Текст книги "Грешные намерения"

Автор книги: Элизабет Хойт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я думаю, будет лучше, если мы как можно быстрее отвезем вас домой.

– Вы слишком беспокоитесь.

– Да, – согласилась Темперанс, когда карета завернула за угол. – Да, слишком.

Она прикусила губу. Потому что вопреки спокойному тону Темперанс понимала, что опасения вполне оправданны. Она очень боялась, что в рану лорда Кэра попала инфекция.

А от заражения крови человек может умереть.

Глава 7

Когда Мег это сказала, все находившиеся в комнате так и ахнули.

– Глупости! – возмутился король. – Народ меня любит. Мне все это говорят.

Мег пожала плечами.

– Простите, ваше величество, но они вам лгут. Вас, может быть, боятся, но не любят.

Глаза у короля сузились,

– Я докажу тебе, мой народ меня любит, и когда я докажу это, твоя голова будет украшать ворота моего замка. А пока посиди в моей темнице.

Король махнул рукой, и Мег уволокли прочь…

«Король Ледяное Сердце»

Инфекция могла убить человека за несколько дней или даже часов, если рана сильно загноилась.

Темперанс не могла избавиться от этой страшной мысли все время, пока карета лорда Кэра катилась по улицам Лондона. Темперанс даже не знала, где он жил и как долго им предстоит ехать, часы или несколько минут? Может быть, ей следовало настоять, чтобы он остался в доме Бекинхоллов, несмотря на желание Кэра скрыть болезнь.

– Что-то вы притихли, миссис Дьюз, – медленно произнес он. – Клянусь, это заставляет меня волноваться, что еще вы придумали вашими пуританскими мозгами?

– Меня только беспокоит, скоро ли мы приедем к вам домой?

Он повернул голову, прищурившись, посмотрел в окно на мелькающие ночные огоньки. Затем снова закрыл глаза.

– Я не могу определить, где мы. На полпути к Бату, вот все, что я могу предположить. Но не волнуйтесь, мой кучер совершенно лишен чувства юмора. Он благополучно доставит нас домой.

– Конечно.

– А танцевать вы тоже любите? – неожиданно спросил он.

«Он что, бредит?»

– Я не танцую.

– Естественно, – пробормотал он. – Мученики танцуют только на крестах. Меня удивляет, что вы позволили себе получить такое невинное удовольствие, как фортепианная музыка.

– В молодости у меня был спинет, – рассеянно сказала она. Наверное, они уже недалеко?

– И вы играли.

– Да. – Она вдруг вспомнила ощущение гладких прохладных клавишей под своими пальцами. И чистую радость музыки. Это время казалось теперь таким безгрешным и далеким. Он лениво приоткрыл глаза.

– Но больше не играете?

– Я продала спинет после смерти мужа. – Темперанс подождала, пока он снова сделает едкое замечание о Бенджамине.

– Почему?

Этот вопрос настолько удивил ее, что она повернулась к Кэру. Он смотрел на нее из-под прикрытых век, и даже в тусклом свете кареты было видно, как блестят его синие глаза.

– Что почему?

– Почему вы продали пианино, если вы им так дорожили? Вы боялись доставить себе небольшое удовольствие? Или была еще какая-то причина?

Темперанс сжала лежавшие на коленях руки, но ответила спокойно, ибо ответ был полуправдой.

– Нам нужны были деньги, чтобы содержать дом.

– Не сомневаюсь, – сказал Кэр, – но не думаю, что вы поэтому продали спинет. Вы любите наказывать себя.

– Как вы недоброжелательны. – Она отвернулась, чувствуя, как краснеет. Только бы он этого не заметил в полутьме кареты…

– Однако вы не отрицаете это обвинение. – Карету встряхнуло, и он застонал.

Темперанс бросила на него быстрый взгляд и лишь перевела дыхание. Даже сейчас, когда Кэр так слаб, она чувствовала себя в когтях хищника.

– За какой же воображаемый грех вы наказываете себя? – тихо спросил он. – Не пожелали ли вы в детстве чепчика, принадлежавшего другой девочке? Не объедались ли вы сладостями? Не испытывали ли неприличное возмущение, когда на улице с вами сталкивался какой-нибудь невежа?

Темперанс задрожала от неожиданно охватившей ее ярости. Она с большим трудом сдержала возмущенный крик и только глубоко вздохнула, глядя на сжатые кулаки. Дать себе волю, и высказаться сейчас было бы верхом глупости. Она и так сказала слишком много. Кэр и так уже слишком приблизился к раскрытию ее позорной тайны.

– Или, – оскорбительно невозмутимым тоном произнес лорд Кэр, – этот грех намного тяжелее тех, которые я перечислил?

Она вспомнила то давно забытое волнение, которое испытала, увидев мужчину, чья кривая усмешка заставила так безумно биться ее сердце. Эти воспоминания были лишь тенью ее давних эмоций и желаний, долго не покидавших ее и после смерти этого человека.

Темперанс подняла голову и, стиснув зубы, взглянула в недобрые синие глаза. Легкая усмешка играла на губах Кэра, чувственных и соблазняющих. Неужели он мучил ее из любопытства? Неужели он наслаждался ее болью?

Карета остановилась, и лорд Кэр отвел глаза.

– А, мы приехали. Спасибо, что проводили меня до дома, миссис Дьюз. Как только я выйду из кареты, кучер отвезет вас домой. Желаю вам доброй ночи.

Ей ужасно хотелось просто бросить его здесь. Он мучил и терзал ее, как маленький мальчик тычет палкой в обезьянку, просто ради собственного удовольствия. Но когда Кэр поднялся и, покачнувшись, ухватился за дверцу кареты, Темперанс вскочила.

– Вы мне отвратительны, лорд Кэр, – сквозь зубы сказала она, взяв его за руку.

– Вы мне уже об этом говорили.

– Я еще не кончила. – Он всей своей тяжестью оперся на нее, и Темперанс покачнулась. Молодой лакей открыл дверцу и сразу же подхватил под руку лорда Кэра, помогая ему вылезти. – Вы невероятно грубый человек, без понятия о морали и даже о приличиях.

– О, да перестаньте, прошу вас, миссис Дьюз, – простонал лорд Кэр. – У меня голова кружится от вашей лести.

– Да, – продолжала Темперанс, пропуская его слова мимо ушей, – вы всегда вели себя со мной ужасно, с самого начала, когда вы, позвольте вам напомнить, вломились в мой дом.

Лорд Кэр остановился, опираясь на плечо молодого лакея, удивленно смотревшего на них обоих.

– Есть ли смысл в ваших излияниях? Или вы просто срываете на мне свое раздражение?

– Смысл есть, – сказала Темперанс, помогая ему подняться по ступеням внушительного дома. – Вопреки вашему обращению со мной я намерена оставаться с вами, пока вас не осмотрит доктор.

– Как бы я ни был польщен вашими мученическими порывами, миссис Дьюз, я не нуждаюсь в вашей помощи. Постель и бренди, без сомнения, все, что мне нужно.

– В самом деле? – Темперанс смотрела на этого идиота, который, покачиваясь, стоял на ступенях собственного дома. Пот струился по его покрасневшему лицу, волосы на висках прилипли к голове, его трясло.

Быстрым движением Темперанс ударила локтем по раненому плечу.

– Будьте вы прокляты! – Лорд Кэр, задохнувшись, согнулся вдвое.

– Пошлите за доктором, – распорядилась Темперанс, обращаясь к дворецкому. – Лорд Кэр болен.

А вы, двое, – она кивнула в сторону лакеев, – помогите лорду Кэру подняться в его спальню.

– Вы, – выдохнул лорд Кэр, – мстительная гарпия, мадам.

– Не стоит благодарить меня, – приятным голоском сказала Темперанс. – Я всего лишь исполняю свой христианский долг.

Трудно сказать, чем он ответил на ее слова, был это смех или страдальческий стон? Во всяком случае, лорд Кэр больше не спорил.

Темперанс шла за лакеями следом, и хотя ее цель проследить, хорошо ли позаботились о лорде Кэре, была почти альтруистической, она не могла удержаться, чтобы не оглядеть его дом. Лестница, по которой они поднимались, была мраморной, но более роскошной, чем лестница в доме леди Бекинхолл. Изящно изогнутая, она вела на верхний этаж. На стенах висели огромные портреты мужчин в вооружении и высокомерных женщин со сказочными драгоценностями; казалось, их глаза с неодобрением смотрели на вторжение Темперанс в этот дом. Под ногами у нее был роскошный, застилавший лестницу красный ковер. В верхнем холле из ниш, расположенных вдоль стен, боязливо выглядывали статуи в человеческий рост. Процессия приблизилась к широко распахнутым, высоким двойным дверям. Худощавый, средних лет, слуга встревоженно встретил их, когда они вошли в апартаменты лорда Кэра.

Темперанс обратилась к нему, пока лакеи укладывали лорда Кэра на массивную кровать, стоявшую в середине комнаты.

– Вы камердинер лорда Кэра?

– Да, мэм. – Он перевел взгляд с нее на лорда Кэра. – Меня зовут Смолл.

– Хорошо. – Темперанс повернулась к лакеям. – Принесите воды, как можно горячее, и чистые полотенца, пожалуйста. И еще бутылку крепкого спирта.

Лакеи поспешно разбежались.

– Оставь меня в покое! – раздался раздраженный голос лорда Кэра.

Темперанс оглянулась и увидела, что камердинер пятится от своего хозяина, а лорд Кэр сидит на краю постели, бессильно опустив голову, всем телом навалившись на расшитые занавеси полога.

– Но, милорд… – сопротивлялся бедный камердинер. Темперанс вздохнула. Какой ужасный, невыносимый человек этот лорд Кэр!

Она решительным шагом подошла к постели.

– Ваша рана загноилась, милорд. Вы должны позволить Смоллу и мне помочь вам.

Лорд Кэр повернул голову и искоса, как дикое животное, посмотрел на Темперанс.

– Я позволю вам помочь, но Смолл должен выйти из комнаты. Или вам нужны зрители?

– Не ведите себя так отвратительно, – с излишней нежностью сказала она, поднимая его неповрежденную руку и снимая с нее рукав камзола. Темперанс с беспокойством посмотрела на пятно на его правом плече. – Боюсь, это будет больно.

Лорд Кэр закрыл глаза и криво улыбнулся.

– Всякое прикосновение причиняет мне боль. И, кроме того, я не сомневаюсь, что любая боль, по крайней мере, весьма позабавит вас.

– Какие глупости вы говорите. – Темперанс это почему-то обидело. – Ваша боль не радует меня.

Она осторожно освободила его плечо, но, несмотря на ее старания, он, стиснув зубы, издал шипящий звук.

– Простите, – прошептала она, когда Смолл умело расстегнул жилет лорда Кэра. Кэр, казалось, забыл, что приказал своему слуге выйти из комнаты, и Темперанс была этим довольна – раздеть лорда было бы довольно трудно, если бы они остались наедине.

– Не извиняйтесь, – тихо сказал лорд Кэр. – Боль всегда была моим другом.

Казалось, что он бредит. Темперанс нахмурилась, осматривая его плечо. Рана сочилась, и гнилостные выделения приклеили к телу рубашку. Темперанс подняла глаза и встретилась взглядом с камердинером. Судя по озабоченному выражению его лица, он тоже прекрасно понимал создавшееся положение.

В эту минуту вернулись лакеи с горячей водой и полотенцами, следом за ними шел низенький толстенький дворецкий.

– Поставьте все сюда. – Темперанс указала на столик возле кровати. – За доктором послали?

– Да, мэм, – зычным голосом ответил дворецкий. Смолл кашлянул, и, когда Темперанс повернулась к нему, прошептал:

– Нам лучше не дожидаться доктора, мэм. После семи часов он ненадежен.

Темперанс взглянула на изящные золотые часы, стоявшие на столике у кровати. Было почти восемь вечера.

– Почему же?

– Он пьет, – невнятно произнес с постели лорд Кэр. – И у него трясутся руки.

– А нет ли другого доктора, за которым можно послать? – спросила Темперанс. Слава Богу, лорд Кэр – богатый человек.

– Я разузнаю, мэм, – сказал дворецкий и ушел. Темперанс взяла одно из чистых полотенец, намочила его в кипятке и осторожно приложила к плечу лорда Кэра. Он дернулся с такой силой, как будто она приложила к его коже раскаленную кочергу.

– Черт побери, мадам, вы хотите сварить меня?

– Вовсе не хочу, – ответила Темперанс. – Нам надо отлепить вашу рубашку от раны и не разорвать при этом швы.

Он пробормотал довольно грязное ругательство. Темперанс предпочла не обращать на это внимания.

– Это правда? То, что вы сказали?

– О чем?

– О том, что любое прикосновение причиняет вам боль? Ужасно пользоваться его состоянием для расспросов, но ее разбирало любопытство.

Он закрыл глаза.

– Ода.

Темперанс с удивлением смотрела на этого богатого, титулованного аристократа. Прикосновение другого человека причиняет ему боль? Но возможно, боль, о которой он говорил, была не только физической.

Темперанс покачала головой и взглянула на камердинера.

– Есть кто-нибудь, за кем можно послать? Родственник или друг лорда Кэра?

Камердинер что-то пробормотал под нос и отвел глаза.

– А… я неуверен…

– Скажи ей, Смолл, – отчётливо произнес лорд Кэр. Его глаза были закрыты, но со слухом, очевидно, все было в порядке.

Смолл вздохнул.

– Нет, мэм.

Темперанс задумалась, снова накладывая на рану полотенце.

– Я знаю, вы не близки с вашей матерью…

– Нет.

Она вздохнула.

– Но должен же кто-то быть, Кэр?

Странно, но камердинер смутился больше, чем лорд Кэр. Тот был просто раздражен.

– А как с… – Темперанс не сводила глаз с его плеча, чувствуя, как краснеет, – женщина, которая вам близка?

Лорд Кэр тихо усмехнулся и открыл глаза. Они были уж слишком ясными.

– Смолл, когда ты в последний раз видел женщину, переступавшую порог этого дома?

– Никогда. – Камердинер пристально смотрел на свои башмаки.

– Вы – первая леди, за десять лет переступившая порог моего дома, миссис Дьюз, – сказал лорд Кэр. – Последней была моя мать, в тот день, когда я выпроводил ее из дома. Я полагаю, вы польщены, не правда ли?

Лазарус смотрел на раскрасневшееся лицо миссис Дьюз. Румянец был ей к лицу, и даже в болезненном состоянии Кэр чувствовал, как в нем шевельнулось желание. В какую-то минуту ему показалось, словно что-то ударило его в грудь, какое-то странное желание, желание изменить свою жизнь, свой характер, чтобы заслужить такую женщину, как она.

Миссис Дьюз сменила повязку на ране, и резкая боль заглушила его фантастические мечты. Голова болела, тело ослабело, Кэра охватывал жар, а плечо горело как в огне. Ему хотелось просто лечь и заснуть и больше никогда не просыпаться… И будет ли это большой потерей для мира?

Но миссис Дьюз не имела намерения отпускать его.

– И у вас совсем никого нет, кто бы позаботился о вас? Нечаянно или намеренно она коснулась его руки, и он почувствовал знакомую жгучую боль. Он лишь силой воли сдерживал свою руку. Может, если это повторять, он привыкнет к боли от ее прикосновения – как собака, которую бьют так часто, что она больше не вздрагивает от ударов. Возможно, ему даже понравится это ощущение.

Лазарус засмеялся или, вернее, попытался засмеяться. То, что он произнес, напоминало хриплое карканье.

– Даю слово, миссис Дьюз, никого. Мы с матерью стараемся разговаривать как можно меньше. Я полагаю, есть только один человек, которого я мог бы назвать другом, но недавно мы с ним поссорились…

– Кто?

Кэр не ответил; будь он проклят, если сейчас пошлет за Сент-Джоном.

– И вопреки вашим романтическим предположениям, даже если бы я заимел любовницу, я бы не позвал ее сейчас. Леди, которых я нанимаю, служат мне для иных… э… целей. Повторяю, я не привожу их в свой дом.

Услышав это, она поджала губы. Кэр с усмешкой посмотрел на нее.

– Боюсь, я в ваших нежных руках.

– Понимаю. – Она задумчиво посмотрела на него и, сняв повязку, раскрыла рану. Он чуть не взвыл от боли.

– Это нужно снять, – тихо сказала Темперанс Смоллу, как будто Лазарус был ребенком, отданным им на попечение.

Камердинер кивнул, и они сняли с него рубашку, что оказалось мучительной операцией. Когда они закончили, Лазарус тяжело дышал. Ему не надо было смотреть на свое голое плечо, чтобы понять, что рана загноилась. Он чувствовал, как пульсирует рана.

– Мэм, доктор, – сказал появившийся в дверях лакей. В спальню, покачиваясь, входил лекарь, клок сальных седых волос сполз на его бритой голове в одну сторону.

– Милорд, я пришел быстро, как только смог.

– Очень мило, – проворчал Лазарус.

Лекарь подошел к кровати с преувеличенной осторожностью пьяного человека.

– Что тут у нас?

– Он ранен. Вы можете помочь ему? – начала миссис Дьюз, но лекарь оттолкнул ее и, наклонившись ближе, пристально осмотрел рану. В лицо Лазаруса пахнуло затхлым запахом дешевого вина.

– Что вы сделали, леди? – резко отстранился лекарь. Миссис Дьюз удивленно посмотрела на него.

– Я… я…

Лекарь выхватил кусок ткани из ее рук.

– Вмешиваетесь в естественный процесс заживления?

– Но гной… – начала миссис Дьюз.

– Bonum et laudable. Вы знаете, что это значит? Миссис Дьюз покачала головой.

– Полезный и доброкачественный, – раздраженно подсказал Лазарус.

– Совершенно верно, милорд. Полезный и доброкачественный! – воскликнул лекарь, чуть не свалившись от собственного энтузиазма. – Всем хорошо известно, что гной залечивает рану. И нельзя вмешиваться в этот процесс.

– Но у него жар, – возразила миссис Дьюз. Лазарус закрыл глаза. Пусть уж его мученица и этот мошенник сами разрешат свой спор.

– Я пущу ему кровь, и жар спадет, – заявил лекарь. Лазарус, открыв глаза, посмотрел, что лекарь достает из своей сумки. Тот достал ланцет и повернулся к Лазарусу, держа в дрожавшей руке этот острый инструмент. Лазарус выругался, пытаясь преодолеть слабость и встать. Кровопускание – это одно, но позволить пьяному, подходить к нему с ножом было равносильно самоубийству. Проклятие, комната кружилась перед его глазами.

– Пусть он убирается отсюда.

Миссис Дьюз прикусила губу.

– Но…

– Уж лучше бросьте меня на растерзание львам, чем отдавать меня на его милость!

– Послушайте, милорд… – Лекарь стал дружелюбнее. Миссис Дьюз с беспокойством и неуверенностью посмотрела в глаза Лазарусу.

– Пожалуйста. – Он был слишком слаб, его лихорадило, и он не мог постоять за себя. Это должна была сделать Темперанс. – Я предпочел бы умереть от вашей руки, а не от руки этого пьяного шарлатана.

Она решительно кивнула, и Лазарус с облегчением опустился на постель. Миссис Дьюз взяла лекаря за руку и твердо, но с обаятельной любезностью, вывела его из комнаты. Она передала его дворецкому и затем вернулась к постели Лазаруса.

– Надеюсь, вы приняли правильное решение, – тихо сказала Темперанс. – Меня этому не обучали, у меня есть только опыт заботы о детях.

Глядя в ее необыкновенные, с золотистыми искорками, глаза, Лазарус подумал, что мог бы спокойно доверить этой женщине свою жизнь.

Он лег, и на его губах появилась ироническая усмешка.

– Я безгранично верю в вас, миссис Дьюз.

И несмотря на этот обычный для него саркастический тон, Кэр с удивлением понял, что это было правдой.

Темперанс смотрела на воспаленное плечо лорда Кэра, чувствуя, как его признание заставило ее похолодеть. Последний человек, который доверял ей, стал жертвой ужасного предательства.

Но сейчас не время для воспоминаний. Рана покраснела и с распухших, воспаленных краев бежали ярко-красные струйки.

– Пусть принесут еще воды, – сказала она камердинеру, выжимая повязку и накладывая ее прямо на рану. Иногда заражение можно залечить жаром.

Лорд Кэр замер при ее прикосновении, но больше ничем не выдал ту ужасную боль, которую, должно быть, испытывал.

– Почему прикосновение других людей для вас так болезненно? – тихо спросила Темперанс.

– Вы с таким же успехом могли спросить птицу, почему ее влечет небо, мадам, – не очень внятно произнес он. – Просто я так создан.

– А если вы сами дотрагиваетесь до кого-нибудь? Он пожал плечами:

– Если дотрагиваюсь я сам, то боли не бывает.

– И вы всегда были таким? – Она сосредоточила внимание на перевязке. Вопреки утверждениям лекаря Темперанс всегда следовала урокам своей матери, а маме не нравилось, когда появлялся гной.

Кэр с легким стоном закрыл глаза.

– Да.

Она бросила быстрый взгляд на его лицо.

– Раньше вы говорили, что никто на свете не может причинить вам боль.

Пока она меняла повязку, Кэр молчал. Темперанс уже подумала, что он ничего не скажет. Но он прошептал:

– Я солгал. Была Аннализа.

Она резко подняла голову и посмотрела на него, чувствуя, как что-то странное кольнуло в ее сердце, что-то похожее на ревность.

– Кто эта Аннализа?

Он вздохнул.

– Аннализа была моей младшей сестрой. На пять лет моложе. Внешне она была похожа на нашего отца – невзрачная малышка, серая мышка с серо-карими глазами. Она обычно таскалась за мной, даже когда я говорил ей… я говорил ей…

Он умолк, Смолл молча поменял тазик с водой. Темперанс сполоснула тряпочку, вода была так горяча, что руки у нее покраснели. Она прижала к ране горячую салфетку, но Кэр, казалось, этого даже не заметил.

– Что вы ей говорили?

– Мм… – произнес он, не открывая глаз. Она наклонилась еще ниже, глядя на его нос, на твердый, почти жестоко очерченный рот.

Она почувствовала, как сжалось сердце. – Кэр!

– Что? – полуоткрыв глаза, с раздражением произнес он.

– Что же вы сказали Аннализе?

Он потряс головой, оторвавшись от подушек.

– Она ходила за мной, шпионила, но она была намного моложе меня. И я всегда это знал. А она брала меня за руку, даже когда я запрещал ей. Я говорил, чтобы она не трогала меня. Но ее прикосновение никогда не вызывало боли… никогда…

Темперанс протянула руку и сделала то, чего никогда бы не сделала, будь он в здравом уме и сознании. Она осторожно отвела с его лба прядь прекрасных, белых, как серебро, волос. Они были мягкими, почти шелковистыми на ощупь.

– И что же вы ей сказали?

Его сапфировые глаза неожиданно широко распахнулись, они казались ясными и спокойными, как в тот день, накануне нападения.

– Я сказал ей, чтобы она ушла, и она ушла. А вскоре заболела и умерла. Ей было пять, а мне десять. Не приписывайте мне романтическую добродетель, миссис Дьюз. Я ею не обладаю.

Она не отрывала от него взгляда, ей хотелось возразить ему, хотелось утешить маленького мальчика, который когда-то давно потерял сестренку. Но она лишь выпрямилась и убрала руку с его волос.

– Я собираюсь промыть вашу рану крепким спиртом. Будет очень больно.

– Ничего, – с почти приятной улыбкой ответил он.

И она с помощью Смолла проделала эту ужасную операцию. Она промыла рану, высушила ее и снова наложила повязку, все это время сознавая, какую мучительную боль испытывает он. Когда Темперанс закончила, лорд Кэр тяжело дышал и был уже без сознания. Смолл выглядел растрепанным, а Темперанс боролась со сном.

– По крайней мере, хоть это сделано, – шепотом сказала она, преодолевая усталость и помогая камердинеру убрать запачканные вещи.

– Спасибо вам, мадам, – сказал маленький камердинер. – Не знаю, что бы мы без вас делали.

– Он доставляет много хлопот?

– Да, уж, мэм, – горячо признался слуга. – Вы не желаете, чтобы я приказал горничным приготовить для вас комнату?

– Мне надо вернуться домой. – Темперанс смотрела на лорда Кэра. Лицо его было по-прежнему красным, и лоб, который она уже вытирала, снова покрылся потом.

– Если вы позволите сказать, мэм, – обратился к ней Смолл. – Он станет спрашивать о вас ночью, да и в любом случае уже слишком поздно леди выезжать из дома одной.

– Да, в самом деле, – тихо согласилась она.

– Я распоряжусь, чтобы вам приготовили что-нибудь и принесли поднос сюда, – сказал Смолл.

– Спасибо, – ответила она, и камердинер выскользнул за дверь. Темперанс опустилась в высокое кресло, придвинутое к кровати и, подперев голову кулаком, решила отдохнуть, пока маленький камердинер не принесет ей ужин.

Когда Темперанс в очередной раз проснулась, камин почти догорал. Комнату освещала одинокая оплывшая свеча, стоявшая на столике у кровати. Темперанс немного потянулась, морщась от боли в шее и плечах после сна в такой неудобной позе, потом взглянула на кровать. И почему-то не удивилась, увидев блестящие синие глаза, наблюдавшие за ней.

– Какой же он был, – тихо спросил лорд Кэр, – этот ваш идеальный муж?

Темперанс понимала, что ей не следует отвечать, вопрос был слишком личный, но почему-то здесь глубокой ночью это казалось разумным и правильным.

– Он был высоким, с темными волосами, – прошептала она, вспоминая лицо из далекого прошлого. Когда-то оно было таким знакомым, а теперь стало каким-то расплывчатым. Она закрыла глаза и сосредоточилась. – У него были красивые темно-карие глаза. А на подбородке был шрам, еще с детства, и у него была особая манера сгибать пальцы и жестикулировать во время разговора, это казалось мне элегантным. Он был очень умный, очень порядочный и очень добрый.

– Как скучно, – сказал Кэр. – Похоже, он был педантом.

– Не был.

– Он смешил вас? – тихим, хрипловатым после сна или от боли голосом спросил он. – А шептал ли он вам на ушко такие вещи, от которых вы краснели? Его прикосновение вызывало в вас дрожь?

Она резко перевела дыхание от его грубых, слишком личных вопросов.

Но он продолжал, уже своим невероятно звучным голосом:

– Таяли ли вы от желания под его взглядом?

– Прекратите! – воскликнула она, ее голос громко прозвучал в этой комнате. – Пожалуйста, прекратите.

Кэр лишь смотрел на нее все понимающим взглядом, как будто знал, что она тает от желания – но не от воспоминаний о своем муже под его взглядом.

– Он был хорошим человеком, чудесным человеком, я не заслуживала его.

Лорд Кэр закрыл глаза, и Темперанс показалось, что он заснул. Но затем он тихо сказал:

– Я никогда не был женат, но думаю, это ужасно, что супруга надо заслужить.

Она отвернулась. Этот разговор вызывал боль в груди и погружал в мрачную меланхолию ум.

– Вы были в него влюблены? – спросил лорд Кэр. – В этого вашего мужа, которого не заслужили?

И потому ли, что она все еще была во власти сна, или из-за странной интимной близости, создаваемой полутьмой, Темперанс честно призналась:

– Нет, я любила его, но никогда не была в него влюблена.

Неожиданно, как-то сразу, в комнате стало светлее, и Темперанс поняла, что во время их разговора взошло солнце.

– Наступил новый день, – тупо заметила она.

– Да, наступил, – с удовлетворением в голосе ответил ей лорд Кэр, и у нее по телу пробежала дрожь.