Текст книги "Кольцо Фрейи"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Где Эймунд? – крикнула она, когда Халле снова пустил лошадь вскачь.

– Он приказал нам увозить тебя, если что-то пойдет не так! Если сможет вырваться, догонит нас!

Гунхильда попыталась оглянуться, но, конечно, не увидела ничего, кроме тьмы. Сердце упало: ее брат остался где-то там, в усадьбе! Жив ли он еще? Или в этот самый миг он уже мертв, убит, погиб, спасая ее? Душу залило холодное отчаяние, но что она могла сделать? Вернувшись, она ничем ему не поможет.

Ну а вдруг он еще выберется? Ведь Эймунд – сильный и решительный воин, он сможет прорваться!

– Там еще одна лошадь! – на скаку закричал Халле, угадывая ее мысли. – Он догонит нас, если только выберется за ограду!

Но все же он там один против целой толпы! «Славна Гормова дружина…» – навязчиво всплыли в памяти дурацкие стихи, годные только для пьяного пира, и Гунхильда скривилась от отчаяния. Сердце разрывалось при мысли, что она, даже вернувшись к отцу, никогда не увидит больше ни бабушки, ни брата, отдавшего жизнь ради ее спасения! И снова она пыталась оглядываться, всей душой желая расслышать топот копыт, далеко разносящийся в лесу, увидеть на темной тропе силуэт одинокого всадника. Если только Эймунд прорвется за частокол, то успеет ускакать, пока люди Горма будут седлать своих коней!

Скакавший первым – это был Альрик, еще один хирдман Эймунда, – снова придержал коня и стал лихорадочно озираться.

– Халле, ты не помнишь этого места? Тролли в задницу, мы заблудились!

***

А во дворе Гормовой усадьбы разыгралось настоящее сражение – если так можно назвать схватку, где с одной стороны несколько десятков человек, а с другой – всего один, поддержанный лишь темнотой, неожиданностью и неразберихой. Эймунд был уже готов, держась за вторую веревку, последовать за сестрой к верхнему краю ограды, как вдруг кто-то с визгом выскочил из темноты и вцепился в улетающую Гунхильду. Эймунд бросился на невидимого врага и на ощупь мгновенно определил, что это женщина, вернее, девушка – под руки ему сразу попалась целая копна мягких и тонких густых волос. Причем не служанка какая-нибудь: он ощущал тонкую шерсть и шелк, узорные литые застежки на груди, а тяжелые нити бус отчаянно вырывавшейся противницы уже не раз ударили его в пылу борьбы по лицу. Ингер – это была дочь Горма – пришлось выпустить Гунхильду, и теперь она сама пыталась вновь обрести свободу, отчаянно вырываясь и крича. Эймунд зажимал ей рот, стремясь не дать поднять тревогу и еще надеясь, что ее появление здесь случайно. Оно и было случайно: в этот неурочный час конунгова дочь очутилась в дальнем углу двора ради встречи вовсе не с Эймундом сыном Сигтрюгга.

Убедившись, что сестра благополучно достигла верхнего края стены и исчезла за ним, Эймунд мог подумать о собственном спасении. Отшвырнув от себя Ингер, он схватился за веревку и подтянулся. Но Ингер, хоть и не удержалась на ногах от толчка, была истинной наследницей древних валькирий и не собиралась так просто сдаваться. Поняв, что дочь Олава ускользнула, она преисполнилась решимости не дать уйти хотя бы тому, кто за ней явился. Ингер понятия не имела, кто это такой, ибо со своего места под стеной, к которой ее в настойчивых объятиях прижимал хирдман по имени Асгейр, не могла расслышать, о чем шепталась Гунхильда с ночным гостем. Поначалу она вообще подумала, что та пришла сюда с той же целью и обжимается там с Кнутом. И только когда взошла луна, Ингер, прервав свои занятия с Асгейром, разглядела, что собеседник Гунхильды заметно ниже ростом, чем Кнут, не такой широкий, и что рыжеволосая красотка явно намерена сбежать!

Ингер была не только отважна, но и сообразительна: Асгейра она послала оповестить отца и хирдманов, а сама осталась наблюдать. И поняла, что одного наблюдения мало и придется вмешаться: ночной гость вот-вот исчезнет за оградой вместе со своей добычей! И тогда она метнулась вперед и схватила Гунхильду за ногу, крича, чтобы сбить злоумышленников с толку и дать знать своим людям, куда бежать в темноте. И вот теперь она повисла на ночном госте, стараясь не дать ему исчезнуть, как исчезла Гунхильда. Уже слышались крики, блестели огни факелов, вот-вот подоспеет помощь!

В этот миг она ощутила, что ее хватают за шею, потом был рывок, а потом что-то большое и очень твердое ударило по лицу, и наступила тьма. Приложив девушку головой о частокол, Эймунд выпустил ее и потянулся к веревке, но в это время в бревно возле его ладони вонзилась сулица. И он понял, что времени лезть наверх у него больше нет. Десятки факелов слепили глаза, бросая жаркие отблески на сталь обнаженных клинков. Оставалось одно – принять бой и умереть, если так хочет Один, как подобает наследнику королевского рода. Правой рукой выхватив меч, левой Эймунд вырвал сулицу из бревна, чтобы прикрываться ею вместо щита – все лучше, чем ничего. Прорваться он не надеялся – он был зажат в заднем углу двора, между ним и воротами гомонила вся Гормова дружина. А попробуй он сейчас полезть наверх, его прибьют копьем к бревну, будто лягушку.

Уходя от первого нацеленного в него выпада, подавшись чуть в сторону, Эймунд почти споткнулся обо что-то, лежащее на земле. Не глядя вниз, он понял, что это. А вернее, кто. И его осенило: отшвырнув сулицу, он рывком подхватил с земли Ингер и прижал к себе левой рукой. Нацеленные в него мечи и копья немедленно отодвинулись. Не раздумывая, Эймунд бросился вперед, пока хирдманы не опомнились. Прямо перед собой, в десятке шагов, он видел распахнутую заднюю дверь конунгова дома, где внутри пылал огонь; если пройти через дом, то через другую дверь можно выбраться на «чистый» двор, а там ворота! Перелезть через стену, имея всего одну свободную руку и увесистую девушку вместо щита, никак не получится, но выйти через ворота вполне возможно. А там, если он доберется до своей лошади раньше людей Горма…

Идти было трудно: он почти нес Ингер, которая, хоть и была в сознании, совсем не передвигала ноги. Он держал пленницу за горло, слегка придавливая и давая понять, что сломает девушке шею, если его попытаются задержать. Теперь он разглядел, с кем имеет дело: вчера, когда сыновья Горма приезжали в Гестахейм, он тоже всех их видел из укрытия и понял, что под стеной его подстерегла дочь самого конунга. Зря ей не спалось у себя в девичьем покое, но, с другой стороны, окажись на ее месте служанка, как живой щит она не представляла бы почти никакой ценности. А вот ради дочери Горма эти удальцы, пожалуй, поостерегутся пускать в ход свои клинки.

Еще бы второй человек – прикрыть сзади! Эймунду приходилось постоянно вертеться, чтобы отбить у людей Горма охоту ударить в спину. Двери дома были уже совсем рядом. Навстречу метнулись какие-то растрепанные женщины – отлично, увеличивая суматоху, они мешали своим мужчинам и помогали ему.

– Дорогу! – рявкнул Эймунд, и женщины испуганно отшатнулись по сторонам, загородив его от мужчин.

Увидев озаренные пламенем клинки, женщины принялись визжать, а Эймунд подхватил Ингер на руки и бегом бросился в дом. Тут и она немного опомнилась, даже попыталась укусить его за ухо, но он только засмеялся – в крови кипела шальная отвага, ему было очень весело. Если он сейчас погибнет, то так и предстанет перед Отцом Богов, смеясь – ему нечего стыдиться. Но почему-то он верил, что прорвется: волна удачи несла его вперед, расчищая путь. Ингер дергалась и дрыгала ногами, пытаясь выскользнуть из рук, но он держал добычу крепко.

А немаленький домишко выстроил себе Горм, мимоходом отметил Эймунд, пробегая по земляному полу между помостами. Огонь еще ярко горел, на скамьях сидели люди – гости, не имеющие при себе оружия и не успевшие понять, что происходит. Испуганная челядь жалась к стенам, расползались по углам нищие, чтобы не попасть под горячую руку, а Эймунд несся, как олень, и уже видел перед собой вторые двери, ведущие во внешний двор.

И вдруг перед ним появился еще один человек, с мечом и щитом в руке. Шлема он надеть не успел, и Эймунд сразу узнал Харальда, младшего сына Горма. Он стоял, плотно загораживая дверь, и Эймунду пришлось сбавить ход. Поставив Ингер на ноги, он снова взялся за меч.

– Отпусти ее! – крикнул Харальд.

– Ни за что! – весело ответил Эймунд.

– Зачем ты сюда явился, троль подземный?

– За твоей сестрой, конечно!

– За моей сестрой? – Харальд всем видом изобразил недоверчивое изумление.

– Само собой! Она так прекрасна, что я влюбился в нее по рассказам и не мог ни спать, ни есть, а на йольском пиру поклялся, что она станет моей или я умру!

– Это я тебе устрою! А говорят, ты пришел за твоей сестрой! Где она?

– Не знаю! У тебя надо спросить – это ведь вы привезли ее к себе в гости!

– Отпусти ее!

– Не могу! – Эймунд упрямо тряхнул головой. – Держать эту деву в объятиях – такое блаженство, что я лучше умру, но не выпущу ее! К тому же у меня просто нет другого щита, а воин без щита – готовый покойник, тебе ли не знать?

Эту беседу Эймунд вел, стоя спиной к толстому резному столбу, одному из тех, что подпирали кровлю, поэтому сейчас нападения сзади мог не бояться.

– Я дам тебе другой щит! Клянусь! – Харальд кивнул кому-то, и рядом с ним возник парень, держа щит, спешно снятый со стены. – Отпусти ее!

– Сперва поклянись отдать ее мне в жены! – дурачился Эймунд, намеренный как следует повеселиться перед смертью и подразнить соперника. – Я приехал за ней, и больше с ней не расстанусь! Твой брат ведь берет в жены мою сестру – мы должны обменяться, иначе несправедливо!

– Я отдам тебе кое-что получше! – крикнул Харальд, бросив быстрый взгляд куда-то за спину Эймунда, в дальнюю часть покоя. – Давай сюда, Грим!

Не успев даже оглянуться, Эймунд вдруг увидел, как какая-то женщина, которую, видимо, с силой вытолкнули у него из-за спины, почти пролетела расстояние между ним и Харальдом и упала у ног его противника. Тот, выпустив щит, подхватил ее, рывком поднял и поставил, прижимая к своему боку – точно так же, как Эймунд держал Ингер. И тот с ужасом узнал свою бабку, королеву Асфрид!

Шальная улыбка сползла с лица Эймунда, и невольно он так сжал шею Ингер, что та хрипло простонала.

– Если таковы твои условия, то я согласен! – Харальд жестко глянул ему в лицо серо-голубыми холодными глазами. – Если ты хочешь прикрываться женщинами вместо щитов, то пусть будет так!

Он ничего не добавил. Эймунд бросил взгляд на свою бабку: фру Асфрид, со сбившимся головным покрывалом, была смертельно бледна. Она старалась и сейчас сохранить достоинство, но рядом с могучей фигурой Харальда Эймунду вдруг отчетливо бросилось в глаза, какая же она маленькая и хрупкая. Впервые в жизни он взглянул на нее не так, как смотрит внук на бабку, увидел в ней не «старую королеву», главную в доме и в роду, а просто немолодую, слабую женщину, которую он, мужчина, был обязан защитить любой ценой.

Почти вися в жесткой руке Харальда, Асфрид невольно дрожала, но старалась не показать страха и смятения. А поймав взгляд внука, едва заметно кивнула, будто говоря: не думай обо мне. «Думай о себе, делай все, чтобы спастись!» – сказал Эймунду ее взгляд.

И под этим взглядом он молча освободил Ингер и отпихнул от себя. Девушка едва не упала, но кто-то подхватил ее и отвел в сторону. Харальд так же оттолкнул Асфрид и не глядя взял щит, который ему подали взамен; почуяв рядом движение, Эймунд обнаружил рядом щит, кем-то ему протянутый.

– Идем! – Харальд кивнул в сторону двери во двор у себя за спиной.

Эймунд молча последовал за ним. По всему выходило, что Харальд предлагает ему поединок, а значит, никто из дружины больше не станет вмешиваться и бить в спину.

Стояла глубокая ночь, но во дворе было светло от множества факелов. Возле дома толпились какие-то люди, челядь, впереди – хирдманы, возле девичьего покоя собрались кое-как одетые женщины во главе с королевой Тюрой. Эймунд торопливо обшаривал взглядом толпу, но не видел ни Гунхильды, ни Халле с Альриком. О боги, им удалось уехать! Если бы только ему знать, что его сестра благополучно попала на корабль Бергрена, он бы без сожалений расстался с жизнью. Тогда Олав сможет выдать ее за сына шведского конунга, обеспечить себе поддержку для дальнейшей борьбы. Честь и владения йотландских Инглингов будут спасены, а сам он без стыда взглянет в глаза Одину и своим предкам в Валгалле.

– Здравствуй, Горм конунг! – весело крикнул Эймунд, заметив впереди толпы хозяина дома. – Извини, что пришлось потревожить твой ночной покой!

– Говорят, ты явился за моей дочерью? – в показном изумлении отозвался Горм.

– Да. Вести о ее красоте и прочих достоинствах перелетели через море, и я понял, что не будет мне покоя, если я не поеду и не посватаюсь к ней!

– Ну так что же ты не посватался, как положено?

– Да видишь ли, между нашими родами в последнее время случались кое-какие недоразумения. Даже говорят, будто вы захватили наши земли и усадьбу Слиасторп.

– А ты знаешь об этом только по слухам, ибо рванул через море, как заяц, вместе с твоим трусливым дядей Олавом! – подхватил Харальд.

– Не много чести обвинять в трусости того, кто тебя не слышит! Меня-то ты не назовешь трусом! Так что, конунг, ты согласен отдать мне в жены твою дочь, если Один позволит мне одолеть твоего сына?

– Конунг, ты слышишь? – в негодовании воскликнула Тюра. – Это наглец собирается убить твоего сына, а сам еще набивается нам в родню!

– Королева, если я отниму у тебя сына, только справедливо будет дать тебе другого взамен! – возразил Эймунд, словно укоряя ее в недогадливости. – А я ничем его не хуже, хоть он и вымахал ростом с мачту! Знаешь, Харальд, когда по тебе будут слагать погребальную вису, будет уместно назвать тебя «мачтой битвы».

– Где твоя сестра? – спросил Горм.

– Не знаю! Клянусь именем Одина и памятью предков! – Эймунд взмахнул мечом, будто взывая к небесам. – Спроси твоего старшего сына, который набился к ней в женихи, не получив согласия ее родни. Не удивлюсь, если сам Один увез ее на своем восьминогом жеребце, чтобы не допустить такого безобразия!

– Это будет обидно, но не смертельно! – заверил его Горм. – У нас ведь останется твоя бабка, фру Асфрид.

Оба они одновременно обернулись и нашли глазами Асфрид; оправив покрывало, она стола, прислонясь к стене дома. Богута и Унн поддерживали ее под руки, но она, не замечая их, не отрывала глаз от Эймунда.

– Что-то я не улавливаю связи, – обронил Эймунд.

– Ты молод и неразумен, но я тебе объясню! – благосклонно отозвался Горм. – Фру Асфрид является Госпожой Кольца, то есть главной наследницей усадьбы Слиасторп и всех прилежащих земель, включая вик Хейдабьор. Ведь это благодаря браку с ней твой дед Кнут утвердился в тех местах, став законным наследником ее отца, Одинкара конунга. Твоего дяди Олава здесь нет, ты, возможно, не доживешь до рассвета – я верю в моего сына Харальда! Наследницами вашего рода остаются женщины. Твоя сестра исчезла – возможно, мой сын Кнут еще найдет и вернет ее, ну а если нет… Тогда придется фру Асфрид самой выйти замуж и передать мужу все права на свое наследство и приданое!

По двору полетел изумленный гул.

– Ты шутишь, Горм конунг! – Даже Эймунд едва смог сохранить самообладание. – За кого же ты думаешь выдать мою почтенную родственницу? Уж не сам ли метишь ей в женихи?

– По годам и положению, конечно, мне это наиболее бы пристало, но у меня уже есть королева, а двух королев одинаково знатного рода не может иметь ни один конунг. Но в моем роду есть еще двое взрослых мужчин. Конечно, любому из моих сыновей хотелось бы жену помоложе, но этот брак ведь будет продолжаться не очень долго, в силу почтенного возраста фру Асфрид…

– Ты издеваешься над нами!

– И не думаю! Клянусь, я сделаю то, что говорю!

И Эймунд понял, что Горм говорит правду – какой бы нелепой она ни была.

– Ну а если до утра не доживет твой сын? – помолчав немного, произнес Эймунд.

– Нам придется отомстить за него.

Эймунд понимал, что вырваться отсюда живым ему не удастся. Даже если он одолеет Харальда, его ждет слишком много новых противников.

– Ну так что же? – задорно воскликнул он и поудобнее перехватил щит. – Я не так глуп, чтобы собираться жить вечно! Гораздо лучше умереть, сражаясь за честь рода, чем дожидаться, пока выпадут зубы и сердце станет таким же дряблым, как мышцы. Сердца Инглингов – из крепкой стали, и ты, Харальд Мачта, обломаешь о мое сердце твой меч!

И с этими словами он бросился вперед.

***

– Но я же была здесь всего один раз! И тогда было светло!

Гунхильда в отчаянии огляделась снова – и снова понапрасну. Казалось, целую ночь они кружат по пригоркам, то среди валунов, то между деревьев, но луна опять спряталась, и они явно сбились с пути. То ли они еще не добрались до того места, откуда тропа вела к Серой Свинье, то ли, наоборот, уже миновали? Куда ехать – вперед или назад? Халле и Альрик спорили, но и Гунхильда не могла им помочь, хотя прожила в этих местах уже довольно долго. Возле Серой Свиньи она с того памятного дня больше не бывала, да и в тот раз туда она шла с другой стороны, а обратно ее несли в бессознательном состоянии и с плащом на голове…

Они метались то вперед, то назад, вглядывались в очертания берега, но не могли найти ничего похожего на корабль. Не так чтобы Гунхильда этому радовалась, но, пока они не уплыли, у нее сохранялась надежда, что Эймунд еще их догонит.

– Тише! – вдруг рявкнул Альрик, хирдман лет сорока, обычно неразговорчивый, но хорошо понимающий в кузнечном деле, благодаря чему Эймунд и выбрал его себе в товарищи: Альрик выдавал себя за кузнеца, а Эймунд и Халле – за его подручных.

Халле и Гунхильда умолкли и стали прислушиваться.

– Копыта! – шепнул Альрик. – Кто-то скачет.

«Эймунд!» – успела только подумать с надеждой Гунхильда, но Альрик тут же добавил:

– Много! Это за нами! Давай!

И они рванули куда-то вглубь побережья, уже почти не разбирая дороги и лишь стараясь выбрать свободное от камней и деревьев место. И Гунхильда впервые подумала о погоне. В самом деле, прошло достаточно много времени, чтобы люди Горма успели одеться и оседлать лошадей. А лошади у конунга имелись, более десятка. Мелькнула надежда, что преследователи разделятся, поскольку не могут знать точно, в какую сторону направились беглецы, но ее Гунхильда тут же отогнала. За последнее время в округе появился только один чужой корабль, и самая глупая треска догадается, что только на нем похитители и могли рассчитывать уйти.

– Тролль, да вот же это место! – вдруг закричал скакавший впереди Альрик с неприкрытой радостью в голосе.

На фоне неба мелькнул большой камень, похожий на великанью голову, покрытую редкими «волосами» тонких берез, и Гунхильда, будто вспышка озарила память, тоже узнала начало тропы к Серой Свинье.

– Да, это здесь! – закричала она в спину Халле.

– Нале… – начал было Альрик, и вдруг…

Гунхильда не успела понять, что произошло, но Альрик внезапно умолк и покатился с седла прямо под копыта второй лошади. Из спины его торчала сулица, попавшая в грудь и пронзившая тело насквозь, но в темноте этого не было видно. Лошадь Халле едва не полетела кувырком, споткнувшись, всадник чудом удержался в седле, а Гунхильда, падая, так вцепилась в его пояс, что сама чуть не сдернула его наземь вслед за собой. К счастью, лошадь удержалась на ногах и от толчка Гунхильду бросило в нужную сторону, так что она сумела усидеть на крупе. В этот миг ей показалось, что невидимая сильная рука взяла ее за ворот и поддернула вверх, не дав упасть, но кто же это мог быть?

Впереди слышались крики. Ничего не было видно, кроме отблесков луны в облаках, но Халле уже понял, что впереди засада. Ведь люди Горма понимали, что у беглецов есть только одно направление, к тому же гораздо лучше них знали местность и могли даже в темноте пройти короткой дорогой. Ржала лошадь Альрика, которую пытались поймать, а Халле погонял свою, поворотив прочь от моря. На тропе к кораблю ждала засада, прорваться в одиночку, да еще с девушкой за спиной, было немыслимо. Они неслись по тропе со всей быстротой, на какую еще была способна усталая лошадь под двумя всадниками. Сосновые ветки били по голове, Гунхильда съежилась за спиной Халле, видя в нем последнюю свою защиту, вцепившись в его пояс онемевшими пальцами и уверенная, что от гибели ее отделяет пара шагов. В такой темноте ничего не стоит налететь на дерево или камень, и тогда…

Додумать она не успела, как это самое «тогда» и случилось. В темноте лошадь попала ногой в промежуток между камнями и полетела кувырком. Гунхильду оторвало от Халле и бросило куда-то во тьму; в безотчетном ужасе она сжалась в комок, пытаясь прикрыть голову руками, уверенная, что пришла ее смерть…

Ей сильно повезло – ее бросило на можжевеловый куст, который остановил полет, а там, куда она упала, мха было больше, чем камней. Какое-то время Гунхильда лежала, не понимая, жива она или нет – голова гудела, ее мутило, тело было как чужое. Но постепенно она осознала, что уже не летит, будто валькирия в грозовом вихре, а лежит на чем-то твердом и неподвижном, и вроде даже ничего у нее особенно не болит. Нет, болит щека. Она провела пальцами по лицу – больно, наверное, ударилась или оцарапалась.

Гунхильда села, опираясь руками о землю, подняла голову, огляделась. Где-то за кустами, поблизости, жалобно ржала лошадь.

– Халле! – крикнула Гунхильда.

Он не отозвался. Неужели она осталась совсем одна?

Она встала на колени, ухватилась за колючие ветки, поднялась и постояла, покачиваясь и приходя в себя. Ноги дрожали, но держали, руки тоже слушались. Это хорошо. Она знала, что когда ломаются кости конечностей, сначала не чувствуешь боли, но не чувствуешь вообще ничего, рука или нога делается как чужая. Боль и опухоль появляются потом, и довольно скоро. Если она все же что-то сломала, надо попытаться что-то сделать, пока она еще может ходить, двигаться.

Гунхильда пошла на ржанье, продолжая звать Халле. Ей казалось, она кричит, но на самом деле ее голос раздавался едва слышно.

Вдруг кто-то схватил ее за щиколотку – будто невидимая рука высунулась из-под земли, из камня, и Гунхильду пронзил ледяной ужас – это тролли!

– Йомфру! – выдохнул рядом хриплый голос. – Не кричи! Это я!

– Халле!

Ее отпустили, и Гунхильда присела, протягивая руку, которую тут же кто-то схватил.

– Я здесь. Головой треснулся. Сейчас…

Опираясь на ее руку, Халле с трудом сел.

– Лошадь… надо уходить быстрее… ее слышно… – бормотал он.

Гунхильда понимала, что он хочет сказать: лошадь, видимо, сломав ногу, билась на земле и своим ржаньем указывала преследователям путь.

– Вставай! – Девушка потянула Халле за руку и помогла подняться, едва сама не упав под его тяжестью. Молодой и худощавый, рослый парень тем не менее весил больше, чем она.

Держась друг за друга, они двинулись через заросли, все так же прочь от моря. Гунхильда уже не думала, куда они идут и какое спасение смогут там найти; ведь корабль Бергрена, даже если он еще не ушел, остался на берегу, они сейчас от него удалялись. Сейчас она помнила только о том, что их преследуют и люди Горма уже совсем близко. Ожили в памяти слова Асфрид: у нее есть враги, которые могут, воспользовавшись бегством и суматохой, убить ее и тем навсегда избавиться от опасности породниться с йотландскими Инглингами. Они продирались сквозь можжевеловые кусты, с трудом находя дорогу между камней; было темно, они не знали, куда идут, но могли надеяться, что преследователям будет так же нелегко их отыскать. А когда рассветет, они что-нибудь придумают…

– Тише! – Халле вдруг застыл и сжал ее руку.

Гунхильда замерла и тоже услышала позади шум – кто-то пробирался сквозь заросли. Несколько человек. Вдруг она осознала, что больше не слышит ржанья: надо думать, люди Горма обнаружили лошадь и забили ее, зато теперь им точно известно, с какого места беглецы пошли пешком.

Деревья и заросли вдруг кончились, впереди было ровное пространство. Халле потянул было Гунхильду назад и в сторону, надеясь укрыться в зарослях, но шаги доносились и с другой стороны. Послышался свист, ему ответили. Преследователи разделились и прочесывали рощу. Тогда Халле пустился бежать через пустошь, почти волоча за собой девушку; так они неслись, задыхаясь, пока не наткнулись на каменную стену. Халле сунулся было в сторону, надеясь обойти препятствие, но оно оказалось слишком большим; тогда он, ощупав его, подхватил Гунхильду и подсадил наверх.

– Беги! – шепнул он, а сам встал, извлекая из ножен меч и скрам.

Опять вышла луна, и Гунхильда едва успела пригнуться. На пустоши показались три человеческие фигуры; лунный свет блеснул на клинке в руке Халле, темные фигуры испустили дружный крик – его увидели. А он метнулся в сторону и пустился бежать; люди Горма устремились за ним. Гунхильда, боясь встать в полный рост, поползла дальше на четвереньках, и хорошо сделала: она проползла всего шага три, как наткнулась на обрыв! Улегшись на живот, она протянула руку как могла дальше, но не нащупала ничего; если бы она шла как обычно, а тем более бежала, то упала бы и свернула шею. Она проползла немного в сторону, и там тоже обнаружился обрыв. О боги, она находилась на большом камне, размером пять-шесть шагов в длину и ширину!

Из темноты, куда убежал Халле, послышались крики, звон железа… Раз-другой… и все стихло. Луна спряталась. Гунхильда лежала в полной темноте, съежившись на камне, на тонкой подстилке из мха и нанесенной ветром хвои, зажмурившись и чувствуя себя утонувшей в море мрака и неизвестности. Одна на всем свете, как первая женщина по имени Эмбла, еще до того как три аса благих и могучих нашли ее на берегу и вдохнули в нее жизнь.

***

Эймунд начал поединок так же весело, как перед этим вел беседу. Меч его так и порхал вокруг Харальда; тот сам не шел вперед, а только защищался, однако успевал отразить каждый удар. От столкновения клинка с умбоном во тьме летели искры, домочадцы Горма кричали, и крики их воодушевляли Эймунда, хотя зрители поддерживали вовсе не его. Что за важность: ему даже нравилось сознание, что он здесь один против всех, и такая смерть принесет еще больше славы.

Однако в эту ночь ему уже пришлось потрудиться, и вскоре он начал выдыхаться. В то время как Харальд не выказывал никаких признаков усталости: мощный, выносливый, он с начала боя сберегал силы, и теперь это давало ему преимущество. Понимая, что надо заканчивать быстрее, Эймунд внезапно шагнул вперед, ударил ногой по нижней кромке Харальдова щита и одновременно выбросил вперед руку, пытаясь колющим выпадом достать лицо противника. Зрители взвыли от ужаса, королева Тюра, вскрикнув, невольно бросилась вперед, так что ее едва успели удержать. Харальд принял выпад гораздо спокойнее: лишь слегка качнул головой, уходя из-под удара, так что вражеский клинок лишь рассек ему кожу на виске. Зато сам Харальд успел воспользоваться первым мгновением после выпада, когда противник был беспомощен, и его ответный мощный удар едва не снес Эймунду голову.

Тот чудом успел вскинуть левую руку, прикрываясь щитом, но и дальше Харальд не дал ему передохнуть: на щит обрушился целый град ударов. Пришло его время наступать, и сразу обнаружилось преимущество, которое ему давал более высокий рост и более длинные конечности, а также то, что он гораздо менее устал. На миг они сошлись вплотную, и Харальд сильным толчком щита отшвырнул Эймунда к самым воротам, приложив спиной о бревна; стоявшие в этой стороне едва успели отхлынуть.

Однако Эймунд удержался на ногах; подняв на левой руке щит, он положил конец клинка на его верхний, уже порядком разбитый край, образовав «домик», как это называют в дружине; таким образом оказывалась под прикрытием его голова и правое плечо. Он мог бы поймать противника, если бы тот снова стал нападать. Но Харальд поступил иначе: выбросив вперед левую руку, он мощно ударил Эймунда щитом под подбородок и одновременно нанес удар мечом снизу. Клинок ударил в бедро Эймунда, под нижним краем щита. От боли и от силы удара Эймунд не удержался на ногах, а Харальд шагнул вперед, поднимая меч.

И все было бы кончено для последнего из йотландских Инглингов, если бы не вмешалась та же сила, которая нынешней ночью уже изменила его судьбу. Ингер вдруг бросилась вперед и с той же безрассудной и крайне опасной отвагой повисла на правой руке своего брата Харальда, изо всех сил вцепившись в его кисть, сжимавшую рукоять меча.

– Нет! – завопила она; Харальд безотчетно попытался ее стряхнуть, но она подогнула ноги и повисла, вынуждая его опустить руку.

– Иди к Хель! – в ярости заорал Харальд, понимая сейчас только то, что ему мешают добраться до врага.

В это время общий гомон прорезал истошный женский крик. И его издала вовсе не Ингер – он донесся из кучки женщин, толпившихся вокруг Тюры, перед дверью девичьего покоя.

– Оставь его! Не трогай! – кричала Ингер, почти лежа на земле и не выпуская руку Харальда.

Бросив щит, он нагнулся, пытаясь от нее отцепиться. Но поединок уже был прерван.

– Чего тебе надо?

Ингер не ответила: в это время оба они услышали крики поодаль, которые явно относились не в их борьбе и даже не к поединку. Девушка повернула голову, отбрасывая растрепавшиеся волосы с лица, Харальд выпустил меч и рывком поднял сестру на ноги, тоже глядя в сторону женского покоя. Оба они различили голос своей матери и в тревоге кинулись на шум, забыв про Эймунда. Меч и щит Харальда так и остались лежать на земле, в нескольких шагах от поверженного противника. Эймунд, сам удивляясь, что жив, ладонью зажимал рану на бедре, слегка кривясь от боли, но тоже пытался разглядеть, что произошло возле женского покоя.

А там, под покровом тьмы, случилось нечто еще более ужасное, чем сражение, развернувшееся перед воротами при свете факелов. В тот миг, когда Эймунд упал, а Харальд вскинул меч, намереваясь его добить, фру Асфрид вдруг выхватила из ножен свой поясной нож и, слегка склонив голову направо, чтобы не мешало покрывало, полоснула лезвием себе по горлу с левой стороны. Метила она в яремную вену, повреждение которой приводит к почти мгновенной смерти. Однако лезвие ножа, хоть и острое, было коротким, а силы в старческой руке недостало. Тем не менее кровь обильно хлынула из длинного пореза на горле, заливая одежду старой королевы. Закричали Унн и Богута, стоявшие по бокам хозяйки, за ними и прочие женщины начали вопить, видя, как фру Асфрид падает, а возле нее разливается по земле черная лужа. Никто не понял, как это произошло, как могла во время поединка двух мужчин оказаться ранена старая женщина, стоявшая далеко в стороне. Нож выпал из ладони Асфрид и отлетел, затерялся под ногами толпившихся вокруг.