Текст книги "Добродетельная леди"

Автор книги: Элизабет Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Элизабет Торнтон
Добродетельная леди

Глава 1

Слабые звуки оркестра проникали снизу по широкому колодцу внушительной мраморной лестницы и вторгались на четвертом этаже в тихое уединение спальни Брайони Лэнгленд, готовившейся ко сну.

– Этот безнравственный вальс, – укоризненно произнесла Нэнни. Она недовольно поджала губы и сердито посмотрела на бледное отражение Брайони в овальном зеркале, висевшем над туалетным столиком красного дерева. Нэнни расчесывала длинные светлые и мягкие как шелк волосы Брайони, пока они не начали блестеть.

– Сто, – произнесла она, наконец, откладывая серебряную щетку.

Бал на нижних этажах Брумхилл-Хауса в Ричмонде, что недалеко от Лондона, был в самом разгаре. Но мисс Лэнгленд была изгнана в олимпийские выси особняка ее дяди, и это ничуть ее не беспокоило. Брайони не любила балов. Правда, она никогда не бывала на балу, но знала, что танцевать легкомысленно. И по убеждению, если не по склонности, Брайони питала отвращение к такого рода развлечениям.

Нэнни проворно заплела волосы Брайони и, свернув косы в аккуратное кольцо, заколола их шпильками. Последним штрихом наряда стал кусок ноттингемского кружева, называемый ночным чепцом, который был осторожно помещен поверх кос Брайони и крепко завязан лентами под подбородком. Брайони неприязненно посмотрела на свое отражение в зеркале, которое столь же антипатично взглянуло на нее. Она скорее была похожа на двенадцатилетнего ребенка, чем на взрослую девушку девятнадцати лет.

– А теперь быстро в постель, – безапелляционно приказала Нэнни. Ее подопечная помедлила. У Брайони была мысль спросить Нэнни, нельзя ли ей почитать всего несколько минут, перед тем как задуть свечи, но что-то в решительной позе пышногрудой Нэнни заставило ее передумать. Она послушно забралась на высокую кровать с пологом и до подбородка натянула одеяло.

– Кожа да кости, больше ничего, – сказала Нэнни. – Вы таете прямо на глазах. Будете каждое утро есть овсяную кашу со свежими сливками, прежде чем сесть за стол с этим вашим английским завтраком. – Нэнни была шотландкой.

– Да, Нэнни, – покорно ответила Брайони. У нее не было желания есть такую невкусную еду.

Нэнни подошла ближе к кровати и внимательно осмотрела Брайони.

– И черные круги под глазами! – Ее голос потеплел: – Мой бедный ягненочек, вы должны перестать так убиваться. Разве вы не понимаете, что не этого ваши мама и папа, упокой Господи их души, хотели бы для вас? У меня сердце разрывается при виде вас. Уже больше года прошло с той ужасной трагедии. Вы уже сняли траур и приехали пожить у дяди и тети, так почему же не поискать в этом хоть немного удовольствия? Вы не счастливы здесь, мисс Брайони?

Брайони сглотнула.

– Конечно, я счастлива, Нэнни. Настолько, насколько могу в сложившихся обстоятельствах. Я просто немного скучаю по Лэнгленду и тете Шарлотте, только и всего.

Нэнни постояла, задумчиво глядя на свою подопечную.

– Пусть пройдет время, мой бедный ягненочек, – мягко сказала она. – Вы здесь только неделю, и вам все равно нельзя было оставаться дома под присмотром тетки вашего отца. Не годится девушке вашего возраста избегать общества, а бедная женщина с трудом может позаботиться даже о себе, несмотря на любовь вашу и мастера Вернона. Здесь, по крайней мере, есть кузина Харриет, которая составит вам компанию. Конечно, Лондон совсем не то, что глушь Шропшира, но человек со временем привыкает ко всему.

– Но Ричмонд не Лондон, Нэнни!

– Он достаточно близко, – фыркнула Нэнни. – Я что-то не заметила тут недостатка в высокомерных светских дамах и джентльменах! Смотрите, как бы не стать одной из них.

Брайони усмехнулась:

– Тетю Эстер ждет разочарование, если она думает превратить квакершу в светскую даму. Отвечу тебе твоими же словами, Нэнни: «Нельзя сшить шелковый кошелек из свиного уха».

– Ваша мамочка растила вас настоящей леди, а не какой-то там жеманницей. Разве она не была леди до того, как стала квакершей?

– Мама всегда была леди, – с готовностью согласилась Брайони. – Она же сестра дяди Джона.

– Тогда покажите, что помните все, чему она вас учила, даже если вам и придется жить по-новому теперь, когда вас опекают ваши знатные родственники.

Нэнни засуетилась, перетряхивая вещи Брайони – скучную серую квакерскую одежду, прежде чем рассортировать ее и уложить в большой комод красного дерева. Брайони наблюдала за ее движениями из-под золотистых ресниц и вдруг в порыве чувств воскликнула:

– О, Нэнни, что бы я без тебя делала? Я так люблю тебя!

Нэнни резко повернулась к своей хозяйке.

– Мисс Брайони! Не забывайтесь! – Но тон ее тотчас же смягчился: – Ах, мой ягненочек, вы всегда выражали свои чувства прямо, как квакеры. Но теперь надо быть поосторожней. Что бы подумали ваши родственники, если бы услышали такое? Слава Богу, ваш папа никогда не позволял вам с мастером Верноном говорить в этой дурацкой квакерской манере вашей мамы.

На щеках Брайони появились озорные ямочки.

– Стыдись, Нэнни! Ты что же, не знаешь, что даже Библия написана квакерским языком, – и это ты, пуританка?

– Хватит, я сказала! – Нэнни не развеселилась. – И я не пуританка, – строго продолжала она. – Я принадлежу к шотландским пресвитерианам.

– Это одно и то же, – поддразнила Брайони.

– А, сассенаки!

В глазах Брайони заплясали искорки.

– Нэнни, разве честно, что ты позволяешь себе потакать собственным причудам и говорить на этом непонятном шотландском языке, в то же время, отказывая мне в праве изъясняться в моем особом квакерском стиле?

– Это не одно и то же, ягненочек, и вы прекрасно это знаете. Дядя Джон теперь ваш опекун, и то, что он терпит во мне, не потерпит в вас! А что сказала бы ваша тетя, я даже и думать не хочу. Без сомнения, для нее это стало бы причиной дурного настроения.

Да, про себя признала Брайони, на ее дядю и тетю вряд ли произвело бы благоприятное впечатление обращение на ты. Квакерского стиля речи отец никогда не терпел в своих детях, хотя всегда, похоже, находил его очаровательным в жене. Но даже мама не всегда помнила, что нужно говорить в простом квакерском стиле, потому что она все-таки была дочерью первого барона Гренфелла и квакерство не было частью ее воспитания.

Выражение лица Брайони стало задумчивым.

– Нэнни, ты знаешь, какие намерения насчет меня имеет тетя Эстер – нарядные платья и украшения, вечеринки и балы, концерты, театры и выезды, и, о Боже, дюжина других вещей? Она считает, что мы с Верноном должны занять подобающее место в светском обществе. Я не хочу показаться неблагодарной или непослушной, но как я могу допустить такое? Как я смогу остаться Вернон своим убеждениям – всему, чему меня научила мама?

Нэнни Макнэр стояла у огромной кровати и внимательно изучала милое личико своего «ягненочка». Ее ничуть не удивило, что Брайони, которая всегда была немного упрямой, как все молодые люди, растущие в любящей и снисходительной семье, теперь считает своим долгом в память об умершей матери строго выполнять все, на что в прошлом не обращала никакого внимания. Нэнни постаралась как можно тщательнее подбирать слова.

– Ваша мама, как истинная квакерша, растила вас в страхе и любви к Господу. Ни одна женщина не могла сделать больше для своих детей. Но ваш отец, тоже богобоязненный человек, не был квакером. Вы должны чтить и его память тоже. Но ваш долг теперь подчиняться своему опекуну дяде Джону. Пусть ваша совесть ведет вас. Делайте все, что вас просят, но не совершайте при этом греха.

Глаза Брайони наполнились слезами. Она всем сердцем пожалела, что обращала недостаточно внимания на наставления матери, что была не слишком послушной и сговорчивой, чтобы больше наслаждаться теми часами дружеского общения, которые они делили, когда были семьей.

Но в то теплое, залитое солнечными лучами июльское утро, когда она и ее брат Вернон лениво наблюдали, как их родители катаются на лодке по спокойным водам озера Уиндермир, и беспечно махали им с нагретого солнцем берега, кто мог предвидеть трагедию? Разве кто-нибудь ожидал внезапного шквала, яростно налетевшего с запада, опалившего небо зигзагами молний и взметнувшего воду озера в бешеном вихре? Кто мог предсказать весь ужас того дня? Брайони, промокшая до костей, полная отчаяния, смотрела с берега и видела все, произошедшее с родителями. Она никогда не сможет забыть эту катастрофу, которая стала ее постоянным ночным кошмаром.

Она заморгала, пытаясь остановить слезы, и выдавила дрожащую улыбку.

– Спокойной ночи, Нэнни, и спасибо... за все.

Нэнни Макнэр сгребла в охапку одежду для починки и подошла, чтобы поцеловать свою подопечную в лоб.

– Благослови вас Бог, мой ягненочек, – ласково сказала она. – И сладких вам снов.

Брайони осталась одна со своими мыслями.

Ее и ее брата Вернона растили в строгих квакерских принципах, хотя их отец и оставался приверженцем англиканской церкви. Она знала, что существуют так называемые веселые квакеры, которые наслаждались музыкой и танцами и носили одежду всех цветов радуги. Но ее мать не была одной из них. Джейн Лэнгленд растила детей в консервативных квакерских традициях. Они не судили соседей, но видели в каждом только лучшее. Если они были требовательны, то следовали этим принципам и в собственном поведении. К слабостям других они проявляли снисходительность и терпение. По крайней мере, подумала Брайони, они должны были так поступать. Но теория и практика не всегда совпадают, по меньшей мере, в некоторых квакерах, которых она встречала на квартальных и полугодовых собраниях, куда сопровождала свою мать. Ее отец и брат, естественно, всегда отсутствовали – такое времяпрепровождение не для них, говорили они.

Беспокойство охватило Брайони. В комнате было жарко и душно. Она отбросила одеяло и встала, чтобы открыть окно. Холодный осенний ветерок заставил ее поспешно надеть халат. Спальня была в задней части дома, и из окна она видела Темзу, светящуюся таинственным блеском. Она представила реку, какой она была во времена Тюдора, заполненную длинными баржами со смеющимися кавалерами и их дамами, плывущими в Хэмптон-Корт. Сэр Томас Мор путешествовал по этой реке, возвращаясь из своего имения ниже по течению в Челси, мимо старого дворца в Ричмонде к новой великолепной резиденции Генриха VIII.

Оркестр заиграл второй вальс за вечер. Она знала фигуры всех танцев, но у нее не было ни малейшей охоты когда-либо танцевать что-то настолько вульгарное, как вальс.

Брайони не осуждала дядю и тетю, сэра Джона и леди Гренфелл, зато, что они давали бал в своем прекрасном особняке. И она не завидовала своей кузине Харриет, которая сейчас в великолепном наряде прогуливалась под руку с каким-нибудь франтом. Брайони Лэнгленд еще не хотела ходить на балы. А ее дядя и тетя согласились пока позволить ей поступать по-своему. Но семнадцатилетний мастер Вернон без всяких сомнений и с готовностью принял приглашение на бал.

Нет, Брайони была безразлична к балам. Но она очень любила книги, а в комнате, которую тетя Эстер предоставила ей, нельзя было найти ни одной. Ее собственные книги везли сейчас из их дома в Шропшире, и они прибудут не раньше конца недели. Если бы только у нее была книга, чтобы почитать, в отчаянии подумала Брайони, она могла бы предотвратить постоянный ночной кошмар, который прогонял ее сон. Ей просто необходимо где-то достать книгу.

Будучи отважной девушкой, как сказала бы Нэнни, и не страдая ни робостью, ни отсутствием инициативы, Брайони решила незаметно пробраться в библиотеку дяди, находившуюся в отдалении от собравшихся гостей, и найти, что-нибудь почитать.

Избегая парадной лестницы, где можно было встретить случайно забредшего гостя, она прошла с обычной неторопливой грацией по не покрытой ковром лестнице. Высокие каблуки ее комнатных туфель звонко щелкали по свежепосыпанному песком полу. Миновав дверь, ведущую на лестницу для слуг, уже через несколько минут она очутилась на первом этаже.

Запахнув потуже халат, сняв атласные туфли и крепко зажав их в свободной руке, она на цыпочках проскользнула через пустой холл. Со второго этажа доносился шум веселящихся гостей. Брайони взяла подсвечник со стола в холле и вошла в похожую на пещеру библиотеку, плотно закрыв за собой дверь.

Глава 2

Сидя в дядином любимом кресле времен королевы Анны, Брайони невзначай задремала. Но сквозь сон она внезапно ощутила тревогу и слегка пошевелилась. Продираясь из темных глубин забытья, она медленно раскрыла глаза и некоторое время вглядывалась, еще погруженная в дремоту, в потрескивающее пламя свечей в серебряных подсвечниках, установленных по обеим сторонам зеркала в золотой раме, которое висело над камином. Приглушенный стон, низкий и протяжный, донесшийся с другой стороны двери в библиотеку, медленно вернул ее к реальности. Она сделала попытку встать, и ее шелковые ресницы торопливо заморгали, прогоняя остатки сна.

– Хью! – Отдаленный голос был нежный и страстный. – Вас не заботит, что от моей репутации останутся одни лохмотья? Наше отсутствие обязательно заметят.

Однако последовавшие переливы кокетливого смеха показывали, что эти слова в действительности не были упреком. Брайони услышала шуршание женского платья и слабый протест, прерванный низким мужским смехом. Она нахмурилась. При всей своей наивности она поняла, что происходило по ту сторону двери в библиотеку. Ручка двери задребезжала, и Брайони насторожилась. У нее не возникло ни малейшего желания столкнуться лицом к лицу с парочкой, которая собиралась... Она не стала заканчивать фразу даже в мыслях. Ситуация была слишком сомнительного свойства, чтобы о ней думать. Увидев, что ручка двери поворачивается, она схватила книгу, лежавшую у нее на коленях, и, прижимая ее к груди, вскочила на ноги. Дверь резко распахнулась, Брайони выпрямилась и подняла подбородок, готовая дерзко встретить неизбежный неприятный разговор. Но ничего не произошло. По какой-то необъяснимой причине обладатели дрожащих страстью голосов задержались у порога.

– Хью! Не так быстро! – Еще один слабый протест, на который джентльмен и не подумал обратить внимание. Через мгновение Брайони услышала недовольный голос любовника:

– Как я припоминаю, Адель, это вы предложили свидание. Если вы желаете, чтобы я удалился к карточному столу, вам нужно только сказать об этом.

Очевидно, леди не нашла в себе силы принять такое решение. Брайони поняла по их затрудненному дыханию, что страстные объятия возобновились. Это дало ей отсрочку – всего несколько мгновений, чтобы оглядеться и найти место, где спрятаться. Тут она вспомнила про новомодное хитроумное устройство, недавно приобретенное дядей. Эта мысль пришла ему в голову, когда он гостил в Остерлей-парке, огромном доме их ближайших соседей, графа и графини Джерси. Едва взглянув на современные удобства в великолепной библиотеке Джорджа Виллерса, он не успокоился, пока не установил такое же в своем доме. Это стало предметом его гордости и несказанного удовольствия.

Брайони беззвучно проскользнула к дальней стене. На краю одной из полок с книгами ее дрожащие пальцы нащупали рычажок. Она отвела его назад и потянула. Стена полок превратилась в дверь, Брайони прошла внутрь и тихонько закрыла ее за собой. Место, в котором она оказалась, было не самым приятным, потому что это был личный туалет ее дяди, предназначенный для джентльменов на случай, если им захочется облегчиться, когда слишком долго задержатся за делами или бренди.

Очутившись в темноте, она слишком поздно заметила, что оставила туфли на полу около кресла перед камином. Но ни за какие сокровища мира она не согласилась бы вернуться за ними. Не оставалось ничего, как только поупражняться в терпении. Она решила подождать, пока паре в библиотеке не придет в голову перебраться в какой-нибудь другой уголок дома. Брайони надеялась, что это произойдет скоро. От холодного мраморного пола под босыми ногами ее руки и плечи покрылись гусиной кожей. Она поежилась и поплотнее закуталась в халат в тщетной попытке защититься от холода.

Минуты тянулись мучительно долго, и зубы Брайони начали выбивать дробь. Холод в темной, похожей на склеп комнате оказался нестерпимым. Она приложила ухо к стене, но не услышала ничего, кроме своего неровного из-за этой арктической стужи дыхания. Ее охватило нетерпение.

Осторожно она приоткрыла дверь на крошечную щелочку, надеясь, что непрошеные гости ушли. Ее ждало разочарование. В ее уши хлынули нежные стоны и вздохи разгоряченных любовников. Брайони отворила дверь чуть шире и заглянула в шелку. Бесстыдная парочка расположилась на гордости всей библиотеки – тетином лучшем парчовом диване, стоящем в простенке между окон. Джентльмен, если можно назвать его таковым, прижимал своим телом извивающуюся леди к дивану. Брайони отпрянула в глубоком отвращении. Какое непристойное поведение! Еще один нежный протест дамы, и Брайони решила, что услышала достаточно.

Она подняла книгу в кожаном переплете высоко над головой и со всей силой швырнула ее в стену с камином, от которой та с грохотом отскочила. Адель издала один долгий дрожащий вскрик, и наступила тишина.

– Черт! – воскликнул Хью Монтгомери, маркиз Рейвенсворт.

Дрожащими пальцами Брайони закрыла дверь своего убежища и стиснула зубы, чтобы сдержать взрыв неудержимого нервного смеха.

Маркиз приподнялся на локте и с кошачьей грацией высвободился из объятий замершей дамы. Он медленно встал на ноги. Пока он поправлял галстук, его ленивый взгляд скользил по полутемной комнате, ничего не пропуская. Он остановился на ковре перед камином, и улыбка, медленная и дьявольская, заиграла на его чувственных губах. Он взглянул вниз на свою безмолвную партнершу, и его улыбка померкла.

– Приведи себя в порядок, женщина! – прорычал он надменно, глядя на вульгарный хаос в ее одежде.

Адель резко села, одной рукой разглаживая подол смятого шелкового платья, а другой поправляя тончайшие брюссельские кружева, едва прикрывающие пышную грудь.

– Что это было? – спросила она дрожащим голосом, ее янтарные глаза расширились от страха, когда она оглядывала темную комнату. Ее взгляд задержался на мужчине, возвышающемся над ней, скользя по нему, смакуя мощный размах его широкой груди и мускулистых плеч. Адель видела, как в ответ на какую-то потаенную мысль на его аристократическом лице заиграла улыбка, и у нее перехватило дыхание. Он был так бессознательно мужествен! Его непоколебимая уверенность в себе подействовала на нее успокаивающе. Она протянула руку, чтобы вернуть его на диван. Но длинные пальцы обхватили ее запястье, и бесцеремонный рывок поставил ее на ноги. Он негромко усмехнулся.

– Не сейчас, Адель, или вы ничего не заметили? Наша тайная встреча уже больше не... тайная. – Он предупреждающе приложил палец к губам. – Будьте хорошей девочкой и бегите отсюда. Я присоединюсь к вам позже.

Дама открыла было рот, чтобы воспротивиться такому приказанию, но один взгляд на сардонически приподнятую бровь Рейвенсворта – и она подавила этот порыв.

– Это обещание? – с надеждой спросила она.

– Прошу прощения? – Стало очевидно, что Рейвенсворт уже потерял интерес к ней.

Она сделала попытку скрыть уязвленное самолюбие.

– Я полагаю, это виконт Эйвери шутит над нами. Ваш друг недолюбливает меня, не так ли?

Тон Рейвенсворта был вполне дружелюбным:

– Раз уж вы спросили, то да. Но пусть это вас не беспокоит. У каждого свой вкус, а всем известно, что Эйвери довольно взыскательно относится к шуткам.

Адель была не совсем уверена, что Рейвенсворт сделал ей комплимент. Занятая этой проблемой, она пыталась решить, обидеться или сказать в ответ что-нибудь особенно остроумное, если только ей удастся такое придумать. Но тут она обнаружила свой локоть в стальных тисках, и Рейвенсворт с непреклонным видом отвел ее к двери.

Однако дама не собиралась сдаваться так легко. Она использовала все женские уловки, какие только могла придумать, чтобы завлечь его снова к дивану, и почти преуспела в своей настойчивости. Но маркиз не имел привычки делать вид, что постоянен в любви. У него был взгляд распутника, и он никогда не пытался скрыть его от титулованных дам и оперных танцовщиц, которые добивались привилегии согревать его постель.

Его честность в этом отношении была не просто проступком, но оскорблением, хотя и простительным по отношению к женщине ее ранга и достатка. Она, всеми признанная красавица, графиня, вдова, не могла даже претендовать на высоко котирующийся титул любовницы Рейвенсворта. Он не выказывал никаких предпочтений ни одной из вереницы женщин, а наслаждался тем, что каждая из них предлагала, с небрежностью, которая в других мужчинах выглядела бы как окончательная испорченность. Но Рейвенсворт был Рейвенсвортом, повесой, шалопаем, блудником, но неотразимо очаровательным, несмотря на все это. Было очень мало женщин, которые смогли устоять перед приглашением в его постель. Адель Сен-Клер не была одной из них.

Она положила руку ему на грудь.

– Вы знаете, где искать меня? Я остановилась в доме на Дьеж-стрит.

– Да, я помню, – уклончиво ответил он, открыл дверь и решительно подтолкнул ее через порог.

– Вы присоединитесь ко мне позже? – настаивала она.

Рейвенсворт помедлил долю секунды.

– Если это будет удобно. – Его спокойный взгляд был непроницаем.

Поток гневных слов готов был сорваться с ее губ, но замер невысказанным, когда она увидела неумолимую складку его губ. Она элегантно склонила голову в знак согласия, но, прежде чем успела произнести «до скорого свидания», дверь решительно захлопнулась перед ее носом.

Маркиз вернулся в комнату и в несколько шагов оказался у кресла, так поспешно покинутого Брайони. Он опустился в его мягкие глубины и скрестил ноги в шелковых чулках, положив ногу в черной бальной туфле на колено, обтянутое серыми атласными бриджами. Его золотое кольцо с печаткой в виде стоящего на задних лапах льва сверкнуло в мягком сиянии свечи, когда он нагнулся, чтобы поднять книгу, лежавшую у камина. Когда он понял, что держит в руках готический роман из тех, какие обожают современные романтические девицы, он улыбнулся, его белые зубы ярко блеснули на фоне смуглой кожи. Он протянул руку и поднял с пола изящные женские домашние туфельки, лежавшие у его ног. Он поднес их, покачивая, к лицу, и его улыбка стала шире.

– Теперь вы можете выйти, дорогая. Я знаю, что вы где-то здесь.

В глубине своей темной, похожей на могилу пещеры Брайони струсила. Она дернула дверь ледяного убежища, надеясь убедиться, что находится вне досягаемости джентльмена. Это была ее ошибка. Карандаш, рискованно балансировавший на краю полки, покатился вперед, задержался на секунду и свалился на не покрытый ковром пол. Рейвенсворт услышал треск и мгновенно оказался у потайной двери. В следующую секунду он распахнул ее настежь. В руке он держал канделябр, чтобы лучше рассмотреть ревнивую девицу, которая помешала его забавам с веселой вдовой. Когда он увидел худенькую стройную девушку с серьезными серыми глазами, смотревшую на него настороженно, улыбка замерла на его губах. Никогда еще за свои двадцать девять лет он не охотился за ребенком.

После нескольких мгновений недоуменной тишины в Рейвенсворте начал закипать гнев. Он ожидал чего-то другого.

– Кто вы, черт возьми? И зачем вы шпионите за мной?

Брайони вопреки своей внешности совсем не была трусихой. Она не позволила себе испугаться его угрожающего поведения. Со всем достоинством, какое только смогла собрать, и завернувшись в него, как в изорванное платье, она вышла из уборной, проскользнув мимо его светлости.

– Прошу прощения. Вам пришлось долго ждать? Туалет теперь свободен.

– Что?! – недоуменно спросил Реивенсворт, когда она проплывала мимо него. Он поставил канделябр на ближайший стол.

У Брайони не было желания вступать в бесполезный разговоре разгневанным джентльменом. Она увидела, что путь к двери свободен, и поспешила туда. Реивенсворт опередил ее. В два широких шага он оказался у двери и отрезал ей путь к отступлению. Брайони окаменела.

При других обстоятельствах она могла бы восхититься мужественной красотой темноволосого Адониса, преградившего ей путь. Но Брайони едва ли заметила ее. Она вдруг с упавшим сердцем осознала едва сдерживаемую силу своего противника и замерла, как несчастная газель, неосторожно разбудившая тигра.

Мужчина угрожающе возвышался над ней. Даже если она закричит, кто услышит ее? Бальный зал на другом этаже, и она не могла придумать никаких причин, за исключением одной, зачем гостям ее дяди спускаться на другой этаж. Она заставила себя расслабиться. Мужчина был гостем ее дяди и таким образом косвенно джентльменом – более или менее. Холодная логика победила. Безусловно, безопаснее потакать раздраженному донжуану.

– Кто я? Вы поверили бы в... ангела-хранителя?

Брайони поняла по его стиснутым челюстям, что ее неуверенная попытка изобразить легкомыслие провалилась.

– Ангел-хранитель? – переспросил он. Когда она ничего не ответила, он продолжил с холодной вежливостью: – Не будете ли вы так добры объяснить это замечание?

– Ангел-хранитель... для девицы в затруднительном положении?

– Охраняющий что, могу я спросить?

Теперь отступать было поздно.

– Ее добродетель, разумеется. – Она заставила себя встретить его горящий взгляд с решительным хладнокровием, но выражение его лица, как она заметила с некоторым облегчением, осталось бесстрастным.

Он оперся одной рукой на дверь, всем своим весом навалившись на нее, и дыхание Брайони стало немного свободнее.

Оценивающий взгляд его светлости скользил по хрупким формам дрожащей девушки, которая противостояла ему с такой решимостью. Кусок кружев, как-то нелепо приколотый на ее заплетенных в косу волосах, и широкий шерстяной халат, застегнутый до самого горла, придавали ей определенно старушечий вид. Мисс Чопорность, решил он. В ее речи чувствовалось воспитание, но одежда была убогой. Возможно, гувернантка или платная компаньонка. Будь он проклят, если не хотел бы пробить это ледяное спокойствие.

– Кто дал вам право судить о морали тех, кто выше вас по положению?

Спокойные серые глаза Брайони укоризненно посмотрели на него.

– Разве я критиковала вас? Я уверена, если вы задумаетесь над этим, вы оправдаете меня. Дама протестовала, но вы не слушали. Она говорила вам «нет», но вы настаивали. Какая женщина оставила бы сестру в такой опасности?

– Какой вы ребенок! – воскликнул маркиз, качая головой при виде этой картины оскорбленной невинности. Потом добавил чуть мягче: – Леди не была против.

– Я слышала, как она отказывала вам, – не сдавалась Брайони.

– Скажите мне, мисс Добродетель, – поинтересовался он сдержанно, – разве ваши «нет» всегда означают нет, а ваши «да» – да?

– Вне всякого сомнения.

– Вы не можете говорить серьезно.

– Но это действительно так. Разве вообще возможно общаться, если мы говорим одно, а думаем другое? Представьте себе эту неразбериху!

– Мисс Добродетель, – сказал маркиз Рейвенсворт немного сурово, – вы либо самая хитроумная девушка, с которой я когда-либо разговаривал, либо самая наивная.

– Почему? Что вы хотите этим сказать? – спросила она нахмурившись.

Маркиз рассмеялся и покачал головой.

– Не будьте смешной, девочка! Вы знаете, что я имею в виду. Что бы стало с галантностью, флиртом, лестью и тому подобным, если бы люди говорили только неприкрытую правду?

Брайони посмотрела на него немного высокомерно.

– Такие вещи, я полагаю, умерли бы естественной смертью.

– И вы бы не сожалели о них?

– Нет! С чего бы это?

На лице Рейвенсворта отразилось сначала сомнение, потом удивление и наконец недоверие.

– Вы утверждаете, что никогда не привираете, не говорите неправду, не придумываете даже самой маленькой лжи, когда оказываетесь в сложной ситуации?

– Никогда!

– Я не верю!

– Испытайте меня, – опрометчиво ответила она.

Это зашло уже слишком далеко. Маркиз был не из тех, кто отказывается принять вызов. В его глазах появился хищный блеск.

– С превеликим удовольствием.

Одним быстрым движением он оттолкнулся от двери и схватил Брайони в объятия. Она открыла рот, чтобы возмутиться таким грубым обращением, но, прежде чем она успела издать хоть звук, его рот устремился вниз, и он поцеловал ее.

Хью Монтгомери был опытным любовником. Он до тонкости знал, как сломить сопротивление самой неблагосклонной дамы. Его губы скользили по дрожащим губам Брайони, лаская их с медленным, размеренным, чувственным усердием, наслаждаясь, смакуя, опьяняя ее удовольствием.

Это был первый настоящий поцелуй Брайони, и она была покорена. Она расслабилась в его объятиях и открыла рот, чтобы пропустить его глубже. Маркиз не замедлил воспользоваться этим неосознанным приглашением. Его губы двигались по ее губам, упиваясь их сладким вкусом. Он почувствовал ее безотчетный ответ, когда она затрепетала в его руках, и он был очарован. Его язык легко проскользнул между ее зубами, лаская, дразня, заставляя ее осознать мужское желание. Он полностью отдался новому для себя наслаждению сжимать в объятиях неопытную девушку, когда страсть, ослепляющая, всепоглощающая и такая неожиданная, поднялась, словно горячий прилив, в его венах. Его поцелуй становился все горячее, его руки крепче охватили ее маленькое теплое тело; он прижимал ее ближе и ближе, требуя всего, что она могла дать, и вихрь чувств, утонченных, мучительных ощущений захватил их обоих в непреодолимый водоворот.

Наконец маркиз откинул назад голову и испытующе заглянул в бархатно-серые глаза Брайони. Черт побери, если эта девчонка не соблазнила его!

– Почему я поцеловал вас? – В его голосе прозвучало удивление.

– Думаю, вы пытались что-то доказать, – удалось выговорить Брайони, когда она справилась со своим дыханием.

– Пытался, я? Ах да, вспомнил! Ну а теперь откровенно! – мягко предостерег он. – Вы хотите, чтобы я поцеловал вас снова?

– Нет, – выдохнула она сдавленным шепотом.

– Лгунья! – Слово прозвучало как ласка. Он наклонил голову, чтобы снова поймать ее губы, но Брайони попыталась высвободиться из его рук.

– Вы не поняли. Я не отрицаю, что мне понравился этот опыт. Как я могла бы? Но я не думаю, что целоваться... ну... полезно.

– Почему же нет?

– У меня дрожат пальцы. – Она протянула обе руки и показала их ему.

Ее откровенность очаровала Рейвенсворта.

– Вы победили. Вы действительно бесхитростны. И теперь, когда вы доказали это, к моему полному удовлетворению, я хочу поцеловать вас снова.

Но Брайони уже вернула малую толику своей квакерской осмотрительности. Она вежливо, но твердо ответила на его предложение отказом:

– Кто вы? – спросил он. – И не пытайтесь надуть меня этой чепухой про ангела-хранителя.

– Тогда, может быть, я ваша Немезида?