Текст книги "Пронто"
Автор книги: Элмор Джон Леонард
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
Глава 23
Бак Торрес сидел и слушал, какую армию собрал Зип в Рапалло за один день, как там на него работало даже больше людей, чем здесь, и все – чистейшие, настоящие мафиози.
– Такое впечатление, – сказал Гарри, – что Зип и эти парни смотрелись как настоящая классная труппа, а тупые бандюги Джимми Кэпа – так, вшивый бродячий балаган. Никакого сравнения.
Попав в прежние свои апартаменты в «Делла Роббиа», Гарри изо всех сил старался и выглядеть по-прежнему – уверенно и авторитетно, – однако все время подходил к окну и словно ненароком поглядывал на улицу.
– Я увидел, что пора сматываться, вот мы и уехали. И хочешь знать правду? Я бы уехал в любом случае.
– А как насчет Рэйлена Гивенса? – спросил Торрес.
– Да, был он там.
– Я хотел сказать – разве он тебе не помог?
– Лично мне? Ему взбрело в голову помочь Роберту. А я и говорю: «Ты что, с ума сошел? Роберту не нужна никакая помощь. К этому моменту Роберт выложил им буквально все, что знал обо мне, вплоть до того, что я ем на завтрак, и они его отпустили». А Рэйлен и Джойс, они, видите ли, хотели знать, где Роберт сейчас. Словно у него хватит наглости вернуться на виллу после того, как настучал на меня.
– А ты, – сказал Торрес, – ожидал, что он будет молчать? Может быть – даже умрет за тебя?
– Он же знал все о том, кто такие эти ребята. И если я ему плачу, я могу рассчитывать хоть на какую-то преданность. Торрес не стал спорить
– Так, значит, – сказал он, – Рэйлен довез вас до – как там это у них называется – до автострады?
– Да, до шоссе, и мы двинули оттуда. Я думал, он прилетит следом, не позже чем через день.
– И ты не условился, каким образом вы потом свяжетесь?
– Я считал, с ним все будет в порядке, – пожал плечами Гарри. – Ему ведь не надо будет ничего врать. Где я? – Уехал. Куда уехал? – В Геную. Той же ночью мы успели на римский рейс, а вчера утром улетели из Рима сюда. Ведь не прошло и суток, как мы дома.
Гарри снова подошел к окну и повернулся к Торресу.
– Да ты потерпи, скоро и он здесь появится.
– Мне звонила Джойс, – сказал Торрес. – Она беспокоится о Рэйлене.
– Им нужен только, я. Она не говорила, что беспокоится обо мне?
– Неужели тебя не волнует, где он?
– Говорю же тебе: он скоро появится.
– А ты знаешь, что он разыскал тебя по собственной своей воле?
– После того, как я удрал от него, и не один раз, а целых два. Вот он и решил – на этот раз я притащу этого сукина сына домой, если потребуется – даже в кандалах.
– А вот почему-то меня не покидает чувство, – сказал Торрес, – что ты вернулся исключительно благодаря Рэйлену?
– Я уже говорил тебе, что все равно собирался возвращаться.
– Я совсем не про это. Но Гарри не слушал его.
– Я же любил когда-то сидеть там в уличном кафе, смотреть, впитывать обстановку, атмосферу места... Не знаю почему, но на этот раз все было как-то не так. Погода стояла плохая, может, отчасти и от этого.
– У тебя не было слушателей, – сказал Торрес. – Не с кем почесать языком.
– Так и раньше их не было, во время прошлых поездок. Но прежде я останавливался в Рапалло на какие-то несколько дней, максимум на неделю, а в этот раз прожил там чуть не месяц и начал задумываться. «Подожди, подожди, – думал я. – Ты что, собираешься жить в этом месте?» На этот раз все было по-другому.
Стоявший у окна Гарри обернулся, и Торрес увидел на его лице широкую ухмылку.
– Ты бы видел этих двух парней, заявившихся ко мне в дом, Бенно и Марко. Честно говорю – самые натуральные мафиози, ну прямо как из второй части книги «Крестный отец». Они заходят в спальню и видят, что я сижу там и...
– Сидишь один? – перебил его Торрес.
– Это была ловушка. Они входят в комнату, видят меня, ничего не понимают и начинают осматриваться. У одного из них, у Марко, был обрез. Не нарезное ружье, а обычная двустволка с отпиленными стволами. Второй парень, Бенно, он видит, что сижу я там спокойно и не дергаюсь, так он тоже успокоился и убрал свой пистолет, заткнул его за брючный ремень. Марко сказал что-то по-итальянски, и тогда другой, Бенно, спрашивает: «Кто ты такой? Как тебя звать?» А я ему отвечаю: «Ты вломился в мой дом, да еще хочешь узнать, кто я такой? А ты сам, ты-то что за хрен такой?» Это я, значит, играл роль приманки. Я их отвлекаю, а Рэйлен и Джойс закрылись в комнате напротив. А потом, пока я разговариваю, Рэйлен подходит к ним сзади и отбирает у Марко его обрез.
– Они что, не знали, кто ты такой? – спросил Торрес. Гарри покачал головой.
– Если их никто не выпустил из того гаража, так они и сейчас, может, еще не знают. – Он слегка улыбнулся. – Возможно, я и вернусь еще туда – при хорошей, конечно, погоде. Ну, скажем, буду проводить зиму здесь, а лето – там.
– Я уже говорил тебе, – сказал Торрес, – что Зип вернулся. Ребята из группы наблюдения записали его разговор с Джимми Кэпом. Зип сказал: «Я загнал его назад, домой. Наверное, он думает, что может спрятаться, но нет такого места, где бы я его не нашел». Это он про тебя.
– Конечно про меня. Так, значит, вы его арестуете? Ведь это – угроза моей жизни.
– Он сказал только, что найдет тебя, если ты попробуешь спрятаться.
– Так ведь для чего найдет? Чтобы убить меня, неужели же не ясно.
– Мы все прекрасно понимаем, – сказал Торрес. – Но я хочу услышать, как он это скажет, – только потому мы и не снимаем наблюдение. Если хочешь, мы поместим тебя в тюрьму – до полного прекращения дела. В данный момент прокуратура штата не видит оснований для обвинения и, скорее всего, снимет его, но они имеют право заставить тебя досидеть эти шестьдесят дней, если появятся достаточные для того причины.
– Скажем, ко мне пришлют еще одного парня, а я пристрелю и этого?
– Хотел бы я знать, – вздохнул Торрес, – чем это ты так достал этих ребят. Наверное, узнали они, что ты и вправду снимал пенки, да к тому же по-черному.
– Тебе не понять, – сказал Гарри, – как это хорошо быть дома, иметь возможность разговаривать, общаться. А насчет «снимал ли я пенки»? Да я обдирал эту компанию с самого начала и ни разу не имел даже малейших неприятностей, пока меня не подставил этот засранец из Бюро. Да еще ни за что ни про что. Он сварганил свою наживку, а они заглотили ее вместе с поплавком. Ну и что же в результате? Меня решено угробить, а этот фэбээровский хрен Мак-Кормик прекратил свое расследование. Решил, что не так-то ему и нужен тот Джимми, придумал какие-нибудь отговорки, верно ведь? А настоящая причина в том, что ему никогда не состряпать на Джимми хорошее судебное дело. А тем временем я не могу выйти из долбаной двери, не рискуя схлопотать пулю. Потому-то я и говорил тебе, еще месяц назад говорил, что не хочу лезть в свидетели.
– Но ведь ты столько лет сотрудничал с Джимми, – сказал Торрес. – Почему же ты не можешь просто пойти к нему и объяснить, что не имеешь к этому никакого отношения?
– Отношения – к чему? К тому, чего попросту не было? Этот хрен, который катил на меня бочку, заявил, что проиграл, и выложил мне десять кусков плюс мои комиссионные. Я говорю, что в жизни не видел этого говнюка, но Джимми верит не мне, а ему. А ведь Рэйлен, у него этого не отнимешь, даже рассказал Зипу, что вся эта история состряпана федералами. Придумать же такое – мне помогает маршал Соединенных Штатов.
– Но Зипа это, похоже, ничуть не тронуло, – кивнул Торрес. – Рэйлен рассказывал мне, когда звонил по телефону.
– Не тронуло. Зипу по фигу, снимал я пенки или нет, он все равно хочет до меня добраться.
– Так Рэйлен и говорил.
– Но почему? Что я ему такого сделал? То есть что я сделал такого, о чем он может знать.
– А вот я "начинаю думать, – сказал Торрес, – что все это не имеет к тебе лично никакого отношения. Ты понимаешь, о чем я? Они хотят пристрелить тебя, чтобы что-то доказать или произвести впечатление. А может, потому, что Зип пообещал тебя пристрелить, а теперь хочет сдержать слово. Не знаю, ведь это не мои друзья, а твои. Уж если и ты не понимаешь, зачем они хотят тебя убить, трудно ожидать, чтобы в этом разобрался я.
– Как бы там ни было, – вздохнул Гарри, – но теперь я и носа отсюда высунуть не могу. – Он посмотрел в окно и снова повернулся к Торресу: – Выпить хочешь?
– Самое главное, – сказал Ники, – они базарят все время по-итальянски, а при этом я должен откуда-то знать, что происходит. Ну, например, все вдруг встают из-за стола и уходят. Я не знаю, что делать, и остаюсь сидеть, а Томми Бакс глядит на меня и спрашивает: «Что это с тобой?» И говорит, чтобы я тоже шел. А встречаясь, знаешь, что они делают? Обнимаются и целуются. Я глазам своим не верил. Я познакомился немного с одним парнем, с тем самым, которого потом убили, я говорил про него, Фабрицио. Так вот, я спрашиваю у него, что значат некоторые слова, и вдруг выясняю, что Томми всю дорогу называет меня жопой.
– А как ты относишься к кличке testa dicazzo? – спросила Глория.
– Да, он и так меня зовет, – недоуменно уставился на нее Ники. – А что это значит?
– Головка члена.
– Правда? А я-то думал, что хоть это о'кей, вроде как моя фамилия. Ну вроде как называет меня Теста[22]22
Testa (urn.) – голова.
[Закрыть], немного по-своему.
– Это значит головка члена, – повторила Глория.
– И вот хотел бы я знать, – с горечью вопросил Ники, – неужели я должен терпеть от него всю эту срань?
Но Джимми Кэп молчал и словно не слышал своего телохранителя. Может, спит? За темными очками не разберешь.
Собственно, солнечные очки были на всех трех лицах, высовывавшихся из вспененной воды в дальнем конце плавательного бассейна, – Ники давал здесь отчет о поездке, Джимми Кэп то ли слушал его, то ли спал, а Глория под водой водила пальцами правой ноги по внутренней части бедра Ники.
– Так неужели я должен? – снова спросил Ники. Глория пихнула Джимми локтем.
– Что? – встрепенулась трехсотпятидесятифунтовая туша.
– Неужели я должен терпеть эту срань, терпеть, как меня называют stronzo?
– Ты о ком это?
– О Томми Баксе, о ком же еще. Он всегда называет меня разными словами.
– Stronzo, – сказала Глория, подражая итальянскому акценту. – Эй, ты, stronzo.
– А мне-то какое дело, – удивился Джимми Кэп, – как он тебя называет?
– Но я же работаю на тебя, – сказал Ники и чуть не выпрыгнул из воды – нога Глории забралась внутрь его плавок.
– Да, ну и что?
– О'кей, а как он называет тебя – это тебе интересно?
– Ты о чем это?
– О разговорах со своими итальянскими дружками. Я слышал, как он упоминал твое имя.
– Ну и что же он говорил?
– Я не знаю итальянского, но говорил он совсем неуважительно – было понятно по интонациям, да и по всей его манере.
– И какая же это была манера?
– Ну, скажем, произнесет он твое имя и смеется. А один раз он сказал что-то о тебе и сразу же сделал вот так. – Ники слегка приподнялся и ударил правым кулаком по сгибу левой, тоже сжатой в кулак руки. – А вот как тебе понравится еще одна история. Насколько я понимаю, ты послал нас туда, чтобы мы нашли Гарри, а найдя – прикончили, о'кей, мы поймали цветного, который на него работал, – я тебе уже это рассказывал. Томми всего-то и оставалось, что спросить этого парня, где живет Гарри. Так нет же, Томми не до этого, он занят с этой шлюхой. Он все свое время с ней проводил.
– С этой – кем? – переспросила Глория.
– С этой шлюхой.
– Да? – заинтересовался Джимми Кэп. – И как же она выглядела? Клево?
– Ты что, шутишь? Сука какая-то долбучая. Думаю, запусти к ней в комнату вместо Томми кота, она бы и ему подставилась. Так вот, с ней-то он и был, когда позвонил ковбой, и мне пришлось бегать туда-сюда между телефоном и Томми и пересказывать в трубку все, что скажет Томми, потому что тот не захотел, видите ли, поговорить сам, он был очень занят.
– Какой еще ковбой? – спросил Джимми. Господи, да он хоть что-нибудь слышал?
– Там был этот маршал США, я же об этом уже говорил. Настоящий, со звездой.
– Главная проблема Томми, – сказал Джимми Кэп, – в том, что он, Зип, чистокровный сицилиец, – только никому не болтай, что я так говорил. Отсюда и вся его долбаная серьезность. Я говорю ему: ты бы попробовал как-нибудь встряхнуться – так он даже не понимает, о чем это я.
– Если бы дело было в моих руках, – продолжал Ники, – я бы заставил этого цветного рассказать, где живет Гарри, а потом поехал бы в этот дом и кончил бы его. Помнишь, как ты раз спросил меня, что бы я сделал с этим парнем с бензозаправки, который тебе не платит? Не мое, конечно, дело, но я слышал недавно, как ты говорил с Зипом про Гарри, сказал, что лучше бы забыть про него, что Гарри не стоит всех этих хлопот. А Зип отвечает – ты что, с ним договорился? Если он шлепнет Гарри, к нему переходит все букмекерство, вот он и не дает тебе отступиться. А если ты отдашь Зипу букмекерские конторы – что он захочет потом? И вообще – для чего тебе такой парень, не желающий делать, что ему сказано?
Глория повернулась к Ники.
– Да, взялся ты за Томми.
– А тебя что – спрашивают? – зло оборвал ее Джимми Кэп.
* * *
Сегодня Зип выбрал из своих двубортных костюмов бежевый; стоя в патио, сицилиец смотрел на плавательный бассейн.
Первым выходит Ники, он поворачивается, нагибается, протягивает руку Джимми Кэпу. Мощные мускулы напряглись, вытаскивая наверх триста пятьдесят фунтов жира. Господи, это надо же иметь такое брюхо. Теперь Глория, она подобрала полотенце и обмотала им свои голые сиськи. Джимми что-то ей сказал, похоже, злится, устраивает историю из какой-нибудь ерунды. Глория протянула Джимми снятое с себя полотенце, тот взял его, но сразу же отшвырнул; полотенце улетело в бассейн. Теперь заговорил этот накачанный засранец. Джимми выслушал засранца, положил руку ему на плечо, повернулся к Глории и что-то сказал. Та подобрала свой лифчик, начала прилаживать его к сиськам и ушла от бассейна. Идет прямо сюда.
Зип ждал, притворяясь, что любуется пейзажем – Фонтенбло и «Иден Роком» на противоположном берегу Индейского ручья.
– Из-за чего шум? – спросил он застегивавшую на ходу лифчик Глорию.
– Хочет, чтобы ему дали его собственное полотенце.
– Насколько я понимаю, он соскучился по своему члену – не видел его с того времени, как весил еще только двести фунтов.
– Не много теряет, что не видит, – бросила Глория и пошла дальше.
– Эй, подожди-ка, – задержал ее Зип.
Глория остановилась и полуобернулась через плечо.
– Что у вас там было, совещание?
– Пытались решить, кто такой Ники. Stronzo, – она опять изобразила итальянский акцент, – или testa dicazzo. Зип откровенно развеселился:
– А какие-нибудь еще слова ты знаешь?
– Нет, – ответила Глория, – но я способная ученица.
* * *
Джойс сидела в гостиной, не зажигая света, и смотрела в окно. Гарри позвонил около семи.
– Ты опять пил, – сказала она.
– Честно говоря, да.
– Весь день?
– Судя по ощущениям, лет пятьдесят без перерыва. А что?
Гарри не окрысился, услышав вопрос. Уже хорошо. Но затем ему все-таки захотелось найти себе оправдание, причину, почему он пьет.
– Сижу здесь взаперти как проклятый, вот нервы и пошаливают. Бессонница началась, а этот бренди немного помогает. Тут заходил Торрес, говорит, ты ему звонила.
– Хотела узнать, нет ли каких новостей.
– Он говорит, ты беспокоишься насчет Рэйлена. А я ему сказал: «А как насчет меня? Ведь это я им нужен».
– Я и о тебе беспокоюсь, – ответила Джойс.
– Весьма благодарен. Я попросил Торреса обеспечить мне хоть самую малую защиту – какого черта, ведь я же не виноват, что меня решили убить. Он говорит, что за отелем будет присматривать патрульная машина, он им скажет. Можно подумать, эти ребята заявятся с плакатами, кто они такие и что собираются сделать. А Торрес говорит, они сразу среагируют, если что случится. Наверное, он считает, это должно меня успокоить. А ты еще спрашиваешь, почему я пропускаю рюмку-другую.
– Если ты будешь продолжать в таком духе, – сказала Джойс, – в конце концов обязательно сделаешь какую-нибудь глупость. И ты сам это прекрасно понимаешь.
– Ты знаешь, – сказал Гарри, – хуже всего было тогда, когда я полностью отключился. Очнулся в самолете, не имея ни малейшего представления, куда же мы это летим. Вот я и задумался, надо бы спросить стюардессу, но как это сделать, не выставляя себя полным идиотом? А сижу я в первом классе и пью только минералку, не хочу рисковать, а то вдруг отключусь по новой. Вот я и начал беседовать с женщиной, сидящей рядом, – не помню о чем, вроде о фильме, который будут показывать. И все время думаю – надо бы спросить у нее. Набрался духу и спросил прямо, без всяких околичностей: «Наверное, это звучит очень глупо, но не будете ли вы добры сказать мне, куда мы летим?» А она посмотрела на меня с удивлением и говорит: «Лас-Вегас», и звучит это так, словно, а куда бы мы могли еще лететь?
– Гарри, это же я была с тобой, – сказала Джойс. Гарри на секунду смолк.
– А ведь верно, ты как раз и была той женщиной, – сказал он наконец и добавил в порядке объяснения: – Но тогда у тебя была другая прическа.
* * *
Джойс увидела фары: по Меридиен, с севера на юг, ехала машина. Она двигалась медленно, видимо, водитель разглядывал номера домов. Потом машина вывернула на встречную полосу и остановилась под ее домом. Было уже полвосьмого, Джойс так и сидела у окна темной гостиной; увидев, кто вышел из машины, она вскочила со стула, подбежала к входной двери, открыла ее и стала ждать человека, поднимавшегося по пандусу, – человека в темном костюме и шляпе на манер той, какие любил носить Гарри Трумэн. А потом Джойс протянула к нему руки, и он тоже протянул к ней руки и молча ее обнял.
Глава 24
Может, когда-нибудь он и расскажет Джойс, как думал о ней по пути домой, перелетая Атлантический океан, и как ему хотелось видеть ее, и как он не мог дождаться – когда же он ее увидит. Как хотелось ему поцеловать ее, когда она уезжала с Гарри, и как хотелось ему поцеловать ее теперь, только он не знал, можно ли, и думал, а если я себя обманываю и совсем не так она на меня посмотрела. А что, если она считает меня дураком? А что, если она все еще любит Гарри, хотя Гарри и годится ей по возрасту в отцы? И еще много всего он передумал. Да и вообще, вот проскочил он бегом мимо таможенников, продемонстрировав свою звезду, а потом гнал сюда как угорелый – а вдруг ее нет дома?
Но она была дома. А когда они поцеловались в темноте, у входной двери, а потом продолжали целоваться в квартире и целовались так, словно изголодались друг по другу и никак не могли насытиться, он с удивлением вспоминал все эти свои сомнения и не мог понять, как мог он в чем-то усомниться. Когда-нибудь потом он расскажет ей про все эти мысли, чтобы она знала, что он чувствовал, но сейчас нужно было рассказать ей много другого.
Начиная с Роберта Джи.
* * *
– Зип сказал: «Пристрели его», а этот молодой, Ники, говорит: «Что, прямо здесь?» Думаю, ему и хотелось бы, но он просто не мог, не был готов к такому. И тогда Зип застрелил его сам. И застрелил так, что было видно – ему-то явно не требовалось к такому готовиться. Просто повернулся, дважды выстрелил Роберту в грудь, снова направил пистолет на меня и снова спросил: «Куда они поехали?» А я сказал ему то же самое, что и раньше. Ведь вы уехали, так что у меня не было никаких оснований врать. Думаю, он понял, что я говорю правду, и это его остановило. А тут этот молодой, Ники, говорит: «А этот будет мой!» – это про меня он говорит. Зип очень удивился, то есть сделал вид, будто очень удивился. Он что-то сказал, напомнил вроде Ники, как тот уже раньше обещал застрелить меня, но не застрелил. «А теперь ты готов шлепнуть его, – сказал Зип, – верно? Теперь, когда у него нет пистолета? А что, если я дам ему свой? Тогда ты тоже его застрелишь?» Понимаешь, Зип не уважает Ники, поэтому он и не дал ему меня застрелить.
– А если бы Ники застрелил Роберта, когда Зип ему велел... – начала Джойс.
– Правильно, тогда все было бы иначе.
– И что – они так тебя и отпустили?
– Думаю, он хотел показать мне свою силу, показать, что я ничего не могу с ним сделать. Он может убить человека, убить его прямо у меня на глазах, а я не могу сделать ровно ничего. Они вышли из комнаты... А я не только не мог ничего сделать, но даже и не понимал ничего, не знал, что теперь будет. Я осмотрел Роберта, но пульса уже не было. Тогда я вышел в коридор и начал стучать во все двери подряд, но ни одна из них не открылась. И только выйдя из этого дома на улицу, я понял окончательно, что они меня отпустили. Я пошел в полицейский участок и сказал, что убили человека. Им потребовался целый час, чтобы предположить, а вдруг я говорю правду. Потом они еще звонили в Вашингтон и проверяли, кто я такой. Так что, когда мы добрались до этого дома, шайка Зипа все еще была там, но тело Роберта давно исчезло, как я и ожидал. Я сказал полицейским: забудьте эту историю, мы разберемся с ней у себя дома.
– Но ведь тут не получится предъявить ему обвинение в убийстве Роберта, – удивилась Джойс.
– Не получится, – согласился Рэйлен. Несколько секунд Джойс молча изучала его лицо.
– А ведь я знаю тебя совсем плохо, – сказала она.
* * *
Ну что тут было рассказывать? Теперь в гостиной горел свет, они удобно устроились за столом со стаканами в руках.
– Я вырос в шахтерском поселке, – сказал Рэйлен, – и жевал табак с двенадцати лет. Ходил в Эвартовскую школу, играл в футбол. Главными нашими противниками были арланские «Зеленые драконы». Ну что еще рассказать? Работал в глубоких шахтах, в диких, как их называли, – это шахты, которые когда-то выработали и забросили, а потом вернулись, чтобы выгрести последние остатки угля. А еще я занимался раздеванием.
– Я тоже, – сказала Джойс.
– Извини?..
– Ладно, ерунда.
– Раздевание – это когда снимают вершину холма и добывают уголь открытым способом, при этом поганят всю окружающую местность. Но тут вмешалась мама, она не разрешила работать мне на этих людей. Около года стоял в пикетах – это когда мы забастовали против «Дюк Пауэр». Познакомился с громилами, которых нанимала компания. В это же самое время умер отец – угольная пыль в легких и гипертония. Тогда-то мама и сказала: «Хватит». Во время этой забастовки застрелили ее брата. Мы снялись с места и переехали в Детройт, штат Мичиган. Там я пошел в Уэйновский университет, это университет штата, окончил его и записался в маршальскую службу. Что тебе еще рассказать?
* * *
– Двое мальчиков, первого я хотел назвать Хэнком, а второго – Джорджем, в честь Хэнка Уильямса и Джорджа Джоунса, «старого опоссума», – величайших певцов кантри, какие только были. Каждый раз мы договаривались, если будет мальчик – его назову я, а если девочка – имя выбирает Винона, но когда дети рождались, Винона, как обычно, настаивала на своем, так что звать мальчиков Рики и Рэнди. У себя дома я принадлежал к той самой церкви, где учился петь Джордж Джоунс. Я имею в виду – к той же конгрегации, к «Божьему Собранию». Сама-то его церковь была в Восточном Техасе, а моя – в Восточном Кентукки. Если бы Винона родила девочку, она назвала бы ее Пайпер, Тамми или Лоретта. Ее любимая песня была «Не приходи домой поддавши, с любовью на уме», это Лоретта Линн пела. Почему она любила эту песню – ума не приложу, я никогда не лез к ней поддатый.
– А ты знаешь, что получится, если пропеть какую-нибудь мелодию кантри задом наперед? – спросила Джойс. – К тебе вернется твоя девушка и твоя машина, ты протрезвеешь, а твоя собака оживет. Ведь я родилась в Нэшвилле, – добавила она.
* * *
Он спросил, почему она не сказала ему этого раньше, и спросил, ходила ли она в Раймановский зал и в Орхидейную гостиную Тутси, ему это казалось очень важным, но Джойс ответила, очень жаль, но они уехали оттуда, когда ей было всего два года, – сперва в Даллас, потом в Оклахома-Сити, потом в Литтл-Рок, а в конце концов – сюда. Она рассказала, что отец ее торговал машинами, причем всякими, и все время пил, а мама курила и играла в карты, и никого из них нет уже в живых. Рэйлен спросил ее, посещает ли она церковь, а Джойс ответила, что у нее вроде и так жизнь идет нормально и она не чувствует пока особой необходимости. А еще она сказала: "Мы что, собираемся в первый же раз, когда сидим спокойно, не глядя все время в окно и не ожидая чего-то ужасного, рассказать друг другу все, что только можно рассказать? Наверное, мы все еще ждем это ужасное; только вот сейчас перерыв, и мы хотим узнать друг о друге побольше, ты согласен? Наверстываем зря потерянное время. Ты хочешь знать, какой у меня любимый цвет? Какие из овощей я ненавижу? Я в рот не возьму тушеные помидоры. Я люблю рок-н-ролл – кроме этой долбежки в голову, которая называется «хэви метал». Звездный час моей жизни был около двадцати пяти лет назад – я ездила на Вудстокский фестиваль. Я была там вместе со всеми под дождем, в грязи, без крошки хлеба, и в тот момент мне совсем не казалось, что это такое уж большое удовольствие. Замужем была, однажды – но это ты уже знаешь. Паттон – моя девичья фамилия, я ее так и не меняла. Три года посещала Майамский университет, специализировалась в психологии, а потом три года зарабатывала деньги стриптизом, выступала в Майами в бараках, но в приличных, а не в каких-нибудь сомнительных заведениях. Трусы на сцене не снимала никогда, на частных вечеринках не выступала. Наркотиками не пользовалась, беременностей и, соответственно, абортов не было. Что еще хотел бы ты узнать?
В гостиной повисла тишина. Потом Рэйлен осторожно положил ладонь ей на щеку.
– Чего ты рассердилась? – спросил он.
* * *
– Ты слышала? – спросил Гарри.
– Еще бы, – сказала Джойс. – Чуть не оглохла.
– Это я уронил чертов телефон.
– Ты в порядке?
– В порядке ли я?
– Не такой уж это трудный вопрос.
– Если ты имеешь в виду все остальное – не считая того, что мне приходится сидеть взаперти, и не считая того, что я не знаю, что случится со мной и когда? Да, кроме этого, все у меня просто великолепно. А как у тебя дела?
– Я очень о тебе беспокоюсь.
– Неужели? А вот Торрес говорит, ты беспокоишься о Рэйлене, а беспокоишься ли ты обо мне или нет – этого он точно не знает.
– Об этом мы уже говорили. Когда ты звонил прошлый раз.
– Действительно? Ты бы зашла сюда и составила мне компанию, развеяла мои мрачные предчувствия.
– Гарри, ты снова пил. Именно это меня и беспокоит. Ты снова такой же, как был когда-то.
– Приходи сюда, и я перестану.
– Ты ведешь себя как ребенок.
– Приходи сюда, и я повзрослею прямо у тебя на глазах. У меня вроде стоит.
– Гарри, я не приду.
– Почему?
– Я уже легла.
– Да сейчас же только... да еще и десяти нет.
– Я устала. Поговорим завтра.
– Рэйлен вернулся.
Гарри сделал паузу, ожидая ее реакцию, но Джойс молчала.
– Я думал, тебе интересно. Позвонил Торрес, он узнал в аэропорту. Вот так же он узнал и о возвращении Зипа. Ему сказали, что Рэйлен Гивенс прилетел около шести, рейсом «Бритйш Эруэйз». Так что сумел все-таки выкарабкаться. Я знал, что он выкарабкается, ведь он им не нужен, им нужен я.
Гарри снова помолчал.
– В прошлый раз, охраняя меня, он дал мне свой номер. Он сказал звонить при малейшем подозрении, если что-нибудь не так. Даже если в вестибюле появится незнакомый мне маршал. Это показалось мне странным.
– Слушай, Гарри, давай побеседуем завтра.
– А тебе он еще не звонил?
– Кто, Рэйлен? – спросила Джойс. Она лежала на спине и смотрела в потолок.
– Вот я послушал его и вернулся домой, – сказал Гарри. – Ну и что же в результате? Все стало еще хуже. Не нужно было поддаваться на его уговоры.
– Он тут совсем ни при чем, просто у тебя не осталось другого выхода.
– Я мог поехать куда-нибудь еще. В Африку, например, или на Французскую Ривьеру. Или в Париж.
– Гарри, я позвоню тебе завтра.
– Ты обещаешь? Когда?
– Не знаю точно, но утром. Спокойной ночи, Гарри.
Она положила трубку и повернулась к Рэйлену, который лежал рядом.
* * *
– Ну почему я не сказала, что ты здесь?
– Ты его жалеешь. Он один и напуган.
– Сам во всем виноват.
– Далеко не во всем.
– Для Гарри эта ситуация – предлог, чтобы напиться. Он, видите ли, сидит взаперти, он не знает, что будет дальше, и никакая полиция ему не поможет.
– Я слышал ваш разговор. Ты хочешь к нему сходить?
– Завтра.
– Он считает, что во всем виноват я?
– Он пьяный.
– Да, но в чем-то он прав. Возвращение домой ничем ему не помогло.
– А что же ему поможет?
– Надо попробовать поговорить с этими ребятами.