355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Элла Уорнер » Золотой бутон » Текст книги (страница 8)
Золотой бутон
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:09

Текст книги "Золотой бутон"


Автор книги: Элла Уорнер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Должны же они поговорить. Он ведь отец ее ребенка, и вопреки желанию Говарда исключить его из своей жизни она теперь не сможет, если даже захочет.

Говард запарковал машину в ее отсеке находящегося под домом гаража, и уже в лифте Фейт запоздало удивилась его осведомленности, но задумываться над этим вопросом не было ни сил, ни желания.

Едва войдя в квартиру, она сразу прошла в гостиную и распахнула настежь балконную дверь. Свежий воздух приятно охладил ее разгоряченное лицо, и, как ни странно, несмотря на все ту же сумятицу в мыслях, головная боль заметно уменьшилась.

– Приготовить тебе что-нибудь, Фейт? Чашечку чая или…

– Нет. – Обернувшись, она увидела, что Говард готов выполнить любое ее желание. – Спасибо, – добавила Фейт запоздало. – У меня такое впечатление, что мой желудок сейчас едва ли обрадуется чему бы то ни было. Понимаешь, Я не была к этому готова. К тому, чтобы тебе сказать о ребенке, я имею в виду.

– Понимаю, – кивнул Говард. – Но я рад, что ты сказала.

– Я вовсе не собиралась нарушать ваш обычный ритуал празднования Рожества. Просто хотела посмотреть на твою семью, чтобы… – Фейт не договорила, обнаружив, что это слишком трудно – объяснить, зачем именно она хотела досмотреть, а также описать все нюансы впечатления от увиденного.

– Чтобы решить, хочешь ли ты в нее войти?

Проницательность Говарда испугала ее.

– Я не могу выйти за тебя замуж! – заявила она – даже тверже, чем собиралась.

Он нахмурился.

– Из-за моей семьи?

– Нет, что ты! – Фейт энергично замотала головой, с ужасом осознав, что ведет себя так же нетактично, как и мать Говарда. – У тебя чудесная семья.

Быть ее членом – настоящее счастье. Для тебя, я имею в виду. Для них. Для всех вас…

Сообразив, что снова говорит что-то не то, она замолчала и глубоко вздохнула. Сердце билось тяжелыми быстрыми толчками, голова снова начинала болеть и, казалось, была не в состоянии выдать хотя бы пару связных мыслей подряд.

– Нет никаких причин, по которым ты не могла бы войти в мою семью, Фейт, – спокойно и очень серьезно сказал Говард. – Сегодня ты познакомилась с Энн, Одри и Фредом и не могла не видеть, как они…

– Пожалуйста! – Умоляющим жестом руки она заставила его остановиться. Не в этом дело, Говард.

– Тогда в чем?

– Я ведь не с ними буду жить изо дня в день. Жить я буду с тобой.

– И что?

Совместная жизнь дело непростое. Фейт знала это по опыту жизни с Льюком.

Взаимная притирка характеров, компромиссы… Это достаточно сложно, даже когда люди любят друг друга. А уж без любви…

Она покачала головой.

– Я не смогу.

– Почему?

Необходимость закончить наконец затянувшуюся мучительную пытку – вот что определило ответ Фейт:

– Я не люблю тебя, Говард.

Он окаменел. На щеках его напряглись и застыли желваки. Говард выглядел так, словно его ударили, и Фейт вдруг почувствовала, что сделала ему больно.

Очень больно.

Ее это крайне удивило. Фейт и в голову не приходило, что ее отказ может причинить Говарду боль. Расстроить – да, ведь вышло не по его, но причинить сильную боль…

На несколько мгновений ей даже показалось, что перед ней другой, совершенно незнакомый человек. Затем в выражении глаз Говарда что-то изменилось – в них словно отразилась какая-то новая, неведомая ей сторона его души. Он смотрел на Фейт так, словно бросал вызов ей, тому, что она знала о нем, и даже тому, что знала о себе самой.

– Существует такое понятие, как брак для удобства, Фейт.

Несмотря на царящий в голове хаос, ответ на такое предложение у Фейт был вполне определенный, и сформулировала она его с неистовством, удивившим ее саму:

– Ну нет, Говард! Удобной жены из меня не получится! Я понимаю, как удобно это было бы для тебя, но совершенно не могу представить себя в роли робкой и покорной домашней женщины, раболепствующей перед мужем и безропотно выполняющей любое его желание.

– Побойся Бога, Фейт! Что ты такое говоришь?! – Наряду с безмерным удивлением в голосе Говарда отчетливо слышался гнев. – Да я только тем и занимаюсь, что с готовностью исполняю все твои желания! В последнее время я их ставлю даже выше собственных! Разве не так?

Вспыхнув, Фейт попыталась вспомнить какой-нибудь случай, противоречащий его утверждению, но безуспешно. Говард и раньше был к ней очень внимателен, а после ее разрыва с Льюком забота его стала просто трогательной…

– Я предлагаю тебе выйти за меня замуж, потому что уверен в том, что у нас получится нормальная счастливая семья. – Говарду удалось справиться с гневом, и теперь он снова говорил почти спокойна. – Семья, в которой супруги все делят пополам: печали и радости, дни счастья и невзгоды.

– При этом предполагается, что тебя я тоже буду делить со всеми твоими многочисленными пассиями? – не давая сбить себя с толку, ехидно осведомилась она.

– Ну хватит!!!

И потерявший терпение Говард с такой силой обрушил оба кулака на полированную поверхность стола, что Фейт невольно отпрянула и испуганно прижалась спиной к открытой балконной двери. Однако тут же взяла себя в руки и, сделав шаг вперед, гордо выпрямилась. Запугать ее Говарду не удастся!

– Правда глаза колет? – спросила она, воинственно вздернув подбородок.

– Хочешь знать правду, Фейт?! – взбешенный, прорычал Говард. – Я тебе ее скажу. В том, как я обхожусь со всеми своими пассиями, равно как и в их многочисленности, виновата исключительно ты!

– Я?! – Она задохнулась от удивления.

– Да, ты! – обвиняюще направив на нее палец, повторил Говард. – Так что попытайся эту правду проглотить, вместо того чтобы обвинять меня в непостоянстве!

– Но как я могу быть в этом виноватой?

– То, что вспыхнуло между нами, Фейт, – и не пытайся отрицать: как и я, ты почувствовала это с самой первой минуты, – оказалось гораздо сильнее и прекраснее, чем все, что я когда-либо испытывал к любой другой женщине. Да, я пробовал найти другую, потому что ты сразу же отгородилась от меня каменной стеной» и казалось безумием надеяться, будто что-то может измениться. – Губы его скривила горькая усмешка. – О, ты очень удачно выбрала линию поведения: дружеские, но чисто деловые отношения и ничего больше. Два долгих года ты держала меня на безопасном расстоянии, и только потому, что знала: стоит это расстояние хоть чуточку уменьшить – ты тут же потеряешь контроль над ситуацией. Потеряешь потому, что не сможешь совладать с собой, – На мгновение на лицо Говарда вернулось обычное самодовольное выражение. – Так оно и случилось в тот день, когда мы зачали нашего ребенка. В самый прекрасный и самый счастливый день моей жизни. Как, впрочем, и твоей, готов спорить на что угодно. – Он снова горько улыбнулся. – Два года потеряно, пока я, как последний идиот, чуть ли не благоговел перед твоими чувствами к человеку, который в конце концов тебя предал. Два года! А теперь ты пытаешься напрасно потерять и все оставшиеся из-за каких-то дурацких предрассудков! – Он посмотрел на Фейт со смесью упрека и злой насмешки. Дай ей немного времени, говорил я себе. Рано иди поздно она переживет свое непонятное увлечение этим ублюдком. В конце концов ты ее завоюешь, Говард. Он тяжело вздохнул и покачал головой. – А ты даже для блага нашего ребенка не хочешь дать мне шанс.

Истина, открывшаяся ей в страстном монологе Говарда, оказалась настолько убийственной, что Фейт лишь потрясение слушала, не пытаясь вставить ни единого слова возражения или протеста. Говард не лгал и не преувеличивал, теперь она это понимала с предельной ясностью. Слишком много доказательств его искренности всплыло сейчас в ее памяти, доказательств, на которые она раньше либо не обращала внимания, либо понимала неправильно.

«Наши отношения с Фейт Шерман стремительно развиваются именно так, как нам того давно хотелось… Когда этот негодяй, твой любовник, тебя бросил, я был рядом с тобой… Ты всегда можешь на меня рассчитывать»… – вспомнилось Фейт. А то, как относится ко мне Вайолетт? И даже миссис Харрисон, несмотря ни на что, признала, что Говард очень много обо мне рассказывал. А то, что все его родственники наперебой сообщали, что я – единственная женщина, которую Говард пригласил на семейную встречу Рождества?

Подняв глаза на Говарда, она увидела, что гнев его покинул, страсть уступила место грусти, и у нее возникло ощущение, будто она собственными руками вырыла себе могилу.

– Когда-нибудь придет день, когда наш ребенок спросит, почему ты не вышла за меня замуж, – снова заговорил он, глядя на Фейт потускневшими, ничего не выражающими глазами. – И если даже тогда ты все еще будешь продолжать лгать себе, пожалуйста, не нужно лгать обо мне ребенку. Я этого не заслужил.

Фейт показалось, что ее сердце каменеет от горя и сострадания. Боже, как несправедлива я была к Говарду все это время! И чего ради? Чтобы оградить, обезопасить себя от настоящего чувства? Я всегда знала, что Льюк и в подметки не годится Говарду. Говард превосходит его буквально во всем. И, зная это, я убеждала себя, что Говарда будет чересчур сложно держать в узде, что увлечься им было бы чересчур рискованно, Он слишком богат, слишком привлекателен, и возле него постоянно вьется слишком много красивых женщин.

И я недостаточно хороша для него.

Недостаточно хороша… Эти слова часто повторял мне отец, вот я и привыкла довольствоваться малым, считая, что так безопаснее и надежнее.

Говард выпрямился – мужчина, который боролся и проиграл, но проиграл, сохранив чувство собственного достоинства и веру в себя.

– Можешь просить меня обо всем, что тебе нужно, и я все сделаю, – сказал он спокойным и ровным голосом. – Пока же давай отложим этот разговор на несколько дней. Думаю, начало рабочей недели после рождественских каникул будет в самый раз.

Затем, не дожидаясь ее ответа, не рассчитывая на него, он повернулся и медленно пошел к входной двери. Несколько секунд Фейт смотрела ему в спину, словно парализованная. Из этого состояния ее вывел щелчок открывшегося замка.

– Подожди! – крикнула она хриплым шепотом и, видя, что Говард не оборачивается, на подгибающихся от слабости ногах сделала несколько неуверенных шагов вперед. – Говард, пожалуйста, подожди!

Он замер у двери, но не обернулся, лишь, чуть повернул голову, словно напряженно прислушивался. Он ждал, едва ли надеясь услышать что-то хорошее для себя, но давая Фейт возможность сказать, почему она захотела его остановить. И если она не найдет слов, чтобы это объяснить, Говард уйдет не только из ее квартиры, но и из ее жизни» Уйдет обязательно, Фейт это знала.

Сами собой нашлись слова – нужные и правильные.

– Я выйду за тебя замуж. Обещаю. Если ты захочешь на мне жениться.

Только тогда Говард повернулся. Медленно, словно сомневаясь.

Фейт затаила дыхание. Он посмотрел на нее так, словно увидел впервые, словно, поворачиваясь, ожидал увидеть кого-то другого.

– Что ты имеешь в виду?

С мольбой и отчаянием она простерла к нему руки и тут же бессильно опустила.

– Я не знаю, как тебе объяснить…

– Попытайся! – резко, почти грубо приказал он, и Фейт поняла, что раны, которые она нанесла, слишком свежи, чтобы Говард потерпел какие-либо увертки и недомолвки.

Она поняла, что должна рассказать все. Но как начать? Как заставить его понять? Ведь она сама до конца все поняла только после его сегодняшнего признания.

Говард первым нарушил молчание:

– Говори, теперь уже слишком поздно идти на попятный.

– Однажды ты спросил о моей семье, – решилась наконец Фейт. – Я далеко не все тебе тогда рассказала, Говард. А то, что рассказала, сильно приукрасила.

– Какое отношение твои родственники могут иметь к тому, что происходит между нами?! – раздраженно перебил он. – Ты говорила, что уже много лет не имеешь от них никаких вестей.

– Контроль, – быстро ответила Фейт, боясь, что не сможет заставить его выслушать. – Ты, выросший в атмосфере любви, просто не в состоянии представить, на что было похоже мое детство… Унижения и оскорбления отца, постоянное психологическое давление, необходимость терпеть все это и не дать себя сломить… Уйдя в шестнадцать лет из дому, я поклялась больше никогда и никому не давать права себя контролировать. Никогда. В эмоциональном отношении, во всяком случае.

– А как насчет пяти лет жизни с твоим бывшим любовником? – с отвращением бросил Говард. – Ты хочешь, чтобы я поверил, что каждый из вас жил сам по себе? Никакого контроля? Раздельное и независимое существование во всем, кроме постели?

Фейт разрыдалась.

– Я так и знала, что ты меня не поймешь! Конечно, с Льюком все было не так, как ты сейчас сказал. И в то же время – именно так!

– Как прикажешь тебя понимать? «Не так» – и в то же время – «так»?

– Понимаешь, мы с Льюком ни разу не говорили о браке. Он называл нас людьми, свободными духом. С ним я чувствовала себя в безопасности.

– В безопасности! – издевательски повторил Говард и расхохотался.

Фейт топнула ногой.

– Да, в безопасности! И если тебе не нравится то, что я рассказываю, можешь убираться!

– Ну уж нет! – Он ядовито улыбнулся. – Эту историю я дослушаю до конца, нравится она мне или нет.

Фейт несколько раз глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться.

Сердце ее билось часто и тяжело, в висках болезненно пульсировала кровь, голова снова раскалывалась от боли, но начатый разговор требовал завершения.

– Если ты действительно хочешь меня понять, воздержись от замечаний, пока я не закончу. Выслушай меня хотя бы ради своего ребенка, – сказала Фейт, призвав на помощь всю силу убеждения, на какую была способна.

Упоминание о ребенке подействовало. Говард несколько секунд молча смотрел на Фейт, затем кивнул.

– Говори. Я слушаю.

От холода в его голосе Фейт поежилась. Тем не менее пути назад не было теперь следовало выложить всю правду до конца, какие бы последствия ни грозили.

– В семье Льюка тоже не все было в порядке. Это сближает людей, Говард, помогает взаимопониманию. Я хотела иметь рядом с собой человека, который меня понимает – одиночество по душе немногим. Но я не хотела стать чьей-то собственностью. Потому что это я воспринимаю как угрозу.

Говард нахмурился, словно обдумывая ее слова. Ободренная, Фейт перешла к главному.

– Тебя я тоже воспринимала как угрозу своей безопасности, Говард.

Вздрогнув, он посмотрел вопросительно, однако ничего не сказал, ожидая продолжения.

– Я сразу почувствовала, что, стоит тебе захотеть, не смогу противостоять силе, которая от тебя исходит, не смогу противиться твоей власти надо мной.

Я всегда смертельно боялась тебя, Говард.

– Неправда, – спокойно возразил он. – Я не знаю ни одной женщины, кроме матери и Вайолетт, которая вела бы себя со мной так уверенно и храбро, как ты.

– Это была храбрость от отчаяния, Говард. Единственный способ сохранить контроль. – Фейт пыталась довести до сознания Говарда то, что – она это чувствовала – было самым главным в ее исповеди. – В тот вечер, когда ты сюда пришел, я его потеряла. Я почти не помню, что ты говорил после того, как все случилось. Я не слушала. Я сражалась, чтобы вернуть себе контроль, сражалась с твоей силой… – Она сделала паузу, подыскивая слова, чтобы точнее выразить то, что хотела ему объяснить. – С твоей способностью взять мою жизнь и делать со мной то, что ты захочешь.

Он покачал головой, явно удивленный услышанным.

– Но, Фейт, я всегда давал тебе возможность высказать свое мнение. Всегда с уважением относился к любому твоему желанию. Разве не так?

– Теперь-то я вижу, что так. Но тогда была слишком испугана, а у страха глаза велики. И я продолжала тебя отталкивать, стараясь спасти себя. Я изо всех сил пыталась проникнуться твоей версией о «спонтанной вспышке страсти».

Если принять ее, все выглядело довольно безобидно. Однако несколько минут назад ты определил все гораздо точнее. Я просто потеряла контроль над ситуацией. Потеряла потому, что не смогла совладать с собой.

– Но наш ребенок! – с возмущением и растерянностью воскликнул Говард. Неужели зачатый нами ребенок, его будущее не заслуживают, чтобы ты еще раз все обдумала?

– Я боялась думать об этом, гнала от себя все мысли, – призналась Фейт.

– Но ведь ты же хочешь этого ребенка. Ты сказала… заверила меня…

– Что не собираюсь прерывать беременность? Понимаешь, я не могу этого сделать, Говард. Боюсь, что ты меня снова не поймешь, но я думала об этом ребенке, как о твоем.

– Обвиняя меня в случившемся?

– Нет! Нет! – В отчаянии от его непонимания Фейт затрясла головой. – Мне казалось… Понимаешь Говард, эта сила, исходящая от тебя… Она затмевает, подчиняет себе все. Я не думала о нем, как о моем ребенке… Даже как о самостоятельном существе… Он был как бы звеном, связью… И я разрывалась между желанием быть соединенной с тобой и страхом перед тем, чем это может для меня закончиться.

– Страхом? Ты боишься выйти за меня замуж?

– Боялась. Теперь уже нет. Неужели ты этого не видишь? Из-за ребенка другого выхода теперь нет. И если ты сделаешь мне больно… это как ловушка.

Я не могу заставить себя позволить тебе уйти и… и в то же время ты обладаешь властью надо мной даже более сильной и зловещей, чем та, что была у отца. Гораздо более сильной.

– Точно такой же властью ты обладаешь надо мной, – хрипло сказал он. Неужели ты этого не осознаешь?

Фейт вздрогнула. Она этого действительно не осознавала. Она об этом даже не думала. Хотя и видела, какую боль причинила Говарду несколько минут назад своим отказом.

– Власть – вещь обоюдная, – уже более спокойно продолжал Говард. – И только от нас самих зависит, как ею пользоваться.

Фейт растерялась. Она еще не сказала Говарду всего, что он должен знать, но обязана это сделать. Больше никакой лжи. Никаких уверток.

– Я хочу тебя, Говард. Очень сильно и очень давно. Сказав, что не собираюсь ложиться с тобой в постель, я просто солгала. Солгала, потому что не хотела, чтобы ты догадался, как много я об этом думаю, как этого хочу.

Хочу тебя, Говард.

Лицо Говарда оставалось совершенно неподвижным. Невозможно было даже понять, слышит он ее слова или нет. После этого невообразимого по своей откровенности признания Фейт чувствовала себя опустошенной и обессиленной, однако желание вернуть Говарда, снова привлечь его к себе, было настолько сильным, что она заставила себя заговорить снова:

– Сегодня, когда ты поцеловал меня под омелой… мне захотелось, чтобы время остановилось. Я даже испугалась, настолько хорошо мне было. А потом ты сказал, что это всего лишь рождественский поцелуй…

– Неправда! – возмущенно запротестовал Говард. – Я сказал, что по обычаю в Рождество мужчина имеет право поцеловать женщину, стоящую под веточкой омелы.

Фейт беспомощно развела руками.

– Выходит, я и это поняла неправильно. Наверное, после всего, что я наговорила и наделала, тебе будет очень трудно поверить…

– Во что мне будет трудно поверить, Фейт?

Она понимала, что поверить в это трудно. Невозможно. Однако все же произнесла эти слова:

– Я люблю тебя, Говард.

И это было правдой. Фейт любила Говарда всей душой, любила со всеми его достоинствами и недостатками, любила до боли в сердце. И то, что он так и не сказал, что любит ее, делало эту боль еще мучительнее. Он не произнес заветных слов даже сейчас – просто стоял неподвижно, глядя на Фейт ничего, казалось, не видящими глазами.

Возможно, он меня не любит и сейчас шокирован моим признанием, подумала Фейт. Но почему его так потряс мой отказ выйти за него замуж? Быть может, все объясняется его уязвленным самолюбием, а не тем, что он любит меня?

Почему я не подумала о такой возможности? Потому что мне необходима. Боже милостивый, до чего же мне необходима его любовь! Без этого я не могу выйти за него замуж.

– Говард… – хрипло прошептала Фейт, с мольбой простирая к нему руки. Если ты меня не любишь…

Лишь тогда он шагнул к ней и, прежде чем Фейт успела шевельнуться, прижал к себе с такой силой, что она слышала, как бьется его сердце, и чувствовала, как ее согревает тепло его тела. Она обвила руками шею Говарда и спрятала лицо на его широкой груди. Все страхи и тревоги мгновенно исчезли, рассеянные пониманием того, что Говард с ней, что он вернулся, что она в безопасности и они снова вместе.

– Никогда больше не бойся меня, Фейт, – нежно прошептал Говард, гладя ее по волосам. – Никогда. Открой мне свое сердце, и я услышу твои мысли. А вместе мы одолеем все.

Он меня простил! – поняла Фейт.

– Быть может, мне следовало сразу это сказать, вместо того чтобы держать в себе, – продолжал Говард, для которого теперь пришла очередь делать мучительные признания. – Мне кажется, мы оба слишком осторожничали, пытаясь на всякий случай защитить себя, обезопасить. Твои отношения с Льюком длились так долго, что я боялся рецидива. Я хотел, чтобы ты полностью освободилась от всяких чувств к нему, от всех воспоминаний, прежде чем я скажу тебе о своих чувствах. – Он вздохнул. – Я люблю тебя уже очень и очень давно, Фейт.

Я даже не помню того времени, когда не любил тебя.

Он меня любит. Все это не только из-за ребенка. И не только физическое влечение или «спонтанная вспышка страсти». Он меня любит. Но…

– Говард, – чуть отстранившись, Фейт подняла голову и с тревогой заглянула ему в глаза, – я не нравлюсь твоей маме. Она не одобрит нашего брака…

Говард помрачнел.

– Вот как… Я подозревал что-то в этом роде. Что именно она тебе сказала?

От неприятного воспоминания Фейт слегка поморщилась.

– Миссис Харрисон считает, что я ветреная и легкомысленная, так как жила с Льюком, не будучи его женой. Она сказала, что моя мама не одобрила бы такое поведение.

– Она говорила так потому, что плохо знает, как все было на самом деле, успокаивающе сказал Говард. – Это все нетрудно поправить.

– Миссис Харрисон как будто заранее пыталась отговорить меня от самой идеи выйти за тебя замуж.

– Нет. – Говард хитро улыбнулся. – Она пыталась отговорить тебя от идеи со мной сожительствовать. Уж очень ее встревожило то, что я тебя поселил в своей квартире.

– Что-о-о?!

Улыбка Говарда стала еще шире.

– Я тебя слегка обманул, но для твоего же блага, Фейт.

– Так это твоя квартира! – потрясение воскликнула она.

Теперь Фейт стало ясным истинное значение мимолетно озадачивавших ее раньше мелких деталей: особенности внутренней отделки квартиры… цветовой гаммы… то обстоятельство, что Говард знал номер ее отсека в гараже…

– Уж очень мне хотелось, чтобы ты побыстрее избавилась от всего, что может напоминать о Льюке. Вот мы с Алексом Эдсоном и устроили маленький спектакль.

– Так все это было не взаправду?

– Частично. Квартиру я действительно хотел сдать, хотя и за более солидные деньги.

– Выходит, Алекс действовал с тобой заодно? – Фейт вспомнила все свои тогдашние подозрения, рассеянные располагающим, внушающим безусловное доверие поведением мистера Эдсона.

– Он помог мне придумать правдоподобную историю.

– О-о-о… – Фейт к сама не поняла, то ли ее бессовестно обманули, то ли изящно и заботливо обвели вокруг пальца, действуя в ее же интересах.

– Так что мама имела все основания считать, что я собираюсь сделать тебя чем-то вроде содержанки. Но этого у меня и в мыслях не было, поверь, Фейт. Я всегда хотел на тебе жениться.

Фейт рассмеялась, вспомнив вдруг кое-что еще.

– Ты просто хотел придать дополнительный импульс развитию наших отношения именно в том направлении, в каком тебе давно хотелось.

Говард ничуть не смутился.

– Вот именно. Мама, вероятно, думала, что ты, поскольку долго жила с Льюком, можешь согласиться и на сожительство со мной. Поэтому пыталась наставить тебя на путь истинный.

Фейт посерьезнела.

– Боюсь, что я наговорила ей лишнего, Говард. О тебе и о твоих женщинах.

Мне очень жаль, но… – Она виновато вздохнула. – А потом грубо оборвала миссис Харрисон, когда она попробовала тебя защитить.

Говард пожал плечами.

– Все хорошо, что хорошо кончается, Фейт. Сейчас я ей позвоню, и мы все уладим.

Подойдя к телефону, он набрал номер, подождал соединения, затем сказал:

– Это я, Вайолетт. Мама еще у тебя? Да нет, все в порядке, – на лице его появилась неопределенная улыбка, – просто позови маму. – Посмотрев на Фейт, он объяснил:

– Моя сестрица очень взволнована. Она ведь видела, что мы целовались, и знает, как я к тебе отношусь.

– А остальные? – с интересом спросила Фейт.

– Более или менее. Я ничего не умею скрывать от близких, – признался Говард.

Значит, и от меня ничего скрывать не сможет! – радостно подумала Фейт.

Впрочем, Говард и раньше никогда не был скрытным в отличие от Льюка, который, словно устрица в раковину, тут же замыкался в себе, стоило ей задать вопрос более-менее личного характера.

– Мама? – сказал в трубку Говард и надолго замолчал – говорила, очевидно, миссис Харрисон. – Нет, ничего ты не разрушила, – заговорил наконец Говард и весело подмигнул Фейт. – На самом деле все складывается как нельзя лучше.

Фейт меня любит и согласна выйти за меня замуж. Вот только думает, что ты этого не хочешь. – На другом конце провода последовала новая длинная тирада, и Говард по ходу дела стал излагать Фейт тезисы:

– Мама очень сожалеет. Она не хотела, чтобы у тебя сложилось превратное впечатление. Она считает тебя очень красивой. Она полагает, что мы хорошо подходим друг другу. Что ты здравомыслящая девушка с хорошим вкусом, раз выбрала меня в мужья. Она очень рада, что все разъяснилось. Она приглашает нас завтра на ланч, и ты сможешь убедиться, как она рада, что у нас все образовалось. Ты согласна, Фейт?

Она кивнула.

– Хорошо, мы придем, мама. – Говард положил трубку и довольно ухмыльнулся. – Она говорит, что на ее памяти это лучшее Рождество из всех.

Рождество, после которого последний из ее детей наконец остепенился. – Он рассмеялся, и с лица его окончательно исчезли следы недавних волнений. – Для меня это тоже самое прекрасное Рождество в жизни.

– И для меня, – призналась Фейт, сияющая от переполнявшего ее счастья.

Подойдя, Говард обнял ее и поцеловал, и Фейт, с равной страстью отвечая на поцелуй, доверчиво прижалась всем телом к своему Говарду, своему – отныне и навсегда.

Новогодний бал был в полном разгаре. Волнение Фейт, охватившее ее в самом начале вечера, давно улеглось, и теперь она чувствовала себя великолепно, как только может чувствовать себя абсолютно счастливая, свободная женщина.

Свободная… Фейт вспомнила о Льюке, И о его блондинке. Сегодня их первая супружеская ночь. Однако теперь это совершенно не трогало Фейт, ведь она собиралась провести эту прекрасную ночь с Говардом и прожить с ним такую же прекрасную и счастливую жизнь. Как ни удивительно, но теперь, с Говардом, она чувствовала себя более свободной, чем когда бы то ни было прежде.

Фейт переходила от одной группы гостей к другой, расточая улыбки и комплименты. Она с гордостью убедилась, что никто из приглашенных не выглядел столь неотразимо, как Говард. Он затмевал всех. Как ни странно, никакой тревоги по этому поводу Фейт не чувствовала. Выражение глаз Говарда в те моменты, когда он смотрел на нее, не оставляло ни малейших сомнений, что ни одна из присутствующих женщин, независимо от красоты, богатства или каких-либо других достоинств, не имеет против Фейт никаких шансов.

Она улыбнулась, вспомнив женский журнал со статьей о признаках приближающегося разрыва. По-прежнему непрочитанный, он все так же валялся в нижнем ящике ее рабочего стола. У Фейт больше не было нужды знать эти злосчастные признаки. И никогда не возникнет. В нерушимость брачных уз Говард верил свято, и Фейт знала, что они будут вместе в радости и в печали, в богатстве и в нужде, пока смерть не разлучит их навеки.

Говард подошел к Фейт и, взяв ее руку в свою, с улыбкой спросил:

– Ну как, роль хозяйки бала тебя не утомляет?

– Нисколечко! – счастливо улыбнулась она в ответ.

В глазах Говарда появилось хитрое выражение.

– Видишь, какой я проницательный! Я устроил бал специально для тебя – это входило в план обольщения. И я не вижу никакой необходимости его менять.

Рассмеявшись, Фейт прижалась к нему.

– Знаешь, дорогая, красное тебе удивительно к лицу, но, должен признаться, в голубом ты выглядишь так, что у меня дух захватывает, доверительно сказал Говард.

– Тебе действительно нравится? – обрадовалась Фейт.

Сегодня она надела длинное вечернее платье из голубого шелка, которое было отделано серебряным шитьем. Лазурные туфли с серебряными же пряжками и дорогие изящные украшения из серебра дополняли туалет.

– Твое присутствие наполняет эту ночь волшебством ожидания чего-то радостного и прекрасного, – мурлыкал Говард.

– О, пожалуйста, продолжай меня соблазнять. Кто знает, к чему приведут твои речи?

Он рассмеялся.

– Говард, дорогой!

Вздрогнув от неожиданности, Фейт обернулась и увидела Валери Друд. Хищно улыбаясь накрашенными кроваво-красной помадой губами, она приближалась к Говарду, готовая вцепиться в него мертвой хваткой.

Вид Фейт, непроизвольно прижавшейся к Говарду, остановил Валери на середине прыжка. Зеленые кошачьи глаза недобро сверкнули.

– О! Я вижу, твоя новая приятельница и здесь с тобой.

– Больше чем приятельница, Валери, – проинформировал ее Говард, обнимая невесту за плечи. – Моя будущая жена. Фейт наконец-то согласилась выйти за меня замуж.

– Наконец-то? – потрясение переспросила Валери.

– Да, – подтвердила Фейт, демонстративно поправив волосы левой рукой, на безымянный палец которой Говард несколько дней назад надел великолепное кольцо с бриллиантом. – Говард мне подходит, и я решила оставить его себе.

– Поздравляю… – процедила Валери.

– Бокал шампанского? – со сладкой улыбкой предложила Фейт. – Угощайтесь. Мне очень хочется, чтобы в эту ночь все радовались жизни.

– Благодарю.

Спотыкаясь, словно слепая, поверженная хищница побрела прочь, а Фейт, не удержавшись, торжествующе улыбнулась Говарду.

Его волчьи глаза довольно блестели.

– Признайся, ты дико ревновала меня к ней тогда, в ресторане?

– Я была готова глаза ей выцарапать, – не стала отпираться Фейт.

– Пожалуй, тащить тебя в постель мне следовало прямо тогда, сразу после обеда.

– Имеешь все шансы наверстать упущенное сегодня ночью.

– О, в этом можешь не сомневаться! – пообещал Говард, и Фейт захлестнула волна сладостного ожидания.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю