Текст книги "Венец королевы"

Автор книги: Элизабет Ролле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Глава VI

Через день к Трэверсу приехал доктор Бэрридж. Джеральд Бэрридж был хирургом и владел небольшой, прекрасно оборудованной клиникой, расположенной в пригороде, примерно посередине между городом и замком Трэверса. Живя близко друг от друга, Трэверс и Бэрридж познакомились тем не менее в Альпах, куда их привело увлечение альпинизмом. Во время бури они отстали от группы и добирались до лагеря вдвоем. Трэверс трудно сходился с людьми, но Бэрридж ему понравился, и он с удовольствием поддерживал это знакомство. Наиболее характерной чертой Джеральда Бэрриджа была невозмутимость и способность сохранять спокойствие при самых критических обстоятельствах; помимо этого он отличался редкой наблюдательностью и умением определять скрытые мотивы человеческих поступков: если бы он не стал хирургом, из него получился бы прекрасный психиатр.

На лестнице у подъезда кто-то стоял. Бэрридж прищурился – солнце слепило его. Еще минута езды, и по русым волосам он узнал Кейна. Секретарь сэра Гордона всегда прекрасно одевался, а сейчас в его облике, была даже некоторая щеголеватость. В руке он держал большую желтую розу, только что срезанную в оранжерее.

– Это вы меня встречаете с цветами? – улыбнулся Бэрридж.

Кейн засмеялся.

– Должен вас разочаровать, мистер Бэрридж, не вас. У нас гостит дама, молодая и красивая, и я намерен преподнести розу ей.

– Какое непостоянство! А что сказала бы леди Хильда?

Хильда Холдернесс была младшей дочерью сэра Саймона Холдернесса, в чьем доме Кейн последний год появлялся настолько часто, насколько позволяли его секретарские обязанности, и причина этих посещений ни для кого не была тайной.

– Хильда уехала в Италию до конца месяца, сказал Кейн, и на его красивом лице отразилось искреннее огорчение, но oн тотчас снова заулыбался. – Меня вероломно бросили, и я могу ухаживать за кем хочу… до конца месяца. Сэр Трэверс у себя, – добавил он, – а доктор с мисс Алисой – это его племянница – пошли в парк, но обещали скоро вернуться.

В аллее показались доктор с молодой женщиной. Бэрридж подождал их, и они вместе вошли в дом. Дворецкий сообщил, что сэр Гордон недавно ушел на конюшню вместе с Джеком.

– Кто это – Джек? – спросил Бэрридж у Кейна.

– Уилсон говорит про Картмела, его здесь все называют просто Джек, – пояснил Кейн. – Он помогает мистеру Барнету в библиотеке.

– Неужели Барнет добровольно впустил постороннего в свое святилище?

– Картмела взял сэр Трэверс. – Кейн замялся, потом добавил: – Видите ли, мистер Бэрридж, по словам доктора Уэйна, Картмел очень похож на покойного брата сэра Трэверса.

– А вам его присутствие, похоже, не нравится? – спросил Бэрридж, пригладив свою аккуратно подстриженную короткую каштановую бородку.

– Меня это не касается, – сдержанно ответил Кейн. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы обсуждать поступки человека, у которого находится на службе.

Когда Трэверс вошел в холл, сопровождавший его белокурый юноша, заметив гостя, отступил в сторону. Разговор с Кейном пробудил у Бэрриджа любопытство, однако он не мог оценить степень сходства Картмела с покойным Джеком Трэверсом: как и Кейн, он познакомился с Гордоном Трэверсом уже после смерти его брата. Во внешности Картмела Бэрридж не обнаружил ничего отталкивающего, что объясняло бы антипатию Кейна, наоборот, Джек показался ему симпатичным. Впрочем, вскоре внимание Бэрриджа переключилось на Алису. Неровность ее поведения и нервозность бросались в глаза. Приняв от Кейна цветок, она весело поблагодарила его, но вскоре отошла от остальных, хмурясь и словно не замечая ничего вокруг.

– Джеральд, мы бессильны развеселить мисс Алису, попробуйте вы, – сказал Трэверс.

Бэрридж предложил ей прогуляться по парку. Сначала они ходили вдвоем, и он рассказывал ей всякие забавные случаи из своей практики, потом к ним присоединились Трэверс с Кейном. Они посидели вчетвером в открытом павильоне, затем Бэрриджа позвали к телефону, и Алиса вместе с ним пошла к дому. Вскоре после их ухода Трэверс направился в сторону конюшни, и Кейн остался один.

Вечером Алиса вспомнила, что забыла в павильоне свою сумочку, и Трэверс послал за ней лакея. Получив сумку, Алиса открыла ее, пошарила в маленьком карманчике, затем перебрала все лежавшие там вещицы и растерянно сказала:

– У меня исчез браслет.

– Твой браслет с рубинами? Он же утром был у тебя на руке, – удивился доктор.

– Да, но когда мы гуляли, я оцарапала запястье и сняла браслет. Он лежал в сумочке.

– Значит, его украли, – изрек мистер Барнет. – Кто же бросает где попало сумочки с драгоценностями! Надо выяснить, кто там побывал после вас.

Произнесенное Барнетом слово «украли» произвело неприятное впечатление на присутствующих. Джек при этом быстро оглядел всех, и Бэрридж увидел в его глазах страх.

– Мистер Барнет, после мисс Алисы в павильоне оставались я и Кейн, – сказал Трэверс – Вы подозреваете нас?

– Нет, пожалуй, – подумав, без всякого смущения ответил Барнет.

– Благодарю вас, мистер Барнет, – иронически сказал Трэверс. – Кейн, вы чувствуете себя польщенным? Ваша, так же как и моя, порядочность подверглась сомнению, но вопрос все же был решен положительно.

Трэверс несомненно обладал чувством юмора, иначе Барнет давно бы лишился места. Кейн рассмеялся:

– Мисс Алиса, я уверен, что ваш браслет найдется.

Расстроенная Алиса поднялась к себе, чтобы переодеться к ужину; снимая костюм, она почувствовала в кармане жакета что-то тяжелое и обнаружила там браслет. Значит, браслет вообще не терялся и она совершенно напрасно поставила всех в неловкое положение? Девушка спустилась в столовую.

– Я нашла браслет, – сказала она, преодолевая смущение. – Оказывается, вместо сумочки я сунула его в карман. Мне очень неприятно, что так получилось.

– Я же говорил, что он найдется, – заметил Кейн.

Взглянув на Джека, Бэрридж увидел, что его лицо выразило облегчение.

Зайдя после ужина в библиотеку, Бэрридж обратил внимание на раскрытую папку с карандашными рисунками, лежавшую на столе возле окна, заинтересовавшись верхним рисунком, он просмотрел и остальные, а один разглядывал особенно долго.

– Чье это? – спросил он Барнета, который, услышав в библиотеке шаги, тотчас возник рядом, будто материализовавшись из воздуха.

– Это Джек рисует, сегодня он весь день тут сидел.

– Гордон, вы обратили внимание, что, когда пропал браслет, Картмел испугался? – спросил он, беря сигару.

– Нет, ничего подобного я не заметил. Вы, наверное, ошиблись. Чего ему бояться? Его в павильоне не было.

«Вот именно, чего ему бояться? – подумал Бэрридж. – Если бы он оставался там последним вместо Кейна, тогда понятно, но его там не было. Почему же он испугался, что его обвинят в краже?»

– Кстати, он хорошо рисует, – вслух заметил Бэрридж, меняя тему. – Он где-нибудь учился?

– Вряд ли… – В сущности, Трэверс мало знал о прошлом Джека; после того как они вернулись из города, Трэверс не задал юноше ни одного вопроса. – Я видел его рисунки, у него, безусловно, есть способности.

– Он рисует в основном лица, и по этим рисункам видно, как он относится к людям, которых рисует, – задумчиво сказал Бэрридж. – Например, по портрету Барнета сразу заметно, что Джек не во всем воспринимает его всерьез. – Закурив сигару, Бэрридж откинулся на спинку кресла. – А свой собственный портрет вы видели?

– Нет.

Бэрридж догадался, о чем подумал Трэверс, он был совершенно уверен, что тот никогда этого не спросит.

– Знаете, Гордон, – сказал он, попыхивая сигарой, – он мог бы показать вам ваш портрет.

Глава VII

Войдя в конюшню, Трэверс обнаружил, что стойло Халлы пусто, а оба конюха на месте.

– Кто на ней уехал? Кейн?

– Нет, сэр, Халлу взял мистер Картмел.

– Вы дали ему сесть на эту бешеную тварь?! Он же не умеет ездить!

– Сэр, он сам ее выбрал, – ответил конюх. – Я ему говорил, что кобыла с норовом.

Трэверс вскочил на рослого вороного жеребца.

– Куда он поехал? – спросил он сквозь зубы, вырывая поводья из рук конюха.

– К озеру, сэр, по розовой аллее.

От сильного удара хлыстом не привыкший к подобному обращению жеребец встал на дыбы. Трэверс ударил снова – захрапев, конь стрелой помчался по аллее.

– Красиво скачет, – сказал подошедший вместе с Кейном Бэрридж, любуясь распластавшейся в стремительном беге лошадью.

– Сэр Трэверс догоняет мистера Картмела, который уехал на Халле, – пояснил перепуганный конюх.

– На Халле? – крикнул Кейн. – Какой идиот дал ему Халлу?!

Он одним прыжком взлетел в седло приготовленной для него лошади (все они собирались на верховую прогулку) и помчался за уже исчезнувшим в конце аллеи Трэ-версом. Бэрридж держался в седле значительно хуже и, решив, что такие гонки не для него, остался на месте.

– Почему они всполошились из-за того, что Картмел сел на Халлу?

– Халла очень капризна, сэр, иногда начинает беситься ни с того ни с сего. Я предупредил мистера Картмела, но он уперся и все тут. На вид-то Халла смирная. И красивая, серая в яблоках, наверное, этим она ему и приглянулась. Не мог же я не дать ему лошадь, – оправдывался конюх.

Бэрридж вышагивал взад-вперед возле конюшни. Вынужденное бездействие тяготило его, и он уже решил было поехать тоже, когда на аллее наконец показался всадник на вороном коне. Жеребец тяжело поводил боками. Трэверс как-то неловко соскочил на землю, бросил поводья подбежавшему конюху и поморщился.

– Эта тварь задела мне руку копытом, – сказал он Бэрриджу.

– А Джек?

– Отделался легким испугом и синяками. Если вы рассчитывали заполучить кого-нибудь из нас себе в пациенты, вас ждет разочарование, – пошутил Трэверс. – Нам вполне хватит помощи мистера Уэйна.

В субботу вечером Кейн по дороге в город заехал в клинику к Бэрриджу, чтобы взять новый медицинский справочник для доктора Уэйна.

– Как у Гордона с рукой? – спросил Бэрридж.

– Мистер Уэйн сказал, что опасаться нечего. С рукой у сэра Трэверса все в порядке…

– Кейн, вы говорите похоронным тоном, и вид у вас мрачный. Что случилось?

– У нас творится нечто странное, – угрюмо сказал Кейн. – Картмел совершенно рехнулся, в него будто бес вселился. Весь вечер после истории с Халлой он был нем как рыба, а на следующий день с утра стал непрерывно хамить всем подряд, особенно сэру Трэверсу. И это после того как тот спас его! Без сэра Трэверса Халла затоптала б его, если не насмерть, то уж изувечила бы точно. Она его, конечно, сбросила. Я видел: он лежал на земле прямо под передними копытами вставшей на дыбы лошади. Его спасло лишь вмешательство сэра Трэверса.

– Вы не преувеличиваете? Может быть, все дело в том, что Джек недостаточно хорошо воспитан?

– Судите сами. Сегодня утром к нам зашел мистер Харт. Мисс Алиса была в светло-зеленом платье, и мистер Харт сказал, что оно ей очень к лицу. Вдруг Картмел громко заявил, что такой цвет любое женское лицо делает похожим на недозрелое яблоко. Это было очень грубо и очень глупо. Сэр Трэверс, желая обратить все в шутку, сказал, что у Джекам плохой вкус и он ничего не смыслит ни в цветах, ни в женщинах. На это Картмел ответил, что вряд ли представители рода Трэверсов имеют основания считать, что сами хорошо разбираются в женщинах. Это было явным оскорблением. Раз он так сказал, значит, он знает о разводе сэра Трэверса и о неудачном втором браке его отца. Сэр Трэверс даже опешил от такого нахальства. Тут вмешался доктор и с помощью мистера Харта кое-как это уладил. Доктор любит мир в доме… Если бы не он, сэр Трэверс, по-моему, выгнал бы Картмела. Парень сделался совершенно невыносимым, такого от него не ожидал даже я, хотя мне он с самого начала не нравился.

– Да? Почему же он не нравился вам с самого начала?

– Как вам сказать… У меня иногда возникает ощущение, что он какой-то не настоящий.

– Играет роль?

– Не совсем. Вернее, не всегда. По-моему, кое-что он делает в расчете на сэра Трэверса, чтобы произвести на него хорошее впечатление.

– Вы считаете это предосудительным? Он же находится у него на службе и живет в его доме.

– Да, конечно, но это не совсем то, о чем вы думаете. Мне трудно объяснить…

– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что он, как говорится, втирается в доверие?

– Кто его знает… Иногда на него будто что-то находит, и тогда он становится совсем другим. Как дикий волчонок.

– Делается грубым?

– Нет. Угрюмым и неразговорчивым, старается уйти куда-нибудь. Но такого, как сейчас, раньше не было.

– Вы наблюдательны.

Кейн улыбнулся, сразу став похожим на очаровательного пирата. Когда он держался на сугубо официальных позициях, то производил впечатление хорошо вымуштрованного и отлично знающего свое место секретаря, у которого собственное «я» запрятано так глубоко, что внешне никак не проявляется. Однако в доме Трэверса такая официальность от него не требовалась. Однажды Бэрридж в разговоре с Трэверсом сказал про Кейна, что он прекрасный работник и назвать его идеальным секретарем мешает лишь одно обстоятельство: иногда у него в глазах бегают чертики. Сначала при Бэрридже Кейн загонял своих чертиков в глубину, но потом почувствовал, что это необязательно.

– A мистер Барнет считает, что у меня склероз и вообще ослабление умственных способностей. Вчера за ужином он с присущей ему деликатностью так прямо и сказал. Сказал, что мне надо лечиться, пока не поздно, хотя, скорее всего, я уже опоздал. Настоятельно советовал не портить зрение и перестать читать, чтобы сберечь здоровье, а вернее, то немногое, что от него осталось.

– Кейн, вы опять положили какую-нибудь книгу в неподобающее место?

– Что вы, мистер Бэрридж! Я всего лишь взял в свою комнату рукопись, сказал Кейн, и его чертики неистово запрыгали.

«Рукопись! Бедный Барнет», – подумал Бэрридж, а вслух сказал:

– Что бы ни утверждал мистер Барнет, вы человек наблюдательный и с памятью у вас тоже все в порядке.

– Когда видишь человека каждый день, поневоле заметишь, какой он, – сказал Кейн уже серьезно. Нас в доме мало, и мы все друг друга хорошо знаем.

«А может, и не очень хорошо, – подумал Бэрридж. – Может очень даже плохо».

В воскресенье Джек исчез очень рано. От замка до шоссе напрямик было мили полторы. Все решили, что ему стыдно за вчерашнюю выходку и он пораньше ушел из дома, рассчитывая добраться до города на попутной машине, чтобы за завтраком ни с кем не встречаться. К полудню в доме остались лишь Алиса и Трэверс. Кейн уехал сразу после завтрака, вслед за ним доктор тоже уселся за руль своей старенькой машины, с которой ни за что не желал расстаться, и укатил на дальние фермы.

Кейн вернулся вечером чем-то сильно озабоченный и подавленный.

– Мне сегодня звонили? – спросил он дворецкого.

– Нет, сэр.

– А телеграммы не было?

– Нет, кроме утренней почты, сегодня ничего больше не приносили. Утром вам было письмо. Да ведь вы сами взяли его, сэр, – сказал Уилсону в чьи обязанности входило по утрам принимать почту и перед завтраком разносить ее адресатам; в промежутке между этими двумя моментами почта лежала в нижнем холле, и если кто-то вставал рано, то, проходя мимо, забирал свои письма и газеты сам.

Кейн сказал, что, уже поужинал, поднялся к себе и больше не показывался. Джека все не было. Вероятно, он намеревался пропустить и ужин. Его место за столом оставалось пустым и на следующее утро.

– Он вообще вернулся? – спросил доктор.

– Да, сэр, – ответил Уилсон. – Очень поздно вечером, я уже запирал двери. В холле было темновато, и он проскочил мимо меня очень быстро, но, по-моему, у него на лице была кровь.

– Джеймс, поднимитесь и спросите, будет ли он завтракать, – распорядился Траверс.

– Сэр, комната заперта изнутри, и он не отвечает, – вскоре доложил дворецкий.

Трэверс встал из-за стола и пошел к комнате Джека сам. Дверь была заперта. Он постучал – никакого отклика.

– Картмел, откройте! – Он постучал снова, громче. – Откройте!

– Сейчас, – приглушенно раздалось из-за двери. Щелкнул замок. На пороге стоял Джек, босиком, в одной пижаме. Шторы были опущены, и в комнате царил полумрак. – Можно мне сегодня не вставать? – тихо сказал он. – Я плохо себя чувствую.

– Вы больны?

– Вчера я споткнулся в парке и ушибся. Там было темно…

– Хорошо, лежите. Завтрак вам принесут сюда.

Узнав, что Джек сильно ушибся, доктор Уэйн после завтрака направился к нему, однако юноша заявил, что врач ему не нужен. Решив, что Джек отказывается от его помощи, стыдясь своего позавчерашнего поведения, доктор стал настаивать и добился своего. Во время осмотра он то и дело в недоумении поправлял свои круглые очки, а затем зашел к Трэверсу.

– Знаете, Гордон, какая получается история: Джек утверждает, будто упал, но на самом деле его избили, причем довольно сильно. Сначала он упорно отказывался от моих услуг, но я думал, что ему просто стыдно за позавчерашнее, и в конце концов заставил его раздеться. Его били, это абсолютно точно, ни о каком падении тут и речи быть не может.

– Значит, вчера в городе он попал в драку.

– Да-а, – нерешительно, протянул доктор Уэйн, – Попал в драку… Только вот что странно: руки у него совершенно целы. После хорошей драки на кистях обычно остаются следы, а у него ничего… Или его держали, или он сам решил, что лучше не сопротивляться. Поговорите с ним, Гордон! Почему он лжет, будто упал?

– Сомневаюсь, что он скажет мне правду.

– Если он кому-то и скажет правду, то в первую очередь вам. Все зависит от того, какова эта правда.

– На что вы намекаете?

Доктор тяжело вздохнул, словно готовясь исполнить тягостный долг.

– Гордон, вам этот мальчик нравится, и потому вы готовы защищать его. Мне он тоже симпатичен, но порой ставит меня в тупик. Не только сегодня… Он вообще какой-то странный, и мы о нем ничего не знаем. Или вы знаете?

– Нет. Вы считаете, что мне следовало детально выяснить его биографию?

– Не иронизируйте. Может, мальчик попал в плохую компанию. Прежние приятели… что-то не поделили, вспыхнула ссора, и они его избили.

– Допустим, что так. Чего вы от меня хотите: чтобы я выставил его вон или занялся его воспитанием?

В тех редких случаях, когда доктор Уэйн сердился, он становился похожим на взъерошенную сову, чему немало способствовали круглые очки в металлической оправе.

– От вашего воспитания никакого толку все равно не будет, – отрезал он и направился к двери.

– Доктор Уэйн! – Трэверс нагнал его и тронул за локоть. – Вы сердитесь, потому что не знаете, что делать, но ведь я тоже не знаю.

Доктор остановился, потом сконфуженно улыбнулся.

– Гордон, ваша ирония вечно сбивает меня с толку. Так что же мы будем делать?

– Ничего, – ответил Трэверс. – Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, это оставить его в покое. Если он захочет сказать правду, то скажет ее сам, а если не захочет, то бесполезно и спрашивать.

Джек встал на третий день. Поведение его сильно изменилось. Он никого больше не задевал, а перед Трэверсом даже извинился, но его прежняя общительность и жизнерадостность исчезли без следа. Он постоянно находился в угнетенном состоянии, избегал всех, в том числе и Трэверса, и целыми днями сидел в библиотеке или в своей комнате.

– Вы что-то совсем скисли, Джек, – сказал ему Трэверс. – Нельзя все время сидеть в четырех стенах. Поедемте со мной на озеро. На машине, – уточнил он, чтобы Джек не подумал, будто его приглашают поехать верхом. – Вода теплая, можно искупаться.

Джек купаться отказался и остался на берегу. Когда Трэверс поплыл к противоположному берегу, он лег на спину, раскинув руки, и стал смотреть на мелкие облака, похожие на стадо веселых курчавых барашков, наперегонки бегущих по лугу. Медленно жуя травинку, он старался ни о чем не думать. Слабый ветер трепал его волосы, приятно обдувал лицо. Лежать бы так и лежать… Озеро, окаймленное на дальнем берегу лесом, а с этой стороны лугами, было похоже на голубой лоскуток, затерявшийся среди бескрайней зелени. Хорошо бы и ему где-нибудь затеряться…

– Вы совсем не будете купаться? – спросил Трэверс, выйдя из воды. – Вода прогрелась даже на глубине.

– Я плохо плаваю, – нехотя сказал Джек и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в густую траву.

Одевшись, Трэверс сел рядом с ним.

– Джек, я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил он через некоторое время.

Джек судорожным движением оторвался от земли и сел.

– О чем вы, сэр?

Трэверс подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, потом встал.

– Раз вы все равно не купаетесь, едем обратно.

Когда они вернулись, к Трэверсу подошел Кейн.

– Сэр, не могли бы вы отпустить меня на два дня? Я получил телеграмму, что моя тетя при смерти, и мне надо быть там.

– Да, конечно. Постарайтесь к воскресенью вернуться: приедет мистер Трентон и вы мне понадобитесь. Впрочем, если вам надо будет там задержаться, оставайтесь.

– Спасибо, сэр. В воскресенье я приеду.

Сев в машину, Кейн рванул с места с такой скоростью, что у доктора Уэйна округлились глаза.

– Сумасшедший! – воскликнул он. – В этом доме все будто помешались! Эта ваша манера ездить, Гордон. Дурной пример заразителен, раньше он так не ездил. Вас обоих нельзя подпускать к рулю!

– Но, доктор, я так больше не езжу, – защищался Трэверс, однако Уэйн одним взмахом своей руки разом отмел все возражения.

– Вы должны ему сказать, чтобы он не смел так носиться!

В хорошую погоду Трэверс перед завтраком обычно полчаса ездил верхом.

Лошадь шла размашистой рысью. Миновав парк, Трэверс выехал на лесную дорогу. Внезапно лошадь шарахнулась в сторону, испуганная шагнувшим с обочины на середину дороги человеком.

– Сэр Трэверс? – хрипло спросил он, шаря глубоко посаженными водянистыми глазами по фигуре всадника; одет он был, несмотря на теплую погоду, в длинное серое пальто с вытянутыми полами, покрытыми внизу грязными пятнами, и мятую коричневую шляпу с отвислыми полями; вокруг шеи обмотан узкий черный шарф.

– Что вам угодно? – холодно сказал Трэверс, сдерживая лошадь. – Здесь частное владение.

– Да-да, владения сэра Трэверса, то есть ваши, сэр. – Бродяга взмахнул рукой, обводя все вокруг широким жестом. – Большие владения, богатые. Очень богатые!

– Что вам надо? Милостыни я не подаю. И перестаньте махать руками, вы пугаете мою лошадь.

– Ха, милостыня! – осклабился оборванец, обнажив крупные, неровные зубы. – Вы, сэр, просто заплатите мне, и мы расстанемся ко взаимному удовольствию. Ко взаимному удовольствию!

Он громко расхохотался, считая свою фразу чрезвычайно остроумной.

– За что мне вам платить?

– Сэр, вы забрали у отца единственного сына. Разве это достойно джентльмена? Конечно, богатому джентльмену легко уладить маленькое недоразумение…

– Что вы несете?

Трэверс тронул коня, но бродяга вцепился в уздечку. Трэверс поднял хлыст.

– У вас живет Джек Картмел, – торопливо сказал бродяга, уклоняясь от удара.

Трэверс опустил руку.

– Какое вы имеете к нему отношение?

– Самое прямое. – Бродяга снова широко ухмыльнулся; его поведение являло собой причудливую смесь наглости и заискивания. – Самoe прямое, сэр: он мой сын.

Лицо Трэверса осталось бесстрастным.

– Во-первых, вы лжете. Картмел говорил, что его родители умерли. Во-вторых, с какой стати я буду вам платить, даже если это правда?

– Отрекся от родного отца! Как нехорошо! Но я его прощаю. Однако разве справедливо, сэр, что сын живет в полном довольстве, а у отца нет в кармане ни пенса? Сэр, восстановите справедливость! – Заискивающие нотки брали верх. – Мне надо так мало, а вы так богаты…

– Убирайтесь вон!

– Не горячитесь, сэр. Когда вы убедитесь, что я говорю правду, вы измените свои намерения. Так ведь для вас лучше будет.

– Вы мне угрожаете? – спросил Трэверс с холодным презрением.

– Как можно, сэр! У меня такого и в мыслях нет! Я про другое думаю. Уж очень хочется мне своего дорогого сыночка навестить. Любящему отцу ходить в гости к своему сыну – одно удовольствие. Прямо хоть каждый день! Да только боюсь, сэр, это будет вам неприятно. Я готов пожертвовать своими родительскими чувствами. Да, сэр, готов пожертвовать! Но мне будет так тяжело! Должно же мне быть хоть какое-то утешение. Вы же понимаете, сэр. Подумайте над моим предложением. Мы еще встретимся. Прощайте, сэр, а вернее, до свидания.

Он отступил на обочину, и застоявшаяся лошадь рванулась вперед по опустевшей дороге. Сделав круг, Трэверс вернулся домой.

– Пришлите Картмела в мой кабинет, – сказал он дворецкому, проходя через холл.

Войдя, Джек остановился возле двери.

– Идите сюда. Садитесь. – Трэверс указал рукой на кресло напротив себя. Джек уселся на самый кончик. – Джек, вы мне говорили, что ваши родители умерли. Зачем вы соврали?

Джек густо покраснел. Накануне от прислуги он слышал, что вокруг дома бродил какой-то оборванец и расспрашивал садовника, поэтому после вопроса Трэверса догадался о состоявшейся встрече.

– Мне было стыдно говорить… Он нас бросил. Давно, мне тогда всего три года было. Потом он изредка появлялся, требовал у матери деньги. Когда она умерла, он перестал приходить, потому что у меня денег не было. Наверное, он боялся, что ему придется помогать мне. Только у него я не стал бы просить. Потом я встречал его несколько раз в городе, но он делал вид, что не узнает меня. Я к нему тоже не подходил. Мы с ним чужие.

– Это с его помощью вы в воскресенье так споткнулись, что потом два дня лежали в постели?

Этот вопрос почему-то испугал Джека. Кровь разом отхлынула от лица, а в глазах появился страх, который он тщетно старался скрыть; он весь съежился и был похож на затравленного зверька.

– Нет, – выговорил он побелевшими губами. – Я сам упал. Споткнулся и упал.

Пожалев его, Трэверс не стал настаивать, хотя был уверен, что Джек лжет и в воскресенье он встречался с отцом. Должно быть, тот сначала обобрал его, а потом еще пригрозил, что явится сюда. Джек, конечно же, не хотел, чтобы тот приходил. Тягостный разговор завершился совсем уж скверно: отец его избил.

«Но чего он боится? – думал Трэверс. – Что я его из-за этого выгоню?»

– Не расстраивайтесь, Джек, вы тут ни в чем не виноваты, – мягко сказал он. – Однако будет лучше, если впредь вы будете говорить мне правду.:

– Да, сэр, – едва слышно вымолвил Джек и пошел к двери.

На пороге он обернулся и порывисто шагнул обратно, но Трэверс уже повернулся к нему спиной. Сникнув, Джек тихо закрыл дверь.