Текст книги "Тёмное дело (СИ)"
Автор книги: Elisabeth Ellis
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
После смерти бабки он так и жил один в двухкомнатной квартире. И неизвестно, как бы ему удалось вынести все тягости серой безрадостной жизни, ежели б не хобби.
Да-да, у Антоши было замечательное хобби – он писал фантастические романы. И весьма недурственно, две его книги даже издали. Конечно, тираж микроскопический, но факт того, что он издан, согревал его авторское самолюбие.
А уж с наступлением интернетовской эры, Антошина жизнь и вовсе кардинально изменилась, он стал настоящим львом виртуальных литературных салонов.
Зырянцев завёл раздел на "Самиздате", где обрёл группу единомышленников, признавших его гением и своим духовным гуру. Может по вине "провинциальных Маргарет" – своих учениц, а может в его душе всегда тлело чувство латентного гомосексуализма, но воспевал Антоша прелести однополой любви.
Учитывая специфичность предмета, особой популярностью у широкой публики Антошины произведения не пользовались. Кроме соратников, их мало кто читал, да и издательства его рукописи больше не принимали, но оно и понятно, ведь кругом процветает серость да графомания. Это бездари, расталкивая всех локтями, рвутся к издательским кормушкам, а талант, он во все времена беззащитен.
Любимейшими темами обсуждения Зырянцева со товарищи, были бездарность собратьев по перу, да косность обывателей, предпочитающих графоманское писево перлам высокохудожественного творчества. В особенности, Антоше доставляло удовольствие критиковать низкопробные опусы некоторых наглых МТА, почему-то популярные среди читателей и успешно издающиеся. Ох, и славное это было развлечение – попинать неуклюжих, визжащих писак, выказывая скудность их внутреннего мира, благо люди вокруг него собрались тонкие...
Вот и давеча, забрёл к нему в раздел некий читатель, Громобой, и посмел критиковать, подлец этакий, гениальное Антошино произведение "Записки некроманта" Дескать, отчего автор так жесток к главному герою, отчего не любит простых людей? Требовал, чуть ли не переписать роман. Ну и порезвилась же его команда, издеваясь над убогим, право – грешно, ведь это быдло так ничего и не поняло, да ещё в конце и посмело угрожать Антоше: "Мол, не обессудьте, хотел миром, да придётся как всегда..."
– Хомячков, что ль своих приведёт, калом Антошин раздел закидают, так ему не привыкать к форумным войнам... – так рассуждал Антон Макарыч, клацая клавиатурой – в виртуале нынче шли жаркие дебаты по некоему животрепещущему вопросу.
И тут раздался звонок в дверь. Антон Макарыч никого в такое позднее время – почти десять вечера – не ждал. Он с неохотой оторвался от компьютера, запахнул и потуже перевязал поясом тёплый стеганый халат, вдел ноги в войлочные тапки и пошаркал к входной двери.
Осторожно выглянув в глазок, он увидел стоящую под дверью соседку – Варвару Павловну, лицо у неё было напряжённым, и она почему-то нервно оглядывалась через плечо на лестницу.
Выругавшись про себя, – вот же беспардонная особа, беспокоить соседей в такой поздний час, – он загремел замками.
Едва он начал открывать дверь, как толчком снаружи, её распахнули во всю ширь. И перед Антошей предстал рослый, спортивного вида мужик в кожанке – глядящий жёстко и недружелюбно.
– Оперуполномоченный Центрального РУВД, старший лейтенант Михаил Громобой, – помахал он ксивой перед носом Антон Макарыча.
Близорукий Антоша ничего не успел разглядеть и потянулся рукой за документом, но наглый мент отдёрнул книжечку, а в протянутую руку Зырянцева зачем-то сунул полиэтиленовый пакетик с розовыми драже. Антоша машинально сжал пальцы и хотел посмотреть, что ему дали. Но мент выдернул пакетик и виртуозно спрятал его в рукав. И глядя на Антошу, как солдат на вшу, отчеканил:
– В ходе оперативно-розыскных мероприятий возникла срочная необходимость обыскать вашу квартиру.
Ничего не понимающий Антон Макарыч с ужасом воззрился на представителя власти. Перед его внутренним взором замелькали виденные в фильмах картины обысков – летающий пух распоротых подушек, вываленное на пол из ящиков комода бельё, сброшенные с полок книги и документы...
– Но позвольте, по какому праву... – начал он дребезжащим дискантом, – где санкция прокурора? – выдавил Антоша, опять же, в кино слышанную фразу.
– Десять вечера, какой прокурор, чмурилка, – постучал пальцем опер по своим наручным часам, – будет тебе санкция, завтра.
– Э-э-э... будет санкция, тогда и придёте...
Но детина, прервав на полуслове, отпихнул Антон Макрыча твёрдым, как деревянное полено, плечом к стене и вошёл в прихожую.
– Тебе ж сказано: срочная необходимость! Или ты, тля бледная, собрался сопротивление властям оказывать?! Сказано: утром санкция – значит утром! Щ-а-с! Мы свалим – а ты наркоту в унитаз. А потом отсидишься в норе, чучундра, и опять за старое – детей травить! – обернулся он назад, явно играя на публику.
– Я нет... какая наркота? – заблеял перепуганный и ничего не понимающий Антоша. – Есть же закон, его нужно соблюдать.
– Конечно! – согласился мент, – Стас, заводи понятых и свидетеля, да ознакомь здесь всех с обязанностями и правами...
Зырянцев заторможено глядел, как вынырнувший из-за спины мента, местный участковый Барсуков провёл в квартиру соседей.
Проходя мимо него, Варвара Павловна поджала губы куриной гузкой и сделала непроницаемое лицо, а её супруг, Сидор Петрович, поглядев на Антошу, укоризненно покачал головой. За ними, криво щерясь разбитой губой и нагло подмигнув, просочился маргинал из соседнего подъезда – малолетний наркоман, Ярик Лукачёв.
Все прошли в комнату – что-то забубнил скороговоркой Барсуков. Антоша не слушал – он не мог сосредоточиться, от волнения у него поднялось давление, разболелась голова, и звенело в ушах.
– Всем всё понятно? – выйдя на середину комнаты, хлопнул в ладоши кожаный.
Соседи закивали головами наподобие китайских болванчиков.
– А то! – согласно кивнул Лукачёв.
– Работаем под диктофон, – Стас, потом протокол оформишь... – и начал диктовать в чёрную коробочку:
– Итак, гражданин Лукачёв, вы утверждаете, что сегодня, двадцать шестого марта 2016-го года, приблизительно в девятнадцать часов, гражданин Зырянцев передал вам в своей квартире, обнаруженные впоследствии при вас, таблетки амфетамина.
Лукачёв кивнул головой.
– Ты мне не кивай, а отвечай на поставленный вопрос.
– Да, Зырянцев здесь передал мне таблетки, – прогундосил Ярик.
– Вы заметили, где он их хранит?
– Да, в ящике письменного стола, вон там, – указал пальцем мальчишка.
Опер шагнул к столу и рывком выдвинул ящик.
– Понятые подойдите.
Вслед за стариками и Антоша сделал несколько мелких осторожных шагов, и вытянув шею, с ужасом увидел рядом с початой пачкой бумаги для принтера пакетик с розовыми драже.
– Что вы здесь видите? – тем временем задал вопрос опер.
– Но ведь вы их подкинули! – горестно возопил Антоша.
– Не усугубляйте, Зырянцев! – гаркнул милиционер, и сунул диктофон под нос Сидору Петровичу, – ну!
– Я вижу полиэтиленовый пакет с розовыми таблетками, – забубнил старик, и за ним, как попугай, слово в слово, повторила фразу его супруга.
Антоша дальше не слушал, конечно, он был робким человеком, но отнюдь не идиотом, и понял, что сейчас ничего не докажет. Слишком нагло и самоуверенно ведёт себя кожаный, видимо эта подстава далеко не первая в его жизни.
"Господи, что ему нужно? У меня же ничего нет – моя главная ценность книги, зачем они ему?" – взгляд остановился на участковом, и в памяти всплыл от кого-то слышанный досужий разговор: что участковые де, квартиры отбирают у одиноких людей. "Они хотят забрать мою квартиру" – он окинул взглядом родные стены, и на глаза навернулись слёзы, до того стало жаль своё гнездо.
Полицейский продолжал распоряжаться, вытащив за уголок вещественное доказательство, он взвесил его в руке и обратился к Барсукову.
– Я думаю, достаточно. Больше искать не будем, здесь по двести двадцать восьмой на восьмерик тянет. А может и больше. Ты ж у нас педагог, – кивнул он на Антошу, – а Лукачёву ещё четырнадцати нет. Ладно, Стасик, идите на кухню, оформи протокол изъятия, подписку о невыезде и все остальные бумаги, а я пока с гражданином Зырянцевым за жизнь перетру.
Аккуратно закрыв дверь, полицейский подошёл к компьютеру и уселся в Антошино кресло. Щёлкнув мышкой, он открыл последнее сообщение:
– О! Да тут дым коромыслом! Опять людям голову морочишь. Может и впрямь законопатить тебя лет на четырнадцать... дитя сексменьшевистской матери, – и повернувшись вместе с креслом к Антоше, с нарочитой экзальтацией продекламировал, – О Ницше! О Камю! О Кафка! Фрейдистские символы! Фаллические обертоны!
Антоша уставился на опера круглыми от недоумения глазами.
– Не узнал?
Громобой – это же фамилия того идиота-читателя, сообразил наконец Антон.
– Вы что? – он показал рукой на дверь кухни, – всё это затеяли чтобы отомстить за виртуальный спор? Вы – маньяк?
– Ты маньяк и я маньяк – оба мы маньяки, – дурашливо пропел мент и потянулся, – ох и устал я что-то сегодня. Я же пытался вопрос миром решить, а ты всё к фаллическим символам свёл. А я хорошему человеку помочь обещал, а если уж Миха Громобой пообещал – он слово держит.
– Но причём здесь я и моя книга? Зачем переделывать героя? – недоумевал Антоша.
– Эх, рассказал бы я тебе – да не поверишь, я и сам бы не поверил, расскажи кто... Поэтому говорю просто – либо ты поступишь как мне нужно, либо там, – он указал на кухню, – всё серьёзно, даже при хорошем адвокате, восемь лет. Поверь, Миха веников не вяжет.
Нахохленный Антон Макарыч горестно кивнул:
– Верю. Вы не оставили мне выбора.
Антон Макарыч читал требования к изменению сюжета:
– Но вы же понимаете, это совершенно изменит концепцию моей книги, идею...
– Да и нах мне эта концепция вместе с идеей, тут главное человеку помочь, – махнул рукой Миха. – А, была не была, слушай...
Антоша недоверчиво глядел на Громобоя, от изумления приоткрыв рот.
– Я же говорил: не поверишь, – хлопнул Миха его по плечу, – но попытаться стоило, а вдруг... тогда б работал с куда большим вдохновением и отдачей. Хотя, для вдохновенного труда, стимул я тебе обеспечил, – хохотнул Громобой. Сроку два месяца. И сняв с шеи Могендовид, он надел его на Зырянцева, – носи, не снимая, пока пишешь... после я его заберу, это мне подарено.
Михаил Громобой: Зелёная папка
27 марта 2014
– Далеко Мадрид от холодной Тулы...
– Это точно, – согласился Михаил с фронтменом "КС"
– Голова болит после политуры...
– Алка-Зельтцер с рассолом тебе в помощь, – посочувствовал он страдальцу, – в следующий раз употребляй качественное пойло.
– Через сотни миль леса и оврагов, вижу не Мадрид – вижу это Краков... – сообщил певец.
– Да, не повезло тебе братан – поймал жирного обломинго... а вот мне подфартило, – с этими словами, Громобой выдернул из-под пыльного вороха бумаг зелёную папку, – иди сюда моя пр-э-э-лесть.
Усбэшники изъяли жёсткий компьютерный диск и выгребли бумаги из сейфа и стола Маркелова. После их ухода, а может и до прихода... Бочаров порылся в Михином столе, просмотрел папки с делами в шкафу, как-то в больнице завёл разговор – не оставлял ли Михе что-либо на сохранение убиенный? И ничего подозрительного не обнаружив, успокоился. В пыльных залежах на нижней полке общего шкафа: старых методичках, сводках, скоросшивателях с какими-то записками-пояснениями по давно закрытым делам – оне копаться побрезговали... А напрасно.
Всё-таки хитрым жуком был Севка Маркелов: на виду вещь спрятал – а не найдёшь. Пошарканная, выгоревшая канцелярская папка с матерчатыми завязками и надписью на обложке 'Дело N29/бис' так естественно вписалась в гору макулатуры – будто здесь и родилась.
Тем вечером, Маркелов долго топтался у двери, нерешительно теребя застёжку портфеля, а потом, всё-таки вытащил этот канцелярский раритет и запихнул под самый низ кипы старых бумаг.
– Хитрый-то – хитрый, но ещё жадный и продажный, жадность его и сгубила... не любит фортуна жадных.
Открыв папку, Громобой присвистнул от удивления – вот так номер, чтоб я помер! Да с таким флэш-роялем на руках Севка бы доил Бочарова и его тестя всю оставшуюся жизнь. Да-а, только не учёл Севка маленький нюанс, такие люди не подпустят к своему нежному вымени кого ни попадя. И получил наш юный вымогатель, не райскую жизнь где-то на южных островах с прилагающимся стандартным пакетом: яхтой и блондинкой – а покойное тенистое местечко на погосте. Не подфартило, шантаж дело тонкое...
Виталя не имел привычки заходить с утра в отдел, он являлся прямо на планёрку в кабинет к тестю, полковнику Давиду Гогинаве. Но, бережённого... и Миха не стал копошиться с бумагами, а быстро отксерив, аккуратно сложил копии в папку и запихнул её обратно в шкаф. Оригиналы же, спрятал во внутренний карман своей куртки. Он знал: сегодня, прямо с планёрки, всех отправят на выезд – на три трупа на Приморской. А оттуда, рукой подать до участка Барсукова, а Стасика придётся подключать к делу – самому Михе не справиться.
Стас Барсуков: Ваш выход, Ватсон
27 марта 2016
Стасу нравилась его работа: хороший участковый – хозяин на своей 'земле'. И он обижался, когда не только эстетствующие извращенцы, типа Зырянцева, а и вполне приличные люди, цедили через губу – да это ж мент, дескать, что с него взять.
А вдруг бы ментов не стало, представьте, взяли и испарились все: участковые, опера, ППС, ОМОН... И долго ли просидел бы в своей благоустроенной двухкомнатной норе, тот же Зырянцев? Ведь рядом в подвалах ютятся злые, молодые, хорошо развившие тяжёлым физическим трудом мускулатуру, гастарбайтеры.
Миху Громобоя, Стас уважал. Они учились в одной школе, в одной системе шесть лет лямку тянули. А служба у них такая, что ситуации разные бывали... так что, были у Барсукова причины доверять Громобою – честному менту, хваткому и к излишним фантазиям не склонному. Поверил он и Михиной истории – хотя вначале, Стаса слегка смущала контузия, мало ли, но по мере того, как рассказ начал обрастать реальными фактами, сомнения улетучились. Да и вообще, как боевому камраду не поверить и не помочь?
В тот день Громобой пришёл в участок к обеду, Барсуков как раз занимался приёмом граждан, ну контингент у него тот ещё ... Двум маявшимся под дверью в ожидании профилактической беседы алкашам Миха заявил, что приём окончен, и участковый Барсуков откомандировывается в помощь следственным органам по делу о трёх трупах на Приморской. А те и рады.
– Надеюсь, ты не против помощи следствию? – обратился он к Стасу, выкладывая на стол большую коробку пиццы и упаковку светлого пива.
Во время немудрящего обеда, Миха рассказал о роковой роли зелёной папки в этом деле: " ... а я же ничего не подозревал, и говорю Витале: да он какую-то зелёную папку, вон там, на нижней полке прятал... Бочаров порск к шкафу, папку вытащил, открыл и в лице переменился... – я, говорит, должен это полковнику Гогинаве показать – и фьють из кабинета. Так я и не узнал, что же в той папке хранилось. А потом уже все эти подставы пошли... Теперь-то я учёный, оригиналы взял себе, думаю, Виталю и копии возбудят должным образом. Завтра я опять ему об этой папочке и расскажу, не буду нарушать хронологию событий..."
Они убрали остатки пиццы в холодильник, и Миха вынул из внутреннего кармана и разложил на столе четыре канцелярских файла.
Содержимое первой папки Стасу напомнило голливудский шпионский триллер, в котором, туповатые янки вычислили в Разведывательном Управлении крота. – И каким же образом? -спросите вы, – да запросто. Они проверили – кто из сотрудников живёт не по средствам. И обнаружили, что агент Смит, при годовом доходе сто тысяч долларов, приобрёл на берегу Чесапикского залива дом, стоимостью в миллион, естественно, Смит и оказался искомым злодеем.
Стас не стал лезть в дебри трансцедентального и размышлять об источниках доходов отечественных олигархов, депутатов, политиков, мысли его были куда приземлённее – он представил, что в родном районном управлении завёлся крот, и парни из ФСБ взялись его вычислять методом цэрэушников. Представил – и лучше бы не представлял...
Виталя относился к тому большинству из управления, кто смотрел фильм про агента Смита – и поэтому жил исключительно по средствам. А что не вписывалось в картину: "семья капитана полиции: он, жена-домохозяйка и трое малолетних детей – живущие исключительно на полицейскую зарплату" – упало к нему дарами любящих родственников. Например: пятикомнатная квартира в престижном районе. Элитное жилище подарил Витале некий Арчил Гогинава, девяноста пяти лет от роду. За предыдущие два года, уважаемого аксакала, фортуна, прям-таки, завалила дарами, и он вполне мог себе позволить такой широкий жест.
По посмертной дарственной, батоно Арчилу, отошла однокомнатная квартира гражданки Кузько Татьяны, умершей от карциномы в возрасте семидесяти лет.
Так же, к нему проявила благосклонность гражданка Липочкина Аглая, 1932 года рождения, почившая от целого букета старческих хворей, одарив напоследок бравого старикана двухкомнатной квартирой.
И скончавшийся от острой алкогольной интоксикации гражданин Иванухин Иван, 1972 года рождения, тоже счёл нужным оставить в подарок престарелому Арчилу двухкомнатную квартиру.
А вот транспорт, а именно: джип Мерседес и Ауди ТТ, общей стоимостью в сто двадцать четыре тысячи евро, семейству Бочаровых презентовала Манана Жвания.
За два года до того фортуна и над ней потрясла рогом, и автолюбительнице перепала квартира гражданина Лугина Дениса, 1978 года рождения, скончавшегося из-за интоксикации в результате передозировки наркотических веществ.
Дарственные, акты купли-продажи, и все остальные бумаги, оформлялись в нотариальной конторе Семёна Винницкого. Не иначе, как за дела неправедные, не по своей воле покинувшего наш бренный мир четырнадцатого февраля сего года. На встречу с высшими силами он отправился не один, а вместе с помощницей и охранником – их всех застрелили в офисе, а потом подожгли контору. Бензина убийцы не пожалели – сгорело так, что убитых пришлось опознавать по стоматологическим картам.
Да, печальная картина вырисовывалась по этим бумагам – столько хороших людей, и все мёртвые.
В следующем файле хранилась скреплённая красным зажимом стопочка выписок со счёта Бочарова в некоем зарубежном банке.
Это были отчёты о ежеквартальных перечислениях от разных местных фирм, чьи названия заканчивались исключительно на 'эксим'. И с две тысячи одиннадцатого года, в общей сумме, они выплатили Витале – девятьсот восемьдесят три тысячи евро.
На жёлтом листке под зажимом, размашистым Маркеловским почерком, было помечено: 'Процент от Мирзоева'.
Ну и как же в таком деле и без картинок? Были, были родимые.
В третьей папочке: снимки встречи Бочарова с Мирзоевым... дружеские рукопожатия... совместный обед... рассматривают и подписывают какие-то бумаги.
Ещё в пёстрой кучке неожиданно обнаружились фото криминалиста Веры Семидольной, с указанием даты и времени съёмки. Вот она в 11:42 входит в подъезд по адресу: Восьмой портовый проезд 26, а вот, спустя три часа в 14:56 уходит. И точно такие же фотки Виталика, на которых видно, что он зашёл в ту же парадную вслед за Верой в 12:08, а вышел немного раньше, в 14:31.
Опять же, на обратной стороне фото Маркелов написал: 'любовное гнёздышко, кв. 7, снимает кисейная курва'
Из рассказанной Михой истории связь между Верочкой и Виталей была очевидна. Но элементарный пошлый адюльтер – это неожиданно... Как же примерный семьянин осмелился, при Тамаре-то и её папеньке? Ай, как неосторожно!
В четвёртом целлофановом пакете, лежали справки о смерти.
– Лямпе Генриетта Францевна 1928г.р. – умерла 26 декабря 2015г от обширного инсульта.
– Лямпе Арнольд Эргардович 1978г.р. – умер 28 января 2016г от острой интоксикации и передозировки наркотических веществ.
– Рукасёв Герасим Михайлович 1961 г.р. – умер 23 февраля 2016г от отравления метиловым спиртом.
– Окунев Иван Иванович 1960 г.р. – умер 23 февраля 2016 от отравления метиловым спиртом.
И там же находился ещё один жёлтый листок с загадочной Маркеловской записью: 'Важно!!! Яблоко раздора!'
После просмотра бумаг, у Стаса осталось чувство смутной неудовлетворённости, и он высказал свои сомнения напарнику:
– Что-то тут не так Миха, чего-то мы в упор не видим. За эти 'грехи' – Бочарова, при желании, можно упечь в тюрьму надолго. Но на какой-то же почве такое 'желание' должно возникнуть?
Эти бумаги текучка – такой компромат можно на половину управления собрать, но хороший адвокат истолкует эти факты двояко и.. Ну, оформлял Бочаров документы в конторе Винницкого – и что? Зачем Витале убивать нотариуса и поджигать офис? Вследствие – не значит – по причине.
Как Маркелов догадался, что убийца Бочаров? Должна быть какая-то мотивация, что-то архисерьёзное – ведь вопрос для Витали встал так остро, что 'истинный ариец и примерный семьянин' решился на убийство. А тем более – ты говоришь – он Эдика Мирзоева собирается завалить.
– Есть в твоих словах зерно истины, камрад, – в голосе Громобоя слышалась неуверенность.
Он с задумчивым видом перебирал бумаги, потом взял в руки файл со справками о смерти и прочитал вслух:
– 'Важно!!! Яблоко раздора!' – проверить, что за люди? Почему Маркелов их объединил в отдельную группу? Кто и из-за чего повздорил? – но вдруг, его глаза остро сверкнули, и задумчивость вмиг слетела с Михиной физиономии.
– А как к Маркелову этот компромат попал? Ведь нотариальная контора сгорела вместе со всеми делами и бумагами. Выходит, Винницкий хранил эту папку в другом месте? И кто-то Севке её отдал?
Знаешь, в прошлый раз, усбэшники так и не поговорили с женой нотариуса, Розой Винницкой. Уж очень шустро эта дамочка покинула родные палестины и умотала – толи по Европам, толи на историческую родину, в общем, бог весть куда, лишь бы подальше от компетентных органов, – Громобой решительно поднялся и хлопнул ладонями по столу. – Пожалуй, я прямо сейчас и навещу новоиспечённую вдовицу – надеюсь, ещё не опоздал. А ты, Стас, узнай, как дела у компьютерного гения, – на стол легла тоненькая стопочка долларов, – пусть купит все необходимые прибамбасы, и завтра вечером займётся обустройством моей квартиры.
Винницкая Роза: Прекрасный садовый цветок, нуждается в заботе квалифицированного садовника
27 марта 2016
Покойный нотариус жил хоть и недолго, тридцать три года, но как говаривал классик – в пошлой роскоши. Его бывшая квартира поражала воображение дорогой, с хорошим вкусом подобранной обстановкой, а бывшая жена красотой.
Наиболее точно, молодую вдову охарактеризовал бы эпитет "породистая женщина".
О породе кричало буквально всё во внешности этой холёной самки: тонкие запястья, гордая посадка головы, миндалевидные глаза, изящный, чётко очерченный подбородок и даже крупноватый нос с горбинкой, и тот, придавал аристократичного шарма своей хозяйке и соответствовал прилагательному породистый.
Экзотичная красота Розы Винницкой пробуждала в сердцах представителей сильной половины человечества романтичные фантазии.
Вот и разглядывающему вдовицу Михе на ум приходили библейские притчи о легендарных семитских красавицах.
За танец этакой Соломеи, Ирод бы с лёгкостью срубил голову не только Предтече, но и половине своих подданных, да и в роли героической Юдифи она бы тоже смотрелась вполне органично.
Кровавые сюжеты вспоминались Михе по простой причине – Розочка гневалась.
– Этот шлимазл мне изменял! Мне – Розе! – многочисленные браслеты на узких запястьях возмущённо звякали, соглашаясь с экспрессивными восклицаниями хозяйки. – И с кем?! С какой-то двадцатилетней профурсеткой! И узнала я об этом только после его смерти – вдова хищно сжала тонкие, с ухоженными острыми ногтями, пальцы.
Представив, как бы Роза распорядилась этими ногтями, узнай она об измене при жизни нотариуса, Миха нервно сглотнул.
– Ну что вы, Роза, успокойтесь, это совершенно недостоверно, скорей всего, девушка задержалась в офисе из-за работы, оформляла документы...
– В десять вечера? В день всех влюблённых? – Роза иронично изогнула тонкую соболиную бровь.
– Но вы же утверждаете, что у Семёна Натановича на вечернее время была назначена деловая встреча в офисе?
Вдова сверкнула семитскими очами и закусила губу, пытаясь успокоиться.
– Мы собирались провести этот вечер дома, вдвоём, в семейном кругу. Я приготовила праздничный ужин, но Семён позвонил, извинился и предупредил что задержится. Неожиданно образовалось одно дело, и он собирался встретиться с кем-то в офисе. А потом добавил, что меня ждёт изумительный сюрприз, уверял: я буду в восторге от подарка.
В кои-то веки сюрприз Семёну удался...
Роза расстроено шмыгнула носом, поднялась с банкетки, подошла к бару и плеснула себе коньяку. Она проделывала это уже в третий раз, предлагала и Михе, но он благоразумно отказался, не рискнув разбавлять благородными напитками обеденное пиво.
– У вас есть какие-нибудь предположения, кому бы мог назначить встречу в такое время господин Винницкий?
– Как я поняла, встречу назначил не Семён... а кто? Не знаю. Я не принимала участия в делах мужа. Я искусствовед, и в юриспруденции ничего не понимаю.
Ах, говорила же мне мама: "Роза, опомнись, что ты делаешь, ты будешь с ним несчастлива – он авантюрист" Ну почему, почему я её не послушала? От дяди Марка, Сёме досталось прекрасное дело, солидная клиентура – а он! Он связался с этим бандитом Мирзоевым и дал себя убить как последний лох! Сюрприз! Вы хоть понимаете, что значит остаться вдовой в двадцать семь лет? Это критический возраст, составить приличную партию в такие годы почти нереально. Вокруг жуткая конкуренция, столько молодого мяса! Придётся уехать к сестре во Францию, в приживалки к богатым родственникам, в надежде встретить где-нибудь там, на Лазурном Берегу, достойного человека: разведённого, пожилого, с кучей детей – губы у Розы жалобно задрожали, а глаза подозрительно заблестели.
Розочка лукавила, её одиночество уже скрашивал, на Михин взгляд, очень даже сексапильный самец, загорелый мускулистый блондин, совершенно не похожий на престарелого вдовца обременённого множеством детей. Сего вьюноша, вдова, при появлении опера, бесцеремонно выпроводила восвояси.
– Роза, такая красивая женщина как вы, никогда не будет обделена мужским вниманием – Громобой многозначительно кивнул, на впопыхах оставленный вьюношем шарф на спинке стула.
Вдова небрежно передёрнула плечами – это мой тренер по фитнесу, Петя. Помогает мне поддерживать в тонусе тело, но как муж, он совершенно бесперспективен.
Роза вернулась на банкетку. Томно откинувшись на спинку, она задумчиво вертела в руке бокал с янтарной жидкостью.
Вдове были чужды предрассудки, в частности, такая нелепая условность как траур. Прелесть её фигуры подчёркивал тонкий шелковый халат вызывающе алого цвета. Она позволила скользкой ткани фривольно сползти с хрупкого плеча, и в Михиной памяти замельтешили какие-то романтичные строки: ветер колеблет свечи – целует лилейные плечи...
Где-то в районе паха зашевелилось желание...
Он уже больше часа выслушивал вдовьи стенания, но до сих пор не получил и бита полезной информации. За игрой и многословием этой женщины скрывались страх и недоверие.
Тяжёлый случай, нетривиальный.
Придётся изменить тактику, прибегнуть к физическому воздействию и провести допрос с пристрастием. "Ну, что ж, милая, ты ведь тоже этого хочешь" – с этой мыслью Громобой поднялся с дивана, шагнул к вдове и решительно отобрал у неё бокал...
– Действительно сволочь, этот покойный нотариус, изменять такой женщине, – мысли после феерического секса текли расслабленно и умиротворённо. Утомлённая вдова лежала рядом, и на фоне сиреневых шелковых простыней её кожа нежно отсвечивала жемчугом. Она потянулась как кошка, взяла с прикроватной тумбочки сигарету, прикурила и лениво пустила в потолок тонкую струйку душистого дыма:
– Будешь? – она протянула пачку и ему.
"Трежерер лайт" – Миха про себя улыбнулся – ну какие ещё сигареты может курить Роза.
Сквозь лёгкий дымный флёр он разглядывал роскошную обстановку спальни. Из-за гнутых в виде звериных лап ножек и шелковой обивки мебелей, Миха решил, что это какой-нибудь Бидермейер, а может даже сам Чиппендейл. Познания Громобоя в мебельных изысках, оставляли желать лучшего, его вполне устраивала функциональная и недорогая Икея, главное достоинство которой: надоело – выбросил. Представив Розочку на простенькой тахте в своей квартире, Миха тяжело вздохнул – составить достойную партию этому прекрасному цветку ему не суждено, а жаль.
Что ж, приятно придаваться праздным мечтам, но дело не терпит...
– Роза, ты меня боишься? Я не причиню тебе вреда, мы в одной лодке. Я попал в затруднительное положение, меня пытаются впутать в это дело, подставить.
Вдова сделала ещё пару затяжек, задумчиво глядя на Михаила из-под ресниц:
– Я видела по телевизору репортаж о смерти твоего коллеги, Всеволода Маркелова. Он приходил ко мне на второй день после пожара. Расстроенная и растерянная из-за неожиданной нелепой смерти Сёмы, я плохо соображала. Дома, у Семёна в сейфе хранились четыре папки с компроматом на деловых партнёров, так сказать, страховка на чёрный день. Мне тогда казалось – правильно отдать эти документы официальным органам и не лезть в дела покойника. Впрочем, я тотчас же пожалела о своём поступке. Маркелов пролистав бумаги, предложил мне забыть и о них, и о его визите. Что-либо менять было уже поздно, получилось бы только хуже, пришлось согласиться.
– Ты знаешь на кого был компромат?
– Нет, я даже не заглядывала в эти папки. Но ты ведь здесь – значит эти бумаги у тебя?
– Одна папка, я случайно увидел, когда Маркелов её прятал, о её существовании никто больше не знает. Когда ты уезжаешь? – он нежно провёл рукой по Розочкиной груди. – Я не хочу, что бы ты пострадала.
Роза накрыла ладошкой его пальцы:
– Послезавтра вечером.
– Хорошо, я придержу эти бумаги ещё два дня. Понимаешь, Маркелов, после визита к тебе, нашёл убийцу. Я тоже знаю, кто это. Но я пришёл к этому знанию другим путём, из документов этого не видно, там действительно только компромат. Вспомни, пожалуйста, о чём вы говорили, ты дала Всеволоду какую-то подсказку, сумела вывести на преступника.