Текст книги "Камень звезд"

Автор книги: Элисон Бэрд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– В детстве я в них верила, в фей, – сказала Эйлия задумчиво.

– И больше не веришь? Какая жалость. Наверное, ты представляешь себе какие-то вымышленные существа, придуманные древними людьми. Для тебя народ фей – это какие-то маленькие человечки, живущие в цветочках и под грибочками. Элей лучше понимали их суть. Они считали фей обитателями высших сфер, силами добра – и зла тоже.

– Высших сфер?

Ана кивнула.

– Есть и другие слои или плоскости, или сферы, кроме той, где мы живем, и миры за пределами мира. Я знаю их все. Мое зрение не совершенно, как у древних прорицательниц, закрывавших лица, чтобы не видеть материального мира, и потому мне приходится полагаться на зрение ума, а не глаз. Так человек может видеть внутренний мир: лесных нимф на дереве, саламандр в пламени, дух в оболочке тела. Высшие плоскости лежат за пределами мира, познаваемого нами с помощью глаз, ушей и других чувств. Ты ведь с Большого острова?

– Да, а что? – снова удивилась Эйлия. По акценту, что ли, догадалась эта женщина?

– Представь себе, что твой остров – мир. Он со всех сторон окружен морем, малый кусок суши, и те, кто живут на нем, хорошо его знают – или думают, что знают. Для тебя островитяне – обитатели гор, хотя ты еще этого не знаешь. Твоя родина на самом деле находится на вершине могучей морской горы, выпирающей сквозь поверхность океана. А глубоко внизу, на сумеречных кручах ее склонов, живут многие иные твари, странные обитатели моря, рыбы и звери, которых ни один островитянин и мельком не видел. Так и наша вселенная. Физический мир, известный нам, всего лишь малая часть ее. У нее есть иные измерения – глубины, которых тебе не постичь, обитатели, которых тебе не увидеть.

Эйлия слушала, все сильнее подпадая под чары этих речей, и вдруг на самый краткий миг она развлеклась мыслью: «Положим, что она права». Что если реальность, в которую она всю жизнь верит, не более чем ложное восприятие? Что если этот мир – всего лишь часть иного, большего мира? Такая гипотеза не страннее, чем многое, узнанное ею на лекциях по философии.

И тут мелькнула иная, тревожащая и манящая мысль, тут же сменившаяся виноватым испугом.

«Она назвала себя колдуньей! Она меня тоже хочет колдуньей сделать?»

Эйлия вскочила, как подброшенная, чуть не опрокинув стул.

– Мне пора.

– Ты испугалась, – заметила Ана. – Извини, я этого не хотела.

Она говорила как будто искренне, и Эйлия ощутила некоторое раскаяние.

– Просто я не могу надолго уходить от других девушек, – быстро добавила она. – Иначе они подумают, будто я потерялась. Спасибо тебе за все.

Она положила монету на стол, но Ана не потянулась за ней.

– До свидания, Эйлия, – тихо сказала старуха. – Думаю, что мы еще встретимся, но ты совершенно права: тебе пора. Сестры тебя будут искать.

Эйлия чуть не пробкой выскочила из палатки. Она огляделась, ища взглядом студенток, и вдруг слегка вздрогнула.

Человек в костюме рыцаря на крупном жеребце под чепраком въехал прямо на рыночную площадь и остановился напротив палатки Аны. Что-то в его облике выдавало враждебность, даже злобу, и хотя глаз не видно было под щелями стального забрала, у Эйлии возникло неприятное впечатление, что человек смотрит прямо на нее.

Через несколько часов, когда усталые ученицы поднимались крутой дорогой к монастырю, Эйлия рассказала Арианлин о странной встрече со старой Аной.

– Астрология – сплошная чушь, – заявила услышавшая Жанет. – Звезды – всего лишь большие искры Первоначального Огня, из которого возникла вселенная, а планеты – почти догоревшие угли. Так говорит преподаватель астрономии. И все равно есть люди, которые объясняют свою вспыльчивость тем, что родились под Аркурионом.

– Причем здесь Аркурион? – спросила Арианлин.

– Холерическая звезда, – объяснила Эйлия. – Считается, что каждая из планет отвечает одной стихии. Аркурион – планета Огня, Таландрия – планета Воды, Валдис – планета Земли, Ианта – планета Воздуха, а Арайния – планета Квинтэссенции, святой стихии. О них обо всех писал человек по имени Велессан. Он говорил, что они движутся по небу, потому что вставлены во вращающиеся хрустальные сферы, каждая следующая больше предыдущей – как слои луковицы, а в самой середине – Мера, мировая сфера. Велессан говорит, что каждая такая сфера – отдельное Небо, населенное ангелами и другими духами. Он их сам видел в некотором видении, которое явилось ему в храме Лиамара. Он вместе с одной прорицательницей странствовал в виде духа к луне, и там они стояли и смотрели на наш мир. Потом они отправились на Второе Небо, сферу Утренней звезды, где расположен прекрасный рай. На Третьем Небе Велессан видел равнину с реками огня, и там плавали саламандры. То есть духи огня, а не мелкие животные вроде тритонов.

– А на что были похожи остальные сферы? – спросила заинтересовавшаяся против воли Жанет.

– Четвертое Небо оказалось сферой Солнца, где правит богиня Солнца. Пятая сфера принадлежит Таландрии, и она полна воды: там живут русалки, они вроде морских дев. На Валдисе живут гномы Земли, на Ианте Велессан сквозь облачные гряды видел крылатых сильфов. Аза Седьмым Небом прорицательница понесла его выше, в Звездную сферу, и он увидел под собой все Меньшие Небеса «как поворачивающееся колесо», – так он их описал. Затем он отправился к Девятой сфере, которую зовут Среднее Небо, родина ангелов, и там наполнился радостным светом, но в последнюю сферу, Высокое Небо, ему было не войти из-за ее святости, и тогда прорицательница вернула его снова в тело. Мне очень нравится, как Велессан пишет о сферах. Такое впечатление, будто они на самом деле существуют и он там был.

– Ну и шарлатан! – фыркнула Жанет. – И дураки же были люди в те времена. На самом деле в центре вселенной солнце, а не наш мир. А если бы там существовали гигантские хрустальные сферы, их бы в клочья разнесло вот этим.

Она показала вверх на большую комету, недавнее появление которой на небосклоне так оживило и ученых, и суеверных. Эйлия всегда смотрела на нее с восторгом – эта небесная гостья царственно шла среди звезд, оставляя за собой светящийся шлейф.

– Ее уже даже днем можно увидеть, если знать, куда смотреть, – добавила Жанет.

– Звезда, сияющая в свете дня, – вдруг сказала Арианлин. – В янском свитке говорилось ведь, что это знак Трйны Лиа?

– Комета – не звезда, – поправила ее Жанет.

– Ой! – вдруг пискнула Венда. – Я же забыла принять кометные таблетки!

– Какие-какие? – не расслышала Жанет.

Венда высыпала на ладонь несколько таблеток из стеклянного флакончика.

– Кометные – они защищают от ядовитых паров и вредного влияния комет. Купила сейчас на ярмарке у разносчика.

– Чушь! – объявила Жанет. – Кометы не дают пар, дурочка. А насчет знамений – это просто смешно.

– Действительно, истории Трины Лиа нет в каноническом Писании, Арианлин, – согласилась сестра Чистота. – И даже в апокрифах она описана как символ. Нельзя же говорить всерьез о рождении человека от богини небесной или о битве с драконами.

– Конечно, драконы – это символ Валдура, – не стала спорить Арианлин, – и все насчет лунного трона Трины Лиа – тоже символизм. Но я верю, что сама принцесса – реальна. Она не может быть обычным человеком, как вы или я, и она настоящая, и может быть, скоро явится.

– Я всегда хотела в нее верить, – добавила Эйлия. – Так было бы приятно знать, что придет кто-то и устроит на всей земле справедливую жизнь. И чем быстрее, тем лучше. А то такие творятся ужасы – эти зимбурийцы и их деспот-царь…

Ее перебили восклицания. Падающая звезда, сброшенная с неба проходящей кометой, прочертила на западе дуговую вспышку. След дрожащей пыли горел еще долю секунды, когда уже пылающая голова его скрылась с глаз.

– Как красиво! – ахнула Эйлия. – Никогда не видела такого неба. Мне в такие ночи хочется летать. И мне это часто снится, как паришь в воздухе всегда это кажется очень настоящим. А просыпаясь, я плакать хочу от огорчения, что это только снилось.

– Когда-нибудь и мы летать научимся, – уверенно сказала Жанет. – Что может птица, сможет и человек. Один наш магистр сделал чертежи летающей машины вроде большого воздушного змея с сиденьем и парусиновыми крыльями, которыми можно будет махать.

– Так он ее только начертил! – фыркнула Люсина. – Это еще не значит, что она полетит.

– Какая-нибудь когда-нибудь полетит. И мы покорим небо, как покорили моря.

– Мне об этом ничего не известно, – строго заявила сестра Надежда. – Я лично думаю, что если бы Бог хотел, чтобы мы летали, Он бы дал нам эту способность.

– А почему? – вдруг возроптала Эйлия, что было для нее не характерно. – Почему Он дал нам только душу, а не крылья? – Она жаждущими глазами смотрела в небо. – И если мы даже научимся летать, к звездам нам не добраться. Наверное, поэтому так много спускается к нам рассказов о звездах – о богине Утренней звезды, о Звездном Камне…

– А кто это там? – вдруг перебила Белина.

Эйлия неохотно вернулась на землю и посмотрела в ту же сторону, что и Белина. В темноте к ним шли две фигуры в белом, как скользящие привидения. Они приблизились, и стало видно, что это послушницы, такие же, как Чистота и Надежда, с покрывалами на лице и в подрясниках послушниц, а не в полной одежде монахинь.

Сестра Надежда подняла фонарь повыше.

– Это сестра Вера! – воскликнула она, – а с ней сестра Ангелика. Что-нибудь случилось, сестры?

– Мы надеемся, что нет. Лорелин с вами? – спросила подошедшая послушница, обводя девушек фонарем.

– Нет, – ответила сестра Надежда. – Она решила не ходить на ярмарку, Ангелика. Я думала, ты знаешь.

– У нас оставалась надежда, что она передумала и нашла с в городе. – Лицо молодой послушницы побледнело, в голосе звенели близкие слезы. – Мы искали всюду, но не нашли. Она сбежала.

8 ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ

Дамион сидел за письменным столом, опираясь подбородком на руки, и глядел в окно.

Перед ним лежали две записки. Первая, написанная неуклюжим детским почерком, гласила: «Простите меня, я не хочу быть монахиней. Пожалуйста, не ищите меня». Подписана она была просто: Лорелин. Вторая же была написана тем же изящным старомодным почерком, что и столь таинственно появившееся в библиотечной книге письмо. Записку от Лорелин Дамиону передали монахини, а вторую он нашел в тот день, когда вернулся из катакомб от Аны. Она лежала на столе, на самом виду. Дамион расспросил всех слуг и коллег, живущих на том же этаже, но никто не видел и не слышал, чтобы кто-то заходил в его комнату. Он недовольно смотрел на текст:

Преподобному Дамиону Атариэлю.

Вижу, что мое предыдущее письмо не возымело желаемого действия. Я честно Вас предупреждаю: Вы ходите опасным путем, нарушая правила Веры, которой поклялись служить, а также (что намного серьезнее), испытывая мое терпение.

Поэтому предупреждаю Вас: разоблачите монахов, выдайте немерейскую секту, или это вместо Вас сделаю я – и Вы будете осуждены вместе с ними.

Кто же этот аноним: сотрудник Академии, монах или магистр, или даже студент, который знает о немереях и осуждает Древний обет монахов? Но почему ему грозят намеками, а не прямо в лицо? И почему только ему? Аббат и приор подобных писем не получали. Почему этот человек не пошел прямо к верховному патриарху, если его все это так беспокоит? Почему ему надо, чтобы ответственность на себя взял Дамион?

Разболелась голова у висков. Как бы хотелось поговорить об этом с Каитаном Атариэлем! Но обет, данный монахам немереям, заставлял молчать. Наверное, надо просто отойти сторонку от всего этого. Сделать он ничего не в силах: все изъято из его рук, включая свиток. А Лорелин – тут он был уверен – она снова в катакомбах, и даже сейчас она с немереями, Кольнула совесть – он все-таки должен был за нее отвечать, Он ее сюда привез, и он знал, кем ее считают немереи.

Извините, я не хочу быть монахиней. Значит ли это, что Лорелин как-то узнала о своем «предназначении» вождя-мессии? Если так, то Ана и немереи нарушили свою часть договора. Решили, наверное, что опасность слишком велика и нельзя оставлять девушку в неведении, а потому призвали ее в катакомбы, под свою защиту. Но вечно она там оставаться не сможет… Наверное, надо было отвезти ее куда-нибудь, пока еще было время? А куда? Денег, чтобы заплатить кому-то за заботу о ней, у него нет. А если бы она не захотела никуда уезжать, против ее воли он бы ее увезти не мог. А он ведь обещал Шану уберечь девушку от опасностей и сохранить свиток. Последнего он не смог сделать, и то, что это не только его вина, утешало слабо. Второй раз неудачи быть не должно.

Немереям ее не уберечь. Один человек уже знает о собраниях в туннелях – это автор анонимных писем. Если ему надоест ждать, пока Дамион начнет действовать, он наверняка выполнит свою угрозу самому выдать немереев. Тогда высокие патриархи узнают о Лорелин и о том, кем ее считают немереи Узнают об этом и зимбурийские телохранители патриарха Норвина Зимы.

«Они убьют ее», – сказала Ана. Вспомнив, как зимбурийцы отделали Ральфа, Дамион слегка поежился. Если они так могли обойтись с безобидным попрошайкой, что сделают они с девушкой, которую считают главным врагом своего царя-бога?

Он заходил по комнате. Что делать? Надо спасти девушку, только он может это сделать, потому что помимо членов ковена и монахов только он знает об опасности. Но как? Выполнить совет безымянного корреспондента и пойти прямо к высоким патриархам, сказать им о потайных туннелях, о секте, об опасности, в которой находится Лорелин? Можно попросить не говорить о ней Норвину и его зимбурийцам. Но тогда ему придется предать монахов – нарушить священную клятву, которую дал он им как священнослужитель Истинной Веры, клятву не выдавать расположение убежища немереев. Пока что эта клятва его сдерживала, и у него не было прямых доказательств, что немереи нарушили свою. В Маурайнии ценность человека определяется его верностью своему слову. От священника требуется даже больше: священные обеты связывают сильнее мирских обещаний. Наказание за нарушение такого обета по любой причине – лишение сана. Нарушив слово, он может спасти Лорелин, но обойдется ему это очень дорого. Разве что…

Разве что он сперва попросит патриархов освободить его от сана, поскольку клялся он своей честью священнослужителя. Дамион остановился, пораженный этой внезапной мыслью. В приливе внутренней ясности он увидел, что лучше решения быть не может. В любом случае он не сможет остаться в ордене, а отказавшись официально от своего призвания, он хотя бы сохранит какие-то обрывки достоинства. Вернувшись к столу, он отодвинул обе записки, взял перо и бумагу и начал писать свою – аббату Холму.

Несколько черновиков потребовалось, чтобы написать все как надо, и тогда, закончив с первым письмом, он начал писать еще одно – в приемную верховного патриарха. Больше часа прошло, пока он, наконец, положил перо и расправил ноющие плечи. Усталость была такая, будто он долго боролся с сильным противником. Но дело сделано: написав эти письма, он закончил самую важную главу своей жизни. Что из того, что они пока еще не доставлены и его обеты не разрешены формально? Решение принято. Как остров Яна, уменьшающийся за кормой корабля, уходил в прошлое мир священства со своей аурой достоинства, святости, древности, с манящим великолепием облачения и обрядов. Вера останется с ним, утешение ее будет ему предложено, храмы ее не закроют перед ним своих дверей. Но учреждения, укрывавшие и питавшие его с раннего детства, более не будут этого делать. Он снова сирота, без родных, без дома и родины, брошенный в этот мир пробиваться своим путем. Больше нет перед ним безопасного и надежного будущего, есть лишь темный простор неопределенности.

Зато Лорелин будет спасена. В конце концов, только это и важно: не его будущее, не его призвание, но человеческая жизнь, повисшая сейчас на ниточке.

Он тупо посмотрел на письма, потом подошел к платяному шкафу. Кроме зимнего плаща и запасных сутан там висела мирская одежда. Каждому священнику полагалось держать ее на случай, если священноначалие решит снять с него сан и изгнать из монастыря. Грубая полотняная рубаха и холщовые штаны служили постоянным напоминанием о каре за ослушание: изгнание в мир. Дамион потрогал ткань, потом, поддавшись побуждению, стянул с себя сутану и натянул запретную одежду. Она странно ощущалась на теле после почти двух лет свободной и удобной рясы. Но ничего, привыкнет.

Вдруг ему стало душно в тесной комнате. Он открыл дверь, все еще в мирских одеждах, и пошел по пустому коридору среди запертых келий. Вниз по широкой каменной лестнице, через парадный вестибюль к наружным дверям. На пороге он остановился, приотворив дверь, чтобы вдохнуть вечерний воздух с обертонами весны. Ночь была тиха и спокойна: полумесяц плыл в темно-синем небе, подобный выпяченному парусу, звезды над головой сияли в больших призрачных гало, будто раздувались в атмосфере земли. Среди них распустила пушистый хвост Великая комета. Даже после восхода она останется сиять на дневном небе, световая точка, видимая простым глазом.

Явится в небе новая звезда, сияющая даже днем…

Сверкнула огненным следом падающая звезда, и вспомнились слова Аны: «Видели вы когда-нибудь падающую звезду? В высоте она ярко пылает, но у земли огонь ее гаснет. Если кто идет ее, то примет за обычный камень среди других камней, никогда не подумает, что она сияла в небе. Так и Трина Лиа, дочь Земли и Неба».

Будто сами небеса вступили в заговор с немереями: каждый знак возникал в свое время, будто ими управлял часовой механизм. Но что же здесь такого странного? Древние хорошо знали небесные тела и законы их движения. Есть геометрическая картина, симметрия орбит и траекторий, и достаточно искусный астроном сможет рассчитать путь на столетия вперед…

Что не объясняло ни предреченного явления свитка, ни странных умений немереев. Это на совпадение не спишешь.

Вдруг ему показалось странным, что он после всех этих месяцев растущего сомнения должен оставить сан как раз тогда, когда вселенная начала являть следы разума, лежащего в ее основе.

Дамион спустился вниз и пошел через поля напрямик.

Лорелин тоже шла одна под сияющим небом. Как следует подумав, она решила, что в городе ее найти будет легче, чем в окрестностях. Слишком много людей там ее увидят и потом смогут рассказать. План у нее был такой: перебраться через горы и поискать работу на фермах. Поэтому она пошла от монастыря по Старой Дороге, ведущей к хребту. А приятно будет, говорила она себе, работать на ферме: доить коров, носить ягнят на руках, а вокруг – только деревянные стены какого-нибудь хлева. Такое место, куда можно прийти и уйти, когда захочешь.

– Вот эта жизнь по мне, – говорила она себе, шагая по дороге. – Свободы навалом – и никаких больше стен!

И когда-нибудь, быть может, заработав достаточно денег, она поедет по стране искать свою семью, своих родителей. Очень мало людей с запада приезжало жить на архипелаг. Наверное, найдется человек, который расскажет ей, кто были ее Родители и откуда. А быть может – и тут резко кольнуло душу давним желанием – она найдет ответ на самый важный свой вопрос: почему в ней живет жгучая уверенность, что есть нечто такое, что она должна сделать, что не без причины живет она на свете. Та Цель, что манит ее, может оказаться где-то в неизведанных землях или сама ее найти. Но Лорелин точно знала, что это знание, эта Цель никогда не придет к ней в стенах женского монастыря. И потому она уходила с высокими надеждами, и с каждым шагом прочь от монастырского заточения светлее становилось на сердце. Через плечо перекинут был узелок с запасным платьем и бельем, запасом еды и прочей необходимой мелочью.

Только одна мысль заставила ненадолго замедлить шаг. Лорелин все думала об Эйлии Корабельщик, о ее тихом голосе и сочувственных глазах. Островитянка была единственной за всю ее жизнь, кого можно было назвать подругой, и на миг Лорелин сбилась с шага, решимость уступила печали при мысли о том, как сейчас тревожится Эйлия. Может, надо было оставить записку и ей, объяснить, почему ушла? И что если девчонки снова начнут изводить Эйлию, лишенную защиты Лорелин?

– Не удивлюсь, если они на нее навалятся, – говорила вслух сама с собой Лорелин. – Она из тех, кто никогда не даст сдачи, и они это знают, мерзавки!

На миг она остановилась, споря сама с собой и оглядываясь на монастырь. Но снова представила себе, что проведет остаток жизни в четырех стенах, и заставила себя идти дальше, хотя и ссутулила плечи, будто шла против ветра.

Дойдя до начала подножий гряды, она услышала за собой стук копыт. Может быть, всего лишь какой-то крестьянин едет по своим делам, но это мог быть и кто-нибудь, кого послали монахини найти ее и привести обратно. Прятаться было поздно: всадник наверняка уже увидел ее в свете луны. И она осталась стоять, где стояла, вызывающе скрестив руки на груди, и ждала, пока он подъедет. Кто бы это ни был, если он думает, что она вот так просто даст уволочь себя обратно в монастырь, пусть лучше подумает еще раз.

Темный силуэт всадника на лошади быстро приближался, залитый светом луны и звезд. Лорелин ахнула, когда он стал ясно виден, и застыла как завороженная, а когда до нее дошло, что надо бежать – было уже поздно.

* * *

Дамион сам не знал, зачем пошел в развалины. Что-то его звало оттуда: какая-то сила, неясная, но настойчивая, направляла его. Впереди лежали руины голых стен, обнажившийся фундамент, поросший лианами, ночной ветерок нес волнующий запах теплицы и старого влажного камня. Дамион остановился, вдыхая этот запах. Мальчишкой он приходил сюда играть. Он был рыцарем, скачущим на битву с воинством зла или мчащимся спасать попавшую в беду прекрасную даму. Утраченные детские мечты вернулись к нему в холодном весеннем воздухе. Он подумал о своем отце, подумал, не лелеял ли и тот подобные грезы в детстве – грезы, которые дожили до его зрелых лет, если верна догадка Аны о том, кто его родители.

Он вошел в осыпающуюся арку, зашагал по заросшим травой булыжникам двора. Выветренные стены и корпус башни возвышались контуром в ночи, каменный дракон на бастионе оскалил в безмолвном рычании сломанные зубы. Этот призрак давнего детства должен был бы ощущаться как знакомый и надежный, но почему-то в темноте было в нем нечто необъяснимо зловещее. Дамион стоял и смотрел, но тут услышал звук, заставивший встрепенуться: подковы стучали по камням. На старой элейской дороге.

Что-то за пределами чувств, недавно проснувшееся в нем, успело его предупредить. Он быстро спрятался за осыпавшейся стеной.

Из тени за полуразрушенными внешними стенами выехал всадник на лошади, оба странного вида. На лошади было убранство боевого коня древних времен, развевающийся чепрак и стальная броня, так что видна была только вороная шея и длинный струящийся хвост. И всадник был в доспехах, в поножах и наручах и в кирасе под черным плащом. Гербом на плаще и на щите был вздыбленный дракон.

«Принц-призрак! – мелькнула мысль у пораженного Дамиона. – Кто-то снова его изображает. Но что это такое белое он везет?»

Похоже было на полузавернутый рулон ткани, притороченный к боку лошади. Конь и всадник приблизились, и Дамион разглядел обмякшее девичье тело, переброшенное через луку седла, и белое платье послушницы, светящееся при луне. Голова ее наклонилась, длинные светлые косы свесились вниз.

– Лорелин! – крикнул Дамион.

Отбросив всякую осторожность, он вскочил на ноги. Конь фыркнул и затанцевал. Всадник натянул поводья и застыл на миг, блестящий под луной, невероятный.

Дамион с воплем бросился к всаднику и схватил свисающую руку Лорелин. Ни на крик, ни на прикосновение она никак не отреагировала. В обмороке – или мертва?

– Отпусти ее! – завопил Дамион, пытаясь вырвать безжизненное тело из хватки противника. Кем бы тот ни был, бесплотным духом он быть не мог: Дамиону никак было не разжать хватку металлических рук. Он гневным взором вперился в лишенную лица голову, пытаясь заглянуть в глазные щели забрала, и оттуда на него глянули два бледных горящих глаза.

Дамион отпрянул; ярость сменилась страхом – но поздно. Тяжелая рука в металлической перчатке обрушилась на его затылок, когда он еще пытался вывернуться, ослепительный свет вспыхнул под веками, и Дамион рухнул в ринувшуюся ему навстречу темноту.

Он оживал, чувствую пульсирующую в затылке боль. Со стоном он шевельнулся, ощутил спиной твердый камень. Веки, затрепетав, раскрылись. Он лежал на земле, в просторной темноте, где на неровных каменных стенах плясали красные отсветы. Свет исходил от прыгающих языков пламени, а перед ним сновали темные демонические силуэты. Спертый воздух разъедал глаза дымом, но постепенно картина прояснялась…

Никогда Дамион не верил в буквальном смысле в Пропасть Погибших…

На звук его стонов одна из фигур приблизилась, пнула его сапогом в ребра. Сапог ощущался весьма реально.

– Вставай! – приказал демон.

Дамион застонал и с трудом поднялся на ноги. Чувства прояснились, и он увидел, что находится в большой продолговатой комнате с грубо выложенными каменными стенами. Инфернальное пламя превратилось в факелы на стенах. Катакомбы?Пока он стоял, держась за ноющие ребра, подошли двое, заломили ему руки за спину и потащили куда-то назад, где мельтешили другие фигуры. Примерно с десяток мужчин и женщин, лица наполовину скрыты тенями от дрожащих факелов. Неужто это немереи?

– Отпустите меня, – прохрипел он. Они не отреагировали.

Он вспомнил схватку с рыцарем, подумал на миг, не привиделась ли она в кошмаре. Все это невозможно – абсолютно невозможно. Это сцена из его детских фантазий. Злой рыцарь, скачущий в цитадель замка, дама в беде. И он, как герой его молодости, бросается в опасное приключение… Но голова болела именно там, куда пришелся удар.

– Где она? Где Лорелин?

Ему ответил верзила, который пнул его в ребра:

– Ее забрал Мандрагор.

– Кто такой Мандрагор? Я хочу видеть Ану! Издевательский смех прозвучал ему в ответ.

– Это вряд ли, – фыркнул кто-то из тени.

– Она меня знает! Скажите ей, что я хочу с ней говорить!

– А чего это вдруг мы пойдем к ней?

– Она ведь ваша предводительница?

– Эта старая карга? Сдалась она нам! Он вытаращил глаза:

– Так вы не немереи?

– Немереи? Они нам не друзья.

– Кто вы? – сумел прохрипеть Дамион.

Подошел еще один человек, тощий и нечесаный, и осклабился в лицо Дамиону. Гримаса перешла в смешок, открывающий желтые гнилые зубы. Дамион вдруг понял.

– Так это вы жгли сараи, нападали на скот! Но зачем? – вскрикнул он.

Ответа не было, но никто не стал отрицать. Дамион постарался, чтобы его голос звучал ровно.

– Послушайте, я служитель Веры, и ничего вам не сделал.

– Вот как? – издевательски-враждебно отозвался тощий. – А это не ты разве привез свиток с архипелага? Не ты отдал его старой Ане? А что это ты делал в развалинах в такой ранний час? Искал свою драгоценную Лорелин?

Он пододвинулся, смеясь прямо в лицо Дамиону, обдавая вонючим дыханием из щербатого рта.

– Вы лучше ее отпустите, да и меня тоже, иначе у вас будут крупные неприятности с властями.

Он попытался вложить в голос силу и строгость. Тощий замотал космами:

– Ну нет, ты видел наше место сбора. Ты слишком много знаешь.

Дамион раскрыл рот – и промолчал. Эти люди совершенно безумные, нет смысла пытаться их урезонить. Его наверняка пойдут искать, когда убедятся, что он пропал… и тут сердце нырнуло вниз при мысли о письмах, которые он оставил аббату и патриарху. Они же так и лежат на столе, на самом виду, и в них он заявил, что оставляет Академию и свое служение. Аббат их прочтет и решит, что заблудший капеллан просто сбежал, как Лорелин, и оставил эти письма, чтобы его не искали.

Недолгий прилив уверенности в себе тут же увял. Оставалась лишь одна надежда – что Ана и ее немереи узнают о его пленении и предупредят аббата. А пока надо ждать – и надеяться, что его пленители не захотят срывать на нем свои злобные капризы.

Шли часы. Он сидел, держа руки на коленях, полудремал. Прошла ночь и, наверное, весь следующий день. Глаза постепенно привыкли к тусклому свету факелов, и Дамион разглядел, что находится в похожем на туннель помещении с закругленными кровлей и стенами, и в обе стороны туннель теряется в темноте. На ближайшей стене черной краской был нарисован символ: дракон в короне, схвативший себя зубами за хвост. Иногда так изображают Вормира, как змею уроборос, кругообразное тело которой символизирует бесконечность. Но обычно без короны. Здесь, очевидно, изображен символ Модриана-Валдура – дракон, пожирающий сам себя.

Как загипнотизированный, смотрел на него Дамион. Книги по чародейству, которые он читал, говорили о культе Модриана. Некоторые авторы утверждали, что падший архангел, коварный Враг Веры, был когда-то у древних одним из богов. Но поклонение ему было запрещено из-за жестоких обрядов, и Модриана из старого пантеона выбросили. Таким образом, говорили эти авторы, возник миф о «низвержении Модриана с Неба». У антиподов Модриан постепенно почти слился воедино с зимбурийским богом Валдуром, обряды поклонения которому были почти такими же; и так возникло мнение, что это по сути один и тот же бог. Если в современной Маурайнии может существовать ковен немереев, почему не может быть и ковена модрианистов? Ничего невозможного в этом нет. Если же такой ковен существует, то его члены и немереи Аны должны быть заклятыми врагами, потому что и те, и другие верят в Трину Лиа. Для немереев она спасительница, для модрианистов – злейший враг, противник их темного бога. Естественно, обеим группам нужен свиток, в котором говорится о местоположении Звездного Камня и силах, которыми может воспользоваться либо принцесса, либо князь тьмы. А те зимбурийцы, что сейчас здесь? Они могут быть союзниками модрианистов, или считать их своими соперниками, или даже не знать о них…

Вскоре он заметил, что его тюремщики жарко спорят, пытаясь решить, что следует с ним делать. Он подумал, не попытаться ли сбежать, но тут же эту мысль отверг и стал внимательно прислушиваться. Было такое впечатление, что колдуны, или модрианисты, или кто они там, должны спешно покинуть туннели: кому-то стало известно про них. Несколько раз говорилось слово «патриарх», хотя что о нем говорили, расслышать не удалось. Наконец здоровенный неотесанный мужик заявил:

– Сделать нужно только одно, и вы все знаете, что. Попа с собой брать нельзя, его должен забрать Мандрагор.

– Да он же еще в отключке, – бросил кто-то.

– Скоро оклемается. Суньте попа в дыру: Мандрагор его там быстро найдет.

«Опять Мандрагор. Кто же это такой?»

Дамион не успел это подумать, как двое здоровых парней подхватили его под руки и поволокли по проходу, ведущему куда-то вниз.