Текст книги "Герой пера"

Автор книги: Эльза (Элизабет) Вернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Да.

– Очень сожалею, мистер Алисон, но такой вид удовлетворения не согласуется с моими понятиями о чести. Если между нами необходима дуэль, то она должна произойти так, как «принято у нас, немцев». Я могу с оружием в руках сражаться за свою жизнь, но не играть ею так, как играют в кости, – с холодным презрением возразил Вальтер.

– Может быть, ваш поединок поэтичнее, но наша дуэль быстрее достигает цели, – с уничтожающей иронией заметил Генри.

– Все равно, я отказываюсь от нее. Да и вообще вы, вероятно, забыли, что я нахожусь в действующей армии. Моя жизнь не принадлежит мне в данный момент, и я не имею права отнимать у своей родины одного из ее защитников. Пока война не окончена, я не могу сводить свои личные счеты. Если я буду убит в это время, то ваше желание все равно исполнится, а если нет, то даю вам слово, что не откажусь от требуемого вами поединка после окончания военных действий.

– Вы обещаете это сделать, когда будет заключен мир, – со злым смехом воскликнул Алисон, – может быть, тогда, когда займете снова место профессора? Я могу заранее сказать, что произойдет дальше. Конечно, весь университет будет против того, чтобы вы, светоч науки, воспитатель юношества, рисковали своей жизнью ради средневекового варварского обычая. В конце концов, вы должны будете уступить «высшим соображениям» и откажетесь от дуэли. Артистически придумано, мистер Фернов! К сожалению для вас, я не так глуп, чтобы не понять вашей уловки.

Лицо Вальтера вспыхнуло от гнева и рука непроизвольно схватилась за саблю; но в следующее же мгновение молодой офицер одумался и опустил руку.

– А вы не помните, в скольких опасных битвах я участвовал, в то время как вы смотрели на них издали, в подзорную трубу? – с величайшим презрением ответил он.

Эти слова еще сильнее рассердили Алисона.

– Покончим этот спор, – хриплым голосом проговорил он. – Я предоставляю вам выбор: или вы сегодня же ночью дадите мне удовлетворение – все равно, каким способом, – американским или немецким, – я на все согласен, – или…

– Или? – вызывающе повторил Фернов.

– Или я не отвечаю за последствия! – закончил американец.

Вальтер спокойно скрестил руки на груди и, посмотрев прямо в лицо Генри, твердо произнес:

– В эту ночь между нами не может быть поединка ни в каком варианте: я сейчас же ухожу в горы.

Глаза Алисона радостно засверкали, он наклонился и жадно слушал дальнейшие слова Фернова.

– А затем я могу повторить лишь то, что сказал раньше! Наша дуэль должна быть отложена до конца войны; ни на один день раньше этого я не стану драться. Если же вы будете оскорблять меня, желая этим вызвать поединок, то я принужден буду обратиться к полковнику и просить его разрешить наш спор.

Последняя угроза была излишней, так как Генри внезапно успокоился и даже повеселел; он улыбнулся, но от этой улыбки всякого другого, кроме Вальтера, пронизала бы холодная дрожь.

– Следовательно, вы окончательно отказываетесь? – спросил Алисон. – Хорошо! Если нам придется еще раз встретиться, то вспомните, что я предлагал вам честную борьбу, а вы отказались от нее. До свиданья!

Генри ушел. Вальтер неподвижно стоял у камина и смотрел, как постепенно затухал огонь. Исчезло светлое горячее пламя, ярко пылавшее во время его разговора с Джен; затем появились красные, изредка вспыхивающие угольки, но вот погасли и они: все превратилось в пепел. От лунного света на полу лежала светлая, серебристая полоса; наступила пора идти.

Вдруг дверь широко открылась, и в комнату быстрыми шагами вошел Аткинс.

– Я искал вас, мистер Фернов, – встревоженно сказал он. – Алисон был здесь?

– Он только что ушел отсюда.

– Я так и думал; я сейчас встретил его, у него был ужасный вид. Что произошло между вами?

– Это касается только мистера Алисона и меня, – ответил Фернов, собираясь уйти. – Спокойной ночи!

Аткинс удержал его.

– Будьте благоразумны, мистер Фернов, и, по крайней мере, ответьте на мой вопрос. Генри не хотел говорить со мною, но я видел по его лицу, что он страшно озлоблен. Я пришел предупредить вас, чтобы вы остерегались его.

– Если вы хотите намекнуть, что моей жизни грозит опасность, то вы не сообщаете мне ничего нового, – возразил Вальтер, пожимая плечами. – Мистер Алисон сам откровенно сказал мне, что один из нас должен умереть.

– Следовательно, он вызвал вас на дуэль?

– Да.

– А что вы ответили?

– Я объяснил ему, что теперь не могу и не хочу драться с ним, что мы должны отложить поединок до окончания войны.

Со всевозрастающим беспокойством Аткинс покачал головой и произнес:

– Вы плохо знаете Генри, если думаете, что он удовольствуется таким решением; он вообще не в состоянии теперь рассуждать разумно, иначе не поставил бы так легко на карту своей собственной жизни. Кроме того, возбужденная в такой степени ревность не может ждать месяцы, чтобы отомстить за переживаемые муки. Мне не понравились глаза Алисона, и мне кажется, что вам не следует проводить ночь под одной кровлей с ним.

– Этого и не будет, – спокойно возразил Вальтер, – по крайней мере, я не буду ночевать в замке, так как сейчас отправляюсь в горы.

– Куда? – испуганно воскликнул Аткинс.

– В горы, а куда именно и зачем – служебная тайна.

– Может быть, вы думаете, что я желаю выпытать у вас вашу тайну? – быстро проговорил Аткинс. – Боже сохрани, она меня нисколько не интересует. Надеюсь, вы идете не один, а с конвоем?

– Нет, совершенно один!

Аткинс окинул его удивленным взором и вполголоса сказал:

– Позвольте заметить вам, мистер Фернов, что с вашей стороны крайне неосторожно говорить об этом так откровенно.

На губах Вальтера промелькнула улыбка.

– Я не был бы так откровенен ни с прислугой, ни с обывателями деревни, – ответил он, – а вас, мистер Аткинс, знаю слишком хорошо для того, чтобы заподозрить в предательстве; но если бы я даже мог бояться этого, то никто не пострадал бы от моей болтливости, так как никто все равно не может пройти через наш сторожевой пост.

– А вы что-нибудь сказали о своем сегодняшнем путешествии мистеру Алисону? – спросил Аткинс взволнованно.

– Только то, что вам, больше ничего. Американец взглянул на Вальтера с чувством сострадания.

– Непонятная немецкая беспечность! – пробормотал он и, подойдя ближе к Фернову и положив ему руку на плечо, продолжал: – послушайте моего совета, мистер Фернов; хотя мне очень тяжело подозревать своего соотечественника и хорошего знакомого, но я боюсь, что он может быть причиной большого несчастья. Не ходите сегодня ночью в горы, – Алисон угрожал вам, и это может окончиться очень плохо. Не ходите! Неужели вас никто не в состоянии заменить? Пусть лучше пойдет кто-нибудь из ваших товарищей.

– Это невозможно.

– В таком случае возьмите с собою конвойных.

– И этого я не могу сделать, мистер Аткинс.

– Ну, тогда вы идете на верную гибель, – сердито воскликнул американец, – я свое дело сделал – предупредил вас; вы не хотите слушать меня, в таком случае, пеняйте на себя.

Вальтер сделал нетерпеливый жест рукою.

– Успокойтесь, мистер Аткинс, – ответил он, – ваши опасения совершенно неосновательны. Повторяю вам еще раз – никто не выйдет за пределы С., не зная пароля; как раз сегодня поставлен тройной караул.

Слова Фернова нимало не успокоили Аткинса.

– Вы не знаете, на что способен Генри, – возразил он. – Я убежден, что он задумал преступление. У него, в сущности, необузданная натура. Воспитание и условия жизни удерживали его в известных границах, но только поверхностно. Его было не очень трудно вывести из этих границ, и раз так случилось, то для него нет моральных запретов. В таком состоянии, в каком Генри находится сейчас, он способен на все.

– Но, конечно, не на убийство! – спокойно заметил Вальтер.

– У вас, немцев, понятия о чести выше всех человеческих страстей, – со своим обычным сарказмом проговорил Аткинс, – но вы забываете, что Генри – не немец, а американец. Вы уклонились от единственного законного пути для удовлетворения его злобы, и теперь он вряд ли станет разбирать, что честно и что нечестно. Ему нужно избавиться от вас, и он ни перед чем не остановится, чтобы достигнуть своей цели. Примите меры предосторожности, мистер Фернов, ибо я не поручусь за Генри.

– Я лучшего мнения о мистере Алисоне, чем вы, – возразил Вальтер, тихо покачивая головой. – Он может ненавидеть меня до глубины души, но я верю, что он не способен на то, на что вы намекаете. Скажите ему, – грустно прибавил молодой офицер, – что ему не нужно убивать меня, его желание и без того исполнится. А теперь мне пора идти. Прощайте, мистер Аткинс, и передайте от меня поклон мисс Форест!

Вальтер быстро вышел из гостиной.

Когда Аткинс встретил Генри на лестнице, тот шел не к себе. На все расспросы своего соотечественника он отвечал так уклончиво и лаконично, что у Аткинса зародилось подозрение, и он поторопился предупредить Фернова. Алисон между тем отправился к смотрителю замка, дорогу к которому указал ему один из солдат. Смотритель был пожилой человек, с умным лицом и блестящими темными глазами. Когда Генри вошел к нему, смотритель сидел у стола и при свете лампы просматривал какие-то книги. Он мрачно посмотрел на дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из ненавистных немцев, но, заметив иностранца, сразу сделался любезнее. Ему уже было известно, что приезжие – американцы, которых задержали в деревне и не пропустили в горы. Хотя американцы и были в данный момент гостями немцев, но уже одно то, что они не принадлежали к этой ненавистной французам нации, располагало к ним старика. Кроме того, смотритель видел, как сдержан был Алисон с немецкими офицерами, и это также послужило на пользу Генри.

– Чем могу служить вам? – спросил он Генри, приподнимаясь со своего места.

Алисон предусмотрительно запер дверь и подозрительно осмотрел комнату. Если бы Вальтер мог видеть в эту минуту выражение лица Генри, он, вероятно, обратил бы больше внимания на предостережение Аткинса.

– Мне нужно переговорить с вами об очень важном деле, – сказал Алисон. – Нас здесь никто не может подслушать?

Француз насторожился.

– Будьте покойны, – ответил он, – как видите, в комнате лишь одна дверь.

Генри подошел ближе к столу и, понизив голос до шепота, быстро проговорил:

– Вы, вероятно, знаете, что немцы насильно задержали нас. Мои товарищи покорились и ночуют в замке, а мне необходимо сегодня же ночью отправиться дальше.

– Это невозможно, – с холодной вежливостью заметил смотритель, – пруссаки охраняют все дороги, и без их разрешения никто не может пройти в горы.

– А вы не могли бы указать мне какой-нибудь путь, который неизвестен страже? – прошептал Алисон, испытующе глядя в лицо старика. – Дело в том, что нужно предупредить об одном важном обстоятельстве французов, засевших в горах.

Старик робко, искоса посмотрел на молодого иностранца.

– Я говорю вам, что немцы тщательно охраняют все входы и выходы.

– Ну, в горах всегда имеются окольные пути, которые совершенно не известны неприятелю, но о которых прекрасно знают местные жители. Еще сегодня офицеры говорили, что, несмотря на тщательную охрану, между обитателями деревни и горными жителями существует постоянная связь.

– Возможно, но я об этом ничего не знаю, – решительно заявил старик.

Не говоря ни слова, Алисон достал из кармана бумажник и вынул из него кредитный билет. По-видимому, старик знал, какую высокую ценность представляет эта бумага, потому что удивленно взглянул на американца.

– Это – плата за указание дороги! – сказал Алисон.

– Меня нельзя подкупить! – после короткого колебания твердо сказал француз.

Генри, спокойно положив билет на стол, продолжал убеждать смотрителя:

– Я знаю, что, если бы немцы дали вам сумму в десять раз большую, чем эта, вы отказались бы от нее. И я вас вполне понимаю: это было бы изменой с вашей стороны. Но в данном случае совсем другое дело, я вам объясню. Я не имею ничего общего с немцами, я сам – иностранец и тоже не люблю этой нации. Если бы ваши неприятели считали меня своим, они дали бы мне разрешение пройти через их сторожевой пост. Тот факт, что я обращаюсь к вам за помощью, служит лучшим доказательством, что немцы боятся пропустить меня из страха, чтобы я не выдал их французам. Как видите, здесь не может быть никакой речи об измене; поэтому вы должны указать мне дорогу.

Аргумент американца и его решительность возымели свое действие. Старик уже готов был уступить, но из предосторожности соглашался не сразу.

– Вы хотите идти один? – спросил он.

– Конечно.

– И как раз сегодня ночью? Может быть, вам известно также и то, что вас там ожидает?

– Несомненно, – ответил Генри, решив, что для него будет выгоднее сделать вид, что он посвящен в намерения французов.

Его хитрость достигла цели. Генри удалось возбудить в старике ненависть к немцам, и для того, чтобы насолить им, смотритель рад был услужить американцу. Старик знал лучше, чем кто бы то ни был, что происходит в горах, и тот факт, что этот иностранец желал тайком от немцев пробраться в их неприятельский стан, заставил его предположить, что в лице Алисона он видит союзника.

– Да, я знаю потайной ход, – наконец сказал старик, еще более понижая голос, – он ведет через горы в Л. Немцы не знают этой дороги, но если бы они даже случайно нашли ее, то увидели бы, что она совершенно исчезает при спуске в лощину. Однако это только так кажется. Тропинка снова появляется по ту сторону леса, соединяющегося с нашим парком, но она так узка и скрыта кустарником, что ее трудно заметить. Мы пользуемся этим потайным ходом для связи с нашими войсками.

Глаза Генри сверкнули торжествующим огоньком.

– Хорошо! А как же мне найти эту тропинку? – спросил он.

– Идите по главной аллее парка – там стражи нет, она расположена дальше, – пока не дойдете до статуи Флоры; возле нее будет грот. На первый взгляд кажется, что он упирается в скалу, но, в сущности, там есть узкий проход в лес. Когда вы будете в лесу, то идите по маленькой тропинке, находящейся среди густого кустарника; там заблудиться нельзя, так как тропинка одна. Через десять минут вы достигнете ущелья, из него есть поворот влево к большой горной дороге, где стоит единственная ель. Там вы уже будете вне сторожевого поста, и вас никто не заметит.

С напряженным вниманием Генри следил за указаниями старика, запоминая каждое его слово. Он вздохнул с облегчением и, взяв со стола банковый билет, вручил его смотрителю.

– Благодарю вас за сведения. Возьмите деньги. Старик колебался.

– Я сделал это не из-за денег, – пробормотал он.

– Я знаю, что вами руководила лишь ненависть к врагу; будьте покойны, я сегодня окажу немцам большую услугу, – со злой иронией прибавил Алисон. – Во всяком случае, то, что вы сообщили мне, дороже для меня этой бумажки. Можете взять ее со спокойной совестью.

Смотритель взглянул еще раз на деньги; сумма была так велика, что, очевидно, у этого иностранца была серьезная причина желать пробраться в горы. Не могло быть сомнения, что американец не на стороне неприятеля. Пробормотав несколько слов благодарности, старик спрятал деньги в карман.

Генри собрался уходить, но, подойдя к двери, вдруг остановился и с угрожающим видом сказал смотрителю:

– Мне кажется, нечего предупреждать вас о том, что вы должны соблюдать строжайшую тайну относительно нашего разговора. Впрочем, ваше соучастие должно заставить вас молчать. Немцы расстреляют вас, если узнают, что вы помогли мне тайно пробраться в горы.

– Да, я знаю это! – прошептал старик.

– Итак, если я к утру вернусь обратно, вы должны будете утверждать, что я провел ночь в замке и никуда не выходил. А пока прощайте!..

В комнате поручика Фернова ярко горела лампа, но Вальтер, вернувшись к себе, застал одного только Фридриха.

– Доктор Беренд все время был здесь, – доложил солдат, – он долго ждал ваше благородие, но его срочно вызвали в деревню. Кажется, состояние ефрейтора Брауна ухудшилось.

Вальтер был неприятно поражен этим известием.

– Как жаль, что доктор уже ушел! – воскликнул он, – я хотел поговорить с ним.

– Доктору тоже нужно было сказать вам что-то; он поручил мне приготовить для вас пальто и пистолеты. Вы уже сегодня вечером собираетесь в путь; отчего же вы не возьмете меня с собой? Ведь я всегда сопровождал вас, когда вы ходили на разведки с патрулем!

– Нет, Фридрих, сегодня это невозможно, – возразил Вальтер, прохаживаясь взад и вперед по комнате. Вдруг он остановился. – Теперь ведь все равно, – пробормотал он. – Отчего мне не сказать ему того, что я хотел сообщить Роберту? Фридрих! – громко позвал он.

– Что прикажете, ваше благородие?

– Возможно, что сегодня Ночью на нас будет нападение; вы получили приказ быть наготове?

– Точно так, ваше благородие. С десяти часов я буду еще с двумя солдатами на карауле в парке. Господин капитан находит, что будет надежнее, если и в парке поставят часовых.

– Прекрасно! Постарайся повидаться с доктором Берендом до своего дежурства; мне очень нужно было поговорить с ним, но я должен идти и не имею времени спуститься вниз, в деревню. Ты передашь доктору мое поручение слово в слово, но только ему одному и никому другому.

– Никому другому! – повторил Фридрих.

По-видимому, Вальтеру было очень трудно произнести то, что он хотел сказать; он боролся с собою несколько минут, но, наконец, решился:

– Когда начнется сражение, доктор будет единственным человеком, не участвующим в бою, и, если, не приведи Бог, сюда ворвутся французы, он должен будет всеми силами защищать мисс Форест.

– Американскую мисс? – медленно переспросил Фридрих.

– Да! – Вальтер снова остановился и тяжело перевел дыхание. – Скажи доктору, что я прошу его об этом, как о последней дружеской услуге. Передай ему, что мисс Форест была для меня дороже всех на свете. Он должен защищать ее до последней капли крови, если понадобится.

Фридрих с немым изумлением смотрел на своего господина. Так вот что означала загадочная вражда между профессором и американской мисс! Фридрих чувствовал, что у него кружится голова; он никак не мог понять эту связь между любовью и ненавистью!

– Ты передашь мое поручение слово в слово, – произнес Фернов.

– Слушаю, ваше благородие, – ответил Фридрих. Он все еще стоял, точно пригвожденный к своему месту, глядя, как Фернов осматривал пистолеты и надевал плащ. Когда Вальтер подошел к двери, Фридрих бросился к нему и крикнул:

– Господин профессор!

Вальтер остановился. В продолжение всей войны Фридрих ни разу не назвал его так. Солдат очень гордился военным чином своего господина, и для него, преданного слуги, было большим наслаждением произносить «господин поручик» или «ваше благородие». Фернов совершенно отвык от того, чтобы его называли профессором, а потому с удивлением посмотрел на Фридриха, который был бледен как полотно.

– Господин профессор, неужели вы пойдете ночью совершенно один? Отчего вы не возьмете меня с собой? – молящим тоном попросил Фридрих.

– Это невозможно, – решительно ответил Вальтер, – я не могу взять тебя. Но что с тобой, Фридрих? Чего ты так волнуешься? Я думал, что за время войны ты отвык тревожиться обо мне.

– Не знаю, в чем дело, – с глубоким вздохом ответил Фридрих, – но за все это время у меня ни разу не было так тяжело на душе, как сегодня. Раньше я ничего не предчувствовал, а теперь, когда вы подошли к двери, у меня все внутри оборвалось. Господин профессор, я, наверное, никогда больше не увижу вас! – с отчаянием воскликнул он.

Фернов молча смотрел на Фридриха. Странно было, что этот сильный, здоровый солдат тоже поддался предчувствию! Глубокая привязанность к своему господину вызвала в нем необыкновенную прозорливость. Вальтер был растроган, но боялся проявить свое нежное чувство к Фридриху; он знал, что первое же ласковое слово заставит солдата разрыдаться, как дитя.

– Ты не в своем уме, – с насильственной улыбкой проговорил он. – Разве я в первый раз подвергаюсь опасности? Стыдись, Фридрих!.. Мне кажется, ты готов расплакаться!

Фридрих ничего не ответил, но посмотрел в лицо профессора каким-то особенно проникновенным взглядом голубых глаз, точно старался навсегда запечатлеть в своей памяти Дорогие черты. Военная дисциплина и субординация моментально исчезли, как будто нескольких месяцев военной службы и не существовало. Фридрих видел перед собою своего любимого профессора, за которым он ходил и которого оберегал, как мать своего ребенка, который был целью и содержанием всей его жизни.

Солдат не мог больше сдерживаться; он плакал, как маленький, дурные предчувствия переполняли его сердце.

– Господин профессор, я с радостью умер бы вместо вас, – захлебываясь от слез, проговорил он. – Я знаю, что сегодня ночью произойдет несчастье. Один из нас погибнет!

Вальтер ласково и печально улыбнулся. Он знал, кто именно погибнет! Трогательная привязанность Фридриха заставила его в эту минуту забыть все остальное. Он мысленно видел свою прошедшую жизнь, неразрывно связанную с Фридрихом, вспомнил их детские годы, долгие тоскливые ночи, которые проводил верный слуга у его постели, когда он болел, его постоянную заботу и преданность. Чувство нежности к этому рослому солдату охватило Фернова. Он обнял своего бывшего слугу и, горячо пожав его руку, ласково сказал:

– Прощай, Фридрих! Если со мной что-нибудь случится, ты не должен беспокоиться о своей дальнейшей судьбе. У доктора Стефана есть мое духовное завещание – я позаботился о твоем будущем. А теперь – пусти меня, мне пора идти.

Фридрих повиновался и выпустил руку Вальтера, который, еще раз дружески кивнув ему головою, поспешно вышел. Солдат подошел к окну и долго следил за темной фигурой, закутанной в плащ и удалявшейся быстрыми шагами; она становилась все меньше и меньше; вот мелькнула лишь какая-то темная точка, и все исчезло. Луна осветила длинную аллею, на которой уже никого не было. Слезы снова наполнили глаза Фридриха – он был уверен, что видел своего господина в последний раз.