Текст книги "Сезон любви"

Автор книги: Элин Хильдебранд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Элин Хильдебранд
Сезон любви

Мари Холахан, другу на все времена.

Целую и обнимаю

Elin Hilderbrand

THE LOVE SEASON

Печатается с разрешения литературных агентств Carlisle & Company и Synopsis.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers. Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Elin Hilderbrand, 2006

Школа перевода В. Баканова, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Часть первая
Подготовка

19 августа 2006 г., 06.30

Маргарита не знала, с чего начать.

Почти двадцать летних сезонов подряд она каждый божий день готовила для переполненного ресторана, но сейчас, кристально ясным утром, когда ей предстояло выполнить простую на первый взгляд задачу – приготовить ужин на двоих к половине восьмого вечера, она сидела на собственной кухне и не знала, с чего начать. Мысли вертелись, как педали у велосипеда без тормозов. Кэндес приезжает, после стольких-то лет!.. Нет, не Кэндес, тут же поправила она себя. Кэндес умерла. Приедет Рената. Малышка.

Дрожащими руками Маргарита поднесла к губам кружку с кофе. Напольные часы отбили время, как делали каждые пятнадцать минут все долгие годы безупречной службы, но в этот раз звук ее испугал. Она представила маленькую обезьянку, которая бьет в тарелки и верещит: «Маргарита! Очнись!»

Маргарита усмехнулась. «Я ведь старая зануда; начну, пожалуй, со списка».

Телефон зазвонил прошлой ночью в одиннадцать часов. Маргарита в постели читала Хемингуэя. Когда-то она с ума сходила по еде – старинным, не гибридным, сортам помидоров, бараньим голяшкам, фермерским сырам, рыбе, еще бьющейся на прилавке, яйцам, шоколаду, черным трюфелям, фуа-гра и редким белым нектаринам; теперь единственной радостью стало чтение. Обитатели Нантакета задавались вопросом – о да, Маргарита знала, что им интересно! – чем она занимается, уединившись в своем доме на Куинс-стрит, подальше от любопытных глаз. Всем понемногу: стиркой, садом, статьями для газеты в Калгари, которые требовалось отправлять раз в две недели и не позднее пятницы… А в основном чтением. Маргарита читала по три книги одновременно. Как пресловутый шеф-повар, который готовит несколько блюд сразу. По утрам она погружалась в современную литературу, хотя была очень разборчивой в выборе авторов. Ей нравились Филип Рот[1]1
  Филип Милтон Рот (р. 1933) – американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии. (Здесь и далее – прим. пер.)


[Закрыть] и Пенелопа Лайвли[2]2
  Пенелопа Лайвли (р. 1933) – популярная британская писательница, лауреат Букеровской премии.


[Закрыть], но, как правило, она не признавала никого моложе пятидесяти. Что они могут поведать об этом мире, чего бы не знала сама Маргарита? В послеобеденные часы она расширяла кругозор биографиями или книгами по европейской истории, конечно, не слишком заумными. Вечера посвящались классике, и когда прошлой ночью зазвонил телефон, Маргарита читала Хемингуэя. Отличный выбор для чтения перед сном, все предложения такие четкие и понятные, хотя Маргарита останавливалась через каждые несколько страниц и спрашивала себя: «И это все? Может, он имел в виду еще что-нибудь?» Причина ее неуверенности крылась в том, что вместо приличного университета она окончила Кулинарный институт, а прожитые с Портером годы только усугубляли ситуацию. «Образование помогает стать хорошей компанией для самого себя», – любил повторять Портер своим студентам и Маргарите, когда пытался убедить ее почитать что-нибудь, кроме гастрономической энциклопедии. Да уж, сейчас он бы ею гордился.

Вчерашний звонок напугал Маргариту до полусмерти, совсем как бой часов несколько секунд назад. Она вздрогнула, книга соскользнула на пол и лежала там с неестественно загнутыми вниз страницами, как человек со сломанной конечностью. Надоедливое механическое дребезжание телефона не прекращалось, пока Маргарита нащупывала на тумбочке часы. Одиннадцать. Ей хватило пальцев на одной руке, чтобы пересчитать все звонки за последние двенадцать месяцев: пара звонков от помощника редактора газеты в Калгари, весной, как обычно, звонили из Кулинарного института с просьбой о пожертвовании, а третьего ноября позвонил Портер – он всегда поздравлял Маргариту с днем рождения. Никому бы и голову не пришло беспокоить ее в одиннадцать часов ночи. Даже подвыпивший Портер – если бы расстался со своей красоткой аспиранткой, на которой женился под старость лет! – не осмелился бы позвонить в этот час. Значит, ошиблись номером. Маргарита решила не отвечать. У нее не было автоответчика, чтобы избавить телефон от страданий, вот он и звонил не переставая, жалобно и настойчиво, как плачущий младенец.

Маргарита не выдержала и подняла трубку, предварительно откашлявшись. Так случилось, что она неделю ни с кем не разговаривала.

– Алло?

– Тетя Дейзи?

Голос звучал легко и весело, из трубки фоном доносились джазовая музыка, знакомый стук тарелок и бокалов – шум ресторана? Маргарита растерялась. Еще это прозвище. Дейзи[3]3
  Daisy – маргаритка (англ.).


[Закрыть]. Только три человека им пользовались.

– Да.

– Это Рената! – Выжидательное молчание, потом последовало уточнение: – Рената Нокс.

Маргарита бросила взгляд через всю комнату на письменный стол. На компьютере красовался стикер с адресом электронной почты Ренаты Нокс. Каждый день, пока Маргарита час виновато бродила по Интернету, она видела этот адрес, но так и не послала ни одного сообщения. Что она могла написать? Просто поздороваться было бы бессмысленно, а добавить что-нибудь еще – опасно. Маргарита перевела взгляд на комод. Там стояли две дорогие сердцу фотографии в рамочках. Раз в неделю она аккуратно вытирала с них пыль, хотя давно уже не разглядывала. Много лет назад Маргарита досконально изучила снимки, и они навсегда врезались в ее память. Она помнила их во всех деталях, как улицы Шестого округа Парижа, как хитрости приготовления суфле. Одна фотография запечатлела Маргариту и Кэндес в «Зонтиках», где отмечали крестины Ренаты. На снимке малышку держала Маргарита. Она прекрасно помнила тот миг. Потребовалась большая бутылка шампанского «Вдова Клико» и несколько бокалов тридцатилетнего портвейна, чтобы Дэн согласился выпустить из рук дочь и отдать ее Кэндес. Маргарита сидела с подругой на банкетке, а вокруг шумело веселье. Маргарита ничего не понимала ни в младенцах, ни в грудном вскармливании. Она ежедневно кормила десятки людей, но кормящая Кэндес стала самым завораживающим зрелищем из всего, что ей доводилось видеть. Закончив, Кэндес положила малышку себе на плечо, подождала, пока та не срыгнет, а потом небрежно, словно буханку хлеба, передала Маргарите со словами: «Познакомься со своей крестной».

«Надо же, крестная!» – подумала Маргарита. В последний раз она была в церкви в день свадьбы Кэндес и Дэна, а до этого заходила в собор Парижской Богоматери в год, когда познакомилась с Портером, так что ее представления о крестных были почерпнуты в основном из волшебных сказок. Маргарита смотрела на розовый ротик, который все еще сосал невидимую грудь, и думала: «Я угощу тебя твоей первой устрицей. Я налью тебе твой первый бокал шампанского».

– Тетя Дейзи? – повторила Рената.

– Да, милая.

Бедная девочка, наверное, считает ее сумасшедшей, как и все соседи: «Искалечила сама себя, провела несколько месяцев в психушке, забросила ресторан». Или еще хуже, решила, что Маргарита не поняла, кто именно звонит. Вот бы она удивилась, если бы узнала, что Маргарита каждый день думает о ней и Кэндес.

На Маргариту вдруг нахлынули воспоминания. «Хватит! – одернула она себя. – Девочка ждет!»

– Извини, детка, ты застала меня врасплох.

– Я вас разбудила? Уже поздно.

– Нет, я не спала, читала в постели. Где ты, милая? В колледже?

– Еще три недели каникул.

– Ах да, точно. Сразу не сообразила.

Маргарите показалось, что разговор похож на собачонку, которую она вывела погулять, и теперь та рвется с поводка. Сейчас август, значит, когда Рената вернется в колледж, она будет… на втором курсе? Позапрошлой весной Маргарита отправила крестнице пять тысяч долларов, подарок к дню окончания школы. Кругленькая сумма, хотя кому еще Маргарите давать деньги? Рената была лучшей в выпуске, ее приняли бы и в Йель, и в Стэнфорд, но она выбрала Колумбийский университет, где Портер до сих пор возглавлял отделение истории искусств. Рената поблагодарила за подарок милым посланием, написанным витиеватым почерком, с множеством восклицательных знаков. Дэн тоже прислал сообщение на фирменном бланке своей конторы: «Ты снова перестаралась, Марго. Надеюсь, у тебя все в порядке». Маргарита заметила, что он не удосужился сказать ей спасибо. Впрочем, она и не надеялась. После стольких лет Дэн ее так и не простил. Видно, решил, что Маргарита послала деньги из чувства вины, хотя на самом деле ею двигала любовь.

– Где ты сейчас? – спросила Маргарита.

В единственном письме за год, приуроченном, как обычно, к Рождеству, Дэн писал, что Рената в восторге от занятий по литературе, упомянул о ее работе в приемной комиссии и даже о ее соседке по комнате, однако ни словом не обмолвился о планах дочки на лето.

– Я здесь, на Нантакете. В ресторане на Федерал-стрит.

Внезапно Маргариту бросило в жар, лоб и подмышки взмокли от пота, хотя климакс у нее начался еще во времена первого срока президента Клинтона.

– Неужели?

– Да, приехала на выходные до воскресенья. С женихом.

– С кем?

– Его зовут Кейд. У его семьи дом на Халберт-авеню.

Маргарита погладила растрепавшуюся атласную кайму летнего одеяла. Жених в девятнадцать лет? И Дэн разрешил? «У парня, должно быть, денег куры не клюют, – цинично подумала Маргарита. – Надо же, Халберт-авеню!» Тем не менее ей не верилось, что Дэн смирится с замужеством Ренаты, пока той не исполнится хотя бы двадцать. Человеческую натуру не переделаешь. Дэниел Нокс – типичный папаша-собственник. Ему всегда претило делить с кем-то свою дочурку.

До Маргариты дошло, что Рената ждет ответа.

– Понятно.

– Его родители все о вас знают! – сообщила Рената. – Они ходили в ваш ресторан. Говорят, это было лучшее место. Им до сих пор его не хватает.

– Спасибо на добром слове.

Интересно, кто родители этого Кейда? Завсегдатаи или забегали раз в сезон? Вспомнит ли она их имена, лица? Что еще рассказали они Ренате из того, что знают – или думают, что знают?

– Я так хочу вас увидеть! Кейд тоже хочет, но я сказала, что пойду одна.

– Конечно, милая.

Маргарита выпрямила спину; осанка сразу стала идеальной, как в балетном классе почти шестьдесят лет назад. Мадам Верже учила своих подопечных представлять проволоку, которая тянется от макушки к потолку. «Подбородок выше, mes choux!»[4]4
  Мои лапочки (фр.).


[Закрыть] Маргарите казалось, что она сейчас взлетит от счастья. Сердце радостно колотилось. Рената здесь, на острове! Хочет с ней встретиться!

– Приходи завтра к ужину. Сможешь?

– Само собой! Во сколько?

– В половине восьмого.

В «Зонтиках» бар каждый вечер открывался в половине седьмого, а ужин подавали в половине восьмого. Много лет Маргарита строго придерживалась этого порядка, почти не делая исключений и не ища выгоды.

– Обязательно приду!

– Дом пять на Куинс-стрит. Найдешь?

– Да, – ответила Рената. На заднем фоне раздался взрыв смеха. – Значит, до завтра, тетя Дейзи?

– До завтра. Спокойной ночи, детка.

С этими словами Маргарита положила тяжелую телефонную трубку на место и подумала: «Только для нее».

Маргарита не готовила уже четырнадцать лет.

08.00

Маргарита редко покидала дом. Каждые две недели ходила в супермаркет за продуктами, раз в месяц – в банк и на почту за марками. Раз в сезон запасалась книгами. Ежегодно показывалась врачу и отвозила свой джип на техосмотр. И всякий раз сталкивалась со знакомыми, хотя и не с теми, кому была бы рада. Приходилось вежливо улыбаться и здороваться. Ладно, пусть думают что хотят! И Маргарита, довольная и встревоженная собственным безразличием, тихо посмеивалась, совсем как сумасшедшая ведьма.

Но сегодня все изменилось. Собравшись рано, Маргарита почти час топталась у двери, словно скаковая лошадь перед препятствием, пока обезьянка в часах не сообщила, что можно пускаться в путь. Утро сияло. Рената придет в гости! Они вместе поужинают! Вернее, Маргарита устроит ей торжественный прием.

Вооружившись списком покупок и кошельком, Маргарита медленно шла по Куинс-стрит. Дома здесь все сплошь были старинные, с террасами, крошечными садиками и оградами из штакетника. Самая красивая улица на острове, по мнению Маргариты, хотя она нечасто позволяла себе наслаждаться прогулками, а в это время суток вообще не выходила. Правда, иногда она бродила по Куинс-стрит зимними ночами, заглядывала в окна пустых домов, обитатели которых перебрались в места с более благоприятным климатом. Однажды ее остановила полиция, вернее, полицейский, молодой, не старше двадцати. Он включил мигалку и подошел, размахивая в темноте фонарем, когда Маргарита смотрела в окно дома в самом конце улицы. Маргарите всегда нравился этот старый, обшитый белыми досками особняк с узорчатыми витражными окнами, к тому же поговаривали, что его владельцы знают толк во французском антиквариате. Наверное, полицейский принял Маргариту за воровку, хотя и очень нервничал, когда заговорил с ней. Спросил, чем это она занимается, и Маргарита ответила, что просто смотрит. Похоже, ответ не слишком удовлетворил копа. «У вас есть дом?» – поинтересовался он. Маргарита рассмеялась и показала на свое жилище. «Вон там. Номер пять», – сказала она. Полицейский предложил ей «вернуться в помещение», пока не замерзла. Дело было накануне Рождества. Подумать только, в рождественскую ночь Маргарита слонялась по улице как бродяга или неприкаянная душа в поисках пристанища.

Маргарита дошла до Центральной улицы, повернула налево, затем направо и зашагала вниз по Брод-стрит, миновав книжный магазин и французское бистро, куда перебрались все ее бывшие клиенты. Она направлялась в рыбную лавку Дасти Тайлера. Бывший Маргаритин ресторан «Зонтики», где кормили только ужином, работал с мая по ноябрь, и почти каждый день (кроме понедельника) Маргарита подавала морепродукты из лавки Дасти. Сам Дасти был ровесником Маргариты, то есть далеко не юнцом. Их связывали тесные деловые отношения, они дружили. В год, когда Дасти бросила жена, он едва ли не все вечера проводил в баре, а иногда приводил на ужин своего десятилетнего сына. Однажды Дасти сильно напился, начав в половине седьмого с коктейлей «Буравчик», которые Ланс, угрюмый бармен, мастерски смешивал из водки и лаймового сока. Потом заказал две бутылки вина «мерсо» и выпил все, кроме одного бокала; его он послал Маргарите на кухню. К концу ужина Дасти развезло, он вел себя ужасно, грубил, и официантки не выдержали. «Марго, да выстави ты его наконец!» – потребовала Франческа, администратор. Маргарита пропустила жалобы персонала мимо ушей, что бывало крайне редко, и позволила приятелю остаться. Дасти не ушел и после того, как все разошлись по домам, а устроился с Маргаритой за оцинкованной барной стойкой, неспешно потягивая из бокала вытребованный «шартрез». Он так напился, что ничего не соображал. Нес какую-то околесицу, потом расплакался. По бороде Дасти текли слюни, но от него самого пахло солено-сладким, как от свежих устриц. Маргарита подумала, что переспит с Дасти. К тому времени она уже лет десять встречалась с Портером, хотя тот девять месяцев в году жил на Манхэттене и, как все знали, спал с другими женщинами. Тем не менее на мысль о сексе с Дасти Маргариту натолкнуло не разочарование в Портере, а некое чувство неизбежности. Каждый день они работали вместе, по утрам Маргарита первой приходила в его лавку, много раз они стояли рядом, соприкасаясь бедрами, вынимая из колотого льда голубого тунца, вскрывая раковины морских гребешков или отрубая головы у креветок. Дасти подкосил уход жены, а Маргарита чувствовала себя одинокой из-за того, что Портер жил без нее где-то в городе. Поздний вечер воскресенья, в ресторане никого, Дасти пьян. Слово «секс» будто витало в воздухе, вроде неоновой надписи, горящей над баром.

Однако ничего не произошло. Дасти уронил голову на стойку, отодвинул бокал с ликером и заснул. Маргарита вызвала такси, и парень в рубашке-поло с эмблемой в виде крокодильчика, джинсах и туфлях-лоферах затащил Дасти на заднее сиденье «Кадиллака Флитвуд» и отвез домой. Сначала Маргарита совершенно по-детски почувствовала себя отвергнутой. Ее трудно было назвать красивой: широколицая, и зад больше, чем хотелось бы. Впрочем, некоторые мужчины, и Портер в их числе, восхищались ее независимостью, кулинарным талантом и роскошными каштановыми волосами, которые, когда она их распускала, доходили до поясницы. На следующий день Дасти прислал букет подсолнухов и карточку с одним-единственным словом «Прости», а уже во вторник, когда они с Дасти вернулись к привычному ритуалу в подсобке рыбной лавки, Маргарита ощутила безграничное облегчение от того, что между ними ничего не произошло. Они друзья, ими и останутся.

Маргарита вновь испытала то же чувство, когда повернула за угол Норт-Бич-стрит, прошла мимо яхт-клуба, где на ветру трепетал флаг, а на теннисных кортах уже играли, и заглянула в лавку Дасти, на дверях которой болталась табличка «Открыто».

Звякнул колокольчик. В магазине никого не было. В последний раз она заходила сюда много лет назад, и с тех пор многое изменилось. Теперь Дасти продавал паштет из копченого тунца и коктейльный соус, лимоны, спаржу, кукурузные початки, песто из вяленых помидоров и свежую пасту. Еще он торговал мороженым «Бен и Джерри», фруктовыми напитками и замороженными буханками французского хлеба. Рыбная лавка превратилась в настоящий гастрономический магазин. Маргарита придирчиво оглядела товар в витрине-холодильнике: даже ассортимент рыбы изменился. Крабы с мягким панцирем, куски рыбы-меч («Идеально для шашлычков!»), а еще мясо лобстера по тридцать пять долларов девяносто девять центов за фунт. В креветках тоже не было недостатка: большие, очень большие и гигантские, в панцирях и очищенные, сырые и уже приготовленные. И наконец, основной товар Дасти: свежайшие белые и мясистые гребешки, темно-красные куски тунца, арктический голец, палтус и неразделанный полосатый лаврак, которого, как предположила Маргарита, Дасти собственноручно поймал сегодня утром.

Вдруг из подсобки вышел сам хозяин в белом фартуке поверх синей футболки. Маргарита едва сдержала радостный возглас. Как же она соскучилась по этому человеку! Впрочем, ее удивление и восторг не шли ни в какое сравнение с чувствами Дасти. Похоже, он решил, что у него галлюцинации – было видно по лицу, слишком выразительному для старого морского волка, коим он считал себя.

– Марго? – еле слышно произнес он.

Она улыбнулась с чувством странной благодарности. Есть люди, которые в основе своей не меняются; когда бы ты их ни встретил, они все те же. Маргарита не видела Дасти много лет, но сейчас ей казалось, что они расстались только вчера. Дасти выглядел настолько самим собой, что Маргарита почти почувствовала давно забытое желание. Те же синие глаза, те же кустистые брови, теперь совсем белые.

– Привет, – поздоровалась она.

Она старалась говорить спокойно и безмятежно, словно провела все эти годы в какой-нибудь буддийской общине. Ха! Если бы.

– Привет? Тебя не было почти пятнадцать лет, и это все, что ты скажешь?

– Прости.

Глупо, но Маргарита чуть не расплакалась. Она не находила нужных слов. Неужели придется ворошить прошлое, объяснять? Рассказывать Дасти, что она с собой сделала и почему? Маргарита так давно не общалась с людьми, что забыла, как это делается. Очевидно, Дасти почувствовал ее неуверенность и отступил.

– Марго, я не буду ничего спрашивать, обещаю, – сказал он и замолчал, качая головой и не сводя с Маргариты глаз. – Разве только: что ты хочешь?

– Мидий. – Она уставилась в список, чтобы не встречаться взглядом с Дасти. – Я пришла за мидиями. Чтобы хватило на закуску для двоих.

– Для двоих? – переспросил Дасти.

Маргарита не ответила.

– Тебе повезло. Утром привезли свежих. – Он наполнил пакет черно-зелеными раковинами каплевидной формы. – Как ты их приготовишь, Марго?

Она задержала ручку над чековой книжкой и взглянула на Дасти поверх очков с бифокальными линзами.

– Я думала, ты не будешь задавать вопросы.

– Неужели я так сказал?

– Ты обещал.

Дасти перекрутил пакет и завязал. Отмахнулся от чековой книжки. Вот еще, не возьмет он с нее денег! И пусть цены на недвижимость растут, два фунта мидий стоят всего около семи долларов. Маргарите не хотелось чувствовать, что она в долгу у Дасти, тем более, судя по его взгляду, он ждал объяснений. Хотел, чтобы Маргарита отмахнулась от его обещания не задавать вопросов, как он отмахнулся от чековой книжки. «Скажи, что произошло на самом деле? Ты ведь не отрезала себе язык, как болтали. И на сумасшедшую не похожа, разговариваешь нормально. Так почему ты так долго пряталась?» Спустя пару недель после того, как Маргариту выписали из психиатрической лечебницы, Дасти пришел с букетом нарциссов. Постучал в дверь. Маргарита наблюдала за ним из окна на втором этаже, но ее раны, телесные и душевные, были еще слишком свежи. Она не хотела, чтобы Дасти это заметил.

– Дай-ка я тоже кое о чем спрошу. – Маргарита решила, что лучшая защита – нападение. – Как твой сын?

– Женился. Живет в Кохассете, работает в городе. Растит дочку.

– Так у тебя есть внучка?

Дасти достал моментальную фотографию и передал ей через витрину-холодильник. На снимке маленькая девочка с каштановыми кудряшками сидела на коленях у Дасти и грызла початок кукурузы.

– Ее зовут Вайолет. Вайолет Августа Тайлер.

– Какая прелесть! – умилилась Маргарита, возвращая фотографию. – Ты счастливчик!

Взглянув на снимок, Дасти улыбнулся и положил его обратно в бумажник.

– Да, хорошо, что она у меня есть. А в остальном все по-прежнему.

Он сказал это так, словно знал, что Маргарита его поймет, и она поняла. Дасти занимался магазином, по дороге домой заходил в бистро «Лангедок» или в Клуб рыболовов пропустить пару стаканчиков, в выходные плавал на лодке к острову Такернак. В общем, был таким же одиноким, как сама Маргарита, только еще хуже – ему хотелось человеческого общения. Зато у него есть внучка. Чудесно!

– Чудесно, – повторила Маргарита, забирая мидии.

– Кто у тебя будет, Марго?

– Не скажу.

– Надеюсь, не профессор?

– Ну что ты, конечно, нет!

– Отлично. Он мне никогда не нравился – тебя ни во что не ставил.

Даже после всего случившегося Маргарита не желала обсуждать Портера в таком ключе.

– Он делал все, что мог. Мы оба старались.

– Как там его звали? Паркер?

– Портер.

Дасти покачал головой:

– Я бы с тобой лучше обращался.

Маргарита вспомнила ту давнюю ночь, как Дасти заснул, опустив голову на стойку бара, пуская слюни.

– О да!

Секунду-другую они стояли молча, затем молчание стало неловким. После четырнадцати лет разлуки они могли бы поболтать и обсудить добрую сотню людей, но Дасти, похоже, хотел говорить только о ней, а ей это претило. Наверное, не стоило сюда приходить, получилось, что она его вроде как дразнит. Маргарита переложила пакет с мидиями в другую руку, проверила, застегнут ли кошелек.

– Ох, Дасти! – печально произнесла она, надеясь, что мольба о прощении, звучащая в ее голосе, заменит несказанные слова.

– Ох, Марго, – передразнил Дасти и ухмыльнулся: – Знаешь, я рад, что ты пришла. Для меня это большая честь.

Маргарита покраснела и попыталась изобразить кокетливый книксен. Дасти смотрел на нее, даже когда она повернулась и вышла, звякнув колокольчиком у двери.

– Приятного ужина! – крикнул он ей вслед.

«Спасибо», – подумала Маргарита.

Она провела в магазине минут десять, не больше, но за эти десять минут сонное летнее утро превратилось в жаркий августовский день на острове Нантакет. Прибыл паром и выгрузил две сотни гостей, приехавших на выходные. Семьи, которые снимали жилье в городе, выбрались на улицы в поисках кофе и завтрака. Парочки, остановившиеся в гостиницах, уже поели и теперь брали напрокат велосипеды, чтобы отправиться на пляж. Неужели это и есть сегодняшний Нантакет? Повсюду люди, они тратят кучу денег. Даже если и так, кто она, чтобы их осуждать? Маргарита почувствовала себя частью толпы и немного загордилась. Это и ее праздник, день, когда она устроит торжественный ужин.

Внезапно у нее сжалось сердце, как будто кто-то потянул за краешек покрывала, угрожая сдернуть его и выставить напоказ самое сокровенное. Маргарита подумала, что в случае с Дасти она легко отделалась. Вряд ли этот номер пройдет с девочкой. Наверняка она захочет услышать подробности. И Маргарита все ей расскажет. Девочка заслужила больше, чем какие-то пять тысяч долларов. Она имеет право знать правду.