Текст книги "Всадники Апокалипсиса. 1 часть (СИ)"

Автор книги: Эльвира Горенкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Франц сделал, как ему велели. Книга была покрыта толстым слоем пыли, обложка имитировала золотое покрытие. Узор был весьма странным, при ближайшем рассмотрении напомнил крест.

– Что это? – недоуменно поднял брови Франц.

– То, зачем ты сюда пришел. То, что ты держишь в руках, не имеет цену. Будь она сотворена из чистейшего золота и вся покрыта бриллиантами или просто из обыкновенного картона – бесценна. Любой бы положил жизнь за нее. Она – твоя, – старик скрестил руки на груди. Он не улыбался, выражение его лица было нечитаемым.

Франц чуть ли не расхохотался. Старик точно сумасшедший, раз верит в такую ерунду.

– Что это за книга? Там есть какая-то ценная информация? – приличие никто не отменял.

– Книга Жизни, парень. Да-да, та самая, что описывается в Библии.  Книга, в которой записаны имена праведников, – не похоже было, что старик шутит. Похоже, дело обстояло куда хуже.

Франц нахмурился.

– Но она может быть найдена лишь в День Страшного Суда, – возразил он, вспоминая истории деда. Он знал наизусть многие молитвы, интересовался различными религиями.

– Однако, Спаситель здесь. Он уже родился и стоит прямо передо мной. Только ты сможешь воспользоваться ею по назначению. Смелее, ну же, открой ее… – подтолкнул Франца старик. – Она так долго тебя ждала!

Парню стало не по себе. Конечно, он не раз видел сумасшедших, часто вел с ними беседы, в большинстве своем бедолаги казались безобидными, однако этот старик внушал ему некий страх. Сейчас же захотелось уйти.

– Думаю, сделаю это дома, без свидетелей, если уж я Спаситель. Книга не захочет, чтобы ее открывали так… Нужно произнести молитву… ээ… ополоснуться святой водой… – Франц понимал, что несет полную чушь и в это вряд ли поверит даже напрочь лишенный рассудка, Гренуар, однако другого плана к отступлению у него не было. – Простите… – прошептал он и, все же прижимая книгу к груди, выскочил наружу.

Из глубины комнаты донесся крик:

– Когда придет четвертый, загляни ко мне! Если я еще буду здесь…

«Четвертый? Кто? Боже, зачем я вообще согласился на этот визит! – прошептал Франц. – И книгу эту бесполезную прихватил! Однако, что, если обложка у нее действительно позолоченная? Нелишним будет сходить в антикварную лавку, посмотрим, сколько за нее готовы предложить», – Франц заметно повеселел и радостно понес свою находку к себе домой.

Смеркалось. Луна осветила темное небо, какая-то одинокая, заблудшая птичка пролетела мимо окна. Внизу слышался крик лавочника. Спокойный голос Софии успокаивал отца. Видимо, снова попался вредный покупатель. Стены в этом доме были тонкими, как будто сделаны из картона. Напротив дома в самой верхней квартире продолжал гореть свет.

«Неугомонный студент занимается», – подумал Франц, зажигая свечку. Поставив рядом с ней приобретенную находку, парень еще раз пригляделся к книге. Тщательно протерев обложку белоснежным платком, он поморщился. Казалось, уже полвека ни одна живая душа не держала в руках эту реликвию. А в том, что хоть какую-то ценность данная вещица представляла, Франц не сомневался. У него был наметан взгляд на дорогие, искусно сделанные вещи.

Осторожно открыл первую страницу. Ему показалось, что подул ветер.

«Глупости, это все бредни старого Гренура. Рассказал Бог весть что, а я впечатлился. Как будто и не студент вовсе, а сопливая дама», – зло подумал парень.

Он решил не обращать внимания на игры своего воображения и начал рассматривать картинку, изображенную на первой странице. Ничего особенного: посланники Божии, маленькие ангелочки… Следующая страница изображала неизвестного иудейского царя. К сожалению, у Франца практически напрочь отсутствовали религиозные знания. Весь ум его заполняли всяческого рода химические цепи, примеры, элементы. Парень зевнул и отложил книгу в сторону.

«Пора хоть немного вздремнуть», – вздохнул он, и, не раздеваясь, лег спать.

«Франц… Франц… иди и смотри! Иди и смотри!» На него пялилась огромная зубастая морда. Горячее дыхание опаляло щеки, страх невидимой волной расползался по всему телу, оно будто перестало подчиняться хозяину. Лев произносил слова, рык заполнял душу… – Иди и смотри! – и тут же растаял. Франц не спеша поднялся с постели и вышел из комнаты, быстро сбежал по ступенькам вниз и с удовольствием вдохнул ночной воздух Франции. Но облегчение длилось ровно до тех пор, пока вдалеке не послышался громкий лошадиный топот копыт. Белоснежный конь, от которого веяло мощью и ужасом, направлялся прямо в его сторону. Туман окружал всадника, осмелившегося оседлать этого жеребца. Оставалось лишь несколько метров, конь резко остановился, заржал и встал на дабы, будто оповещая всадника о прибытии.

Франц вгляделся в знакомые черты лица. Молодой человек снял свою белую перчатку и бросил к ногам Франции. В другое время парень принял бы это за вызов на дуэль. Однако, в данное ситуации эта версия казалась чересчур нелепой.

– Месье… – прошептал он, не зная, что и сказать. Ему было страшно, страшно глядеть на белую одежду всадника, темные веющиеся волосы… и в тоже время эти черты лица напоминали ему кого-то…

Всадник достал из сумки самый что ни есть настоящий лук со стрелами и, не целясь, пустил прямо в окно Франца. Стекло дрогнуло и разлетелось в стороны.

– Кто ты?! – закричал Франц, вопреки своим собственным ожиданиям подходя ближе. – Актер из театра? Тебя послал Гренуар?! – продолжал наступать парень. Однако, то, что случилось в следующее мгновение, поразило его до глубины души.

Лицо всадника вновь покрыл туман, а затее, рассеиваясь, показалось лицо … Гренуара!

– Ах ты, Боже! – прошептал Франц. – Что за чертовщина, я схожу с ума? – обращаясь скорее к себе, чем к всаднику произнес растерянный юноша.

А всадник тем временем, неспешно направился прочь от дома Франца, исчезая в тумане.

Парень еще долгое время смотрел вслед исчезающей фигурке.

А потом было утро. «Сон, сон», – повторял он в исступлении, но какой же сон, когда перчатка валялась тут же, на крыльце, пусть и окно было целым и невредимым?..

Приход 2. Расцвет

Иоганн не может спать – он все думает о небе. Сколько разных звезд? Не сосчитать. Думы тягостные горьки, не разбудит даже грозный цербер: все фантазии, мечты… «Где ты там, моя Матильда? Солнце, слезы и цветы… Ложь, и лишь тебе готов ее простить Иоганн из Бутофорты*». Иоганн не может спать – он все думает о царстве: где тепло и хорошо, темный мрак как дым, но нет огня… Покой, покой… Лес красивый, свой. Лето красками рисует здесь художник молодой…

Иоганн не может спать – он все думает о ночи…

«Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись  книги ». Книга пророка Даниила. гл.7. 10.

Монастырь готов был приютить заблудшие души и днем, и ночью. Здесь не действовали переменчивые политические законы в угоду знати. Это спокойное, маленькое государство подчинялось одному лишь Господу. Конечно, во многом все зависело от «помазанника Божьего» – отца Августа Клемарка. Никогда он не отворачивался от людей, открывшихся перед ним, обратившихся с просьбой о еде или ночлеге.

Опасно было так поздно продолжать путь, поэтому завидев благословенный монастырь, Эдвард Морт довольно улыбнулся и двинулся к нему. Волосы растрепались, темные кудри теперь торчали во все стороны, но Эдварда это совсем не заботило. Маленькая, худенькая фигурка в черном плаще торопливо приближалась к нему. На лицо был накинут капюшон, однако в том, что эта прекрасная фигура принадлежала девушке, Морт не сомневался.

– Что угодно господину? – поинтересовалась девушка, все еще пряча лицо. Правда, она не смогла скрыть красивые полные губки, холодновато – розовые, а при свете луны, отливающиеся голубоватым оттенком.

«Как у утопленницы», – отметил про себя Эдвард. По голосу ей можно было дать не больше 20-ти.

– Я бы хотел остановиться у вас в храме на эту ночь, если это представится возможным, конечно, – ответил мужчина, продолжая ловить доступные взору черты лица.

– Думаю, это вполне возможно, месье?..

– Эдвард Морт, – представился месье, чуть поклонившись. – О, не удивляйтесь. Знаю, имя несколько отличается от живущих здесь людей, но это объясняется моими корнями. Я из Англии, приехал недавно. Здесь живет мой брат. В соседнем городе… – мужчина нахмурился. Дождя не было, так к чему продолжать скрывать свое лицо?

– Хорошо, следуйте за мной, – пропела незнакомка и двинулась в сторону монастыря.

Они беспрепятственно миновали открытые ворота, девушка быстро взбежала по высоким ступенькам, отчего англичанин удивленно хмыкнул.

«Неужели во Франции все девушки такие живые, настоящие? Наши только и могут, что в обморок падать и поправлять свои дурацкие чепчики».

– Я отведу Вас к отцу Августу. Он, несомненно, разрешит Вам переночевать. Эти стены готовы оказать помощь любому обратившемуся, будь он титулованный принц или обыкновенный бродяга, – голос девушки был похож на ветер: едва уловимый, легкий.

– Могу я поинтересоваться, как зовут мою спасительницу? – улыбнулся мужчина, едва не столкнувшись с девушкой, которая резко остановилась и, не поворачиваясь к нему, произнесла:

– Мария, господин, – произнесла так, будто негласно провела черту между ними. Правила монастыря, пусть и такого благословенного, лишенного суровых порядков, требовали по возможности исключить все общение с противоположным полом.

Эдвард поморщился. Монашки – упрямицы еще те, однако они, как и все женщины, жаждут, чтобы к их замочку подобрали правильный ключик. Морт был уверен, что в его арсенале найдется ключик, который подойдет к сердечку этой странной особы. На худой конец подойдет отмычка. Что ж, есть смысл задержаться подольше. Охотник отметил жертву.

***

Мария приложила все свои силы, дабы не заснуть, вслушиваясь в утреннюю молитву. Всему виной послужил молодой месье Морт. Странный мужчина с горящими янтарными глазами и вьющимися темными волосами. Мария, сама того не замечая, подмечала каждую деталь в облике незнакомцев. У него она сразу отметила прямую, словно палка, спину, высокие скулы и светлую, почти прозрачную кожу. С эстетической точки зрения он был достаточно красив. Но красота его выражалась скорее не в геометрических измерениях, а некой своеобразности, ярких чертах, запоминающемся облике. Именно таких ищут художники, скульптуры, уставшие от шаблонной внешности своих натурщиков.

Мария любила рисовать. В темной коморке, освещенной лишь лунным светом, рождались портреты обитателей монастыря, изображения животных, природы. Девушка часто создавала полотна, полные собственной фантазии, напрочь лишенные реализма: фантастические образы трехглавых драконов, птиц, с отличительно пестрыми перьями. Об этом маленьком секрете знали лишь два человека: Август Клемарк и матушка Франческа. Мария, кроткая, но оттого не менее веселая, девушка скрашивала серые будни настоятеля монастыря выдуманными историями, картинами. Он даже повесил свой собственный портрет в почивальне.

В последний раз произнеся молитву, отец Август прикрыл глаза и настала та самая «блаженная минута», в течении которой все присутствующие в зале обращались к Богу.

«Интересно, если к нему так часто обращаться, не рассердиться ли он? Отвлекать столь высокое создание от дел, чрезвычайно неэтично», – думала Мария, вспоминая последний прочитанный трактат Мильтона «О воспитании», который отец Август любезно предоставил ей на прошлой неделе.

Мария решила незаметно сбежать из огромного зала, ее маленькая фигурка не раз терялась среди толпы молившихся. К своим поступкам она часто относилась с сомнением, ибо не подобает будущей монахине вести себя столь ненадлежащим образом. Увиливать от утренних молитв, стараться провести в кровати чуть больше положенного времени. Господь Бог видит деяния человеческие и обманывая смертных, ты лишь делаешь свое сердце более тяжелым и непосильным для легкой, эфемерной души.

В саду Мария сразу уловила знакомые, столь приятные ее обонянию, запахи роз и тюльпанов. Все вокруг пело вместе с обитателями монастыря: часто-часто щебетали птички, с деревьев падали листья.

– Мария! – окликнул ее знакомый голос.

Девушка обернулась и потеряла равновесие от неожиданности. Сильные руки подхватили ее, тем самым препятствуя падению.

– Спасибо, – тихо сказала девушка, стараясь не встречаться с острым взглядом господина Морта.

Сегодня он казался более веселым. Отдохнувший, одетый в дорогой костюм с воротником, очевидно, на английский манер – редингот. Складывалось впечатление, что этот месье страстно любил свою родину, в каждом его движении подчеркивалась английская чопорность и деликатность. Уголки губ лишь немного кривились, демонстрируя тем самым скорее ухмылку, нежели открытую улыбку, глаза смеялись – было неловко и непривычно общаться с такими людьми. Мария все свои семнадцать лет провела в стенах монастыря, лишь изредка, по праздникам и воскресным дням, упрашивая матушек взять ее с собой на рынок или прогуляться по площади. Она с трудом представляла себе чистые лондонские улицы, зеленые лужайки Шотландии, строгих женщин-интриганок. Впрочем, во Франции их было куда больше. Центр моды, «сердце мира»… Видимо, это и привело путника в чертоги пленительной Франции.

– Любите здесь гулять? – спросил англичанин, не сводя с нее внимательного, открыто изучающего взгляда.

«А тактичности Вам не занимать», – раздраженно подумала Мария, но в слух произнесла другое:

– Люблю. А Вы?.. Разве не собирались покинуть наши стены сегодня утром? Простите за чрезмерное любопытство… – Мария сделала вид, что смутилась, однако стыда не испытывала вовсе.

– Да, что Вы! Я просто обожаю любопытных девушек. Знаете… эти черствые англичанки способны вывести из себя любого мужчину. Они, словно заведенные молятся в углу, читают Библию, повторяют молитвы… ох, это просто наводит на меня скуку, – мужчина театрально прикрыл рот рукой. – То ли дело француженки… они не стесняются своей красоты, а наоборот, преподносят ее во всем цвете. Порой страшненькая мадам может казаться сладчайшим фруктом по сравнению с хорошенькой молодой мисс, – Эдвард чуть наклонил голову набок, наблюдая за реакцией Марии, и рассмеялся.

Девушка никак не могла избавиться от чувства чрезмерной наигранности господина Морта. Что-то в его движениях, осанке, мимике выдавало хорошего актера. Она чувствовала души людей так же хорошо, как и вкус еды. Душа месье, чье дыхание она ощущала на своей шейке, имела горьковато-сладкий вкус.

– Если Вы не заметили, я не одна из этих наряженных кукол. Почему бы Вам все же не поехать к брату, как и собирались сделать? Я ни в коем случае не хочу показаться негостеприимной или более того, враждебной по отношению к вашей персоне, но вижу, что здесь Вам может быть смертельно скучно. Поэтому, дабы не испортить впечатление о Франции, прислушайтесь к моему совету, – произнесла девушка тем тоном, которым настоятельница выговаривала своим резким, не терпящим препирательства тоном правила поведения в монастыре.

Английский джентльмен растерялся. Видимо, он совершенно не ожидал такого резкого отпора от молоденькой, еще даже не принявшей обет, девчонки.

– Что ж, простите меня, если чем-то обидел.

Он пожал плечами, а затем, словно совершенно ее не замечая, присел на краешек выкрашенной недавно, белой скамейки.

Мария нахмурилась.

«Как же так?! Он что, собирается впредь не замечать меня? Я призрак?»

Внезапно Эдвард Морт вскинулся и подошел к ней, резко срывая с головы капюшон накидки. Мария открыла рот в немом крике, глаза расширились от ужаса. Волосы коснулись распались по плечам, а глаза… светло-зеленые, похожие на цвет оливок, глаза наполнились слезами. Эдвард Морт смог, наконец, удовлетворить свое разрушающее все вокруг, любопытство. Правую сторону светлого личика паутинкой обрамляли белесые, глубокие шрамы, они тянулись вверх и у скулы переходили в багровые толстые линии.

– Боже, Мари, простите… я не хотел… – сглотнув, произнес Эдвард.

– Мария! Для Вас я Мария! – закричала девушка, в гневе утирая слезы. – Не приближайтесь больше ко мне! Никогда! Слышите?!! Да, Вы и не подойдете, я для Вас теперь урод! – горько усмехнулась Мария, убегая обратно в монастырь.

– Красивая, глупышка, ты очень красивая… – задумчиво произнес англичанин, смотря на желтенькую птичку, прилетевшую в поисках какого-нибудь лакомства. – И птицы здесь довольно необычные…

Мария сомневалась, что душа господина вряд ли достойна называться даже «черной», потому как даже Сатана брезгует такими жалкими, ничтожными людьми. Морт будто знал, что она на самом деле скрывала от всех, и специально решил обличить дурнушку, посмотреть на ее реакцию и принести наигранные извинения. Его забавляла сложившаяся ситуация, а она, глупая, позволила ему упиваться победой.

«Ну, ничего, месье «Подлость», вы находитесь в храме Господнем и свидетелей Вашей подлости здесь предостаточно», – девушка стукнула кулачком по деревянной поверхности дубового стола. Он чуть заметно пошатнулся – мебель была старой, а, чтобы купить новую, нужны были благодетели. К сожалению, Господу Богу богатые французы посвящали куда меньше времени, нежели роскошным балам и приемам.

Внезапно внимание ее привлекла записка, одиноко покоящаяся прямо на ее кровати. Она взяла ее и принялась читать. Всего пару строчек…

«Здравствуй, Мария. Сегодня ты сможешь наконец узнать о тайне своего рождения. Жду тебя в полночь на Старой Башне». Твой В.

Мария отложила письмо, медленно оседая на кровать. Это было крайне странно и в тоже самое время не менее волнительно. В минуты отчаяния она страстно желала узнать имена своих родителей, но после, когда все приходило на свои места, она забывала о них – призраки, напоминавшие о своем существовании, стоило жизни перестать казаться прекрасной.

«Что ж, загадочный, В., я не откажусь от твоего предложения. В конце – концов, нет ничего дороже правды».

Мария убрала письмо под подушку и решила немного вздремнуть. Сила духа покинула ее после произошедших событий. Она привыкла сдерживать слезы, но сегодня правило пришлось нарушить, слишком нестерпимая боль сдавила сердце, обида заслонила все вокруг.

«Господи, прости меня грешную…» – прошептала девушка, не отрываясь от окна. Где-то там разгуливал господин Морт, триумфатор и подлый лжец.

Но сейчас мысль узнать о своих родителях казалась более острой, у нее захватывал дух, когда она представляла их. Мария верила, что родители не могли оставить ее по доброй воле. Так сложились обстоятельства: возможно, ее украли, ни дай ты Бог с ними приключилось нечто дурное. Противоречивого мнения придерживался отец Иоанн – правая рука настоятеля монастыря. Однако, девушка знала, как карается предательство, а родители в таком случае, несомненно предали своего ребенка. Ее душа боялась подобной судьбы для людей, подаривших ей жизнь. Она могла обижаться на суровые законы монастыря, мечтать о светской жизни, но стоило представить, что жизнь могла ее действительно обернуться иначе, Мария терялась. Она решительно не понимала, как можно выжить в мире обмана, сплетен и интриг. Все это было ей настолько чуждо, насколько свету может быть чужд мрак. Изнуренная думами, Мария погрузилась в сон.

А ровно в полночь она открыла глаза, заметила на столе большое зеленое яблоко, заботливо оставленное кем-то из сестер. Внезапная мыль поразила ее: незнакомец ожидает ее в Башне, а она… она так глупо упускает, возможно, единственный шанс узнать правду о родителях! Наскоро приведя себя в порядок, Мария осторожно отворила дверцу своей почивальни и заглянула в коридор. Там оказалось пусто – в такое время мог встретиться один лишь дежурный, поэтому она часто пользовалась этим и пробиралась в сад, где могла в полной мере насладиться созерцанием ночного неба и звезд.

Когда широкий коридор закончился, она свернула вправо и, стараясь ступать еле слышно, быстро начала подниматься по лестнице, ведущую в старую Башню. Дверь оказалась открыта, но стоило ей вступить внутрь и сделать несколько шагов, как она, с громким и страшным хлопком, закрылась.

«Ветер», – успокоила себя девушка. И действительно, волосы, спрятанные под капюшоном, развевал сильный ветер, небо казалось черным, несколько капель дождя упало ей на руки, когда она попыталась разглядеть вдалеке чей-то силуэт.

– Эй! Я пришла! – крикнула девушка.

Кап-кап. Просто замечательно. Теперь все тайны станут явными, однако будет ли это к лучшему?

Силуэт резко развернулся и направился к ней. Темный балахон бесформенной кучей висел на теле, а лицо скрывала карнавальная золотая маска.

– Ты заставила меня долго ждать, – прогнусавил человек.

Мария не стала ничего отвечать. Она подумала, что на эту грозную фигуру едва ли подействуют детские оправдания.

Дождь усиливался: капли стали более крупными, вдалеке сверкнула молния, а следом пророкотал гром.

– Вы знали моих родителей? – она решила не тянуть, если незнакомец хочет рассказать, то у него для этого есть свои определенные причины.

– Нет, – ответил он.

Девушка поежилась. От него веяло опасностью: она почувствовала ползающую вокруг этого странного человека змейку, готовую напасть в любую секунду. Нет, он не будет бить напрямую, скорее, в тот самый миг, когда меньше всего ожидаешь. Совершенно непохожее на мужчин определение – подлая.

– Тогда откуда Вы знаете тайну моего рождения? – упрямо продолжила Мария, пытаясь придумать план к отступлению. Получалось не очень.

Фигура полностью заслонила ее, прижав к каминной стене. Вздумай незнакомец задушить ее – никто бы не смог ему помешать. Страх сковал Марию, она взирала на эти черные глаза, что смотрели на нее с неприкрытой ненавистью.

– Я ее не знаю, – выдохнул незнакомец. – Да, и зачем она тебе? Перед смертью, не все ли равно? – фигура откинула в сторону ее капюшон, волосы тотчас намокли, глаза застилала влага. Прищурившись, Мари пыталась вспомнить, где она встречала этого человека.

– За что Вы хотите меня убить, месье? – прошептала она, стараясь выиграть время. Да, кого она обманывала? Даже, если закричать во всю глотку, услышать ее может разве пес, сидящий на привязи и входа в монастырь. Сам сторож уже давно в объятиях Морфея, а почивальни находятся на другой стороне монастыря. Этот злодей специально избрал такое место, а значит, хорошо знал план здания.

– Ты боишься смерти, маленькая храбрячка? – голос внезапно сорвался и Мария едва не задохнулась от ужаса, внезапная оплошность собеседника… нет, собеседницы, выдала в ней подругу Марии.

– Аннета? Ты ли это? Сестра, это очень неудачная шутка, лучше нам вернуться в свои покои, а утром расскажешь, что на тебя нашло. Уверена, всему виной бесы, – уже спокойнее произнесла Мария. Это Аннета, а значит, все в порядке. Эта толстушка не может причинить ей вреда, ведь они с пеленок росли вместе.

– Бесы! Бесы! – девушка отбросила маску в сторону, лучше бы она этого не делала. Ее лицо было перепачкано чем-то красным, таким похожим на кровь… Волосы, цвета смолы, растрепались на ветру и весь ее вид выражал крайнюю степень безумства. Она то и дело заламывала руки, в одной из которых поблескивал острый клинок. – Да, это ты – мой единственный бес, кошмар наяву! Ненавижу тебя, сестра! Я каждый день терпела их отношение к тебе, тогда как на меня смотрели как на пустое место! Но сегодня утром… мое сердце перестало подчиняться разуму. Я решила перестать себя мучить и избавить от этой муки, потому что пока ты жива, мое счастье покоится глубоко на дне моря. Настало время его достать, – широко улыбнулась Аннета.

Мария ума не могла приложить, почему ее видение до сих пор упорно молчало, глядя на эту безумную девушку. От нее веяло злобой, завистью, холодом и потерей.

Холодная сталь обожгла горло, Мария не готова была умирать. По крайней мере, сейчас.

– Будь добра, объясни мне, что приключилось сегодня утром? – пожелтевшие зубы «подруги» нехорошо промелькнули в лунном свете. – Не хочу умирать, не узнав причины.

– Тебя послали в Париж в качестве воспитательницы маленького лорда Эстиана. А ведь многие монахини предлагали мою кандидатуру, отец Август, однако, выбрал тебя. Дурнушку, – прошипела Аннета.

– Могла бы сказать, – вложив в голос как можно больше безразличия, ответила Мария. – Я бы не стала препятствовать твоему желанию, раз оно столь велико. Мне не особенно хотелось стать гувернанткой у вшивого лорда-щенка. Лучше уж остаться здесь и служить Господу, – пожала плечами девушка. – Ты бы уехала и мы могли никогда больше не встречаться, – похоже, речь прозвучала не столь убедительно, потому как пухлое лицо исказила маска ненависти. – Убив меня, ты сделаешь в своей жизни неисправимую ошибку. Столько лет посвятить служению Бога и ради чего? Ради одного из самых жалких грехов? Гордыня, Аннета, гордыня… – Мари устало откинулась на стену и посмотрела на нее спокойным, уверенным взглядом. – А теперь решай. Что тебе дороже: месть или светлое, безоблачное будущее?

Аннета поджала губы, задумавшись. Видимо, рассудок начал возвращаться к ней, Мари бы нисколько не удивилась, если бы она тут же пала перед ней на колени, горестно моля о прощении.

Однако, кажется, у девушки оказались несколько другие планы. Она тяжело вздохнула, сделала вид, что отступает, ослабила хватку, но в ту же секунду отбросила нож и схватила Марию за шею. Вырываться было бесполезно, вес Аннеты во многом превышал ее собственный, поэтому кое-как изловчившись, Мари укусила бывшую подругу за палец и свалилась на скользкий холодный камень. Почувствовав, что не может двигать ногой, она тихо застонала. Неподалеку блеснула сталь. Аннета схватила ее за волосы и поволокла обратно к стене. Мария слабо сопротивлялась, понимая, что шансов на спасение у нее практически не осталось.

«Прощай мир, прощайте отец Август, матушка Франческа… и вы, родители, прощайте. Жаль, так и не удалось нам с вам свидеться…» – с грустью подумала девушка, но тут руки сами с собой почувствовали внезапный прилив сил. Они ощущали согревшийся в ладонях металл, сталь требовала крови, она буквально тянулась к обезумевшей твари, уже снова выхватившей ее за тонкую шею. Мария, словно во сне, обхватила кинжал двумя руками и что есть силы, запустила прямо в сердце… черное, поросшее пороками и местью, сердце…

– Сдохни… – прошептала она. Хватка на шее чуть ослабла, и Аннета покачала головой в неверии.

– Что это? Ты меня убиила? Я затащу тебя собой в Ад! – закричала она.

Мария уже не ведала, что творит. Тело работало как механизм. Удар. Удар. Еще один. Кровью опалило все ее сознание, черный плащ делал ее похожим на предвестника смерти – ворона. Продолжая стоять на коленях, склонившись над трупом некогда лучшей подруги, она продолжала исполнять хаотичные движения, потому как глаза Аннеты были все еще открыты, а губы, по которым стекал сгусток темно-вишневой крови, изогнуты в усмешке. Казалось, бес все еще жил в этом теле и не собирался его покидать.

Наконец, обессилев, Мария упала рядом с мертвой подругой. Ее плащ насквозь промок кровью.

– Дождь, дождь… очисти меня, очисти от всей грязи, боли… Господи! – вскричала она, уже никого и ничего не видя, слезы смешались с дождем, молния, кажется, ударила возле тела. – Омой мой грех, пусть она останется здесь! С ней!

Но кровь все растекалась, растекалась… не хотела исчезать… раствориться в чистой воде…

Она устало закрыла глаза и последнее, что почувствовала – это сильные руки, которые подняли ее и куда-то понесли.

Первое, что почувствовала Мария, придя в себя – это тепло. Укутанная бесконечным числом одеял, лежа на мягкой высокой подушке, она чувствовала себя больной. Девушка открыла глаза и с удивлением обнаружила напротив себя сидящего на ветхом, пошатанном стуле Эдварда Морта. Он задумчиво курил свою трубку, пуговицы на пиджаке были расстегнуты, волосы взлохмачены – весь его вид был настолько чужероден и комичен в этой простенькой обветшалой комнатке, что захотелось громко рассмеяться.

– Господин Морт… – тихо произнесла девушка, привлекая к себе внимание. Однако Эдвард будто не заметил тонкого, срывающегося голоса несчастной. Она повторила свою попытку, но вновь наткнулась на глухую стену. – Мне приснился ужасный сон. Господи, самый страшный грех… все было настолько правдоподобно…

Морт резко вскинулся и отложил трубку в сторону.

– Расскажите, – произнес он спокойно. Его нисколько не беспокоила сложившаяся между ними неловкая ситуация. Завеса, отделявшая их, уже спала, Мария не пыталась скрыть свои шрамы. Однако, девушке, готовящейся принять обет безбрачия, не престало столь спокойно и мило беседовать с едва знакомым человеком мужского пола, особенно таким привлекательным и, Мария наконец призналась себе, демонически манящим.

– Меня хотела убить лучшая подруга. Она обманом заманила меня на старую Башню, ведь каждой сироте безумно хочется узнать тайну своего рождения. С каким пылом они рвутся к ней и все ради того, чтобы потом разочароваться в родителях или предаться унынию, уповать на столь несправедливую судьбу.

– Счастливых концов в этих историях маловато, – усмехнулся Морт. – Ну, так и что же Вы сделали с подругой? – Морт откинулся назад и начал неспешно разминать шею.

Мария сглотнула. Ей было стыдно произносить правду, пусть это сон, но и там ее не покидал разум, а значит, был выбор, и она сделала его.

– Я ее убила. Пришлось защищаться и… мне ничего не оставалось, как зарезать ее. Нож был в крови, она тихонько капала с лезвия, орошая пол… постепенно пятно росло, я никогда такого не видела – лунное сияние освещало кровавую гладь… – Марию затрясло от воспоминаний. – Потом я лежала там, в этой самой кровавой луже в беспамятстве, повторяла имя Господне, меня подхватили чьи-то руки. Мне кажется это были ангелы, – взволнованно выдохнула Мария. Конечно, этот месье лишь рассмеется над ней, верит ли он вообще в Бога?

– Это не были ангелы, – он резко встал и навис прямо над изголовьем ее кровати. Ей стало страшно.

– Кто же это тогда был? – прошептала девушка, не сводя взгляда с янтарных, светящихся безумством, глаз.

– Это был я. А сон Ваш, Мария, самый что ни на есть настоящий.

***

Задумывались ли Вы когда-нибудь о совершенстве мирском? «Нет, скажете Вы, этого» – и будете правы. Но говорю я не об этой терпкой, липкой идеальности, когда глотать воздух мешает насыщенность, а радость становится настолько привычным состоянием, что и не замечаешь ее вовсе. Я Вам толкую о надобностях вещей, их полярности и потребности друг в друге… На нашем лице светятся два глаза, слышат два уха, ходят две ноги… Природой заложена полярность, так лиц мирских два. Одно пропитано сладким, душистым запахом, а второе – уродливое, скрывается в тени безразличия и боли. Добро и зло – две половинки одного целого, говорю Вам. Казалось бы, промелькнет отчаяние, жалость несбывшихся надежд, а затем и злость у самой праведной личности, которую Вы только знали. Но знаете, что? И доброта порой мучает каменные сердца… Этому нередко способствуют воспоминания, параллели и фантомы, переносимые из прошлого в настоящее. И добро, и зло объединяет одно – невозможность к единению… Добро льет слезы по ночам, тогда как Зло лишь печально глядит вдаль и не находит ничего красивого в рассвете, солнечных бликах…