Текст книги "А где-то там была война (СИ)"

Автор книги: Элис Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== – 1 – ==========

Август выдался теплым и абсолютно не дождливым. Серые кучевые облака изредка появлялись в небе, но, не проронив ни капли воды, проходили мимо. Ветер дул с юга. Он приятно ласкал лица прохожих, но вместе с запахом полевых цветов приносил запах ржавого железа. Ощущение тревоги смешалось с воздухом. Где-то совсем недалеко шла война. Порой звуки канонады раскалывали ночное небо. Вспыхивали зарева пожарищ, заливая горизонт кровавым цветом. В такие моменты одна девушка, живущая в этом городе, крепче сжимала маленький нательный крестик и беззвучно молилась. Молилась, прося Всевышнего не отбирать жизни родных людей.

Но сегодняшнее утро было тихим и прекрасным, да и чистое небо выглядело мирным.

– Ну, что, с богом, – девушка тихо подбодрила саму себя, переступив через порог госпиталя. Она отдала медицине уже не один год, но на каждую смену шла с волнением, хотя и не чувствовала себя здесь неуютно, а вид крови не вызывал отвращения. Слишком изнеженным не место в этой стезе. Просто в силу своего характера Анна принимала слишком близко человеческие страдания, а смерть каждого солдата оставляла раны на сердце.

– Аня, иди скорей, чего расскажу! – восторженно зашептала рыжеволосая девушка, возникая в коридоре. Она бесцеремонно схватила подругу за рукав и заволокла в сестринскую. Оля заговорщически смотрела на неё, казалось чему-то радуясь. – Ты помнишь тех американцев, которых привезли к нам на вертолете неделю назад?

– Ну, да, – отозвалась Аня, облачаясь в белоснежный халат. – И, что?

Весь госпиталь был в курсе этого, и многие боялись, что его будут преследовать и рано или поздно найдут, а в этом случае миру в их городке придет конец. Ультранационалисты жестоки и не щадят никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. А именно они нашли приют в небольшом городке в самом сердце России. Окруженный цепью Уральских гор, он жил более или менее тихой жизнью и давал пристанище людям, потерявшим кров. Двери госпиталя всегда были открыты для раненных солдат.

Городок начинал строиться ещё в начале восьмидесятых годов прошлого века. Численность населения превышала тридцать тысяч человек, когда начал рушиться привычный уклад жизни: началась перестройка. Держава, в которой зародилась жизнь города, перестала существовать. Поселение увядало постепенно: сначала расформировали военную часть, потом законсервировали рудник и закрыли завод. Как ребенок, потерявший мать, город осиротел. Если бы не ТЭС, со временем он вымер бы окончательно, но станция обеспечивала рабочие места и давала электричество, тем самым поддерживая жизнь городка. А когда началась гражданская война, именно он стал пристанищем для лоялистов. Заброшенная военная часть обрела новых хозяев, а обветшавшая больница приобрела статус военного госпиталя.

– Одного из них перевели из реанимации, и… – девушка выдержала театральную паузу. – В твою палату.

– И, что? – закончив поправлять накрахмаленный воротничок, Аня повернулась к подруге и устало посмотрела на неё. Было любопытно, конечно, посмотреть на человека, чье появление наделало много шума, но не на столько, чтобы бежать сломя голову.

– Ну, как “и, что”? – всплеснула руками рыжая. Её изумляла незаинтересованность подруги. Всё-таки иностранцы не были частыми гостями в их захолустье.

Для Ани же все солдаты были одинаковыми, если, конечно, они не относились к вражеской армии.

Даже сквозь плотно сомкнутые веки невыносимо ослепило глаза. Ныли онемевшие мышцы, а голову опоясывал сжимающийся обруч. Он пытался вдохнуть, но воздух обжег легкие. Кашель и хрип разрывали гортань. Пульсирующая боль образовывалась в области плеча и груди, разливаясь по всему телу расплавленной резиной. Звуки едва доходили, словно уши были забиты ватой.

Он едва ли умер, ведь после смерти ничего не может болеть. И мертвые не испытывают жажду. А пить Джону хотелось. Во рту была настоящая пустыня.

Внезапный хлопок. Глаза раскрылись сами собой, а тело рефлекторно дернулось. Резкие, неопределенной природы, звуки могли нести опасность и заставляли насторожиться.

– Тише-тише. Не стоит делать резких движений, вы ещё слишком слабы, – он не понимал слов, но интонация была вполне мирной и успокаивающей. Картинка не желала приобретать четкость и плыла красными размытыми кругами. Перед глазами стоял белый женский силуэт. – Как вы себя чувствуете?

Джон поморщился. В голове зазвенели колокольчики, настолько звонким был женский голос. Девушка, стоящая перед ним, продолжала, что-то обеспокоенно говорить, пытаясь уложить его обратно. Мужчина снова дернулся, но в запястья впились веревки. Они не перетягивали, но крепко удерживали руки. Это подняло в нем волну бешенства и непонимания.

– Твою же мать! Какого черта меня связали?! Где я?! – сержант громко выругался, от чего девушка вздрогнула и принялась его ругать, судя по интонации. Зрение, наконец, вернулось, позволяя осмотреться. Его окружало довольно просторное помещение. Бело-зеленые стены. Большое открытое окно. Панцирная кровать, на которой он лежал. Рядом тумбочка, уставленная различными баночками. Белая дверь с окошком из замутненного стекла по центру. Запах: въедливый и резкий. Запах стерильности и лекарств. И девушка в белом халате. «Госпиталь? – промелькнуло в мыслях Джона. – Русский госпиталь. Комаров».

В голове словно взорвали свето-шумовую гранату.

Оглушающий взрыв, правая рука коротко вздрогнула.

Григгс, пытающийся оттащить его под прикрытие перевернутых машин. Он что-то кричит, автомат плюется свинцом. Но Джон словно оглох и онемел. Голова штаб-сержанта неестественно запрокидывается назад, а лицо МакТавиша орошают горячие алые капли. В горле застревает немой крик.

Дальше всё плывет рябью, и воспоминания приходят лишь урывками.

Три человека на мосту, одного из них он узнает сразу. И в сердце поднимается бурлящая волна злобы. Он – виновный в смерти простых солдат и невинных людей. Казалось, в нем было сосредоточено всё зло, все человеческие пороки.

Тело Гаса опрокидывается на землю. Смерть боевого товарища, друга приносит опустошение.

Снова пелена гнева и боли. Дрожащие, стремительно слабеющие руки сжимают рукоять пистолета. Приятная тяжесть металла придает уверенности и сил. Ни сомнений, ни раздумий. Курок взведен и палец, не дрогнув, жмет на спусковой крючок.

Все три пули попадают в цель, неся смерть.

Сержант сам, словно пружина, сжатая до предела. Стук сердца отдается в висках. Нарастающий гул в ушах заглушает даже шум вертолетных винтов, а перед глазами выстилается молочно-белая дымка забытья.

Мутно, как сквозь толщу грязной воды, он видит людей, что спускаются с вертолета. И как со дна глубокого колодца доносятся слова Комарова: «С тобой всё будет в порядке, дружище».

Он часто моргает, стараясь прогнать видение, но воспаленный разум снова и снова прокручивает в голове события того дня, словно фильм, поставленный на повтор.

Резкий запах. Яркий свет. Голоса медленно проявляются в мерном гудении.

Он снова моргает. Над ним, наклонив головы, стояли две молодые женщины. У одной вытянутое лицо и напуганные голубые глаза, а медные волосы спадают с плеч. Лицо второй закрыто медицинской маской, а волос не видно вовсе: убраны под белую шапочку. Видны только глаза. Теплые светло-зеленые. В них беспокойство, придушенное в зародыше и уверенность.

– Аня, я ни черта не понимаю, что он от меня требует! – тараторила рыжеволосая девушка, теребя край коротенького халата. По интонации понятно, что она оправдывалась. Вторая же проводила манипуляции с рукой Джона. Он только сейчас увидел катетер с трубкой от капельницы, через который мед.сестра вводила ему препарат. Почему-то, глядя на эти манипуляции, становилось спокойно. Движения маленьких рук, затянутых в перчатки, были лишены суетливости. Не было в них ни капли лишних движений, только твердость и уверенность. Становилось понятно, что их хозяйка знает, что делает. – Он, наверное, по-русски не понимает.

– Ну, а ты, что думала? Он ведь солдат, а не лингвист, – девушка усмехнулась, глядя на подругу. Оля всегда была падка на парней, вот и сейчас не хотела упустить шанса поставить ещё одну галочку в свой список. А в итоге только переполошила пациента и напугалась сама. Аня любила подругу, но в такие моменты она начинала вызывать раздражение. – Иди, я сама разберусь.

Когда напарница вышла, в палате образовалась приятная тишина.

– Вот, пейте, – она приподняла голову мужчины и поднесла стакан, наполненный чистой водой. Приятная прохлада коснулась сухих губ и смочила горло живительным бальзамом. Казалось, что вместе с водой он пьет жизненные силы. Прохлада наполнила тело, заставляя улыбаться. МакТавиш мог поспорить, что никогда прежде не пил ничего вкуснее. – Как вы себя чувствуете?

– Живым, – прохрипел в ответ Джон. Губы вытянулись в болезненную улыбку. – Спасибо.

– Я вколола вам обезболивающее, скоро станет полегче, – Аня освободила руки мужчины от веревок, перекрыла опустевшую капельницу и вынула катетер. – Вот так держите. Может, ещё воды?

– Нет, спасибо. Где я? – МакТавиш послушно согнул руку в локте, зажимая кусочек ваты.

– Вы в госпитале. Вас привез Сергей Комаров, чуть больше недели назад, – ответила девушка. Она помогла ему сесть и сама села рядом, аккуратно спросив. – Вы помните свое имя?

– Да, меня зовут Джон МакТавиш, – ответил он без запинки. – А вы, как ваше имя?

– Анна, – её голос был мягким и в меру тихим. На английском она говорила медленно, но правильно, даже акцент не слишком бросался в глаза. – Вам стоит отдохнуть и…

– Я уже устал отдыхать, – прервал её мужчина. Хриплость уходила, а голос начинал приобретать природный стальной оттенок.

– В таком случае… – сердце девушки сжималось, наполняясь чем-то схожим с сочувствием. Мужчина выглядел потерянным и одиноким. Лоб его расчертили морщины, а густые брови сошлись на переносице, делая лицо ещё более хмурым. Хотя, казалось, такое выражение лица привычно для него. Серо-голубые глаза смотрели с грустью и отрешенностью. Полные губы были плотно сжаты, словно он терпел боль, сдерживая рвущийся наружу крик. Глянув на маленькие наручные часы, девушка выдвинула предложение. – Вам пора встать и размяться, а я могу показать вам, что и где?

– Что и где? – мужчина поднял на неё непонимающий взгляд. И всё же тень улыбки осветила мужественное лицо.

– Оу, – улыбнулась девушка. Слова, которые в русском имели емкое значение, на английском становились полной галиматьей. – Это речевой оборот такой, как «ноги в руки и бегом», например. Я проведу вам…

Аня нахмурилась, доставая из памяти слово. Уже давно не приходилось говорить на английском, и он мало-помалу начинал забываться.

– Экскурсию? – он скорее догадался, ещё не отошел от другого примера замысловатости русской речи. Сложно было представить человека, который бежит с собственными ногами в руках.

– Да, экскурсию. Покажу отделение, чтобы не заблудились.

Больничная пижама не была подобрана по размеру: короткие штанишки доходили до середины голени и сидели на бедрах почти впритык, а рубашка, наоборот была велика и висела мешком на широких плечах. Но даже эта одежда не делала его нелепым. Он не был напряжен, но было ясно, что если сюда прямо сейчас ворвется вражеский отряд, мужчина вступит в бой, не колеблясь. От него исходила мужественность. В каждом жесте и взгляде, в каждой интонации чувствовалась выправка и сила война. Сила солдата, готового в любой момент встать на защиту слабых.

Анна изредка косилась на него, стараясь не встречаться взглядами. Хмурый взгляд сержанта МакТавиша не пугал и не отталкивал, просто немного смущал и вызывал непонятный пока интерес. Она ещё не разобралась, что служило причиной: то, что он иностранец или же просто привлекательный мужчина. Красивый именно по-мужски. Он оказался выше девушки больше чем на голову. На его фоне она выглядела маленькой и хрупкой. Смуглое лицо, казалось, оно было высечено из камня. Щетина, покрывавшая щеки и подбородок, не казалась лишней или неуместной. Даже странноватая, экзотичная для этой страны, стрижка шла ему. Черные волосы немного отрасли, но не настолько, чтобы зачесанный назад ирокез не был виден.

Джон невольно повел носом, втягивая приятный аромат съестного. В желудке предательски заурчало, давая понять, что пора бы пополнить запасы топлива.

– А здесь у нас столовая, – понимающе улыбнулась девушка, пропуская пациента в большое помещение. Всё время, что мужчина был в коме, через капельницу ему вливали витамины и глюкозу, но одним этим сыт не будешь.

МакТавиш сощурился, яркий солнечный свет ненадолго ослепил его. Лучи приятно грели, а запах еды щекотал ноздри.

– Здравствуй, Аннушка, – повариха обращалась к его спутнице.

Это немного сбило сержанта с толку, но он быстро сообразил. «Очевидно, одна из форм её имени. Стоит запомнить. Аннушка», – он мысленно проговорил его по слогам, чтобы крепче засело в памяти.

– Добрый день, Ирина Викторовна. Накормите нас? – улыбнулась девушка. Обеденное время уже подошло и скоро здесь будет всё отделение. Она обернулась к Джону, попутно снимая маску.– Садитесь за столик, я сейчас принесу еду.

Мужчина послушно сел за стол у окна и продолжил наблюдать за мед.сестрой. Гнетущее ощущение само собой рассасывалось и таяло не то от ярких солнечных лучей, не то от ласковой улыбки девушки.

– Приятного аппетита, – поставив большой красный поднос, Аня взяла с него стакан с какао и булочку, а остальное пододвинула поближе к Джону.

Сержант растерянно смотрел на принесенный обед. Гречневая каша с кусочками мяса в жидком томатном соусе, дымящееся бордово-красное содержимое глубокой тарелки и булочка с чем-то белым посередине. Единственное, что было узнаваемо – это крепкий чай в граненом стакане.

Смешок девушки оторвал его от созерцания еды. Аня наблюдала за мужчиной и не удержалась. В своей растерянности он выглядел очень мило.

– Что? – её улыбка была настолько заразительна, что он просто не удержался. Уголки губ сами поползли вверх.

– Извините, – пряча улыбку в ладони, девушка сделала глоток какао. – Это каша с гуляшом – жидкий томатный соус с мясом, жареным луком и морковью. А это борщ. Я подумала, что вам стоит попробовать исконно-русское блюдо. Кушайте, вам понравиться. Ирина Викторовна у нас просто мастер.

Успокоенный словами Ани, он быстро разделался с едой. Он сыто улыбался, и настроение будто стало лучше.

– А это что? – он поднял сдобу, с интересом переворачивая и разглядывая её.

– Ватрушка. Плюшка с творогом, – Аня уже закончила с обедом.

– Ват-руш-ка, – по слогам произнес мужчина и откусил солидный кусок.

– Рада, что вам нравится, – усмехнулась она.

У Ани становилось теплее на душе. Смотря на него, разговаривая с ним, она словно становилось глухой для всего остального мира. Она настолько была занята, что не замечала, что и он в свою очередь смотрит на неё с интересом. Смотрит, улыбаясь широкой улыбкой.

========== – 2 – ==========

Анна до последнего старалась не производить слишком много шума, но эмоции переполняли настолько, что девушка не удержалась и с быстрого шага сорвалась на бег. Глав.врач позволил сообщить новость сержанту, и девушке хотелось сделать это как можно скорее. У двери она резко затормозила, и, проехавшись по ещё не просохшему полу, буквально ввалилась в палату.

– Мистер МакТавиш, у меня для вас очень важная новость! Ой, черт, – поток слов внезапно прервался, и девушка тут же прикрыла глаза рукой. Мысль, что нужно постучать, а не вламываться в комнату к мужчине, пришла запоздало. – Извините, я…

Джон стоял вполоборота, держа в руках брюки с большим количеством нашитых карманов. Он смотрел на девушку несколько растеряно, а её лицо уже заливалось краской.

– Я зайду позже, – от волнения Анне показалась, что ей напрочь отшибло память. Сердце, казалось, ушло в пятки, и, сделав сальто, подскочило под самое горло. В комнате внезапно стало очень жарко, как если бы на полную включили отопление.

– У вас же было что-то важное. Секунду, я… – сержант торопливо натягивал штаны. – Я не думал, что кто-то придет.

– Я, э… – сердце предательски сбивалось с ритма, а в горле пересохло. Сквозь пальцы девушка беззастенчиво разглядывала его: было немного стыдно, но любопытство было куда сильнее. Было сложно удержаться и не смотреть на молодого сержанта.

Его фигура резко выделялась на фоне светлого окна. Мужчина заметно ссутулился, но это не делало покатые плечи менее широкими. Крепкие руки, заключающие в себе силу. В меру рельефная спина и грудь. В нем вообще всё было в меру. Было видно, что тело не просто накачено, а именно натренированно, закалено длительными тяжелыми нагрузками.

– Эм, я оделся.

Анна убрала руки и открыто посмотрела на Джона. Он стоял в одних штанах, скрестив руки на груди. Лицо его выглядело отстраненно-холодным, но на губах угадывалась едва уловимая улыбка. Сначала он был ошарашен внезапным появлением девушки, настолько, что и о штанах забыл. Потом удивление сменилось смущением, когда щеки Ани заалели. А после он ощутил на плечах её взгляд, и зародилось абсолютно абсурдное желание показаться ей во всей красе. Совершенно по-мальчишески захотелось поиграть мышцами, вызывая восхищенный взгляд девушки.

– Я, – Аня растеряно потерла лоб, пытаясь собраться с мыслями. – Доктор отправил меня к вам. Я пришла сказать, что второй солдат пришел в себя.

– Что? Второй солдат? Капитан Прайс? – эта новость выбила желание флиртовать из головы. Мужчина до последнего надеялся, что старый вояка выжил.

– Нет. Он назвал себя по-другому, имя странное – Гас, – Аня жевала нижнюю губу. Волнение МакТавиша словно передавалось и ей. – Это вам говорит о чем-то?

– Гас? – имя подействовало, как удар обуха по темени. Он вновь оказался в том самом дне. Земля снова уходила из-под ног, а воздух внезапно превратился в раскаленную лаву. Крепко оглушенный, через холл он прошел на ватных ногах. Такого не могло быть, но не поверить своим глазам он просто не мог. – Гас?

Мужчина сидел на кровати. Борода заметно отросла и уже не выглядела аккуратной. Темно-русые волосы взлохмачены, извечной бейсболки на нем не было. Правая рука закована в гипс, а слева на нижнюю часть лица наложена повязка. Лейтенант заметно осунулся, но это, без всякого сомнения, был именно он.

– Гас? Гас! – Джон судорожно моргал. Он опасался, что это игра воображения или очередной сон.

– Не бойся, я тебе не привиделся, Соуп, – мужчина криво улыбнулся, а Джон окончательно поверил в реальность происходящего.

– Гас, – сержант порывисто сгреб друга в объятия. – Я ведь, думал… Думал, ты.

– Тише, тише, здоровяк. У меня ребра, – крякнул лейтенант. – Что поделаешь, такой вот я живучий.

– Но, я, же видел. Пистолет Захаева, он ведь выстрелил… – это казалось невероятным, но Гас сидел напротив Джона. В карих глазах его по-прежнему оставался тот огонь, та кипучая энергия, что так поразила МакТавиша в их первую встречу. Задолго до Креденхилла его чувство юмора и несколько резкий нрав впечатляли Джона. За прямолинейность и неумение лукавить он уважал Гаса. А его шутки поднимали настроение и не давали раскиснуть и пасть духом, даже в самой безвыходной ситуации. Этот парень слишком любил жизнь, чтобы уйти из неё так рано.

– Я оставлю вас, – Аня, до того стоявшая в стороне, решилась напомнить о себе. – Если что, вы знаете, где меня найти.

Девушка добродушно улыбнулась и вышла из палаты.

Мужчины стояли на крыльце госпиталя, Джон, морщась, курил сигарету, а Гас щурился, глядя в ясное небо. МакТавиш продолжал разглядывать друга, словно тот мог исчезнуть в любой момент. Это было невероятным, наверное, после такого люди и начинают верить в Бога. Как иначе можно объяснить случившееся? Гас дернулся в самый последний момент и это неловкое движение спасло ему жизнь. Пуля попала в лицо и вышла через нижнюю челюсть, даже не задев кость. Со временем только шрам и останется, как память о том, что стоял на краю жизни, и от черной бездны отделяла пара шагов. Не иначе, как ангел-хранитель отвел от него беду.

– По словам Комарова, воздушное пространство над Россией подчинено ультронационалистам. Нужно выждать время. Тогда его люди смогут организовать коридор для вертолета и переправить нас на границу, не разоблачив местоположение города, – Джон словно вел отчет перед начальством. Гас же видел, что он пускает пыль в глаза, а на самом деле мысли сержанта заняты вовсе не возвращением домой.

– Завязывай уже, не на брифинге, – отвлек мужчина сержанта от рапорта. – Ты, дружище, гляжу, времени зря не терял.

– Что? – не сразу сообразил Джон. – Ты о чем?

– Не делай вид, что не понимаешь. О, милая медсестра – улыбался он, говоря нараспев. – Девушка на тебя смотрела с явным интересом, да и ты на неё. Вторые сутки, как оклемался и уже успел голову вскружить?

– Иди ты, – засмеялся сержант, но было видно, что он смущен.

– Да, ладно тебе. Ты парень холостой, – Гас, похлопал его по плечу. – А медсестра, да-а. Знаешь дружище, только сейчас я понял, насколько ценны такие простые моменты.

Добродушного лица коснулась тень. Лоб расчертили хмурые морщины. Гас словно резко состарился.

– Смотри, друг, – он протянул Джону небольшую смятую фотографию. На снимке мужчина обнимал молодую женщину с милым круглым лицом, а на коленях у него сидел пухлый карапуз. Девчушка держала в руках погремушку и улыбалась широкой беззубой ещё улыбкой. – Лиз и Кейти. Знаешь, Джон, когда в лицо мне смотрело дуло пистолета, я думал только о них. Что будет с ними? Кто о них позаботиться? У нас с тобой важная профессия. Важная и опасная. Но в сравнении с семьей…

Он замолчал и выдохнул воздух, словно сбросив с плеч тяжелую ношу.

– Ты?

– Да. Помнишь, тогда я сказал, что брошу это дело, когда всё закончиться? Я не могу больше рисковать. Я нужен своей семье. И, когда мы вернемся домой, я подам рапорт об отставке.

Джон не отвечал. Решение друга было понятным и в дальнейших объяснениях не нуждалось. Извечный балагур Гас в тот момент был серьезен, как никогда.

Находясь на волосок от смерти, начинаешь иначе смотреть на жизнь. Именно в такие моменты происходит переоценка ценностей. На войне смерть всегда рядом. Тысячи жизней обрываются ежеминутно. У тебя на глазах парням отрывает руки и головы, а укрытие становиться братской могилой. Но, стоит костлявой заглянуть в твои глаза, стоит ощутить её ледяное дыхание у себя на коже, в этот момент ты прежний в какой-то степени умираешь. Умираешь, чтобы родиться заново, но уже иным, душой повзрослевшим на не один десяток лет.

– Ничего себе! Я даже не подозревала, что ты умеешь так хорошо болтать по ихнему! – рыжим ураганом Оля ворвалась в комнату, когда Анна стояла у окна. Опираясь на подоконник локтями, она смотрела на мужчин, стоящих на крыльце. – Откуда?

– Не кричи, – беззлобно шикнула девушка, положив подбородок на сцепленные в замок пальцы. – Я ведь не всегда жила здесь.

Семья Ольги переехала в город, когда тот ещё только строился. Девушка родилась и выросла здесь, у её подруги была иная история.

– Ну, я знаю, – рыжеволосая только сейчас поняла, что ничего толком и не знает про свою подругу. Новых людей здесь почти не было. Приезжие быстро обрастали легендами. Местные сами придумывали для них прошлое и причины приезда, и вскоре реальность и выдумка перемешивались.

– Я училась в Лондоне, оттуда и язык, – улыбнулась Аня. По глазам становилось ясно, что говорить ещё что-то она не хочет. Сняв шапочку, девушка распустила тугой пучок и улыбнулась. – И никакие они не американцы.

– А кто же? – Оля облегченно вздохнула. Подруга всегда была улыбчивой и милой, а тоска в глазах девушку смутила.

– Англичане. У Джона явный шотландский акцент, да и фамилия. Училась со мной девочка Деби МакКензи, тоже шотландка, – она снова вернула взгляд к сержанту.

– О-о, он уже Джон, – многозначительно подняла брови Оля. Аня не отреагировала, только улыбнулась смущенно-мило. – А он ничего такой, фактурный парень.

– Ты говоришь о нем, как об обоях, – засмеялась девушка. Ветерок трепал её русые волосы, а солнышко играло на них золотыми бликами. Спорить она не собиралась, и была согласна с подругой: сержант МакТавиш действительно привлекателен. В их окружении всегда были парни, довольно красивые и мужественные. Они не уступали шотландцу в силе или харизматичности, но отчего-то именно он резко выделялся. Отчего-то именно в его присутствии сердце билось в груди взволнованной огромной бабочкой. – Но глаза у него действительно красивые.

– Глаза? – скептически взгляд Ольги прошелся по мужской фигуре. – Я на них вообще не смотрела. Ты на тело посмотри, это же просто… м-м-м, мечта.

Оля мечтательно вздохнула. А перед глазами Ани сразу возник образ полуобнаженного сержанта, она едва удержалась, чтобы не покраснеть и не выдать себя.

– Ты преувеличиваешь, он самый обычный солдат. Да, привлекательный, но не более, – ответила она, чтобы скрыть внезапное волнение. – Вон их сколько таких.

– Ой, да прекрати. Я же видела, как вы смотрели друг на друга в столовой, – рассмеялась девушка. – Между вами явно проскочила искра. А это его взгляд, как в романе: «Смотрел в глаза, а казалось, видел душу».

Анна только и смогла, что рассмеяться. Сложно было представить его героем женского романа, которыми интересовалась подруга.

– Ой, гляди! Они смотрят на нас! – Ольга легонько пихнула девушку в бок и помахала мужчинам, кокетливо накручивая локон на пальчик.

Мужчины переглянулись и помахали им в ответ.

– Соуп, да ты нарасхват, – засмеялся Гас. А Джон молчал. Лицо его оставалось непроницаемым, но лейтенант научился понимать его взгляд. Голубые глаза сержанта поблескивали и неотрывно смотрели на русоволосую медсестру, смущенно улыбавшуюся из окна второго этажа.

========== – 3 – ==========

Отец Ани был пластическим хирургом, а мама – медсестрой. Он руководил частной клиникой, а она в ней работала, так и состоялось их знакомство. Девушка была поздним долгожданным ребенком, и родители давали ей всё самое лучшее. Она мечтала об Англии, и после школы родители отправили её на учебу в Лондон. Три года пролетели незаметно, а девушка успела привыкнуть к чужой стране и культуре. Она уже год работала в клинике в Бристоле, когда в России начались беспорядки, а связь с родителями была потеряна.

Аня вернулась на Родину и обнаружила, что родители пропали без вести, а дом занят странными людьми, якобы военными. Искать их никто не стал, в стране набирала обороты гражданская война. Девушка приняла опрометчивое решение. Вместо того чтобы вернуться в Великобританию, она приехала в городок, в котором прошло детство её отца. В глубине души Анна надеялась, что мама и папа живы и, возможно, укрылись именно здесь.

Первые солнечные лучи оросили ясное небо молочно-розовыми красками, когда Аня вышла из старого разбитого «бобика». Город находился в отдалении от железной дороги. Чтобы попасть в него, нужно было пройти через густой сосновый бор, мимо кристально-чистого озера и переехать уже начавший ветшать мост. Это была единственная наземная дорога, местность вокруг города была заболоченной.

Родителей в городе не оказалось. Старенький бревенчатый домик, в котором когда-то жила бабушка девушки, пустовал.

– Потом я узнала про госпиталь, думала, может, хоть там что известно, – вздохнула Аня, отгоняя воспоминания. Пропали без вести, с одной стороны, это намного страшнее, чем умерли. Ты не знаешь, что случилось с людьми, где они, не приходится ли им страдать? А с другой? С другой стороны, остается надежда, что с близкими всё хорошо и они всё-таки живы. Надежда, она вообще субстанция живучая. Только благодаря ей подчас и жив человек. – Но главврачу сказать мне было нечего.

Анна замолчала, опустив голову. Молчал и Джон. Они медленно шли по засыпанной гравием дорожке, изредка задевая друг друга локтями или кистями рук. Не то чтобы дорожка была узкой, просто внутри образовывалось странное желание быть ближе. Даже отдаление на десяток сантиметров было сродни одиночеству. Оно давило на плечи и грозилось опустошить и без того измотанную душу.

Она испытывала облегчение, как если бы вынули гниющую занозу из пальца. Только сейчас это проделали с её сердцем. Это оглушило, парализовало её. Настолько девушка уже свыклась с внутренним страхом из-за неизвестности о судьбе родных людей. А он молчал не от того, что не мог подобрать подходящих слов, хотя отчасти и это было причиной. Мужчина никогда не был слишком красноречив. В тот момент он на интуитивном уровне понимал: слова излишни. Порой достаточно просто выслушать, без утешения, без сочувствия и пустых слов «Я тебя понимаю». Именно пустых, ведь у каждого человека разный болевой порог. И то, что едва пережил один, для второго и вовсе будет несовместимо с жизнью.

– Вот такая невеселая история, – наконец, прервала тишину девушка. – Рассказала, называется, откуда язык знаю.

– Ничего страшного, – голос сержанта звучал приглушенно и от того особенно проникновенно. – Не стоит держать всё в себе, это слишком тяжело. А языком ты очень хорошо владеешь.

– Спасибо. Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, обо мне заботится самая замечательная медсестра, – хмурое лицо осветила чуть смущенная, несвойственная сержанту улыбка. Комплимент вышел корявым и скомканным, да и совсем не то он хотел сказать. Но делать комплименты он не умел, по правде говоря. Увы, этому в армии не учили.

– Не преувеличивай, – девушка смутилась, но пыталась скрыть это за усмешкой.

Они остановились у высокого старого дуба, когда мужчина взял её за руку. На секунду показалось, что из тела ушли все силы. Ноги ослабли и подкосились, руки мелко задрожали, а сердце забилось перепуганной птицей, угодившей в силки. У сержанта же сердце словно замерло, но стук его отдавался в висках от странного непонятного волнения. Мужчина не был трусом, но в тот момент душа его, как бы сказал русский человек «ушла в пятки».

– Я не знаю достаточно слов, чтобы сказать, то, что хочу, – ответил он тихо, большим пальцем поглаживая тыльную сторону ладони девушки. Аня застыла, загипнотизированная глубоким взглядом. Сейчас в глазах его не было льда, они словно блестели изнутри. И свет этот не жег, а окутывал теплом. Лицо МакТавиша оставалось каменно-хмурым, словно это маска, намертво приклеенная и сросшаяся с кожей. Мимикой можно научиться управлять, выражение лица будет хранить молчание, но глаза… Они врать не могут. Вот и глаза мужчины, они выдавали его. Джон не знал, что это было. Невесомое теплое чувство образовалось где-то в районе солнечного сплетения и разливалось по телу по сосудам, заполняя каждую клеточку. Улыбка девушки, добрая и лучисто-искренняя, от неё сердце приятно сжималось. Он не мог контролировать себя и улыбался в ответ. – У тебя очень красивое имя, Аннушка.