Текст книги "Малефисента. Владычица тьмы"

Автор книги: Элизабет Рудник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Вокруг них стояла тишина. Аврора и Малефисента молча смотрели друг на друга, но это молчание было красноречивее всяких слов. Аврора видела появившуюся во взгляде крёстной муку и неуверенность. Кого жалела она сейчас – Аврору или себя? Авроре не нужно было спрашивать Малефисенту, о чём она сейчас думает. Это Аврора знала и так. Они обе сейчас думали об одном и том же. Обе вспоминали отца Авроры, короля Стефана, и его предательство.

– Истинная любовь не всегда хорошо заканчивается, козявочка, – сказала Малефисента, и Аврора, услышав своё детское прозвище, невольно улыбнулась, хотя в глазах у неё стояли слёзы.

– Я прошу тебя только об одном: поверь мне, – вздохнула Аврора. – И позволь нам с Филиппом доказать тебе, что ты ошибаешься. – Она подошла ближе к Малефисенте, заставив её остановиться. – Послушай. Король и королева Ульстеда сегодня празднуют нашу помолвку. Они пригласили нас с тобой в свой замок. Обеих.

– Ты что... – широко раскрыла глаза Малефисента. – Ты хочешь, чтобы я... встретилась... с его родителями?!

Казалось, ничто не могло шокировать её сильнее, чем это приглашение.

Недоумённо каркнул на своей ветке и Диаваль.

– Это всего лишь обед, – пожала плечами Аврора, прекрасно зная, что это не так. Не всего лишь.

Покачав увенчанной чёрными рогами головой, Малефисента процедила, поджав губы:

– Меня никогда не желали видеть в Ульстеде. С какой стати я должна соглашаться на этот раз?

– Потому что его мать хочет встретиться с моей матерью.

Эти слова тяжело повисли в воздухе. Малефисента молчала, Аврора смотрела на неё полными надежды и слёз глазами. Малефисента повернулась, чтобы уйти.

Аврора машинально сделала шаг вперёд, протянув руку, словно надеясь остановить крёстную, но затем опустила её. Разве есть на свете сила, способная остановить Малефисенту!

– Хорошо, но хотя бы просто подумай над этим, – добавила она вслед уходящей тёмной фее. – Подумай ради меня.

Ответом Малефисенты был взмах мощных крыльев, поднявших её в небо. Аврора провожала крёстную взглядом до тех пор, пока её фигура не превратилась в чёрную точку на горизонте.

С неспокойным сердцем Аврора повернулась и побрела в свой замок. Ей хотелось надеяться, что Малефисента сумеет найти в себе силы признать своей семью Филиппа и принять приглашение его родителей. Если же нет... Аврора удручённо покачала головой – предстоящий обед и без того обещал быть достаточно непростым.

Филипп стоял в покоях короля, расположенных в самом сердце замка Ульстед, за крепкими каменными стенами. Мальчишкой он любил приходить сюда и, спрятавшись где-нибудь в уголке, подслушивать, как его отец ведёт переговоры с высокими зарубежными гостями или обсуждает со своим военным министром планы предстоящей войны. Богато изукрашенная мебель казалась Филиппу громадной, а головы убитых на охоте животных всегда словно следили за ним со стен стеклянными глазами. Эти охотничьи трофеи, которые по настоянию матери были развешаны в покоях короля, всегда пугали и одновременно притягивали Филиппа. Они превращали отцовские покои в загадочное, какое-то потустороннее место. Из-за отсутствия в них жизни – в буквальном и переносном смысле – Филипп всегда чувствовал здесь себя неуютно и напряжённо.

Когда Филипп повзрослел, покои перестали быть для него загадочными. Теперь мёртвые глаза животных наводили на него тоску, не более того. И хотя Филипп очень любил проводить время с отцом, он всё чаще предпочитал общаться с ним где-нибудь снаружи, подальше от этих душных покоев, где, несмотря на вечно горящий в камине огонь, он всегда чувствовал себя продрогшим до костей.

Не подозревая о мрачных мыслях сына, король Джон подошёл к нему с широкой улыбкой на лице и мечом в руках.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был с ним, – сказал он, протягивая меч.

– С королевским мечом? – Филипп осторожно взял его в руки. Клинок оказался на удивление лёгким. Филипп сотни раз видел этот меч прикрепленным к отцовскому поясу и всегда представлял его тяжёлым, грозным оружием. Значение отцовского жеста было понятно Филиппу и без слов – но разве мог король Джон упустить возможность разъяснить его?

– Да, – торжественно начал король Джон. – Потому что благодаря тебе Ульстед и вересковые топи вскоре объединятся и станут наконец единым целым.

– Нет. – Филипп покачал головой, делая попытку вернуть меч отцу. – Моя любовь к Авроре никак не связана с политикой.

– Твоя любовь закрепит вечный мир между нашими народами, – пафосно объявил король, и его глаза наполнились слезами. Филипп с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. Его отец был неисправимым романтиком, и брак для него – это союз двух людей по любви, и только по любви. Король снова вернул меч в руки сыну и добавил: – Ещё никогда я так сильно не гордился тобой, как сейчас.

Филипп медленно пристегнул к поясу меч, несколько раз переступил с ноги на ногу, привыкая к его тяжести на своём бедре, а затем перевёл взгляд на отца. Сюда, в королевские покои, Филипп пришёл с чёткой целью, но отец своим мечом отвлёк его. Пора вернуться к делу. А поговорить Филипп хотел о своей матери. Когда он объявил ей о своей помолвке, на лице королевы отразился гнев, хотя почти сразу она взяла себя в руки. Тот момент не давал Филиппу покоя, и со своими тревогами он, как всегда, пришёл к отцу.

– Скажи, отец, – спросил он, – а что с мамой? Она очень расстроена, да?

– Она научится любить ту, которую ты любишь, – без промедления и, как всегда, высокопарно ответил король, а затем, похлопав сына по спине, принялся рассказывать историю о том, как он сам объявлял о своей помолвке с Ингрит.

Филипп слушал его вполуха. Он надеялся, что отец прав. Хотел надеяться. Но при этом в глубине души Филиппу не хотелось, чтобы мать училась любить Аврору. Филипп вовсе не считал, что она сможет полюбить Аврору так же глубоко и безоговорочно, как он сам, да это и не нужно. Но почему ей так трудно пусть и без любви, но всего лишь отнестись к Авроре дружелюбно – так, как это легко делают многие и многие люди? Ингрит не способна к этому? Или просто не желает?

ГЛАВА ПЯТАЯ

СПРЯТАВШИСЬ В ТЁМНОМ УГЛУ ПОКОЕВ, КОРОЛЕВА ИНГРИТ НАБЛЮДАЛА ЗА СВОИМ МУЖЕМ И СЫНОМ, СЛУШАЯ, КАК ОНИ ЛЕПЕЧУТ О ЛЮБВИ И ЕДИНОМ ГОСУДАРСТВЕ. Бла-бла-бла, бла-бла-бла... Хорошо, что они не могут видеть её лица, когда она закатывает глаза и, морщась, слушает, как должна со временем вырасти и укрепиться её любовь к Авроре. Ха! Да для этого до скончания веков времени не хватит! И вообще, зачем ей любить эту девчонку? Для неё Аврора была всего лишь пешкой в той шахматной партии, которую она тайно разыгрывала на протяжении многих лет.

Услышав всё, что желала услышать, и даже больше, Ингрит беззвучно проскользнула из тёмного угла в потайную дверь, ведущую в гардеробную королевы. Для короля Джона, да и для почти всех слуг, если не считать двух-трех самых доверенных горничных королевы, эта комната была недоступна. Гардеробная очень нравилась Ингрит именно потому, что здесь никогда не было посторонних и можно чувствовать себя совершенно спокойно. Вдоль одной из стен висели платья – серые, серебристые, белые, чёрные, – и все однотонные, как любила королева. На полочках лежали драгоценные украшения, вдоль стены напротив платьев выстроились в ряд десятки и десятки пар туфель. У дальней стены стояло несколько сделанных по меркам королевы манекенов с самыми тончайшими и любимыми её платьями.

Ингрит подошла к ним и протянула руку, но, вместо того чтобы погладить кончиками пальцев нежнейшую ткань, она с силой толкнула один из манекенов. Он покачнулся – и раздался негромкий щелчок, после чего позади манекена раздвинулась потайная дверь в стене, за которой виднелись ведущие куда-то в темноту ступени.

Королева позволила себе улыбнуться, что случалось с ней чрезвычайно редко. Вот почему на самом деле она так любила эту комнату и не впускала в неё посторонних. Точнее, эта лестница за дверью и вела к той причине, по которой королева так охраняла от чужих глаз свою гардеробную.

Проскользнув мимо манекена, Ингрит нырнула в дверь и стала спускаться по ступеням. Её шаги эхом отдавались от каменных, покрытых холодной влагой стен, освещённых редкими фонарями. Собственно говоря, эти фонари ей были вовсе и не нужны – она прекрасно знала дорогу и без них, потому что уже проделывала этот путь... да просто не сосчитать, сколько раз!

Чем ниже спускалась королева, тем светлее становилось вокруг, и вот стало слышно журчание воды. Иногда его прерывал резкий звонкий звук – словно что-то ударялось о поверхность стекла. Наконец Ингрит достигла подножия лестницы и вошла в подземную пещеру со сводчатым, почти пятиметровым потолком. Пещеру пересекало несколько идущих в разных направлениях мостов, под которыми открывалось новое, ещё более просторное помещение. Ингрит взошла на один из мостов и заглянула вниз.

Чувства, которые она испытывала при взгляде на свою лабораторию, всегда были одинаковыми – смесь удовольствия и гордости. Она потратила не один год, чтобы это место приняло свой нынешний вид. Каждый сверкающий никелем и стеклом инструмент делался по её индивидуальному заказу, оборудование подбиралось королевой долго и тщательно. Прищурившись, она принялась искать взглядом Ликспитла – так она называла склонившегося сейчас над рабочим столом пикси. Она направилась к нему.

Её шаги пикси услышал не сразу. Большие жёлтые глаза Ликспитла были прикованы к стоящему перед ним микроскопу, его длинные тонкие пальцы чутко обхватывали ведущую к линзам чёрную трубку. Прильнув к окулярам, он то сжимал, то разжимал пальцы, и от этого был похож на плетущего сеть паука. Кожа Ликспитла, некогда гладкая и напоминавшая по цвету лунный свет, со временем сделалась пористой и желтоватой, покрылась пятнами и шрамами, полученными за долгие годы в результате различных происшествий в лаборатории. Даже одежда на нём и та была желтоватой. Его рабочий фартук на груди был покрыт пятнами, из большого кармана торчали какие-то инструменты, тоже не казавшиеся достаточно чистыми. Неряшливый вид Подлизы был неприятен Ингрит – хотя, с другой стороны, ей ведь нужно, чтобы он работал, а не на бал её сопровождал, правда же?

Ликспитл был единственным, кто знал о секретной лаборатории королевы. Пойманный самой Ингрит много лет назад, он вынужденно утратил свои крылья – и свою душу тоже – и сделался, если так можно сказать, главным (и тайным) королевским экспериментатором. С годами Ликспитл успел даже забыть, что он пикси, и часто называл себя человеком, а Ингрит давно перестала при этом поправлять его. Для её целей было даже удобнее, если эта зверушка не будет помнить о своём родстве с феями и эльфами. Пусть Ликспитл считает, что он работает «во имя науки», хотя правильнее было бы сказать – на благо Ингрит. Ну да ладно. Самое главное, что он сутками сидит в подвальной лаборатории под замком Ульстед и ставит, ставит, ставит придуманные им самим жестокие опыты.

Пикси оторвал голову от окуляров микроскопа, опустил на свои жёлтые глаза защитные очки и уставился на мерцающий красный цветок. Напевая себе под нос какую-то мелодию, он продолжил свою работу – принялся вытряхивать над лабораторной чашечкой сердцевину цветка, заставляя золотистую пыльцу оседать на стекло. Цветок в полутёмной лаборатории и пористых лапках Ликспитла казался совершенно не к месту. Вокруг стояли десятки плотно закрытых стеклянных банок, в которых томились феи самых разных размеров и форм. Да-да, именно здесь они оказывались, исчезнув с вересковых топей – и всякий раз по приказу Ингрит.

Услышав наконец шаги Ингрит, Ликспитл повернул голову в её сторону, заморгал и поспешно вскочил, чтобы поклониться.

– Ваше величество, – сказал он.

– Ты должен поторопиться, Ликспитл, – не ответив на его приветствие, проворчала королева. Она немного постояла, глядя на цветок, и направилась к нише в дальнем конце пещеры, отделённой от остальной лаборатории ширмой.

Пол здесь был буквально завален самыми разными мифическими реликвиями. Ещё целый ряд предметов был тщательно разложен на тянущихся вдоль всех стен полках. Там были деревянные миски, до краёв наполненные странными, сгнившими до неузнаваемости предметами, стеклянные банки с этикетками «Слёзы единорога» и «Зубы пегаса». На одной из полок даже лежал череп дракона. Правда, небольшой. Увидев всё это, можно было подумать, что ты оказался в удивительном музее, где со всего мира собраны загадочные предметы, сохранившиеся с тех давних-давних времён, когда люди верили в мифы, чудеса и магию. В центре комнаты, отделённый от всех остальных предметов, стоял самый ценный экспонат коллекции Ингрит. Около пяти лет назад она сумела выследить и похитить его, и с тех пор он хранился в её секретной лаборатории. И, что примечательно, простояв пять лет в тёмной сырой лаборатории, этот предмет не утратил своей силы – он светился нерастраченной энергией злой магии. Не сводя глаз с веретена, Ингрит подошла ближе.

За спиной королевы появился Ликспитл. Он проследил за её взглядом и покачал головой:

– Никогда не понимал, зачем вам так нужно это веретено, ваше величество.

– Это единственное сокровище, которое мне действительно нужно, – не поворачивая головы и не отрывая глаз от веретена, ответила Ингрит.

Ничего, со временем Ликспитл поймёт, зачем ей это веретено. Они все поймут.

Большую часть дня Малефисента провела в домике, где прошло детство Авроры. После того как Аврора стала королевой вересковых топей, домик был заброшен, и снаружи его затянули вьюны, а внутри сквозь земляной пол проросли цветы и трава, опутавшие собой начавшую гнить мебель. Те поверхности, которые ещё ничем не заросли, толстым слоем покрывала пыль, и когда сквозь грязные стёкла всё же прорывался солнечный луч, в нём всегда танцевали плавающие в воздухе пылинки.

Несмотря на состояние домика, он по-прежнему оставался уютным. Возможно, потому, что здесь всё ещё оставался след любви и добра, оставленный Авророй. Этот след оставался на всём, к чему она прикасалась, на всём, что она делала. Стоя возле окна в бывшей комнате Авроры, Малефисента смотрела на стоящую, как прежде, в дальнем углу кроватку, и у тёмной феи перехватывало дыхание, когда она вспоминала спавшую в ней крошечную девочку. Вспоминала, как Аврора даже во сне крепко сжимала своими крохотными пальчиками клочок мягкой ткани. Вспоминала, как смешно Аврора во сне морщила свой носик – словно нюхала снившийся ей какой-то приятный аромат. А потом Аврора просыпалась – и всегда с улыбкой, всегда. Ещё совсем ребёнком Аврора старалась найти – и находила! – что-то хорошее и доброе буквально в каждом. Включая Малефисенту.

Малефисента стояла и думала о том, что она не может подвести Аврору, просто не может. Даже если при этом ей придётся отправиться в замок Ульстед, на обед к своим врагам.

Малефисента улетела прочь и вернулась в замок Авроры. Позвав Диаваля, вместе с ним отправилась к ближайшему зеркальному пруду и там битый час училась улыбаться.

В сотый раз растянув губы, она повернулась к Диавалю, который в человеческом облике наблюдал за тёмной феей, держась при этом на безопасном от неё расстоянии. Уж кто-кто, а он-то знал, как может отреагировать Малефисента, даже если сама просит делать ей замечания.

– Чуть поменьше показывайте клыки, – посоветовал Диаваль.

– Вот так? – Малефисента вытянула верхнюю губу так, что она неловко, словно чехол, накрыла клыки.

– Простите, госпожа, – покачал головой Диаваль, – но у меня и то улыбка лучше, даже когда я с клювом.

Малефисента подняла руку и уже шевельнула пальцами, чтобы превратить наглого юнца в бессловесную птицу – пусть щёлкает своим драгоценным клювом! – но Диаваль опередил её.

– Постойте! – крикнул он. – Попробуйте лучше ещё разок поздороваться.

Малефисента вздохнула, однако руку всё же опустила – понимала, что Диаваль прав, заставляя её репетировать снова и снова. Разумеется, идти на обед в замок Ульстед у Малефисенты не было ни малейшего желания – но ведь не для себя же она это делала, а для своей любимой крестницы. И чтобы не подвести её, нужно научиться улыбаться и говорить «Здравствуйте!» – даже если тебе этого совершенно не хочется. Малефисента глубоко вдохнула и, слегка склонив голову набок, произнесла тоном, который показался очень грубым, каким-то шершавым даже для её собственных ушей:

– Очень любезно, что вы решили... э-э... пригласить меня сегодня к себе.

– Не забывайте, – осторожно сказал ей Диаваль, – вы с ними здороваетесь, а не грозитесь убить.

Малефисента кивнула и решила попробовать ещё разок, постаравшись вспомнить, каким тоном произносит свои приторно-сладенькие слова Аврора, когда пытается к ней подлизаться и чего-нибудь от неё добиться.

«Ну, как... Ага, ага, в это время голос у неё становится заметно выше и даже слегка начинает звенеть. Попробуем», – решила она про себя.

– Очень любезно, что вы решили пригласить меня сегодня к себе, – проскрипела она.

– Уже лучше, – сказал Диаваль. – А теперь реверанс.

Реверанс?! Нет, с неё хватит! Малефисента так взглянула на Диаваля, что тот испуганно отскочил в сторону – даже палец ему показывать не понадобилось.

«Достаточно, – подумала тёмная фея. – Лучше всё равно уже не будет. Перерыв».

Диаваль почувствовал её отчаяние и мягко заметил:

– Она очень любит этого парня. А вы оказываете ей большую милость.

Малефисента открыла рот, ехидный ответ уже был готов сорваться с её языка, но она промолчала, потому что перед ними появилась Аврора. В бледно-розовом платье с подолом до земли и небольшим элегантным вырезом на груди она была невероятно хороша. Настоящая сказочная принцесса. Золотистые волосы, украшенные несколькими воткнутыми в них цветками, были убраны со лба назад, подчеркнув огромные светящиеся глаза Авроры и её розовые от румянца щеки, а с боков длинными локонами свободно спадали ей на плечи.

– Прелестно, – сказал Диаваль, так и не дождавшись реакции своей хозяйки.

Улыбнувшись ему как старому другу, Аврора, держа что-то в руках, остановилась перед Малефисентой.

– Я тебе кое-что принесла, – сказала она, протягивая крёстной длинный чёрный шарф из простой, но плотной и дорогой ткани – точно такой же, как ткань, из которой было сшито платье Малефисенты. – Это... для твоих рогов. – Она сделала небольшую паузу и добавила, нервно улыбнувшись: – Понимаешь, я просто подумала, что так родственники Филиппа будут чувствовать себя спокойнее.

Это был удар.

Малефисента прерывисто втянула ноздрями воздух. Когда-то, очень давно, она стыдилась своих рогов. Считала необходимым скрывать, что она не такая, как все. Казалось, те опасения давно остались позади – и вот ей вдруг об этом напомнили. Тошнота пополам с гневом – вот что чувствовала сейчас Малефисента. Поняв это по выражению её лица, Аврора поспешила объяснить:

– И ты себя будешь чувствовать спокойнее... Впрочем, возможно, это плохая идея... очень плохая.

В ушах Малефисенты эхом отдавались слова Диаваля о том, как сильно Аврора любит Филиппа. Мелькнула перед глазами брошенная в лесном домике детская кроватка. Аврора... Единственный человек, искавший любви тёмной феи. Малефисенте потребовались годы, чтобы понять, как много значит для неё эта девочка. И ещё годы на то, чтобы привыкнуть к этой любви. Если чему-то Аврора её и научила, так это тому, что доброту можно найти и проявить даже в самом, казалось бы, незначительном поступке, в любом жесте. Малефисента медленно протянула руку и взяла протянутую Авророй полосу чёрной ткани.

– Спасибо, – облегчённо выдохнула Аврора.

– Ну, тогда вперёд, – кивнула Малефисента. – И давай как можно скорее покончим с этим.

Она повернулась и пошла через лужайку к центру вересковых топей, слыша за спиной шаги Авроры и Диаваля. Пока они шли, солнце успело сесть за горизонт, и над их головами появились феи, своими огоньками освещающие им путь до границы топей. Все трое шли молча, каждый был погружён в свои мысли о предстоящем вечере. Прямо на ходу Малефисента обмотала шарфом свои рога, и, когда показалась река, отделяющая вересковые топи от Ульстеда, под тканью их уже не было заметно. Если особо не присматриваться, Малефисента стала похожа на человека. Точнее, почти похожа, если не считать горящих зелёных глаз и сложенных за спиной крыльев.

Дойдя до разделяющей два королевства реки, Малефисента остановилась. Это была самая крайняя точка вересковых топей, до которой она уже давно, очень давно не добиралась. За рекой загорались огни. С того места, где стояла Малефисента, они были похожи на огоньки фей, но Малефисента знала, что за каждым этим огоньком скрывается человек, а где люди – там недоверие и ненависть... И железо.

Сделав глубокий вдох, Малефисента заставила себя двигаться дальше. Она взмахнула рукой – и вот уже над рекой появился, соединив её берега, мост из вьющихся стеблей и цветов. Каждая клеточка тела Малефисенты кричала, умоляла: «Давай повернём! Давай взлетим в воздух – и прочь отсюда!» – но тёмная фея не могла так поступить, просто не могла. Оглянувшись через плечо, она увидела, как пылает лицо Авроры от желания поскорее увидеть своего Филиппа.

Нет, нужно идти до конца, и Малефисента знала это.

Реку по мосту они перешли в два счёта – и сразу оказались в городке, раскинувшемся вокруг замка Ульстед. Идя по его главной улице, они слышали, как захлопываются и запираются ставни. На улице им встретилось всего несколько прохожих, и все как один – с выставленными перед собой зажжёнными факелами. Горожане что, готовились обороняться от гостей? А вообще городок был пуст, словно вымер.

– Какой тёплый, радушный приём, – иронично заметила Малефисента, оглядываясь по сторонам.

– Справедливости ради нужно заметить, что, когда вы в последний раз посетили королевство людей, вы развязали там войну, – заметил Диаваль.

Малефисента лишь пожала плечами, не желая об этом говорить. Дальше им встретилась небольшая компания молодых парней и девушек, раскрыв рты, уставившихся на незнакомцев. Малефисента ослепительно улыбнулась им – разумеется, показав при этом свои клыки, – и едва не расхохоталась, глядя, как компания с визгом разбежалась прочь. Впрочем, никакого удовольствия она при этом не испытала: подумаешь, напугала каких-то детишек – велика доблесть! Человеческие детишки – существа слабонервные.

Наконец они подошли к главным воротам замка, прошли сквозь высокую арку, и Малефисента отметила застывших на страже вооружённых солдат. Для королевства, которое заявляет о своих мирных намерениях, – очень хорошо вооружённых. Скользнув по ним внимательным взглядом, Малефисента прошла вперёд, но остановилась, когда увидела замок Ульстед целиком.

Это был огромное массивное сооружение. Шпили его высоких башен терялись высоко в небе. Преувеличенно большим было и всё, что окружало замок, например, фигурно подстриженные деревья, стоящие вдоль ведущей к замку дороги. Они были подстрижены в виде животных, диких и приручённых, образуя странные, не очень приятные объёмные зелёные картины. Волки, над которыми нависают своими копытами вздыбившиеся кони. Слоны, окружённые лающими охотничьими собаками. Мимо этих картин Малефисента прошла не задерживаясь, оскалив на ходу свои клыки. Дальше стояли рыцарские доспехи – с десяток, наверное, и все такие большие, что носить их не смог бы ни один человек. Доспехи-статуи. Доспехи-символы.

Пройдя через фойе в большой холл, Малефисента передёрнулась, увидев развешанные по стенам железные щиты и оружие, а между ними – огромные картины, изображающие сцены насилия человека над живой природой. Королевская охота – собаки травят испуганного оленя. Снова король и десяток его солдат, убивающие большого медведя. И наконец, громадный, шириной почти три метра гобелен – святой Георгий безжалостно рубит на куски дракона.

– Госпожа, вам никогда не приходило в голову превратить меня в медведя? – спросил Диаваль, явно желая отвлечь внимание Малефисенты от ужасных сцен. Его мягкий негромкий голос эхом отразился от высокого потолка. – Думаю, из меня получился бы отличный медведь. Вы когда-нибудь видели, какие у медведей когти?

– С чего это ты вдруг заговорил о медведях? – Малефисента раздражённо взглянула на него, но, увидев его побледневшее лицо, поняла, что Диаваль так же неприятно поражён, как и она. – Отвлечь меня хотел? – едва заметно улыбнулась она.

– Да. Думал, что это поможет, – пожал плечами Диаваль.

– В медведя, говоришь... – Малефисента прикинула, каким медведем Диаваль может стать. Соблазнительно, конечно, но нет. – Не стану я тебя превращать в медведя, – сказала она, покачав головой. – Пока не стану.

Диаваль рассмеялся и продолжал смеяться, пока они не дошли до дверей, ведущих в главный зал замка. Они отворились, и смех Диаваля резко оборвался. По ту сторону дверей стоял Филипп со своими родителями.

– Позвольте представить... Королева вересковых топей Аврора! – провозгласила Герда.

Малефисента краешком глаза взглянула на Аврору. Да, она любила эту девочку – но какую высокую цену ей сейчас приходится платить! Спрятанные под шарфом рога – тоже плата за то, чтобы Аврора была счастлива, а люди – король и королева – чувствовали себя спокойнее. Глубоко вдохнув, тёмная фея подняла голову. Ей очень хотелось, чтобы всё происходящее оказалось кошмаром, от которого она могла бы как можно скорее очнуться.

Впрочем, отступать было поздно. Король и королева – это не городские подростки, их презрительной усмешкой не испугаешь. Значит, придётся участвовать в этом шоу под названием «званый обед» и надеяться, что всё закончится достаточно быстро. Эх, нет чтобы прикинуться больной! И как это она раньше об этом не подумала! Ладно, нужно будет не забыть об этом, когда её в следующий раз будут заставлять встречаться с родителями Филиппа. Если он, конечно, вообще будет, этот следующий раз...

ГЛАВА ШЕСТАЯ

СЕРДЦЕ ГУЛКО СТУЧАЛО В ГРУДИ АВРОРЫ. ЗА ВСЕ ГОДЫ ЗНАКОМСТВА С ФИЛИППОМ ОНА ВПЕРВЫЕ БЫЛА В ЕГО ЗАМКЕ, ВПЕРВЫЕ УВИДЕЛА ЕГО РОДИТЕЛЕЙ. О ТОМ, ЧТО ЭТО ДОВОЛЬНО СТРАННО, она раньше не думала... до сегодняшнего дня. Стоя в дверях, она чувствовала себя маленькой провинциалкой. Всё во дворце Ульстеда, как и сами король с королевой, буквально кричало о роскоши и элегантности. О больших деньгах. Аврора нервно провела рукой по своему платью, и у неё мелькнула мысль, что нужно было надеть что-нибудь другое.

Но тут вперёд вышел Филипп с широкой улыбкой на лице, и все опасения Авроры улетели прочь. Совершенно не важно, где живёт Филипп. Он любит её, и это единственное, что имеет значение.

– Аврора! – Филипп взял её за руки и добавил, низко склонив голову так, чтобы слышать могла только она: – Я так рад тебя видеть!

– Просто не верится, что ты здесь вырос, – шепнула в ответ Аврора, пожимая ладонь Филиппа. – Роскошный дворец.

– Дом как дом... просто в нём пятьдесят семь спален, – рассмеялся Филипп, и его смех сразу успокоил её. Пусть этот дворец по размеру мало чем уступал всему её королевству – по сути, это ничего не меняло. Во всяком случае, Филипп первым смог посмеяться над этим, и Аврора почувствовала, что её любовь к нему стала ещё сильнее.

Ободряюще держа Аврору за руку, Филипп повернулся так, что она оказалась лицом к лицу с его родителями. Король Джон немедленно приблизился, обнял Аврору и тепло сказал:

– Аврора, для меня честь видеть вас. Добро пожаловать в Ульстед.

Она широко улыбнулась ему в ответ. Король Джон оказался слегка уменьшенной и располневшей копией своего сына – мальчишка с лёгкой проседью в волосах.

– Я очень рада познакомиться с вами, ваше величество, – сказала Аврора. Потом она повернулась к королеве, которая тоже сделала шаг вперёд.

Королева Ингрит оказалась женщиной очень красивой, но при виде её Аврора вдруг занервничала. Падающий со стен свет зажжённых свечей подчёркивал острые скулы королевы, заметнее выделял её почти прозрачные холодные глаза. Платье Ингрит было серебристым, расшитым сотнями драгоценных камней, от блеска которых Аврора вдруг снова почувствовала себя простушкой. Но тут королева Ингрит протянула Авроре руку и низким бархатным голосом произнесла:

– Какая прелестная девушка! Теперь я понимаю, как вам удалось покорить сердце Филиппа.

Аврора сделала движение, чтобы пожать королеве руку, но та внезапно чихнула, и от неожиданности Аврора отпрянула назад.

– Цветы... у вас в волосах, – сказала королева Ингрит, зажимая нос. – У меня аллергия.

– Прошу прощения, ваше величество, – поспешно откликнулась Аврора, неловко поднимая к голове руку. Она совершенно забыла, а ведь Филипп говорил ей, что у его матери аллергия буквально на всё. Сказать что-нибудь ещё Аврора не успела – её прервали раздавшиеся у неё за спиной тяжёлые шаги.

– Позвольте представить, – громко объявила Герда. – Малефисента.

В следующую секунду Малефисента вошла в зал. Кончики свисающих за спиной крыльев волочились по полу, лицо тёмной феи было непроницаемым. Следом за нею шёл Диаваль, и на его лице совершенно нетрудно было прочитать тревогу, с которой он осматривался вокруг.

– Здравствуйте, Малефисента, – вышел вперёд Филипп. – Очень рад снова видеть вас.

Аврора благодарно взглянула на него. Она знала, что этот момент достаточно сложен и для Филиппа тоже, но он, как всегда, показал себя настоящим джентльменом.

– Позвольте представить, – продолжил Филипп, делая широкий жест рукой. – Это мой отец, король Джон, и моя мать, королева Ингрит.

– Добро пожаловать в наш дом, – тепло сказал король Джон.

Малефисента не тронулась с места, и Аврора затаила дыхание, наблюдая за тем, как её крёстная встретилась взглядом с королевой Ингрит. Секунда, когда Аврора с тревогой ожидала, что вот-вот произойдёт что-то ужасное, показалась вечностью, но затем, к её удивлению, Малефисента, едва заметно наклонив голову, сказала:

– Очень любезно, что вы решили пригласить меня сегодня к себе.

Аврора с облегчением перевела дух и одними губами беззвучно поблагодарила Диаваля, зная, что это он готовил Малефисенту к сегодняшней встрече.

А тем временем ничего не заметивший и не почувствовавший король Джон ещё шире и радушнее улыбнулся:

– Могу заверить, что в моём замке вам ничто не угрожает, можете не беспокоиться.

Малефисента бросила взгляд на Диаваля. Аврора очень хорошо поняла, что означает этот взгляд. Диаваль, очевидно, репетировал с Малефисентой только приветствие, а не дальнейший разговор, пусть и совсем короткий. Тёмная фея вновь повернулась к королю и, приподняв одну бровь, ответила ему по-своему:

– Да? А с какой стати я должна беспокоиться?

– Никаких тревог, никаких проблем, – высунулся спасать положение Диаваль.

– Это Диаваль, – представила своего друга Аврора, потому что, кроме неё, никто этого делать не собирался. О том, что Диаваль вообще-то ворон и только сейчас выступает в человеческом облике, она говорить не стала, решив, что эти детали можно отложить на потом.