Текст книги "Сколько стоят добрые дела (СИ)"

Автор книги: Эман Фридман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Я стоял на Советской, возле торгового центра, со своими жалкими картинками. Каждую пятницу, после учебы, я обязательно брал что-то из нарисованного за неделю, и нес на это людное место, чтобы продать хоть что-то.

Пару раз у меня за сегодня даже что-то купили. Кажется, неудачный рисунок кувшина с яблоками. Но той пожилой даме он очень понравился. А, может, ей просто стало меня жаль. Наверное, увидела мои покрасневшие и потрескавшиеся на морозе руки и сжалилась, решив купить у меня хоть что-то.

Я гордо держал картину под названием «Поле», смотрел на безразличные взгляды прохожих, которых искусство «выпускника худодки номер шесть» не очень впечатляло.

К часу третьему, ко мне подошла пара. Парень развернул что-то огромное. Как выяснилось, это были картины. Девушка аккуратно расставила их рядом, улыбнулась парню и помахала ему рукой.

Так на людной Советской остались только я и эта девушка. Мое любопытство тут же укололо меня, поэтому я не смог удержаться, чтобы не посмотреть, что же было на этих картинах.

– Вах! – только и смог произнести я. Наверное, если бы у меня были деньги, я бы тут же отдал их все за эти картины.

Реакция была ожидаемой. Люди стали сразу толпиться вокруг нее, доставая из своих кошельков крупные купюры. Девушка улыбалась, рассказывая о каждой картине. Меня немножечко поедала зависть, но старался держаться, убеждая сам себя в том, что у меня еще все впереди, и я нарисую ни один такой шедевр.

– Ты очень красиво рисуешь, – наконец я решился подойти к ней. Она сунула полученные деньги в карман, развернулась ко мне и улыбнулась во все тридцать два зуба.

– Спасибо, – она закивала головой, и ее длинные черные косички задергались вместе с ней. – У тебя тоже очень хорошие работы, – мне почему-то стало обидно после ее слов. Ведь кто-кто, а я-то знал, что по сравнению с ее рисунками, мои были ничтожны. – Давно тут продаешь?

Я кивнул. Ее я спрашивать не стал, потому что за все эти месяцы, увидел ее впервые.

– А на что копишь деньги? – поинтересовалась она, но тут же отвлеклась на нового покупателя.

Я немного задумался, а потом, вспомнив свою героическую цель, выпалил что есть силы:

– На добрые дела!

Она рассмеялась, продавая, кажется, последнюю свою картину. За пару часов у нее не осталось ничего из того, что они принесли с тем парнем.

– Какие же такие добрые дела?

Меня обескуражил вопрос:

– Ну, немного денег себе на новые краски оставлю, а остальные хочу пожертвовать на какое-нибудь доброе дело, – затем я почесал макушку, чуть сдвинув шапку, и добавил, – только у меня денег очень мало для добрых дел, вот поэтому продаю чисто в свое удовольствие.

Ее глаза округлились после этих слов. Она внимательно посмотрела на меня, потом на мои «картиночки», затем вздохнула и серьезно произнесла:

– Что ж, если тебе нужно так много на доброе дело, то вот, возьми, – в следующую секунду она протянула мне сверток с деньгами. Я вопросительно посмотрел на нее. Она пихнула мне деньги. – На! На доброе дело, только не соври.

Я взял эти деньги, развернул, принялся пересчитывать. Ни много ни мало было там тысяч двадцать.

– А это мне? – когда я поднял глаза, то не увидел ее. Я пару минут искал ее в толпе проходящих мимо людей, но так и не нашел.

Для нашего города это было вполне неплохо, чтобы прожить месяц. А для Москвы или Питера, так вообще деньги смешные. Я пару раз легонечко подкинул этот сверток, оценил, какой он легкий. Затем, положив его в карман, принялся собирать не только свои картиночки, но и мысли, которые разбежались по углам моей головы.

– Вот это да-а-а-а, – даже дома, сидя в кресле, я не мог поверить, что мне вот так просто на руки упали такие деньги!

Сначала я подумал, что мог бы потратить их на новые краски, кисти, холсты, бумагу и кучу всего.   Потом вспомнил, что и этого добра дома хватает.

Я открыл интернет-магазин, стал искать телефон, который давно хотел себе купить. Но потом, понял, что двадцать тысяч на понравившийся айфон – мало. Подумал, что можно еще приобрести себе на эти деньги. Но то ли душила жаба, то ли сумма оказывалась маленькой, раз все мои желания были отправлены в корзину.

Где-то ночью, когда моя жадность достигла пика, я вспомнил, что эти деньги были даны не мне, а на «доброе дело».

Я долго вертелся в кресле и пытался дать сам себе определение этому простому понятию.

Доброе дело. Обязательно дело, только доброе. А какое дело может быть добрым? То дело, которое не причиняет другому вред. Значит, покупка нового монитора – тоже дело доброе.

Но разве добро, это когда кому-то, а не себе?

Я снова подержал в руках этот сверток. Мои руки ощутили, как он потяжелел на пару грамм. Мне показалось, что из-за мороза и перчаток я не смог тогда оценить истинный вес денег.

Утром я слонялся рядом с центром милосердия. Долго изучал детей больных раком, думал, кому же я пожертвую такие деньги. Может, мне стоит отдать их всем понемногу? Но если отдам всем, то вклад мой будет крохотный, совсем незначительный.

Я остановил свое внимание на маленьком мальчике по имени Витя. Витя болел чем-то сложным и непонятным, поэтому ему срочно нужна была операция за границей.

А что, если этот Витя выживет, да и вырастет настоящим тираном и деспотом? Что, если спасая жизнь невинному ребенку, ты обрекаешь весь мир на ужасную судьбу?

Но в моих руках не было шара с предсказаниями, поэтому я не мог сказать, кто из них станет хорошим, а кто плохим человеком.

Однако в моих руках были деньги, которые, кажется, за это утро потяжелели еще на пару грамм.

Я подумал, что если детям нужны дорогие операции за рубежом, то не лучше ли мне пожертвовать эти деньги на развитие отечественной медицины?

Но потом на полпути меня остановила мысль о том, что наше правительство очень нечестное, и мои двадцать тысяч, весом в килограмм,  обязательно распилят между собой, и никакое доброе дело я не сделаю.

Я выбежал на соседнюю улицу и помчался с этими деньгами куда глаза глядят. Мне было страшно от того, что я никак не могу найти доброе дело, на которое мог бы потратить эти несчастные деньги.

Меня остановил старик, который просил милостыню. Я посмотрел на его ампутированную ногу, сжалился, и чуть было не положил все деньги ему в банку. Мою руку схватила женщина:

– Не давай, он все пропьет.

И мое сердце сжалось. Я услышал, как внутри что-то треснулопополам. Мой мозг не мог понять, где же настоящее доброе дело, на которое я могу пожертвовать такие тяжелые деньги.

Ответ на этот вопрос не приходил мне ни сегодня, ни завтра, не нашел я его и через неделю. Я ездил в школу, но из тех двадцати тысяч не брал даже на проезд. Чем дольше они лежали у меня, тем больше я думал о добром деле, которое не могу сделать. Меня что-то душило.

И то было не жадность, не вязаный шарф.

Я задыхался, когда искал по улицам города тех, кому действительно помогли бы эти деньги. Но каждый раз я находил тысячу неувязок, запятых, лишних слов, – все, что мешало мне пожертвовать эти деньги. Я потерял сон, стал нервным, на уроках был невнимателен. Я потерялся в собственном желании стать большим героем.

К концу другой недели я снова стоял со своими картинками, ожидая ту девушку. Но она не пришла ни в эту пятницу, ни в следующие.

Зато пришла весна. А мой карман почти отрывался от огромного груза, лежащего в нем. Кажется, деньги весили столько, сколько и я сам.

Я увидел парня, стоящего на Советской, рядом с торговым центром. Он явно закончил какую-то художку номера «н».

– Куда пойдут деньги от проданных картин?

Он посмотрел на меня, и я вдруг узнал в нем того парня, который приходил с девушкой.

– На добрые дела, – сказал он.

Меня трясло, но я старался держаться. Рука залезла в карман и нащупала смятый сверток тех самых денег. Я посмотрел на его прекрасные картины, а затем заглянул в его глаза:

– Почем нынче добрые дела?