Текст книги "Тройной контакт"

Автор книги: Элиезер Юдковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Простите, – сказала Леди Сенсор. Лорд Пилот попытался что-то сказать, и Сенсор повысила голос. – Простите, милорды! Чужой корабль только что прислал новую передачу. Два мегабайта текста.

– Переведите и опубликуйте, – приказал Эйкон.

Все озирались по сторонам в ожидании готового файла.

Он начался так:

АБСОЛЮТНАЯ БЕЗДНА ОБОСНОВАНИЯ

ГИМН ЛОГИКЕ

ЧИСТЫЙ КАК КАМНИ И ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

ВО ИМЯ БОРЬБЫ ЮНЦОВ СОСКАЛЬЗЫВАЮЩИХ В ВАШУ ГЛОТКУ

Эйкон отвернулся, поморщившись. Он прочёл не слишком много инопланетных текстов и не приноровился расшифровывать “переводы” чёртовой программы.

– Кто-нибудь может объяснить мне, – спросил Эйкон, – в смысле, объяснить конференции, что это значит?

Настало долгое, напряжённое молчание.

Потом Ксенопсихолог издала приглушённый звук, похожий на недоверчивое хмыканье – а может, просто печально усмехнулась.

– Звёзды небесные, – сказала Ксенопсихолог, – они уговаривают нас поедать наших собственных детей.

– Причём аргументируют тем, – сказал Лорд Программист, – что они называют универсальными принципами, а не апеллируют к простым инстинктам, которые могут различаться в разных звёздных системах.

– Какими конкретно принципами? – спросил Исповедник.

Эйкон кинул странный взгляд на Исповедника, а потом быстро отвёл глаза, чтобы не встретиться взглядом. Нет, не может быть, чтобы Исповедник тщательно придерживался принципа смотреть без предрассудков даже на такое. Наверное, он просто любопытствовал, какие именно логические ошибки можно найти у инопланетян…

– Дайте-ка посмотрю, – сказал Лорд Программист. Некоторое время он молчал. – А, ну вот, например. Они отмечают, что производя множество детей и устраивая отсев, они создают большее, чем у нас, давление естественного отбора. Если каждая наша пара начнёт рожать по сотне детей и затем поедать почти всех – я подчёркиваю, что это их мысль, не моя – то эволюция у нас пойдёт быстрее, и мы продлим срок нашего существования во Вселенной. Эволюция и выживание – универсальные принципы, так что этот аргумент должен убедить кого угодно. – Он грустно хихикнул. – Я кого-нибудь убедил?

– Чисто из любопытства, – спросил Лорд Пилот, – они когда-нибудь пытались рожать ещё больше детей, скажем, тысячи, а не сотни, чтобы ещё сильнее ускорить эволюцию?

– На их нынешнем уровне биоинженерии это должно быть несложно, – сказала Ксенопсихолог, – и всё-таки они так не сделали. Но не будем строить предположений.

– Согласен, – сказал Эйкон.

– Но у людей происходит отбор гамет, – сказала Леди Сенсор. – Мы не эволюционируем замедленно. Более того, благодаря выбору из миллионов сперматозоидов и сотен яйцеклеток давление отбора на нас намного сильнее.

Ксенопсихолог нахмурила брови.

– Я не уверена, что мы послали им подробную информацию об этом… или что они настолько глубоко изучили в наше послание…

– Э-э, для них понять такое – нетривиальная задача, – сказал Инженер. – У них нет деления на ДНК и белки, есть только самокопирующиеся кристаллические паттерны. Два родителя сплетаются телами и остаются так на несколько, э-э, дней, выделяют из тел переохлаждённую жидкость, конденсируют и формируют из неё детей. Ребёнок целиком, э-э, конструируется обоими родителями. У них нет отдельных гамет, пригодных для отбора.

– Но, – сказала Леди Сенсор, – может, мы их уговорим разработать что-то типа отбора гамет и попробовать его вместо…

– Миледи, – сказала Ксенопсихолог. В её голосе почему-то появилось раздражение. – На самом деле они это делают не ради эволюции. Они ели детей за миллионы лет до того как узнали, что такое эволюция.

– Ого, а вот это интересно, – сказал Лорд Программист. – Вот другой раздел, где они обращаются к авторитету исторических деятелей человечества.

Эйкон поднял брови.

– И кого конкретно они цитируют?

– Погодите, – сказал Лорд Программист. – Это дважды прошло через переводчик, с английского на детоедский и обратно, так что я сейчас напишу программу для восстановления оригинала… – Несколько секунд он молчал. – Ага. Они начали с того, что поедание детей – это жертва, подтверждающая верность племени, а потом приводят цитаты из наших великих людей о благородстве жертвенности и верности. Потом из древних экологов о контроле численности населения, потом… о господи! Кажется, они не поняли, что Адольф Гитлер – плохой.

– Они не могли понять, – сказала Ксенопсихолог. – Люди поставили Гитлера во главе страны, то есть должны были считать его выдающимся законником своего времени. И Детоедам не могли прийти в голову, что люди считают Гитлера плохим всего лишь потому, что он сделал абажуры из некоторых своих сородичей. В наше время у них такое не принято, но они не видят в этом зла. Если Гитлер считал, что гомосексуалисты отклонились от нормы, и хотел их истребить, то для Детоедов это выглядит как добросовестное заблуждение. – Ксенопсихолог оглядела стол. – Ладно, хватит об этом. Но Детоеды не видят в своей истории откровенных злодеев на властных позициях – по крайней мере, в эпоху после зарождения науки. Любой политик, которого они сочли бы “плохим”, был бы убит и съеден. У Детоедов, похоже, не было человеческих проблем с координацией действий. А может, они просто более рациональные избиратели – выбирайте любую версию.

Эйкон упирался головой в ладони.

– Знаете, – сказал он, – я думал насчёт того, чтобы послать Детоедам письмо вроде этого. Глупая мысль, но долго крутилась в голове. Я обдумывал, как можно убедить их, что есть детей – не хорошо.

Ксенопсихолог ухмыльнулась.

– Чужие, похоже, даже больше нас склонны к рационализации. Может, именно поэтому их общество не настолько жёсткое, чтобы по-настоящему развалиться. Но вряд ли ты сможешь настолько заплести им мозги, чтобы они поверили, что есть детей – не детоедливо.

– И к тому же, – сказал Эйкон, – вряд ли у них особенно получится уговорить нас, что есть детей – хорошо. – Он вздохнул. – Пометить письмо как спам?

– Пусть хотя бы один из нас его прочитает, – сказал Исповедник. – Они подбирали аргументы честно и добросовестно. Человечество тоже должно соблюдать кодекс эпистемологической чести.

– Да, – сказал Мастер. – Я не вполне понимаю детоедские литературные правила, милорд, но я уверен, что этот текст по стилю относится к… не скажу поэзии, но… они старались писать не только убедительно, но и эстетически совершенно. – Мастер поморгал. – Кажется, они в некоторых фрагментах даже соблюдали постоянное соотношение между числом световых импульсов и смысловых единиц, вроде как в нашей просодии. Они надеялись, что наш переводчик превратит это в стихотворение. И… насколько я могу судить, они очень старались. Не удивлюсь, если каждый на их корабле всю ночь работал над этим текстом.

– Детоеды не спят, – вполголоса сказал Инженер.

– В любом случае, – сказал Мастер, – если мы не расстреляем их корабль… Я имею в виду, если эта работа когда-нибудь дойдёт до цивилизации Детоедов – предполагаю, что они оценят её как великий литературный шедевр, вроде “Гамлета” или “Fate/stay night”[1]…

Леди Сенсор откашлялась. Она была бледна. Она дрожала.

С неожиданным мрачным предчувствием, будто на тренировке по курсу Неограниченного Пессимизма, Эйкон понял, что она сейчас скажет.

– Милорды, – сказала Леди Сенсор дрожащим голосом, – в эту систему прыгнул третий корабль. Не детоедский. И не земной.

3/8. СВЕРХСЧАСТЛИВЫЙ НАРОД

Голограмма показывала треугольник из светящихся точек – корабль землян, корабль Детоедов и новоприбывший корабль. Масштаб увеличился, и перед зрителями предстал…

.. самый гротескный звездолёт из всех виденных Эйконом, нечто вроде пузыря, покрытого щупальцами, покрытыми прыщами, покрытыми мелкими волосками. Щупальца корабля медленно колыхались, как под тихим бризом, а прыщи пульсировали, будто вот-вот лопнут. Это был уродливый фрактал, отвратительный на каждом уровне самоподобия.

– Дефлекторы у чужих включены? – спросил Эйкон.

– Милорд, – сказала Леди Сенсор, – у них нет вообще никаких щитов. Радиация остатков новой, похоже, их не волнует. Не знаю, из чего сделан их корабль, но он просто принимает удар.

За столом воцарилась тишина.

– Да уж, – сказал Лорд Программист, – впечатляюще.

Леди Сенсор дёрнулась, как будто её ударили.

– Мы… мы только что получили от них сигнал по стандартной земной форме. Содержание маркировано как текст на современном английском, потом голограмма…

– Что? – спросил Эйкон. – Мы ничего им не передавали. Как они могли…

– Э-э, – сказал Инженер. – Что если у этих инопланетян действительно, э-э, “великая ангельская сила”?

– Нет, – сказал Исповедник. Он слегка склонил капюшон, как будто криво усмехнулся. – Это просто повторяется история.

– Повторяется история? – переспросил Мастер Фэндома. – Вы имеете в виду, что это корабль из альтернативной эвереттовской ветви земной истории, или что они каким-то образом независимо создали в точности такой же протокол межкорабельной связи, или…

– Нет, придурок, – сказал Лорд Программист, – он имеет в виду, что Детоеды послали новым инопланетянам массив данных, так же как нам. Только на этот раз они добавили наши данные. И новые инопланетяне запустили автопереводчик типа нашего.

– Вы выдали разгадку, – сказал Исповедник с легким смешком. – Зря, они должны были сами сообразить. В наши дни так редко встретишь нечто похожее на чудо…

Эйкон тряхнул головой.

– Исповедник, у нас нет времени на… ладно, проехали. Сенсор, покажи текстовое сообщение.

Леди Сенсор шевельнула пальцем, и…

УРА!

МЫ ТАК РАДЫ ВАС ВИДЕТЬ!

ЭТО КОРАБЛЬ “ИГРАЙ В ИГРЫ ЗАБАВЫ РАДИ”

(ПОД УПРАВЛЕНИЕМ ФИНАНСОВЫХ ФИРМ ЗАРЯЖЕННОЙ ЧАСТИЦЫ)

МЫ ВАС ЛЮБИМ И ХОТИМ, ЧТОБЫ ВЫ БЫЛИ СВЕРХСЧАСТЛИВЫМИ

ХОТИТЕ ЗАНЯТЬСЯ СЕКСОМ?

Медленно, осторожно, с глухим стуком Эйкон уронил голову на стол.

– Почему, ну почему мы не одни во вселенной?

– Нет, погодите, – сказала Ксенопсихолог, – тут есть смысл.

Мастер Фэндома кивнул.

– Довольно прямолинейный.

– Просветите, – приглушённо донеслось от лежащей на столе головы Эйкона.

Ксенопсихолог пожала плечами.

– По эволюционным причинам размножение – видимо, единственная деятельность, которую любой развитый интеллект должен считать приятной. С этой точки зрения, милорды и миледи, их послание совершенно осмысленно. Это универсальное дружеское приветствие, вроде гравюры на “Пионере”.

Эйкон не поднял головы.

– Интересно, чем занимаются эти инопланетяне, – сказал он сквозь скрещенные в защитной позиции руки. – Совращают котят?

– Милорд… – произнёс Исповедник. Мягко, но с очень внятной интонацией.

Эйкон вздохнул и выпрямился.

– Говоришь, в послании была голограмма? Давай посмотрим.

Включился главный экран.

Миг тишины, и раздался странный мелодичный звук, как будто одновременно все за столом потрясенно открыли рты – даже Исповедник.

Некоторое время все молчали. И просто… смотрели.

– Ух ты, – сказала наконец Леди Сенсор. – Это действительно… в некотором роде… эротично.

Эйкон оторвал взгляд от извивающегося тела человеческой женщины, извивающегося тела человеческого мужчины и извивающихся инопланетных щупалец.

– Но… – выговорил он. – Но почему она беременная?

– А я бы спросил, почему эти двое зачитывают наизусть таблицу умножения, – сказал Лорд Программист. Он огляделся. – Что, никто не умеет читать по губам?

– Хм, – сказала Ксенопсихолог. – Ладно, должна признаться, я не могу даже начать думать о том, почему… – Одновременное “Фу-у-у!” пронеслось по комнате. – Господи. Господи, мне кажется, что вот этот аспект они абсолютно не поняли.

Эйкон рубанул ладонью, и голограмма выключилась.

– Кто-то должен досмотреть, – сказал Исповедник. – Там может быть важная информация.

Эйкон отмахнулся.

– Думаю, у нас хватит добровольцев для изучения грязной инопланетной порнографии. Просто запостим её на корабельный Форчан[2], и через пару часов проверим, много ли наплюсовали.

– Чужие, – медленно сказал Мастер Фэндома, – изготовили эту порнуху за… за несколько секунд, наверное. Ведь мы не можем делать такое автоматически, а?

Лорд Программист нахмурился.

– Нет. Н-не думаю. На основе корпуса инопланетной порнографии автоматически сгенерировать интересную для них голограмму? М-м, вряд ли кто-то занимался этой проблемой. Да и у них-то в первый раз получилось явно не очень, но… нет.

– Насколько великая ангельская сила для этого требуется?

Лорд Программист обменялся взглядами с Мастером.

– Великая, – сказал наконец Лорд Программист. – Возможно, даже эпическая.

– Либо они думают намного быстрее нас, – тихо сказал Исповедник. – Никакой закон природы не заставляет нейроны работать именно с частотой 100 герц.

– Милорды, идёт новая передача, – сказала Леди Сенсор. – На этот раз голограмма со звуком. И маркирована как прямой эфир, милорды.

Эйкон сглотнул. Его пальцы автоматически поправили капюшон форменного свитера. Поймут ли чужие, что он небрежно одет? Он вдруг очень ясно осознал, что уже три часа не подкрашивал губы. Но это был не повод заставлять гостей ждать…

– Хорошо. Открой канал в их сторону, транслируй только меня.

Когда появилась голограмма, она не добавила Эйкону уверенности. На экране возник прекрасно одетый мужчина в деловом костюме, более подавляющем, чем любая униформа: сокрушающее превосходство, достигнутое безо всякого видимого усилия. На исключительно красивом лице не было ни следа косметики, элегантный разрез жилета обнажал грудные мышцы, идеально вылепленные, не перекачанные чрезмерной тренировкой…

– Суперстимуляция! – предупреждающе воскликнул Исповедник.

Эйкон моргнул, сбрасывая наваждение. Конечно, чужие вряд ли действительно так выглядели. Это голограмма, просто сверхоптимизированная голограмма. Каждый (человек?) усваивал этот урок ещё в детстве: не считать реальность бледнее фантазии. Пословица гласила: “Не сравнивай себя с Исааком Ньютоном, не сравнив с Кимбаллом Киннисоном[3]”.

– Приветствую вас от имени человечества, – сказал Эйкон. – Я Лорд Анамаферус Эйкон, Председатель конференции Гигантского Научного Корабля “Невозможный Возможный Мир”. Мы… – “Мы пришли с миром” звучало бы неподходяще ввиду обсуждаемой войны с Детоедами. Да и другие любезные фразы типа “рады вас видеть” внезапно показались ему слишком похожими на ложь. – … Мы не совсем поняли ваше предыдущее послание.

– Просим нас извинить, – сказала совершенная фигура с экрана. – Можете называть меня Ебучий Эдвард, а наш биологический вид… – Фигура задумчиво наклонила голову. – Наш автопереводчик не совсем стабильно работает. Даже если я правильно назову наш вид, неизвестно, как он это переведёт. Не хочется, чтобы к нашему народу навсегда приклеилось какое-нибудь неэстетичное прозвище из-за ошибки перевода.

Эйкон кивнул.

– Я понимаю, Ебучий Эдвард.

– Формат вашего подлинного языка для нас невообразим, – сказала совершенная голограмма. – Но мы просим прощения за любое непереводимо1, которое вы могли испытать от нашего приветственного сообщения. Оно было сгенерировано автоматически, прежде чем мы разобрались в вашей сексуальности. Повторяю, мы просим прощения. Но кому бы пришло в голову, что эволюция наделит какой-либо вид болезненными ощущениями при размножении? Для нас роды – величайшее из доступных наслаждений, и мы стараемся растягивать его, а не торопить.

– А-а, – сказала Леди Сенсор во внезапном прозрении, – так вот почему щупальца заталкивали ребёнка обратно в…

За рамкой обзора Эйкон жестом приказал ей заткнуться. Он подался вперёд.

– Зрелище, которое вы сейчас передаёте, конечно, не настоящее. Как вы выглядите на самом деле? Если эта просьба не оскорбляет вас.

Совершенный мужчина в удивлении поднял бровь.

– Я не понимаю. Вы не сможете распознать наши коммуникативные сигналы.

– И всё же я хочу посмотреть, – сказал Эйкон. – Не знаю, как вам объяснить, но… для нас важна истина.

Слишком красивый мужчина исчез, и на его месте…

Безумные яркие цвета, сумасшедшие оттенки на мгновение ослепили Эйкона. Потом его мозг распознал формы… но не значение. В абсолютной тишине гигантские пузыри извивались вокруг опорных перемычек. Какие-то выросты плавно вытягивались и взаимопроникали…

… змеясь, выворачиваясь, содрогаясь, пульсируя…

А потом снова появился фальшивый человек.

Эйкон старался не показывать страдания, но кожей лба ощущал пощипывание от проступившего пота. Нечто в этих пузырях заставляло содрогаться, даже их неподвижный фон – подобно оптической иллюзии, выдуманной садистом.

Это были инопланетяне. Или такое впечатление они пытались создать.

– Я хочу вас спросить, – продолжил фальшивый человек. – Простите за возможную неловкость, но я должен знать, правы ли наши учёные. У вашего вида действительно два раздельных процесса обработки информации – посредством дезоксирибонуклеиновой кислоты и электрохимической трансмиссии через синаптические шипики?

Эйкон моргнул. Уголком глаза он видел, как люди за столом обмениваются насторожёнными взглядами. Эйкон не догадывался, куда клонит инопланетянин, но учитывая, что тот понимал достаточно для постановки вопроса, пожалуй, лгать было небезопасно…

– Я не вполне понимаю цель вопроса, – сказал Эйкон. – Наши гены сделаны из ДНК. Наш мозг сделан из нейронов, которые передают электрические и химические…

Фальшивый человек уронил голову в ладони и разревелся как младенец.

Эйкон рукой просигнализировал: “Помогите!” за рамкой обзора. Но Ксенопсихолог беспомощно пожала плечами.

Было скверно.

Фальшивый человек внезапно оторвал голову от ладоней. На его щеках изображались струйки слёз, но он перестал рыдать.

– Ждать так долго, – произнёс он глубоко трагическим тоном. – Ждать так долго, и забраться так далеко, и увидеть лишь, что нигде среди звёзд нет и следа любви.

– Любви? – переспросил Эйкон. – Вы имеете в виду заботу о другом? Желание защитить его, быть вместе с ним? Если перевод правильный, то “любовь” очень важна для нас.

– Но! – вскричала в муке фигура – так громко, что Эйкон подскочил. – Но когда вы занимаетесь сексом, вы не непереводимо2! Ложь, ложь, одни слова, одна имитация…

– Что такое “непереводимо2”? – спросил Эйкон, и когда фигура вновь зашлась безутешным плачем, пожалел, что спросил.

– Они спросили, отделены ли у нас нейроны от ДНК, – сказал Инженер. – То есть у них, наверное, это единая система. Э-э… задним числом кажется, что это действительно очевидное эволюционное решение. Если уже есть запись информации в генах, зачем заводить совершенно другую систему для мозгов? То есть…

– Они обмениваются мыслями посредством секса, – закончил Мастер Фэндома. – Вот она, старая мечта. И они окружили это эмоциями, целыми паттернами ощущений, которых у нас и в помине нет. М-да. Похоже, нам действительно не хватает их аналога любви.

– Вероятно, – тихо сказала Ксенопсихолог, – у них с самого начала секс был единственным способом общения. С самого зарождения их разума. Это действительно имеет эволюционный смысл. Если вводить пакеты информации всеми способами…

– Погодите, – сказала Леди Сенсор. – Как же они общаются с нами?

– Понятно! – воскликнул во внезапном озарении Лорд Программист. – Люди всегда использовали новые коммуникативные технологии для порнографии. Интернет, как говорится, для порно. А вот у них было наоборот.

Эйкон моргнул. В его воображении внезапно возникли пузыри и соединяющие их щупальца…

“Где-то на том корабле некий пузырь занимается любовью с аватаром, предположительно представляющим меня. Может быть, это общекомандная оргия. Меня только что виртуально изнасиловали. Нет. Меня виртуально насилуют прямо сейчас”.

Чужие преодолели невесть какое расстояние, блуждали невесть сколько времени в страстной жажде поговорить/потрахаться с другими разумными существами… а обнаружили только…

Фальшивый человек внезапно выпрямился и завопил так, что вырубились динамики в конференц-рубке. Все подпрыгнули. Мастер Фэндома слабо вскрикнул.

– ЧТО Я НАДЕЛАЛ ЧТО Я НАДЕЛАЛ ЧТО Я НАДЕЛАЛ…

И голограмма погасла.

Эйкон перевёл дыхание и рухнул в кресло. Адреналин ещё бушевал в его организме, но он чувствовал себя полностью выжатым. Ему хотелось расслабиться, растечься лужей, пузырём вроде тех неправильных фигур на экране… нет, только НЕ вроде тех.

– Милорд, – тихо произнес Исповедник. Он стоял рядом – мягкая рука на плече Эйкона. – Милорд, вы в порядке?

– Не очень, – сказал Эйкон. Его голос, как он с гордостью заметил, лишь немного подрагивал. – Слишком трудно говорить с чужими. Они думают по-другому, и нельзя понять, где ты ошибаешься.

– Предлагаю, – сказал Мастер Фэндома с деланной беззаботностью, – назвать это ксеноутомлением, и запретить кому бы то ни было общаться с инопланетянами дольше пяти минут.

Эйкон лишь кивнул.

– Поступает ещё один сигнал, – смущённо сказала Леди Сенсор. – Голограмма со звуком, опять прямой эфир.

– Эйкон, ты не обязан… – начал Мастер Фэндома.

Эйкон резко встал, одёрнул одежду.

– Я обязан, – сказал он. – Они чужие, они не знают, что может означать задержка… Просто включай.

Вначале на голограмме появилась элегантная надпись на современном английском:

“Третья Леди Кирицугу[4]

Временный сопредседатель “Игрока”

Языковой переводчик версия 3

Культурный переводчик версия 2”

Текст висел, пока его не прочли, а потом рассеялся…

… И появилась бледная беловолосая дама.

Транслированное изображение Третьей Леди Кирицугу было полностью чёрно-бело-серым – не обесцвеченным, как монохромная фотография, но полноцветной картинкой из бесцветного мира. Цвет кожи – как у очень бледного, но всё ещё привлекательного человека: не снежно-белый, а именно бледный. Белые волосы. Блуза, браслеты и длинное платье – всё хорошо подобранных оттенков серого. Эту женщину можно было назвать симпатичной, но в ней не было чрезмерной красоты предыдущего фальшивого мужчины.

Её лицо выражало эмоцию, которую люди назвали бы безмятежностью.

– Я и мои сёстры приняли командование над этим кораблём, – сказала бледная Леди.

Эйкон моргнул. Бунт на их корабле?

Опять эта инопланетная непостижимость, острые как лезвие решения и непредсказуемые реакции, и смертельный страх что-нибудь непоправимо испортить.

– Простите, если мои слова оскорбительны, – осторожно сказал Эйкон, – но мне хотелось бы кое-что узнать.

Третья Леди отмахнулась.

– Вы не можете меня оскорбить. – Её как будто слегка обидело само это предположение.

– Что произошло на вашем корабле, прямо сейчас?

– Экипаж выведен из строя эмоциональным шоком, – ответила Третья Леди. – Они вышли за рамки своих обязанностей и возвращаются в корабельный Центр Удовольствий за наградой. В этой ситуации я и две мои сестры, кирицугу этого корабля, берём на себя командование.

Это сделал я?

– Я не хотел, чтобы мои слова причинили вам психологический вред.

– Вы не виноваты, – сказала Третья Леди. – Это были другие.

– Детоеды? – спросил Эйкон, не думая.

– Детоеды, – повторила Третья Леди. – Если так вы называете третий инопланетный вид в этой звёздной системе, то да. Экипаж, осознав природу существования Детоедов, вышел из строя из-за сопереживания мукам детей.

– Понятно, – сказал Эйкон. Он почувствовал странный укол стыда за человечество: когда его сородичи узнали о Детоедах, то всего лишь слегка всплакнули и продолжали функционировать.

Взгляд Третьей Леди стал острее.

– Каковы ваши намерения в отношении Детоедов?

– Мы не решили, – сказал Эйкон. – Мы как раз это обсуждали, когда прилетели вы.

– Какова ваш наиболее предпочтительный вариант на данный момент? – мгновенно отреагировала Третья Леди.

Эйкон беспомощно пожал плечами, ладони наружу.

– Мы только начали дискутировать. Все предложенные варианты кажутся неприемлемыми.

– Который кажется наименее неприемлемым? Каково ваше лучшее текущее решение?

Эйкон потряс головой.

– Мы не выработали никакого.

Лицо Третьей Леди приобрело выражение суровости с оттенком замешательства.

– Вы скрываете информацию. Почему? Вы предполагаете, что она выставит вас в неприглядном виде? Тогда я должна учесть это предположение. Далее, вы должны предполагать, что я учту это предположение, и значит, вы подразумеваете, что ожидаете от меня недооценки вашей жестокости, даже после учёта всего этого хода рассуждений.

– Простите, – сказал Исповедник. Его тон был мягок, но намекал на чрезвычайность ситуации. – Полагаю, я должен вмешаться в разговор прямо сейчас.

Эйкон сделал утвердительный жест Леди Сенсор.

Третья Леди немедленно перевела взгляд на Исповедника рядом с Эйконом.

– Человеческие существа, – сказал Исповедник, – не могут озвучить “лучшее текущее решение” без психологических последствий. Человеческие рационалисты научились обсуждать проблемы как можно детальнее до вынесения каких бы то ни было решений. Для человека принятые решения – связывающие; я не могу объяснить понятнее без детального экскурса в когнитивную науку. Мы не можем вести свободный поиск в пространстве решений – мы беспомощно привяжемся к “лучшей текущей” точке, как только назовём её вслух. Кроме того, подтверждение любого решения, у которого есть негативные моральные аспекты, вызовет у человека стыд, а назвать решение лучшим – всё равно что подтвердить его. Чтобы избежать этого чувства стыда, люди стараются не говорить, какой из двух плохих вариантов лучше другого.

“Мама дорогая, – подумал Эйкон. – Я никогда не понимал, насколько это стыдно, пока не услышал, как это объясняют инопланетянину”.

Похоже, инопланетянин подумал то же самое.

– Итак, вы даже не можете назвать мне наиболее приемлемый вариант, не ломая себе мозги? Звучит довольно неубедительно, – с сомнением сказала Третья Леди, – для вида, способного построить звездолёт.

Исповедник еле слышно усмехнулся.

– Мы стараемся преодолевать наши предрассудки.

Взгляд Третьей Леди стал пристальнее.

– Вы тот, кто реально принимает решения на этом корабле?

– Нет, – без выражения сказал Исповедник. – Я Исповедник – профессиональный рационалист; мы дали присягу воздерживаться от лидерства.

– Эта встреча определит будущее трёх наших видов, – сказала Третья Леди. – Если вы более компетентны, вам следует принять управление.

Брови Эйкона шевельнулись. Почему-то он никогда не думал об этом в таких терминах.

Исповедник покачал головой.

– Помимо моей профессии, есть другие причины того, почему я не могу руководить. Я слишком стар.

Слишком стар?

Эйкон отложил эту мысль и снова поглядел на Третью Леди. Та сказала, что весь экипаж вышел из строя, кроме неё и двух сестёр, которые приняли командование. И она спросила Исповедника, не он ли истинный командир…

– Вы – эквивалент Исповедника у вашего вида? – спросил Эйкон.

– Почти наверняка нет, – ответила Третья Леди.

– Почти наверняка нет, – почти одновременно сказал Исповедник.

Удивительный унисон.

– Я кирицугу, – сказала Третья Леди. – В раннюю эпоху нашей истории были те, кто отказался от наслаждений, чтобы приобрести совершенное мастерство в помощи другим. Они использовали непереводимо3, чтобы подавлять эмоции и действовать только на основе абстрактного знания целей. Их принудительно вернули в нормальное состояние массированным непереводимо4. Но я происхожу из их мысле-рода, и в чрезвычайной ситуации могу пробудить в себе тень их непереводимо5.

– А я Исповедник, – сказал тот, – последователь тех людей прошлого, которые превыше всего ставили истину и искали систематические методы обнаружения истины. Но теорема Байеса одна и та же в разных местах, законы природы в их чисто математической форме одни и те же, и достаточно продвинутые виды должны открыть одну и ту же периодическую таблицу элементов.

– И эти универсалии, – сказала Третья Леди, – не несут в себе отличительных признаков своего происхождения. Вы должны понять, Лорд Эйкон, что кирицугу предназначены не для того же, что Исповедники, хотя действуют по тем же законам.

– Но мы настолько похожи, – заключил Исповедник, – что видим друг в друге свои собственные искажённые отражения. Мы, можно сказать, еретики друг для друга. Она – смертный грех, запретный для Исповедника: та, кто властвует.

– Как и вы ущербны для меня, – ответила Третья Леди, – вы тот, кто отказывает в помощи.

Все остальные за конференц-столом смотрели на инопланетную голограмму и на Исповедника с чувством, близким к полному ужасу.

Третья Леди перевела взгляд на Эйкона. Всего лишь движение глаз – но в нём было нечто повелительное, и переводчик сигналил, что оно изображает какой-то более сильный знак. Ее голос сделался требовательным, напористым.

– Какие варианты действий в отношении Детоедов вы выработали? Перечислите.

Истребить их; подвергнуть вечному заточению и следить, чтобы не покончили с собой; оставить в покое, и пусть дети страдают.

Эйкону было стыдно. Странное предчувствие укололо его. Зачем ей это знать?

– Если вы не предоставите информацию, – сказала Третья Леди, – я учту тот факт, что вы не хотите раскрывать мне ваши планы.

Эйкону вспомнилось изречение: “Важнейшая часть любого секрета – тот факт, что это секрет”.

– Ладно, – сказал он. – Для нас неприемлемо оставить Детоедов как они есть. Для нас неприемлемо уничтожить их. Мы хотели бы уважать их выбор и биологическую природу, но их дети не участвуют в выборе, они недобровольные жертвы, и это тоже неприемлемо для нас. Мы хотим сохранить детям жизнь, но мы не знаем, что с ними делать, когда они вырастут и захотят съесть своих собственных детей. Вот и все варианты, которые мы успели выработать к тому моменту, как прибыл ваш корабль.

– Это всё? – спросила Третья Леди. – Это сумма всех ваших идей? Или эта одна из тех ситуаций, в которых ваш вид посылает сигналы, противоречащие внутренним убеждениям, такие как “шутка” или “любезность”?

– Нет, – сказал Эйкон. – То есть да. Да, это всё, что у нас есть. Нет, мы не шутим.

– Вы должны понимать, – добавил Исповедник, – что наша команда в результате знакомства с Детоедами тоже испытала определённый стресс, который помешал нашему нормальному функционированию. Мы и сейчас испытываем его.

“А ты вмешался, чтобы восстановить порядок , – подумал Эйкон, – хотя и не таким манером как кирицугу”.

– Понятно, – сказала Третья Леди.

Она погрузилась в молчание. Несколько долгих секунд она сидела неподвижно.

– Почему вы не вывели из строя корабль Детоедов? – спросила она наконец. – Ваша технология это позволяет, и вы должны понимать, что ваши и их цели отныне противоположны.

– Потому что они не вывели из строя наш корабль, – ответил Эйкон.

Третья Леди кивнула.

– Значит, вы симметристы.

Снова молчание.

Потом голограмма расплылась, и на расплывчатом фоне появились слова:

Культурный переводчик версия 3.

Вновь сфокусировалось изображение бледной женщины, почти то же самое, но в её безмятежности появилось некое напряжение.

Третья Леди выпрямилась и приняла церемонный вид, как будто собралась декламировать стихи.