Текст книги "Малефисента. Владычица тьмы"

Автор книги: Элизабет Рудник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Великое дерево почувствовало боль Коналла и горе Малефисенты. Задрожали листья, по коре потекли похожие на слёзы капельки, могучие корни приподнялись, образовав колыбель вокруг лежащего без сознания тёмного эльфа.

Новость о том, что случилось, быстро облетела всю Обитель, и в зал Великого дерева одна за другой начали прилетать феи. Они разговаривали приглушёнными голосами, но отдельные слова Малефисента всё же ухватывала. Чаще всего это были «люди», «железные пули», «вероломное нападение» и самое неприятное из них – «жертва».

Малефисента смотрела на Коналла, пытаясь успокоить своё бешено бьющееся сердце. Всё это неправильно. Нечестно. Она не просила его жертвовать собой ради неё, хотя выглядело это так, будто он должен был оказаться там и что их судьба была предначертана заранее. Но даже если и так, то это всё равно... несправедливо. Она только-только нашла Коналла – неужели лишь для того, чтобы тут же потерять его навсегда?

Услышав рядом с собой всхлипывания, Малефисента повернула голову. Это была юная фея, одна из тех, что учились летать у неё на глазах. Не скрывая слёз, юная фея осторожно протянула ручку, чтобы прикоснуться к раненому Коналлу. Увидев на лице девочки-феи отражение своей собственной боли, Малефисента обняла её. Юная фея уткнулась ей в плечо и, уже не сдерживая слёз, заплакала навзрыд. Укрыв девочку своими крыльями, Малефисента ласково погладила её по голове.

Занятая плачущей феей и своими собственными мыслями, Малефисента не заметила, что Борра внимательно наблюдает за тем, как она утешает девочку. В груди Малефисенты, стоящей под листьями Великого дерева рядом с умирающим Коналлом, полыхал гнев, но ей не было нужды показывать это Борре. Он и без этого знал, что жертва, которую принёс ради неё Коналл, очень сильно подействовала на неё – как, впрочем, и на всю Обитель. Когда Коналл умрёт, он оставит после себя пустоту, которую невозможно будет заполнить.

Всё это очень не нравилось Диавалю – и оставшиеся без Малефисенты вересковые топи, и то, что ему вновь приходится покидать их, чтобы присутствовать на свадьбе Авроры, и то, что она выходит замуж не в своём родном, а в чужом, холодном замке: не среди своих, а среди чужих людей на другом берегу реки.

И всё же Диаваль был здесь, среди волшебного народца, длинной цепочкой растянувшегося через все вересковые топи, направляясь в сторону Ульстеда. Над горизонтом всходило утреннее солнце, окрашивая вересковые топи яркими красными, оранжевыми и розовыми лучами. Диаваль посмотрел вверх. Небо было безоблачным – чудесный день для свадьбы. И тем не менее его не оставляло предчувствие какой-то беды, какой-то надвигающейся бури. Возможно, именно из-за этого предчувствия он так резко прикрикнул сейчас на сунувшегося ему под ноги грибного эльфа, едва не свалив его.

Шедший впереди всех древесный страж Лист остановился у границы. Засуетившись, Нотграсс запорхала своими крылышками и начала нервно выкрикивать:

– Всем держаться вместе! Всем держаться вместе! Мы покидаем вересковые топи!

К ней присоединилась Флиттл и тоже начала командовать:

– Все возьмите своего соседа за руку, за крыло, за хвост или что там у него есть!

Убедившись, что все готовы, Лист тяжело вздохнул и перешёл границу. Впервые за долгое, очень долгое время волшебный народец покидал вересковые топи и ступал на территорию людей.

Диаваль шёл, опустив голову и не обращая внимания на носящихся в воздухе у него над головой Нотграсс, Флиттл и Фислвит. Чем ближе становился Ульстед, тем тревожнее становилось у него на душе. Он видел развевающиеся на ветру яркие флаги, слышал весёлый перезвон колоколов, но ощущение опасности не проходило, напротив – с каждой секундой только усиливалось. Диаваль не забывал о том, что сейчас они ступили на вражескую территорию, и при этом с ними не было их главной защитницы – Малефисенты.

Подойдя к главным воротам замка, Диаваль увидел цепь вооружённых солдат. Они совершенно не вписывались в общую атмосферу праздника, и потому Диаваль прибавил шагу, чтобы как можно меньше задерживаться возле них. Вошедших в ворота замка встречали охранники и направляли в разные стороны. Людей – и знатных на вид, и простых горожан – просили пройти в одну сторону, а волшебному народцу указывали дорогу прямиком в церковь.

Когда Диаваль подошёл ближе, его остановил один из солдат.

– Эй, я гость со стороны невесты, – сказал Диаваль.

Но охранник уже вытолкнул его из общей цепочки и сказал, указывая рукой на волшебный народец:

– Нам приказали впускать в церковь только этих... чтобы они первыми могли занять там места.

На мгновение Диаваль смутился, а потом понял. Ну, конечно, охранник принял его за человека! Он мысленно обругал Малефисенту за то, что та оставила его в этом дурацком виде, и попытался всё прояснить:

– Простите, но на самом деле я ворон.

Но это, пожалуй, только ещё сильнее всё запутало.

– Что-что? – переспросил охранник.

– Я маленькая чёрная птичка. Примерно вот такая. – И Диаваль развёл ладони сантиметров на двадцать друг от друга.

Охранник не знал, как ему поступить, а толпа перед ним тем временем всё росла и росла. Поэтому он оттолкнул Диаваля в сторону к людям и велел ему подождать, а сам продолжил направлять волшебный народец в церковь.

– Но первыми и на лучших местах должны быть мы! – возмущался рядом с Диавалем какой-то хорошо одетый гость. – Почему мы должны ждать... их?! Ничего не понимаю.

Раздавались вокруг голоса и других людей, недовольных тем, что им приходится ждать. А Диаваль слушал и наблюдал. И чем дольше наблюдал, чем дольше слушал, тем тревожнее ему становилось. Здесь явно было что-то не так. Но что? Зачем они отделяют волшебный народец от людей? Диаваль начал потихоньку пятиться назад и вскоре затерялся в толпе.

Пусть сейчас у него не было крыльев – но ведь глаза и уши остались, верно? Вот он и попробует с их помощью понять, что же всё это значит...

Аврора не слышала фанфар, гремящих за стенами её комнаты. Не слышала ни звона колоколов, ни шума сотен гостей, начавших собираться возле замка с первыми лучами зари. День её свадьбы едва начинался, а она уже измотана до предела.

Эту ночь Аврора провела почти без сна, в голове у неё бесконечным эхом звучали слова Диаваля. Что, если он прав и вовсе не Малефисента стала причиной плачевного состояния короля Джона? Но если не Малефисента, то кто же тогда? Как только Аврора пыталась перестать думать об этом и закрывала глаза, в полусне ей сразу виделась крёстная, её рога, её зелёные глаза – они горели ярче зелёного свечения магической энергии. Вскоре Аврора оставила попытки уснуть и до конца длинной ночи просто расхаживала по своим комнатам: думала, думала, думала – и наконец пришла к твёрдому выводу: что-то здесь не так. Только она никак не могла понять, что именно не так. И что делать, тоже не знала.

Сейчас она смотрела на висящее перед ней свадебное платье королевы Ингрит – теперь оно считалось её платьем. Падающие в окно лучи рассветного солнца играли на блёстках и драгоценных камнях, которыми было расшито платье, отчего казалось, что оно шевелится, постоянно меняя свои узоры. Рядом висело другое платье, то, что прислали Авроре с вересковых топей – простое, без камешков и блёсток. Авроре ужасно хотелось надеть именно его, а не платье Ингрит.

Тут раздался стук в дверь. Аврора обернулась и, увидев Филиппа, отрицательно покачала головой.

– Да-да, я знаю, что видеться с невестой до венчания в церкви плохая примета, – прочитал выражение её лица Филипп. – Но я просто не мог не взглянуть на тебя.

И он протянул ей цветок.

Филипп ещё что-то говорил, но Аврора его уже не слушала – она не сводила глаз с цветка. Протянув руку, она взяла его у Филиппа и осторожно прикоснулась к его лепесткам. Малефисента давным-давно объяснила ей, какое значение для волшебного народца имеют эти красные гробоцветы, которые никогда не срывают и не выносят за пределы вересковых топей.

– Гробоцвет? Где ты его взял? – спросила Аврора.

– Это подарок. От мамы, – пожал плечами Филипп.

Аврора ничего больше не сказала, и он, быстро поцеловав её в макушку, собрался уходить, не подозревая, какие мысли роятся сейчас в голове его невесты.

– Солнце встаёт, Аврора. Настал день нашей свадьбы, – сказал Филипп, и с этими словами вышел из комнаты.

После его ухода Аврора долго ещё перебирала в пальцах священный гробоцвет. Зачем он понадобился Ингрит? Непонятно. Бессмыслица какая-то.

Аврора быстро вышла из своей комнаты, ей необходимо было найти Ингрит. Быть может, королева сможет толком объяснить, зачем с вересковых топей было похищено это сокровище? Но чем дальше шла Аврора, тем отчётливее начинала понимать, что поселившаяся в ней с недавних пор тревога каким-то образом напрямую связана именно с самой королевой Ингрит.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В КОИ-ТО ВЕКИ АВРОРА БЫЛА РАДА ЦАРЯЩЕЙ В ЗАМКЕ СУМАТОХЕ. ВСЕ ГОТОВИЛИСЬ К СВАДЬБЕ, И ЭТО ПОЗВОЛИЛО ЕЙ СОВЕРШЕННО НЕЗАМЕЧЕННОЙ ПРОЙТИ ПО КОРИДОРАМ ДО АПАРТАМЕНТОВ КОРОЛЕВЫ ИНГРИТ. Она постучала, но никто не ответил. Тогда Аврора осторожно приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.

В комнате было темно и тихо, наверное, Ингрит уже оделась и ушла. Аврора медленно прошлась по комнате, глядя вокруг, но того, что искала, не нашла – ни букета гробоцветов, ни дневника, в котором Ингрит записывала бы свои мысли. То есть, может, такой дневник и существует, только Аврора его не обнаружила. Пройдя дальше в глубь комнаты, Аврора заглянула в гардеробную – и здесь на неё из полутьмы зловеще взглянули манекены в полный человеческий рост.

Аврора уже хотела уйти, но тут комнату внезапно наполнил громкий шёпот. У Авроры вдруг стало покалывать палец, и она удивлённо подняла брови. Посмотрев на свою руку, она увидела, что покраснел и покалывает – причём всё сильнее – шрам, оставшийся на том месте, где она укололась о веретено, когда Малефисента наложила на неё проклятие.

Что же это происходит?!

Когда Аврора подошла к манекенам, шёпот в голове стал громче. Этот шепчущий голос был каким-то странным – вроде бы знакомым и в то же время чужим. Закрыв глаза, Аврора позволила ему направлять себя, и он провел её мимо манекенов к задней стенке огромного шкафа. Аврора нажала на эту стенку – и один из манекенов сразу же с грохотом повалился на пол. Шёпот стал ещё громче, ещё неистовей. Аврора снова навалилась на стенку шкафа и толкала её до тех пор, пока не раздался щелчок. Открылась потайная дверь, а за начиналась ведущая вниз лестница...

С покрасневшим воспалившимся пальцем, слушая заполнивший её голову шёпот, Аврора пролезла в открывшуюся дверь и начала спускаться по ступеням. Ей казалось, что сейчас она двигается не сама, а её ведёт какая-то посторонняя сила, толкает вперёд, дёргает словно марионетку за невидимые ниточки. Когда Аврора спустилась до конца лестницы, шёпот стал не просто громче – он почти превратился в крик. Этот звук поглотил всё, из-за него Аврора не заметила ни сидящих в стеклянных банках фей, ни маленького человечка, стоящего рядом с этими банками и кричащего на неё.

Да, Аврора слышала только похожий на вопль шёпот, чувствовала, как горит огнём старый шрам на пальце, как тащат её вперёд невидимые ниточки. Она пересекла всю лабораторию и вошла в отгороженную возле её дальней стены нишу. И здесь прямо перед собой Аврора увидела в свете десятка зажжённых свечей веретено.

Шёпот резко оборвался.

Выйдя из своего гипнотического состояния, Аврора стояла и смотрела на веретено. Потом осторожно взяла его и вынесла из тесной тёмной комнаты-ниши.

Как это веретено очутилось здесь, в замке Ульстед?

И тут словно молния сверкнула в голове Авроры. Она моментально всё поняла.

Словно наяву увидела тот судьбоносный злосчастный обед. Услышала, как Ингрит издевается над Малефисентой, пытаясь вывести её из себя: рассказывает, как Аврора переберётся в Ульстед и станет для Ингрит дочерью, о которой она всегда мечтала. И добилась-таки своего – довела Малефисенту до кипения, дождалась, пока вокруг тёмной феи не заклубится зелёная магическая энергия, приведя в ужас короля Джона.

А вот сама Ингрит никакого страха перед Малефисентой не испытывала – сейчас Аврора очень хорошо поняла это. И делать Аврору своей дочерью никакого желания у королевы не было – всё это одно притворство, игра, целью которой было вывести Малефисенту из душевного равновесия. Что ж, свою роль Ингрит сыграла просто блестяще. Никому и в голову не пришло присматриваться к тому, как прижимается королева к своему мужу, побледнев и вроде бы дрожа от страха. И на то, что могло при этом быть спрятано в широком рукаве её платья, тоже никто внимания не обратил. И не заметил, как внезапно поморщился от боли король, когда острый кончик веретена уколол его в руку перед тем, как вновь спрятаться в рукаве королевы.

Ещё бы, ведь тогда все не сводили глаз с Малефисенты, с окружившего тёмную фею зелёного магического тумана – а тут им ещё напомнили о проклятии, которое она наложила много лет назад...

Отлично сыграла Ингрит, просто превосходно. Всех провела!

И Аврора оказалась не лучше остальных, тоже попалась на этот крючок. И на это веретено тоже. Поняв всё это, Аврора вскрикнула от боли и упала на колени. Горе и гнев переполняли её, и было стыдно вспоминать, как она кричала на Малефисенту, приказывая ей снять заклятие, которого тёмная фея не накладывала. Она, Аврора, повернулась к своей крёстной спиной – точно так же, как в своё время сделал это её отец король Стефан. Она предала Малефисенту! Она доказала ей, что люди – это злобные, лживые и холодные существа, с которыми лучше не иметь никакого дела.

Что она наделала?!

Нет. Что Ингрит заставила её наделать?!

Что-то мощное рождалось, прорастало сквозь гнев Авроры. Решимость. Взглянув свежим глазом вокруг, она увидела спешащего к ней Ликспитла. Размахивая как мельница руками, он кричал, чтобы Аврора убиралась прочь. И теперь она рассмотрела всё, что её окружает.

Что это за место, в котором она очутилась?

Позади суетливого маленького человечка на полках рядами стояли стеклянные банки. И в каждой из них – фея.

– Украденные феи! – задохнулась от неожиданности и гнева Аврора. Она присмотрелась к Ликспитлу и удивлённо добавила: – Но ты... Ты же сам пикси!

– Как вы смеете обзываться! – негодующе фыркнул Ликспитл.

Не обращая внимания на его протестующие крики, Аврора схватила Ликспитла и задрала на нём рубашку. На спине человечка, на том месте, где когда-то росли его крылья, алели два параллельных шрама.

– Они отняли у тебя крылья! – ужаснулась Аврора. Отрезать крылья! Это было самое худшее, что мог сделать человек с любой феей. Однако этот пикси, судя по всему, работает на Ингрит... – Как тебя зовут, пикси?

– Э-э... Ликспитл, – ответил наконец человечек. – И я не пикси. Я аристократ.

Аврора вдруг почувствовала странную жалость к этому созданию. Королева отняла у него крылья, держит здесь, в подвале, словно заключённого. А он продолжает на неё работать, предавая своих сородичей. Почему?!

Словно прочитав её мысли, Ликспитл ответил:

– Она обещала мне, что, когда погибнет последняя фея, я стану свободен и смогу уйти.

– Погибнет?! Последняя фея?! – в ужасе повторила Аврора. – Но мы должны освободить их! – Она подошла ближе и, указав на банки рукой, умоляюще заглянула в глаза пикси. – Они этого не заслужили! Их место на вересковых топях!

– Как и твоё место тоже, Аврора.

Не узнать голос Ингрит было невозможно. Аврора повернулась и увидела королеву, бесшумно передвигающуюся в полумраке лаборатории. Глаза у неё были холодны, как и голос, когда она добавила:

– Потому что ты человек, который предал свой народ.

За спиной Ингрит шагали два вооружённых охранника – руки на эфесе меча, за спину закинут арбалет.

– Это вы! – воскликнула Аврора. – Вы наслали проклятие на короля!

Если Аврора ждала, что сейчас Ингрит начнёт плакать, каяться и признавать свою вину, то она очень сильно ошиблась.

– Он выполнил то, что от него требовалось, – всё так же холодно и спокойно сказала королева.

– Как вы могли! – ахнула Аврора. У неё в голове мелькнула картинка: безжизненно лежащий на постели король, рядом с ним – убитый горем Филипп. Глядя на невозмутимую женщину с ледяным сердцем, она потрясённо покачала головой. А может, у неё вовсе и нет сердца?

На Ингрит взгляд Авроры не произвёл ровным счётом никакого впечатления. Она прошла дальше, провела пальцем по выстроившимся в ряд стеклянным банкам, задержалась на секунду перед булькающей на огне ретортой.

– Может быть, ты и считаешься королевой, Аврора, но ты ещё слишком молода и глупа. Управлять страной, знаешь ли, несколько сложнее, чем прыгать козой, воткнув пару цветочков себе в волосы.

Аврора открыла рот, чтобы возразить, но суровый взгляд королевы заставил её замолчать.

И Ингрит продолжила. Теперь, понизив голос, она принялась рассказывать историю своей жизни:

– Когда я была совсем юной, королевство моего отца граничило с вересковыми топями. Однажды выдалась особенно лютая зима, и все наши посевы вымерзли, а вслед за этим начали умирать от голода наши люди. А за нашими стенами, на топях, жили не тужили... феи, и у них всего было в достатке, – слово «феи» она произнесла через силу и с явным отвращением. – Мы с братом рассчитывали, что они помогут нам – мы же этого заслуживали, правда? Тем более что мой отец, король, попросил их об этой услуге. Сам король попросил, а не решил отнять силой! – Ингрит немного помолчала, остановившись возле одной из банок. Сидевшая в ней фея испуганно попятилась назад, но сразу же ткнулась спиной в стеклянную стенку. Глядя на это, королева криво ухмыльнулась и заговорила вновь: – Договариваться с ними отец послал моего брата. И что ты думаешь? Эти твари, которые и разговаривать-то толком не умеют, только пищат да хрюкают, – они убили его!

– Я не верю, – покачала головой Аврора.

– Наш народ испугался, – не обращая внимания на её слова, продолжила Ингрит. – Моего отца свергли, и в стране начался хаос. Чтобы всё привести в порядок, мне пришлось выйти замуж за короля Джона из Ульстеда, ещё одного слабака, помешанного на терпимости и гуманности. – Королева сжала кулаки, её лицо побледнело сильнее обычного. – А теперь моего собственного сына заклинило на идее жить в мире и дружбе со всеми! Но я такого «мира» не допущу! – Она приблизилась к Авроре, и та инстинктивно отступила назад. Ингрит разжала кулаки и ладонями разгладила на себе платье, стараясь успокоиться. Вспышка её гнева прошла, и королева вновь превратилась в невозмутимую ледяную статую. – Я собираюсь совершить то, чего до меня не смог сделать ни один мужчина, – сказала она. – Что ж, порой великие дела требуют чисто женского ума. – Королева повернулась, собираясь уйти, и небрежно бросила своим охранникам: •– А теперь отведите её и заприте. Война начинается.

Аврора не успела и глазом моргнуть, как солдаты уже схватили её под руки и поволокли из лаборатории. За спиной Авроры неистово бились в стеклянных банках феи – её подданные, – пытаясь прийти на помощь своей королеве – но разве они могли её спасти? Да и она для их спасения сделать ничего уже не могла. Вскоре охранники втолкнули Аврору в её комнаты и заперли за нею дверь. Аврора сразу же подбежала к окну. Мощённый камнем двор замка виднелся где-то далеко-далеко внизу: выпрыгнешь – разобьёшься насмерть. Она оказалась в ловушке.

А вот Ингрит была на свободе и готовилась навсегда расправиться с волшебным народцем.

«Малефисента! Ну, где же ты, Малефисента!» – в отчаянии думала Аврора, колотя кулачками в запертую дверь. Но никто не услышит её криков и не придёт на помощь – уж об этом-то Ингрит наверняка позаботилась. Ну почему же Малефисента не возвращается?! Аврора сердито пнула дверь ногой. Одной ей не справиться. Невозможно будет видеть, как погибают все, кого она так любит, – но как, как, как ей остановить Ингрит без помощи Малефисенты?!

Аврора дала волю слезам и заплакала навзрыд. День её свадьбы, который должен был стать самым счастливым в её жизни, стал самым чёрным для неё днём.

Филипп сидел в спальне короля Джона и смотрел на неподвижное тело отца. В комнате было темно. Задёрнутые по приказу королевы плотные шторы не пропускали ни солнечного света, ни шума снаружи. В призрачной серой полутьме висящие на стенах головы охотничьих трофеев казались ещё более загадочными и страшными – они словно смотрели вниз, удивляясь, что когда-то лишивший их жизни король сейчас отчаянно цепляется за свою собственную, ускользающую от него жизнь.

Филипп осторожно взял отцовскую руку и накрыл её своей ладонью. Рука короля Джона, с просвечивающими сквозь прозрачную кожу синими прожилками вен, стала такой хрупкой. Всю жизнь Филипп думал о своём отце как о человеке несгибаемом, никогда не унывающем, бесконечно влюблённом в жизнь. Действительно, король Джон во многом – почти во всём! – был полной противоположностью своей жене, королеве Ингрит. Именно с отцом были связаны все лучшие воспоминания Филиппа – его первые шаги, первая попытка усидеть верхом на лошади, возвращение домой после первой одержанной в бою победы. И вот сейчас этот замечательный человек проигрывал свою самую главную битву, противником в которой была его смерть.

– Я хочу лишь одного: чтобы ты не уходил, чтобы был рядом со мной, – тихо сказал Филипп и немного помолчал, словно ожидая, что вот-вот совершится чудо, и отец откроет глаза и воскликнет, весело улыбнувшись: «Конечно, сынок! Куда ж ты без меня!»

Но король не открывал глаз, не улыбался и лежал по-прежнему молча и неподвижно.

Что ж, теперь Филиппу придётся рассчитывать только на себя.

– Я надеюсь, что ты сможешь гордиться мной, – сказал принц, поднимаясь на ноги.

Взяв шпагу, он вложил её в ножны, собираясь идти по своим делам. И тут рука короля вдруг, соскользнув, упала на кровать, и широкий рукав отцовской полотняной сорочки задрался вверх. Услышав шорох, Филипп встрепенулся и оглянулся назад. Неужели отец услышал его?! Неужели очнулся, пришёл в сознание?! Но король лежал всё так же неподвижно, только соскользнувшая вниз рука была обнажена.

Филипп подошёл, чтобы поправить задравшийся рукав. Наклонившись, он увидел на руке отца скрытую до этого рукавом маленькую красную точку. Под ней уже образовался бугорок, и кожа вокруг него покраснела. Это очень напоминало укус осы – Филипп по своему опыту знал, что это такое. Вроде бы и оса насекомое маленькое, и укус совсем небольшой, но болит потом эта красная точечка не один день, и кожа вокруг неё краснеет, и немеет всё внутри от осиного яда. Но откуда здесь могла взяться оса? Окна закрыты, да ещё задёрнуты плотными шторами. Вряд ли она могла залететь сюда с улицы. Но если это не оса, то что?

Филипп опустил отцовскую руку и собрался уйти, но его задержала всплывшая из далёких закоулков памяти картинка. Бугорок. Красная точка. Покрасневшая кожа.

Филипп тряхнул головой. Нет, не может такого быть. Это слишком невероятно, слишком фантастично, чтобы оказаться правдой. И уж точно не отменяет свадебной церемонии, на которой, увы, не будет его отца.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

КОНАЛЛ УМИРАЛ.

МАЛЕФИСЕНТА НЕ ОТХОДИЛА ОТ НЕГО С ТОЙ САМОЙ МИНУТЫ, КАК ЕГО ПОЛОЖИЛИ ПОД ВЕЛИКИМ ДЕРЕВОМ. Оставалась рядом с ним, когда он корчился от боли и когда затих, и теперь, когда он судорожно ловил последние глотки воздуха, тоже была здесь.

Малефисента положила руку на грудь Коналлу. Остальные эльфы медленно выстраивались вокруг стен святилища. Малефисента старалась не слушать, о чём они переговариваются, однако у неё был слишком острый слух, да и Борра не слишком старался приглушить свой голос.

– Коналл хотел мира. – Малефисента не видела Борру, но легко могла представить его покрасневшие, полные гнева глаза. – А они нашпиговали его тело железом. Настало время нам самим объявить людям войну. Наша великая битва с ними начинается.

Другие эльфы, поддерживая его, одобрительно загудели, а Малефисента замерла в нерешительности, не отрывая застывших пальцев от груди Коналла. Война?! Но Коналл не хотел войны, это Малефисента знала наверняка. Он был добрым, умевшим прощать, искавшим мирный путь в отношениях с людьми. Но, с другой стороны, Борра тоже по-своему прав. Люди убивают фей – так неужели феи должны сидеть сложа руки и покорно дожидаться, пока их уничтожат?!

– Сегодня империя людей падёт! – продолжал Борра. – И мы не будем милосердны к ним!

Едва отзвучал призыв Борры, как на смену ему пришёл громкий звук хлопающих крыльев: воины покидали святилище.

Настало время предъявить счёт королеве Ингрит и её людям.

Ингрит была в восторге. После долгих лет ожидания и тщательной подготовки она могла наконец привести в исполнение свой давнишний план, осуществить свою заветную мечту и отомстить феям. Все мешавшие этому преграды убраны с дороги. Аврора заперта в своей спальне, а весь волшебный народец в эту самую минуту охранники заканчивают загонять в церковь. Благодаря усилиям Ликспитла пыльца гробоцветов готова к использованию. Всё просто великолепно.

Даже сообщение Персиваля о том, что в их сторону направляется стая крылатых фей, Ингрит нисколько не взволновало. Что ж, пусть летят. Красного железного порошка хватит на всех, и порошку этому совершенно наплевать, какая ты фея – большая или маленькая. Конец будет один.

До ушей Ингрит долетели звуки органа, и она улыбнулась, живо представив Герду, сидящую за огромным, во всю стену, инструментом. А феи тем временем занимают места, с нетерпением ожидая той минуты, когда в проходе между скамьями появится их обожаемая королева вересковых топей. И невдомёк им, дуракам, что это начало массовой бойни, а не свадебной церемонии.

По задумке Ингрит – которая сама объявила свою идею гениальной, – как только Герда заиграла, мехи начали накачивать воздух в большие органные трубы, заранее заполненные изготовленной Ликспитлом с помощью гробоцветов красной железной пылью. Когда давление в трубах достигнет нужного уровня, эта пыль будет выброшена в воздух – и... прощай навек, волшебный народец вересковых топей!

Чем громче звучала музыка, тем радостнее становилось на сердце у Ингрит. Ловушка захлопнута, и феям никуда из неё не деться. Красная пыль уже начала кружиться в воздухе и оседать вниз. Как только она коснётся фей, они, одна за другой, будут трансформироваться, и вскоре вся церковь превратится в свалку мёртвого мусора.

Истребление волшебного народца началось. Ингрит сделала это! Она победила!

Аврора колотила в окно своей спальни, наблюдая за тем, как внизу входят в церковь последние феи. После того как они вошли, охранники крепко заперли за ними тяжёлые двери, наглухо отрезав им путь на свободу. Аврора ещё сильнее заколотила по стеклу, но всё было напрасно. Её никто не слышал. А если стоящие возле дверей спальни охранники и слышали её, так им было приказано не обращать внимания на этот шум.

Аврора опустила руки, прижалась лбом к холодному стеклу и на мгновение закрыла глаза – а когда вновь открыла их, то ахнула. Быстро поморгала, даже ущипнула себя, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. По небу, быстро приближаясь к замку, неслась стая тёмных фей. Как и Малефисента, они были великолепны. Размах их крыльев был не менее трёх метров, и даже на большом расстоянии Аврора ощущала силу фей. В её груди затеплилась надежда. И сразу же мелькнула мысль: «А нет ли среди них Малефисенты?»

Аврора кружила по своей спальне, лихорадочно просчитывая различные варианты. Да, тёмные феи могущественны, но вряд ли им удастся победить Ингрит исключительно своими силами. Значит, нужно помочь им. Но как?

И тут её взгляд зацепился за длинный шлейф свадебного платья, которое навязала ей Ингрит и которое Аврора должна была сегодня надеть. Оно по-прежнему висело на одном из манекенов, и в голове Авроры постепенно стал складываться план. Она подошла и подёргала шлейф платья – ткань была очень прочной. Значит...

Аврора бросилась к кровати, содрала с неё простыни и начала связывать их друг с другом. Когда они закончились, привязала оторванный от свадебного платья шлейф и закрепила этот «канат» на ножке кровати.

«Вряд ли Ингрит могла себе такое представить, когда давала мне это платье», – подумала Аврора и даже слегка улыбнулась.

Убедившись, что всё в порядке, Аврора потащила канат к окну. Обернув руку простынёй, из которой он был сделан, она принялась колотить по стеклу – и колотила до тех пор, пока оно со звоном не раскололось. Осколки ещё не успели упасть на землю, а Аврора, выбросив канат в разбитое окно, уже кинулась к двери.

Как она и предвидела, спустя пару секунд в её спальню ворвались охранники. Увидев привязанный к кровати самодельный канат, они подбежали к окну, решив, что Аврора спустилась по нему вниз и сбежала. Пока они толкались возле окна, Аврора потихоньку выскользнула в открытую дверь. Охранники обнаружили это только тогда, когда дверь спальни захлопнулась и щёлкнул замок – теперь в ловушке оказались уже они.

Аврора была свободна – вот только продолжалось это совсем недолго.

Спустившись на этаж ниже и пробегая длинным коридором, она заметила идущих ей навстречу четырёх охранников. Аврора заметалась, не зная, куда ей бежать. Вариант был один – прыгнуть в другое открытое окно, за которым покачивался её канат из простыней и свадебного платья. Аврора набрала в грудь воздуха, вскочила на подоконник, сильно оттолкнулась – и прыгнула. Прыжок оказался удачным: она сумела ухватиться за канат и повиснуть на нём. Но тут она услышала донёсшийся сверху скрежет – это заскользила по полу кровать, к которой был привязан канат. Хоть Аврора была и лёгкой, но и этого веса хватило, чтобы сдвинуть её с места.

Скрежет становился всё громче, и Аврора понимала, что пройдёт не так много времени – и кровать, набрав скорость, врежется в стену возле окна. Ножки подломятся, канат выскользнет, и она камнем полетит вниз, навстречу своей смерти. Аврора стала раскачиваться как маятник – и кровать наверху поехала дальше, опустив канат ещё ниже.

Теперь Аврора оказалась на уровне следующего окна. Если прямо сейчас не придумать что-нибудь, её ждёт неминуемая гибель. Внизу, в церкви, заиграл орган, а вскоре к этим звукам добавились отчаянные крики фей. Этот кошмар придал Авроре решимости. Она должна быть со своим народом, и она будет с ним! Ещё сильнее раскачавшись, Аврора со звоном разбившегося стекла влетела в ближайшее окно.

Её ноги опустились на покрытый толстым ковром пол королевской спальни. Аврора замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и, может быть, вылетела бы назад в окно – не подхвати её чья-то крепкая рука. Подняв голову, она увидела перед собой тревожные глаза Филиппа.