Текст книги "Разбитые звезды"
Автор книги: Эми Кауфман
Соавторы: Меган Спунер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 7. Тарвер
Я уже хочу зажечь фонарик, найти аптечку и дать ей успокоительное, как вдруг она наконец-то перестает плакать. И я наконец-то засыпаю.
Когда я просыпаюсь, уже совсем поздно, за полночь. Несколько мгновений я сижу, не двигаясь, работают только органы чувств. Ощущаю кожей холодный металл и жесткое сиденье; чувствую витающий в воздухе запах расплавленного пластена; слышу, как снаружи хрипит какое-то животное, а здесь, в капсуле, будто бы кто-то двигается.
Воспоминания, словно пузырьки, всплывают на поверхность, разлетаются по всему телу, мчатся к рукам, и вот пальцы крепко обхватывают подлокотники. Я еще не открыл глаз, и разум сам додумывает, что происходит; снова слышится тихая возня. Сомкнутых век касается неровный скачущий свет.
Мисс Лару взяла фонарь.
Черт подери, она вообще спит? Я украдкой открываю один глаз. Она снова около панели управления, возится с проводами. Со спины ее освещает свет фонаря; она закусила нижнюю губу. В таком свете она выглядит иначе. Она кажется какой-то настоящей, непорочной, юной. С таким человеком можно и поговорить.
Мне интересно, что о ней сказали бы мои родители. В памяти всплывают их лица, и у меня сдавливает горло. Если «Икар», выпав из гиперпространства, потерял связь с «Компанией Лару», то там, возможно, еще даже не знают о крушении. Возможно, считается, что корабль просто пропал.
«Я жив!» – мне хочется мысленно передать это сообщение. Но ведь я даже не знаю, в какую сторону его отправлять: планета может быть в любой точке Галактики.
А тем временем мисс Лару со знанием дела засовывает провода в панель управления. Я помню, как девушка разделила провода ногтями. Не сделай она этого, мы потерпели бы крушение, так и не отсоединившись от корабля. Перед мысленным взором мгновенно возникает картина, как другие капсулы, оторвавшись от «Икара» только лишь во время крушения, несутся к земле, оставляя в небе позади себя огненные полосы…
Вне всяких сомнений мисс Лару спасла нам жизнь. С трудом в это верится.
Прежде чем заговорить, я кашляю, предупреждая, что проснулся.
– Мисс Лару?
Она резко вскидывает голову.
– Да, майор?
Она говорит вежливым и спокойным тоном, будто разговаривает с назойливой тетушкой, которая никак не оставит ее в покое на вечеринке.
«Может, если я замолчу, ее ударит током?»
– Нужна помощь?
Она раздраженно, но насмешливо фыркает.
– Вы ничем не поможете, если не знаете, как активировать систему связи. Если у меня получится подключить к ней микросхему, то можно использовать саму капсулу как антенну. Она же металлическая.
Мы ненадолго замолкаем. Нам обоим ясно, что мне ни за что не разобраться в микросхеме.
Мое молчание мисс Лару воспринимает так, словно взяла надо мной верх, и улыбается с чувством превосходства. Эта ее улыбка выводит меня из себя.
– Если я сумею отправить сигнал, тогда вы согласитесь остаться здесь, а не тащиться через дебри неизвестно куда?
Я делаю глубокий вдох и опускаю голову. Снова склонившись над панелью, мисс Лару отворачивается. Я украдкой на нее поглядываю. Меня приводят в восторг не только необычные для такой девушки познания в электронике, но и сам вид мисс Лару, держащей в зубах фонарик.
На какое-то мгновение я вижу в ней ту девушку из салона первого класса, которая заступилась за попросившего у нее помощи мужчину и не дала с ним расправиться. Куда же эта девушка постоянно пропадает?
Вдруг у меня екает в животе, и я понимаю, что тот мужчина, из-за которого я заговорил тогда с мисс Лару, скорее всего, мертв. А выжил ли кто-нибудь кроме нас? Сумела ли хоть одна капсула – кроме нашей – оторваться от «Икара» до того, как он вошел в атмосферу?
Но я не успеваю завершить эту мысль, как снова погружаюсь в сон.
– А что мисс Лару думала о ситуации?
– Я не спрашивал.
– Как, на ваш взгляд, она справлялась?
– Лучше, чем можно было ожидать.
Глава 8. Лилиан
Проснувшись, я вижу перед глазами стену, возле которой лежу, замотанная в одеяло и свернувшаяся калачиком; голова раскалывается от боли. Пару мгновений пытаюсь вспомнить, что же делала ночью, и с ужасом жду, когда проснутся воспоминания. Уверена, похмелье окажется не самой большой проблемой… Но запах полурасплавленного пластена практически подбрасывает меня на постели. Лучше бы голова болела от похмелья, а не от удара о стенку капсулы.
Я смотрю на сломанную панель управления, которую пыталась починить ночью. Провода расплавлены – ремонту не подлежат. Микросхему замкнуло, и тут не поможет даже целая команда электриков, – что уж говорить обо мне.
Лучше бы выспалась.
Меня пугает, что утро очень тихое. Даже в нашем загородном доме вокруг меня постоянно раздавался какой-то шум: пыхтели очистители воздуха, в саду щелчками голографического проектора розы сменялись на нарциссы; туда-сюда сновали слуги. Бросая камешки в окно, ночью меня будил Саймон; отец за завтраком разговаривал по голографическому телефону, раздавая указания своим заместителям на Коринфе и в то же время строя мне рожицы.
Но здесь слышно лишь приглушенное пение птиц да шелест листвы.
Сегодня майор потащит меня за собой, поэтому собираюсь с силами, чтобы вынести поход с достоинством. Мне предстоит провести с ним целый день, выслушивая каждые пять минут, что я не должна останавливаться, должна шагать быстрее. Я весь день буду его тормозить.
Внезапно у меня екает в животе. Я сажусь и понимаю, что меня напугало: сиденье, на котором спал майор, пусто, а его вещмешка с припасами нет.
Меня почти захлестывает паника. Хочется кричать, звать майора, и я не кричу только потому, что страх сдавливает горло. Даже с ним я все равно была одна, но он много знает: как ориентироваться в лесу, куда идти, как выживать. Этому я никогда не научусь.
Он ушел из-за того, как я себя с ним вела: все эти взгляды, колкости… Я вскакиваю на ноги и ковыляю к выходу, открываю дверцу и выглядываю наружу. Еще не рассвело, и через несколько метров, ближе к лесу, темно хоть глаз выколи. Все деревья похожи одно на другое, разве что чуть-чуть отличаются; кусты немного помяты. Ни тропинок, ни цветов. Ни единого движения, лишь ветви тихо колышутся от дуновения ветра.
Мне вспоминается каждый его сердитый взгляд, каждая кривая раздраженная ухмылка.
«Тарвер! – мысленно кричу я. – Вернись!.. Прости…»
Мне страшно, невыносимо болят натруженные ноги, накатывает слабость от недостатка сна, и с глухим звуком я ударяюсь о стенку капсулы, но не свожу взгляда с ветвей и листвы.
Я вдруг понимаю, что звук шлепка от соприкосновения моего тела с металлом – не единственный в этой тишине. Хруст сломавшейся ветки, будто электрический разряд, разрывает пугающее безмолвие; в тени деревьев что-то движется. Я замираю, дыхание бьется в горле сдавленными всхлипами.
«Звериные следы, – сказал он. – Очень крупные».
Мое воображение рисует чудище, которое испугало бы даже майора, но тут из темного леса выходит тот, кто послужил источником этого шума.
Майор Мерендсен вопросительно поднимает брови, и я понимаю, что он заметил мой страх, прежде чем успеваю придать лицу невозмутимость. Губы майора кривит ехидная ухмылка, будто его позабавило это зрелище.
– Не хочу вас разочаровывать, но парочка сердитых взглядов не заставит меня уйти.
Страх и ощущение беспомощности вмиг улетучиваются, и я чувствую, как лицо горячо пылает от унижения. На этот раз ничто не помешает мне накинуться на майора.
– Вы себе льстите, майор, – я говорю тоном Анны, выражая свое превосходство. Но при мысли о ней горло сжимает тисками, и голос звучит сдавленно. – Меня вообще не волнует, чем вы занимаетесь и куда ходите. Но чем вы думали, когда ушли шататься по лесу? Кто угодно мог прийти! Я могла…
Горло снова сдавливает, и я не могу вымолвить больше ни слова. Я знаю, что на самом деле на него не сержусь, но крик помогает выплеснуть эмоции.
Майор Мерендсен мягко смотрит на меня, а потом снимает с плеча вещмешок, кладет его у ног и, отвернувшись, выгибает спину, чтобы расслабить мышцы. Злость утихает, и мне становится стыдно. Несколько секунд я смотрю, как под рубашкой у него перекатываются мускулы, и картина эта не оставляет меня равнодушной. Но, спохватившись, отвожу взгляд: не хватало еще, чтобы он заметил, как я уставилась на него! Теперь я разглядываю борозду в земле, которую пропахала наша капсула.
– Завтрак, мисс Лару? – вежливо спрашивает он.
Я могла бы влепить ему пощечину. Господи, да я могла бы и поцеловать его – он меня не бросил! Будь я дома, молча вышла бы из комнаты и успокоилась бы уже наедине с собой. Но дома мне и не пришлось бы успокаиваться из-за человека, которого я с превеликим удовольствием пожелала бы никогда не видеть. Будь я дома… Я закрываю глаза и стараюсь взять себя в руки.
Я слышу, как майор мягко идет по земле, устланной толстым ковром из опавшей листвы, и проходит мимо. Я почти чувствую его запах – что-то резкое и не такое свежее, как запах зелени.
– Раз вы не голодны, – говорит он, – пора идти.
– Какие выводы вы сделали о планете?
– Она находилась на последней стадии видоизменения. Мы ждали, когда прилетят спасательные отряды.
– Почему вы были уверены, что они прилетят?
– Зачем затрачивать столько средств на видоизменение планеты, если не размещать там колонии, на которых можно зарабатывать? Мы были уверены, что поселенцы видели крушение «Икара» и отправят кого-нибудь на разведку.
– Что было для вас важнее всего?
– О, мисс Лару не хотела пропустить вечеринку, и, конечно же, я…
– Вы, кажется, не понимаете всю серьезность своего положения, майор.
– Еще как понимаю. А что, по-вашему, было для нас важнее всего?
Глава 9. Тарвер
Когда мы отправляемся в путь, солнечные лучи косо скользят сквозь деревья. У меня все тело ноет от боли: на нем нет живого места от синяков. За плечами висит вещмешок; я покопался в нишах и запихнул в него все, что может пригодиться: паек, одеяло, жалкое подобие аптечки, в которой очень мало медикаментов, канат и рабочий комбинезон, который я пока не осмелился предложить мисс Лару вместо ее совершенно неуместного здесь и неудобного платья. Еще в мешке лежат мои личные вещи: фотография в серебряной рамке, потрепанный дневник, полный недописанных стихотворений, и фляга со встроенным очистителем воды, которая нам теперь очень пригодится.
Как бы там ни было, мы идем вдоль речушки, вьющейся через лес. Ну, во всяком случае, я иду. Мисс Лару плетется сзади и то и дело (думая, что я не вижу) хватается за деревья. Она до сих пор упрямо считает, что у нее все в порядке, что все случившееся – всего лишь ужасное недоразумение и что ее привычная жизнь в любую секунду вернется на круги своя. И не дай бог хотя бы на пять минут сделать лицо попроще! Да если бы она разрешила помочь ей, мы двигались бы гораздо быстрее.
С такой скоростью можно даже не беспокоиться ни о животном, оставившем отпечатки лап (хотя мне интересно, что это за чудище такое), ни о ранах, ни о голоде – мы умрем от старости, не преодолев даже километра.
Времени у нас в обрез, и у меня в голове бьется мысль: мы не успеем. Раз здесь нет колоний, нужно как можно скорее добраться туда, куда рухнул «Икар».
А место, куда приземлилась наша капсула, ничем не отличается от тысяч других мест, где валяются разбросанные по лесу обломки, и ничто не укажет на то, что поблизости есть выжившие. И даже если спасатели поймут, что эта капсула приземлилась сама, они все равно не сумеют отличить ее от тех, что упали, так и не отсоединившись от корабля. Ничто не скажет им: «Мы живы! Заберите нас отсюда!»
Дымовой сигнал мы дать не можем, потому что повсюду в небо вздымаются столбы черного дыма от горящих обломков, как от погребальных костров.
Найти нас могут только на месте крушения «Икара». Именно туда спасательные отряды отправятся искать выживших. Это место они сделают своей базой.
Нам придется идти много дней. Мне кажется, мисс Лару не осознает, насколько далеко место крушения. Но узнай она, что идти нам неделю, а то и больше, то вряд ли сдвинулась бы с места. Я не могу терять ни минуты. Если мы будем идти слишком медленно, а в это время спасатели, прилетев, не найдут выживших, то они могут улететь до нашего прихода. Один я добрался бы туда быстрее, но сомневаюсь, что она без меня выживет.
Следующие несколько изнурительных часов мы то и дело останавливаемся передохнуть и постоянно огрызаемся друг на друга. Хотел бы я сказать, что делаю это только для того, чтобы она назло мне поднялась на ноги и шла дальше, но не буду кривить душой: мне на самом очень хочется ее позлить. Ну а то, что она при этом идет, – приятное дополнение. И только я думаю, что добился хоть какого-то успеха, как вдруг слышу, что она сдавленно охает и хватает ртом воздух.
Я останавливаюсь. Смотрю перед собой. В какую сторону ни глянь, везде один и тот же пейзаж: бугристая земля, на ней колючая поросль, ветки которой так и норовят поцарапать; ковер из листвы и прямые ровные стволы деревьев, которые будто полегли под лазерным лучом.
Медленный вдох, медленный выдох. Я оборачиваюсь.
Она стоит, прислонившись к дереву. Понимаю, ей тяжело, но неужели нужно останавливаться каждые пять минут?! Я уже открываю рот, чтобы опробовать на ней новый способ, который вынудит мисс Лару быстрее шевелить ногами, но тут вижу ее лицо – искаженное гримасой боли, а не злости.
– Как ваши туфли? – спрашиваю я.
Она тяжело сглатывает и, собрав, кажется, все силы, одаривает меня сердитым взглядом.
– Прекрасно.
Я рассматриваю каблуки. Я знаю, что она лжет, а она знает, что я знаю.
– Что ж, – произношу я спокойным тоном, который, как я уже заметил, доводит ее до белого каления. Будь у меня капелька благородства, я не наслаждался бы этой минутой, но я давным-давно смирился с тем, что благородства во мне ни на грош. – У нас есть два выхода. Я осмотрю ваши ноги и попробую наложить повязку. Или же вы можете и дальше говорить, что все прекрасно, и, превозмогая боль, натереть кровавые мозоли, заработать заражение крови, лишиться пальца на ноге, а то и жизни, задержать нас обоих так, что мы никуда не дойдем и умрем от голода. Что выбираете, мисс Лару?
Ее бьет дрожь, она отводит взгляд и крепко обнимает себя руками.
– Этим вы и занимались на Патроне? Запугивали солдат такими красочными угрозами?
О, убейте меня! Она ведет себя так, будто я предложил пристрелить ее, а не просто сказал все как есть.
– Считайте меня наивным, мисс Лару, но это срабатывает.
Жестом показываю ей на поваленное дерево, и она нехотя садится.
Я смотрю на ее ноги и чуть не присвистываю. На них живого места нет: они подвернуты, ремешки докрасна натерли кожу, а на пальцах вспухли мозоли; кожа воспаленная – вот-вот проступит кровь.
Она смотрит куда-то в сторону, будто ей неловко взглянуть на собственные ноги. И хорошо, потому что она не будет в восторге от того, что случится дальше. Я осторожно вытягиваю тонкие ремешки из пряжек, расстегиваю туфли и снимаю их с ног. Потом верчу их в руках – изящные вещицы эти стоят, должно быть, кучу денег – и отрываю каблуки.
Мисс Лару смотрит, что я делаю, и ахает, закрыв рот ладонью. Но даже она со своим странным восприятием происходящего должна понимать, что туфли эти свое отслужили. Она молчит, а я копаюсь в аптечке и потом осторожно обрабатываю раны и перебинтовываю ей ступни. Наконец я ослабляю ремешки и надеваю ей на ноги новые туфли с плоской подошвой.
Я протягиваю руку, и мисс Лару, взявшись за нее, поднимается на ноги без единого стона или всхлипа. Сомневаюсь, что сумел бы проделать то же самое, будь мои ноги так изувечены.
Пусть Лилиан Лару пошла в этот принудительный поход с огромным нежеланием, но выдержала она его с куда большим упорством, чем иные юнцы, которых я тренировал последние пару лет.
Я сжимаю ее руку.
– Ну вот, видите? Когда вернетесь домой, все девушки Коринфа будут готовы душу продать ради туфель на высоких каблуках без каблуков. Не сомневаюсь, вы знаете, как задать моду.
И вдруг, будто луч солнца скользнул из-за облаков, на лице у нее мелькнула тень слабой улыбки.
– У вас была еще цель, помимо той, чтобы дойти до места крушения?
– Вы так говорите, будто я нарочно решил приземлиться на той планете.
– Так почему вы бы это сделали?
– Вот что я вам скажу: не было у нас никакой цели, кроме как выбраться оттуда.
– Очень хорошо. Что было дальше?
Глава 10. Лилиан
Я дышу с таким трудом, что не могу одновременно идти и говорить. Майор Мерендсен же шагает все быстрее, поэтому мне остается только поспевать за ним, задыхаясь, но не жалуясь. В конце концов, когда я в пятый или шестой раз спотыкаюсь о корень, то падаю на землю как подкошенная. Я так устала, что мне совершенно все равно.
Шаги впереди замирают. Майор долго, очень долго молчит, а потом смиряется:
– Сделаем привал. Отдохните, выпейте воды. Отправимся дальше через пятнадцать минут.
Каким-то образом я нахожу силы приподняться на руках. Ноги будто налились свинцом, и от каждого движения ремешки трут кожу, хоть она и залеплена пластырями. Интересно, скоро ли, после того как нас спасут, заживут мозоли и ссадины у меня на ногах? Скоро ли я смогу носить нормальные туфли и не прятать свои боевые шрамы?
Майор, даже не запыхавшись, стоит чуть поодаль. Неужели ему обязательно нужно выставлять напоказ то, как для него легок этот поход? Я не хочу, чтобы он меня жалел и получал от этого удовлетворение. Я ему покажу, какие Лару стойкие!
Прямо сейчас спасательные отряды мчатся к месту крушения нашей капсулы, но из-за его упрямства мы сидим посреди леса, а не там, где нас могут заметить.
Тихий голос на задворках разума нашептывает мне, насколько лучше меня майор приспособлен к такой ситуации, насколько больше знает. Но я устала быть слабой. Устала от того, что меня ведут непонятно куда. Устала от того, что этот солдат решает все за меня – Лилиан Лару.
– Майор, нужно еще раз обдумать наш план. – Я стараюсь говорить ровным голосом, но получается не очень хорошо. – «Икар» упал за теми горами. Пешком нам ни за что туда не добраться. Знаю, на Патроне у вас все получилось, но с вами был взвод солдат и команда исследователей. Если сработало тогда, еще не значит, что сработает и сейчас. Нужно что-нибудь сделать с капсулой, чтобы спасатели заметили ее.
– Мы ничего не можем сделать, это не поможет, – отвечает он, сразу же отрицательно качая головой. – А вот на месте крушения точно будет спасательный отряд.
– Если только мы туда доберемся, – огрызаюсь я. – Нам нужно вернуться, это наша единственная надежда на спасение.
– Я предпочитаю не надеяться на спасение, а идти к нему, – срывается он в ответ, резко оборачиваясь и окидывая меня сердитым взглядом, будто считает ненормальной. – Послушайте, я не могу тащить на себе через весь лес вашу задницу. Вы должны приложить хоть капельку усилий.
– Буду вам премного благодарна, если вы вообще оставите мою задницу в покое. – Я свирепо сверлю его взглядом. – Вы не господин и хозяин этой планеты, и мне вы тоже не хозяин! Мое мнение важно не меньше вашего!
– Нам что, обсуждать каждый шаг?! – Я так его довела, что он сорвался на крик, но удовлетворения не чувствую – слишком зла сама. Ах он глупый, самонадеянный мальчишка! Сколько ему лет? Он старше меня года на два, а ведет себя так, будто у него за плечами огромный жизненный опыт. И это из-за какой-то одной победы! У него всего один талант – сражаться – и медали на груди.
– Вы прислушаетесь к голосу разума, майор?
– Если вы эти ваши заявления называете разумными, то, боже упаси, нет!
– Нет! – Теперь на крик срываюсь я. – Именно так вы всегда и говорите: нет, нельзя опять отдыхать; нет, нужно идти в гору; нет, нельзя искупаться в очищенной воде!
Мы приросли к месту и ждем, кто не выдержит первым.
– Если вы позволите, мисс Лару, – наконец говорит майор, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас защитить. Так велит мне мой долг. Но я не хочу сидеть здесь сложа руки и умереть, ожидая спасательный отряд, который никогда не прилетит. И уж точно я не буду умолять вас беречь себя. Не хотите идти со мной – прекрасно! Я ухожу, а вы – как пожелаете.
– Нет. – Мне хочется влепить ему пощечину, но я сдерживаюсь и замираю. – Оставьте мне половину припасов и одеяло, чтобы их в него завернуть, и можете уходить. – И добавляю язвительно: – Освобождаю вас от чувства долга.
– Прекрасно! – бросает он со злостью.
Потом срывает с плеч вещмешок, демонстративно швыряет его на землю и, ни секунды не раздумывая, вытаскивает из него вещи и раскладывает на одеяле. Он делит все на две кучки: содержимое аптечки, упаковки с пайком, веревку. Затем укладывает свою долю в мешок и берет с собой в придачу маленькую металлическую коробку, какой-то заношенный рабочий комбинезон и дневник, который я раньше не видела. Другая кучка остается на одеяле. Мне хочется сказать, чтобы он забрал себе все упаковки с пайком, раз они ему так понравились.
Майор выпрямляется и окидывает меня презрительным взглядом.
– Желаю удачи.
Он ждет, что я трусливо подожму хвост и признаю свою неправоту. Мы оба понимаем, что он не оставит меня одну в этой богом забытой глуши; вопрос лишь в том, кто скажет это первым. Может, он и осёл, но осёл, не лишенный все же благородства: он не бросит меня умирать, только чтобы доказать, какой он умный. Я это знаю, и он знает. И когда мы смотрим друг на друга, стоя по разные стороны от расстеленного на земле одеяла, я чувствую, что это доставляет мне удовольствие. Мне такая игра знакома.
– И вам того же, – любезно отвечаю я. Могу же я теперь проявить любезность?
Я делаю из одеяла мешок, собирая уголки к середине, и неуклюже перекидываю его через плечо. Я едва не падаю, наступив изувеченными ногами на изорванный подол платья, но такие мелочи не помешают Лару показать характер. Будь на моем месте отец, он бы давным-давно ушел с гордо поднятой головой. Он бы справился с трудностями.
Вокруг меня кошмарный грязный лес, полный звуков, которые на мгновение кажутся резкими и громкими голосами и вселяют тревогу. А майор, видимо, даже ничего не замечает: должно быть, дома его окружает и не такая грязь. Когда я разворачиваюсь, он просто стоит и смотрит на меня сердитым взглядом.
Надеюсь, я сумею вернуться к капсуле до заката, хотя, скорее всего, он догонит меня раньше. За спиной ни звука, а обернуться и посмотреть, что он делает, я не могу себе позволить. Да и не важно: я знаю, что майор вернется за мной. Воображение рисует картину: он стоит и смотрит мне вслед, и больше всего на свете мне хочется увидеть выражение его лица.
Интересно, долго он продержится?
– Для мисс Лару ситуация была непривычной.
– Да. Но на войне мне уже приходилось иметь дело с гражданскими лицами.
– Ах да, разведка и исследования на Патроне.
– Так точно.
– Как держалась мисс Лару во время похода к месту крушения?
– Как мне казалось, хорошо.
– Разногласия возникали?
– Ну что вы. Мы прекрасно ладили.
