Текст книги "Неизвестная рукопись доктора Уотсона (Этюд о страхе)"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

КЛУБ "ДИОГЕН"

На следующее утро, проснувшись, я обнаружил, что Холмс уже встал и шагает по комнате. Ни словом не обмолвившись о злоключении, которое нас постигло накануне вечером, он сказал: – Уотсон, не согласитесь ли вы написать кое-что под диктовку? – С радостью. – Извините меня за то, что я низвожу вас до роли личного секретаря, но у меня есть особая причина желать, чтобы подробности этого дела были сформулированы в должном виде. – Особая причина? – Вот именно. Если у вас есть свободное время, мы наведаемся сегодня во второй половине дня к моему брату Майкрофту, в его клуб. Консультация с ним может быть нам полезна. Ведь в некоторых отношениях аналитические способности Майкрофта намного выше моих. – Мне известно, как высоко вы его цените. – Конечно, его способности, так сказать, сидячие, в том смысле, что он терпеть не может двигаться. Если бы кто-нибудь изобрел уличное кресло, которое доставляло бы человека из учреждения домой и обратно, Майкрофт первым бы приобрел его. – Да, помнится, он не любит отклоняться от заведенного порядка. – Поэтому он стремится свести все задачи, человеческие и прочие, к масштабам шахматной доски. На мой вкус, это – чрезмерное сужение, но, в общем, его методы часто помогают соображать. Холмс потер руки. – А теперь перечислим наших действующих лиц. Не обязательно в порядке значимости. Итак, первый – герцог Шайрский... Холмс диктовал в течение часа. Потом он шагал по комнате, пока я пытался хоть немного систематизировать записи. Закончив, я протянул ему следующее резюме. В нем содержалась информация, которая до тех пор была мне неизвестна, – факты, собранные Холмсом после вчерашнего вечера. ГЕРЦОГ ШАЙРСКИЙ (Кеннет Осборн) Нынешний обладатель земель и титула, известного с 1420 года. Двадцатый потомок по прямой линии. Герцог ведет замкнутый образ жизни в своих имениях или в городском доме на Беркли-стрит, где занимается живописью. Имеет двух сыновей от жены, которая скончалась десять лет тому назад. Больше не женился. ЛОРД КАРФАКС (Ричард Осборн) Старший сын Кеннета. Прямой наследник герцогского титула. Имеет одну дочь – Дебору. Жена его трагически погибла при родах. Ребенок живет в девонширском имении на попечении гувернантки. Отец и дочь чрезвычайно привязаны друг к другу. Лорд Карфакс – филантроп. Он щедро жертвует свои деньги и время приюту на Монтегю-стрит в Лондоне, прибежищу обездоленных. МАЙКЛ ОСБОРН Второй сын Кеннета. Источник позора и горестей для своего отца. По имеющимся данным, Майкл, досадуя на свое положение второго сына, не наследующего титул, пустился в разгул. Поставив перед собой цель втоптать в грязь титул отца, он, как сообщают, женился на уличной женщине, очевидно, для того, чтобы еще больше преуспеть в выполнении этой неблаговидной цели. Сей достойный порицания поступок, вероятно, был совершен им в бытность студентом-медиком в Париже. Вскоре он был исключен из Сорбонны. Дальнейшая его судьба и нынешнее местопребывание неизвестны. ЙОЗЕФ БЕК Ростовщик, владелец ломбарда на Грейт Хиптон-стрит. Судя по всему, вряд ли представляет интерес. ДОКТОР МЕРРЕЙ Медик не только по образованию, но и по призванию, заведует моргом на Монгепо-стрит. Посвятил свою жизнь созданному им по соседству с моргом приюту. СЕЛЛИ ЯНГ Племянница доктора Меррся. Отдает приюту все свое время. Медсестра, любящая свою профессию, занимается благотворительной деятельностью. Именно она заложила в ломбард Бека набор хирургических инструментов. Охотно отвечает на вопросы и, по-видимому, ничего не скрывает. ПЬЕР Безобидный дурачок, которого взяли в приют, где он выполняет разного рода физическую работу. Набор хирургических инструментов был найден среди его вещей. Мисс Янг заложила его, чтобы выручить деньги для Пьера. Видимо, приехал из Франции. ЖЕНЩИНА СО ШРАМОМ НА ЛИЦЕ Сведений нет. Холмс пробежал резюме с недовольным видом. – Все это показывает, сколь немного мы достигли и какой долгий путь нам предстоит пройти. Известно, что совершено пять зверских убийств, и всякое промедление с нашей стороны, несомненно, приведет к увеличению их числа. Поэтому, если не возражаете, одевайтесь, Уотсон, мы остановим кэб и отправимся в клуб "Диоген". Пока мы катили по булыжной мостовой, Холмс сидел, задумавшись, но я все же рискнул потревожить его, потому что мне неожиданно пришла в голову одна мысль. – Холмс, – сказал я, – когда мы покидали имение герцога Шайрского, вы упомянули, что лорд Карфакс допустил два просчета. Мне кажется, об одном из них я догадался. – В самом деле? – Я вспомнил, что он не спросил, как к вам попал набор хирургических инструментов. Отсюда следует логический вывод, что он уже знал об этом. – Превосходно, Уотсон! – В свете этого промаха есть ли у вас основания предположить, что именно он прислал вам набор? – Мы, во всяком случае, имеем основание подозревать, что он знает, кто это сделал. – Тогда возможно, что лорд Карфакс – ключ для выяснения личности женщины с изуродованным лицом. – Вполне возможно, Уотсон. Однако найти ключ и повернуть его – это две совершенно разные вещи. – Должен признаться, что не могу угадать, в чем состоит второй просчет его светлости. – Помните, как в присутствии лорда Карфакса я уронил футляр с инструментами? И как он любезно собрал инструменты? – Да, ну и что же? – Вы, наверное, не обратили внимания на то, как уверенно он раскладывал их – каждый в соответствующее углубление. – Действительно. – А теперь, когда вы все вспомнили, какую дополнительную информацию это вам дает? – Хотя лорд Карфакс уверяет, что не имеет познаний и опыта в хирургии, он хорошо знаком с хирургическими инструментами. – Вот именно. Факт, который мы должны занести в наше мысленное досье для будущего использования. Мы приехали, Уотсон, Майкрофт нас ждет. Клуб "Диоген"!.. Я хорошо его помнил, хотя бывал в его тихих гостиных всего один раз, когда Майкрофт переложил на плечи своего более активного брата дело греческого переводчика "См. рассказ Артура Конан Дойла "Случай с переводчиком".", о котором я имел честь поведать, к вящему удовольствию отнюдь не малочисленной армии почитателей Холмса. Клуб "Диоген" был основан людьми, которые искали уединения в центре шумного города, причем исключительно для узкого круга своих членов. Это роскошный особняк с мягкими креслами, превосходной кухней и всеми другими атрибутами личного комфорта. Правила клуба определяются его основным назначением и строго соблюдаются. Они рассчитаны на то, чтобы не поощрять, вернее, запретить всякое общение. Разговоры в его помещениях не допускаются, за исключением комнаты для посторонних посетителей, куда нас бесшумно провели. По сути дела, членам клуба не дозволяется обращать друг на друга ни малейшего внимания. Рассказывают об одном случае – по-моему, он смахивает на анекдот: один из членов клуба скоропостижно скончался (как оказалось, в результате сердечного приступа), и об этом узнали лишь тогда, когда его коллега по клубу заметил, что в руках бедняги "Тайме" трехдневной давности. Майкрофт Холмс ожидал нас в комнате для гостей, отлучившись ненадолго, как я позднее узнал, из правительственного ведомства, расположенного за углом, на Уайтхолле, где он служил. Надо заметить, что это было неслыханным нарушением его привычек. Тем не менее ни один из братьев, казалось, не спешил приступить к делу, которое нас туда привело, Майкрофт – высокий грузный человек с густыми седыми волосами и тяжелым лицом – мало походил на младшего брата. Он протянул руку и воскликнул: – Шерлок! Ты отлично выглядишь! Должно быть, тебе на пользу колесить по всей Англии и континенту. Протянув мне свою увесистую руку, Майкрофт сказал: – Доктор Уотсон, я слышал, вы вырвались из цепких рук Шерлока и женились. Надеюсь, Шерлок не похитил вас снова? – Я очень счастлив в браке, – заверил я его. – Просто в данный момент моя жена гостит у тетушки. – И длинная рука Шерлока немедленно достала вас! Майкрофт приветливо улыбнулся. Несмотря на свою замкнутость, он обладал удивительной способностью держать себя так, что его собеседник не испытывал никакой неловкости. Он встретил нас у двери и теперь направился к эркеру, выходившему на одну из самых оживленных улиц Лондона. Мы последовали за ним, и братья, стоя радом, смотрели в окно. – Я не заходил в эту комнату с тех пор, как ты последний раз приходил ко мне, Шерлок, но улица не меняется, – сказал Майкрофт. – Она была такой же и вчера. – И все же, – пробормотал Шерлок, – она изменилась. Старые интриги забыты, возникли новые. Майкрофт указал рукой. – Посмотрите на этих двух типов у обочины. Не замышляют ли они чего дурного? – Ты имеешь в виду фонарщика и бухгалтера? – Их самых. – Не думаю. Фонарщик утешает бухгалтера, которого недавно уволили. – Похоже, что так. Бухгалтер, несомненно, найдет другое место, но так же быстро его потеряет и снова окажется на улице. Я не смог удержаться и прервал их, разговор. – Погодите, погодите, – сказал я, невольно повторяя свои обычные возражения, – это уж чересчур! – Уотсон, Уотсон, – с укоризной сказал Майкрофт, – я не ожидал от вас подобной близорукости после стольких лет сотрудничества с Шерлоком. Даже с такого расстояния вы не можете не видеть следов чернил, красных и черных, на пальцах одного из собеседников! А это ведь профессиональное отличие бухгалтера. – Обратите внимание Также, – вмешался Холмс-младший, – на чернильное пятнышко на его воротнике, где он коснулся материи пером, и на его помятый костюм, который в остальном имеет вполне респектабельный вид. – Разве так трудно заключить из этого, мой дорогой Уотсон, – вставил Майкрофт с вкрадчивостью, которая всегда так раздражала меня, – что этот человек неряшлив и в работе, не задерживается долго на одном месте – его увольняют? – Об этом свидетельствует газета, которая торчит из кармана сюртука, раскрытая на колонке объявлений о найме. Отсюда вывод: он безработный, добавил Холмс. Я поднял руки. – Сдаюсь, как всегда! Но то, что его собеседник – фонарщик, это, конечно, просто предположение? – Тут признаки более техничны, – сказал мой друг Холмс. – Посмотрите на его правый рукав. Видите, на внутренней стороне, начиная от манжета и выше, материя потерта до блеска. – Безошибочный признак фонарщика, – сказал Майкрофт. – Поднимая шест, чтобы зажечь огонь в газовом фонаре, – объяснил Шерлок, – он постоянно трет нижним концом шеста эту часть рукава. Весьма просто. Прежде чем я успел ответить, настроение Холмса изменилось, и он, нахмурившись, отвернулся к стене. – Хотел бы я, чтобы проблема, которой мы занимаемся, была столь же легкоразрешима. Она привела нас сюда, Майкрофт. – Выкладывайте детали, – ответил его брат с улыбкой. – Не хочу зря терять время... Двадцать минут спустя, удобно устроившись в покойных креслах, мы погрузились в молчание. Оно было прервано Майкрофтом. – Картина четко обрисована, Шерлок, в пределах возможного. Но думаю, ты сам способен решить загадку. – Не сомневаюсь, но времени мало. Надо во что бы то ни стало предотвратить новые преступления. Ты мог бы подсказать деталь, которая позволила бы мне сэкономить день, а то и два. – Тогда давай точно перечислим, что тебе известно или, вернее, что неизвестно. У тебя в руках отнюдь не все элементы головоломки. – Конечно. – И все же ты уже что-то нащупал. Недаром тут же было совершено опасное нападение на тебя и Уотсона. Если только ты не считаешь это простым совпадением. – Никоим образом! – Я тоже не думаю. – Майкрофт потянул себя за ухо. – Конечно, не надо большого ума, чтобы понять, кто такой Пьер. – Разумеется, – ответил Холмс. – Он – второй сын герцога Шайрского Майкл. – Что касается тяжелых травм, полученных Майклом, то отец может не знать об этом. Но лорду Карфаксу, конечно, известно, что Майкл находится в приюте. Он, вне всякого сомнения, узнал своего младшего брата. – Не сомневаюсь, – сказал Холмс, – что лорд Карфакс был не вполне откровенен. – Он меня заинтересовал. Мантия филантропа – отличное прикрытие для злого умысла. Вполне возможно, что именно лорд Карфакс позаботился о том, чтобы Майкл был взят под опеку доктора Меррея. – Равно как и о нанесении ему увечий, – угрюмо добавил Холмс. – Возможно, но тебе надо найти недостающие элементы головоломки, Шерлок. – Время, Майкрофт, время! Вот в чем моя проблема. Я должен быстро найти ту нить, которая поможет размотать клубок. – Я полагаю, тебе надо тем или иным способом заставить Карфакса раскрыться. Тут я вмешался. – Позвольте мне задать вопрос. – Сделайте одолжение, Уотсон. Мы вовсе не собирались устранять вас от расследования. – Я мало чем могу помочь, но мне думается, что наша главная задача установить личность Джека Потрошителя. Поэтому я спрашиваю вас: считаете ли вы, что мы уже встретили убийцу? Что кто-то из людей, с которыми мы вступили в контакт, – Потрошитель? Шерлок Холмс улыбнулся. – Есть ли у вас кандидат на эту далеко не почечную роль, Уотсон? – Если бы я был вынужден сделать выбор, я остановился бы на слабоумной. Но, должен сознаться, я никак не предполагал, что он Майкл Осборн. – На каких основаниях вы выносите ему приговор? – Боюсь, ничего конкретного. Но я не могу забыть картину, свидетелем которой был, когда мы покидали морг на Монтегю-стрит. Если помните, доктор Меррей велел "Пьеру" прикрыть тело несчастной. В том, как тот это сделал, не было ничего обличающего, но при виде его движений у меня мурашки пошли по коже. Наступила пауза, во время которой братья обдумывали высказанное мною мнение. Затем Майкрофт серьезно сказал: – Весьма уместное соображение, Уотсон. Я бы только заметил, что трудно, о чем вам, конечно, известно, интерпретировать поступки, порожденные больным умом. Однако ваше инстинктивное отвращение может быть более ценно, чем вся наша логика. – Ваше мнение, конечно, следует учесть, – сказал Холмс. У меня, однако, сложилось впечатление, что ни тот, ни другой не придали большого значения моим словам, а просто хотели сказать мне приятное. Майкрофт с трудом поднял свое грузное тело. – Тебе надо собрать больше фактов, Шерлок. Холмс стиснул руки. Я подумал, что на всем протяжении встречи с Майкрофтом его брат не походил на того энергичного, самоуверенного Шерлока Холмса, каким я его знал. Я обдумывал причину этого, как вдруг услышал, как Майкрофт тихо сказал: – Я думаю, что знаю источник твоего замешательства, Шерлок. Ты должен покончить с этим. Ты слишком объективен в этом деле. – Не знаю, о чем ты, – сказал Холмс довольно холодно. – Совершено пять самых чудовищных преступлений века, и, может быть, их число увеличится. Если бы ты занялся этим делом раньше, то мог бы предотвратить некоторые из них. Вот что гложет тебя. Сознание вины может притупить самый могучий ум! Холмсу нечего было возразить. Он нетерпеливо дернул головой и сказал: – Пошли, Уотсон. Игра началась. Мы должны загнать дикого зверя. – И притом хитрого, – сказал Майкрофт с явным предостережением. Затем добавил: – Шерлок, ищи женщину с изуродованным лицом. А также одно из недостающих важных звеньев – жену Майкла Осборна, которая пользуется такой дурной репутацией. О чем это говорит? Холмс сердито посмотрел на брата: – Ты в самом деле думаешь, Майкрофт, что я лишился способности мыслить? Конечно, это значит, что речь идет об одной и той же женщине. С тем мы покинули клуб "Диоген".

ПОСЛАНЕЦ КУИНА ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ

Дверной звонок имел форму бутона розы с листьями из слоновой кости. Грант Эймс с силой нажал его, и появилась девица в ядовито-зеленой вечерней пижаме. – Хэлло, Мэдж. Был неподалеку, и вот я здесь. Она просияла. Удлиненное аристократическое лицо молодого человека вызывало у нее приятные мысли о его богатстве. – И поэтому вы решили заскочить, – изрекла она таким тоном, словно сама вывела формулу теории Эйнштейна. Она распахнула дверь так широко, что та ударилась о стену. Грант осторожно двинулся вперед. – Недурное у вас здесь гнездышко. – Обыкновенная удобная квартира работающей девушки. Я прочесала всю Ист-Сайд, то есть буквально всю, пока наконец не нашла ее. Безумно дорого, но я просто не могу жить нигде, кроме Аппер Ист. – Я и не знал, что вы надумали работать. – А как же. Я консультант. Вы пьете виски? "Сыщику надо жать до конца, если он хочет что-то выведать": подумал Грант. – И где же вы консультируете? – В отделе рекламы на фабрике. – Конечно, на фабрике вашего отца? – Конечно. Мэдж Шорт была дочерью "Изящной обуви Шорта", но будущую добычу ей предстояло разделить с тремя братьями и двумя сестрами. Она кивнула хорошенькой рыжеволосой головкой, протягивая Гранту виски с содовой. – А где находится фабрика? – В Айове. – И вы туда ездите? – Дурачок! Здесь же есть контора на Парк-авеню. – Детка, вы меня удивляете. Я представляю вас в совсем другой роли. На каком-нибудь литературном поприще. – Вы что, шутите? Грант осмотрел комнату. Нигде не было видно ни книг, ни журналов, но в конце концов это было необязательно. – Я думал, вы уйму читаете, лапочка. Так сказать, книжный червь. – Это в наши-то дни и в нашем веке! Откуда, хотела бы я знать, взять время на чтение? – Ну, можно урывать отовсюду понемногу. – Кое-что я читаю. Например, "Секс и проблема безбрачия"... – Я лично помешан на детективах. Патер Браун, епископ Кушинг. Он пристально следил за ее реакцией. С таким же успехом можно было ожидать ее от розовой хрюшки. – Я тоже люблю детективы. – Я иногда и философов почитываю, – провокационно продолжал Грант, Бертона, Шерлока Холмса. – Один из гостей, помните, на последней вечеринке, специалист по "дзэну"... Гранта охватило сомнение. Он быстро изменил тактику. – А какое на вас тогда было синее бикини. Блеск! – Я так рада, что оно вам понравилось, милый. Хотите еще виски? – Нет, спасибо. – Грант встал. – Время летит, пора. Она была безнадежна. Он без сил рухнул на сиденье своего "ягуара". Как они это делают – Холмс, даже Куин?

***

Тем временем что-то навалилось на нос Эллери и душило его. Он открыл глаза и обнаружил, что это рукопись, которую он читал перед сном. Он зевнул, сбросил ее на пол и сел, сонный, упершись локтями в колени. Рукопись лежала на полу. Он нагнулся и поднял ее. И начал снова читать.

Глава 6

Я ВЫСЛЕЖИВАЮ ПОТРОШИТЕЛЯ

На следующее утро, должен признаться. Холмс привел меня в негодование. Когда я проснулся, он уже был одет. Я заметил, что глаза его покраснели, – значит, он почти не спал. Я даже подозревал, что его всю ночь не было дома. К счастью, он был настроен на беседу, а не замкнулся в себе, что с ним нередко бывало. – Уотсон, – сказал он без всякого вступления, в Уайтчэпеле есть трактир, пользующийся весьма дурной славой. – Их там много. – Да, верно! Но тот, о котором я говорю – "Ангел и корона", – худшее из всех заведений, где предаются разгулу. Оно расположено в центре поля действий Потрошителя. Именно здесь видели незадолго до их смерти трех девиц из числа тех, которые стали жертвами Джека. Я намерен присмотреться к "Ангелу и короне" и сегодня вечером собираюсь покутить там. – Отлично, Холмс! Если я смогу ограничиться элем... – Нет, нет, дорогой Уотсон, вы не пойдете. Я до сих пор содрогаюсь при мысли, как близки вы были к гибели по моей вине. Послушайте, Холмс...Это решено бесповоротно, – ответил он твердо. – У меня нет ни малейшего желания преподнести вашей симпатичной жене, когда она вернется, печальное известие. – Мне казалось, что я неплохо проявил себя, – горячо возразил я. – Несомненно. Без вас я бы уже покоился на убогом ложе в заведении доктора Меррея! И все же это не оправдание для того, чтобы вторично рисковать вашей безопасностью. Пока я отсутствую сегодня, – а у меня масса дел, – вы могли бы, пожалуй, уделить немного времени своей практике. – С моей практикой все в порядке, благодарю вас. Мой заместитель весьма компетентный человек. – Тогда могу предложить вам пойти на концерт или почитать интересную книгу. – Я вполне в состоянии сам себя занять, – сказал я холодно. – Не сомневаюсь, Уотсон, – сказал он. – Ну что ж, мне пора. Обещаю, что по возвращении я введу вас в курс событий. Он ушел, а я продолжал кипеть, почти не уступая температуре чая миссис Хадсон. Решение нарушить запрет Холмса созрело у меня не сразу. Но прежде чем я закончил завтрак, оно уже приняло отчетливую форму. Я провел весь день в чтении любопытной монографии из книжного шкафа Холмса о возможности использовать пчел при подготовке убийства, добившись, чтобы они заразили отравой мед либо напали всем роем на свою жертву. Труд был анонимный, но я узнал лаконичный стиль Холмса. Когда стемнело, я стал готовиться к "операции". Я решил отправиться в "Ангел и корону" под видом распутного повесы в расчете на то, что не буду выделяться среди многих лондонских завсегдатаев сих злачных мест. Поэтому я поспешил домой и облачился в вечерний костюм. Его дополняли цилиндр и накидка. Посмотрев на себя в зеркало, я пришел к выводу, что у меня даже более лихой вид, чем я предполагал. Сунув в карман заряженный револьвер, я вышел на улицу, остановил экипаж и велел кучеру ехать к "Ангелу и короне". Холмс еще не появлялся. Это было отвратительное заведение. Длинный общий зал с низким потолком был полон разъедавшего глаза чада от многочисленных керосиновых ламп. Клубы табачного дыма висели в воздухе, как предгрозовые тучи. За грубо отесанными столами расположилось самое разношерстное сборище. Матросы-индийцы, отпущенные на берег с многочисленных грузовых судов, которыми кишит Темза; восточного типа субъекты с непроницаемым выражением лица; шведы и африканцы, потрепанные европейцы, не говоря уже о разного рода англичанах, – все они жаждали вкусить радостей в злачных местах крупнейшего города мира. Сомнительным украшением были и особы женского пола всех возрастов и характеров. Большинство из них имело жалкий вид – потрепанные и опустившиеся. Лишь немногие, самые молоденькие, едва начавшие катиться по наклонной плоскости, сохранили еще какую-то привлекательность. Одна из таких девиц подошла ко мне, как только я, найдя свободный столик, заказал пишу крепкого портера и начал рассматривать гуляк. Это была смазливая девчонка небольшого роста, но циничный взгляд и грубые манеры уже наложили на нее несмываемое клеймо. – Привет, милок. Закажешь девушке джину с тоником? Я хотел было отказаться от этой чести, но официант, по виду англичанин, стоявший подле, крикнул: "Джин с тоником для леди!" – и стал проталкиваться к бару. Он, несомненно, получал свою долю от стоимости выпивки, которую девицы выпрашивали у клиента. Девушка уселась напротив меня и положила свою довольно грязную руку на мою. Я быстро отдернул руку. Ее накрашенные губы изобразили подобие улыбки. – Робеешь, котик? Не бойся. – Я просто заскочил выпить пинту, – сказал я. Мое приключение начало утрачивать привлекательность. – Ясно, милок! Все господа забегают выпить пинту. А потом уж так получается, что хотят узнать, что еще у нас можно купить. Официант вернулся, подтолкнул к ней джин с тоником и взял несколько монет из тех, что я выложил на стол. Я не сомневался, что он прихватил несколько лишних пенсов, но не стал спорить. – Меня зовут Полли, милок. А тебя как звать? – Хоукинс, – поспешно сказал я. – Сэм Хоукинс. – Хоукинс? – засмеялась она. – Слава Богу, что не Смит. Не поверишь, сколько здесь Смитов сшивается, будь они неладны. Если бы я и нашелся, я не успел бы открыть рта, так как в другом конце зала поднялся шум. Моряк с темной физиономией, по габаритам не уступающий горилле, яростно зарычал, пытаясь схватить другого посетителя маленького китайца, видимо, обидевшего его, опрокинул стол. Какое-то мгновение казалось, что китайцу пришел конец, настолько свирепый вид был у моряка. Но тут вмешался какой-то мужчина с густыми бровями, бычьей шеей и широкими плечами, с руками, толстыми, как деревья, хотя и не такой огромный, как моряк. Неожиданный защитник китайца ударил моряка кулаком в солнечное сплетение. Это был сокрушительный удар, и моряк согнулся пополам от боли, издав хриплый сгон, который был слышен во всех концах зала. Нападавший снова примерился и нанес еще один удар, на этот раз в челюсть гиганта. Голова моряка откинулась назад, глаза остекленели. Он начал падать, но мужчина с густыми бровями подставил плечо и поймал тело, взвалив его на спину, как мешок с мукой. Открыв дверь, он вышвырнул его на улицу. – Это Макс Клейн, – сказала со страхом моя девица. – Сильный, дьявол, как бык. Макс купил это заведение. Уже четыре месяца хозяйничает. Он не даст никого убить здесь! И думать нечего. Зрелище было поистине впечатляющим. Но в этот момент нечто другое привлекло мое внимание. Едва закрылась дверь, через которую Клейн выбросил моряка, как она опять распахнулась, и вошел новый посетитель, которого, мне показалось, я узнал. Я вглядывался сквозь чад и дым. Сомнений не было. Иозеф Бек, ростовщик, собственной персоной. Он направлялся к свободному столику. Надо будет сообщить об этом Холмсу, подумал я и повернулся к Полли. – У меня славная комнатка, милок, – сказала она, пытаясь соблазнить меня. – Боюсь, что это меня не интересует, сударыня, – сказал я как можно мягче. – Сударыня... Надо же! – возмущенно вскричала она. – Что я тебе, старуха какая? Я еще молоденькая. И чистая. Так что не бойся. – Но, наверное, есть кто-то, кого ты боишься, Полли, – сказал я, пристально глядя на нее. – Я? С чего это мне бояться? Я и мухи не трону. – Я имею в виду Потрошителя. В ее голосе послышались скулящие нотки. – Ты просто хочешь напугать меня. А я не боюсь. Она глотнула джина, но глаза ее бегали по сторонам. Потом они остановились на какой-то точке позади моего плеча, и я осознал, что она посматривала в ту сторону во время всего нашего разговора. Я повернул голову и увидел самого мерзкого типа, которого только можно себе представить. Он был невероятно грязен. Одну его щеку пересекал безобразный шрам, отчего рот его был искривлен как будто в усмешке, а вздутый синяк под левым глазом делал его вид еще более отталкивающим. Никогда мне не приходилось видеть такое злобное лицо. – Он прикончил Энни, Потрошитель, – прошептала Полли. – Изуродовал бедняжку черт те как. И за что? Энни была тихая, никого не трогала. Я снова повернулся к ней. – А может, то страшилище со шрамом – он и есть? – Кто знает? – И горестно воскликнула: – Зачем только он это делает! Это был он! Трудно объяснить, почему я был так в этом уверен. В прошлом я одно время играл в азартные игры, как это нередко случается с молодыми людьми, и, бывало, у меня появлялось какое-то необъяснимое предчувствие, не основанное на доводах рассудка, инстинкт, шестое чувство – назовите как хотите, – но оно иногда появляется, и игнорировать его невозможно. Именно такое чувство возникло у меня, когда я разглядывал человека, сидевшего сзади. Он в упор смотрел на девицу, и мне была видна слюна в уголках его отвратительно искривленного рта. Что было делать? – Полли, – спросил я тихо, – видела ли ты этого человека раньше? – Я, котик? Никогда. До чего же отвратный, верно? Но тут в силу неустойчивости, свойственной распущенным женщинам, настроение Полли изменилось. Верх взяла ее природная бесшабашность, еще усиленная большой дозой спиртного. Она вдруг подняла свою рюмку. – За твое счастье, милок! Ты хороший дядечка, и я желаю тебе всего самого... – Спасибо. Она встала и пошла, покачивая бедрами. Я наблюдал за ней, ожидая, что она подойдет к другому столику. Но она быстро прошла через зал и направилась к двери. Я подумал, что в этот вечер ей, очевидно, не везет в "Ангеле и короне", и поэтому она решила попытать счастья на улице. Не успел я почувствовать облегчение, как увидел, что отвратительное существо позади меня вскочило и бросилось за ней. Можно понять, какая тревога меня охватила. Что мне было делать, как не последовать за этим человеком! Когда глаза привыкли немного к темноте, я обнаружил, что мужчина все еще находится в поле моего зрения. Он крался, прижимаясь к стене в конце улицы. Я знал, что иду по опасному пути. Но это был он, Потрошитель, и он выслеживал Полли. Я судорожно сжал в кармане револьвер. Человек завернул за угол, и я, боясь упустить его, поспешил следом. Улицу освещал только один газовый фонарь. Я вглядывался в темноту. Но человек, по пятам которого я шел, исчез. Меня охватило мрачное предчувствие. Быть может, злодей уже затащил несчастную девушку в какой-нибудь подвал! Если бы я догадался взять с собой карманный фонарик! Я побежал вперед. Тишину улицы нарушал только звук моих шагов. Даже скудного света было достаточно, чтобы увидеть, что улица на другом конце переходит в узкий проход. Именно туда я и ринулся, и при мысли о том, что я могу там обнаружить, сердце мое бешено заколотилось. Вдруг я услышал приглушенный крик. Я натолкнулся на что-то мягкое. Испуганный голос пролепетал: – Пощадите! Умоляю, пощадите! Это была Полли, прижавшаяся к стене в темноте. Опасаясь, что ее крик может спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот рукой и прошептал ей на ухо: – Все в порядке, Полли. Тебе ничего не угрожает. Я тот джентльмен, который сидел с тобой. В это время сзади на меня обрушилась какая-то огромная тяжесть, меня отшвырнуло назад, в проход. Коварный злодей, за которым я шел по пятам от "Ангела и короны", перехитрил меня. Он спрятался в темноте и пропустил меня вперед. Теперь в ярости от того, что добыча ускользает, он напал на меня, как дикий зверь. Я ответил тем же, отчаянно отбиваясь, и пытался вытащить револьвер из кармана. Мне надо было держать его в руке, но во время моей службы в войсках ее величества в Индии я был военным врачом, а не солдатом и не был обучен приемам рукопашного боя. Поэтому я не мог тягаться с чудовищем, с которым схватился. Под его натиском я упал и радовался лишь тому, что девушке удалось убежать. Я ощутил, как цепкие руки сжимают мое горло, и тщетно махал свободной рукой, все еще пытаясь достать из кармана револьвер. Я обомлел, услышав вдруг знакомый голос, который вскричал: – Посмотрим, какого зверя я вспугнул! Еще до того, как вспыхнул огонек фонарика с увеличительным стеклом, я понял, как жестоко ошибся. Отвратительный тип, сидевший позади меня в трактире, был не кто иной, как Холмс, переодетый и загримированный! – Уотсон! Он был поражен не меньше, чем я. – Холмс! Господи помилуй, да ведь если бы мне удалось вытащить револьвер, я мог застрелить вас! – И поделом было бы, – проворчал он. – Уотсон, можете считать меня ослом. Он оторвал от меня свое гибкое тело и, схватив за руку, хотел помочь мне встать. Даже в тот момент, уже зная, что это мой старый друг, я не мог не подивиться его великолепному гриму, изменившему до неузнаваемости его лицо. У нас не было времени для взаимных упреков. Когда Холмс поднимал меня, мы услышали пронзительный крик, разорвавший тишину ночи. Холмс отпустил мою руку. – Меня опередили! – вскричал он и ринулся в темноту. Пока я поднимался на ноги, вопли усиливались. И вдруг они оборвались. В жуткой тишине отчетливо слышался топот ног бегущих людей – Холмса и еще кого-то. Должен признаться, что я проявил себя в этом деле не лучшим образом. Некогда я был чемпионом полка по боксу в среднем весе, но, видимо, те времена миновали безвозвратно. Я прислонился к кирпичной стене, стараясь справиться с тошнотой и головокружением. В этот момент я не мог бы откликнуться, даже если бы на помощь звала наша милостивая королева. Головокружение прекратилось – окружающие строения выпрямились, и я, пошатываясь, побрел назад, нащупывая путь во тьме. Мне удалось пройти не более двухсот шагов, когда меня остановил спокойный голос. – Здесь, Уотсон. Я повернул налево и обнаружил проем в стене. Снова послышался голос Холмса: – Я уронил фонарь. Не поищете ли вы его, Уотсон? Его спокойный голос особенно пугал меня, так как скрывал мучительную внутреннюю борьбу. Я знал Холмса: он был глубоко потрясен. Я сделал шаг и наткнулся на фонарь ногой. Я зажег его и отшатнулся, увидев перед собой страшную картину. Холмс стоял на коленях, согнувшись и повесив голову, – олицетворение отчаяния. – Я потерпел неудачу, Уотсон. Меня надо отдать под суд за преступную глупость. Потрясенный кровавым зрелищем, я едва слушал. Джек Потрошитель дал волю своему отвратительному безумию, на этот раз избрав жертвой бедную Полли. Жуткая картина расплывалась перед моими глазами... – Но у него было так мало времени! Каким образом?.. Холмс ожил и вскочил на ноги. – Пошли, Уотсон! Следуйте за мной! Всю дорогу он намного опережал меня, но я не терял его из виду, и когда я наконец нагнал его, то обнаружил, что он изо всех сил стучит в дверь ломбарда Иозефа Бека. – Бек, – кричал Холмс, – выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли! – Он снова и снова колотил кулаком в двери. – Откройте дверь, или я вышибу ее! Наверху появился освещенный прямоугольник. Открылось окно. Из него высунулась голова. Иозеф Бек крикнул: – Вы что, с ума сошли? Кто вы такие? В свете лампы, которую он держал в руке, были видны ночная сорочка с высоким воротником и ночной колпак с красной кисточкой. Холмс отошел и громко прокричал ему в ответ: – Сэр, я Шерлок Холмс, и если вы не спуститесь немедленно, я взберусь на эту стену и выволоку вас за волосы. Бек, естественно, был ошарашен: Холмс все еще был в гриме. Я попытался помочь делу. – Герр Бек, вы помните меня, не правда ли? Он с удивлением посмотрел на меня. – Вы один из двух джентльменов... – И уверяю вас, что это мистер Шерлок Холмс. Ростовщик колебался. Но потом сказал: – Очень хорошо. Сейчас спущусь. Холмс нетерпеливо шагал, пока свет не показался в ломбарде и входная дверь не открылась. – Выходите, Бек! – скомандовал Холмс грозным голосом. Испуганный немец повиновался. Сильная рука моего друга схватила ростовщика, который тщетно пытался увернуться. Холмс разорвал перед его ночной сорочки, обнажив голую грудь, покрытую мурашками от холода. – Что вы делаете, сэр? – спросил ростовщик дрожащим голосом. – Я не понимаю. – Куда вы отправились, Бек, после того, как ушли из "Ангела и короны"? – спросил Холмс, отпустив ростовщика. – Куда я отправился? Я пошел домой, в постель. После того как Холмс понизил тон, Бек пришел в себя и теперь был настроен враждебно. – Да, – проговорил Холмс задумчиво, – похоже, что это так. Возвращайтесь в постель, сэр. Сожалею, что напугал вас. Холмс бесцеремонно повернулся, и я вслед за ним. Когда мы дошли до угла, я обернулся и увидел, что Бек все еще стоит перед ломбардом. В своем странном облачении, с высоко поднятой в руке лампой, он казался карикатурой на статую Свободы, подаренную Соединенным Штатам народом Франции, огромную, полую бронзовую статую, которая ныне стоит у входа в нью-йоркскую гавань. Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли обнаружен. Большая толпа любопытных, одержимых болезненной страстью к такого рода зрелищам, забила вход на улицу, в то время как фонари официальных лиц рассеивали мрак вокруг места происшествия. Холмс мрачно созерцал эту сцену, засунув руки глубоко в карманы. – Нет никакого смысла выдавать наше присутствие, Уотсон, пробормотал он. – Это только повлечет за собой бесплодные объяснения с Лестрейдом. Меня не удивило, что Холмс предпочитал не раскрывать нашу роль свидетелей жуткого происшествия. Он действовал сообразно своим методам; к тому же в данном случае задето было его самолюбие. – Давайте улизнем потихоньку, Уотсон, – с горечью сказал он, – как подобает безмозглым идиотам, какими мы оказались.