Текст книги "Школьницы"

Автор книги: Элизабет Мид-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава V. Коварный замысел Гарриет

После вечерней молитвы миссис Бёртон собрала в гостиной учениц третьего класса, чтобы поговорить с ними откровенно.

– Дорогие мои, – сказала она, – вам предстоит сделать доб рое дело. Та из вас, кто действительно привяжет к себе маленького Ральфа, получит большой приз. Но я убедительно прошу всех вас добиваться его привязанности и расположения не только из-за награды, но и ради того, чтобы присмотр за таким мальчиком, как он, – очень живым, подвижным и, вероятно, очень требовательным, – принес пользу и вам. Забота о нем научит вас быть снисходительными, забывать о себе, помогать другим, а это пригодится в жизни каждой девочке. Отсутствие себялюбия, внимание к людям, способность прощать – необходимые свойства женского характера, мои дорогие. Те из вас, кто надеется со временем стать настоящими женщинами, матерями семейства и добрыми женами, должны обладать ими. Такие стороны характера дороже денег, ума и красоты, так как свидетельствуют о красоте души и сохранятся, мои голубушки, и тогда, когда внешняя красота увянет, – иными словами, до конца жизни.

Начальница обвела взглядом третьеклассниц и продолжила:

– Теперь я объясню вам свой план. Вас семеро, не считая Робин. У Робин есть особенное свойство характера: ее любят дети, и она уже понравилась Ральфу. Было бы несправедливо, если бы я позволила ей влиять на него. Но каждая из вас будет заботиться о нем в течение целого дня. Я не скажу вам ни слова о том, как следует обращаться с мальчиком. В свой день вы будете освобождены от уроков и пробудете с Ральфом с утра до ночи: оденете и разденете его, поведете гулять, позаботитесь о том, чтобы он не скучал, поможете приготовить уроки. Можно сказать, что в свой день вы замените мальчику мать. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из вас потерпел полную неудачу. В конце недели Ральф сам выберет себе попечительницу. Это будет справедливо. Дорогая Фредерика, вы, как старшая в группе, первой возьмете Ральфа под свое попечение, это случится уже завтра. А теперь можете идти.

Миссис Бёртон отпустила воспитанниц, и они вышли из гостиной все вместе. О, какие оживленные разговоры поднялись в комнате отдыха!

Первой заговорила Фредерика:

– Конечно, я буду смотреть за Ральфом, – сказала она. – И думаю, что это окажется нетрудно. У меня дома много братьев и сестер, и, хоть я не слишком хорошо умею обращаться с детьми, думаю, что смогу недурно справиться с ним.

– Знаешь, ты не должна его слишком баловать, – заметила Гарриет.

– Я считаю, – прервала ее Фредерика, – что каждая из нас сама решит, как ей лучше обращаться с Ральфом. Это большая ответственность, а поскольку кое-что зависит от моих успешных действий (я вовсе не скрываю, что мне очень хочется получить пони!), то чем меньше советов мы будем давать друг другу, тем лучше.

– Я уверена, – подала голос Роза Эмберлей, – что миссис Бёртон не хочет, чтобы мы давали Ральфу сладости, кекс или что-нибудь еще в этом роде, от чего он может заболеть. Но в других отношениях, мне кажется, каждая девочка может распорядиться по-своему. Подумаем. Завтра среда. Ты, Фредерика, будешь смотреть за ним завтра, потом, по всей вероятности, его поручат Пешенс, за ней буду я. Скорее всего, нас будут назначать по старшинству. После меня, я думаю, наступит твоя очередь, Гарриет. Ты ведь только немногим младше меня, правда?

– Да, – кивнула Гарриет.

– Я буду смотреть за Ральфом завтра, в среду, – сказала Фредерика, – Пешенс в четверг, Роза в пятницу. Значит, очередь Гарриет наступит в субботу.

– О, только не в субботу! – расстроилась Гарриет. – Ведь это выходной, а мне придется заниматься делами!

– А между тем ничего не изменишь, – заметила Фредерика. – Твоя очередь приходится на субботу, значит, и говорить не о чем.

– Какая досада, – продолжала Гарриет. – Впрочем, Джейн тогда будет смотреть за Ральфом в воскресенье…

Остальные девочки ничего не ответили ей, и Гарриет вышла из комнаты, взяв за руку Джейн.

– Ну, Джейн, – начала она, – я думаю, ты понимаешь, что я хочу получить пони.

– Конечно, – сказала Джейн.

– И я всегда добиваюсь того, чего хочу, – продолжала Гарриет.

– Обычно да, – подтвердила Джейн.

– Если мне достанется пони, – вкрадчиво говорила Гарриет, – я буду часто позволять тебе кататься на нем. Ты поедешь к нам в имение, и я позволю тебе ездить в моем седле. Понятно, что моя амазонка не придется тебе впору: ты такой шарик! – но ты можешь надевать какую-нибудь старую юбку и кататься в ней. И пони будет лететь как стрела! Я стану кормить его бобами… О, да, я получу его…

– Но, – возразила Джейн, – все зависит от того, выберет ли тебя Ральф своей попечительницей.

– Уж это предоставь мне, – отрезала Гарриет.

– Я уверена, что он тебя не выберет, – покачала головой Джейн. – Он уже не отходит от Робин.

– Он выберет меня! – уверенно сказала Гарриет. – У меня в голове есть план, очень верный.

– Сегодня ты ему очень не понравилась, – не сдавалась Джейн. – Если ты действительно хотела привлечь его, тебе не следовало бы так ужасно обращаться с Пэт и ты не должна была бить его по лицу.

– Я и сама знаю, – недовольным голосом произнесла Гарриет, – но я просто не могла сдержаться. В субботу я буду настороже. И вот что, Джейн: ты не можешь надеяться получить награду, поэтому помоги мне добиться ее. Если ты это сделаешь, я не забуду тебя: попрошу родителей пригласить тебя к нам на каникулы. Ведь это тебе будет приятно, правда, Джейн?

– Еще бы, – ответила Джейн, однако в глубине души она не была вполне искренней, потому что, хоть подруга и имела на нее большое влияние, она немного побаивалась ее.

– Ты будешь часто приезжать к нам во время каникул, и, может быть, мне удастся уговорить маму взять тебя с нами на море. Но все зависит от того, поможешь ли ты мне сделаться попечительницей этого мальчишки. Старайся вовсю: рассказывай ему обо мне, говори, какие чудесные игры я для него придумала, попытайся напугать его другими девочками, особенно Робин. До субботы я, понятно, не буду беспокоиться о нем. Мне кажется, я придумала отличный способ отодвинуть эту ужасную Стерлинг! Ей до безумия хочется получить пони, и я буду счастлива, если мне удастся отнять его у нее. О, она уверена, что получит приз, да и миссис Бёртон тоже. Начальница до того уверена в этом, что не дает ей возможности принять участие в испытаниях. Это несправедливо!

Джейн ничего не ответила, но вечером, устроившись под одеялом в постели, она долго размышляла и не могла заснуть. Ей не очень нравилась выдумка Гарриет. Ее подруга, и без того довольно властная, с каждым днем становилась все хуже и хуже. И теперь, когда бедной маленькой Джейн стали известны ее замыслы, девочка совсем сникла. В прежние времена ей нравилось хохотать во время уроков, иногда подшучивать над другими воспитанницами, прятаться за дверью и выскакивать, пугая проходящую мимо служанку или подругу, ставить западни и протягивать веревочки, но быть «отчаянной» в том смысле, как задумала теперь Гарриет, оказалось делом совсем иного рода.

Слова миссис Бёртон произвели на нее большое впечатление. «Нужно быть снисходительными, заботиться о других, и это принесет вам пользу, сделает вас настоящими женщинами». Еще начальница сказала, что отсутствие себялюбия, доброта и снисходительность важнее красоты, богатства и таланта, потому что эти качества помогают человеку жить… Нет, маленькой толстушке совсем, совсем не нравилась та задача, которую поставила перед ней Гарриет!

* * *

Между тем в школе все шло хорошо. На следующее утро Робин была, как всегда, безмятежна, отлично отвечала на уроках и, по-видимому, по-прежнему равнодушно относилась к подругам. Казалось, она совсем забыла слова, накануне сказанные ей Гарриет, и разговаривала со всеми спокойно и весело. Гарриет приходилось отвечать ей тем же.

После уроков девочки играли в саду, как и накануне, но Гарриет и Джейн не стали тайно встречаться на площадке для игр, как было условлено. Они чувствовали, что им это не нужно: и так все уже было ясно.

С девочками сидели и Курчавая Пэт, и остальные малыши. Только Фредерики и Ральфа нигде не было видно.

В этот вечер Фредерика поздно вернулась в дортуар и, по обыкновению, стала готовиться ко сну. Остальные столпились вокруг нее.

– Ну, что? – посыпались вопросы. – Тебе удалось? Ты до смерти устала? Что он, в сущности, такое? Ну, скажи же, как ты думаешь, тебе удастся получить пони?

– Я ничего не скажу, это будет нечестно, – ответила Фредерика. – Миссис Бёртон не хочет, чтобы кто-нибудь из нас после своего дня говорил другим, что было и чего не было. День прошел хорошо. Я устала, мне хочется спать. Пешенс, завтра в семь утра ты должна быть в детской у Ральфа.

Наступил четверг, день Пешенс Четволд. Этот день прошел так же, как и среда, только Джейн ходила унылая, а Гарриет не обращала на нее никакого внимания. В пятницу наступила очередь Розы Эмберлей, и в этот день девочки слышали – или вообразили, что слышали, – в отдалении раскаты веселого хохота.

Третьеклассницы немного встревожились, потому что Роза отлично обращалась с маленькими детьми. До поступления в школу Робин она и ее старшая сестра Констанс считались любимицами малюток. Воспитанницы начали поговаривать, что награду получит Роза и что это справедливо, потому что Роза была добра, мила и замечательно красива.

В пятницу вечером Джейн подбежала к Гарриет, схватила ее за руку и, понизив голос, сказала:

– Мне нужно походить с тобой по площадке.

– Что там еще? – сердито отозвалась Гарриет.

– Пойдем! – повторила Джейн.

Черные глаза ее горели, короткие темные волосы походили на копну больше, чем когда-либо, и вся она, маленькая и круглая, казалась меньше и круглее обычного.

Джейн страшно волновалась, и это волнение делало ее невыразимо смешной: и ее полноту, и странные короткие волосы, и круглые черные глаза. Так, по крайней мере, сказала ей Гарриет, когда они вышли на площадку.

– Ну, что там? – спросила она. – Ты похожа сейчас на толстого рождественского гуся, которого собираются заколоть. Что с тобой приключилось?

– Я… я не хочу быть попечительницей Ральфа!

Гарриет расхохоталась.

– Ты отлично знаешь, что тебе не удастся стать его попечительницей, – ядовито заметила она, – а потому желаешь скрыть свое поражение, отказавшись от испытания!

– Я хочу сказать еще многое другое, – прошептала Джейн. – Мне страшно, я не хочу делать того, чего ты от меня требуешь… Я не хочу говорить о подругах гадости, и главное… главное – о Робин. Мне не нравится эта затея, и я решила сказать тебе об этом.

– Я всегда знала, что ты трусиха! – фыркнула Гарриет. – Делай, что хочешь! Только тебе будет не очень-то приятно, когда ты окажешься в полной изоляции!

– Что это значит? – спросила Джейн.

– Ах, как же ты глупа! Мало того, что безобразна, так у тебя еще нет ни капли разума! Это значит, что я не буду разговаривать с тобой, а вдобавок подговорю других девочек объявить тебе бойкот! Может быть, тебе это и понравится, поэтому делай, как знаешь! Мне все равно!

– Гарриет, ты злая девчонка! Ты ведь знаешь, я бы послушалась тебя, если бы могла. Но… но мне хочется стать такой девочкой, о каких говорила миссис Бёртон.

– О, да ты делаешься совсем паинькой! – скривилась Гарриет. – Ну, такая подруга мне точно не нужна. Я лучше подружусь с Вивиан Эмберлей. Она славная, не то, что ты!

Джейн глубоко вздохнула. У Вивиан был очень слабый характер, и она совсем не походила на своих старших сестер. Младшая Эмберлей могла быть очень хорошей с хорошими девочками и совершать отчаянные проделки с дурными. Джейн знала это и всегда страшно боялась, что Гарриет сделает Вивиан своей помощницей. К тому же маленькая толстушка по-своему любила Гарриет. Поэтому она сказала:

– Я знаю, что ты умна и, вероятно, знаешь все лучше меня, только мне жалко, что не сбудутся мои мечты, и эти мысли мучают меня и не дают спать по ночам. Но если ты действительно… действительно думаешь…

– Я ничего не думаю, – рассердилась Гарриет. – Поступай как знаешь! Если ты не захочешь помочь мне, я попрошу Вивиан. В понедельник утром я узнаю, что ты сделала. А теперь, пожалуйста, не задерживай меня – мне еще нужно выучить стихотворение!

Глава VI. Льстивые обещания

Без сомнения, Гарриет Лен была умной и смелой девочкой, но и она немного волновалась, входя в детскую Ральфа, чтобы разбудить его в субботу утром.

Ральфу отвели замечательную комнату. Дверь из нее вела в спальню мисс Форд, но сейчас она была закрыта. Ральфу больше всего хотелось быть настоящим мальчиком, а «настоящие мальчики» должны спать одни. Спящий он был очень красив: его темные локоны откинулись со лба, длинные черные ресницы тенью лежали на круглых щечках, ярко-красные губки слегка раскрылись, и лицо, казалось, улыбалось. Но Гарриет не заметила очарования спящего ребенка.

«Несносное создание, – думала она. – Если бы не пони и не мое решение отбить его у Робин, я бы устроила ему сегодня хорошенький денек!»

Но за лошадку стоило побороться, а Гарриет была хитра. Она наклонилась над Ральфом и нежно дотронулась до его руки. Он проснулся, посмотрел на Гарриет и пробормотал:

– Что? Что такое?

– Пора вставать, – ответила Гарриет. – Сегодня я твоя попечительница.

– Ох, – Ральф побледнел и поежился.

– Можешь лежать в постели, сколько тебе угодно, – сказала Гарриет, – я не пожалуюсь на тебя. Сегодня ты можешь вести себя как захочешь: будешь делать только то, что тебе нравится.

– Правда? – спросил мальчик.

– Ну, конечно. Зачем тебе быть паинькой?

– Но папа хочет, чтобы я был хорошим мальчиком, и миссис Бёртон тоже. Я люблю миссис Бёртон, а ты?

Гарриет очень хотелось ответить «нет», но, сжав губы, она утвердительно кивнула головой.

– Ведь это ты была так груба со мной в первый день, так? – спросил Ральф. – Это ты ударила меня по щеке?

– А ты меня колотил кулаками, – ответила Гарриет.

Глаза Ральфа заблестели.

– Значит, мы квиты, – продолжала Гарриет. – Ну, пожмем друг другу руки и будем товарищами.

– Как хорошо, что ты меня простила, – сказал Ральф.

– О, это пустяки, – отмахнулась Гарриет. – Если бы ты знал меня хорошенько, ты бы решил, что я самая лучшая девочка в школе.

– Правда?

– Да. Но не встать ли тебе, наконец? Я придумала, как провести день.

– Придумала?

– Я знаю отличные игры. Ты представить себе не можешь, как нам будет весело.

– Неужели?

– Но с постели лучше все же встать. И, знаешь, ты можешь умыться сам.

– О, я еще никогда не умывался один, – заметил Ральф.

– Надо же когда-нибудь попробовать! Я сяду и буду смотреть из окна, а ты влезай в ванну и поплещись хорошенько. Ничего, если намочишь пол, – настоящие мальчики не должны об этом беспокоиться. Ну, вставай же, а я буду смотреть из окна.

И Гарриет отвернулась к окну и застыла неподвижно. Ральф с удивлением посмотрел на нее. Гарриет произвела на него куда большее впечатление, чем добрая Фредерика, сострадательная Пешенс и даже хорошенькая, славная Роза Эмберлей. Те были обыкновенными, вполне славными и милыми, но в них не было ничего особенного. А эта худая долговязая девочка с жидкими светлыми волосами показалась ему необычной.

С легким восклицанием Ральф выскочил из постели, сам умылся и оделся, как умел, и подошел к Гарриет.

– Ну, товарищ, – сказала она, взглянув на него, – ты готов?

– Совершенно, – кивнул Ральф. – И, знаешь, мне нравится, что ты зовешь меня «товарищем». Ведь ты уже совсем взрослая девочка…

– А ты совсем не девочка, – прервала его Гарриет. – Ты настоящий мальчик, и прехорошенький. Ты знаешь, что хорош собой?

– Нет, – проговорил Ральф и покраснел, – мальчикам совсем не обязательно быть хорошенькими…

– Ну, так я скажу тебе, что ты красив. Я дам тебе посмотреться в зеркало. Но потом, а теперь пойдем вниз. Сегодня мне позволено делать с тобой все, что вздумается, и мы повеселимся вдоволь.

Веселье началось с того, что вместо завтрака был устроен настоящий пикник. Ральф и Гарриет набрали хвороста, вскипятили воду на костре, разложенном в уголке площадки. Гарриет не обратила внимания на то, что в этот час там было сыро и холодно; понятно, что и Ральф не думал об этом. Он радовался и, поджигая костер, забыл решительно обо всем на свете. Да, действительно, Гарриет была очень мила, она даже разрешила ему возиться со спичками.

– До сих пор мне никогда не давали спичек в руки, – заметил он.

– Если хочешь, положи их в карман, – пожала плечами Гарриет, – настоящих мальчиков не следует слишком стеснять. Ведь ты же не станешь нарочно обжигаться?

– Конечно, нет.

– А у тебя есть собственный ножик?

– Нет. Папа говорит, что я еще слишком мал для этого.

– Совсем не мал, – возразила Гарриет. – Если хочешь, я подарю тебе нож. У меня есть старый заржавленный ножик со сломанным лезвием, но он при этом совсем настоящий. Я отдам его тебе.

– Благодарю! – воскликнул Ральф, но, немного подумав, спросил: – Только, может быть, мне лучше не брать его? Это было бы неприятно папе.

– Пожалуйста, делай как хочешь. Ты сыт?

– Да, спасибо. Все было так хорошо! – сказал мальчик, а потом прибавил застенчиво: – Ну, теперь, я думаю, нам лучше всего начать уроки. Я очень не люблю читать, но мне нужно учиться.

– Тебе незачем учиться, – отрезала Гарриет. – Я не буду давать тебе уроков.

– О! Но ведь ты должна?

– Должна или не должна, а не стану. Что мы будем делать?

– Не знаю.

Ральф был так взволнован, так возбужден, что прислонился к Гарриет, которая отдала бы все на свете, чтобы оттолкнуть его, но не посмела сделать этого.

– Ты действительно милая, очень, очень милая, – сказал он и дотронулся до ее светлых волос своей темной загорелой ручонкой.

– Правда? – улыбнулась Гарриет. – Знаешь, если ты выберешь меня своей школьной попечительницей, тебе, поверь, будет превесело.

– А я могу выбрать, кого мне захочется? – спросил Ральф.

– Конечно. Мы все по очереди пробуем смотреть за тобой, но выбирать будешь ты сам. Разве другие не говорили тебе об этом?

– Нет.

– Тебе понравилось с ними?

– Они были очень добры.

– А ты завтракал с ними на траве?

– О, нет!

– Если бы я была твоей попечительницей, – сказала Гарриет, помолчав, – мы каждый день устраивали бы такие пикники и… и… совсем не учились бы. Я позволяла бы тебе играть со спичками, и у тебя было бы духовое ружье. А еще, знаешь ли, что мы сделали бы?

– Что? Что? – заинтересовался мальчик.

– Мы пошли бы к цыганам!

– Я их боюсь! – признался Ральф и придвинулся к Гарриет.

– Да ты сам походишь на цыганского мальчика, такой же смуглый! – засмеялась Гарриет.

– А здесь есть цыгане?

– Они живут тут за полем, у них много маленьких детей, которые валяются в траве. Там есть и взрослые, мужчины и женщины. С ними живут собаки, маленький ослик и старая лошадь. Но самое удивительное – это их дом на колесах.

– Дом на колесах? – повторил Ральф.

– Да, старая лошадь возит его по всему свету, и цыгане в нем живут. О, это чудесно!

– Только ведь цыгане – дурные люди?

– Дурные? Да что ты! Это самые милые люди на свете! Хочешь, пойдем к ним сегодня? Вот если бы я была твоей попечительницей, мы убежали бы из школы и провели бы с ними несколько дней. Они любят маленьких загорелых мальчиков вроде тебя, и ты тоже полюбил бы их. О, ты еще не знаешь, что такое цыгане! Ты их боялся? Ну, я расскажу тебе, что они сделали для меня, когда я однажды провела у них целый день. Ни когда в жизни я так не веселилась!

На самом деле Гарриет однажды пробыла у цыган на лугу возле дома своего отца всего полчаса, но тогда она очень боялась их. Теперь же хитрая девочка придумала целую увлекательную историю, превратив свое пребывание в таборе в волшебную сказку.

Ральф слушал с замиранием сердца, и у него горели глаза, губы были слегка приоткрыты, он дышал часто и тяжело.

– О, а я и не знал, что они такие чудесные! – воскликнул мальчик. – Пойдем к ним сейчас же! Пожалуйста, не откладывай. Пойдем сию же минуту!

– Нет, – твердо ответила Гарриет. – Сегодня я не могу отвести тебя к цыганам. Но мы побываем у них, если ты выберешь меня попечительницей. Только ты, конечно, меня не выберешь… Я знаю, кто будет твоей попечительницей.

– Кто? – спросил Ральф.

– Да эта Робин.

– Робин?

– Та девчонка, которая прибежала к тебе и Пэт, когда меня послали за тобой, чтобы ты мог проститься с отцом.

– Так ее зовут Робин? Она мне нравится!

– Потому что ты ее не знаешь. Рассказать тебе про нее?

– А это не будет дурно? – спросил Ральф.

– Если не хочешь – не слушай, – пожала плечами Гарриет. – Можешь уйти в другой конец площадки. Будешь ли ты слушать или нет, мне все равно, но я расскажу все, что знаю.

Она сложила руки на коленях и заговорила нараспев:

– Робин так ужасно вела себя дома, так невыносимо шумела в комнате своей бедной больной матери, что ее пришлось отослать сюда, к нам в школу, для исправления. И с тех пор как она приехала, все мы стали несчастными, потому что она, хоть и кажется доброй, в действительности страшно злая и совсем не слушается старших. Ее отослали из дому потому, что она была непослушной и мешала своей больной матери…

– О, не говори! Не говори ничего больше! – прервал ее Ральф.

– Что такое? В чем дело? Разве ты слушал? – притворно удивилась Гарриет.

– Я не мог не слушать, ведь ты говорила так громко! Зачем ты говоришь про нее такие ужасные вещи?

– Я сказала правду, – ответила Гарриет, – мне бы не хотелось быть к ней несправедливой. Я добра ко всем, но в то же время я должна предостеречь тебя, чтобы ты не поддался на ее хитрости и не выбрал ее своей попечительницей.

Ральф помолчал, а потом сказал:

– Давай что-нибудь делать. Что бы нам интересного придумать?

Гарриет предложила пойти на ферму за домом и уговорить конюха Джима позволить им покататься верхом.

Естественно, увлекательный план Гарриет был немедленно воплощен. После верховой езды начались другие, не менее приятные удовольствия. Конюх собирался ехать в ближайший городок и предложил составить ему компанию.

Гарриет тотчас же согласилась. Они с Ральфом уселись в экипаж и прокатились в город. Там Гарриет истратила все свои шесть пенсов[6]6
  Пенс, пе́нни – английская разменная монета, равная 1/100 фунта стерлингов.


[Закрыть] на различные сладости.

– Жаль, что у меня нет больше денег, – притворно вздохнула она. – Я отдала бы их все тебе, право, отдала бы!

– Ну, сладостей совершенно достаточно, – ответил Ральф. – Но если тебе нужно купить еще чего-нибудь, Гарриет, у меня есть деньги.

– Есть? Ну-ка покажи!

Ральф запустил руку в карман, вытащил целую пригоршню медных монеток, один шиллинг[7]7
  Ши́ллинг – английская монета, равная 1/20 фунта стерлингов или 12 пенсам.


[Закрыть] и две монеты по шесть пенсов.

– Видишь, как много, – похвастался он. – Правда, много, Гарриет?

– Да, – отозвалась девочка, жадным взглядом обводя монетки. – Мы могли бы купить все, что нужно для чая, и выпили бы его на лужайке.

– Неужели? – обрадовался Ральф. – Чудесно, просто чудесно!

Они купили все нужное для пикника, хоть это и были не слишком полезные для здоровья сладости, и вернулись обратно.

Ральф и Гарриет обедали вдвоем. Во время испытания остальные воспитанницы не должны были вмешиваться. Потом они устроили себе чай на траве, а после чая Гарриет опять заговорила о цыганах, о том, ка кое наслаждение бывать у них, о том, что они всегда угощают гостей чаем или обедом в своем изумительном доме на колесах. В заключение Гарриет прибавила, что Ральф не сделается настоящим мальчиком, пока не побывает вместе с ней у цыган.

В общем, Гарриет считала, что ее день прошел удачно. Не особенно веселый и раскрасневшийся маленький мальчик наконец лег в постель. Гарриет раздела его, не заботясь о том, хорошо ли он умыт и причесался ли на ночь. Даже когда Ральф пожаловался, что ему больно глотать и что он не совсем здоров, она ничего не ответила и никому ничего не сказала.

Желая своему подопечному спокойной ночи, она напомнила о цыганах:

– Мы непременно поедем к ним, я всегда держу свое слово.

– Покойной ночи, милая Гарриет, – проговорил мальчик, – это был очень хороший день!

* * *

Гарриет ушла, а Ральф долго ворочался в постели. Конечно, он был настоящим мальчиком и не скучал, оставшись в одиночестве. Ему было приятно иметь отдельную комнату, но он все-таки очень скучал по отцу.

К тому же его так занимали мысли о будущей школьной попечительнице, что он никак не мог заснуть. Все школьницы были милы. Роза обращалась с ним ласково и мягко, Фредерика и Пешенс заботились о нем, а последняя попечительница… Она лучше других понимала, что ему по душе. И была так хороша!

Конечно, мальчик не думал о том, красива ли Гарриет, и в глубине души считал ее даже безобразной, но она сделала для него то, чего не сделал никто другой. С ней он пережил, может быть, первые в своей жизни приключения: завтракал на траве, играл со спичками, носил их в кармане, катался на Огненной Мухе – очень горячем пони, и девочка смотрела с восхищением, как он сидел на лошадке. А поездка в город? А трата всех денег Гарриет на сладости и всех денег Ральфа на маленький пикник? О, он провел сегодня чудесный день… и совсем не учился.

По правде сказать, Ральф не любил уроков. Он только делал вид, что ему нравится учиться, потому что не хотел огорчать отца. Кроме того, настоящие мальчики должны много знать и уметь, по крайней мере, так обычно говорил отец. Сам Ральф тоже полагал, что настоящие мальчики должны уметь читать, правильно писать слова, выводить буквы чисто и красиво, а также уметь складывать ужасные длиннейшие ряды чисел. И раз уж безо всего этого невозможно стать настоящим и умным мальчиком, то он был готов заниматься тем, что ему неприятно и совсем не доставляет радости.

Но уроков Ральф не любил. А эта школьная попечительница не заставит его громко читать, долго писать и выполнять примеры на сложение. О нет, он просто будет веселиться с ней: спички, ножики (хоть папа и не любит, когда он берет ножи), а главное – упоительная надежда пойти к цыганам и покататься в доме на колесах. Их многочисленные детишки будут играть с ним в густой траве, а смуглые мужчины и женщины развлекать его разговорами…

Гарриет так увлекательно рассказывала об удовольствиях цыганской жизни, что Ральф многое отдал бы за то, чтобы побывать в таборе.

Мальчик долго ворочался с боку на бок и вдруг сел в постели. Его щеки горели, волосы спустились на глаза. А что скажет папа? Папа любит, чтобы мальчики учились, вели себя тихо и…

– О, папа, папа, – воскликнул Ральф и не смог удержаться от слез.

В эту минуту он больше всего на свете хотел видеть отца, хоть его сердце и было полно Гарриет и ее посулами тайно пойти к цыганам.