тут же окутали противоречивые эмоции: желание отомстить и тоска.

– Я не поняла, ты меня ругаешь или поощряешь?

На лице Париджахан появилась печальная улыбка.

– Может, и то и другое?

– Сколько осталось до ужина?

– Думаю, у нас есть время, – покосившись на солнце, видневшееся в окне, ответила Париджахан и пожала плечами.

Надя рассматривала сломанные статуи, выстроившиеся вдоль входа в огромный черный собор, и задавалась вопросом, не вызван ли сковывающий ее страх тем, что она уже знает, что скрывается внутри? Или он связан с тем, что в этот раз она переступит порог без какой-либо защиты?

На лице Париджахан застыло безразличное выражение, и она едва ли скользнула взглядом по осыпающемуся фасаду собора. «Наверное, ей так проще, скрываться за маской полнейшего равнодушия», – решила Надя, когда аколийка рывком распахнула огромные деревянные двери.

Внутри стояла полнейшая тишина. Надя судорожно вздохнула, не желая вспоминать последний раз, когда она была здесь: как переплела пальцы с пальцами Малахии, как доверяла ему вопреки всякой логике. Ведь она не хотела переступать порог дома Стервятников.

«Вот только когда-то этот собор не был их домом», – подумала она. Проведя рукой по стене, Надя принялась гадать, какому богу поклонялись здесь до того, как Транавия решила отказаться от веры. Паника, вызванная тишиной в голове, тут же сдавила своими когтями ее грудь, поэтому она старательно отогнала эти мысли прочь и последовала за Париджахан, которая, к сожалению, целеустремленно шагала вперед.

– Ох, Пардж, ты уверена?

– А где еще нам искать? – ответила аколийка.

И она была права. О том, что произошло с Черным Стервятником, не ходило ни единого слуха. А Надя спрашивала, хотя на самом деле ей не хотелось ничего знать. Ведь это означало признать тот почерневший шрам на ее ладони, который, к Надиному стыду, время от времени нагревался и сильно чесался. А еще признать, что ее сердце тянется к чему-то далекому, словно связано с кем-то единой нитью. Надя не знала, что произошло той ночью, когда она вырезала символ Велеса сначала на своей ладони, а затем на ладони Малахии. Что-то произошло, когда она украла его силу, чтобы воспользоваться ей. Когда Надя совершила невозможное.

И это все еще жило в ней. Грязная, чернильная тьма магии Малахии дремала где-то глубоко внутри.

Париджахан толкнула дверь в покои Малахии, и в уголках ее губ мелькнула легкая улыбка, когда та поддалась.

Но Надя не спешила переступать порог. С ее последнего посещения этой комнаты здесь ничего не изменилось. На спинке кресла все так же висел военный мундир в заплатках. В каждом углу комнаты виднелись сложенные рисунки, а на книжных полках высились стопки книг. Много, очень много книг.