Текст книги "По дороге к звездам"

Автор книги: Элис Маккинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Послушайте, а кто вы, собственно, чтобы указывать мне, когда дурачиться, а когда нет? И вообще, я уже полчаса пытаюсь от вас избавиться. Более тупых женщин никогда не видел. А ты, Кевин?

– Пап, и я не видел. Может, она ненормальная? – Кевин изобразил ужас и спрятался за отца.

– Послушайте, я могу уйти, но это не избавит вас от проблем. Ричард, вашего сына не сегодня завтра заберут органы опеки. И тогда кривляться будет не с кем.

– Ну, тогда в этом отпадет всякая необходимость, потому что личности, подобные вам, заглядывают сюда исключительно из-за Кевина. Наконец-то меня оставят в покое.

Ричард говорил эти слова очень спокойным серьезным голосом, но от Сэм не укрылась реакция на них Кевина. Тонкие детские пальцы впились в рукав кожаной куртки отца, в глазах мелькнул ужас, теперь уже не поддельный, а очень даже живой, настоящий. Так, значит, вот чего боится наш взрослый мальчик. Нетрудно было догадаться. Конечно, он не хочет расставаться с отцом.

– Я это и тебе тоже говорю. – Сэм решила надавить на больное место. – Тебя заберут и отдадут другим родителям.

Мальчик, уже успевший напустить на себя важность, отцепился от рукава отцовской куртки и демонстративно достал из кармана джинсов пачку сигарет.

– И что?

Ну разумеется! Как ты стараешься выглядеть взрослым, особенно когда чего-то по-настоящему боишься. А ты боишься. Хороший способ защиты. Но только не ты первый и не ты последний, сколько подростков до тебя изобретали подобные велосипеды и потом пытались на них ездить! Но далеко-то не уедешь. Проблему нужно решать, а не бежать от нее.

Будь перед Сэм ребенок постарше, она непременно высказала бы все это вслух. Но перед ней стоял одиннадцатилетний белокурый мальчик, который бы в жизни не взялся за половину своих теперешних занятий, не попади в беду его отец. Нет. Он уже вдоволь хлебнул уличной жизни и давно бросил бы ее, стоило бы только Ричарду сказать: «Хватит!»

Чиркнула спичка, но Кевин не успел прикурить, потому что Сэм снова выбила у него сигарету.

– Черт, пап, она мне надоела, давай ее в бочку!

– Ты не слышал, тебя отправят в другой штат, где ты не сможешь видеться с отцом.

Но на этот раз слова Сэм не произвели на мальчика никакого впечатления, слишком хорошо он научился маскировать свои чувства. Но она-то знала, что детское сердце сжимается от боли и тоски, что Кевин на самом деле готов расплакаться.

– Мэм, вы травмируете ребенка. – Ричард ехидно усмехнулся. – Ничего, не реви, вот тебе.

Канинген-старший достал из кармана пачку сигарет и протянул их сыну.

– Уберите немедленно! – Сэм почувствовала, что предел терпения уже близок. – Если у вас проблемы, это не значит, что нужно сбрасывать их на собственного ребенка. Лучше бы отправили его в школу.

– Так, Кевин. – Ричард строго нахмурился. – Ты почему не ходишь в школу? Чтобы я больше не слышал от людей жалоб! Собирайся и иди. Прямо сейчас.

Все это говорилось с невероятным пафосом. Кевин тут же подыграл отцу и начал тереть глаза руками, как будто заплакал.

– Ой, папочка, ты только не сердись, я завтра обязательно пойду, я…

– Да перестаньте же вы! – не выдержала Сэм. – Сколько можно! Кевин, тебя заберут, я не шучу! Ричард, что ты делаешь с собственным ребенком?! Это же твой сын, неужели ты не видишь, что он тебя любит! Любит! Ты единственный, кто у него остался! И никого другого ему не нужно!

Оба комедианта, вероятно, только этого и ждали. Видимо, Сэм была не первой, кто разразился подобной тирадой в этом тихом месте. А она чувствовала, что если и это не возымеет действия, то она сейчас просто выйдет из себя.

– Вот, ты уже довел человека, нельзя так… – Ричард строго закивал. – Представляешь…

Но Сэм не дала ему говорить.

– Можете тут ломаться сколько угодно, а я ухожу. И завтра подпишу все документы. До встречи в суде. – Она пожала руку Ричарду и, развернувшись, пошла по направлению к дороге.

Сэм чувствовала, что еще немного – и она просто взорвется, не стоит доводить до этого и давать им лишний повод посмеяться.

– Ненормальная какая-то…

– Дура…

Эти слова были произнесены вполголоса, но ни отец, ни сын не заботились о том, чтобы они не дошли до ушей удаляющейся гостьи.

А Сэм уже спускалась вниз по склону. Хватит, достаточно она позабавила публику. По крайней мере, визит не пропал даром. Раньше она могла только предполагать, а теперь знала точно, что проблема не в ребенке, а отце. Там нет даже обычного для подростков самоутверждения через подражание взрослым, одна голая потребность в любви и внимании взрослого человека, который всю предыдущую жизнь, пускай даже такую короткую, служил эталоном, образцом поведения.

Теперь оставалось определиться с тем, что делать ей, Саманте Уоттенинг, школьному психологу, ведущему дело Кевина Канингена, ученика предположительно пятого или шестого класса. Сэм вспоминала сегодняшний разговор с Ричардом с самого начала и… не знала, как поступить. В ее руках теперь была судьба этих двоих, только в ее – из-за этой дурацкой подписи. Безусловно, мальчику нужен отец и без него одному богу известно, чем все это может закончиться. Тем более что все виды подросткового бунта уже исчерпаны. Кевин перепробовал все типы непослушания, какие только возможны. Значит, остается лишь один способ восстать против мира и взрослых, один способ обратить на себя внимание и уйти навсегда, разом решить все проблемы… Сэм ужаснулась собственной мысли. Нет, Кевин слишком мал, чтобы ему в голову могли прийти такие страшные вещи. Нет, нельзя даже думать об этом.

Итак, рассуждаем дальше. С другой стороны, влияние отца, как бы горячо сын ни любил его, пагубно сказывается на ребенке. И еще неизвестно, что будет более вредным – разлука или продолжение этого бедлама, при котором у них даже сигареты одни на двоих. Так продолжаться не может. Кевин не должен больше жить с отцом, иначе он скурится и сопьется раньше, чем поймет, для чего ему все это было нужно на самом деле. И опять же Сэм вспомнила о Ричарде. Он может сколько угодно говорить о своем полном безразличии к сыну, но – и не надо быть психологом, чтобы это понять, – Канинген любит своего ребенка, осталось только выяснить, почему он так тщательно старается скрыть абсолютно нормальные человеческие чувства и от окружающих, и от самого себя.

Если подвести итог, то получается, что разлука и на одного и на другого может подействовать самым губительным образом. Однако Сэм понимала и другое: она должна действовать как государственный служащий, то есть в интересах ребенка. А значит, Кевина нужно забрать, иначе после того, как ему исполнится восемнадцать, полиция Сан-Франциско уже не посмотрит ни на тяжелое детство, ни на отчеты психологов. Чисто по-человечески Сэм попробовала бы исправить ситуацию и ради Кевина, и ради Ричарда, который просто не может справиться со своим горем. Но чувство долга било в колокола. Она обязана прекратить это безобразие. Обязана. Сэм чувствовала, что одной ногой уже стоит в той же ловушке, в которую угодили все оклендцы, так или иначе заинтересованные в судьбе Канингенов. Но нельзя поддаваться жалости. Из двух зол выбирают меньшее. Из двух погибающих попытаться спасти хотя бы одного. А другого… Кто знает, может разлука с сыном образумит Ричарда? Хотя, конечно, вряд ли.

Значит, завтра Сэм подпишет документы. Просто подпишет и постарается забыть эту историю. Оставалось только сокрушаться по поводу неудавшегося романа. Конечно, после отъезда Кевина ни о каких отношениях с его отцом не может быть и речи. А Ричард… Ричард и после сегодняшней демонстрации актерских талантов все равно остался если пока не желанным, то по меньшей мере интересным. Хотя Сэм, как опытный психолог, отдавала себе отчет в том, что, возможно, просто истосковалась по мужскому вниманию. Надо срочно завести легкий роман с кем-нибудь из местных ловеласов. Тогда удовлетворенная потребность, глядишь, перестанет заявлять о себе столь явно.

4

Сэм даже не знала с чего начать этот разговор. Еще вчера судья так радовался, таким воодушевлением горели его глаза, а сегодня ему нужно сказать, что все безнадежно. Жаль разочаровывать такого человека. Жаль, но придется.

Серое небо, казалось, опрокинулось на прохожих сотнями острых холодных спиц. Утро выдалось невеселое, словно кто-то специально ждал дня, когда окончательно решится судьба Канингенов. Сэм глядела на дома, улицы, на серых, мокрых людей и чувствовала себя соответственно. Нет, она обязана поступить именно так. Так и никак иначе. Ведь на карту поставлена жизнь ребенка. От того, какое решение сейчас примут за него взрослые, зависит, станет ли он нормальным человеком или, упаси бог, до конца дней будет скитаться по тюрьмам в разных штатах Америки, с переменным успехом проворачивая угоны машин и мотоциклов.

Сэм вздохнула. Было тяжело и как-то противно, словно она собиралась сделать нечто отвратительное. Кевин Канинген должен попасть к хорошим людям! Эта мысль вертелась в голове подобно назойливой мухе. Дождь затекал за воротник, проникал под одежду, плакал. Сэм поежилась и поплотнее завернулась в плащ. Дурацкое утро. Дурацкая подпись. Люди на улицах не улыбались и не разговаривали. Холодное, сырое безмолвие царило кругом, словно кто-то ждал. Ждал, какой выбор сделает Сэм. А она боялась этого злополучного выбора, как клаустрофоб боится лифта. Тяжело решать чужую судьбу. Если бы речь шла о ее собственной…

Сэм перешла улицу и приблизилась к дому судьи. Неказистый особняк с красными шторами на окнах совершенно некстати пристроился с краю одного из переулков и выпирал на тротуар левым боком. Можно было не знать, что он принадлежит судье, и угадать безошибочно. Просто жилище Эткинсов не могло стоять приличным образом, не перегораживая людям полдороги. Нонсенс.

Еще одной чертой, прославившей местного судью на всю округу, была его неуклюжесть. По Окленду даже ходила шутка: прежде чем расти, научись управлять своим телом, иначе будешь, как судья. Действительно, мистер Эткинс, несмотря на идеальное для спортивной карьеры телосложение, никогда не занимался ничем, кроме, пожалуй, шахмат и шашек. А отсюда и неумение обращаться с собственными конечностями и мощными плечами, не всегда проходившими в дверные проемы с первого раза. Дом тоже был великоват для переулка, в котором примостился, и, вероятно, как и его хозяин, очень стеснялся этого обстоятельства. Имей он такую возможность, давно перебрался бы куда подальше от любопытных глаз, а уж если бы дома умели разговаривать, то оклендцы каждый раз, обходя выпирающий каменный бок, слышали бы скромное «извините». В дополнение ко всем злоключениям бедное и без того закомплексованное строение какой-то умник догадался выкрасить в розовый цвет. Пижамный розовый цвет, напоминавший о домашнем уюте и спокойствии родного очага. И это был дом судьи, который по идее должен был воплощать собой твердость и непреклонность судебной системы Соединенных Штатов.

Сэм нажала на кнопку звонка. Миссис Эткинс, полная дама лет тридцати пяти, появилась на пороге своего жилища в одно мгновение. Кажется, Сэм только что позвонила, а дверь уже гостеприимно распахнулась.

– У! Неужели на улице такой ливень?! – Миссис Эткинс захлопотала, снимая с гостьи плащ и шляпу.

А навстречу уже плыл с парадной лестницы сам хозяин дома.

– О! Мисс Уоттенинг! Как я рад вас видеть! Ну, что нового?

От такой прямоты Сэм несколько оторопела. Она еще не успела переступить порог, а судья уже с места в карьер переходит к делу. Можно было не сомневаться, что фраза «Ну, что нового?» переводится на нормальный язык, как «Ходили ли вы опять к Ричарду и Кевину?».

– Я как раз пришла посоветоваться по нашему общему делу, – постаралась сгладить острые углы Сэм. – Мы не могли бы пройти в кабинет?

Этот вопрос насторожил Эткинса. Он как-то сразу сделался более серьезным, испарилась и почти детская веселость.

– Да, конечно.

Заходя в кабинет следом за судьей, Сэм поняла, что юлить и начинать издалека сейчас смерти подобно, надо выдать информацию в лоб и поставить свою подпись до того момента, как Эткинс успеет очухаться. В противном случае что-то подсказывало ей – фокус не удастся. Судья начнет уговаривать, потом просить, потом… А потом Сэм точно знала, что успеет десять раз согласиться и до этого загадочного «потом». И снова погрешит против долга. А этого быть не должно, на карте жизнь человека – больше того, жизнь ребенка. Поэтому едва дверь кабинета захлопнулась, Сэм выпалила:

– Я пришла подписать документы, касающиеся Кевина Канингена.

Судья, собиравшийся сесть в одно из кресел, стоявших в центре помещения, остановился и уставился на гостью изумленными глазами.

– Как… подписать?

– Скажите, – Сэм уверенно шагнула вперед, памятуя о том, что подобные жесты всегда играют в пользу наступающего, – если бы сейчас вам пришлось выбирать между Ричардом и Кевином… Если бы, к примеру, они оба лежали в тяжелом состоянии в больнице и им требовалось срочное переливание крови, а на двоих бы не хватало… – Сэм удивилась собственному красноречию, надо же было выдумать! – Кого из двоих вы бы выбрали?

Судья оторопел и удивленно хлопал глазами, все так же стоя посреди кабинета.

Кажется, тактика выбрана верно. Вообще Сэм, не привыкшая диктовать людям свои условия, не очень комфортно чувствовала себя в роли агрессора, однако другого выхода она просто не видела. Эткинса можно брать только с налета.

– Так кого? Я жду. Мне самой очень тяжело было это осознать, и сейчас я хочу быть уверена, что и вы сделали бы тот же выбор. Ну? – Вот и отлично, сейчас, пока судья молчит и поспешно пытается сопоставить слова специалиста и свои собственные мысли, самое время убедить его в том, что это он так решил, а Сэм только приходила посоветоваться. – Поймите, мне очень важно знать ваше мнение, ведь я в Окленде человек новый и могу ошибаться.

– Н-да, – задумчиво протянул судья и, дойдя наконец до кресла, сел. У него был вид человека, который только что узнал о смерти кого-то из родных. Тяжкий вздох, голова опустилась на руки, пальцы сомкнулись на затылке. Вот именно такой реакции Сэм и боялась. Но, как ни неприятно было это делать, она продолжила свою моральную атаку:

– Может, принятое мною решение слишком поспешное. Но ответьте на мой вопрос: кого бы вы выбрали?

– Я… – Судья поднял глаза. – Я выбрал бы малыша Кевина.

Сэм кивнула.

– Тогда мне будет проще все вам объяснить. Джессика, наверное, уже пыталась это делать и раньше, но послушайте, что скажу я. Когда умерла Лаура, отец стал уделять мальчику гораздо меньше внимания, чем раньше. А поскольку одна из главных человеческих потребностей – это потребность именно во внимании и любви, то Кевин, сам того не понимая, начал нарушать общественные нормы с целью привлечь к себе внимание. Подсознательно он желал исправить эту ситуацию. Многие дети делают то же самое. Добиться наказания или порицания всегда легче, чем поощрения. А наказание – это тоже внимание, пускай отрицательное…

– Да-да, Джессика пыталась мне это объяснить, и я даже кое-что понял.

Сэм посмотрела на судью, ожидая увидеть на его лице выражение докучного безразличия: мол, это мы уже проходили, давайте дальше. Но Эткинс сидел теперь прямо, глаза его светились заинтересованностью. Человек, вероятно далекий от психологии, он сейчас предпринимал все возможное со своей стороны, чтобы понять точку зрения Сэм. Боже, и как он ведет судебные разбирательства, если всех так подробно выслушивает?

– Понимаете, единственный способ как-то привлечь внимание отца, который он нашел, это простое подражание его образу жизни. Заметьте: он одевается точно так же, курит те же сигареты, ездит на мотоцикле.

– Да-да, вы правы, – закивал Эткинс. – Я тоже давно это заметил.

– Вот в этом-то и основная проблема. Пока отец не вернется к норме, сын будет ему подражать. И если Ричард уже, слава богу, не маленький, сам разберется, какие сигареты ему курить и какое пиво пить, то Кевин… За Кевина отвечаем мы с вами. Согласитесь, что нельзя оставлять все как есть. Кевину нужно видеть перед глазами нормальных людей в качестве образца для подражания. Мне тоже очень неприятно, но мы не можем ждать, пока Канинген-старший образумится. Поэтому давайте бумаги, я их подпишу. Это мой долг. Здесь нельзя поддаваться жалости: мы рискуем потерять обоих.

– О-хо-хо. – Судья поднялся и вытащил из сейфа три толстые папки, где каждый лист представлял собой отдельный документ в файле. – Здесь, здесь и здесь.

Сэм достала чернильную ручку и, поочередно вынув каждый из указанных листов, поставила свою подпись. Все. Назад дороги нет.

– Вам виднее, – коротко заметил судья, убирая документы на прежнее место.

Он попытался улыбнуться, но не смог. По всему было видно, что ему не по себе. Сэм не знала, куда деть глаза, как теперь разговаривать. Повисла тяжелая пауза. И вдруг послышался продолжительный звонок и голос миссис Эткинс:

– Иду, иду…

– Кто бы это мог быть? – спросил судья не столько потому, что Сэм действительно могла ответить на этот вопрос, сколько из желания разрядить накалившуюся до предела обстановку.

– Да-да, проходите, пожалуйста. – Миссис Эткинс уже приглашала гостя войти.

В следующий момент дверь распахнулась и в кабинет вошел полицейский офицер: невысокий коренастый мужчина лет тридцати на вид.

– Здравствуйте. Прошу меня извинить, судья, но у меня к вам срочное дело.

Сэм готова была благодарить небеса за такой подарок.

– Я уже как раз собиралась уходить, провожать не нужно. Спасибо, что уделили мне время, мистер Эткинс.

Быстро подхватив сумочку, она хотела выйти, но судья ее остановил:

– Подождите, это может касаться Кевина Канингена.

– Именно его это и касается, – кивнул офицер. – Мальчишка опять в полиции, в одном из участков Сан-Франциско. Пытался угнать машину. Нам сказали, что его отдадут только с рук на руки отцу. Я уже был у них на холме, но дом заперт и никого нет.

Судья снова тяжело вздохнул.

– Час от часу не легче. Я мог бы съездить за ним, но сегодня опять слушание по делу Моргана. Эти восемьдесят тысяч копен сена, которые провалились как сквозь землю! Съел он их, что ли?

– Так что нам делать? Дожидаться, пока появится отец? Но они там и так уже рвут и мечут по поводу того, что ребенок провел в участке почти всю ночь.

Судья только руками развел.

– Значит, я отменю слушание. Судье отдадут, никуда не денутся, просто не хотят писать кучу бумажек, необходимых в таких случаях.

Эткинс уже снял трубку, чтобы набрать номер своего секретаря, но тут вмешалась Сэм:

– Подождите. Мне гораздо проще отменить свои занятия в школе, там ничего экстренного. Где можно найти Ричарда? Кто-нибудь может располагать такой информацией у вас в участке? Должны же у него быть друзья!

– Говорят, его часто видят на южных окраинах.

– Где-где? – не поняла Сэм.

– Знаете долину Вайн Кантри?

– Да, конечно.

– Ну вот, а это от моста в противоположную сторону от дороги. Вдоль залива, где раньше был основной порт, теперь заброшенные доки. Ральф, вы его знаете… – офицер обратился к судье, – работал у нас в участке, а потом перевелся в Сан-Франциско. Так вот, Ральф говорит, что там собираются байкеры со всего города и, кажется, Канингена он там тоже видел.

– Так. – Судья решительно нахмурился. – Извините, мисс Уоттенинг, но я вас туда не пущу. Мало ли на что способны эти люди. Я поеду в полицию сам и все улажу.

Сэм была приятна такая забота со стороны Эткинса, но она чувствовала себя виноватой и перед ним, и перед Кевином и потому не могла пропустить такой шанс оказаться полезной хоть в чем-то.

– Ах так это старые доки! – Она махнула рукой, словно знала южные окраины Сан-Франциско как свои пять пальцев. – Мистер Эткинс, я выросла неподалеку и отлично знаю этот район. Там нет ничего страшного, все довольно прилично. Просто люди собираются по интересам, обмениваются опытом, демонстрируют друг другу новые детали, трюки. Я, кстати, знаю несколько человек, проводящих там свободное время. Работали вместе.

Глаза судьи, равно как и полицейского офицера, округлились.

– Мисс Уоттенинг, вы не перестаете меня удивлять. – Эткинс улыбнулся добродушно и радостно, словно только что сделал открытие вселенского масштаба.

И Сэм точно знала почему. Ему было приятно, что Канингены, несмотря на принятое решение, все-таки небезразличны молодой леди, стоявшей напротив.

– Если Ричард там, – продолжила Сэм, – я его найду быстрее, чем вы отыщите нужный вам участок. – Она лукаво улыбнулась, не забыв при этом сохранить на лице выражение беспечной легкости – мол, плевое дело, чего мы там не видели!

– Ну, если вы так уверены, – судья с нескрываемым энтузиазмом пожал Сэм руку, – то буду вам весьма признателен. А то это дело с сеном уже тянется месяцев шесть и все никак. Однако позвоните мне, пожалуйста, вечером. Я буду беспокоиться.

– Хорошо. – Сэм корректно извлекла свою руку из судейской пятерни. – Обязательно. Позвоню сразу, как приеду. Если вас еще не будет дома, то расскажу миссис Эткинс, как все прошло.

Зачем? Это была единственная мысль, которая осталась в голове Сэм, когда та покинула застенчивое розовое здание в узком переулке. О южных окраинах Сан-Франциско она слышала очень много, мягко выражаясь, не радужных историй. Газеты, дающие криминальную хронику, неизменно называли этот район одним из самых опасных в городе. Процент убийств, ограблений, нападений там неизменно превышал все разумные пределы. Одна радость – район уже сто лет был нежилым, то есть случайные люди туда не попадали. Что же касается полиции, то она, исходя из логики естественных последствий, просто закрывала глаза на многие творившиеся там вещи. Если один бандит замочит другого, а его друзья потом расправятся с первым, человечество только выиграет. Сэм очень хорошо представляла себе, на что согласилась. И вот теперь ее мучил вопрос: зачем? Ведь Кевина действительно могли отдать судье без всяких проблем и риска для чьей-либо жизни. И дело с сеном, о котором в Окленде уже ходили анекдоты, тоже не такое уж важное.

Мокрые улицы, еще недавно казавшиеся серыми, теперь зловеще поблескивали, машины, прорывавшие завесу дождя тусклыми при дневном свете фарами, ехали как-то медленно, осторожно, словно опасаясь чего-то. Сэм посмотрела на небо. Нет. Не распогодится. Значит, придется шляться среди доков еще и мокрой насквозь, потому что появиться там с зонтиком – сразу раскрыть карты.

Лет десять назад Сэм была по уши влюблена в одного парня с параллельного курса. Кажется, его звали Тэд. Он писал какое-то исследование о современных субкультурах, в том числе и о байкерах, как одной из новейших форм проявления компенсации чего-то по отношению к чему-то (вспомнить подобные формулировки можно только под дулом пистолета), и однажды в качестве экскурсии предложил Сэм прогуляться вместе с ним в южные доки. Просто посмотреть изнутри, что это такое. Сам Тэд наведывался туда регулярно и знал, как следует подготовиться. Сэм помнила теперь только собственно саму подготовку: ужасный цвет волос, кошмарная прическа, неприлично короткая юбка, кожаный бюстгальтер и сверху куртка, изрезанная так, что не имело смысла ее надевать – все равно одни дыры. И ко всему этому великолепию еще и ярко-оранжевые колготки. Но зато Сэм оказалась на коне. Просто вела себя чуть распущеннее, чем обычно, и никто ничего не заподозрил.

Однако тогда ей было двадцать, а теперь, слава богу побольше. И вообще, нельзя выходить на улицы Окленда в таком виде, экипироваться придется где-нибудь в Сан-Франциско. Там люди привыкли к подобным экстравагантным формам одежды и никто не обратит внимания. Да, не было печали. Еще Сэм знала, что сейчас в доках искать кого-либо все равно бесполезно, потому что народ там собирается ближе к вечеру, а сейчас все спят. Байкеры ночные птицы, придется Кевину подождать до вечера.

И опять в голове возник вопрос: зачем тебе все это? Как ни пыталась Сэм откреститься от ответа на него, но… самообман последнее дело. Нет, не ради Кевина она сегодня будет щеголять по улицам Сан-Франциско в драной джинсовке. Ричард. Теория о неудовлетворенной потребности в мужском внимании, конечно, хороша сама по себе без приложения к практике. Но Сэм, за последние полгода особенно поднаторевшая в самоанализе, за прошедшую ночь пришла к несколько другому выводу. Да, если бы вокруг на десять километров не было ни одного мужчины, то предположение было бы верным. Однако Сэм окружали весьма и весьма привлекательные люди. Охранники в школе, служащие местного суда, с которыми она невольно встречалась в доме Эткинсов, да даже просто прохожие, завсегдатаи клубов и кафе. Окленд оказался очень удобным городом для построения семьи. Но ни один мужчина не привлек внимания Сэм настолько, что ей захотелось завести новый роман. Значит, дело в Ричарде. Чем же он оказался настолько привлекательным? Да еще при такой мощной конкуренции. Сэм тут же вспомнилось бледное лицо, прямой нос, тонкие брови с аккуратным изгибом. Аристократ во всех отношениях. Светлые волосы, которые, вероятно, стриглись самостоятельно перед зеркалом до той длины, которая не мешала бы в повседневных делах.

Сэм вспоминался тот первый миг, когда она увидела Ричарда спящим. Все другие эпизоды как-то сами собой затирались, словно не имели к Канингену никакого отношения. А тот единственный… Картинка стояла у Сэм перед глазами: банка пива и эти широко раскинутые в стороны руки, словно он силился кого-то обнять, но, не найдя любимого человека, так и уснул. Каждую черточку, каждую мелочь память зафиксировала с поразительной точностью.

И вот сегодня наконец не больше не меньше первое свидание. Свидание, которое Сэм назначила себе сама. Что-то подсказывало ей, что лишь однажды она видела настоящего Ричарда, лишь в тот первый день. А все остальное – мишура, маски, натягиваемые больной душой в надежде утешиться и обмануть окружающих. А Сэм хотела видеть того, первого Ричарда. Хотела быть с ним, хотела слышать его голос. Сейчас. Да, хотела. И не нужно прятаться от самой себя. Период монашеского затворничества прошел, молодой сильный организм, переждав время, пока после травмы восстановилась психика, заявил о том, что жизнь не кончена в тридцать лет. Увидев Ричарда, Сэм вновь ощутила потребность хорошо выглядеть, обращать на себя внимание. И еще она вдруг осознала, что опять свободна. За годы, проведенные с Реем, Сэм абсолютно отвыкла от этого столь естественного положения вещей. Раз приучив себя к мысли, что выбор уже сделан, она сперва сознательно, а потом по привычке перестала смотреть на окружавших ее мужчин. И вот мир снова заиграл всеми своими красками. Нет обязательств – и улицы превратились в огромные супермаркеты, где Сэм может выбирать себе кого угодно. Только сердце, кажется, уже определилось в этом вопросе, потому что весь остальной товар обесценился в одночасье.