Текст книги "Женька. Дачник"

Автор книги: Эмиль Офин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Вот хорошо ты мне попался, Витя! Не придётся идти пешком, – Пётр Павлович подал руку майору;—Так я надеюсь на вас, товарищ инженер-майор.

– Всё будет в порядке. До свиданья, рад был познакомиться. – Однако майор не торопился отпускать руку Петра Павловича. – Неудобно, конечно, – вы в отпуске. Но, с другой стороны, раз уж попали в наши места, хотелось бы устроить встречу с офицерами, послушать об изменениях в конструкции тягачей. Как вы, товарищ Родионов, а?

Пётр Павлович сразу согласился:

– Отчего же. Мне самому интересно выслушать соображения ваших товарищей.

Когда мы поехали, он спросил:

– Не забыл мою просьбу исполнить?

– Зачем же забывать, Пётр Павлович, всё купил – провод, ролики, шурупы, – и даже три рубля сорок ещё осталось. Вон в кузове свёрток.

– Ну, молодец! Давай его сюда.

Пётр Павлович слез у мостика на шоссе и пошёл к дому тётки Марьи.

Я поехал разгружаться на склад и так торопил там рабочих, что кладовщик Степан Семёнович даже рассердился:

– Да что у вас, у комсомолии, свадьба сегодня, что ль?

Дома я наскоро помылся, надел новый пиджак и, схватив со стола кусок хлеба, вышел на улицу.

Окна домика в Миронихином саду были освещены. Я поднялся на крыльцо и услышал голос Петра Павловича:

– Стихи – дело хорошее, только, по-моему, не нужно писать о том, чего не знаешь. Ну вот, ты сочинил про море, а видел ты его когда-нибудь?

– Наш Финский залив видел, – услышал я смущённый ответ и узнал голос Кости Мельникова.

Пётр Павлович кашлянул.

– Ну где же на Финском заливе ты наблюдал, чтобы «звезды, как фары, за тучей сверкали, волны до самого неба взлетали»?

Раздался смех, и громче всех смеялась Люба Шкваркина.

Я вошёл в комнату. Здесь собралась почти вся Настина бригада; на меня никто не оглянулся, потому что Пётр Павлович продолжал говорить:

– Ты лучше напиши о ваших колхозных делах. Вот увидишь, хорошо получится.

Я посмотрел на подставку и увидел вместо чертежа чистый лист плотной бумаги; рядом, на табурете, лежал старый номер нашей стенгазеты «Новый путь», засиженный мухами, всего с двумя статейками, а кругом них наклеены картинки, вырезанные из журналов.

– И название не оправдывается, – усмехнулся Пётр Павлович. – Судите сами: газета вышла один раз за два месяца, а где в ней критика местных дел? Нет, товарищи, этот «Путь» не новый…

Он хотел сказать ещё что-то, но вдруг заскрипели половицы, задрожали стёкла, запрыгали на столе кисти и тюбики с красками: из темноты за окном донёсся такой шум и скрежет, что весь Миронихин домик затрясся, как в лихорадке.

Мы, толкая друг друга, бросились на улицу и побежали вдоль речки.

Было совсем темно, и только в том месте, где торчали оставшиеся от старого моста сваи, мелькали узкие лучи электрических фонариков; когда свет ложился на воду, она казалась чёрной и тяжёлой. На обоих берегах стояли машины, похожие на чудовища, пришедшие к водопою.

Послышались удары вёсел, и к берегу пристала резиновая лодка. Из неё выпрыгнул высокий человек, и в луче электрического фонарика я увидел пилотку и погон майора.

Он быстро подошёл к стоящей в сторонке легковой машине.

– Товарищ полковник, объект обследован. Установка переправы по типовому проекту займёт шесть часов. Наличие на берегу строительных материалов и сохранившиеся опоры упрощают дело. Правда, досок здесь маловато, придётся строить попроще, внакат.

Из машины строго ответили:

– Ваша задача – обеспечить переправу, чтобы наши войска могли перейти реку и закрепиться на высоте Седьмой прежде, чем туда подойдут части противника.

– Беда-а! Батюшки, война! Ох!.. – раздался визгливый женский голос.

Кругом в темноте засмеялись. Голос Терентия Фёдоровича сказал:

– Беги домой, Анфиска, спасай свою клубнику от атома.

Я огляделся и увидел наших колхозников. Кладовщик Степан Семёнович с лопатой в руке подошёл к майору:

– Может, и нас в дело возьмёшь, начальник? Мы бы подсобили.

– Спасибо, товарищи, – ответил майор, – справимся сами. Только прошу вас не курить, а то наблюдатель не разберётся, кто курил, и за нарушение светомаскировки снизит нам оценку.

Он отдал команду окружающим его командирам, и вдруг одно чудовище ожило. Оно зарокотало, зашлёпало гусеницами и, спустившись в воду, остановилось. Его длинный хобот развернулся, повис над берегом в том месте, где были сложены брёвна и доски. И наша речка, в которой я несколько лег назад чуть не утонул, показалась мне вдруг слабым ручейком.

Из машин повыскакивали сапёры. Они потянули какие-то шланги, провода, тросы.

Степан Семёнович не отставал от майора:

– Так ведь для колхоза строишь. Что же нам зря стоять…

– Зачем стоять? – услышал я знакомый голос. – Пётр Павлович выступил в полосу лунного света. – Мост построят, а на дороге при подъездах к мосту – ямы. Это одно, а другое – у вас в колхозе живёт одинокая старая женщина Марья Климова, мать погибшего фронтовика, и сидит она под самым, можно сказать, Ленинградом при керосиновой лампе…

– Ай-я-яй! – покачал головой майор, и мне показалось, что он подмигнул Петру Павловичу. – Мать фронтовика? Сейчас же дам команду моим сапёрам…

– Ещё чего надумал! – смутился Степан Семёнович. – Что же, мы сами не знаем… Ты только прикажи, командир, чтоб твои ребята перебросили нам три лесины на ту сторону.

Я хотел спросить у Петра Павловича, чем бы и мне заняться, но он уже сам повернулся ко мне:

– Иди, Витя, к Марье Гавриловне, там найдёшь свёрток, который ты привёз из города. Вот и орудуй. Справишься?

Я кинулся в гараж, взял отвёртку, изоляционную ленту и плоскогубцы. Переодеваться я не пошёл, и хорошо сделал, потому что в домик Марьи Гавриловны скоро забежала Любка. Она посмотрела, как я привинчиваю к потолку розетку, и сердито заметила:

– Зачем хороший пиджак не снял? Потом опять будешь ходить хуже всех! Монтёр!.. Давай слезай, я тебе поесть принесла. А где тётка Марья?

– Побежала смотреть, как ставят столбы. Ешь и ты, Любаша.

Любка сидела напротив и смотрела на меня усталыми, сонными глазами, а мне казалось, что я никогда не ел ничего вкуснее этой холодной каши.

– Любаша, как там мост?

– Растёт. Вот председатель удивится, когда приедет из района!

Я оглядел комнату. Ролики поблёскивали при свете керосиновой лампы, белый шнур стрункой тянулся по стене и потолку.

– Люб, а Люб, ведь и машину я сам чинил, а Пётр Павлович только мне подсказывал.

– Он всем всё только подсказывает, а работа идёт…

Она не договорила: легла на лавку и сразу уснула.

Я взял с кровати подушку и подложил ей под голову.

Работа у меня так и закипела. Я зачищал провода, а сам оглядывался на спящую Любку, пока не порезал палец. А потом я укрыл её своим пиджаком. И мне вдруг захотелось, чтобы эта ночь продолжалась долго-долго…

Когда мы с Любой вернулись на берег, было уже совсем светло. Мычали коровы, последние клочья тумана таяли па полях, в воздухе пахло мокрой травой и сиренью.

Мост мы увидели ещё издали. Он легко взлетал над речкой, каждым окоренным брёвнышком отражаясь в словно ещё не проснувшейся воде. Над лесом показалось солнце, и белые перила порозовели.

Сапёры давно ушли, а мост остался – широкий, надёжный.

Мужчины под руководством Степана Семёновича чинили дорогу. Две колхозные бабки стояли поодаль в накинутый на плечи ватниках и кричали ребятишкам, густо облепившим перила:

– Брысь оттуда, чтоб вы сгорели! В воду попадаете!

– Даром! Без единого, можно сказать, рублика построили. Как с неба упал нам этот мост! – удивлялась Мирониха. – А командир-то сказывал: части неприятеля должны подойти.

– Какой тебе ещё неприятель? Смотри не накаркай! – недовольно заметил Степан Семёнович.

На дороге показались три пустых грузовика с прицепами. Дядька Терентий опёрся на лопату, прикрыл ладонью глаза от солнца и сердито усмехнулся.

– А вот вам и части неприятеля пожаловали.

Из передней машины выпрыгнул председатель Матвей Ильич.

Было смешно смотреть, как он, расстёгивая и застёгивая пиджак, бегал по мосту, ощупывал перила и металлические скобы, топал по плотному бревенчатому накату.

– Как же это вы, братцы… Кто же это? В одну-то ночь? Вот чудеса-то! Откуда такая возможность?..

– Возможность – она давно рядом была, – серьёзно заметил Терентий Фёдорович. – Только увидеть её понадобился глаз позорче твоего.

Два дня мне никак не удавалось попасть к Петру Павловичу: кладовщик совсем загонял со сдачей овощей – приходилось возить прямо в Ленинград. А в воскресенье утром, проезжая по деревне, я увидел около правления народ; колхозники о чём-то спорили, размахивали руками, смеялись.

Я оставил машину прямо на дороге и протиснулся вперёд.

Под навесом у пожарного сарая висел большой лист. Красными крупными буквами было написано: «Новый путь». Орган комсомольской организации колхоза».

А на рисунке изображена была баба. Она высовывалась из окна вагона. Две кошёлки в её руках полны обуви, ситца и ещё всякой всячины. А рядом написано:

 
Эта личность как заноза
В теле нашего колхоза:
Не боясь ничьей острастки,
Свою клубнику поливает, А колхозные участки
Раз в неделю посещает.
 
 
Поезд мчится, дым клубится,
Машинист пускает пар;
Промтовары из сельмага
Уплывают на базар.
Ты спроси-ка, друг читатель:
«Что же смотрит председатель?»
 

Чей-то палец ткнул прямо в рисунок:

– Да это ж Мирониха, пропади я пропадом! Морда не похожа, а дела – её!

Я выбрался из толпы и увидел Петра Павловича. Он стоял в сторонке и тихонько покашливав в кулак.

Мне почему-то вспомнились Любкины слова: «Он всем всё только подсказывает, а работа сразу идёт».

В этот день мне ещё пришлось съездить в район.

Пока сгружали овощи, я зашёл в магазин и купил себе красивую, как у моряков, фуражку, а ещё – шёлковую косынку.

Возвращался я уже поздно вечером. Промелькнули перила нового моста, где-то тявкнула собака. Дорога изогнулась и перешла в широкую улицу.

Я поставил машину в гараж и поскорее побежал к Петру Павловичу.

Окна домика в Миронихином саду были тёмные. На скамейке под яблоней кто-то беседовал. Я остановился у ограды.

– Встал я сегодня рано-рано, – услышал я голос Петра Павловича, – иду и дышу. И, кажется, сроду такого воздуха не пробовал.

– А у нас воздух и зимой не хуже, полезный. Особенно для тех, кто кашляет, – сказала Настя.

И, хотя я не видел её лица, я понял, что она краснеет.

В саду появились три тёмные фигуры. Это были дядька Терентий, кладовщик Степан Семёнович и агроном.

– Мы до вас, товарищ Родионов. Не помешали? – Агроном сел, а Терентий Фёдорович и кладовщик остались стоять. – Вот мы тут с товарищами соображаем насчёт одного дела…

Опять скрипнула калитка, и на этот раз грузной походкой вошёл Матвей Ильич. С минуту он стоял молча, потом спросил:

– Прослышал я, что уезжаешь завтра от нас?

Пётр Павлович кивнул.

– Посмотрел родные места, отдохнул, пора и честь знать. – Он закинул руки за голову. – А хорошие здесь места! Так бы, кажется, и жил до ста лет…

– А ты и живи, живи с нами! – не сказал, а выкрикнул дядька Терентий. – Мы тебе артелью дом поставим…

Председатель вдруг сиял фуражку.

– Товарищ Родионов, вот, значит, толковали мы… Остался бы ты пожить у нас немного. – Он расстегнул и застегнул пиджак. – Присмотрелся бы, – может, потом… Оставайся, Пётр Палыч.

Пётр Павлович даже привстал.

– Да вы что, братцы?.. – Он помолчал. – Да и в сельском хозяйстве я не разбираюсь…

Кладовщик Степан Семёнович и агроном не дали ему договорить:

– Мы разбираемся, мы и поможем. А ты нам помоги.

«А вдруг и правда не уедет?» – подумал я и уже хотел было тоже войти в сад, но кто-то дёрнул меня за рукав.

– Куда наладился?

– Любаша! – обрадовался я и поскорее вынул шёлковую косынку.

Она насмешливо оглядела меня.

– А фуражку такую зачем купил? Моряк… Только деньги зря бросаешь.

– А что их копить? Ещё заработаю. – Я взял её за руку – Бери, Любаша, не сердись…

Но Люба и не думала сердиться. Она взяла косынку и туг же набросила её на свою рыжую косичку.

Я хотел ещё сказать, как скучал без неё, но вдали всхлипнула и рассыпалась перебором гармонь. Это молодёжь вышла к пожарному сараю.

Люба сразу же бросилась туда. Я, конечно, побежал за ней.

Рано утром из города пришла легковая машина. Мы с шофёром вынесли из Миронихиного дома чемодан и чертёжную доску. Пётр Павлович в шляпе и с плащом на руке показался мне совсем городским человеком.

– Ну, что смотришь бычком? – спросил он. – Садись, проводишь немного.

Шофёр дал газ, и машина скользнула прочь от Миронихиного дома. У нового моста она остановилась.

Пётр Павлович сказал:

– Прощай, Витя. Смотри делай вовремя перетяжки и держи в порядке инструмент.

Он легонько щёлкнул меня по носу и отвернулся. Шофёр рывком взял с места. Колёса прошуршали по мосту, и через минуту только лёгкая пыль крутилась вдали.

Я подождал немного, а когда повернулся, увидел председателя Матвея Ильича. Он стоял заложив руки за спину и смотрел на дорогу.

Я глянул на его невесёлое лицо и сказал:

– Дядя Матвей, а может, он опять приедет к нам на дачу отдыхать?

– На дачу? Отдыхать? – сердито спросил председатель.

Больше он ничего не сказал. Повернулся и медленно зашагал в поле.