Текст книги "Золотой бутон"

Автор книги: Элла Уорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Я очень благодарна вам всем за приглашение, – вежливо сказала Фейт, ясно осознававшая, что в эту минуту является объектом самого пристального изучения. – Очень рада с вами познакомиться.

– Я тоже рада, моя милая, – последовал полный достоинства ответ. – Говард столько о вас рассказывал.

– Работать с ним – истинное удовольствие, – единственное, что нашлась сказать Фейт, а про себя добавила: даже если я и беременна от вашего сына, то, поверьте, не собираюсь его этим шантажировать.

– Я слышала, у вас нет близких родственников? – с вопросительной интонацией заметила миссис Харрисон, и Фейт сразу почувствовала себя этаким изгоем среди нормальных семейных людей.

– Совершенно верно, – спокойно ответила она. – Такая большая и дружная семья, как у вас, – это здорово, миссис Харрисон. Вы очень счастливая женщина.

– Да, это так. Но, я думаю, каждый сам творец своего счастья. Поэтому во всех своих детях я старалась воспитать уважение к святости семейных уз.

– Они наверняка счастливы иметь такую мать.

– А как поживает ваша мама, Фейт?

– Она умерла, когда мне было шестнадцать лет.

– Простите. Как это печально… Девушке очень нужна мама. Без ее совета и руководства легко сбиться с правильного пути.

– Наверное, вы правы, – уклончиво ответила Фейт, которую общение с пожилой леди постепенно начинало нервировать.

– Мама, мне кажется, что это не самая подходящая тема для рождественской беседы, – с раздражением заметила Вайолетт.

Ситуацию спас громкий вопль Говарда:

– Фейт!

Выбравшись из бассейна, он быстро шагал к женщинам, на ходу вытираясь полотенцем. Все свое внимание Фейт постаралась сфокусировать на его лице, опасаясь, что взгляд ниже может лишить ее душевного равновесия в не самый подходящий для этого момент.

– Извини, что не встретил тебя, – сказал он, подойдя, и улыбнулся ей улыбкой, от которой на сердце у Фейт сразу стало тепло и спокойно. Заигрался с малышами. – Затем, окинув взглядом ее белый брючный костюм, восхищенно покачал головой. – Белое идет тебе еще больше, чем красное.

Почему я никогда не видел тебя в белом?

Фейт улыбнулась.

– Ты бы сказал, что белый цвет нейтрален и не соответствует имиджу фирмы.

– Один – ноль в твою пользу. – Говард рассмеялся. – Пойду оденусь. Жди меня через пять минут.

– Ну уж нет, – решительно возразила Вайолетт. – Так просто я ее тебе не отдам. Ныряй обратно в свой бассейн, а мы с Фейт вернемся в кухню и немного посплетничаем с Энн и Одри.

– На мой счет, разумеется, – проворчал Говард. – Не верь ни единому их слову, Фейт, В этой семье языки у женщин ядовитые и злые.

– Ах ты… – Вайолетт попыталась огреть брата ладонью по голой спине, но Говард увернулся и, продолжая смеяться, удалился в сторону бассейна.

– Как Розалин, мама? – меняя тему прерванного появлением Говарда разговора, спросила Вайолетт. – Справляешься?

– Конечно, дорогая. – Миссис Харрисон, не глядя на дочь, кивнула – глаза ее по-прежнему внимательно изучали гостью. – Думаю, у нас еще будет время поболтать, Фейт.

– Конечно.

Фейт с трудом заставила себя улыбнуться. У нее не оставалось уже никаких сомнений. Что Эмили Харрисон не считает ее подходящей кандидатурой на роль единственной женщины, которую ее сыну захотелось Пригласить на празднование Рождества, не говоря уже б роли матери его детей.

Сердце ее заныло от обиды, и даже атмосфера доброжелательности, которой окружили ее остальные члены семьи, не смогла компенсировать отсутствие симпатии со стороны миссис Харрисон.

Веселиться в этой семье любили и умели, причем Говард не позволял Фейт оставаться посторонним наблюдателем. То же самое можно сказать о его сестре, братьях и их супругах. Каждый, казалось, сгорал от желания заставить ее почувствовать себя одним из них, искал ее общества и наслаждался им.

Для Фейт это было откровением. Она впервые видела, какие счастливые отношения могут быть между членами семьи, у руля которой стоят умные и любящие родители. Она вдруг почувствовала, что страстно хочет, чтобы ее ребенок родился в такой семье, чтобы с первых дней жизни он рос в уверенности, что принадлежит к тесному кругу счастливых и любящих друг друга людей.

Когда угощение – было съедено и выпито, праздничное веселье переместилось во внутренний дворик. Рядом с бассейном поставили стол для пинг-понга, и два старших брата вызвали на игру Говарда и Вайолетт. Остальные приготовились болеть.

Гостью Эмили Харрисон пригласила сесть рядом. Пришло, значит, время поболтать, без особого энтузиазма подумала Фейт, удивляясь, чем, собственно, так обеспокоена мать Говарда. Неужели она до сих пор не изучила собственного сына?

– Надеюсь, вам у нас понравилось, – начала разговор пожилая леди.

– Очень! – Настроение у Фейт улучшилось настолько, что улыбнулась она совершенно искренне.

– Игра в настольный теннис стала традицией, а начало ей много лет назад положил Говард. Обычно игроки сражаются изо всех сил.

– Однако главное, я думаю, не победа, а веселье и радость, которую игра доставляет участникам и зрителям, – предположила Фейт.

– О да, конечно, – подтвердила миссис Харрисон, и лицо ее стало очень серьезным. – Хотя жизнь – это далеко не сплошное веселье. – Она внимательно посмотрела Фейт в глаза. – Впрочем, я заметила, что гораздо проще и счастливее живут люди, раз и навсегда выбравшие правильный путь и строго по нему следующие.

– Что вы имеете в виду? – прямо спросила Фейт, решив, что, раз уж разговор «по душам» неизбежен, лучше всего сразу перейти к его сути.

– Видите ли, как я поняла со слов Говарда, у вас много лет был постоянный… друг, – осторожно начала миссис Харрисон.

– В наше время у многих женщин и мужчин есть постоянные друзья и подруги, – сухо заметила Фейт и еще более сухо добавила про себя: к вашему сыну это, разумеется, не относится.

Миссис Харрисон ответила не сразу. Несколько секунд она молчала, собираясь, видимо, с духом, прежде чем высказать то, что ее, судя по всему, очень беспокоило.

– Должна вам сказать, что все эти новомодные гражданские браки я решительно не одобряю, – заявила она с таким видом, словно великодушно открывала Фейт бесценные кладези своей мудрости. – Мне кажется, в долговременном плане от них нет ничего, кроме вреда. Никаких взаимных обязательств. Отсутствие уверенности в завтрашнем дне. Это неправильный путь, и по нему не следует идти, Фейт. Думаю, то же сказала бы вам ваша мать.

– Вы ведь не были знакомы с моей мамой, миссис Харрисон, – спокойно ответила Фейт. – И не знаете, что замужество не принесло ей ничего, кроме страданий. Как, впрочем, и многим другим. Я понимаю, у вас есть основания полагать, что семья, освященная узами брака, это обязательно счастливая семья. Но в реальной жизни так случается не всегда.

Тишина, наступившая после ее слов, затянулась надолго.

Сдерживая подступившие к глазам слезы, Фейт делала вид, что внимательно наблюдает за игрой. Итак, мать Говарда считает меня легкомысленной и неразборчивой в связях женщиной, которая не желает брать на себя и не требует от других никаких обязательств. Это несправедливо. Это неправда.

Однако ее доводы в свою защиту – Фейт это чувствовала – были очень и очень хрупкими. Но ведь она не собиралась, да и не хотела защищаться, у людей, чьей гостьей она являлась сегодня, Фейт хотела найти поддержку и понимание.

– Простите, но из этого следует лишь то, что ваша мать недостаточно хорошо разбиралась в людях и неудачно выбрала мужа, – снова заговорила наконец миссис Харрисон.

Больнее задеть Фейт за живое она, пожалуй, не могла. Человеку далеко не всегда дано выбирать свое будущее! – возмущенно подумала Фейт. Вот я, например, не по собственному выбору забеременела. К тому же от человека, который меня не любит!

– Если вы так хорошо разбираетесь в людях, миссис Харрисон, – глядя на собеседницу в упор, начала она, – не могли бы вы рассказать мне немного о характере Говарда? Несмотря на два года совместной работы, он во многом продолжает оставаться для меня загадкой. Неисправимый донжуан и вместе с тем талантливый адвокат. Прекрасный руководитель, чудесный босс, однако доверить ему свою судьбу в долговременном, как вы выразились, плане я бы, честно говоря, не решилась. Скорость, с которой он меняет женщин… э-э-э… настораживает. Или, быть может, вы считаете иначе?

Потрясенная Эмили Харрисон от неожиданности даже Отшатнулась. Столь прямого – что называется, не в бровь, а в глаз – ответа она явно не ожидала.

Ничего, это пойдет ей на пользу, мрачно подумала Фейт. Может быть, перестанет наконец считать своего сыночка вожделенной находкой для любой женщины.

Потрясение миссис Харрисон сменилось удивлением.

– Зачем вы сюда пришли, Фейт?

– Хотела посмотреть, что из себя представляет семья Говарда, – с той же прямотой ответила гостья. – Это многое может сказать о человеке.

– В таком случае, вы должны понять, что Говард ищет женщину, способную полностью вписаться в нашу семью. И будет продолжать поиски, пока не найдет именно то, что нужно.

Фейт ответила полным иронии взглядом.

– Он ищет очень давно и безуспешно, миссис Харрисон. Иногда даже посочувствовать ему хочется. Я же, хотя и нарушила определенные устои, вступив в греховные отношения с мужчиной, по крайней мере прожила с ним пять лет. Причем незаконный союз наш – Говард, я уверена, вам об этом сказал распался в результате неверности моего друга. Лично мне неверность кажется худшим из пороков.

Миссис Харрисон нахмурилась.

– Я не хотела вас обидеть, Фейт.

В таком случае, чувство такта – не самое большое ваше достоинство, мысленно ответила Фейт.

– Я знаю, что Говард не способен никого обмануть. Это не в его характере, – еще более хмуро продолжала миссис Харрисон.

Нечто подобное он сам недавно говорил Фейт на балконе, но это никак не противоречит явному нежеланию Говарда оставаться с одной женщиной всю жизнь.

И тут Фейт осознала, что именно этого она от Говарда и хочет. Хочет, чтобы он взял на себя обязательства по отношению к ней и их ребенку. И поскольку это нереально, то, сказав о своей беременности, она бы сделала ситуацию невыносимой для них обоих. Так счастливые браки не создаются – так возникает семейный ад.

– Вам не о чем беспокоиться, миссис Харрисон, – печально сказала она. – Я не вовлеку вашего сына в отношения, которые вы не одобряете.

Мать Говарда сокрушенно покачала головой, – Фейт, милая моя… Я просто хотела вам помочь, а вы обиделись. Понимаете, многие люди на удивление легко повторяют одни и те же ошибки, вместо того чтобы на них учиться. Все эти гражданские браки, съезды-разъезды – это так… хлопотно.

Не хлопотнее развода, хотела ответить Фейт, но сдержалась. Супружеские пары в семействе Харрисонов казались слишком надежными для подобных сопоставлений.

– Намерений вступать в какой бы то ни было брак с вашим сыном у меня нет, – спокойно сказала она. – Я у него работаю. Мы хорошо ладим. Приглашение отпраздновать с вами Рождество было простой любезностью с его стороны, и нет никаких причин рассматривать это как нечто большее.

Да и не приду я сюда больше, добавила она про себя.

– Говард очень добрый человек, – сказала миссис Харрисон.

– Да, – согласилась Фейт.

– Конечно, порой он бывает своенравен, но сердце у него золотое. Он никогда никого не обманет и не обидит. На это мой сын просто не способен.

Фейт вздохнула.

– У вас нет никакой необходимости защищать его от меня, миссис Харрисон.

Я, например, не хотела бы, чтобы меня без моего ведома от кого-то защищали.

Быть может, на этом мы и закончим?

Фейт понимала, что ведет себя жестко, но она и сама оказалась в положении, которое мать Говарда мягче отнюдь не сделала. Да и никто не собирается этого делать, с отчаянием осознала Фейт.

Такой поворот явно вывел Эмили Харрисон из душевного равновесия.

– Мне очень жаль… – снова начала она, но Фейт ее решительно прервала:

– Все в порядке. Сразу после окончания игры я уйду.

– Говард не захочет, чтобы вы уходили.

– Я сама принимаю решения, миссис Харрисон.

Так оно и было, и уже очень давно. Начиная с того момента, когда Фейт осознала, что независимость – единственный способ уцелеть в доме отца, и решила ни о чем не переживать, ни на что не обижаться и не хотеть ничего такого, чего у нее нет. И вот теперь, глядя на семью Говарда, она чувствовала себя чужеземцем, наблюдающим жизнь волшебной страны, в число жителей которой ему быть принятым не суждено.

Добровольно, во всяком случае.

Ребенок мог бы стать своеобразным пропуском – Говард ведь, по признанию его матери, человек добрый, однако Фейт достаточно пожила на свете, чтобы знать: доброта иногда может обернуться ужасной жестокостью. Проникнуть в волшебную страну она и ее ребенок могли лишь в том случае, если Говард стал бы ее мужем, но ловить его в западню брака Фейт не могла. Брак не должен быть западней. Ни для кого.

Почувствовав, что наблюдать за ним ей теперь больно, она попыталась переключить внимание на других участников праздника, но взгляд упорно возвращался к Говарду.

К отцу ее ребенка… К случайному партнеру…

К мужчине, не знающему, что внутри нее растет его частичка. Правильно ли она сделает, сказав ему об этом? Или же для них обоих будет лучше, если она просто исчезнет из его жизни?

Ответа на эти вопросы Фейт не знала.

Но она должна была найти этот ответ, и чем быстрее, тем лучше.

От невеселых размышлений ее оторвал голос Говарда.

– Право выбора за победителями! – торжествующе провозгласил он. – Я и Фейт вызываем Вайолетт и Фреда.

– Бога ради, парень! – добродушно согласились нисколько не обескураженные поражением братья. – Фред разделает тебя под орех.

– Ха! Вы не знаете мою Фейт!

«Мою Фейт»?! – молодая женщина не верила своим ушам. И ослепительная улыбка, снова адресованная исключительно мне! Нет, терпеть все это и дальше я не в силах!

– Только не я, Говард, – быстро возразила она. – Возьми в партнеры кого-нибудь другого. Мне пора. – И она встала, готовая распрощаться.

– Пора? – Говард даже ракетку выронил от удивления.

– Это был чудесный день, но…

– Он еще не закончился, – не дал ей договорить Говард. – В семь мы начнем делать барбекю, а потом…

– Мне очень жаль, что я не могу остаться.

– Почему не можешь, Фейт? – вступила в разговор Вайолетт. – Ты нам просто необходима!

Фейт заставила себя улыбнуться.

– Дело в том, что у меня голова буквально раскалывается от боли. Слишком много шампанского, наверное. Пожалуйста, не обижайтесь, но я должна уйти.

– Ну что же вы не сказали, Фейт! – упрекнула ее миссис Харрисон, вставая с кресла. – Сейчас я принесу вам аспирин.

– А пока тебе лучше прилечь, – предложила Вайолетт.

– Нет, пожалуйста… – протянув руку, Фейт остановила миссис Харрисон.

Она и сама не знала, какая смесь мольбы и боли отразилась при этом в ее глазах. – Позвольте мне уйти. Хорошо?

После секундного колебания та неуверенно сказала:

– Мне, право, очень жаль…

– Чего именно, мама? – резко спросил Говард…

– Что я не могу остаться и поиграть в пинг-понг, – поспешно объяснила Фейт и сноба заставила себя улыбнуться. – А теперь я бы хотела со всеми попрощаться.

Говард испытующе посмотрел ей в глаза. Он явно подозревал, что с этой внезапной головной болью что-то не так, однако, к облегчению Фейт, допытываться не стал.

– Сегодня – ты мой босс, – сказал он, и на лицо его вернулась обычная улыбка, – Мама, ты, пожалуй, все же дай гостье таблетку аспирина, прежде чем она нас покинет.

– Конечно, милый.

– Не хочу, чтобы ты садилась за руль с головной болью, – сказал он Фейт, затем, повысив голос, позвал:

– Эй, вы там! Фейт уходит и хочет попрощаться.

Подойдя, все начали пожимать ей руку, целовать щеки, говорить, какое удовольствие им доставило знакомство с ней. Все это Фейт воспринимала как сквозь туман. Мать Говарда принесла две таблетки и стакан воды. Фейт послушно приняла лекарство – голова у нее и вправду заболела. Затем окружающая ее толпа постепенно рассеялась, шум стих. Остался только Говард, который отнял у нее стакан, поставил на стол и взял ее под руку.

– Ты уверена, что сможешь вести машину? – заботливо спросил он, вводя ее в дом.

– Со мной все будет в порядке, – хрипло ответила она.

Войдя в гостиную, Говард предложил:

– Давай посидим здесь немного. Пока боль утихнет.

– Нет, я не хочу тебя обременять, – возразила Фейт, беря сумочку, которую оставила на стуле возле рождественской елки. – До свидания и иди, тебя ждут.

Рождество… мир и благополучие… вера, надежда, любовь и исполнение самых сокровенных желаний… Боже, какой же злой и циничной насмешкой обернулся для нее этот день!

– Ты меня ничуть не обременяешь, – и не подумав уходить, заверил ее Говард.

– Со мной все будет в порядке, – решительно повторила Фейт и, крепко сжимая сумочку, направилась к двери.

Говард пошел следом.

– Фейт, мама сказала что-то такое, из-за чего ты расстроилась?

– С чего ты взял? – Ей хорошо удалось сыграть удивление.

– Мама считает, что она одна знает, как будет лучше, – с легким раздражением объяснил Говард.

Фейт пожала плечами.

– Почти все родители таковы.

Кроме меня. Вот сейчас я пытаюсь что-то сделать, что-то решить за себя и своего не родившегося ребенка, хотя совсем не понимаю, как будет лучше.

– Ты не ответила на вопрос, – не отступал Говард.

– Это не имеет значения.

Говард быстро ее обогнал и остановил, загородив собой дорогу.

– Ты имеешь значение, – спокойно сказал он. – Ты имеешь значение для меня.

Неужели это правда? Точнее – сколько правды в этих словах? Пытаясь определить это,

Фейт подняла голову и посмотрела Говарду в глаза. В горящие ярким огнем золотистые глаза… Но что он значит, этот огонь?

Фейт не заметила, как Говард поднял руку. Щеке ее стало тепло от его прикосновения – легкого, мимолетного, потому что пальцы его уже погрузились в ее волосы, голова приблизилась, и губы прижались к ее губам.

Все, что случилось дальше, Фейт помнила плохо; Пульсирующая боль в голове куда-то ушла, вместо нее сознание заполнила горячая волна – желания. Фейт и сама не заметила, как устремилась к Говарду, прижалась к нему, нежась в лучах исходящего от него тепла. Все ее существо расслабленно и безвольно парило в океане блаженства, чувствуя, нет – отчетливо понимая, что это и есть ответ, ответ на все ее вопросы.

– Ну-у-у…

Вайолетт… – пронеслось в сознании Фейт. Как некстати…

– Кусок праздничного торта для Фейт. Я его оставлю вот здесь…

Стремительное появление и мгновенное исчезновение сестры Говарда подействовало отрезвляюще, и Фейт вдруг отчетливо осознала, что делает она и что делает Говард, То, что происходит между ними сейчас, не более чем сексуальное влечение, которому она не может противиться и которое не дает ответа ни на какие вопросы.

Она обнаружила, что бесстыдно прильнула к Говарду; и не только позволяет ему обнимать себя, не и сама вцепилась в него из последних сил, словно утопающий в соломинку, словно… блондинка, которую она еще недавно презирала, в Льюка.

Боже, какой же тупой, самоуверенной и ничего не понимающей дурой я была!

– отругала себя Фейт.

– Ты не должен был этого делать! – с упреком и болью вскрикнула она. – Ты же обещал!

– Но ведь мы не в офисе, и сейчас не рабочее время, – напомнил ей Говард, и на губах его появилась знакомая чувственная и чуть ироничная улыбка. – Вот я и не смог удержаться, чтобы не освежить такие приятные для нас обоих воспоминания.

Воспоминания… Почти физически связывающие нас… – пронеслось в ее голове. В отчаянии от своей готовности обновить их, Фейт вырвалась из его рук и сделала шаг назад.

– Ты воспользовался моей слабостью!

Это обвинение нисколько не оправдывало ее уступчивость, но инициатива исходила все же не от нее. В этом Говард упрекнуть ее не мог.

Он казался ничуть не обескураженным. На его губах играла все та же улыбка.

– Взгляни вверх, Фейт. Прямо над твоей головой на елке висит веточка омелы.

Фейт перевела взгляд и увидела украшавшую елку омелу.

– По обычаю, в день Рождества мужчина имеет право поцеловать женщину, стоящую под веткой омелы.

Опять пресловутый юмор Говарда Харрисона! – со злостью подумала она. Он опять сделал со мной что хотел, исполнил свое коварное желание, пусть и в нерабочее время. И плевать ему на то, как я себя при этом чувствую. Опытный ловелас просто не смог упустить подвернувшейся возможности.

Фейт почувствовала, как внутри нее вскипает ярость. Ярость, смешанная, со страхом и отчаянием.

– Ты специально остановил меня здесь! – сжав кулаки, выкрикнула она.

Как он посмел поцеловать меня – без желании и любви, в шутку?! Это просто чудовищно!

Говард нахмурился.

– Я сказал это, чтобы ты поняла: у тебя нет никаких причин злиться или обижаться, – попробовал объяснить он.

– Это был вовсе не рождественский поцелуй! – огрызнулась Фейт, глядя на него с ненавистью и презрением.

Улыбка окончательно исчезла с лица Говарда.

Глаза его сузились. Теперь они были скорее желтыми, чем золотыми. Волк перед последним броском на добычу, подумала Фейт и напряглась, полная решимости этого броска не допустить.

– Да, – спокойно согласился он. – Но не кажется ли это странным тебе самой?

– Что? – не поняла Фейт.

Да она и не могла понять, потому что была слишком напряжена, сосредоточенно следя за каждым движением Говарда.

– То, что у нас все так здорово получается после того, как убрался с дороги Льюк? Мы с тобой просто идеально подходим друг другу.

«Идеально»! Это слово будто открыло шлюзы, сдерживающие давно назревавшую истерику. «Идеально»!

– О-о-о! Настолько идеально, Говард, что я беременна! – Руки Фейт сами собой взметнулись в полном драматизма жесте. – Ну и как тебе нравится такое идеальное соответствие?

Шок! Фейт ясно увидела его на странно изменившемся лице Говарда. Шок, словно живое существо, опутал его своими щупальцами, разрушая и убивая все, что было и могло быть между ними. Она и сама не понимала, как с ее губ слетело признание. Она не думала, не хотела говорить это сейчас, но все случилось само собой, помимо ее воли, и теперь…

– Беременна.

Говард произнес это так, словно пробовал это слово на вкус, словно оно было слишком большим, непостижимо огромным, чтобы он мог вот так сразу осознать его смысл.

Фейт беспомощно всплеснула руками.

– Прости. Мне очень жаль… Это случилось тем вечером, когда ты пришел в мою новую квартиру, и… и я забыла принять таблетку. На следующий день я выпила две, но…

Увидев, как потрясение на лице Говарда сменяется странной смесью задумчивости и удивления, она окончательно запуталась и замолчала.

– Ты от меня беременна, – сказал он таким тоном, словно услышанное ему понравилось.

– Говард, этого не должно было случиться.

– Но ведь случилось же! – возразил он и… радостно улыбнулся.

Фейт запаниковала: Говард реагирует неадекватно, он определенно все еще не пришел в себя.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? – с сомнением спросила она.

– Ты носишь моего ребенка. Моего! – Он ликовал.

– Говард, постарайся сосредоточиться! – раздраженно потребовала Фейт. Пожалуйста, возьми себя в руки и слушай, что я тебе говорю. Все получилось случайно. Я не хотела тебе его навязывать.

– Навязывать его мне? Навязывать? – непонимающе переспросил он. – Но я же его отец… Это просто биологический факт и… – Говард умолк на полуслове, затем с интересом спросил:

– Когда ты об этом узнала?

– О чем?! – снова не поняла Фейт. Мыслительные процессы в голове Говарда сейчас осуществлялись по каким-то странным и не понятным ей законам.

– О ребенке.

Она покраснела.

– Несколько дней назад, когда получила результаты анализа крови.

Говард опять радостно ухмыльнулся.

– Значит, все абсолютно точно.

– Ты перестанешь или нет?! – чуть не плача, спросила Фейт.

– Что перестану? – Говард, видимо, тоже плохо ее понимал.

– Выглядеть таким счастливым!

– Но я ничего не могу с собой поделать!

Мужчине ведь не каждый день сообщают, что он станет отцом. А это мой первый ребенок…

– Говард! Мы… мы даже не женаты!

– Верно. – На его лице наконец появилось озабоченное выражение, однако не успела Фейт облегченно вздохнуть, как он снова улыбался до ушей. – Но ведь это совсем не трудно уладить!

Потеряв всякую надежду его вразумить, Фейт растерянно замолчала. Говард определенно утратил способность трезво оценивать происходящее. Будучи постоянно окруженным племянниками, он, возможно, страдал чем-то вроде навязчивой идеи иметь собственного ребенка. Но, какова бы ни была причина, сейчас Говард находится в невменяемом состоянии, и продолжать разговор было бесполезно. Видимо, имеет смысл подождать несколько дней, решила Фейт, пока Говард придет в себя, а когда ему станет лучше, мы сможем спокойно все обсудить.

– Я еду домой, – твердо сказала она. – У меня голова болит.

Однако не успела она сделать и шагу, как Говард, протянув руку, снова ее остановил.

– Подожди! Пожалуйста…

Это было уже слишком. Глаза ее защипало от слез, затем они медленно потекли по щекам. Фейт молча их глотала, чувствовала, что задыхается, что не в состоянии сказать больше ни слова, что не может даже посмотреть Говарду в глаза.

– Прости. Я, наверное, веду себя неправильно, да? – виновато, со странной робостью спросил он.

Фейт отрицательно покачала головой.

– Не плачь, милая. Я исправлюсь. Обещаю.

Слезы быстрее заструились по щекам Фейт. Говард обнял ее за плечи и, утешая, прижал к себе.

– Я тебя отвезу.

– Но твоя семья…

– Моя семья теперь ты, Фейт. Пожалуйста, позволь мне о тебе позаботиться.

Его нежный голос, слова, которые она втайне так хотела от него услышать, довершили дело. Слезы теперь лились ручьем, и Фейт почти висела на руке Говарда, когда он вел ее к двери. У нее не осталось сил, чтобы сопротивляться или препираться.

Они уже вышли из дома и шли к переулку, где она припарковала машину, когда Говард заговорил снова:

– Для тебя это, наверное, были очень тяжелые дни. Представляю, как ты переживала.

– Да, – едва слышно прошептала она.

– А ты не думаешь о прерывании… Ведь нет, Фейт?

– Нет.

Говард вздохнул с явным облегчением.

– Чудесно! Не уверен, это я смог бы перенести еще и это.

Последние слова он пробормотал совсем тихо, обращаясь скорее к себе, чем к ней, и Фейт на мгновение удивилась, не поняв, что он имеет в виду. Говард вел себя довольно странно, однако сил анализировать его поведение у нее не осталось. Фейт не сомневалась в том, что Говард хочет, чтобы она родила ребенка, но затруднялась даже предположить, что за этим последует.

– Ключи? – коротко спросил он, когда они подошли к машине.

Открыв сумочку, она передала ему ключи, затем вытащила носовой платок, высморкалась и вытерла слезы. Теперь Фейт чувствовала себя чуть лучше, хотя с трудом представляла, что, собственно говоря, дальше делать.

– Я думаю, будет лучше, если ты разрешишь мне тебя отвезти, – сказал Говард, открыв дверцу. – Мне кажется, тебе пока не следует садиться за руль.

– А тебе? Как насчет шампанского? – Фейт не видела, сколько он выпил за праздничной трапезой, и не была уверена, что Говард не превысил допустимой дозы. Меньше всего Фейт хотелось закончить этот день в полицейском участке.

Он улыбнулся своей обычной самоуверенной улыбкой.

– Я трезв как стеклышко.

Улыбка Говарда почему-то подействовала на Фейт успокаивающе. Говард становился похожим на себя, и она со вздохом облегчения заняла пассажирское место.

– Послушай, что я тебя скажу, прежде чем предаваться дальнейшим размышлениям, – сказал он, усевшись за руль.

Фейт чувствовала устремленный на нее напряженный взгляд, однако не могла себя заставить повернуть голову. Она боялась, что по глазам Говард может прочитать ее реакцию на то, что он собирается сказать, поскольку не знала, какой эта реакция будет.

– Продолжай, – попросила Фейт, глядя прямо перед собой.

– Не исключай возможность брака, – спокойно сказал Говард. – Я хочу жениться на тебе и уверен, что вместе мы будем счастливы. Пожалуйста, подумай об этом серьезно, пока я буду везти тебя домой.

Не дожидаясь ответа, которого все равно не последовало бы, так как Фейт была слишком ошеломлена, чтобы говорить, он включил двигатель и тронул машину с места.

Дороги домой Фейт не заметила – слишком велика была сумятица, поднявшаяся в ее голове. Что таится за предложением Говарда? Наверное, он решил, что пришло время жениться и на роль жены я подхожу не хуже любой другой, тем более что уже беременна от него. Что же касается его любвеобильной натуры, так ведь поклонницы Говарда никуда не денутся, и при желании он всегда сможет развлечься на стороне. Неужели он рассчитывает, что сможет меня обманывать? Меня, которая так хорошо его знает? Конечно, до сих пор мы превосходно ладили, но удастся ли нам сохранить такие же отношения, став мужем и женой? Я, например, прежде всего не потерплю неверности!

Фейт вздохнула, вспомнив, как миссис Харрисон утверждала, что ее сын не способен никого обмануть. Так-то оно так, но в браке без любви мы будем обманывать друг друга направо и налево. К тому же Эмили Харрисон определенно не обрадуется такой невестке, как я. Впрочем, не исключено, что Говард способен очаровать свою мамочку настолько, что та смирится с любым его выбором.

Фейт слишком хорошо знала, сколь успешно он умеет очаровывать. Знала и понимала, что сейчас ни в коем случае не должна его чарам поддаваться.

Слишком многое поставлено на карту. Ее будущее. Ее счастье. Будущее и счастье их ребенка.

Ребенок… Она едва снова не разревелась от обиды и жалости. Как все-таки несправедливо, что ребенок может появиться на свет, когда ни один из родителей его не ждал! Как она должна поступить сейчас? И каких поступков ждет от Говарда?

Подняв голову, Фейт посмотрела по сторонам и увидела, что этой же дорогой Говард впервые вез ее в тот день, когда она ему сказала, что Льюк собирается жениться на беременной блондинке.

Беременность, женитьба… Неужели по этой схеме действуют все мужчины?

Нет, разумеется, не все. Иначе в мире не было бы так много матерей-одиночек. Фейт совсем не хотела стать матерью-одиночкой – это нелегкий и полный невзгод выбор, но быть взятой в жены только из-за ребенка… В этом случае брак постепенно может стать мрачной темницей, потому что зависимость от мужчины, который вовсе не собирался связывать с тобой жизнь, слишком тяжелая ноша.

– Думаю, вместе мы будем счастливы.

Фейт кончиками пальцев потерла виски. Неужели Говард действительно верит в то, что говорит?

– Снова болит голова? – сочувственно спросил он.

– Нет. Просто пытаюсь думать.

– Перестань, если это дается тебе с таким трудом, – посоветовал он. Подумаешь, когда приедем домой.

Это не твой дом! – мелькнула у Фейт сердитая мысль. Говард снова собирается вторгнуться в ее убежище, как уже сделал однажды. Снова вторгнуться и, возможно, снова изменить всю ее жизнь. С другой стороны…