Текст книги "Птица и меч"
Автор книги: Эми Хармон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 5
КАПЛЯ КРОВИ СОРВАЛАСЬ с шеи и скатилась в корсет. За ней вторая.
– А меня ты тоже убьешь? – прошипел Тирас.
Вопрос меня удивил. Прямо сейчас его жизни ничто не угрожало. Кель с трудом сглотнул. На его лице был написан ужас и замешательство. Он, очевидно, боялся меня и боялся за Тираса.
– Я бы отдал за тебя жизнь, – ответил он наконец, и над ним вспорхнуло слово правда.
У меня не было причин сомневаться в его словах. Он спасет своего короля любой ценой – даже если для этого придется прикончить меня на месте.
– Ты не убьешь ее, Кель. Опусти меч.
– Но закон… – возразил тот.
– Ты был готов нарушить закон, когда думал, что она сможет меня исцелить, – перебил Тирас.
– Ты же сказал, что она не смогла!
– Она и не смогла. По крайней мере, не так, как мы надеялись.
Я истекала кровью, а они болтали, как ни в чем не бывало, – хотя не до конца понимала их разговор.
– Опусти меч, – повторил король голосом, не терпящим возражений.
Кель неохотно подчинился, но клинок в ножны не убрал. Кровь продолжала сочиться из царапины у меня на шее, собираясь в ложбинке между грудей, однако я не стала ее вытирать или опускать взгляд.
Зачем ему тебя убивать? – поинтересовалась я у Тираса. Кель усмехнулся при виде моей бравады.
– Вопрос в том, зачем нам оставлять тебя в живых? Мы теряем короля, как и накаркала твоя мать. А ты даже не можешь помочь.
– Кель! – одернул его Тирас.
Я совершенно забыла про материнское проклятие. В памяти снова зазвучали ее слова, эхом раскатившиеся по двору отцовской крепости.
Если убьешь меня, потеряешь душу, а твоего сына отнимут небеса. Этим сыном был Тирас. И с ним что-то было категорически не так.
Внезапно за живой изгородью послышались крики и грохот сапог, и в сад ворвались несколько стражников. Тирас поспешно заслонил меня от их взглядов.
– Ваше величество, – выдохнул один из гвардейцев, в то время как остальные преклонили колена. – В крепость начали прибывать члены делегации. Лорд Корвин, посол из Фири и представители еще нескольких провинций со свитами. Прикажете их впустить?
Мой отец был в Джеру.
– Сколько всего гостей? – спросил Кель.
– Почти пятьдесят.
– Принять всех, – спокойно велел Тирас. – Каждому обеспечить покои и слуг. И приставить по стражнику, как мы и оговаривали.
– Слушаюсь, ваше величество, – ответил воин, и охрана так же быстро покинула сад.
– Ступай в свою комнату. Я пришлю к тебе Буджуни, – бросил мне Тирас через плечо, устремляясь к выходу, Кель следовал за ним по пятам.
Я пренебрегла приказом и опустилась на ближайшую скамейку. Ноги не держали меня. Тело била дрожь – от пережитого ужаса, от недавней близости смерти, от внезапного разоблачения секретов, моих и Тираса. Надо мной висела угроза, король был проклят, а весь мир будто сошел с ума. Я бы с радостью прибегла к волшебным словам, чтобы его починить, но как никогда ясно сознавала, что это не в моих силах. А теперь мой отец был в Джеру. Я не сомневалась, что он приехал требовать моего возвращения. Под ложечкой тревожно засосало. Я трясущейся рукой вытерла струйку крови, которая никак не желала останавливаться. Верх корсета уже окрасился алым.
Сейчас передо мной лежали три пути: отправиться домой, остаться здесь или сбежать. Как можно дальше, туда, где меня не найдут. Например, в лес Дру. Буджуни говорил, его населяют удивительные существа – странные, магические… Одаренные. Возможно, я смогу начать среди них новую жизнь, особенно теперь, когда научилась говорить. Эта мысль заставила меня резко выпрямиться. Я не могу говорить! Я лишь научилась вкладывать свои мысли в чужие головы. И совсем не была похожа на них. Они не станут разбираться и просто убьют меня.
Похоже, отец был единственным заинтересованным в том, чтобы я выжила. Нужно вернуться в Корвин, спрятаться в крепости и притвориться, будто в моей голове никогда не появлялось никаких слов. Притвориться, что все как раньше, и тем, возможно, спасти свою жизнь. Только вот спасет ли мое притворство Тираса?
Неподалеку раздалось сопение и фырканье, и из-за изгороди показалась голова Буджуни. Сквозь косматую бороду проглядывала улыбка.
– Король сказал искать тебя в башне, но ведь нос тролля не проведешь! – Буджуни заметил красную дорожку у меня на шее, и его улыбка мгновенно погасла. – Что стряслось, Птичка?
Я прижала ладонь к царапине и покачала головой.
– Пойдем-ка со мной. Буджуни о тебе позаботится.
Он потянулся, чтобы взять меня за руку, но я оттолкнула пухлую ладошку. Не нужна мне была его забота. Единственное, чего мне сейчас хотелось, – сбежать от всех мужчин, которые пытались надо мной возвыситься, командовать мной, запирать на замок, использовать в своих целях, колоть, как марионетку. Я в бешенстве вытерла испачканное горло. Из глаз потекли слезы, но я этого даже не заметила.
Ты меня слышишь, Буджуни? Тролль зашипел и отпрянул. Его глаза были полны ужаса. Я уронила лоб на руки. Грудь, как железным обручем, сдавило отчаянием. Буджуни тоже меня услышал – и его первой реакцией оказался страх. Я чувствовала исходящие от него волны смятения, перемешанного с потрясением и испугом. Тролль не бросился наутек, но и ничего не отвечал, лишь стоял передо мной, тяжело дыша. Когда я попробовала обратиться к нему снова, то сама услышала, как дрожит мой мысленный голос.
Теперь ты меня боишься, дружок? Я ощутила, как он осторожно коснулся моих волос, но не осмелилась поднять взгляд.
– Птичка? – с сомнением прошептал Буджуни. – Птичка, это ты?
Да. Это я. В качестве подтверждения я кивнула, и тролль снова испустил судорожный вздох. Затем потянулся к моим губам, словно желая убедиться, что глаза его не обманывают, но в последний момент отдернул руку и отступил назад. Я поднялась на ватные ноги и шагнула следом, готовая как угодно умолять его меня выслушать. Мне было жизненно необходимо убедить друга в том, в чем я сомневалась и сама.
Я нашла свой голос, – попыталась объяснить я. – По крайней мере, его часть. Буджуни медленно кивнул, не сводя с меня круглых глаз, но и не источая уже такого страха.
Теперь ты можешь меня слышать. А я могу с тобой говорить.
– Я всегда мог тебя слышать, Птичка. Но раньше это было скорее чувство… образ. А теперь настоящий голос! Дай чуток привыкнуть.
Я понимаю. Мне тоже страшно. Ты даже не представляешь, как мне страшно, Буджуни. У тролля задрожали губы, и воздух наполнился состраданием. Для моей измученной души это было настоящим бальзамом.
Буджуни торопливо промокнул глаза и указал на рану у меня на горле.
– Это сделал король?
Я покачала головой. Нет.
– Хорошо. Мне бы не хотелось его ненавидеть. Все-таки он совсем не то, что его отец.
Мне бы тоже не хотелось его ненавидеть, – призналась я, и Буджуни пристально посмотрел на меня. Не знаю, что он увидел, но я позволила ему взять себя за руку и отвести по широкой винтовой лестнице в башню.
– Будь готова ко всему, Ларк. Твой батюшка здесь, а по замку ползают разные слухи, – прошептал Буджуни. Его глаза так и шныряли по сторонам, будто нас могли подслушать даже стены.
Расскажи.
– Король молод. Члены Палаты лордов думают, что он очень уж мягок с Одаренными.
Я испуганно покосилась на тролля, и он сжал мою руку, успокаивая. Больше мы не проронили ни слова, пока не оказались наедине в моей комнате. Там Буджуни ловко обработал царапину на горле и заговорил снова – на этот раз понизив голос до шепота.
– Лорды винят короля в возвышении вольгар. Дескать, он заставил вольгар поверить, что он слаб, чем подтолкнул их к бунту.
Я вспомнила, как Тирас и Кель рубили ужасающих птицелюдей на куски, и задумалась, как выглядит слабость в представлении членов Палаты. Но вольгары… не Одаренные. Это чудовища.
– Для лордов разница невелика.
Я поморщилась, и Буджуни снова похлопал меня по руке. Так считал прежний король, Золтев, отец Тираса. Но моя мать не была чудовищем. И я тоже. Мы продолжили нашу странную одностороннюю беседу. Прежде чем произнести фразу, я собирала для нее слова, будто нанизывала бусины на нитку. Буджуни в изумлении слушал, как я отвечаю на его осторожные вопросы, пока в кудлатую бороду не скатилась большая слеза.
– Птичка, у тебя прекрасный голос. Сладкий, как у соловья. Так бы и слушал целый день.
Вскоре нас прервали Грета и, как я недавно узнала, Пия. Одна опрокинула в ванну несколько ведер с горячей водой, другая достала из гардероба платье. Буджуни заявил, что подождет за дверью и, когда я буду готова, проводит меня в тронный зал. Прежде чем откланяться, тролль бросил на меня смущенный взгляд, и я запечатлела в его сознании панический вопрос, который он проигнорировал. Он явно передал мне не все слова короля.
При виде крови на моем корсете у Пии округлились глаза, и даже Грета оставила свою обычную грубость. Меня быстро искупали, вытерли и нарядили в серебряный шелк, в котором я ощутила себя дождевой каплей – серой, маленькой и абсолютно невидимой. Оставленную Келем царапину спрятали под бриллиантовым ожерельем. Служанки не задали ни одного вопроса о ране, и я задумалась почему. Знали, что я не смогу ответить? Или им не впервой было помалкивать о выходках короля? Застегивая украшение, Пия сказала, что оно принадлежало матери Тираса, покойной королеве Аурелии, и чрезвычайно мне идет. Последнее, разумеется, было неправдой, но ожерелье и в самом деле было красивым, а его вес придал мне храбрости.
Напоследок Пия расчесала мне волосы с каплей лавандового масла для блеска, однако не стала заплетать их в косу – лишь перехватила тяжелые локоны витым серебряным обручем, усыпанным маленькими бриллиантами под стать ожерелью. Запах лаванды немного меня успокоил, и я постаралась сосредоточиться на нем, пока Грета подчеркивала мои серые глаза краской для век, чернила ресницы и похлопывала по щекам подушечкой с розовой пудрой. Все это время меня не покидало странное ощущение, будто меня готовят к чему-то, к чему я совершенно не готова. Наконец Буджуни принялся стучать в дверь с призывами поторопиться, и служанки отступили на шаг, разглядывая меня с удовлетворением мастера, который успешно справился с трудной задачей.
Стоило мне выйти в коридор, как Буджуни расплылся в улыбке, полной гордости и восхищения. Я тут же метнула в него вопрос, который безостановочно мучил меня последние полчаса. Что происходит в тронном зале?! Буджуни сморщился и прикрыл руки ушами, словно это могло защитить его от моего гнева.
– Черт возьми, Птичка! – прохныкал он. – Можно потише? Необязательно так кричать.
У меня приоткрылся рот от удивления. Я и не думала, что способна контролировать громкость своих мыслей, хотя как раз это казалось логичным. Как люди могут говорить громче или тише, так и я могла «шептать», чтобы меня услышал только стоящий рядом человек, – или же возвышать голос, обращаясь сразу ко многим.
Я повторила вопрос еще раз, спокойнее, и Буджуни кивнул, показывая, что мне удалось.
– В зале устроили пир для важных гостей. Король хочет показать тебя батюшке – мол, наша Птичка жива-здорова. Просит сидеть с ним рядом, кивать и улыбаться. И помалкивать что вслух, что про себя.
Я в любом случае не собиралась разоблачать свой дар, но указания Буджуни меня насторожили. С каких это пор ты стал вестником на службе у короля?
– Я никогда не служил твоему отцу, Птичка. Только твоей матери, а теперь тебе. И сдается мне, что в Джеру тебе лучше.
Глава 11
В КРЕПОСТИ К ПРИЕЗДУ ЛОРДОВ подготовились на славу. Огромные люстры мерцали сотнями свечей, пламя отражалось в хрустальных каплях и разбрызгивало по стенам и куполообразному потолку мириады радужных бликов. Прежде я видела тронный зал только из сада, и дневной свет не передавал и половину его величия. Огромные столы, задрапированные ярко-синим атласом, ломились от жареной дичи и свиней, которые продолжали вращаться на вертелах. Сыры и ягоды, дыни и груши, десерты и деликатесы из каждой провинции были составлены в замысловатые башни. Их дополнял хлеб всевозможных оттенков, лоснящийся от сладкого масла, усыпанный травами и специями и источающий ароматы восточного базара. При виде этой роскоши у меня заурчало в желудке. Впрочем, любопытство оказалось сильнее голода.
Пока члены делегации жевали, сопели и прихлебывали, я осторожно испытывала их одного за другим. Не желаете ли чего-нибудь, мадам? – спросила я красивую девушку слева от себя, и та покачала головой, не отрывая глаз от тарелки.
– У меня все есть, премного благодарна, – ответила она.
Я закусила губу, стараясь не встречаться взглядом с Тирасом, который тоже услышал вопрос. Еще вина, сэр? – поинтересовалась я у господина, сидящего сразу за девушкой, но он и ухом не повел. Я выждала несколько секунд и, так и не дождавшись ответа, повторила мысленный вопрос громче. Мужчина слева от него поднял бокал и растерянно оглянулся, увидев, что никто не спешит к нему с кувшином.
Тирас что-то проворчал. Я проигнорировала его недовольство и попробовала обратиться к трем делегатам слева от Келя, который сидел прямо напротив меня. Никто из них не обратил на меня внимания. Кель единственный нахмурился и метнул в короля предостерегающий взгляд.
– Ну хватит, – прошептал Тирас.
Как думаешь, почему некоторые люди меня слышат, а некоторые нет?
– Вы так прекрасны сегодня, леди Ларк, – пробормотал Тирас, намеренно пропустив мой вопрос мимо ушей. – Я уже говорил, как наслаждаюсь вашим молчанием?
А я уже говорила, что ты осел? Конечно, «осел» было не самым подходящим для королевской особы словом, но его было так легко произносить. Тирас фыркнул, давая понять, что прекрасно меня услышал. Но мне пришлось замолчать – нас окружали любопытные глаза и уши, и я принялась разглядывать гостей. Король сидел по правую руку от меня, во главе пиршества, Кель – напротив. К счастью, стол почти в два метра шириной создавал между нами достаточную дистанцию.
Большинство делегатов были степенными мужами в летах. Посол из Фири единственная выглядела ровесницей короля и могла поспорить с ним по красоте. У нее была смуглая кожа – темнее даже, чем у Тираса, – и необузданные кудри в россыпях крохотных самоцветов, которые чудесно мерцали при каждом повороте головы. Ушки девушки казались слегка заостренными, словно она вела происхождение от эльфов. Картину довершал высокий рост, пышный бюст, тонкая талия и длинные ноги с крохотными ступнями в серебряных туфельках. Кель смотрел на нее в равной степени с недоверием и восхищением, и я задумалась, расслабляется ли он хоть когда-нибудь. Я в жизни не встречала таких вспыльчивых людей. Одного его присутствия было достаточно, чтобы мне хотелось бросить ужин и выбежать из-за стола. Тем не менее гостья из Фири отвечала ему легким изгибом губ и смеющимися взглядами. Разумеется, она вполне сознавала, какой эффект производит на мужчин. Когда Тирас стал о чем-то с ним шептаться, глядя на нее с улыбкой, я вдруг ощутила укол какого-то темного, безымянного и прежде неведомого мне чувства. Я не хотела, чтобы она ему понравилась.
Кель мечтает оказаться в постели прекрасного посла и сам презирает себя за это. Король закашлялся и схватился за пустой кубок. Я опустила глаза, залившись краской. Господи, неужели я подумала это вслух? Впрочем, вырвавшаяся у меня ремарка достигла своей цели: Тирас прекратил пялиться на гостью, отставил бесполезный кубок и незаметно, но от всей души ущипнул меня под столом.
Казалось, отец еще больше похудел и поседел за то время, что мы не виделись. Шесть недель – не так уж много в рамках человеческой жизни, но целая вечность для того, чья судьба висит на волоске. Я даже испытала к нему прилив жалости, прежде чем мы случайно встретились глазами и он тут же поспешно отвел взгляд. За что он так меня ненавидит?
– Мы слышали, что в Джеру уже год не было казней или хотя бы наказаний Одаренных, – заговорил лорд Голь с дальнего конца стола, и беседа немедленно стихла.
– А что, такие зрелища доставляют вам удовольствие? – спокойно откликнулся Тирас.
– Не важно, что доставляет мне удовольствие, ваше величество. Это то, чего я ожидаю от государя. Порядка. Справедливости. Равенства. Одаренные представляют угрозу для всех нас. Если мы дадим слабину, они с радостью закуют нас в цепи. Именно этого добиваются вольгары. За последние тридцать лет их число необъяснимо возросло. Они больше не хотят довольствоваться своими землями. Теперь им нужны и наши.
– Мы во множестве наказываем преступников, лорд Голь. Казним. Заключаем под стражу. Признаться, я уже устал подписывать судебные приговоры. Не проходит и недели, чтобы кого-нибудь из джеруанцев не уличили в воровстве или насилии. Увы, до сих пор среди них не попалось ни одного Одаренного, хотя в определенных талантах этим людям не откажешь. Например, вытаскивать кошельки из чужих карманов. Что странного, если я предпочитаю тратить силы на устранение уже существующих угроз, а не на преследование Одаренных, которые теоретически могли бы нанести кому-то вред? Когда-нибудь. Вероятно.
– Откуда вам знать, что они уже не наносят вреда? Они могут прясть золото и продавать его на улицах прямо у вас под носом. Лечить невинных людей своими богомерзкими способами и выдавать себя за именитых врачей. Даже оборачиваться волками и нападать на овчарни!
– Хищников, разоряющих фермы, мы убиваем. Если какому-нибудь Перевертышу вздумается развлечься таким способом, он понесет заслуженное наказание. Правда, еще ни один из убитых нами зверей не оказался Одаренным в животной личине.
– Вы попросту пренебрегаете законом, который установил ваш отец и Палата лордов!
Тирас переводил взгляд с одного члена делегации на другого. Лицо его оставалось безмятежным, но глаза сверкали.
– Скажите, а зачем вы все приехали? До ежегодного собрания еще далеко. И я не припомню, чтобы приглашал кого-то из вас лично… Хотя, конечно, всегда рад вас развлечь.
Тон короля был так сух, что гостям срочно понадобилось промочить глотки. Никто так и не ответил на его вопрос. Через несколько секунд, наполовину опустошив свой бокал, лорд Голь попробовал заговорить снова, однако Тирас прервал его взмахом руки:
– Вас мы уже выслушали.
Лорд Билвик – посол из провинции к востоку от Корвина, близкий приятель моего отца и человек, которого я знала всю свою жизнь, – поспешил сменить тему. Это был жизнерадостный тучный мужчина, хотя за веселыми глазами скрывался печально горячий нрав. Я видела, как он срывал злость на жене, когда проигрывал в карты. Его дочери прятались по углам в собственном замке – в этом отношении они немногим отличались от меня, а сын был едва ли не хуже родителя. Мой отец мечтал нас помолвить, но, по счастью, наследник Билвика рассмеялся ему в лицо. В его глазах я была дефективной. Помнится, в тот день я впервые возблагодарила свою немоту.
– Как наши успехи в войне с вольгарами, ваше величество? – спросил лорд Билвик, громогласно рыгнув и тут же сложив губы в извиняющуюся ухмылку. – Это единственная причина, по которой я здесь. Ну, и чтобы поддержать просьбу лорда Корвина о возвращении ему дочери.
И он щедро откусил от яблока, мгновенно приобретя такое сходство с жареной свиньей, что я чуть не пропустила вторую половину его реплики. Отец поспешно ухватился за поднятую тему.
– Я послал людей на границу, как мы и договаривались, ваше величество. И теперь хотел бы забрать дочь домой.
Тирас смерил его задумчивым взглядом. Я чувствовала его сомнения, чувствовала вопросы и недоверие к моему отцу. Тот заерзал и отвел глаза. В ту же секунду по моей спине словно скользнула змея – обожгла мокрым холодом позвоночник и удавкой затянулась на поясе, выдавив из легких весь воздух. Меня затошнило. Отец сидел на другом конце стола, но я даже оттуда ощутила источаемое им слово. Смерть. Он принес с собой смерть.
– Я бы предпочел, чтобы она осталась, – неожиданно сказал Тирас.
За столом воцарилась гробовая тишина. Все взгляды один за другим обратились на меня. Змея под ребрами затянулась туже, и я заставила себя дышать мелкими глотками, заперев все мысли и эмоции глубоко внутри. Я буквально обратилась в лед. Никто не должен был узнать об огненном урагане, который бушевал у меня под кожей. Отец начал краснеть на глазах. Лорд Голь недоуменно вскинул брови. Лорд Билвик расхохотался в голос.
Я не стала ждать, пока утихнет его приступ веселья, и мысленно велела яблоку заткнуть его разинутую пасть. Оно с яростью вломилось между лошадиных зубов лорда и застряло там намертво. Билвик засипел, пытаясь вытащить плод, и жена обеспокоенно принялась стучать его по спине. Через пару секунд яблоко вылетело обратно вместе с фонтаном слюней, и сидевшие рядом гости в отвращении отстранились.
Тирас смерил меня странным взглядом, но мой отец уже поднимался на ноги, пылая праведным негодованием.
– Я выполнил все требования, ваше величество: оторвал мужчин от работы в разгар страды, оставил урожай на попечение слабых женщин и беспомощных детей. Будьте и вы верны своему слову.
– Я обещал, что дочь вернется к вам, как только вольгары будут повержены. Не раньше. К тому же она совершеннолетняя джеруанка благородных кровей. Почему бы ей не стать королевой?
Кель процедил проклятие – не более чем шепоток между сжатых зубов, но он все равно достиг моих ушей и пробил брешь в ледяном доспехе. Я не смела поднять на него глаза. Не смела взглянуть на отца. Не смела даже носа высунуть из своей снежной крепости, хотя мое сердце отчаянно колотилось, а по венам, грозя растопить остатки самообладания, текла обжигающая лава.
– Но… она же… немая! – запинаясь, произнес отец.
Он был потрясен не меньше моего.
– О да, – со спокойной усмешкой подтвердил король. – Чудесное качество для женщины. Не выболтает государственные секреты.
Члены делегации неловко засмеялись и вновь осушили бокалы. Король тоже потянулся ко вновь наполненному кубку, но не успел поднести его ко рту. Я не хочу быть королевой. Он чуть заметно повернул голову. Ответ уложился в одно движение губ.
– Ложь.
Я хочу вернуться домой.
– Снова ложь.
Ты не сможешь держать меня в плену вечно. Тирас наклонился ко мне всем корпусом, прежде чем пробормотать:
– В плену твоего отца нет книг. Нет слов. Нет разговоров.
На это я не нашлась с ответом – лишь обратила на него беспомощный взгляд, жалея, что не могу прочесть его мысли так же, как читала книги. Тогда я разобрала бы их на отдельные слова и изучила одно за другим, пока за туманом полунамеков не проявится истинный смысл. Увы, сейчас я ощущала лишь его нерешительность и пустой знак вопроса за темными глазами. Я тебя не понимаю.
– Это совершенно взаимно, – ответил король и потянулся к вину.
Внезапно его рука остановилась на полпути, и вместо своего кубка он взял мой. Тирас осторожно отпил из него, а затем осушил до дна, словно его внутренности пожирало пламя. Когда он опускал кубок, смуглые пальцы дрожали. Я с колотящимся сердцем смотрела, как король пытается подняться, держась за край стола. Тебе плохо?
– Ступай в свою комнату. Сейчас же, – отрывисто приказал он и выпрямился, внешне сохраняя полное самообладание. – Прошу меня извинить, дела не ждут. Пожалуйста, продолжайте ужин.
Я быстро повернулась к Келю, который по-прежнему пожирал взглядом посланницу из Фири. Кель! Глаза воина расширились от гнева, словно я вторглась в его личное пространство. Королю нехорошо.
Тирас уже вышел из-за стола. Кель молниеносно оказался рядом, подхватил его под руку и принялся что-то яростно нашептывать на ухо, будто срочные новости потребовали присутствия короля в другом месте. Тот как можно быстрее направился к выходу, прямой и натянутый, словно тетива. Участники делегации проводили их незаинтересованными взглядами, а через секунду уже снова болтали, жевали и наполняли кубки.
В дверях Тирас упал. Кель мгновенно утащил его за поворот, так что никто даже не успел поднять глаз от пира. Никто, кроме меня. Всем сердцем благодаря свою неприметность, я выскользнула из-за стола и медленно направилась к арочному своду, где в последний раз видела короля. Однако не успела я сделать и нескольких шагов, как дорогу мне преградил отец. Он железной рукой ухватил меня за локоть и потащил в противоположную сторону.
– Ларк, пойдем со мной, дочка.
Я запаниковала и начала вырываться, упираясь каблуками. Конечно, годы подточили силу отца, но он по-прежнему превосходил меня на добрых две головы, а сейчас ему помогали страх и отчаяние. Мне оставалось только ковылять следом.
Отпусти меня, отец. Я изо всех сил обрушила на него эти слова, но он даже не дрогнул. И уж тем более не обернулся в поисках говорящего. Как ни в чем не бывало, он продолжал шагать вперед и волочь меня за собой. Отпусти! Мысленный крик эхом заметался у меня в голове, но я была единственной, кого он чуть не оглушил. Отец меня не слышал. Как и Пия, он оказался совершенно невосприимчив к моим словам.
Пока мы шагали к сводчатым дверям в конце зала, я не прекращала штурмовать гранитную стену его разума отчаянными просьбами и приказами. Бесполезно. Наедине с отцом я снова была немой. Двое слуг из Корвина уже ожидали нас у подножия широкой лестницы, которая вела к гостевым покоям в дальнем крыле замка. Завидев отца, они вытянулись по струнке.
– Заприте ее в моей комнате, – без тени эмоций приказал Корвин. – И приготовьтесь к отъезду, как мы и планировали. Отбываем через час. Ходят слухи о приближении вольгар, мы нужны дома. Я скоро вернусь.
Я с ожесточением вырвала руку из его хватки, но, как и обычно, не удостоилась даже взгляда. Для окружающих я была пустым местом, помехой, узницей – и ничего не могла сделать для своего освобождения. Пока. Эта мысль неожиданно придала мне сил, и я без возражений последовала за своими конвоирами, глядя прямо перед собой и напряженно обдумывая план побега.
Меня проводили в отцовскую комнату и заперли на ключ. Я надеялась услышать звуки удаляющихся шагов, но, к моему разочарованию, слуги остались за дверью и завели негромкую беседу. Я принялась расхаживать из угла в угол, чувствуя, как в груди с каждым шагом нарастает тревога. Я пыталась убеждать себя, что Тирас ничего для меня не значит, что его страдания – не моя забота. Но это было не так. В каком-то смысле он стал для меня спасителем – заключив под замок тело, освободил разум. Более того, он стал моим другом, хотя я бы никогда никому в этом не призналась – и ему в первую очередь. В голове эхом металось материнское проклятие. Что бы ни происходило с королем, Кель считал меня ответственной за это. Я и сама считала себя ответственной. Моя мать пала от руки Золтева, но умерла она из-за меня. И теперь мне не хотелось принести смерть еще и Тирасу.
Не в силах больше выносить эту неопределенность, я подбежала к окну и в ярости приказала ему открыться. Стекло хрустнуло и взорвалось. Блестящие осколки веером брызнули во все стороны, и я в испуге присела на пол, закрыв лицо руками. Через секунду дверь распахнулась, и слуги ворвались в комнату с криками, что нас атакуют. Осторожно ступая по битому стеклу, они подобрались к зияющей дыре на месте окна и придирчиво изучили двор и чистое небо. Затем, не найдя никакой опасности, помогли мне подняться. Меня с ног до головы покрывало стеклянное крошево, однако сама я была почти невредима. Я сердито принялась вычищать осколки из волос и складок платья, не переставая ругать себя за столь неуклюжую попытку побега. Отлично, я научилась вызывать пожары и бить окна! Пожалуй, все же стоит потренироваться, если я не хочу в следующий раз случайно покончить с собой.
Наконец слуги ушли, вполголоса обсуждая, из-за чего разбилось окно. Меня снова заперли, но на этот раз стражники не остались под дверью, а поспешили прочь по коридору. За ними стелилась дорожка встревоженных мыслей. Я с облегчением перевела дух и спокойно велела замку открыться. В механизме раздался громкий щелчок, и я мысленно вознесла благодарность Отцу Всех Слов.
