Текст книги "Убийство с третьей попытки"

Автор книги: Элизабет Роллз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава IX

Утро выдалось тёплое и солнечное. Ален расположился в шезлонге в тени деревьев, вскоре рядом с ним устроилась Хильда.

– Вы случайно не видели здесь высокого молодого человека с военной выправкой? – спросила она, обмахиваясь шляпой с большими полями.

– Нет. А Кэт ещё спит?

– Уже ушла куда-то.

Она спрашивала про Ника, решил Ален. Думает, что Кэт ушла с ним, а это ей не нравится.

Из дома вышел Хилтон и направился в их сторону. Хильда приветственно махнула рукой.

– Доброе утро, мистер Хилтон. Рано вы сегодня встали.

– Доброе утро. Я всегда встаю в это время.

– О, в таком случае вы очень мало спите. Завидую людям, которые ложатся за полночь и встают рано как ни в чём не бывало.

– Я-то к ним не отношусь, – заметил Хилтон, – потому что ложусь рано.

– Надо же, а я думала, что вы принадлежите к тем счастливцам, которые мало спят и прекрасно себя чувствуют. Вы вчера так поздно здесь гуляли, а сегодня чуть свет уже на ногах.

Ален насторожился, внешне сохраняя рассеянно-скучающий вид.

– Я – гулял? Вы приняли за меня кого-то другого, я весь вечер был у себя.

– Неужели я ошиблась? – Хильда удивлённо подняла брови. – А я была совершенно уверена, что видела вас возле дома. Я ещё тогда подумала, как приятно, должно быть, прогуляться в сумерках, когда вокруг тихо и всё погружается в сон. Когда вырываешься из города, находишь в этом особое очарование. Я совсем было собралась пойти, но вы уже куда-то исчезли, а я побоялась одна заблудиться в темноте. Жаль, что в парке нет освещения.

– Я же сказал, что весь вечер был у себя, – с оттенком досады заявил Хилтон. – А освещение есть, но после того, как началась война, его перестали зажигать. Включают только лампу перед центральным входом.

– Да-да, такая светлая площадка получается. Когда я выглянула из окна, мне показалось, будто вы как раз там и прошли.

Хилтон уже с нескрываемым раздражением повторил, что вчера вечером не выходил из дома, и двинулся дальше; в руках он держал сложенный вдвое журнал.

«Вряд ли Хильда ошиблась, – подумал Ален. – Кого она могла принять за него? Томас и Генри, как и я сам, вошли через боковую дверь, к тому же Генри блондин и она не могла спутать его с Хилтоном. Томас, раз он застрял в плюще, шёл мимо беседки и к центральному входу мог попасть только минуя открытую боковую дверь – идти туда ему было совершенно незачем. Хилтона она видела, больше некого, однако он это отрицает. А зачем ему отрицать, если он ни в чём не замешан? Похоже, что напал на Филип он, а перед этим с ним была Дорис. Остаётся внести последний штрих – убедиться, что шаль с блёстками принадлежит ей».

Вскоре входная дверь снова открылась, и Дорис проследовала в том же направлении, что и Хилтон. Если б удалось послушать, о чём они будут говорить! Оставив Хильду в одиночестве, Ален небрежной походкой человека, которому нечего делать, направился по аллее, ведущей к гроту, но как только вышел из поля зрения Хильды, изменил направление и бегом бросился вслед за Дорис. Прячась за кустами и перебегая от дерева к дереву, он следовал за ней на почтительном расстоянии, одновременно озираясь кругом, поскольку не знал, с какой стороны появится Хилтон, и боялся, что тот его заметит.

Хилтон стоял возле нависающего над аллеей огромного вяза. Низко пригибаясь, Ален подобрался к ним довольно близко (убежищем ему послужили кусты боярышника), однако ветер относил их слова, и до него долетали лишь обрывки фраз.

– …не получилось… вчера… ждать больше невозможно, – говорил Хилтон. – Обязательно надо достать, иначе… письмо… попробуй…

– Я же говорила, что… бесполезно.

Дальше Ален не разобрал, сильный порывистый ветер не только относил прочь их слова, но и шелестел листвой вокруг него. Следующее, что он услышал, было:

– …нет выхода, придётся… – Это говорил Хилтон.

– Хорошо, но вряд ли получится, только если… буду твоей женой, но сначала…

– Попробуем, терять нам нечего.

Тут ветер стих, и Ален отчётливо услышал слова Дорис:

– Жаль, что Филипа не убили на войне, это намного упростило бы нам жизнь, а теперь приходится рассчитывать только на самих себя. Идём, уже пора завтракать.

Они ушли. Выждав, пока они скрылись из виду, Ален тоже пошёл к дому. «Дело дрянь, – думал он, – моё присутствие связывает Этвуда, из-за меня он лишён возможности обратиться в полицию, а эта парочка, судя по всему, не намерена мириться со вчерашней неудачей. Теперь ясно, что Дорис собирается выйти замуж за Хилтона». Ален решил, что как бы ни воспринял Этвуд его признание о том, каким образом он пользовался потайным ходом, скрывать правду насчёт Дорис и Хилтона больше нельзя.

Занятый своими мыслями, он шёл медленно и к завтраку опоздал, однако, войдя в столовую, заметил, что пустует ещё одно место. Кэт вошла парой минут позже него и, извинившись, села. Хильда встретила её недовольным взглядом, однако при других воздержалась от замечания. Беседа зашла о трудностях военного времени, о том, как сложно стало купить хорошую вещь. Этот разговор завёл Этвуд, вроде бы и не проявляющий к нему особого интереса, однако искусно вставляемые им замечания направляли обсуждение в определённое русло. Поскольку среди присутствующих большинство составляли женщины, выяснение трудностей вскоре приняло специфический характер.

– На днях я видел миссис Колридж, – вскользь заметил Этвуд, обращаясь к Джудит.

– Владелицу того салона, который стал модным перед самой войной?

– Да. Кажется, ты там тоже что-то шила?

– Да, одно платье.

– Какое?

– Зелёное с чёрной вставкой.

– Которое с кружевами на рукавах? – спросил Этвуд. Джудит кивнула. – Я помню, ты была в нём на карнавале у Хэрифордов. На тебе тогда ещё была индийская шаль, которую ты потом потеряла, помнишь?

Услышав про шаль, Ален понял, какую цель преследует Этвуд.

– Кстати, недавно я видел в гостиной красивую тёмную шаль с золотистыми блёстками, – продолжил тот с видом человека, болтающего о пустяках. – Это твоя?

– У меня такой нет, – ответила Джудит.

«Её он и не подозревает», – подумал Ален, – ему нужен предлог, чтобы заговорить об этой шали». Если владелица шали не догадается, что её видели в ней вчера вечером, то будет вполне естественно, если сейчас она скажет: «Это моя шаль».

– Это моя шаль, – сказала Кэт. – Тётя Лина подарила мне её на день рождения.

Ален удивлённо уставился на Кэт. Вот это номер! Тогда Хилтон отпадает. Они с Дорис говорили о своих денежных затруднениях, и только. Тогда кто же мужчина, который стоял с Кэт, а потом напал на Этвуда? А мотивы? Непонятно… Однако факт остаётся фактом: она стояла с кем-то в парке и обсуждала, как убрать Этвуда, а затем выманила его наружу известным её одной способом; она знала, что этот условный знак заставит его выйти из дома.

– Пойдёмте к леснику, – предложил Генри, когда завтрак подходил к концу. – Разведаем, как там насчёт охоты.

– Идите без меня, – сказал Этвуд. – Я вчера неудачно споткнулся и ударился о скамейку, теперь колено болит.

Хотя полученная им вчера рана была лёгкой, рука всё же болела, к тому же день был жарким, а он не мог снять пиджак, под одной рубашкой повязка стала бы заметна.

– Кто составит мне компанию? – спросил Генри.

Миссис Рэтленд сказала Джудит, чтобы та обязательно пошла, она прекрасно себя чувствует и обойдётся без неё. Как только Джудит согласилась, Томас сразу заявил, что тоже пойдёт. Последней к ним присоединилась Хильда.

– Ты с нами? – утвердительным тоном спросила она Кэт.

– Нет, я уже договорилась…

Хильда нахмурилась и, когда все встали, подошла к окну и бросила взгляд наружу. Высматривает Ника, отметил Ален. Ей определённо не нравится, что Кэт встречается с этим парнем. Кстати, надо бы посмотреть на него поближе. Ален тоже направился к окну и услышал, как Хильда сердито спрашивает Кэт:

– Это он тут вчера вечером бродил вокруг дома?

Кэт, покраснев, ответила, что Ник больше сюда не приходит, а ждёт её на дороге в деревню.

По этому вопросу стало ясно, что Хильда теперь считает, будто видела вчера не Хилтона, а Ника. Ситуация в корне менялась.

Блейки, Хильда и Джудит ушли к леснику. Кэт тоже ушла сразу после завтрака. Ален слонялся по дому, раздумывая, обязательно ли говорить Этвуду про Дорис и Хилтона, и в конце концов решил, что с этим можно немного подождать. Он пришёл в свою комнату и, устроившись в кресле, занялся обдумыванием нового варианта: Кэт и Ник. Слабовато насчёт мотивов. Какие у неё основания, чтобы настолько ненавидеть Этвуда? Он за ней ухаживал, а потом перестал – не убивать же из-за этого. А Нику вовсе незачем убивать Этвуда, поскольку тот сам отказался от девушки. Да, с мотивами плохо… А неудавшееся отравление? Наверняка оба покушения – дело одних и тех же рук, однако, когда Этвуду подсыпали яд, до размолвки между ним и Кэт было ещё далеко. Или причина совсем иная, а их короткий роман – одна видимость?

Около полудня явился мистер Грейсон и вместе с Этвудом отправился смотреть лошадь. Ален от нечего делать присоединился к ним.

Лошадь хромала значительно меньше.

– Ещё два-три дня, сэр, и она поскачет так, что любо-дорого посмотреть, – сказал конюх, похлопывая её по крутой шее.

Лошадь фыркала и косила глазом на незнакомых людей, Ален хотел было подойти поближе, но Этвуд удержал его.

– Осторожней, не подходите к ней близко, особенно сзади. Она чужих не любит.

Ален посмотрел, где Грейсон: тот стоял с другой стороны и сосредоточенно разглядывал кобылу.

– Замечательно, замечательно, – бормотал он, однако выражение лица у него при этом было крайне унылое.

– Вы чем-то недовольны? – спросил Этвуд, тоже заметивший это.

– Прекрасная лошадь, прекрасная. Ещё бы дня три… Очень обидно, что так получается. Видите ли, сэр, дело в том, что к миссис Мэллон, у которой я живу, приезжают родственники, и она попросила меня найти другое жильё.

– Это затруднение легко устранимо, – сказал Этвуд с улыбкой, казалось, Грейсон отчасти забавляет его. – Переезжайте сюда.

– Неловко как-то… – Грейсон смущённо переступил с ноги на ногу. – Навязался я вам…

– Вы нас нисколько не стесните, – приветливо сказал Этвуд. – Боюсь только, что вам здесь покажется слишком шумно. Зато до реки близко. Кстати, как ваши успехи? Много рыбы наловили?

Мистер Грейсон заулыбался.

– Не скажу чтобы много, но удовольствие получил огромное. Так приятно посидеть в тишине с удочкой, вмиг все дела забываешь. Это и есть настоящий отдых. Чудесные здесь места, не понимаю я тех, кто ездит отдыхать на какие-то там курорты. Столько хлопот, волнений, а зачем?

Ален едва удержался от смеха, своими рассуждениями Грейсон напомнил ему добродушную старую деву.

Через час после ухода Грейсона явился доктор Ратли. Пока он был у миссис Рэтленд, вернулись Блейки, Хильда и Джудит. Когда они вошли в холл, где Этвуд читал газеты, а Ален, по старой привычке устроившись на подоконнике, рассеянно смотрел на окрестности. Томас что-то тихо сказал Джудит. Её дотоле непроницаемое лицо вспыхнуло, и она наградила его гневным взглядом. Томас усмехнулся, повернулся и ушёл. Этвуд безмолвно наблюдал эту сцену, а когда Томас вышел, спросил:

– Хорошо прогулялись?

Джудит кивнула, а Хильда стала описывать, по каким красивым местам они шли; она, как всегда, говорила много, но на редкость неинтересно. Этвуд слушал её восторженные излияния краем уха, переводя взгляд с Джудит на Генри. Генри выглядел смущённым и вскоре ушёл, пробормотав, что устал. Между Джудит и Томасом что-то произошло, отметил Ален, и Генри чувствует себя неловко перед Этвудом, так как эту прогулку затеял он.

Спустя полчаса Ален, сидя у себя, услышал снаружи голос Кэт и выглянул в окно: так и есть, она прощается с Ником. Ален снова уселся в кресло, но вскоре решил, что проведёт время с большей пользой, если узнает, о чём сейчас говорят Кэт и Хильда; если последняя займётся выяснением отношений между её подопечной и Ником, это стоит послушать.

– …в молодости. Я была тогда совсем девчонкой, а он – студентом, – донёсся из комнаты Хильды её голос, – да ведь я тебе уже рассказывала. Сейчас мне кажется, что это было сто лет назад. А в деревне всё с тех пор осталось по-прежнему. Сама-то я, конечно, сильно изменилась, меня сейчас никто не узнает. Да и кому, кроме него, меня помнить? Я провела здесь всего два месяца. Это была моя первая любовь…

– Почему же вы расстались? – спросила Кэт.

Хильда протяжно вздохнула:

– Не всё так просто… были обстоятельства… что теперь говорить. Может, так даже и лучше. Посмотрела я на эти места, и хорошо. Будет что вспоминать.

– А с ним что стало?

– Он давным-давно отсюда уехал… Ты написала письмо тёте Лине?

– Ой, забыла! Сейчас напишу.

– Ты же обещала ей писать через день. Смотри, она обидится.

– Иду-иду. Сейчас сяду и напишу её длинное-предлинное письмо, вот такое, – сказала Кэт, и Ален будто воочию увидел, как она широко разводит свои тонкие руки, показывая, какое длинное письмо напишет тёте Лине.

Кэт вышла, и Ален вернулся к себе. Итак, Хильда в молодости провела в этих местах два месяца и была в кого-то влюблена. «Что это нам даёт?» – размышлял он. «Доктор Ратли! – мелькнуло у него в голове. – Если Хильда солгала, сказав, что тот человек уехал отсюда, если он здесь, и это доктор Ратли, то это уже кое-что! Ратли ненавидит Этвуда, какие между ними счёты, сейчас неважно, важно, что у доктора есть основания для мести. Хильда встречается с доктором, вспыхивает старое чувство, и она готова помочь ему отомстить за погубленную карьеру. Первая попытка – отравление. Для врача яд – самое подходящее оружие. Подсыпала яд Хильда. А может, он сам. Был ли он в тот день в замке? Надо выяснить. Потом они выманивают Этвуда из дома, воспользовавшись условным знаком между ним и Кэт (очевидно, Хильда видела, как он бросал камешки в её окно), и Ратли нападает на Этвуда с ножом. Они знают, что Ален был свидетелем нападения, поэтому на следующий день Хильда специально при нём говорит, будто видела вчера вечером Хилтона, а после делает вид, что это мог быть Ник. Отводит подозрение от настоящего преступника. Шаль… Не доказано ведь, что шаль тогда была на плечах своей владелицы, Хильда могла взять шаль Кэт или же у неё есть своя такая же. Итак, Хильда и доктор Ратли. Необходимо выяснить, где доктор провёл вчерашний день, и заняться этим следует Этвуду. Довольно им играть в молчанку, дело слишком серьёзно. Во всяком случае, лично он готов рассказать всё, что знает. Правда, не совсем всё – про свой визит к Анне Райен он говорить не будет, но это не имеет значения. И про Джудит он тоже говорить не будет…»

Этвуд был у себя. Лёжа на диване, он читал какую-то толстую книгу. Когда Ален вошёл, он заложил её листом бумаги и отодвинул в сторону.

– Что вы читаете? – спросил Ален.

– Уайльда.

От сильного порыва ветра задрожали стёкла. Ворвавшийся в приоткрытое окно ветер взвил занавеси, а бумаги со стола слетели на пол. Этвуд поднялся и стал закрывать окно. Ален тоже встал и заметил, что книга, которую читал Этвуд, валяется на полу, то ли он сам, то ли Этвуд задел её; падая, она раскрылась на заложенной странице. Он наклонился, чтобы поднять её, и едва подавил возглас изумления: на листе, который Этвуд использовал в качестве закладки, карандашом было нарисовано его собственное, Алена, лицо. Он оглянулся – Этвуд всё ещё возился с окном. Подняв книгу, Ален торопливо осмотрел лист со всех сторон: на обороте был изображён домик и около него лошадь, рисунок явно принадлежал ребёнку. Но его портрет!? Какое сходство! Тонкие, изящные линии – рука человека, прекрасно владеющего искусством рисунка. Быстро положив книгу на место, Ален подошёл к столу и стал собирать разлетевшиеся бумаги, думая о том, кому принадлежит поразительный рисунок. Он почему-то был уверен, что не Этвуду. Детские каракули на оборотной стороне листка подсказывали, откуда он взялся: из квартиры Анны Райен. Вероятно рисунок сделан самой Анной. Для чего? Она рассказала Этвуду о посещении странного иностранца, разыскивающего своего приятеля и потом исчезнувшего, Этвуд стал расспрашивать и она нарисовала его лицо. Если так, то Этвуд знает, что он был в Лондоне.

«Это самок ужасное, что могло случиться, – в отчаянии думал Ален. – Как объяснить, зачем я туда поехал? Но может быть, рисунок сделан кем-то другим здесь в доме? Однако откуда тогда детские каракули?»

Следовало заново продумать предстоящий разговор с Этвудом, и Ален ушёл к себе. Вспоминая вчерашний день, он отметил, что видел Этвуда примерно в час дня, когда все собрались в гостиной и обсуждали случай с миссис Рэтленд, а потом уже вечером, часов в девять – интервал вполне достаточный для того, чтобы съездить в Лондон и вернуться обратно, тем более, что, имея машину, Этвуд не был связан расписанием поездов.

«Так оно и было, – решил Ален. – Он, разумеется, был взбешён, однако после его возвращения из Лондона мы встретились, когда на него напали и я бросился ему на помощь. Как-никак, без меня сейчас он вряд ли был бы в живых, и поэтому сделал вид, будто ничего не знает и не стал со мной ссориться. Ситуация крайне неприятная…»

Ален тяжело вздохнул и уныло побрёл в библиотеку взять что-нибудь полистать на ночь, ему казалось, что сегодня он не заснёт. На обратном пути ему встретился Генри, тот затащил его к себе и с полчаса болтал о всякой ерунде. Мысли Алена были заняты предстоящим объяснением с Этвудом, и он воспринимал Генри как назойливо жужжащую муху. Отделавшись от него при первой же возможности, Ален вернулся к себе. Здесь его ждал сюрприз: в комнате кто-то побывал.

Глава X

Ален осмотрел всё внимательно – сомнений нет, кто-то рылся в его вещах. Его охватила тревога. Что это значит? Кого и почему заинтересовала его персона? Он отсутствовал почти час, этого времени хватит, чтобы обыскать всю комнату, но что здесь искали? Ален в смятении присел на подоконник. Взгляд его упал на стол: определённо книга об архитектуре, которую дал ему Этвуд, и папка с материалами, относящимися к строительству замка, прежде лежали иначе. Он соскочил с подоконника и раскрыл папку. Чёрт возьми! Кто-то разворачивал нарисованный им план дома со штриховой линией вдоль стен, обозначающий тайный ход. Если неизвестный просмотрел и другие документы из папки, где содержится упоминание об этом ходе, то несомненно догадался о смысле штриховой линии, тем более, что в углу листа Ален условно изобразил часовню, где этот ход заканчивался, и довёл штриховую линию до неё. Однако план, так же как и содержимое папки, не давал никаких указаний относительно того, как в этот ход попасть – для человека, производившего здесь обыск, ход остаётся недоступным. «Если только это не Филип, – подумал Ален, хотя думать так очень не хотелось. – Допустим, Этвуд догадался, как он использует потайной ход, и искал здесь подтверждение своей догадки. Вчера Этвуд узнал, что он ездил в Лондон, а сейчас убедился в том, что он подслушивает чужие разговоры».

«Положение хуже некуда! – подумал Ален. – Почему он не спросил меня напрямик, откуда я узнал про Анну Райен? Я бы сказал правду. А если это не Филип?..»

Ложась спать, Ален поймал себя на том, что соседство потайного хода вызывает у него неприятное ощущение собственной беззащитности, будто он лежит в доме, полном опасностей, с открытой дверью. Повертевшись с боку на бок, он оделся и вышел на улицу. Хотя все окна заселённых комнат были открыты настежь (ночь выдалась очень жаркая и душная), оттуда не доносилось ни звука, все уже спали.

«Один я здесь шатаюсь, – подумал он и тут сообразил, что боковая дверь, через которую он вышел, была незаперта, а в одиннадцать прислуга закрывала все двери. – Получается, кто-то вышел из дома раньше меня. Интересно посмотреть, кто это. Одно из двух: либо Кэт вышла на свидание с Ником, либо Хильда – с доктором Ратли. Если я устрою здесь засаду и буду следить за дверью, то наверняка выясню это… А ещё лучше найти их и послушать, о чём они говорят. Однако как их найти в такой темноте?»

Тишину прорезал крик ночной птицы, невдалеке послышалось хлопанье крыльев. Ален решил пройти немного в ту сторону, а если там никого нет, вернуться и ждать у входа; крадучись он двинулся вперёд.

– …или контрабанду, – донёсся из-за кустов орешника мужской голос. Ален застыл на месте. – Прячут где-то в доме. Тайный ход… – Дальше Ален не понял, говорили слишком быстро и тихо, его знания английского было недостаточно, чтобы воспринять столь быструю и неотчётливую речь, он разбирал лишь отдельные слова и куски фраз. – …нечего бояться… тайник… скомпрометирует. Мало времени… другой план… вне подозрений, всё будет выглядеть естественно… шантажировать… надо найти… попробую…

– Хорошо, – свистящим шёпотом ответила женщина.

Они старались говорить тихо, и как Ален ни напрягал свой слух, определить, кому принадлежат эти голоса, ему не удалось. Голоса смолкли, шорох веток показал, что они уходят. Как быть? Броситься вдогонку? Но он безоружен и, если дойдёт до стычки, шансы на их стороне. Он быстро пошёл обратно тем же путём, каким пришёл сюда, рассчитывая первым достичь двери и посмотреть, кто войдёт в дом. Напрасно прождав четверть часа, он убедился, что его опередили, и хотел открыть дверь, но обнаружил, что она заперта. Как попасть внутрь? Если поднять шум, то кто-нибудь, конечно, впустит его, но при этом те, кого он здесь выслеживал, могут заподозрить, что были в парке не одни и что их подслушивали. Ален обошёл вокруг дома, но на первом этаже все окна были закрыты, тогда он набрал горсть камешков и стал бросать их в окно Этвуда. Единственным звуком были удары камешков о стекло. «Если Филип уже спит, так его не разбудишь», – подумал приунывший Ален и вдруг почувствовал, что в спину ему упёрлось дуло револьвера. В следующую секунду револьвер отодвинулся, и над ухом раздался сердитый голос Этвуда:

– Это вы! Что за идиотская шутка?! Зачем вы бросали мне камешки?

– Извините. Я думал, что вы ещё не спите, и хотел попросить вас впустить меня в дом. Пока я гулял, дверь закрыли.

Этвуд тихо рассмеялся:

– А я чёрт знает что подумал, даже вышел через кухню, чтобы незаметно было. Рассчитывал застать противника врасплох.

– И застали. Я совсем не слышал, как вы подошли.

– Идёмте, раз вы уже нагулялись, – сказал Этвуд, пряча револьвер в карман. – Вы ведь любитель дальних прогулок. – В его тоне прозвучала ирония, и Ален в этот момент готов был поклясться, что тот знает о его поездке в Лондон.

– Ложитесь спать, уже первый час, – сказал Этвуд, когда они вошли в дом. – Спокойной ночи.

Он повернулся и направился к себе. Ален хотел было окликнуть его, чтобы рассказать о только что слышанном разговоре, но тот уже ушёл. Придя к себе, Ален лёг в постель, но теперь ему и подавно было не до сна. Если в ходе был тайник, где что-то спрятано, то спрятать это там мог лишь сам Этвуд. Может быть, содержимое тайника и есть подлинная причина покушений на него? Тогда его скрытность получает объяснение. Но если там находится нечто очень ценное, зачем он показал ему ход? Или тайник так замаскирован, что непосвящённому невозможно его обнаружить? А кто те двое, чей разговор он сейчас подслушал? И что подразумевалось под «другим планом»? Новое покушение на Этвуда или что-то, связанное с тайником?

На следующий день Ален сказал, что ночью плохо спал и потому сейчас ляжет, сам намереваясь тем временем тщательно заново обследовать тайный ход. Решился он на это после долгих колебаний: если тайник принадлежит хозяину дома (другой вариант был весьма сомнителен), эти поиски по отношению к нему являются актом чёрной неблагодарности, однако, с другой стороны, всё касающееся тайника настолько неопределённо, а опасность, угрожающая в первую очередь самому Этвуду, так велика, что он счёл себя вправе отправиться на поиски того, что, возможно, является стержнем странных событий. Взяв фонарь, Ален двинулся в путь. Когда он уходил из столовой, там обсуждалось, стоит ли идти на реку или не стоит ввиду того, что погода вроде бы портится, и потому он не знал, где сейчас находятся остальные: то ли всё-таки пошли гулять, то ли разошлись по своим комнатам; следовало соблюдать осторожность, чтобы странные звуки не привлекли их внимание. Больше часа Ален обследовал стены и пол, но ничего не обнаружил. Правда, если здесь был какой-нибудь скрытый механизм, замаскированный так же хитро, как вход сюда из его комнаты, то для непосвящённого шансов обнаружить его было очень мало. Он тщательно обследовал все подозрительные выступы и щели, но – тщетно. Ален уже порядком устал и подумал, что изучить таким образом ход по всей длине не удастся, даже если он будет ползать здесь все ночи напролёт. Он присел на корточки и опёрся спиной о стену – не самое удобное положение для отдыха, однако сидеть на каменных плитах было слишком холодно. Фонарик он пока погасил и положил рядом, от длительного напряжённого рассматривания при слабом освещении всяких выступов и щелей у него заболели глаза. Отдохнув, Ален протянул руку за фонарём, но его на месте не оказалось. Пошарил вокруг – безрезультатно. Шёпотом чертыхнувшись, он начал ползать вокруг, ощупью пытаясь обнаружить куда-то откатившийся фонарь. Под левой ногой раздался хруст стекла – фонарь был найден, но, увы, пришёл в негодность. Это раздосадовало Алена, однако он считал, что достаточно хорошо помнит план, чтобы выбраться отсюда даже в темноте. Он находился вблизи того места, где ход разветвлялся на три и средний вёл в часовню, идти туда было дольше, зато проще, и он решил выбираться через часовню. Касаясь правой рукой стены, Ален двинулся вперёд. Когда стена пошла круто вбок, он понял, что достиг разветвления и находится в круглом помещении с четырьмя ходами, по одному из которых он пришёл сюда, а три другие расположены напротив. Дальше очень просто: надо миновать один ход и пойти по следующему. Пройдя мимо первого хода, Ален нащупал стену второго и лицом ощутил слабое, едва заметное движение воздуха – верный признак того, что он не ошибся и этот ход ведёт наружу. И вдруг его пронзило острое ощущение опасности: слева от него кто-то был. Ален отпрянул в сторону, и в этот момент рядом раздался грохот выстрела. Ален бросился бежать, в три прыжка достиг первого поворота (всего их до часовни было три), чудом не расшибся в кромешной тьме, затем домчался до второго, ударился выставленной вперёд рукой о стену, но боли впопыхах не почувствовал и понёсся дальше. Третий поворот он уже увидел, на последнем, прямом участке кромешная тьма сменилась сумраком, позволявшим различать стены. Выбравшись наружу, он добежал до леса и бросился на землю под прикрытие густого кустарника. Отдышавшись, осторожно выглянул из своего убежища: никого. Ален сел и задумался. Сейчас, при ярком свете, всё происшедшее казалось чем-то нереальным.

«Кому понадобилось убить меня? – думал он. – И раз уж в меня стреляли, то почему не погнались следом? Скрыться там некуда, нескольких выстрелов даже вслепую, в темноте, было бы достаточно, чтобы меня прикончить. На кого была устроена засада, на меня или на кого-то другого? Если на меня, то зачем? Чтобы не лез куда не следует? А кто знал, что я туда полезу?»

Пока Ален шёл к дому, в голову ему приходили самые разнообразные идеи. Раздумывая, почему ему удалось убежать целым и невредимым, он счёл, что его не собирались убивать, а хотели только припугнуть. Невольно ему пришло на ум, что Этвуд до сих пор всячески избегал каких бы то ни было объяснений, а порой вообще вёл себя странно. Этвуд во многом оставался для него загадкой. Абсурдно или нет предполагать, будто от воспользовался таким оригинальным способом, чтобы отбить у него охоту совать свой нос в чужие дела? Через полсотни ярдов Ален всё же решил, что этот вариант выглядит дико, скорее на Этвуда-то и была устроена засада. Однако в темноте тот человек не мог заметить, что произошла ошибка и перед ним вовсе не Этвуд; но почему же тогда он позволил ему убежать?

Уже очутившись в своей комнате, Ален сообразил, что упустил из виду немаловажную деталь: устроивший засаду знал, как проникнуть в ход и умел пользоваться находящимся в его комнате механизмом. Кроме Этвуда, механизм известен Генри Блейку, поскольку в детстве они там играли, а раз Генри, то, вероятно, и Томасу. Итак, трое: Этвуд, Генри и Томас. Однако нельзя исключить и Хилтона с Дорис, она живёт здесь достаточно долго, чтобы узнать про ход. Подозреваемых опять было слишком много!

После случившегося у Алена не было ни малейшего желания ночевать в своей комнате, а чтобы занять другую, необходимо как-то объяснить хозяину дома желание переехать. Что же сказать Этвуду? Правду? Проклятая поездка в Лондон! Если говорить с Этвудом откровенно, то придётся сказать и о ней, тем более, что ему это всё равно известно. Как объяснить, зачем его туда понесло? Нельзя же признаться, что он влюблён в Джудит. Его поведение будет выглядеть более чем странно… А, наплевать, решил Ален, пусть думает, что хочет.

Он отправился к Этвуду, но того у себя не оказалось, тогда он пошёл в гостиную – Этвуд был там.

– Я хотел бы переехать в другую комнату, – подойдя к нему, сказал Ален.

– Пожалуйста. Вам там неудобно?

– Этот ход действует мне на нервы, – уклончиво сказал Ален, следя за выражением лица Этвуда, чтобы по его реакции определить, не он ли подшутил – если только подшутил – над ним сегодня.

Однако Этвуд спокойно предложил ему выбрать любую из свободных комнат, и Ален решил, что подозревал его напрасно. В этот момент к ним подошёл Хилтон, и Алену волей-неволей пришлось отложить разговор с Этвудом. Оставив того в обществе Хилтона, он пошёл выбирать себе новое жилище. Осматривая пустые комнаты, он вошёл в помещение, соседнее с комнатой Джудит, и вдруг отчётливо услышал резкий и хрипловатый голос миссис Рэтленд. Приблизившись к разделяющей комнаты стене, он обнаружил в ней дверь – комнаты были смежными, чем и объяснялась хорошая слышимость. Второй голос, более тихий, принадлежал Джудит. Тема спора между ними была прежней: Филип Этвуд. Старуха на все лады поносила его и предрекала Джудит всяческие напасти в случае замужества, а та своим спокойным и невозмутимым голосом отвечала, что любит его, что этот вопрос уже решён и незачем опять к нему возвращаться.

«Любит, как же! – подумал Ален. – Деньги она его любит, вот что. Сказала бы прямо, что хочет быть богатой».

– Ты ещё попомнишь ту цыганку, помяни моё слово! – крикнула старуха, после чего раздался стук её палки и хлопанье двери.

Воцарилась тишина, затем послышались какие-то странные звуки. Ален напряг слух – что это такое? Похоже на приглушённые рыдания, когда плачут, уткнувшись в подушку. Раздираемый противоречивыми чувствами, он замер, кусая губы. Узнав, что она выходит замуж ради денег, он внушил себе, что отныне презирает её, однако сейчас, слыша, как она плачет, он был охвачен жалостью и желанием утешить её. Какая бы она ни была, он не в силах слышать её рыдания. Что угодно, только бы она не плакала! Вместе с тем он не мог представить её плачущей, она всегда была столь сдержанной и спокойной, что зачастую это смахивало на равнодушие, и вдруг такой взрыв отчаяния!