Текст книги "Почти смешная история"

Автор книги: Эмиль Брагинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Иллария поколебалась, потом взяла мешковскую телеграмму:

– Тут гражданин жене написал, а отправить позабыл.

– Может быть, передумал? – спросила телеграфистка.

– Нет, позабыл, я точно знаю. Текст очень оригинальный: «Доехал благополучно целую». Примите, пожалуйста…

Поздно вечером Иллария проследовала по коридору гостиницы, остановилась возле номера триста восемь, поколебалась, а затем несмело постучала в дверь. Никто не отозвался. Иллария постучала еще раз, уже решительнее, и прислушалась.

– Зачем тебя леший в конце месяца принес, когда у меня план горит! – злился тенор.

– А то ты не знаешь, – отвечал голос Мешкова, – что несчастные случаи чаще всего в конце месяца, когда аврал…

Иллария осторожно приотворила дверь.

За маленьким столиком, на котором торчала бутылка водки, ссорились Мешков и главный инженер строительства. Толстый-претолстый, он сидел на стуле, отодвинувшись от стола – притиснуться мешал живот.

– Извините, я стучу, стучу! – подала голос Иллария.

– Что вам от меня нужно?! – взвился Мешков. – Что вы за мной по пятам ходите?

– Я… – растерялась Иллария, – я только хотела отдать квитанцию, вы позабыли отпразить вашу телеграмму… вы заполнили бланк и оставили его возле окошка, и я… вот вам ваша квитанция…

Мешков вскочил со стула, бесцеремонно схватил Илларию за руку и усадил. Он был в скверном настроении, и ему было теперь на ком отыграться.

– Видишь, Кира, – он обращался к главному инженеру, – как меня окружают заботой. Я в буфете – она в буфете, я на почте – она на почте, я пью водку – сейчас она будет пить водку!

– Я, я не буду, – испугалась Иллария, – я терпеть не могу…

Мешков плеснул водку в стакан и подал Илларии:

– Валяйте!

– Чего издеваешься, Виктор? – заступился за Илларию главный инженер.

– Он не издевается, – возразила Иллария, – просто он невоспитанный! Он меня с вами даже не познакомил.

– Кирилл Петрович! – представился главный инженер.

– Иллария Павловна, – ответила Иллария. – Имя у меня редчайшее, но красивое.

– Ну, за ваше красивое имя! – поторопил Мешков.

Иллария отважилась, залпом выпила содержимое стакана и отчаянно замахала руками.

– Чего крыльями машете? – улыбнулся Мешков.

– Закусить! – простонала Иллария.

Главный инженер поспешно достал из банки соленый огурец. Иллария выхватила огурец из рук главного инженера, отправила в рот, хрустнула огурцом, проглотила его и перевела дух.

– Все равно я рабочих тебе не дам, – сказал Мешкову главный инженер.

– Дашь! – усмехнулся Мешков. – А не то я тебе стройку остановлю!

Иллария неожиданно всхлипнула и… начала валиться со стула.

Мешков быстро нагнулся и успел ее подхватить:

– Это у нее привычка такая, она уже на почте валилась. Кира, помоги, она тяжелая.

Но главный инженер не успел прийти на помощь.

– Отпустите меня, не прикасайтесь ко мне!

Мешков покорно отпустил Илларию, она выпрямилась и прислонилась к стене:

– Я не пьяна, я отравилась! Известно, что водка – это яд! И вы, Виктор Михайлович, вы меня отравили ядом. Надеюсь, обойдется без «скорой помощи»…

Иллария собрала последние силы и направилась к выходу.

– Я вас провожу! – метнулся Мешков.

– Нет! – обрезала Иллария. – Я пойду своим ходом. – И захлопнула за собой дверь.

Мешков вновь отворил ее и стал следить, как Иллария идет по коридору.

Почувствовав на себе его взгляд, Иллария обернулась:

– Виктор Михайлович, вы мне должны пятьдесят четыре копейки за телеграмму!

Мешков полез в карман.

– Не мелочитесь, – сказала Иллария, – я вам их дарю! – И вошла к себе в номер.

Завтрашним утром Иллария сидела на постели, свесив босые ноги, голова перевязана полотенцем, и тихо стонала. Таисия Павловна была уже в полной боевой готовности – спортивный костюм, кеды, на голове картуз, в руке этюдник.

– Ну? – спросила она.

– Плохо, – честно призналась Иллария.

– К двенадцати, как всегда, принесешь мне перекусить?

– Если доживу…

– Алкашница! – Таисия ушла.

Иллария сползла с постели, открыла дверцу платяного шкафа и погляделась в зеркало, укрепленное на внутренней стороне:

– Кошмар!

В дверь постучали.

– Кто там еще? – недовольно откликнулась Иллария.

– Это я, Мешков.

– Нельзя! – Иллария испугалась.

– Мне надо поговорить.

– Сейчас я тапочки надену, а то пол холодный. – Иллария сунула ноги в тапочки, подошла к двери. – Я в разобранном виде. А вы о чем хотите говорить?

– Наверно, надо извиниться, – объяснил Мешков, – я не знал, что это на вас так подействует.

– Ничего, – прошептала Иллария, срывая с головы повязку и пытаясь привести в порядок волосы. – Я выжила. А из-за чего вы вчера с инженером ругались? Я не поняла.

– Там пролет, – начал рассказывать Мешков, продолжая стоять за дверью.

Подошла уборщица – она волочила по полу пылесос, – остановилась и с удивлением стала глазеть на жильца, который разговаривает с дверью.

Иллария отбросила тапочку и надела босоножки.

– Этот пролет, – продолжал рассказывать Мешков, – между строениями на высоте семнадцати метров, его положили две недели назад, ширина восемь метров. Надо ставить ограждение, а если он снимет на это людей, сорвется план, все останутся без прогрессивки…

Пока Мешков рассказывал, Иллария успела поменять халат на юбку и кофту.

– Теперь поняла, – закричала Иллария, потому что уборщице надоело слушать, она включила пылесос и стала чистить ковровую дорожку, – если за две недели никто не свалился, почему кто-нибудь упадет именно сегодня? – Иллария уже красила губы.

– Я ушел на стройку! – прокричал Мешков, которого раздражал пылесос.

– Дайте им получить прогрессивку! Входите, пожалуйста! – закричала Иллария, распахивая дверь, но Мешков уже действительно ушел.

В расстроенных чувствах, Иллария поплелась в буфет, и там ее увидел и весело окликнул Лазаренко:

– Возьмите сметану и подсаживайтесь!

Иллария поколебалась – подсаживаться к Лазаренко или нет, но он приветливо махал рукой, и Иллария, со стаканом сметаны и с булочкой, села к нему за столик. Лазаренко наклонился к ней и таинственно прошептал:

– Сметана сегодня неразбавленная. Ни молока не завезли, ни кефира, нечем разбавлять! Сидите тихо и не привлекайте внимания.

Иллария изумленно воззрилась на Лазаренко:

– А почему, собственно говоря, я должна…

– Тсс… – перебил Лазаренко и заговорщицки подмигнул. – Давайте говорить на посторонние темы, ну, например, кто вы по профессии?

– Делаю чертежи для технической книги. Удобно, работаю дома, распоряжаюсь своим временем сама. Но все же скажите, почему я должна…

Лазаренко опять не дал договорить:

– Ешьте сметану! Конечно, это великое дело – не ходить на работу точно к девяти… И все-таки нельзя себя так распускать, надо уметь собой владеть!

Иллария резко встала, явно намереваясь уйти, но Лазаренко схватил ее за руку и усадил:

– На меня нельзя обижаться, я абсолютно лысый!

Иллария улыбнулась против собственной воли.

– Вам надо развлечься, – продолжал Лазаренко, – пойдите, например, в парикмахерскую, посидите там пару часов в очереди, обсудите все мировые проблемы, выйдите оттуда красивой – и перестанете психовать.

– Да с чего вы взяли? – возмутилась Иллария.

Лазаренко перегнулся через стол, поманил Илларию пальцем и, смеясь одними глазами, сообщил:

– У вас одна босоножка застегнута, а другая нет, а главное, кофточка вообще надета наизнанку!

Иллария вспыхнула, не нашла что ответить и стала боязливо оглядываться по сторонам, теребя руками кофту.

– Выйдем вместе, – сказал Лазаренко, – я вас загорожу!

Почему-то парикмахерские строят теперь с большущими окнами, прохожие с интересом разглядывают клиентов или клиенток, и те чувствуют себя неловко под их насмешливыми взглядами.

Стеклянный куб парикмахерской Иллария приметила издалека.

Мастеров в парикмахерской было двое, оба были заняты, а очереди дожидалась только одна женщина лет тридцати с густо намазанными ресницами и с высокой тяжелой прической.

– Вы последняя? – спросила Иллария.

– Я же первая, я же крайняя, – оживилась женщина, заполучив собеседника, – сегодня народу нет, напротив в универмаге выбросили импортные кофточки.

– Значит, мне повезло, – сказала Иллария.

– Крым в этом году ужасно подорожал! – доверительно пожаловалась женщина. – Койка – рубль пятьдесят!

– А было?

– Рубль. Но мне очень надо в Крым – я безмужняя…

– Надеетесь там выйти замуж? – заинтересовалась Иллария.

– Что вы? – Женщина даже хлопнула Илларию по руке. – Серьеза на курортах не бывает. Так – пляжный перепляс. – И понизила голос: – Мне загар очень идет. На мой загар мужики на улице оборачиваются.

– Так он же быстро сходит!

– Мне мазь достали, два месяца держится, даже два с половиной. Только мыться надо без губки.

– Следующий! – позвал освободившийся мастер.

Женщина встала, оправила платье.

– А разве здесь нельзя загорать, у речки? – быстро спросила Иллария.

– Здесь я работаю, а не загораю! – И женщина с высокой прической заторопилась к парикмахеру готовиться к поездке в Крым.

Когда подошла очередь Илларии и она уселась в кресло, мастер поглядела на голову клиентки и вздохнула, потому что работа предстояла тяжелая:

– Голова у вас сильно запущенная, не волосы, а бурьян. Вы из провинции?

– Из Москвы, – смущенно созналась Иллария, – да и немолодая я.

– Немолодых нет, есть смирившиеся, – возразила парикмахерша. – В Москве теперь парики носят, а что… напялил – и никаких забот, и мужики тоже напяливают.

– Они-то зачем?

– Потому что наука против лысины бессильна, – разъяснила образованная парикмахерша. – Лысеют ведь по наследству. Так что будем с вами делать? Раз в неделю будем ходить на укладку? Или химическую? Потом сами будете накручиваться. Сумеете?

– Сумею, бигуди у меня есть.

– Накручиваться надо на пиво, лучше на «Жигулевское»…

– Потом от головы будет пахнуть пивом… – поморщилась Иллария.

– Хотите парик? Могу достать, маде ин Гонконг. На тонкой сетке, голова не потеет. Девяносто рублей.

– Делайте химическую! – вздохнула Иллария.

Некоторое время спустя Иллария взбиралась на крутой бугор, осторожно неся голову в новой прическе, а в руках держа пакет с молоком и две калорийные булочки.

– Ну что? – обернулась Таисия Павловна. – Очухалась? – вырвала из рук сестры пакет, ловко надкусила угол, сделала большой глоток, отломила, сунула в рот кусок булки. – Сегодня идет хорошо, кажется, я поймала свет на этих домишках, там на склоне в этом свете они как живые. – И снова повернулась к этюду.

Иллария оскорбленно поджала губы:

– Разве ты не заметила, что я изменилась?

– Нет, я вижу тебя слишком часто и поэтому не могу заметить, как ты меняешься.

– Я сделала прическу.

– Не ври! – сказала Таисия, увлеченная работой. – Прическу я бы заметила, и помолчи, не мешай мне писать.

– Я исчезаю! – сухо, суше не бывает, сказала Иллария. – Может быть, я пойду к реке загорать, а может, пойду в гостиницу, а может, пойду в кино, а может, пойду на вокзал и уеду домой.

– Ты когда-нибудь замолчишь?

Иллария резко повернулась и поспешила прочь.

Иллария спустилась вниз к реке, к самой воде добраться было нельзя, потому что берег обрывался круто, почти отвесно. Иллария пошла по берегу, по вытоптанной тропе.

На реке трудились буксиры и рыбачьи лодки и шел рейсовый пароход, на борту которого было выведено: «Художник Василий Мешков», в честь знаменитого живописца, который писал когда-то эту реку. Иллария увидела на пароходе фамилию Мешков, вздрогнула, отвернулась и обратила свой взгляд на мальчишку, который отсюда, с обрыва, удил рыбу.

Мальчишка почувствовал за спиной Илларию, обернулся и приказал:

– Отойди!

– А ты мне что тыкаешь?

– Над душой стоишь, рыбу пугаешь!

– Чем я ее пугаю, стою себе. Это ты языком молотишь.

– Нервы мне тянешь, – злился юный рыбак, – от взрослых и так податься некуда. И тут, на тебе, надзор!

– Лопух ты! – обругала его Иллария. – Может, я тебе рыбу приваживаю.

– Ты что, ведьма?

– Смотри лучше на поплавок!

Мальчишка глянул вниз, ахнул, потянул, подсек – на крючке болтался подлещик.

– Тетенька, – завизжал мальчишка, – не уходи! – И поправился: – Не уходите!

Иллария шла дальше по берегу, села на поваленную иву, подставила лицо солнцу, прикрыла веки.

Так она сидела, не двигаясь и блаженствуя, как вдруг кто-то потряс ее за плечо.

– Не трясите меня! – возмутилась Иллария. – Терпеть не могу, когда меня трясут.

Она открыла глаза и увидела женщину, с которой встретилась в парикмахерской.

– Вы чего? – спросила та. – Радикулит схватите.

– Загораю!

– Как это вы загораете, когда на небе вон какая туча.

– А я и не заметила! – засмеялась Иллария. – Бездельничаю, вы в отпуск на юг, а я к вам в отпуск. – И встала.

– Я вас очень хорошо понимаю, – задушевно произнесла женщина из парикмахерской, – только на местный загар мужики не клюют, они клюют только на южный загар.

– Выходит, я зря приехала к вам в город?

Но женщина, в сумочке которой лежал билет в Симферополь, ответила совершенно серьезно:

– Конечно, зря… Что к нам ездить? Ничего у нас нет. Вода и церкви…

Под вечер Иллария без дела болталась в холле гостиницы, ерзала в кресле, листая журнал «Наука и жизнь», поглядывала сквозь стеклянный простенок на вход.

Вот у гостиницы остановилась старенькая «Волга». Мешков открыл дверцу, выставил на мостовую ногу…

Иллария, уронив в кресло журнал, кинулась к выходу, толкнула дверь и степенно стала спускаться по ступенькам, вскинув голову, чтобы видна была прическа.

Мешков – он поднимался по ступеням – поравнялся с Илларией и прошел бы мимо нее, не заметив. Иллария сама его окликнула:

– Хорошо бы поздороваться!

– А мы же утром виделись. – Мешков остановился, кинул на Илларию веселый взгляд, таким еще Иллария его не видела.

– Нет, не виделись, мы разговаривали через дверь.

– Это правда! – Мешков улыбнулся. – Слушайте, что отколол этот толстый Кира, главный инженер. Сидел у меня весь вечер, каля-маля, а в это время на стройке ставили ограждение!

– Молодец! – похвалила инженера Иллария. – Он хочет, чтобы коллектив получил прогрессивку.

– Идея! – внезапно воскликнул Мешков. Видно, сейчас у него было такое настроение, что не хотелось оставаться одному. – Вы футбол любите?

– Нет.

– Жаль, я вас хотел на стадион пригласить.

– А я поехать на стадион не отказывалась! – нашлась Иллария.

На стадион ехали трамваем. И, как в первый раз, стояли на задней площадке, которую водило из стороны в сторону.

– Что это у вас глаза печальные? Как у женщины, у которой нет мужа? – спросил Мешков.

– А у меня нет мужа! – просто ответила Иллария.

Мешков даже поперхнулся, ему захотелось выпрыгнуть на ходу из вагона, от безвыходности он начал выкручиваться и глупо шутить:

– Это даже лучше. Зачем женщине муж, действительно! То он пьет, то в преферанс играет, готовь ему, стирай ему, дети от него…

– А у меня двое детей!

Мешков почувствовал, как у него остановилось сердце. И чтобы сердце сдвинулось с места, он продолжал балагурить:

– Конечно, что за жизнь без детей. Великое предназначение женщины – мать. И материнские чувства…

– А у меня не свои дети, – спокойно перебила Иллария, – это племянники – дети Таисии. Только ей некогда, и ее мужу некогда, и поэтому я их воспитываю.

– Приехали! – простонал Мешков.

Стадион оказался маленький, но уютный. Илларии с ее места были видны деревья, которые вплотную подступали к трибунам, а вдали, в темно-зеленой глубине, желтела маковка церкви. Над деревьями пикой торчала стрела крана, она все время поворачивалась в разные стороны, будто царапала по небу.

Мешков перехватил взгляд Илларии и пояснил:

– Это строят тот самый цементный завод, где я скандалил…

Мешков устроился на скамейке свободно, привычно, уперся о скамейку руками, ноги раскинул.

– Вот вы в трамвае учинили мне допрос, – сказала Иллария.

– Да ни о чем я вас не спрашивал. Просто что ни скажу, все невпопад.

– У вас, наверное, создалось впечатление, – продолжала Иллария, – что я никогда не была замужем. А у меня был муж, настоящий, с отметкой в паспорте. Химик. Таисия Павловна этого химика терпеть не могла, и, как всегда, оказалась права. Потом он от меня сбежал к одной… У нее обнаружились ноги сто семнадцать сантиметров.

– Это много или мало?

Иллария погрустнела, поджала ноги под себя, нижняя губа вздрогнула.

– Очень много. И еще у нее папа генерал, новая «Волга», дача со всеми удобствами, зеленые глаза, и еще она пела в ансамбле «Звездочеты» в мини-юбке. Мужчины в зале не слушали ее пения, они смотрели на ее ноги.

– Теперь я буду знать, – широко улыбнулся Мешков, – что к женщинам надо подходить с рулеткой. Благо она у меня всегда с собой.

Он достал из кармана рулетку и потянул за металлический кончик…

Наконец на поле выбежали футболисты. Мешков оживился.

– Ну! – Мешков потер ладошкой о ладошку. – Скинемся по рублику? Будет интереснее глядеть.

– Скинемся! – охотно согласилась Иллария. – Обожаю скидываться, только что это значит?

– Вы за каких, за синих или за белых?

По полю бегали футболисты, одни в белых майках, другие – в синих.

– Я буду за белых! – сказала Иллария.

– Тогда я за синих!

– Тогда я тоже буду за синих!

– Да нет, вы будете за белых, – покрутил головой Мешков, – мы должны болеть за разные команды. Ваши забьют – я вам рубль. Мои забьют – вы мне рубль. Расчет после игры. Все понятно?

– Я уж не такая дура! – обиделась Иллария. – Только я запуталась – я за синих или я за белых?

– Вы за белых, белых.

– Я за белых, белых, – повторила Иллария.

Команда синих перешла в атаку, правый защитник прошел по краю, навесил мяч в штрафную площадку, синий нападающий упал, в падении ударил мяч головой, и мяч угодил в сетку ворот.

Мешков подпрыгнул на месте, потом вскочил и восторженно заорал. Иллария испуганно посмотрела на Мешкова.

Мешков плюхнулся обратно на скамейку, от бурной радости обнял Илларию и звонко поцеловал.

– Это вы меня за рубль целуете? – спросила Иллария.

Мешков ее не слышал. Он снова не отрываясь следил за игрой.

Синие продолжали атаковать, как вдруг совершенно неожиданно полузащитник белых перехватил мяч, через все поле сильным ударом передал его центрфорварду, тот рванулся вперед, сильно ударил – и мяч влетел в ворота.

Мешков в горести обхватил голову руками.

– Кажется, мои забили? – Иллария не была в этом уверена. – Я ведь болею за белых?

– Ваши, – сердито ответил Мешков.

Иллария внимательно поглядела на Мешкова, повернулась к нему, как бы раздумывая – обнять его или не надо…

Но в это время Мешков вскочил на ноги, захохотал и, веселясь, упал обратно на скамейку.

Иллария отважилась, наклонилась к Мешкову и осторожно клюнула его в щеку.

Мешков изумленно обернулся к Илларии:

– Вы что?

– Целуюсь, – разъяснила Иллария, – подражаю вам. Мои гол забили.

– Так ведь не было гола, судья его не засчитал.

– Как «не засчитал»? – возмутилась Иллария. – Почему? Вашим можно забивать, а моим нельзя?!

– А ваш нападающий бил из офсайта!

– Не было офсайта! – закричала Иллария. – Судья жулик. Его подкупили!

Мешков опешил:

– Откуда вы понимаете про офсайт?

– У меня два мальчика! – улыбнулась Иллария.

– Мороженое хотите? – предложил Мешков.

– Хочу! Давайте завтра снова пойдем на стадион. Вон на щите написано, завтра опять матч. Мне здесь определенно нравится.

– Не получится, сегодня я уезжаю. Двадцать один двенадцать. Дела закончил, и делать мне здесь больше нечего.

Мешков взял у разносчицы мороженое и протянул Илларии:

– Есть только это, стаканчики. За девятнадцать копеек.

Иллария оттолкнула руку Мешкова, встала и начала протискиваться к выходу.

– Вы куда? – ахнул Мешков. – До конца еще уйма игры.

Иллария остановилась в проходе и подождала Мешкова, который приближался к ней с явно недовольным видом. Он шел, не глядя на Илларию, рискуя наступить на чьи-то ноги, потому что его взгляд не отрывался от футбольного поля.

– Это хорошо, что вы смотрите в сторону, а не на меня, – сказала Иллария, – я, вероятнее всего, должна сообщить вам, Виктор Михайлович, что влюбилась в вас!

Мешков замер, боясь пошевелиться.

– Возможно, – продолжала Иллария, – это случилось еще на перроне…

Когда Мешков заставил себя обернуться и случившееся несчастье было написано у него на лице, он увидел Илларию, которая уже уходила со стадиона. Мешков сунул мороженое первому попавшемуся мальчишке и кинулся догонять.

Он поравнялся с Илларией, когда она уже подходила к трамвайной остановке. Не зная, как себя вести и абсолютно не представляя, что надо говорить, Мешков не нашел ничего лучшего, как только сказать в растерянности:

– Конечно… спасибо…

– Ешьте на здоровье. Между прочим, я сделала для вас прическу, а вы даже не заметили.

– Разве?.. Я думал, всегда так было…

На кругу стоял трамвай. Иллария полезла в пустой задний вагон и осталась на площадке.

– Это уже традиция. Мы все время едем на площадке, как школьники.

– Тогда уж давайте не платить за билеты! – предложил Мешков.

– А вы не мучайтесь, – печально улыбнулась Иллария. – Я вижу, вы мучаетесь и не знаете, что мне сказать. Вы делайте вид, будто ничего не произошло. Мои слова не накладывают на вас никаких обязательств. Вы вообще можете вернуться на стадион, я сама доеду!

Трамвай тронулся с места, зазвенел, задребезжал. Некоторое время оба молчали, потом заговорил Мешков:

– Иллария Павловна, я вечно мотаюсь по всяким командировкам. Я почти не бываю дома, я живу в самолетах, поездах, гостиницах. Я езжу со стройки на стройку. И везде меня не любят, потому что инженеров по технике безопасности нельзя любить. Они ко всему вяжутся, и от них одни неприятности.

– Перестаньте оправдываться, – перебила Иллария. – Я вас информировала, и все!

– Я не оправдываюсь, я объясняю, – повысил голос Мешков. – Какая бы вы ни были замечательная, я все равно не гожусь для романа. Мне ровно пятьдесят! Я, в конце концов, стар!..

– Не кричите на меня! – осадила Мешкова Иллария, а затем подвинулась к нему и сказала не без едкости: – Вовсе не нужно, чтобы все пассажиры слышали, что вы старый и не годитесь для романа. Нашли чем хвастаться!..

Когда Иллария вернулась к себе в номер, то увидела Таисию Павловну, которая сидела на кровати, подобрав под себя ноги, взглядом впершись в этюды, расставленные на раскладушке у противоположной стены.

– Явилась, – сердито сказала сестра, – все-таки пришла! Большое тебе спасибо. Я тут с ума схожу, может, уже сошла!

– Я была на стадионе с Виктором Михайловичем.

– А зачем ты ходила на стадион?

– Болеть за белых, тебе этого не понять.

Таисия отвлеклась от живописи и испытующе взглянула на сестру.

– Он к тебе пристает?

– Нет, это я к нему пристаю! – гордо сообщила Иллария. – Он от меня на стенку лезет!

Таисия искренне заволновалась:

– Ты доверчивая, честная, тебя обмануть – пара пустяков! А он прожженный, опытный…

– Послушай, Тася, ты совсем обалдела со своей прекрасной живописью! Это я за ним бегаю, а он от меня увертывается.

Таисия Павловна слезла с кровати и сунула ноги в туфли.

– Как ты далека от реальной жизни, это хитрый ход, это он тебя заманивает!

Иллария покраснела от возмущения:

– Ты стала похожа на моего начальника. Он тоже слушает только самого себя!

– С этим прохиндеем Мешковым я поговорю! – И прежде чем Иллария успела опомниться, сестра уже выскочила за дверь, и было слышно, как в замке повернулся ключ.

Иллария дернула дверь: заперто. И в бешенстве забарабанила по ней кулаками.

Таисия Павловна шла по коридору крупным мужским шагом, и, когда ей повстречался солидный дядя с изрядным брюшком, тянувший килограммов под сто, Таисия Павловна, не замедляя движения, выкинула вперед руку и отодвинула дядю в сторону, как манекен.

Мужчина, которого оттолкнули, удивленно обернулся:

– Ну и ну!

– А вы уступайте дорогу женщине! – Таисия Павловна уже стучала в номер триста восьмой.

Едва прозвучало: «Войдите», как она ворвалась внутрь и сразу начала на высокой ноте:

– Оставьте в покое мою сестру! Вам нужна гостиничная интрижка, приключение в командировке! Ищите другой объект!

Мешков весь будто ощетинился:

– Ишь как вы о себе заботитесь! Очень вы себя уважаете, себя и свои удобства.

– Что вы несете? – вспыхнула Таисия Павловна.

– Думаете, я не помню, как Иллария волокла чемодан, а вы налегке шли? Здесь ваши шмотки таскает, а дома ваших детей стережет. Боитесь лишиться домработницы!

– Да вы негодяй!

Таисия Павловна подскочила к Мешкову, явно намереваясь влепить ему пощечину, но Мешков ловко схватил ее за руки, завел руки за спину, под локотки поднял художницу в воздух, вынес в коридор, ногой открыв дверь, и сразу наткнулся на солидную пару пенсионного возраста. Оба замерли от удивления.

– Эта дамочка, – сказал Мешков, – ошиблась номером!

Он поставил Таисию Павловну на пол и быстро вернулся к себе, не забыв запереть дверь.

– Я всегда говорила, – нахмурилась жена пенсионера, – что гостиница – это гнездо разврата. Вова, пойдем и не смотри на нее!

И пара чинно проследовала к соседнему номеру триста десять, оставив Таисию Павловну, задыхавшуюся от ярости и бессилия.

Она сделала было шаг к двери Мешкова, потом передумала, направилась обратно к себе в номер, потом снова передумала и направила свои стопы в буфет.

Здесь, у буфетной стойки, очередь была небольшая, человека три, но Таисия Павловна все равно полезла без очереди:

– Моя очередь давно прошла, я забыла в номере деньги и ходила за ними. Вы мне не верите? – Она с вызовом повернулась к военному, который стоял первым.

– Верю, – ответил военный. – Только вы здесь не стояли!

Но Таисия Павловна уже делала заказ:

– Стакан чая!

– Сахар класть? – спросила буфетчица.

– Нет. Нет, положите ложечку, нет, две ложечки… Нет, не кладите сахару!

– Так класть вам сахар в чай или не класть? – устало переспросила буфетчица.

– Я вам не говорила – чай, я вам сказала – кофе! Я никогда не пью чай!

– Извините, но вы сказали – чай! – мягко вставил военный,

– Я не могла этого сказать, я сказала – кофе! – гневно повторила Таисия Павловна.

Иллария металась по номеру взад и вперед. Потом пришла, очевидно, к какому-то решению, достала целлофановый пакет и начала складывать в него всяческую еду.

Затем Иллария открыла дверь на балкон, вышла, держа пакет в руках, и закрыла за собой дверь. Балкон сплошняком тянулся вдоль здания гостиницы, но чтобы из одного номера нельзя было забраться в другой, соседний, балкончики разделялись кирпичным барьером высотой в половину человеческого роста.

Иллария поглядела на кирпичное препятствие, подтянулась на руках, села на узкий конек этой стенки, перекинула ноги на другую сторону и спрыгнула на соседний балкон. Затем, чтобы ее не заметили из номера, согнувшись в три погибели, чуть ли не на коленках, пересекла этот балкон и взобралась на следующую стенку. Эту сложную операцию она проделала несколько раз.

– Триста шестнадцать, – считала Иллария, – триста четырнадцать, триста двенадцать, триста десять, триста восемь…

Спрыгнув на балкон номера триста восемь, Иллария выпрямилась и заглянула в окно. Но отсюда ничего нельзя было разглядеть.

Иллария постучала в стекло балконной двери.

И сразу возле окна возникли две вопросительные фигуры – пенсионер и его жена.

– Что вы здесь делаете? – возмутилась Иллария.

– Это я вас хочу спросить, – голос у женщины был визгливый, – зачем вы влезли на чужой балкон?

– Это триста восьмой?

– Нет, это триста десятый!

– Извините, – сказала Иллария, – значит, я ошиблась при подсчете! – И снова полезла через барьер.

– Опять к нему! – заметил пенсионер не без ехидства.

– Это все потому, – заверещала жена, – что теперь все разрешается! Сначала женщинам разрешили ходить в мужских брюках, потом разрешили ходить без брюк и почти без юбок, потом разрешили длинные юбки, а мужчинам длинные волосы, как у девиц! Потом…

– Что будет потом?

– Потом я не знаю, но опять что-нибудь разрешат…

Тем временем Мешков в номере триста восемь уже складывал в портфель бритву, мыло, запасную рубашку, как вдруг… постучали в окно.

Мешков озабоченно обернулся и обнаружил Илларию. Подбежал, распахнул балконную дверь:

– Ну, знаете, с вами не соскучишься!

– Сестра меня заперла, поэтому я с этой стороны. Тут легко, – успокоила Иллария, – между балконами барьерчики невысокие, – и прыснула, – только я сначала в чужой номер угодила… Вот я принесла: здесь сыр «Виола», два яйца, крутых конечно, кусок кекса. В поезде всегда есть хочется.

– А если сестра хватится?

– Скажу, сама все слопала.

– Тогда большое спасибо. – Мешков, не колеблясь, положил пакет в портфель.

– И еще, – набралась храбрости Иллария, – я хочу вас проводить! – И испытующе поглядела на Мешкова. Тот храбро выдержал ее взгляд.

– Значит, давайте сразу смываться, а то Таисия Павловна вас разыщет и опять арестует!

– Правильно, – поддержала Иллария. – Уходим сразу!

Мешков взял портфель, и оба направились к двери.

– Я навязчивая, да? – спросила Иллария.

– Вы выдумщица, вы все про себя выдумываете!

Мешков отворил дверь и… увидел Таисию Павловну, которая сердито выпалила:

– Я жду, чем это все закончится!

– Она совершеннолетняя! – напомнил Мешков.

– Я вполне совершеннолетняя, – повторила Иллария. – Я еду на вокзал, провожать.

– Ах, вы уезжаете. – Таисия Павловна подарила Мешкову обворожительную улыбку. – Я так рада была с вами познакомиться. Счастливого пути. Смотрите не опоздайте на поезд!

Иллария и Мешков шли по улице.

– Вы к Таисии несправедливы, – говорила Иллария, – у нее дарование, она заслуженный деятель. Ее выставляют во всем мире. Я служу таланту, это лучше, чем служить министерству.

– Я не в министерстве, я в тресте. Был бы умный, не сидел бы на ста восьмидесяти, а давно ушел в НИИ и сделал диссертацию. – Мешков сам себе удивился и вспылил: – Слушайте, что это я с вами начинаю разговоры разговаривать?

– Вы ко мне привыкаете, – объяснила Иллария.

– Вот что. – Мешков поглядел на часы. – До поезда еще… тридцать шесть минут, мы можем дойти до вокзала пешком, а там, к вопросу о привыкании, пожмем руки и – никаких телефонов, адресов…

– Вы правы, – согласилась Иллария, – баб, которые на шею вешаются, – их никто не любит!

– Лично я, – рассердился Мешков, – люблю пельмени, дальневосточные, с уксусом и перцем, поговорили, повыясняли, хватит, дальше идем молча…

Здесь им повстречался Лазаренко.

– Уезжаешь?

– Уезжаю.

– Провожаете? – Лазаренко взглянул на Илларию.

– Провожаю.

– Новая прическа вам идет. Общий привет. – И Лазаренко пошел своей дорогой.

Тут Мешков, против собственной воли, поглядел на прическу Илларии.

– Ну что? – Иллария замерла.

– Прическа идет, и мы идем, а то поезд уйдет без меня…

Потом Иллария стояла у вагона и Мешков топтался возле него и откровенно ждал, чтобы она ушла. Вся эта история тяготила его, и он смутно, сам не зная почему чувствовал свою вину и от этого еще больше раздражался.

– Отъезжающие, пройдите в вагон! – объявила проводница.