Текст книги "Сокровища короля"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Его слова, то, как он произнес их, резанули ее по сердцу, будто нож, ибо в них была неоспоримая истина, и в то же время они были далеки от правды.
– Нет, все было не так.
– Он обрюхатил тебя и прямиком направился к другой женщине. Если это не грязная похоть, тогда что же? – неумолимо продолжал Роберт. – Да, собственно, я и не хочу этого знать. Для меня важно одно: ты отдалась ему, а ведь твоя любовь и верность принадлежат мне.
Он остановился и невидящим взглядом уставился на резной дубовый буфет у стены. И вдруг, выругавшись, взмахнул кулаком, скинув поднос с графином на пол, и изо всей силы пнул буфет ногой, так что сломал часть узора на его дверце.
Мириэл вздрогнула, прекрасно понимая, что этот убийственный удар предназначался ей. Вздрогнула еще и потому, что сознавала свою вину, но не знала, как исправить положение.
– Хочешь, чтобы я ушла?
Роберт повернулся к ней. Его глаза сверкали, грудь тяжело вздымалась.
– Нет, – хрипло произнес он. – Незачем выносить сор из избы. Если ты уйдешь, весь Линкольн узнает, что я по твоей милости стал рогоносцем. С какой стати я должен страдать принародно за твою измену?
Мириэл опустила голову и прикусила губу. Она сказала чистейшую глупость. Куда она пойдет? К Николасу и его рыжей любовнице? В монастырь Святой Екатерины? Роберт, будучи ее мужем, вправе претендовать на всю ее собственность, и он, вне сомнения, не преминет забрать все себе, если она его покинет. И тогда она останется лишь с припрятанными в тайнике мешочками частично израсходованного серебра и короной королевы Матильды, которую даже вытаскивать опасно. К тому же, больная и несчастная, как сейчас, разве сумеет она заботиться о себе или родить ребенка среди чужих людей?
Роберт сложил на груди руки:
– Залатаем то, что у нас осталось. И, поскольку своих детей у меня быть не может, я признаю твое незаконнорожденное дитя своим наследником. Будет хоть какая-то польза от твоего греха.
– Лучше б ты никогда не знал об этом, – несчастным голосом проронила она. – Ради своего же блага, не ради меня.
Роберт хмыкнул:
– Я тоже предпочел бы не знать, ибо, хоть я и могу простить тебе все на свете, доверие – другое дело. Ты его лишилась навсегда. – Увидев, что она пытается заговорить, он поднял указательный палец. – И больше ни слова об этом. Тема закрыта. Я пришлю Элфвен сменить мокрые простыни, и, когда ты отдохнешь, мы выйдем к людям рука об руку и объявим нашу радостную новость. – И, подтвердив свое решение энергичным кивком, он вышел из комнаты.
Мириэл рухнула на кровать и закрыла глаза. Вместо слез в глазах ощущалось сухое жжение. Внутри скопился океан горя и ужаса, но огромный камень препятствовал его выходу наружу. Если повернуть голову, она увидит свет, льющийся в открытые ставни, манящий ее к окну. Она все еще худенькая, легко пролезет в проем; у нее нет живота, который воспрепятствовал бы ее грациозным движениям. Чего ей стоит взобраться на подоконник и выпорхнуть из окна, словно птичка? Нет ничего легче и глупее. Здесь недостаточно высоко, мгновенная смерть ей не гарантирована. А если она убьет себя, она будет дважды проклята, потому что вместе с ней погибнет и ребенок, которого она носит. Ребенок Николаса. Мириэл положила руку на живот. Ею владели страх и недоумение. Прежде уверенная в том, что она бесплодна, о ребенке она думала, как о чем-то далеком и несбыточном, – порой с тоской, чаще с ужасом. Ее страшили роды, и она плохо представляла, как будет управляться с кричащим младенцем, даже если благополучно разрешится от бремени. В девичестве она всегда сторонилась чужих детей, не желая учиться обращению с ними. Теперь же у нее не было выбора. Как когда-то ее мать, она оказалась в ловушке.
Спустившись вниз, Роберт дал указания Элфвен и вышел во двор, под лучи яркого солнца. Разразившаяся накануне буря наделала много разрушений: глиняные заборы покосились, земля в саду была усеяна опавшими плодами и сорванными ветром листьями.
Он солгал Мириэл в спальне, когда сказал, что тема закрыта. Решение, зревшее в нем до бури, теперь было принято.
Глава 26
Магдалена и без лекаря, исследующего ее мочу, догадалась о своем положении. Тот образ жизни, который она некогда вела, научил ее распознавать симптомы. Сколько бы она ни молилась, как бы ни была осторожна, это было неизбежно. Не зная, как отреагирует на это известие Николас, она ничего не говорила ему, пока его зоркий глаз моряка и чуткие руки не раскрыли ее тайны, когда они после полудня предавались любви в «Корабле».
Ставни были распахнуты, впуская в комнату тепло чудесного дня, благоухающего и золотистого, как выдержанный медовый напиток. Такие дни обычно дарила осень перед тем, как уступить место зиме, погружающей мир в холодную серую мглу. Отдыхая после полученного наслаждения, Николас лениво ласкал ее тело. Сквозь прикрытые веки Магдалена наблюдала, как его пальцы скользят по ее коже. Загорелые, с въевшейся в трещинки солью, они таили в себе недюжинную силу, смягченную нежностью прикосновения, изяществом движений и блеском выгоревших на солнце жестких волосков на его запястьях. Из ее горла рвались слова любви, но она не смела произнести их, не желая показывать ему клетку, дабы он не упорхнул подобно дикой морской птице.
Он обвел контуры ее грудей, тонкую паутинку голубых вен, набухшие покрасневшие соски и обрамляющие их потемневшие круги. Магдалена сладостно поежилась и повернулась к нему, поглаживая его в ответ. Он водил пальцами по изгибам ее фигуры, очертил каждое ребро, обвел полные бедра, длинные ноги, вновь поднял руку к ее грудям и стал медленно-медленно спускать ее вниз. Содрогаясь, Магдалена раздвинула ноги, но прежде чем его пальцы проникли в заветную ложбинку, он остановился. Его ладонь осторожно ощупала ее выступающий живот и, теплая и тяжелая, замерла на нем. Выражение довольной пресыщенности исчезло с его лица, он посмотрел на нее пристальным ясным взглядом.
– Надеюсь, ты собиралась сообщить мне, – сказал он. – Только не спрашивай о чем и не говори, будто переела. Я не дурак.
Магдалену пронзил страх, но в то же время она испытала облегчение, поскольку мысль о необходимости признания давила на нее свинцовым грузом. Теперь станет ясно, зря она боялась или нет.
– Я собиралась сказать, только не знала как. – Она накрыла своей ладонью его руку, лежащую на ее округлившемся животе.
– Что значит «как»? Как любая женщина своему мужчине. Что в этом сложного?
Магдалена поморщилась. В некотором отношении она была гораздо опытнее, чем он. Женщине никогда не бывает просто признаться мужчине в том, что она носит под сердцем его ребенка. Она прекрасно помнила, в какое смятение приходили ее родители при мысли о том, что им придется кормить еще один рот, помнила, как они тревожились, ссорились. Хозяйка манора неизменно находилась под гнетом окружающих, ожидающих от нее способностей племенной кобылы, готовой произвести на свет несколько здоровых наследников. Над дочерью торговца довлела угроза вечного позора, если ей случится зачать ребенка вне брака. А она сама, перевоспитавшаяся шлюха, оказалась жертвой собственной любви.
– Как раз этого я не знала, – отвечала она. – Твое сердце действительно отдано мне? Я боялась, что ты отвернешься от меня. Я бы этого не вынесла. Ведь прежде я спала с другими мужчинами. Вдруг бы ты подумал, что я изменила тебе.
– Ты оскорбляешь меня и оскорбляешь себя, – сказал он, прищурившись.
– Нет. – Магдалена покачала головой и посмотрела ему в лицо, открыто встречая его негодующий взгляд. – Если б ты вел такую же жизнь, какую вела я, ты бы знал, что мои слова вызваны страхом, а не желанием оскорбить. Ты не был бы первым мужчиной, кого оттолкнула подобная новость.
Он склонился над ней и крепко поцеловал в губы.
– Я не из их числа, – заверил он ее. – Боже, у меня же ведь ни родных, ни семьи. С какой стати я должен бросать вновь обретенную гавань?
Магдалена могла бы назвать ему несколько причин, но воздержалась и тоже поцеловала его.
Он отвечал ей пылкими ласками, но потом, несмотря на нарастающее в нем возбуждение, отстранился от нее и, хмурясь, воззрился на потолок.
– В чем дело? – Магдалена прикусила губу. Николас сел на постели и потянулся к своей одежде, давая понять, чтобы она последовала его примеру.
– Мне кажется, – сказал он, – что мать моего ребенка должна носить мою фамилию. Оденься как почтенная матрона и пойдем поищем священника. Мартина и его жену я попрошу быть нашими свидетелями.
Магдалена уставилась на него, открыв рот от изумления:
– Ты хочешь жениться на мне?
Он натянул на себя рубаху и, взлохмаченный, посмотрел на нее:
– Если ты не против.
– Не против ли я! – Магдалена с трудом верила своему счастью. Трясущимися руками она взялась за нижнюю сорочку. Ее лихорадило от страха, что это всего лишь сон и она скоро очнется. Она дрожала так сильно, что не могла даже затянуть шнуровку, не видела, что нужно затягивать, поскольку глаза застилала пелена слез.
– Дай лучше я, – произнес Николас с лаской в голосе. С выражением нежности на лице он ловко зашнуровал на ней сорочку и большим пальцем погладил ее по мокрой щеке.
Магдалена порывисто обвила его руками за шею и расцеловала солеными от слез губами.
– Это моя самая заветная мечта, – призналась она, шмыгая носом.
Стоял холодный декабрьский день. Колючий ветер со снегом кусал, будто злобный пес. Ткачи в мастерских трудились за станками, укутавшись в несколько слоев одежды и надев толстые шерстяные обтягивающие штаны. Пылающие жаровни распространяли вокруг тепло, но их жар не достигал углов и не изгонял сквозняков, просачивавшихся, словно дыхание призраков, сквозь щели в ставнях.
Мириэл потерла руки и сунула их под плащ, где ее ладони сразу наткнулись на округлившийся живот. На прошлой неделе она впервые ощутила шевеление плода. С той минуты ее раздирали изумление и паника, не говоря уже о том, что она была возмущена до предела тем, как развивающийся в ней ребенок подчинил себе ее тело и всю ее жизнь. Она по-прежнему испытывала недомогание, хотя и не такое сильное, как в первые месяцы беременности, и еще ее часто мучила усталость, так что она с трудом поднималась с кровати. Ей говорили, чтобы она отдыхала, но чем настойчивее звучали эти призывы, тем меньше она была склонна внимать им. Она не желала жить под диктатом кого бы то ни было, в том числе своего нерожденного ребенка. К тому же дела отвлекали ее от мыслей об его отце.
Мириэл подошла к тюкам ткани, приготовленным для отправки в сукновальню. Там шерсть отобьют в воде и валяльной глине, чтобы она стала плотнее, а потом высушат, натянув на крючках ширильной рамы, и проворсуют ворсовальными шишками для придания мягкости. Такое сукно, особенно синее, высоко ценится на рынке. И туника Николаса пошита из материи синего цвета, изготовленной в ее мастерских. Закрывая глаза, она ясно представляла его в этой тунике, видела даже узор из ромбиков на тесьме, оторачивающей по вороту его жилистую загорелую шею. Закрывая глаза, она ощущала прикосновение его кожи, ее вкус и запах… Раздраженная, она с шипением втянула в себя воздух и отвернулась от тюков шерсти. Некогда мечты доставляли ей райское наслаждение. Теперь же она сама не знала, что чувствовала.
Из сукновальни за тюками ткани прибыл подмастерье, и Мириэл, заставив себя сосредоточиться на практических мелочах, стала давать ему указания. Когда он, навьючив двух пони, отправился восвояси, вернулся Роберт, навещавший одного из заказчиков. Кожа на его лице поверх бороды потрескалась от холода, между губами и носом резче обозначились морщины, подчеркивающие его возраст. Но сегодня его глаза сияли.
– Холод собачий, – объявил он, выпуская изо рта облачко пара. Сняв рукавицы из овчины, он взял чашу с горячим сидром, которую подала ему Мириэл, и стал с наслаждением смаковать напиток маленькими глотками.
Мириэл подозрительно поглядывала на мужа. В последнее время он вел себя довольно необычно. Обстоятельства ее беременности сильно повлияли на его душевный настрой, хоть он и утверждал, что простил ее и предал забвению прошлое. Он заметно обрюзг, стал вспыльчив. Мириэл все реже случалось видеть его в хорошем настроении.
– Как дела? – спросила она из чувства долга. Ответ ее не интересовал.
Роберт пожал плечами:
– В общем-то неплохо. Но сделки еще не заключены. – Он глотнул сидра и с выражением блаженства на лице погрел о чашу щеки. Потом допил ее содержимое и впился в жену хищническим взглядом. – Узнал кое-какие забавные новости.
Мириэл выгнула брови в немом вопросе, заранее зная, что его сообщение ее не обрадует. Это было написано у него на лице.
Роберт глянул на занятых работой ткачей и понизил голос:
– Николас де Кан женился на своей любовнице, на той рыжей шлюхе.
– И ты находишь это забавным? – услышала Мириэл свой голос, полнящийся неприязнью, в то время как сердце ее защемило от ревности.
– Да, как ужимки полоумного. – Он помолчал для пущего эффекта, погладил бороду. – Она тоже беременна. По словам господина Вудкока, примерно на том же месяце, что и ты.
Мириэл отвернулась.
– Я знаю, что опозорила тебя, – сказала она еще тише, чем он, – но все же надеялась, что ты не чужд милосердия.
– Не чужд милосердия? – Роберт бросил на нее озадаченно-насмешливый взгляд. – Дорогая, мне и в голову не приходило, что ты вдруг захочешь этого не знать.
– Не держи меня за дурочку. Приходило.
– Нет, клянусь, – воскликнул он, повысив голос в простодушном негодовании. – Я думал, тебе это поможет понять, сколь повезло тебе, что ты не связала с ним свою судьбу.
Мириэл стиснула кулаки.
– Ты просто бередишь старые раны, – сказала она, глянув на ткачей. Те, склонив головы, усердно трудились за станками. – Разве они зарубцуются, если ты постоянно посыпаешь их солью?
– Лучше вскрыть их и посыпать солью, чем оставить гноиться, – буркнул он.
Мириэл посмотрела на мужа и качнула головой:
– Ошибаешься. Оттого что ты заводишь разговор о Николасе де Кане, раны не заживают. Напротив, кровоточат еще сильнее. Не понимаю, почему ты не найдешь кого-то еще для перевозки своей шерсти. Просто забудь о его существовании.
Роберт глянул на ее живот, и она покраснела.
– Вряд ли мне это удастся, дорогая, – тихо сказал он. – И потом, как я уже говорил, у него самые лучшие корабли. А лично с ним мне' общаться вовсе не обязательно, я всегда могу договориться с его посредниками.
– Поступай, как считаешь нужным, но домой свои «новости» не приноси, – отрезала Мириэл.
Роберт пожал плечами.
– Как тебе угодно, – отозвался он, с недовольным выражением на лице цедя сквозь зубы горячий сидр.
Мириэл подошла к одному из станков, наблюдая, как ткач ловко прокладывает зевы и челноком вводит в них уточную нить, создавая красный узор саржевого плетения. В глазах нестерпимо легло, а сердце болело так сильно, что казалось, оно разорвется от тоски и горя.
Большинство кораблей пережидали зиму в прибрежных водах. В море они выходили только в случае крайней необходимости, причем в зимнее время капитаны требовали более высокую плату.
Николас отмечал Рождество в порту Бостона вместе с Магдаленой.
Он жил в свое удовольствие, поскольку не имел родных, на которых навлек бы скандал своей женитьбой на уличной женщине. Тот, кто не знал прошлого его жены, никогда не догадался бы о ее прежнем занятии. Кроме как в постели, где она предавалась плотским утехам с непринужденностью простолюдинки, во всем остальном Магдалена держалась, как настоящая аристократка. Он не любил ее той душераздирающей любовью, какой любил Мириэл, но она ему нравилась, и с каждым днем, проведенным в ее обществе, росла его привязанность к ней, питаемая также чудом новой жизни, которая зрела внутри нее.
– Знаешь, тебе ведь не обязательно было жениться на мне, – прошептала Магдалена. Они сидели на лавке в доме торговца вином, арендованном Николасом у последнего на время его отсутствия. Их согревало пламя очага, отбрасывавшее вокруг золотистые блики, перемежаемые тенями. Голова Магдалены покоилась на плече Николаса. Ее распущенные волосы переливались в отблесках огня.
– Ты недооцениваешь себя. Верно, я затянул этот узел, следуя велению совести и желанию заботиться о тебе и ребенке, но также из любви и по собственной воле. – Он погладил ее по волосам, восхищаясь их красотой. Шелковистые, они струились сквозь его пальцы, словно жидкое золото. – Я только боялся, что ты откажешь мне.
Магдалена подняла голову и посмотрела на него.
– Если я и медлила с ответом, то лишь потому, что не поверила своим ушам. Разве такой богатый мужчина, как ты, станет искать жену в публичном доме?
Николас фыркнул:
– Многие богатые мужчины посещают публичные дома. Богатство зачастую порождает одиночество и браки без любви. Я видел таких людей, видел, сколь глубоко они несчастны. – Щурясь, он напряженным взглядом уставился на огонь. Магдалена наблюдала за ним.
– Ты о ней думаешь, да? – тихо спросила она. Николас поморщился, сознавая, что изображать непонимание бесполезно: это не только пустая трата времени, но и проявление неуважения к Магдалене. Она – его жена и вправе рассчитывать на его откровенность.
– Ты слишком хорошо меня знаешь, – уныло промолвил он.
– Нет, – возразила она. – Тогда я могла бы проникнуть в существо твоих мыслей, а так я лишь вижу их внешнюю оболочку, которую ты показываешь миру.
– Ты и впрямь этого хочешь? – Он отвел глаза от огня и посмотрел на нее.
Магдалена хмурилась, кусая нижнюю губу:
– Даже не знаю, в силах ли я вынести то, что ты должен сказать.
Он заключил в ладони ее лицо и приблизил ее губы к своим губам, ища избавления от предательских мыслей в благословенном тепле физического прикосновения.
– Ты – моя жена, и я люблю тебя, – прошептал он. – Это самое главное. Все, что было в прошлом, не более чем шелуха.
Не успокоенная его словами, Магдалена отстранилась от мужа.
– Если она вновь придет к тебе, ты уйдешь с ней, – убежденно заявила она.
Николас вздохнул. Было очевидно, что она нуждается в разуверении, а подходящие слова, которые утешили бы как Магдалену, так и его самого, не шли в голову.
– Во время нашей последней встречи я предпринял попытку уговорить ее, – произнес он наконец. – Думал… – Он мотнул головой. – Думал, смогу что-то изменить, смогу убедить ее оставить мужа, бросить все и уйти со мной, – Он горестно рассмеялся. – Нет, не так. Я вообще не думал, просто очень сильно этого хотел. Хотел до смерти. Так некоторые жаждут вина, а потом становятся его рабами и в итоге гибнут от своего пристрастия.
– И ты по-прежнему по ней тоскуешь. – Она захлебывалась словами. – Я знаю, ты женился на мне из-за ребенка и потому что я чуть-чуть заглушаю твою тоску. Вот это и есть главное, что бы ты ни говорил.
– Ты заблуждаешься, дорогая. – Он пригладил ее волосы и нежно коснулся ее омраченного подозрительностью горячего лица. – Я женился на тебе ради тебя самой. Клянусь.
Он почувствовал, как она содрогнулась.
– А как же она? – не унималась Магдалена. – Что она для тебя?
Николас морщил лоб, раздумывая над ответом, который был бы искренним и в то же время не расстроил бы Магдалену.
– Мириэл – частица меня, – заговорил он, наконец. – Она всегда будет жить во мне, ибо ей я обязан жизнью, да и она сама тоже кое-что мне должна. Но, клянусь, в нашем с тобой будущем ей нет места.
Магдалена понимающе кивнула:
– Пусть так. Но ты все равно будешь часто думать о ней, и требовать, чтоб ты забыл ее, значит желать невозможного. – Она выпрямилась и вскинула голову. – Я шла за тебя замуж с открытыми глазами и впредь не намерена закрывать их или отворачиваться.
– Я никогда не дам тебе повода. – Преисполненный нежности, желания и мучительной грусти, он вновь поцеловал ее. Она прижалась к нему, крепко обняла в порыве неистребимой жажды обладания. Он отвечал ей столь же пылкими ласками. Вскоре, сгорая от нетерпения, они покинули лавку и переместились на пуховую перину.
Глава 27
Весна 1221 года
Весна наступила как праздник, украсив небо голубизной и расписав голый ландшафт лентами зелени и цветов. Море искрилось в лучах солнца, перекрасившего серую водную поверхность в мрамор сочного зеленого оттенка. Гребни волн серебрились на свету, будто ажурное кружево. Моряки готовились выйти в плавание.
В Саутгемптоне Николас снаряжал свой неф «Императрица» для путешествия в Нормандию, куда он должен был доставить вельмож из свиты короля Генриха. Зимой, когда позволяла погода, он несколько раз выходил в море, хотя предпочитал холодную пору пережидать в гавани. Теперь же, с наступлением весны, он готовился к очередному плаванию с гораздо большим энтузиазмом.
Магдалена сидела на скамье возле трюма, наблюдая, как матросы грузят на корабль припасы и тщательно проверяют паруса и снаряжение. Озорной ветер прижимал к телу одежду, открывая чужому взору ее округлившийся живот. Она пребывала в добром здравии на протяжении всех месяцев беременности. Ее кожа румянилась, глаза блестели. Благодаря хорошему аппетиту ее тело приобрело упругость нового гамбезона, [20]20
Гамбезон – средневековое стеганое одеяние, которое носили под доспехами для дополнительной защиты.
[Закрыть]а грациозную поступь девятимесячной давности сменила походка вразвалку. Николас никогда еще не любил ее так сильно. Тоска и воспоминания тревожили его, но душевная боль чуть притупилась. Он приучил себя не жалеть о том, что было, а довольствоваться тем, что есть. Его усилия увенчались успехом, и, если ему и случалось думать о Мириэл, он старался скрывать свои мысли от Магдалены.
Устроив себе короткую передышку, он сел рядом с ней и стиснул в своей руке ее ладонь. Некогда изящные длинные пальцы Магдалены тоже налились, и она вынуждена была отказаться от ношения своих многочисленных золотых колец, так тешивших ее самолюбие, чтобы впоследствии их не пришлось срезать.
– В Нормандии я куплю тебе новое обручальное кольцо, – пообещал Николас– Большое, по размеру твоего пальца.
Магдалена рассмеялась:
– Не забудь прежде примерить его на мачту! – Она вытянула свободную руку и, Морщась, покрутила ее на весу. – Повитуха говорит, после родов я стану такой, как раньше, но что-то в это слабо верится.
– Ты все равно будешь прекрасна, – галантно произнес Николас.
Она вновь рассмеялась и пихнула его в бок:
– Льстец!
– Это чистая правда. Я никогда еще не видел тебя такой… такой лучезарной. – Он убрал с ее лица выбившуюся из-под платка медно-рыжую прядь.
– И такой толстой ты меня тоже не видел, – сказала Магдалена, с отвращением оглядев себя.
Она нуждалась в постоянном подбадривании, и Николас, зная причины ее сомнений, не скупился на добрые слова.
– Для меня это не имеет никакого значения. Она пытливо всматривалась в его черты:
– Правда?
– Правда, – подтвердил он и поцеловал ее.
Рядом кто-то громко кашлянул, побуждая их разъять объятия. Николас поднял голову и встретился взглядом со Стивеном Трейбом, таким же владельцем судов, как и он сам, и участником сражения при Сандвиче. Тот смотрел на них с сардонической усмешкой на губах. Магдалена оправила на себе одежду и благопристойно сложила руки под своим животом. Николас поднялся со скамьи и протянул гостю руку, но в его глазах сквозила настороженность. Они достаточно хорошо знали друг друга, здоровались при встрече, но дружбы не водили. Николас никак не мог забыть, как Трейб обезглавил Эсташа Монаха, – не колеблясь, без малейших угрызений совести, будто отрубал голову курице. Инстинктивно он встал перед Магдаленой, заслоняя ее своим телом.
Если Трейб и заметил это, виду он не подал. Обменявшись с Николасом рукопожатием, он одобрительно кивнул, выказывая свое восхищение кораблем.
– Отличный парусник, – сказал он, по-волчьи пристально разглядывая неф.
Николас согласился.
– Мы отправляемся с приливом, – добавил он. – У тебя какое-то дело ко мне?
Трейб большим пальцем погладил у подбородка свою золотистую бороду:
– Да, только думаю, ты предпочел бы выслушать меня без свидетелей. – Он выразительно глянул на Магдалену, с любопытством наблюдавшую за мужчинами. – Вернее, ты сам захочешь выслушать меня без свидетелей, – подчеркнул он.
Николас тоже посмотрел на Магдалену и, знаком дав ей понять, что он скоро вернется, повел гостя на нос корабля.
Трейб положил руку на крашеный резной ахтерштевень и вновь большим пальцем погладил бороду. Глаза его светились удовольствием.
– Думаю, тебе небезынтересно будет узнать об одном предложении, которое мне сделали в прошлом месяце.
Николас вскинул брови в немом вопросе.
– В былые дни, до того как у меня появились выгодные заказы от короля, я, возможно, принял бы его, – продолжал Трейб, – Так что не думай, будто с годами я стал жалостливее.
– Я и не думаю, – отозвался Николас без всякой интонации в голосе. Выгодными заказами от короля таким людям, как Стивен Трейб, называлось официальное разрешение на занятие пиратством. Ему бы и в голову никогда не пришло, что стоящий подле него мужчина способен на милосердие.
Трейб мрачно улыбнулся:
– Просто теперь я тщательно отбираю свои жертвы.
При слове «жертвы» Николас оцепенел.
– Тебе предложили убить меня?
– Предложение поступило от некоего рыжебородого простолюдина, – ответил Трейб, кивнув, – Я его прежде не встречал, но, если увижу, узнаю сразу. Он действовал не от своего имени, но, разумеется, кто его послал, не сказал. Сумма была названа большая, и мне очень хотелось согласиться. – Он остановил на Николасе тяжелый пристальный взгляд. – Кто-то желает твоей смерти.
Николасу показалось, будто у него в животе разверзлась пустота. Нахлынули далекие воспоминания. Не может быть, чтобы по прошествии стольких лет эпизод в Руане, свидетелями которого стали он и его отец, до сих пор представлял угрозу. Их смерти требовал Иоанн, но ведь Иоанна давно уже нет в живых.
– Тебе объяснили, чем я не угодил?
– Он в подробности не вдавался, а сам я не спрашивал. Лишние сведения налагают лишние обязательства. Получается, что делаешь свою работу уже не только за деньги.
– Совесть начинает мучить?
Трейб фыркнул:
– Не зарывайся, де Кан. Этого понятия для меня не существует.
Но все же представление о нем он имеет, подумал Николас.
– Тогда почему же ты решил предупредить меня?
Трейб пожал плечами и смущенно замялся:
– Мы вместе сражались против французов. Я достаточно знаю тебя и о тебе, чтобы пойти на хладнокровное убийство. – Он кашлянул и ногтем большого пальца очертил контур одной из вырезанных на дереве драконьих голов. – Я был на том корабле, который потопил судно твоего отца, и не хочу теперь еще посылать на дно его сына.
Бездна в животе расширилась, засасывая все его существо.
– Что? – онемевшими губами спросил Николас. Далекие воспоминания ожили, впились в него, словно острые ножи.
– Тем судном управлял не я, – поспешил добавить Трейб. – Бог мой, да мне всего-то тогда было пятнадцать лет от роду. Но я находился на его борту. – Он напрягся. – Ударишь меня, я дам сдачи, и в итоге ты ничего не узнаешь, – предупредил он Николаса, видя, что тот стиснул кулаки.
– Черт побери, чего же ты ждал от меня? Думал, я при таком известии буду стоять спокойно, как монах, погруженный в молитву?! – вскричал Николас.
Магдалена у трюма неуклюже поднялась со скамьи. В ее лице читалась тревога. Трейб обернулся к ней и махнул рукой, приказывая оставаться на месте.
– Я знал, что ты взбесишься, – ответил он, – и все же возьми себя в руки, ради своего же блага.
Николас закрыл глаза и несколько раз медленно и глубоко вздохнул.
– Боже, – бормотал он, вонзаясь ногтями в ладони, чтобы не вцепиться в горло Трейбу, хотя искушение было столь велико, что он боялся не совладать с собой. Наконец он поднял веки и посмотрел на гостя. – Рассказывай.
– Нам было приказано захватить и потопить «Перонель». Заказчик действовал через посредника, но мы знали, что это распоряжение короля Иоанна, поскольку наш капитан часто выполнял его поручения. Нам сказали, что трофеи – наши, но никто из экипажа не должен остаться в живых. А главное, убить капитана, Алена де Кана. Нам заплатили за работу и молчание. – Трейб помедлил, обозревая водную ширь, потом втянул в себя воздух сквозь зубы и, не глядя на Николаса, продолжал: – Мы атаковали судно посреди пролива. Протаранили его по носу, затем зацепили крюками и, прежде чем пустить его на дно, перетащили на свой корабль весь груз и перебили команду, – как нам было приказано. – Тон его был бесстрастный. – Я всего лишь выполнял приказ. После мне сотни раз приходилось совершать подобное уже со всей полнотой ответственности. Чем твой отец навлек на себя гнев Иоанна, мне неведомо. Как неведомо и то, почему теперь хотят убрать тебя.
Николас резко опустился на скамью у борта.
– Я знал, что его убили, – хрипло произнес он. – Говорили, будто корабль потонул из-за неграмотных действий капитана либо из-за внезапно поднявшейся волны, но я был уверен, что это ложь. Отец никогда не допускал ошибок во время плаваний. Он погиб, потому что владел одной из тайн Иоанна, разглашение которой могло привести к падению королевства. – Он свирепо глянул на Стивена Трейба. – И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что ты был в числе его убийц.
Трейб развел руками, отвечая Николасу каменным взглядом:
– Суди меня – не суди, отца своего ты не вернешь. Он был врагом короля – это все, что нам сказали, и у нас не было причины докапываться до сути. Я сделал то, что сделал, и не ищу оправданий.
– Как же ты спишь по ночам?
Трейб невесело рассмеялся:
– Крепко, как покойник. Бог мой, я ведь пришел предупредить тебя, а не вспоминать былое или оправдываться. И уже начинаю жалеть, что отказался от выгодного предложения.
– Неужели ты ждешь от меня благодарности? – взревел Николас.
– Я ничего не жду, – прорычал в ответ Трейб, отворачиваясь. – Просто будь осторожен и помни, кто предостерег тебя.
Он зашагал к сходням. Николас нагнал его, схватил за руку и развернул к себе лицом. Моряк набычился, одна его рука потянулась к кинжалу на бедре.
– Не надо, – остановил его Николас. – Я хочу попросить тебя об услуге.
Брови Трейба полезли на лоб.
– Об услуге?
– Да, я… – Николас потер лицо. – Я глубоко признателен тебе за предостережение и знаю, что оно сделано из добрых побуждений. – Эти слова дались ему с трудом, ибо в душе он жаждал скрестить клинки с Трейбом, но Николас сдержал свой порыв, потому что это стало бы ответом на события прошлого, а ему следовало думать о будущем: оно было гораздо важнее. – Если что-то случится со мной, позаботься, пожалуйста, о Магдалене. Доставь ее целой и невредимой в Бостон, в дом моего первого помощника Мартина Вудкока.
Трейб глянул через плечо на Магдалену, вновь поднявшуюся со скамьи.
– Я не нянька, – рявкнул он.
– А если я заплачу?
Трейб расправил плечи, черты его натянулись.
