Текст книги "Лисья тень (СИ)"

Автор книги: Элли Рябинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– И абрикосов!

Девушка обернулась и переспросила:

– Абрикосов?

– Да, абрикосов. После того как госпожа Волкова уйдет по делам, я бы хотел отведать абрикосов. Спасибо большое.

Кажется, девушка кивнула, а старик дождался её ухода и посмотрел на меня с улыбкой.

– Здравствуйте, вы, я так полагаю, Поль Волкова?

Мне ничего не оставалось, кроме как тихо выдавить из себя «да». Старик же, в свою очередь, рассмеялся и попросил меня чувствовать себя как дома, а затем извинился за обстановку в комнате для гостей.

– Поль, прошу вас, несмотря на весь бардак, чувствуйте себя как дома. Я знаю, что у вас очень много вопросов, но, к сожалению, мы очень ограничены во времени, чтобы слушать вас, поэтому…

Он снова закашлял, а затем поднял палец так, словно что-то вспомнил, и достал из-под стола кипу бумаг. Почесав затылок, он вновь посмотрел на меня и кивнул.

– Да, вы находитесь под действием способности. Да, вы находитесь не в своем мире. Вашему телу в вашем мире ничего не угрожает. Да, есть люди, которые могут использовать способности на людях с другими способностями, сквозь ту теорию, которую выдвинул лидер вашей организации. Не то чтобы он оказался неправ, Поль, просто в нашем случае прошло некоторое количество времени, и мы научились обходить барьер, препятствующий человеку со способностью воздействовать на людей со способностями. Понимаете, о чем я говорю?

Заметив мой взгляд, старик вздохнул, улыбнулся и, покачав головой, принялся перелистывать бумаги, так же добавив, что здесь я нахожусь в безопасности и меня вскоре вернут в мой мир.

Выделив четыре файла, он убрал остальные обратно под стол, а эти расположил так, чтобы я могла видеть их все и сразу. На одной из них было большими буквами написано: «Дождь», на других же были перечислены имена:

Яна Маркова, лейтенант Фырьев, Поль Волкова. Имена и название организации, как я уже поняла, выглядели как оглавления

– Мне бы хотелось, – продолжил старик, – чтобы вы познакомились с Яной Марковой и с лейтенантом Фырьевым, перед тем как продолжить представлять интересы «Дождя». Я оставлю вам эти два файла для ознакомления, а доступ к этим двум, – он стукнул пальцами по файлу с «Дождем» и по файлу с моим именем, – я готов предоставить вам позже, когда вы будете готовы, а сейчас…

– Как я могу к вам обращаться?

Нашла даже силы перебить старика, уже сжимая два файла в своих руках. Конечно, я не понимала, что происходит. До конца не понимала, почему именно со мной делятся какой-то информацией. Не понимала так же, кто передо мной сидит. Насколько могущественный человек сидит передо мной, раз заявляет о том, что может переступать через барьеры способностей, раз заявляет о существовании других миров? Раз имеет информацию обо мне, «Дожде» и еще каких-то людях?

Он улыбнулся и покачал головой, после чего снял трубку старого телефона и, нажав на красную кнопку, сообщил:

– Пожалуйста, развейте у госпожи Волковой действие нашей способности и передайте же наконец номеру Четырнадцать, что его методы с «разрушением» лица переходят все границы.

Он уже было хотел положить трубку, но потом вспомнил об абрикосах и смягчился.

– Последний, более уместный вопрос, Поль Волкова?

– Сколько времени прошло в моем мире?

– Секунда.

Уверенно сказал старик с той самой доброй улыбкой, которая сопровождала его на протяжении всего нашего диалога. В комнату вошли та самая девушка c тарелкой абрикосов и ещё один человек в капюшоне, c цифрой «четырнадцать» на плаще.

– Четырнадцатый! Извинись перед Волковой за то, что устроил с её психикой. Она была абсолютно не готова к твоим выходкам.

Он рассмеялся, обошел стол и, положив руку мне на голову, заявил, что в следующий раз будет обращаться со мной мягче, а затем, под тяжелым взглядом старика, все же попросил прощения. Это было неискренне. Все трое пожелали мне удачи, а затем я снова очутилась в темном помещении. Только через пару секунд я смогла понять, что нахожусь в уборной Лавки писателей. В руках у меня были файлы, все вещи, кроме фотографий, предоставленных мне «Дождем», были на месте. Неужели действительно прошла всего секунда?

Прошло несколько дней, перед тем как я смогла взяться за изучение файлов, предоставленных мне стариком. «Дождь» назначал мне несколько мелких заданий, на которые уходили целые сутки. Другие сутки я отходила и пыталась отдохнуть. Дима сообщил о моей находке (флешке) старшим, а они, в свою очередь, с удовольствием принялись изучать её. Впоследствии, пригласив меня на одно из собраний, они поблагодарили меня и выделили несколько выходных для того, чтобы я смогла подготовиться к поискам этого парня. Естественно, о том, что произошло со мной на днях в Лавке писателей, я не сказала им ничего. И вот сегодня, когда я наконец осталась одна, мне предстояло ознакомиться с тем текстом, который прямо сейчас лежал у меня на столе.

Вернее будет сказать, что текста-то и вовсе не было. Листы, находящиеся в файлах, были пустыми.

– Лейтенант Фырьев или же Яна Маркова… Кто же вы, черт возьми, такие, и почему листы, на которые я смотрю прямо сейчас, – пустые?

***

Лейтенант Фырьев:

– Потерпи еще чуть-чуть!

– Лейтенант, я…

– Скоро они будут здесь, мальчик, я уверяю тебя. Все будет хорошо!

Напарник лейтенанта истекал кровью. Несколько пулевых ранений прямо в живот. Удивительно, что тот ещё мог говорить и двигаться. Фырьев держал его за руку и, кажется, плакал.

Фырьев – взрослый мужчина, возможно, лет сорока. Он носит длинные волосы, которые сейчас оказались распущенными, и бороду. Волкова смогла позволить себе осмотреться. По всей видимости, это было заброшенное помещение, потому как освещение было минимальным, а коридоры казались ей максимально неухоженными. Вскоре Фырьев сообщил в рацию о провале миссии по поимке человека со способностью, а также о потерях.

После Волкова наблюдала лейтенанта уже в баре. На совет бармена остановиться Фырьев послал того куда подальше и требовал налить ещё, а через некоторое время ещё и ещё. Фырьев был также замечен Волковой за употреблением психоактивных веществ у себя в квартире. Осмотрев комнату, она обнаружила фотографию, на которой была изображена семья Фырьева. Его дочь и жена. Буквально через мгновение рамка с фотографией пропала из рук Волковой и оказалась в руках у лейтенанта, который сидел на краю кровати и плакал. Его дочь умерла. Фырьев отложил фотографию на кровать, подошел к холодильнику и вытащил последнюю банку пива. Холодильник оставался пустым ещё очень долгое время, потому как лейтенант бросил все попытки питаться дома. На столе Волковой были обнаружены записи, которые написал лейтенант после ухода его жены.

Фырьев писал:

«Я бил ее. Она собиралась уйти от меня, оставить меня одного. Вместо того чтобы броситься просить у нее прощения за то, что случилось пару мгновений назад, я бил ее. Плевал ей в лицо. Унижал. Мягкая игрушка, плюшевый лис Марк, которого она грозилась выкинуть в окно еще несколько дней назад, был у меня в руках. Теперь окно открыл уже я. Она смотрела на меня стеклянными глазами. Ей было все равно даже тогда, когда Марк был уже внизу. Я кричал ей собираться. Говорил, что сейчас его украдут, переедут или какие-то мерзкие дети будут его пинать. Я хотел, чтобы она доказала мне, что ей не все равно. Ей было все равно. Это была первая мягкая игрушка, которую я подарил ей. Я не выдержал. Как можно было так относиться к Марку, которого она прижимала к себе каждую ночь? Иногда, черт возьми, я даже ревновал ее к нему, потому что меня она никогда так не прижимала. Я стоял перед ней на коленях. Просил прощения. Говорил, что я – животное. Она обошла меня, подобрала с пола пальто, которое я отнимал у нее, чтобы она не ушла. Накинув его на себя, она вышла в коридор. Скинула с себя резиновые тапки и по-быстрому надела на ноги кроссовки. Я тоже нацепил на себя уличную обувь. Вернее, я ведь и не снимал ее вовсе. Месяца не прошло, как Алисы не стало. Двадцать пять дней. Всего лишь каких-то двадцать пять дней. Она шла в сторону лифтов, а я медленно шел за ней, игнорируя все просьбы отстать. Она говорила, что я маньяк. Что сейчас она вызовет полицию, снимет все побои, скажет, что я преследую ее. Мы спустились на улицу, где уже шел дождь. Марка не было на дороге. Я испугался и выбежал чуть вперед. Все было хорошо, кто-то просто аккуратно поставил его на забор. Я прижал его к себе. Она встала рядом со мной и начала говорить мне гадости. Говорила, что мне нужно лечиться. Что я похож на психически больного. Она, словно специально, говорила громче слова „бил“ и „ненормальный“, когда кто-то проходил рядом с нами. Из-за этого люди косились на нас, в особенности, конечно, на меня. Я просил ее не уходить. Медленно шел за ней, в ответ она лишь оборачивалась и говорила мне идти домой, пока она не позвонила в неотложку или в полицию. Дождь усиливался. Я прижал Марка еще крепче к себе, потому что начал мерзнуть. На мне были всего лишь какая-то домашняя футболка и черные брюки. Было правда очень холодно, но я все равно продолжал идти за ней. Я не мог отпустить ее. Она зашла в магазин, чтобы купить себе кефир и сигарет. Ее стандартный обед после смерти Алисы. Тех сигарет, которые она курит, там не оказалось. Мы вышли на улицу, где я сел на что-то вроде подоконника и сказал, что больше не пойду за ней. Я смирился. Ей правда было страшно находиться рядом со мной, но смириться с этим я смог только сейчас. Она оставила мне ключи и ушла. Так я остался с Марком один. Она больше никогда не вернется. Никто больше не вернется ко мне».

Плюшевый лис Марк лежал рядом с этой запиской. Изредка Фырьев подходил к Марку и повторял: «Бедняга». Он повторял это слово на протяжении нескольких минут, гладя лиса по голове. Пистолет его напарника также лежал на столе. Он был разряжен, но лейтенант даже с осознанием этого подносил его к виску и нажимал на курок каждый раз, когда тот оказывался у него на виду.

Вскоре Волкова вместе с лейтенантом очутились где-то в лесу возле озера. Фырьев нервно курил, а затем, выбросив окурок в воду, поднялся с травы, отряхнулся и направился к своей машине. Волкова, чтобы ничего не пропустить, следовала прямо за мужчиной, который уже открывал багажник и вытаскивал оттуда связанного человека. Поль снова узнала человека, с которым работал Фырьев, но теперь удивилась намного больше. Это был бывший член «Дождя», да еще и кто-то из старших, что можно было понять по плащу, в который тот был окутан. Содрав ленту со рта Тигрова (такая была фамилия у жертвы) и скинув её в багажник, Фырьев посмотрел тому в глаза:

– Ни следа не останется от вашей организации. Вы все поплатитесь за то, что сделали со мной.

Тигров лишь усмехнулся, однако выражение его лица оставалось все так же спокойным. Сейчас Волкова понимала, что представляла себе его правильно. На нем действительно невозможно было увидеть каких-либо эмоций. Это бесило Фырьева.

– Ошибаешься. То, что ты стал животным, лейтенант, только твоя вина. Если бы ты тогда остановил паренька, который хотел застрелить нас, никто бы вас и не тронул.

Фырьев начал избивать Тигрова. Нетрудно было догадаться, чем все закончилось.

– Фырьев, это твой новый напарник. Познакомься, пожалуйста.

Сейчас Волкова видела того человека, которого лейтенант вскоре потеряет при попытке нейтрализовать Тигрова. Он действительно успел очень многому его научить, а впоследствии относился к нему как к собственному сыну.

Три человека оставили Фырьева, который теперь ненавидит людей со способностями. Лейтенант никогда не был плохим человеком, а после того как самолично избавился от Тигрова, вынужден хвататься за голову и кричать, потому что не понимает, что происходит.

Волкова оказывается вместе с лейтенантом в отделении полиции. Фырьеву приносят флешку, запертую в зиплоке, с просьбой изучить содержимое. Он узнаёт о парне со способностью, который может видеть умерших. Он так же понимает, что не только полиция будет заниматься его поисками. Это возможность попросить прощения у своего напарника, а также поговорить с дочерью. Он смело заявит, что возьмет это дело на себя и даже согласится с предложенным ему новым напарником, с которым вряд ли когда-то сработается. Никто и ничто не помешает лейтенанту найти его.

Что узнаёт Волкова? О том, что существует некий псих, способный уничтожать все, что ему помешает, и избегать ответственности?

Или о двух сторонах конфликта в виде «Дождя» и Министерства внутренних дел, которое теперь тоже будет охотиться за этим парнем?

Или, может, она способна вынести из увиденного нечто большее, чем вышесказанное?

Яна Маркова:

– Как не в этой больнице?

Яна сжимала в дрожащих руках коробочку с ежиками, которые сидели на овечках. Медсестра пыталась заверить её, что она ошиблась, и человека, которого она ищет, здесь попросту нет. Девочка, кажется, проверила все психиатрические клиники города, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, но все было тщетно. Что было в коробочке? Волковой предстоит узнать чуть-чуть попозже.

«Что мне теперь сказать? Что было страшно? Не солгу, но и не донесу мысль. Если и есть слова, способные выразить то, что я чувствовала, то я слишком глупа для них.

Я видела перед собой человека, за жизнь и счастье которого была готова отдать все до последнего. Человека, который смог понять то, что не было воспринято никем долгие годы. Его поливал бешеный ливень, его сводило дрожью и слабостью.

Вокруг нас совсем ничего не было: то ли от стены из воды, то ли оттого, что в этом чертовом мире больше ни одна деталь не имела значения. Не могу объяснить, почему улыбалась в тот момент. Казалось бы, стоим под ливнем и ждем скорую, потому что тебе становится все хуже, но… кажется, я просто осознала. Ведь ты здесь, ты рядом. Промокли насквозь, до жути устали от того, что падало на нас всю жизнь и… что теперь делать?»

Яна вдруг остановилась, посмотрела сквозь Волкову на настенные часы и продолжила писать:

«…Ты закуриваешь сигарету, прекрасно зная, что она погибнет за пару секунд вне пачки. Верно. Так мы себя и ведём.

Мы сказали друг другу уже очень многое, я должна была, кажется, привыкнуть, но… когда ты произнес ТЕ слова, я совсем потерялась. Мне лишь нужно было чувствовать, что ты рядом, да тщетно искать слова в ответ. Такие слова, чтобы ты знал, что я чувствую. Слова, равносильные твоим, или даже сильнее. Прости, что не смогла. Надеюсь, ещё успею.

Потом ты протягиваешь мне ключи из скорой, а я иду со стеклянными глазами и совсем не обхожу лужи. Для чего уже? Дома меня встречает твой кот, я сажусь рядом с ним и глажу спинку.

– Ну чего? Будем ждать.

Клянусь, он мяукнул в ответ.

Когда ты сидел на каталке, я окончательно убедилась, что ноги у тебя не ходят не от волнения из-за челюсти. Ты был… таким белым. Дрожал и снова намок. Они смотрели на тебя, и я совершенно не понимала, почему думают лишь о вывихнутой челюсти.

ВЗГЛЯНИТЕ ЖЕ НА НЕГО!

Узкопрофильные специалисты.

Выполняют формальные обязанности.

Нам нужно бежать отсюда, бежать, пусть только наложат уже свою повязку хотя бы, а потом скорее домой, нам не помогут здесь.

Мне так хотелось взять тебя за руку и убежать прочь, но мы могли позволить себе лишь осторожные шаги под взгляды окружающих.

Ты сказал, что не можешь дышать. Я смотрю на тебя, а в голове эхом: угнетение дыхательного центра.

Господи, нет, нет, не сейчас, не этот человек, это ещё не всё, пойдём скорее отсюда, я не отдам тебя.

Затем ты сказал, что хочешь спать. Это можно было расценивать по-разному, это могло быть этапом восстановления, но что если нет? Я не знаю, было ли тебе больно, когда мы ехали и я сжимала твою руку, но все равно ведь не отпустила бы. Мне нужно было чувствовать, что ты здесь, что ты просто закрыл глаза и засыпаешь. Иногда пальцы теряли чувствительность, иногда артерия вытеснялась сухожилием, и… я теряла твой пульс. Одной секунды без него было достаточно, чтобы меня охватила паника.

Мимо проезжало много желтых машин. Ком в горле от них. Лишь бы скорее добраться.

Я не знаю, что делать, если мир заберет тебя. Но я точно знаю, что если у меня будет хоть малейшая возможность помочь тебе, я отдам все силы, а потом лишусь их и все равно буду бороться.

Я тебя не оставлю».

Они втроем сидят на ковре. Волкова внимательно слушает, как парень рассказывает ребятам о кошмаре, что приснился ему недавно. Он говорил Яне, что ему угрожали их смертью, поэтому просил ради их же безопасности перестать общаться с ним. Убраться куда-нибудь далеко, да и вообще перестать контактировать с ним прямо сейчас. Те отказывались. Говорили, что всегда будут поддерживать его, даже несмотря на эти угрозы и сны. Было видно, что поначалу ребята не относились к этому серьезно, но вскоре Яна стала свидетельницей того, что к происходящему действительно нужно было относиться со всей серьезностью.

Она держала его за руку, когда тот вдруг остановился и, посмотрев ей в глаза, заявил о том, что не может идти. Маркова нервно усмехнулась:

– Может, это инсульт?

Видно, что она пыталась отшутиться, как бы неуместно это ни звучало.

Кажется, это случилось. Те угрозы, которые он получал через сны, вдруг начали по-настоящему сбываться.

Перед Волковой стоял лейтенант Фырьев. Изорванная кожаная куртка, кровь Тигрова на руках, а взгляд его был направлен прямо на нее, однако был все так же безразличен, все таким же стеклянным. Так же и рядом стоящая Маркова смотрела на девушку, но была полна безразличия. Шаг навстречу к этим двум заставил тех раствориться, а Поль – попятиться назад. Впрочем, она уже находилась у себя в комнате и пребывала в шоке от пережитого. Руки дрожали и не слушались, заранее приготовленный стакан воды упал и с шумом разбился, а Поль с трудом пыталась принять полученную информацию. Не хватало сил даже на истерику. Не хватало сил, чтобы заплакать и кричать куда-то вопрос: «Почему я?»

И ведь действительно, а почему Поль Волкова, а не кто-то другой? Почему лейтенант Фырьев, а не кто-то другой? Яна Маркова? Или, может быть, тот мальчик, с которым ты познакомился с самого начала, читатель?

Почему ты, а не кто-то ещё сейчас держит в руках эту книгу?

Через несколько суток Волкова получила новое задание. Ей стали доверять намного больше, чем раньше, ведь она действительно доказала свою преданность «Дождю».

Страницы из дневника:

«Письмо Кате»

Привет, Катя. Я все ещё прихожу на место нашей первой встречи каждый раз, как у меня появляется возможность тебя навестить. Мы давно не виделись, да? Прости. Знаешь, я до сих пор перечитываю наши диалоги и нахожу их чертовски забавными. Надеюсь, ты ТАМ в порядке, или что-то вроде того.

Я просто хотел начать новую жизнь. Я хотел перестать жить прошлым. Довольствоваться встречами с тобой и найти кого-то ещё, кто мог бы быть со мной поблизости. Хотел перестать употреблять.

Почему ты ушла? Чувак, тебе же было всего шестнадцать. И.. да, окей, я все ещё бью себя в плечо за желтые машины. Раньше это делала ты, но каждый раз, когда я вижу желтую машину, я бью себя в плечо.

Это ведь ты таким образом напоминаешь мне о себе, да? Это очень на тебя похоже, зараза, блин.

Возможно, скоро увидимся. Обещаю отомстить за все посланные тобой желтые машины.

«Смерть близких»

Смерть близких рано или поздно коснётся каждого из нас. Это нужно понимать. Это одна из причин, почему жить настоящим – то, чему необходимо научиться не только мне, а каждому из нас. Поверь мне, ОНА появляется тогда, когда совсем не ждёшь, а получится ли у тебя или у повстречавшегося разминуться с ней – вопрос совершенно другого уровня.

Время – это ресурс. Думаю, ты часто слышал что-то подобное от людей постарше. Мне ли тебе говорить о том, насколько он ценный?

Я понял ценность, когда Катя ушла от нас. Она хотела многое сделать, но не смогла. У неё просто не получилось.

Кто знает, когда твоя последняя электричка? Мы всю жизнь стоим на разных перронах без расписания и лишь изредка можем оттянуть отбытие только определённых поездов, но точно не последнего. Интересно, что чувствуешь, когда видишь прибытие той самой последней электрички? У всех, конечно, по-разному. Если попытаться это романтизировать, то, наверное, это ты ночью стоишь в одиночестве, куришь последнюю сигарету из пачки, а вдалеке видишь приближающийся свет. Медленно он становится все ярче. Что чувствуешь в этот момент? Наверняка узнаем, куда денемся.

«Страх и Александр Солнцев»

Тогда была ночь. Снова без сна. Если и получалось уснуть, то всего на пару минут, не больше. Я просто лежал на собранном диване, укрывшись порванным пледом, и смотрел в потолок. Меня мучили вопросы, которые часто мучают всех нас перед сном. Я вспоминал различные ситуации, в которых выглядел глупо, или же ситуации, в которых выглядел просто жалко. В основном это был школьный период, где одноклассники находили очередной повод посмеяться надо мной, а учителя стремились всячески критиковать мои работы, от чего заниматься чем-либо у меня просто пропадало желание. Отсюда так же пропадало желание появляться в школе. А какой смысл приходить в место, в котором над тобой издеваются, правда?

Я не злился на них. Я просто не понимал – почему?

Мысль за мыслью. Так на часах, кажется, уже было два, а может быть, и три часа ночи. И тут время для меня словно остановилось. Я перестал вспоминать о плохом. Перестал строить какие-то альтернативные варианты развития событий в своей голове. Я в целом перестал думать. Что-то было не так. Я почувствовал это раньше, но не придал этому особого значения.

Страх. То, что я чувствовал в тот момент, был самый настоящий страх.

Я все это время был в своей комнате наедине со своими мыслями. Что могло вызвать во мне это омерзительное чувство?

Ответа нет. Его просто нет. Я начала прокручивать все события, которые происходили со мной в течение дня. В течение недели. Месяца. Все было как обычно, но мне было страшно.

Вопросы собирались в один большой комок, который размотать я попросту не мог.

Я спустился на пол. Не знаю, зачем я это сделал, но я отчетливо помню, что обхватил свои колени руками и прижал их к себе. Спустя пару минут я заплакал.

Комната казалась мне очень тесной, в каком-то смысле даже враждебной, хотя за 17 лет жизни в ней я чувствовал это впервые.

Движения мои были медленными, неуверенными, а пальцам рук и ног было очень холодно. Мне казалось, что, несмотря на этот холод, мне стоит проветрить комнату, поэтому я нараспашку открыл балконную дверь и все окна. Пачка сигарет на подоконнике – это то, что добило меня окончательно. Трясущимися руками я ощущал легкость пустой пачки красного «Мальборо», которую тут же со злости вышвырнул в окно. Я жадно хватал ртом воздух. Смотрел в окно, пытался как-то успокоиться. Я пытался как-то убедить себя, что все хорошо, но получалось у меня воистину хреново.

Моя мать спала в другой комнате. Мой брат спал в комнате чуть дальше. Мне нужна была помощь, потому что я не мог справиться самостоятельно. В каком-то смысле я не мог просто выйти и разбудить их, потому что мне казалось, что я не получу нужной поддержки от них.

Теперь же я понимаю, что поступил правильно. Просить помощи у родственников в тот момент было бы настоящей ошибкой. Я взял свой смартфон и проверил свой френдлист в одной из социальных сетей.

В онлайне был он. Солнцев. Человек, которого я очень люблю и до сих пор считаю, своим братом.

Я позвонил ему. Несмотря на поздний час, он согласился встретиться со мной. Сказал, что все будет хорошо, что бояться мне нечего. Его слова, как бы смешно это ни выглядело, смогли чуть успокоить меня.

Маршрутки уже не ходили. Автобусы, что логично, тоже. Меня выручила доска, на которой я добрался до метро так быстро, насколько только мог.

Скейтборд – это мой лучший друг. С помощью доски можно сэкономить очень много времени, перемещаясь по городу, а благодаря небольшому размеру и весу друг с удовольствием отдохнёт с тобой в автобусе или метро, прежде чем снова послужить тебе опорой.

Моя история, чувак, яркий пример. В три часа ночи, без денег в кармане, ты вряд ли захочешь пешком преодолевать большое расстояние, а возможности прокатиться на такси у тебя нет по нескольким причинам.

На улицах окраины города было практически пусто. Это было здорово, но проезжающие изредка машины и люди, которых я встречал по пути к метро, радовали меня, потому что в тот момент мне было необходимо подобное присутствие. В тот момент мне не хотелось чувствовать себя одиноким.

Когда мы увиделись, он первым делом обнял меня. Мы долго стояли так, пока я не сказал, что все хорошо и он может отпустить меня. Мне было лучше. Определённо лучше. У меня все ещё было какое-то дурацкое чувство, что что-то должно вот-вот произойти, но оно было не таким, каким я чувствовал его в комнате. Я стал думать, что если что-то и произойдёт, то Солнцев обязательно поможет мне. Не может быть иначе. Мы решили двинуть до центра, чтобы подняться на крышу и выпить там чего-нибудь. Путь предстоял неблизкий, это заняло у нас несколько часов, но зато я со всеми подробностями смог рассказать ему о том, что произошло, и о том, что я чувствовал в тот момент.

Мы пришли к выводу, что я просто перенервничал из-за того, что уже несколько ночей подряд практически не сплю. После этого чувство тревоги, которое преследовало меня всю дорогу, пропало. Я думал, что все это закончилось, что я восстановлю режим, пропью немножко афобазола, и все наладится. Как же я ошибался. Это стало происходить со мной везде и абсолютно спонтанно. Автобус, метро, пары в колледже. Афобазол стал появляться в моей комнате все чаще, хоть никогда мне и не помогал. Со временем я бросил все попытки его принимать, потому что на эти деньги можно было купить пачку сигарет, которая благодаря самовнушению помогала чуточку больше, чем съеденная таблетка плацебо.

***

Повествование ведется от лица молодого человека лет двадцати на вид:

Кот всячески игрался с пойманной им крысой. Или это была мышь? Из-за густой травы было трудно разобрать, с кем именно.

Так, а где это я? Почему мне все кажется таким ненастоящим?

Я вытянул руки перед собой, а затем еще раз осмотрелся. Осознание того, что это сон, пришло не сразу. Только после того как из травы послышалось чье-то:

– Чего встал?

Я снова смотрел на кота, который, как ни странно, смотрел на меня, вновь повторяя свой вопрос.

– Прости?

В его морде с легкостью можно было прочесть недовольство. Он ловко проскочил через дырку в заборе, что был перед нами, и теперь стоял рядом со мной. Черный кот, с белыми, словно носочками, лапами и зелеными глазами. На груди шерсть местами тоже была белой. Мне это чем-то напомнило галстук.

– Кажется, ты лишил меня обеда, парень, – недовольно сказал кот, провожая взглядом мышь, которая убегала куда-то под пандус панельного дома. Кот вздохнул.

– Впрочем, неважно. Так чего стоишь, смотришь тут, туда-сюда?

– Я не знаю, куда идти, – честно ответил я.

Молчание. Кот смотрел на меня, как на глупца. Секундой позже я все-таки нашел, что спросить, хотя ответ в принципе знал заранее.

– Ты тоже умер, да? Поэтому я тебя вижу?

– У нас не девять жизней. Забавно, что вы так считаете лишь потому, что мы часто выходим невредимыми из некоторых ситуаций, в которых любое другое животное…

Кот не договорил. Ударил гром. Небо стало серым. Резко погода сменилась на дождь, а одежда, которая была на мне, вдруг сменилась на ту, в которую я всегда был одет, находясь в том самом поле. Кот, не закончив, наклонил голову и обвинил меня в том, что мой сон заставляет его мокнуть.

– Прогуляемся? – предложил он. – Я тебе кое-что расскажу, о чем Катя и другие умолчали бы.

– Ты знаешь Катю?

Кот посмеялся, развернулся и быстрым шагом потопал в сторону дворов. Я, недолго думая, двинулся за ним. Асфальт после резких изменений погоды показался мне очень мягким, будто бы это был и не асфальт вовсе.

Двор, в который мы зашли, напоминал мне о месте, которое я действительно мог называть домом несколько месяцев назад, только сил разобраться, он это или нет, мне пока не хватало. Что же, раньше я с большей уверенностью видел сны. Я мог сразу понять, сплю я или нет, обратив внимание, например, на освещение или же на свои руки, а теперь имел некоторые трудности. Лекарства, которые я принимаю, сильно влияют на сны. Они делают их ярче, или же наоборот, делают слишком серыми, ненасыщенными. Мы с котом встали под одно из деревьев, прячась от дождя, который становился все сильнее. Густые листья хоть и не сильно спасали нас, но все же чуточку укрывали от заставшего недруга. Мне было в какой-то степени все равно, потому что я не чувствовал, что мокну. Да и заболеть я не мог. А вот коту было действительно неприятно.

– Ты мне нравишься, парень, – продолжил кот, оборачиваясь в мою ветровку, которую я ему одолжил.

– Нравлюсь, потому что дал тебе во что укутаться?

После смешка тот покачал головой.

– Нет, не в этом смысле. Нравишься, в смысле, что мы же тут всех насквозь видим.

– Так?

– Так вот я и говорю, что ты не самый дурацкий человек, которого я встречал. Вот только глупый. Яна правильно делала, что называла тебя глупым все это время.

– Яна…

Тихонько повторил я названное котом имя, отдаваясь воспоминаниям и опираясь спиной на дерево позади нас.

– Да потерпи ты. Чуть-чуть ещё.

Кот улыбнулся и посмотрел мне в глаза, наклоняя голову. Так по-доброму её наклоняя, что мне сразу захотелось поверить в его следующие слова.

– Мне кажется, что скоро тебя вытащат. Я не должен этого говорить, но я сразу узнал тебя, парень. Ты меня не узнал, конечно, но это неважно.

Погода вновь стала солнечной. Я сидел на травке, а на коленях у меня была моя ветровка, в которой, все так же укутанный, сидел кот. Да, это был бульвар Новаторов. То самое место, в котором я жил с ребятами. Под окнами вижу знакомую шерсть и знакомую морду, а из окна четвертого этажа выглядываю я, издавая это глупое: «Кс-кс-кс». Я невольно рассмеялся, поглаживая кота и глядя на самого себя, который сбрасывал ему кусочки порезанных сосисок. А потом я вдруг иду себе с учебы, с рюкзаком. В руках у меня ряженка, а под окнами все так же ходит кот, который провожает меня взглядом. Мне ничто не помешает открыть крышку, налить туда ряженки и оставить крышку где-то на поребрике, предварительно подозвав кота.

– Вытащат, – повторил кот, – вот только не знаю, будешь ли ты рад этому. Огромный груз ответственности свалится на тебя, но это не тебе решать. В конце концов, ты же знаешь, что если бы Яна или Саша умерли, ты бы их наверняка увидел.

Я кивнул. Это чуточку успокоило меня.

– Я к чему все это рассказываю, – стал заканчивать кот, выбираясь с моих коленок и спускаясь на травку, – в каком бы дерьме этот чертов мир ни погряз, парень, продолжай делать хорошие дела. Ему и так уже очень нехорошо.