Текст книги "Богатые наследуют. Книга 2"

Автор книги: Элизабет Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 64

Арии дали успокоительные таблетки, и она проспала до следующего полудня. Только поздно вечером – после того, как она ответила на вопросы полиции, – Майк наконец смог объяснить ей, что случилось вчера.

Она сидела в кровати и выглядела такой же бледной, как наволочки на ее подушках. На горле и руках были багровые синяки – там, где ее сдавили цепкие руки Орландо.

– Я не понимаю, – шептала она в отчаянии. – Я думала, что он любит меня. И я… я правда любила его.

– Ты любила того человека, которого видела в нем.

– Но почему Орландо хотел убить меня? – кричала она, внезапно заплакав от боли в душе.

– Боюсь, он обманывал тебя с самого начала, – грустно сказал Майк. – Он никогда не говорил тебе, что сам претендовал на наследство Поппи Мэллори.

Глаза потрясенной Арии встретились с его глазами.

– И ты должна благодарить Карральдо – это он узнал всю правду об Орландо, – добавил Майк. – Ему показалось подозрительным, что он ни словом не обмолвился о своих претензиях на наследство Поппи… Почему он не сказал об этом тебе? Или самому Карральдо? Тогда Карральдо захотел узнать о нем побольше. Оказалось, что все рассказы Орландо о том, что его выгоняли из школы за строптивость и независимое поведение, были просто ложью. Он оказался жестокой скотиной, ему доставляло наслаждение мучить других мальчиков. К тому времени, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он уже пытался убить своего учителя, устроив пожар в его комнате! Учитель все узнал и рассказал его родителям. Дело замяли – с условием, что Орландо отправят на медицинское обследование. Психиатр сказал родителям Орландо, что за его красивой внешностью скрывался психопат, – и Орландо умело этим пользовался. Еще бы – он ведь был очень красив, кто мог заподозрить остальное! Родители Орландо отослали его в Италию не только учиться живописи, они хотели избавиться от него.

Карральдо очень боялся за тебя, Ария. И именно поэтому он увез тебя в Лос-Анджелес – подальше от опасности. Он выяснил, что в то время, когда Орландо якобы находился в Лондоне, на самом деле он оставался здесь и преследовал тебя – звуки шагов, человек в черном «пежо»…

Пока Орландо ничего не предпринимал, Карральдо не мог ничего сделать – его нельзя было ни в чем обвинить… В конце концов все, что он пока сделал сомнительного, – это просто скрыл от тебя свои претензии на наследство, и, я не сомневаюсь, если бы его спросили, почему он это сделал, он бы нашелся, что ответить.

Орландо добыл список вероятных наследников; совершенно ясно, что он считал претензии Лорен Хантер несущественными; еще он знал, что где-то должна быть дочь Поппи – так говорилось в завещании – а это значит, что или ты, или Галли происходите от этой таинственной дочери. Он совершенно справедливо полагал, что есть три серьезных конкурента – ты, Ария, Клаудиа и Пьерлуиджи Галли. Хотя Орландо верил – и совершенно справедливо, – что он сам является наследником Поппи, он все же опасался соперников. Ведь это означало раздел наследства. А Орландо хотел заполучить его целиком. Ему надоело положение шута в светском обществе, он хотел быть королем. И если бы он получил эти деньги – о-о… Тогда он, без сомнения, отомстил бы им всем за унижения и оскорбления, которые раньше ему приходилось проглатывать с улыбкой. А сколько их было за все эти годы!

Карральдо выяснил, что в Париже Орландо встречался с Клаудией за неделю до ее смерти, и потом она оставила на автоответчике для него сообщение, что едет на виллу Велата в Италии. Орландо тоже поехал туда, разумеется, тайно… И это именно он испортил тормоза машины Клаудии. Не ожидал только, что Пьерлуиджи тоже оказался там, а Орландо думал увидеть его не раньше, чем на похоронах Клаудии, после которых собирался «позаботиться» и о Пьерлуиджи тоже. Вместо этого Пьерлуиджи попал в тюрьму по обвинению в убийстве, и даже Орландо не смог бы до него добраться. К этому времени Орландо уже знал, что я занимаюсь историей Поппи, и решил выжидать, надеясь, что найдет способ избавиться от Пьерлуиджи позже, если это потребуется.

Когда Карральдо разобрался в происходящем, он использовал все свое влияние, чтобы вытащить Пьерлуиджи из тюрьмы – это стоило ему нескольких миллионов. Но он велел Галли «лечь на дно», понимая, как опасен Орландо. Конечно, Карральдо не стал бы тебе рассказывать об этом, Ария, но мне кажется, ты должна знать, что он лично помог Пьерлуиджи, дав ему несколько миллионов долларов – этого было более чем достаточно, чтобы спасти его идущую ко дну империю. Я догадываюсь, что Карральдо понял: Пьерлуиджи и так достаточно страдал, потеряв Клаудию, имя его запятнали, обвинив в убийстве… Карральдо догадался, что бизнес был единственной страстью в жизни Пьерлуиджи. Карральдо чуткий человек, Ария, он лучше, чем мы о нем думали. А ты знаешь, что Пьерлуиджи тоже был в палаццо Ринарди в тот вечер? И если бы Карральдо не застрелил Орландо, то это сделал бы он, – Пьерлуиджи. Он хотел отомстить за сестру, но Карральдо опередил его. Теперь ты понимаешь, Ария, лишь ты стояла между Орландо и его миллионами…

– Господи, это проклятие, – заплакала Ария. – Деньги Поппи – это проклятие!

– Это не так, Ария, – ответил тихо Майк. – Если бы Орландо был в здравом уме, ничего подобного не случилось бы… Несправедливо обвинять во всем Поппи. Почему бы мне не рассказать тебе все о ней, чтобы ты лучше поняла Орландо?

Ария покачала головой.

– Я не хочу больше ничего знать, – прошептала она. – Я просто очень жалею, что узнала его. А теперь из-за меня страдает Карральдо. Мама сказала, что у него был сердечный приступ. Он в больнице…

– Не нужно винить себя, Ария. Карральдо давно знал, что у него серьезная болезнь сердца… Это могло случиться в любой момент. Это было неизбежно.

Ария до боли сжала свои руки.

– Но Карральдо спас мне жизнь, а теперь из-за меня он умирает.

Она посмотрела на Майка глазами, полными слез.

– Я должна увидеть его! Майк, я хочу сказать ему спасибо!

– Не сегодня, Ария. Завтра, – пообещал он. – Теперь ты должна немного отдохнуть.

В больничной палате было тихо, слабо гудела аппаратура, и нервно пульсировала светящаяся линия на мониторе, регистрировавшая удары его сердца. Карральдо чувствовал, что оно бесконтрольно колотится у него в груди, и знал, что больше нет прока от маленьких пилюль из коробочки.

Закрыв глаза, он думал о своей жизни, гадая, был ли он прав, когда много лет назад принял решение и согласился стать приемным сыном Франко Мальвази. Что дало это ему, спрашивал он себя. Но он знал ответ. Богатства, которых он никогда не касался, но от которых не мог отмахнуться… Но Франко Мальвази дал ему образование; он превратил грубого дикого подростка в цивилизованного человека; Франко приобщил его ко всему, что знал о том, что любил больше всего на свете, и с этими знаниями Энтони добился успеха в этой жизни и понял, что можно было назвать своего рода счастьем. И он сделал себе состояние, которое теперь он оставляет Арии. Он уже сделал все, что мог, чтобы дело его отца не стало добычей его врагов, но он знал, что теперь уже слишком поздно для одного, от чего он теперь гарантирован, и по одной причине, – для женитьбы. Тем не менее, он был доволен, у Арии теперь всего будет достаточно для свободы. Она сможет следовать своим путем, как и ее отец Паоло.

Раньше, когда умер Франко, он думал, что был настолько умен, воображая, что, убивая своих врагов, мог купить свою свободу. И до некоторой степени он был прав. Ведь он не жил, как пленник, на этой проклятой вилле в Неаполе – как Франко. Он свободно летал по всему миру на мощных самолетах; он обедал с принцами, он был на равной ноге с людьми из высшего общества, с сильными мира сего, он был желанным гостем на любом самом блестящем приеме. И он по-прежнему спал со шлюхами в бедных кварталах – как будто оставался мелким воришкой на улицах Неаполя. Но, несмотря на грандиозный успех, никто не называл его своим другом. Он был пленником своего одиночества – словно никогда не выезжал за ворота той виллы, с ее вооруженной охраной и лающими собаками, потому что он знал, кем он был. И от этого ему никогда и никуда не убежать…

Только благодаря Паоло он узнал настоящую искреннюю дружбу и в знак благодарности хотел заботиться о его дочери. Он не ожидал только одного, что полюбит ее. Ария пленила его своей уязвимой, трепетной молодостью, и ему хотелось быть рядом с ней, наблюдать, как она превратится в прелестную женщину, которой – он знал – она станет. Он хотел защитить ее от жестокого мира броней своего богатства. Он знал, что долго не протянет – может быть, год или месяц – или даже неделю… кто знает? Сегодня он – жив, а завтра – нет… Все может окончиться быстро и просто… Но на эти быстротечные мгновения он хотел ее всем своим существом… Он знал, что это несправедливо; но также он знал и то, что его эгоизм обеспечит ей свободу.

Двойная ирония была в том, что девушка, которую он любил, влюбилась в правнука Франко Мальвази. Потому что, знай Франко, что у него был сын, – именно Орландо унаследовал бы его империю – не Карральдо. И он прожил бы жизнь обычного человека. Таковы превратности судьбы.

Он слышал, как кто-то зашел в комнату, и знал, что это Ария, еще до того, как открыл глаза… Он узнал ее легкие шаги и аромат ее волос, когда она наклонилась к нему.

Его карие глаза внезапно открылись, и он посмотрел на нее со своей обычной сардонической полуулыбкой.

– Ты так добра, Ария, что пришла навестить меня, – проговорил он, но она просто молча смотрела на него, потрясенная его мертвенной бледностью и слабым голосом. – Присядь ко мне ненадолго, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой.

Ария положила цветы на столик и присела у кровати.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она встревоженно.

– Кто знает? – ответил Карральдо с улыбкой. – Мне сказали, что я буду умирать в течение двух лет.

– Нет! – воскликнула она. – Этого не может быть, они могут что-нибудь сделать! Мы обратимся к лучшим специалистам…

– Ария, – сказал он нежно, – я был у лучших в мире врачей, и если бы можно было что-нибудь сделать, они бы сделали это.

Она закрыла лицо руками, беззвучно плача, и его глаза стали скорбными.

– Не плачь, – сказал он. – Я ведь не собираюсь умирать прямо сейчас. Наоборот, я хочу поговорить с тобой.

Он остановился на мгновение, переведя дыхание.

– Я жил совсем в другом мире – не похожем на твой, Ария, – проговорил он наконец. – Он был полон зла и насилия, но я обещал себе – даже тень этого зла никогда не коснется тебя. Твой отец знал правду обо мне, но он подарил мне свою дружбу – как мужчина мужчине. Я любил его за это, а теперь я люблю тебя, его дочь.

– Я не знала, – прошептала она с мукой. – Я не понимала. Теперь я вижу, какой я была эгоистичной, какой недоброй к вам!

– Как мог я ждать чего-то иного? – спросил он. – Ты была молоденькой девушкой, которая хотела романтики и настоящей любви. Я знал, что не могу просить тебя об этом.

Ария поникла головой, глядя на его руки, неподвижно лежавшие поверх одеяла; они выглядели хрупкими и уязвимыми. Неожиданно могущественный Карральдо стал казаться беспомощным.

– Когда я умру, – начал он, – все, что у меня есть, будет твоим: моя коллекция живописи, мои галереи, дома – все. О твоей матери позаботятся, я уже обсудил это с моими адвокатами; тогда ты будешь свободна. Мне нравится думать о том, что ты будешь заниматься галереями Карральдо, когда я уже сам не смогу. Это то единственное хорошее, что я сделал в своей жизни.

– Пожалуйста, – прошептала она, беря его руку в свою, – не говорите так… Вы поправитесь, и мы вместе будем заботиться о ваших галереях – еще очень долго! Обещайте мне, что вы поправитесь!

Ее встревоженные голубые глаза встретились с его глазами, и он подумал, как она красива и как ему повезло, что он узнал ее; она и ее отец были глотком свежего воздуха в его жизни.

– Извини меня за Орландо, – сказал он наконец.

– Я не знала, что он был правнуком Поппи, – прошептала она. – Майк сказал мне об этом.

– У Орландо никогда не было доказательств; их нашел Майк.

– И теперь я не наследница, – проговорила она.

– Теперь это неважно, – прошептал Карральдо. Боль опять обожгла его – ее железные тиски сдавили грудную клетку. Капли пота выступили у него на лбу, и он закрыл глаза, прерывисто дыша.

Зеленый зигзаг на мониторе бешено запрыгал, и Ария взглянула на него в тревоге.

– Я вас утомляю, – сказала она, схватив его руки. – Вам больше нельзя говорить.

Через некоторое время, когда ему стало полегче, она сказала:

– Я пришла сказать вам спасибо за то, что вы спасли мою жизнь, но никакими словами невозможно поблагодарить за это. Я думала, если я вам все еще нужна, то я хотела бы выйти за вас замуж.

Его потемневшие от боли глаза с улыбкой смотрели в ее глаза.

– Ты совсем такая же, как твой отец, Ария, – сказал он нежно.

Она сидела около него долго, просто держа его руку, пока, казалось, он не заснул; тогда, наклонившись к нему, она нежно поцеловала его в губы, прежде чем уйти.

Незадолго до рассвета у Энтони Карральдо случился сильный сердечный приступ, и, прежде чем взошло солнце, он был уже мертв. Много сотен людей пришли на его похороны, хотя лишь немногие оплакивали его. Но слезы искреннего горя были на глазах Арии Ринарди, когда она положила девичий букет из ландышей, фиалок и крошечных бутонов роз на его могилу.

ГЛАВА 65

Майк откупорил бутылку с победным хлопком, и Лорен поспешила подставить бокал под пенистую струю.

– Так за что мы выпьем сначала? – спросил он. – За Марию? Или за Поппи Мэллори? А может, за вас?

Она наклонила голову, раздумывая.

– Совсем за другое, – сказала она наконец решительно. – Мы выпьем за вас, Майк, потому что, если бы не вы, я никогда бы не узнала правды – ни о Марии, ни о самой себе.

– Ну тогда выпьем за Марию, – возразил он. – Потому что именно она дала мне ключ к разгадке. Как только я понял, что странное поведение Елены объяснялось ее глухотой, я догадался, что именно так озадачило меня в Марии. Я видел, что ребенок смышлен и умен, так что с интеллектом у нее все в порядке, но тем не менее она молчала! Ведь это тоже странно, Лорен. Я позвонил вам, и вы мне сказали, что доктор нашел у нее глухоту. Вот тогда-то я и вспомнил, что у Елены было еще одно имя – Мэллори. А потом мне не составило труда проследить цепочку дальше: даты рождения, смерти. Я начал с вас и дошел до дочери Поппи…

Энджел говорила в письме, что фамилия семейства, удочерившего дочь Елены, была Джеймс, и они жили в округе Вентура здесь, в Калифорнии. Они сказали Энджел, что назовут ее Мэри. Мэри Мэллори Джеймс. А потом все было совсем просто.

Мария-Кристина была убита во время второй мировой войны – за рулем санитарной машины, а Елена, которая осталась одна, умерла много позже. Тогда попугай перешел к Арии. Таков конец этой загадочной истории. Но эта тайна дала мне возможность узнать о Поппи Мэллори, – добавил он задумчиво, – и думаю, не случись этого, я многое бы потерял, сам того не зная. Поппи была женщиной, которая жила сердцем, а не головой, а когда все пошло наперекосяк, она просто собрала осколки и бережно хранила их. Неукротимая – я выбрал бы это слово, если б захотел одним словом охарактеризовать Поппи.

Лорен взглянула на него; ее голубые глаза были серьезными.

– Тогда этот бокал поднимем в честь Поппи, – тихо проговорила она.

– За Поппи, – повторил Майк. Наступило молчание, а потом он продолжил: – И за мисс Лорен Хантер – ее наследницу.

Лорен вздохнула.

– Боюсь, потребуется много шампанского, – сказала она, – потому что у меня просто голова идет кругом, как я подумаю о всех этих землях и этих миллионах. Что мне с ними делать?

– У вас будут хорошие советчики, – успокоил ее Майк. – Либер позаботится обо всем этом.

– Есть одна вещь, которую мне хочется сделать… – сказала она. – Помните, вы говорили, что Пьерлуиджи хотел учредить фонд в памяти своей сестры? Чтобы помочь бездомным молодым людям и дать им возможность поступить в колледж? Мне бы хотелось потратить на это часть этих миллионов. Пусть он будет называться фондом Поппи Мэллори. Можно также учредить отдельно стипендии имени Клаудии.

– Это хорошее дело, Лорен, – сказал он тихо. Она пожала плечами.

– Ведь я сама была одной из них – до прошлой недели. Они смотрели, как Мария радостно возилась, играя со своим большим мишкой.

– Я знаю, что проблема с ее слухом достаточно серьезна, но врач надеется, что после операции он может восстановиться хотя бы частично, – Лорен взглянула на Майка с надеждой. – Он сказал мне, что она сможет говорить и понимать по губам – и это хорошо. И я просто счастлива, что не случилось чего-нибудь похуже.

– А как насчет вас? – спросил он, встретившись с ней взглядом.

– Может быть, я поступлю все-таки в Стэнфорд, – ответила она с готовностью. – Я подумала, что смогу купить домик неподалеку, и надеюсь, что они позволят мне жить там с Марией. Я смогу нанять няню и оплатить расходы на лечение.

Потом она с благодарностью взглянула на Майка.

– Жаль, что Поппи Мэллори никогда не узнает, как я ценю ее неожиданный подарок, потому что это и впрямь подарок. Я ничем не заслужила эти деньги.

– Давайте просто скажем, что они попали в хорошие руки. Точно по адресу, – сказал с улыбкой Майк. – Знаете, Лорен, вот ведь что забавно… Я только что подумал, как мне нравится здесь, в Калифорнии, и я не прочь сам купить здесь домик. Поппи мне тоже оставила наследство – книгу, и Калифорния ничуть не хуже других мест, где бы я мог ее завершить. Может быть, мы станем соседями, Лорен. И когда вы будете уставать от своих энергичных парней из колледжа, надеюсь, вы захотите пообедать со мной так же, как сегодня. И не один раз?

– Я буду только рада, – сказала Лорен, и ее голубые глаза засветились так, как светились, наверное, глаза Поппи, когда она была влюблена.

ЭПИЛОГ

1957

Даже теперь, когда она была старой дамой, жившей в одиночестве на своей вычурной нарядной итальянской вилле – далеко от дома своего детства в Калифорнии, Поппи могла вспомнить, как смотрела на цветы, в честь которых дали ей имя – всего через неделю после своего рождения. О, конечно, ей всегда твердили, что это невозможно; что такой маленький ребенок даже и видеть-то толком не может. Но ведь это поле, взбегавшее вверх по холму перед старой индейской пристройкой, было распахано той же осенью и засеяно ячменем под зиму, и после обильных гроз нежные грациозные калифорнийские маки больше там не росли. И откуда ей знать тогда их так хорошо, если только они не запечатлелись в ее памяти?

Закрывая глаза, она могла вновь пережить то волнение, невесомое, как полет, ощущение, что она на руках своей матери, тонкий аромат ее кожи, когда она брела, утопая по колено в душистом море цветов. Она помнила – вот она плывет вперед на вытянутых руках, словно ее мать хотела подарить ей ту радость, которая переполняла ее саму, когда она смотрела на сотни похожих на сердечки лепестков, порхавших от ветра в воздухе, как легкие стайки алых шелковистых бабочек. И Поппи могла словно снова заглянуть в их благоуханные пурпурно-черные глубокие чашечки, увидеть резную сердцевинку и золотистый пушок пыльцы на тычинках – так же ясно, как она каждый день могла видеть свое отражение в зеркале.

Эту историю она часто рассказывала Лючи. Постарев, она стала делиться с попугаем только счастливыми воспоминаниями, но к тому времени он знал уже всю ее жизнь. Он знал все ее секреты.

Она редко заговаривала с женщинами, которые приходили к ней из деревни прибираться на вилле – во всех этих тридцати двух комнатах, заставленных украшенными позолоченными завитушками мебелью, которую она презирала…

– Весь этот красный плюш и кисточки, – говорила она Лючи, посмеиваясь над собой кудахтающим смехом. Эти женщины следили за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась, и готовили ей ее одинокие трапезы; она подозревала, что они потихоньку подворовывали, но это ее не заботило – конечно, у них дома были дюжины ртов, которые надо было накормить. А ей, в конце жизни, нужно было заботиться только о своем. Больше здесь не было никого – только одинокая старая женщина, которая была сегодня такой усталой – такой усталой; ей хотелось только прилечь и видеть свои старые знакомые сны, переживая в них свои прежние мечты, надеясь наконец-то освободиться от них. И может быть, однажды она не проснется.

Высокого роста иностранец остановил машину возле поросших мхом каменных столбиков с облупившимися павлинами. Он толкнул заржавевшие ворота, но они упорно отказывались открываться настежь, оставляя только узкую щель… Вилла была едва видна сквозь буйно разросшуюся зелень, решительно расправив плечи, он пошел по заросшей травой дороге.

Быстро взойдя по ступенькам, он позвонил в звонок, потом, стиснув пальцы в карманах, стал ходить туда-сюда по галерее, словно до конца не решив, остаться ему или уйти. Вынув из кармана газету, он снова взглянул на нее.

– «Поппи Мэллори, – перечел он, – скончалась на вилле Кастеллетто, Венето, Италия, в возрасте семидесяти семи лет. По-прежнему любящий ее и тоскующий по ней друг, Франко».

Послышались шаги по мраморному полу, а затем дверь приоткрылась. Старая крестьянка с головой, покрытой черной шалью, взглянула на него.

– Che desidesa? – заявила она.

Он ответил, что хотел бы узнать о женщине, которая тут жила, он родственник, о котором она давно ничего не слышала. Ему нужно знать, где она похоронена.

Женщина смотрела на него в упор какое-то время, ее маленькие глаза изучали его. Потом медленно дверь отворилась, и он стал вглядываться поверх ее плеча в полумрак холла. Он увидел задернутые занавески и черные драпировки на зеркалах.

– Как жалко, что вы опоздали на погребение. Она похоронена на деревенском кладбище. Пришел какой-то человек и взял на себя все хлопоты. Он и я только и были на похоронах. Если бы вы приехали раньше, нас было бы трое, – прибавила она нараспев. – Потом пришел адвокат и забрал попугая; говорят, он отдал его кому-то, не знаю, кому. Могу только сказать, эта птица была единственным существом, которое она любила. Бедняжка…

Она перекрестилась, бормоча молитву, когда он отвернулся и быстро пошел назад по дороге к машине.

– Как жалко, что вы опоздали, – крикнула ему вслед на высокой ноте женщина. – К мадам никто не приходил. Вот была бы радость для нее…

Кладбище было окружено четырьмя стенами, за которыми теснились свежевыкрашенные белой краской надгробия. На каждом из них были то фигурки святых, то Мадонна или распятие и фотографии умерших над кувшинами со свежими букетами цветов. Ближе к центру кладбища стали попадаться более крупные и пышные надгробия, и он бродил между ними, внимательно прочитывая каждую надпись; но ни под одним из этих барочных сооружений, увенчанных шпилями и ангелами, не покоился прах Поппи.

Он нашел то, что искал, в солнечном уголке у дальней стены – обычная плита, высеченная из розоватого мрамора с простым надгробным камнем, на котором были выбиты ее имя, даты рождения и смерти. «Люблю и помню», – прочел он надпись. На плите лежала свежая гардения; ее темно-зеленые листья были словно навощенными и блестящими, а благоуханные цветки – нежными и белыми, как свежее молоко.

Роган слабой рукой пригладил свои седеющие волосы, глядя на могилу. А потом он быстро пошел к воротам кладбища, и, не оглянувшись, сел в свою машину и уехал.