Текст книги "Ларе-и-т`аэ"

Автор книги: Элеонора Раткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 5
Молочный час

Эннеари уже привык к тому, что утро в Найлиссе начинается с Алани. Но сегодняшнее утро началось с Лерметта. Когда Арьен еще затемно (как и всегда) вышел в Гостиную Гобеленов, Лерметт уже был там – аккуратно, волосок к волоску причесанный, тщательно одетый, еще источающий запах свежей воды после утреннего умывания. Лицо его в свете одинокой свечи показалось эльфу непривычно утомленным – слишком уж резкие тени залегли в складках губ и возле крыльев носа.

– Рано ты сегодня поднялся, – не скрывая удивления, заметил Эннеари.

– А я и не ложился, – возразил Лерметт.

Нет, не показалось – и свеча тут совершенно не при чем!

– Послушай, – помолчав, осведомился Лерметт, – я давно тебя спросить хотел, да как-то не получалось. Эльфы любят молоко?

Эннеари моргнул от неожиданности.

– Эльфы очень любят молоко, – горячо заверил он и широко улыбнулся.

Еще бы! Для эльфов, так долго запертых в своей Долине, молоко было диковинкой – не меньшей, чем пестрый ворох осенних листьев. Вырвавшись, наконец, в Луговину и распробовав белый напиток, многие эльфы – особенно те, кто помоложе – так пристрастились к диковинному питью, что и за уши не оттащишь. Неугомонную троицу – Ниеста, Аркье и Лэккеана – в Луговине беззлобно прозвали котятами, и ведь недаром. Даже и у Арьена при одном только слове «молоко» невольно возникает на устах эта мечтательная улыбка.

– Тогда зови остальных, – молвил Лерметт, – и пойдем.

– Куда? – не понял Эннеари.

– Молоко пить, – усмехнулся Лерметт, – а ты как думал?

Лицо его было непривычно неулыбчивым, и дружеская усмешка выглядела на нем странной, почти чужой.

Непонятная затея короля вызвала одно только оживление. Вопросов вышколенные Арьеном ради посольства эльфы не задавали. Кто их знает, этих королей… может, это у них обычай такой – пить молоко до свету, да еще при этом куда-то за ним ходить? Или это не королевский обычай, а во всем Найлиссе так заведено? Спрашивать, во всяком случае, эльфы поостереглись. Никогда не знаешь, какой вопрос покажется людям чудовищной обидой. Ну, Лерметт, скорее всего, не обидится, а разъяснит терпеливо – но вот Арьен потом наверняка отчитает за неуместные вопросы. Вот же приладился нотации читать – можно подумать, он не эльф, а гном! Нет, лучше Лерметта расспросить потом, позже, тихомолком, когда несносный Арьен отвернется.

А Эннеари и подавно не задавал вопросов. И без них ясно, что у Лерметта тяжесть на душе… а вот какая – лучше покуда не спрашивать. Если кто-то оказал тебе честь, назвав своим другом, права лезть в душу он тебе тем самым не давал. Раз Лерметт не рассказывает сам – значит, не хочет… или не может. Ничего, вот прогуляется по найлисским улицам, молока попьет, авось да и разговорится.

– Пойдем не через парк, – предупредил Лерметт, – а через главный вход. Так будет ближе.

Можно через главный вход, отчего бы и нет? Да через любой – лишь бы с лица Лерметта исчезло это непривычное, чужое выражение. И неважно, что для этого придется делать – молоко пить или на голове ходить… через главный вход, разумеется.

Предрассветный Найлисс встретил их туманом. До сих пор Эннеари за свою жизнь туманов повидал немало – и в горах, и над рекой, и вдоль луга, и на лесной опушке. Он полагал, что знает о тумане все… а оказалось – ничего. Само его вещество в Найлиссе было каким-то другим. Его розовато-серые стены ритмично и стройно вздымались колоннами, прочерчивались карнизами, нависали балконами и смыкались нежными арками. В каждую из улиц Найлисса словно бы вдвинулась еще одна, сложенная из тумана, похожая и непохожая на ту, что из камня… полно, да ты и скажешь ли, положа руку на сердце, которая из этих молчаливых улиц каменная, а которая – нет? Даже собственных шагов не слыхать… тихие улицы безмолвно переговариваются друг с другом, дома доверительно беседуют между собой на языке очень странного, ни на что не похожего молчания… и не только между собой, они и с Эннеари говорят, наперерыв стараясь поведать что-то заезжему эльфу – вот только он их языка не знает… что нужно от него этим каменным и туманным громадам? Чего они хотят – зовут или предостерегают? В любом случае они не лгут, ведь они все такие степенные, добротные – и те, что из камня, и те, другие… открой любую дверь, хоть бы и призрачную, и ты войдешь, и обнаружишь за порогом мирно спящую жизнь… вот только куда ты выйдешь потом, пожелав покинуть воздвигнутые туманом стены? На какую мостовую ступит твоя нога, вновь перешагнув порог? Куда заведет тебя этот тихий, еле слышный, почти призрачный звон?

Эннеари моргнул. Нет, это не наваждение. Туман и в самом деле звенел – еле-еле слышно, потом все громче, все настойчивей. Он пел, и пению его вторило приглушенное постукивание, словно все спящие поблизости принялись в своих постелях щелкать пальцами под одеялом. А потом из серой пелены застенчиво и мудро высунулась такая же серая морда ослика, и над туманом пронесся высокий чистый голос: «Молоко-о-оо!»

Туман остался, но морок схлынул. Десятки таких же высоких голосов тут же откликнулись: «Молоко-о-оо!.. Молоко, сметана, сливки!.. Молоко, молоко, мо-ло-ко!» – и этот призыв катился все дальше и дальше по улицам Найлисса, подхваченный все новыми голосами. Окна распахивались одно за другим, отворялись ставни, заспанные девушки и зевающие старухи окликали задравших головы детей с кувшинами и кувшинчиками, бойко перебирали копытами ослики, и туман отзывался блаженным выдохом: «Молоко-оо…»

– Кому молока? – солидным взрослым голосом спросил парнишка ростом от силы до пояса Эннеари, отделяясь от тумана.

– Всем, – ответил Лерметт, принимая из рук мальчишки маленький обливной кувшинчик, до краев полный молока. Туман ли смягчил резкие складки на лице короля – или они и вправду разгладились хоть немного?

Эннеари выглотал свой кувшинчик в пять исполинских глотков, едва не захлебнувшись, и потянулся к поясу.

– За счет короля, – ухмыльнулся Лерметт, кидая мальчишке золотой. Глаза паренька округлились, словно брошенная ему монета, но визжать, радуясь негаданной удаче, и молотить пятками воздух он все-таки не стал.

– Никогда в жизни… – прошептала Илери тающим, как туман, голосом, но что именно «никогда», так и не сказала.

Лоайре, запрокинув голову, с лихостью заправского выпивохи подхватывал последние капли молока, вытекающие из кувшинчика.

– А почему кругом одни дети? – полюбопытствовал Лэккеан.

Мальчишка презрительно фыркнул: мол, кто это тут, спрашивается, дети?

– Взрослым недосуг каждый день мотаться в Найлисс из придорожных сел и городков с молоком, – вместо него ответил Лерметт. – Да и подросткам постарше свое заделье найдется. А детям отчего не сходить с осликами? Семье подмога… опять же взрослое дело, не баловство. Их никто не обидит и не обманет.

Мальчишка уважительно кивнул и поковырял ногой мостовую – но та оказалась крепкой и не проковыривалась.

– Я первый год в Найлисс хожу, – обстоятельно поведал он, – а кто дольше ходит, у них уже и свои дома есть, сговоренные. Они прямо туда молоко и везут.

– В Найлиссе это время называется «молочный час», – вновь усмехнулся Лерметт, глядя, с каким наслаждением обвитые прядями тумана эльфы лакомятся молоком. – Есть и еще один, вечерний, но я был уверен, что утренний вам понравится больше.

– Мне тоже. – Огромная рука вложила монету в ладошку мальчика и подхватила кувшинчик едва ли не прежде, чем он наполнился.

– Сейгден! – ахнул Эннеари при виде суланца.

Лерметт, напротив, если и был удивлен, то не слишком.

– Не спится? – поинтересовался он таким тоном, словно заранее знал ответ.

– Ты-то сегодня спал ли после вчерашнего? – хмыкнул Сейгден, возвращая мальчишке опустевший кувшинчик. Тот с достоинством взял кувшинчик, испытующе окинул взглядом щедрых утренних прохожих – а вот не захочется ли им еще молока? – потом, приняв решение, хлопнул ослика по серому боку так, что колокольчики его ответно тенькнули, взял длинноухого под уздцы и удалился, не забывая задирать голову и покрикивать: «Молоко, сметана, сливки! Молоко-о!»

Лерметт вздохнул и опустил голову.

– Какое там… – задумчиво произнес он. – И ведь это только начало. Дальше легче не станет.

– Но почему? – удивился Эннеари. – Дело ведь у тебя очевидное.

Оба короля негромко и невесело рассмеялись.

– Это для тебя оно очевидное, – пояснил Лерметт.

– А даже если и так, – криво усмехнулся Сейгден, – своя выгода в нем не очевидна почти ни для кого – а это опасно.

– И состав совета не совсем тот, которого я ожидал, – молвил Лерметт.

– Ты ждал, что Аженк приедет сам? – ехидно удивился Сейгден.

– Пожалуй, нет, – признал Лерметт. – Но Эттрейг и Шеррин – это неожиданность.

– Как сказать, – возразил Сейгден. – Их я, пожалуй, что и ждал… а вот чего ждать от них…

Эннеари растерянно переводил взгляд с одного короля на другого.

– Три королевства отделались от приглашения на свой лад, – сжалился над ним Лерметт. – Аффраль, Эттарм и Адейна. Сейгден прав, от Аффрали этого и следовало ожидать. Аженк – склочник и напыщенный дурак – но при этом очень даже себе на уме… которого у него нет. Пожалуй, даже хорошо, что он не приехал. Все ему мерещится, что интересы Аффрали ущемляются. С него бы сталось спеться с Иргитером. Двоих таких злобных упрямцев нипочем не переговоришь.

– Зато принцу Орвье наверняка дан приказ ни во что не вмешиваться, – усмехнулся Сейгден.

– Но голосовать ему так или иначе, а придется, – вздохнул Лерметт. – От Аженка я хотя бы понимал, чего ожидать, а Орвье… тем более что король Эттарма тоже не приехал.

– Это как раз не странно, – возразил суланец. – У Эттрейга теперь есть кому за ним присмотреть. Я бы и сам удивился – но Талле на мечах только мне и уступает.

Еще того лучше! Нет, никогда Эннеари не разберется в человеческих обычаях. Почему за королем непременно должен кто-то присматривать – он ведь не ребенок? И зачем для этого нужен мастер клинка? Или речь идет о телохранителе – говорят, иные короли людей в телохранителе очень даже нуждаются?

– У Трейгарта падучая, – вновь разъяснил Лерметт. – Эттрейг не сын ему, а племянник. До сих пор он Трейгарта без присмотра ни на минуту не оставлял. Даже на ристаниях в прошлом году. А теперь он приехал один. Я хорошо знаю, что за человек Трейгарт – очень умный, хотя и несчастливый. А вот что представляет собой Эттрейг в политике сам по себе…

– Думаю, он тебя не разочарует, – пообещал Сейгден. – Талле о нем хорошего мнения, а ей я верю.

– И Адейна… – вслух размышлял Лерметт. – Шеррин ведь даже не наследница престола – так почему приехала она, а не ее отец? Три голоса из семи, о которых я не могу ничего сказать с уверенностью. Да разве только они? Аккарф Иргитеру ближний сосед – кого он захочет поддержать, Найлисс или Риэрн? Адейна зажата между Риэрном и Юльмом – чью сторону она примет… да еще и не сказано, что Юльм будет согласен, когда Эвелль опомнится. Ничего, Арьен, ты погоди – вот пройдет первое ошеломление, вот начнется битва за личные интересы… такого насмотришься – вовек не забудешь.

То, что рассказывал Лерметт, было интересным и, вне всякого сомнения, важным… но в эту минуту яркий рассветный луч, расталкивая туман, пробился к лицу Сейгдена – и у Эннеари мигом пропал весь интерес к политике. То, что он увидел на этом подвижном массивном лице, было таким неожиданным… нет, ну как же Арьен вчера ничего не заприметил, пусть даже и в суматохе! Это ведь просто бросается в глаза.

– Я не знаю, – смущенно начал он, тронув Сейгдена за рукав, – может, я хочу спросить непозволительное… – От волнения он едва не спутал слова. – Я не знаю, можно ли мне спрашивать… но ведь вы женаты на эльфийке, правда?

Лерметт от изумления широко распахнул глаза. Спустя всего лишь миг ему предстояло удивиться гораздо сильнее.

– Откуда ты узнал? – резко спросил Сейгден.

– Он не узнал, – улыбнулась Илери, – он увидел. Такое можно скрыть от человека, но не от эльфа. Нам это очень хорошо видно.

– Если хотите, у вас это на лице написано, – подтвердил Арьен.

– Да кто сказал, что я хочу… – хмыкнул Сейгден, невольно потирая лицо. – Это наша тайна. Не дело, если королева вызывает зависть. До сих пор нам удавалось скрывать…

– И впредь удастся, – успокоил его Эннеари.

– Жаль, что я не взял ее с собой, – вздохнул Сейгден, примирясь с тем, что тайна его раскрыта. – Аррейд была бы так рада повидать сородичей. Но я не знал…

– Дело поправимое, – нахально встрял Лэккеан. – Нас можно и в гости пригласить. Мы приедем, честное слово!

Сейгден расхохотался.

– Хочешь сам проверить, не в обиде ли она живет? – поддел он эльфа, слегка растерявшегося от собственного нахальства.

– Нет, – твердо ответил Эннеари. – Вот это – нет. Мы и так знаем, что она с вами счастлива… и вы с ней.

– И это у меня тоже на лице написано? – недоверчиво осведомился суланец.

– Определенно, – улыбнулся Эннеари.

– Может, и написано. – Губы Сейгдена внезапно просияли беззащитной улыбкой. – Вот не поверишь – пятый год мы женаты, и хоть бы один седой волос у меня за это время появился!

– Ну почему же, – очень серьезно откликнулся Эннеари. – Верю.

Туман уже рассеялся, только отдельные немногие пряди его еще ластились к сапогам – да звенело вдали под пение колокольчиков и теперь уже отчетливый перестук копыт многоголосое: «Молоко-оо-ооо!»

Следующие четыре дня прошли для Лерметта ни шатко, ни валко. Совет Королей тянулся вяло и даже как бы натужно – ни согласия, ни склок… после первого скандального заседания остальные выглядели скучными, чинными и спокойными свыше всякой меры. Мнимым этим спокойствием Лерметт ничуть не обманывался. На самом-то деле никакого покоя не и в помине; страсти кипят, как никогда – но скрытно, потаенно. В первый день ошарашенные короли наговорили лишнего и теперь наверняка об этом жалеют – все до единого. Теперь зато каждый, словно раковина, плотней плотного сомкнул свои створки. Нет, ну пришло же в голову раскрывать их так широко, чтобы всякому видно было, что там, внутри! Одно счастье, что и все прочие не умнее оказались – и сами открылись, и песку в раковину наметали… а вот теперь самая пора захлопнуться и ждать, ждать в тишине, покуда песок беспорядочных сведений созреет в жемчужину замысла… ждать – и поглядывать, не приоткроет ли створки кто-нибудь другой. Поверху поглядишь – благодать сплошная, зато внутри такое таится… недалек тот миг, когда створки откроются вновь – и ведь что за ожерелье составится из явивших себя миру жемчужин… еще и попробуй их сначала собрать воедино! А собирать Лерметту придется, и притом же в одиночку. Арамейль оказал ему всю помощь, какую только мог и должен был – остальное предстоит сделать самому. Но как бы он хотел, чтобы маги-посредники задержались еще хоть ненадолго… ну, и госпожа Мерани Алмеррайде, само собой.

Отъезд госпожи ректора был, в отличие от ее прибытия в Найлисс, обставлен скромно. Провожал Мерани только любимый внук вместе с Лерметтом – разве может хозяин дома не проводить гостей!

Троица магов, заранее забравшихся в карету, томилась благопристойной скукой ожидания. С точки зрения Лерметта, они лишь пожинали заслуженные плоды напрасной спешки. Госпожа ректор никогда и никуда не опаздывает – но ей-же-ей, смешно и думать, что она, словно неопытная барышня в расстройстве нервов, хоть куда-нибудь явится загодя. Точность, государи мои, точность и еще раз точность! Нет, вот окажись спутниками госпожи ректора гномы, они бы поняли.

И действительно, ровно в назначенный час и ни мгновением раньше госпожа Мерани Алмеррайде величественно спустилась по дворцовым ступеням в сопровождении Алани, томного и бледно-зеленого. Лерметт ухмыльнулся в душе: причину столь необычной расцветки своего пажа он знал прекрасно. Когда он попросил госпожу ректора отпустить Алани из Арамейля до окончания переговоров, та милостиво изъявила свое согласие. Но даже если студенту и предстоит невесть столько времени развлекаться всякой ерундой вроде дипломатии вместо того, чтобы прилежно постигать науки, запускать занятия никоим образом не должно! О да, госпожа Алмеррайде и впрямь согласилась предоставить Алани отпуск – при условии, что он готов держать очередные экзамены из прикладной математики и курса основ магии прямо теперь же. Алани – а что ему оставалось делать? – согласился. Экзамены он, к собственному изумлению, выдержал – но ведь почти полные сутки прикладной математики и основ магии кого угодно заставят позеленеть и обзавестись взглядом, мягко говоря, несколько странным, чтобы не сказать хуже. Впрочем, Лерметт не сомневался, что через денек-другой странность эта пройдет бесследно.

– Неплохо, – говорила между тем госпожа Мерани Алмеррайде полумертвому от усталости и облегчения Алани. – Совсем даже неплохо. К окончанию переговоров не забудь приготовиться из курса теории погоды.

Алани замороченно кивнул. Ему, в сущности, было уже все равно. Даже если бы госпожа ректор велела ему вытвердить назубок полную генеалогию всех крокодилов далекого острова Эркне, начиная с самого первого, он бы и тогда кивнул.

– Решительно не понимаю, – заявила госпожа Мерани, когда Лерметт склонился к ее руке, – отчего у вас такой унылый вид? Можно подумать, вы тут сами без меня не справитесь.

– Думаете, справимся? – улыбнулся Лерметт.

– Безусловно, – отрезала Мерани. – Вы уже вполне готовы к самостоятельной научной работе.

Если бы только научной, со вздохом подумал Лерметт.

– И не только научной, – неумолимо заключила Мерани Алмеррайде, становясь на приступку кареты.

– Стойте! – донесся издали могучий рык, от которого возница вздрогнул и втянул голову в плечи, а лошади так и присели. – Да стойте же! Погодите! ! !

И на дворцовую площадь вылетела его запыхавшаяся одноглазая светлость господин Патря собственной встрепанной персоной. Правой рукой он призывно размахивал на бегу, а в левой что-то держал.

– Погодите, – кивнула госпожа Мерани, и на губах ее мелькнула тень улыбки.

– Вот… – выпалил Одноглазый Патря, задыхаясь и судорожно поправляя одной рукой повязку через глаз. – Вот… ведь чуть не опоздал, а – вот…

И, опустившись на одно колено перед дамой, королевский пират протянул госпоже Мерани лобастого толстолапого щенка. За ошейник столь странного дара был лихо заткнут букетик незабудок.

Лерметт онемел. Илмерран, по всей видимости, тоже. Во всяком случае, никаких признаков того, что он умеет говорить, гном не подавал.

– Незабудки! – ахнула госпожа Алмеррайде, принимая щенка из рук на руки. – Осенью! Откуда?!

Этого мгновения ее растерянности, почти и незаметной со стороны, Одноглазому Патре вполне хватило, чтобы перевести дух. И то сказать – ведь не кто-нибудь, не новобранец зеленый, а пират, хоть и бывший.

– Не скажу, – плутовски ухмыльнулся он. – Это мое личное маленькое чудо. В конце концов, кто здесь маг, я или ты? Вот сама и догадывайся, откуда.

– Ни за что, – хмыкнула польщенная Мерани. – Должны же быть на свете неразгаданные тайны. Но… почему вдруг собака?

– Какое прискорбное отсутствие точности, госпожа ректор! – еще шире ухмыльнулся Патря. – Это не собака, а щенок. Пиратом кличут.

Госпожа Мерани прыснула.

– Он будет напоминать тебе меня, – пояснил его светлость. – Я ведь тоже еще щенок.

– Ну… – задумчиво протянула госпожа Алмеррайде, разглядывая лапы щенка, – если он вырастет в такую же здоровенную зверюгу…

– Вырастет, – уверенно посулил Патря. – Это настоящая суланская овчарка.

– Значит, Пират… – усмехнулась госпожа Мерани.

Лерметт тоже невольно усмехнулся. Конечно, Пират – а у кого еще достанет смелости пребывать подле грозной госпожи ректора! Ведь о том, как Мерани выбирает себе возлюбленных, по Арамейлю просто легенды ходили – и Лерметт сподобился их наслушаться в полной мере. Легенды были занятными вплоть до совершенного неправдоподобия – например, одна из них гласила, что кроме ума и душевного изящества, от претендента требуется сущая мелочь – поднять боевой топор госпожи ректора и удержать его на вытянутой руке. Раньше Лерметт в подобные слухи не верил – зато теперь, глядя на преклонившего колено пирата, поверил вполне… как и в то, что Патря топор удержал.

– Илмерран, мальчик мой, – улыбнулась госпожа Алмеррайде, – будь добр, обернись… ну, хотя бы налево и посмотри, что там.

– Лестница дворцовая, – недоуменно просипел Илмерран.

– Илмерран, мальчик мой, – все так же ласково произнесла госпожа Алмеррайде, – будь добр, посмотри, сколько в ней ступенек.

– Двадцать восемь, – не оборачиваясь, сообщил гном со все возрастающим недоумением.

– Илмерран, мальчик мой, – еще более ласково произнесла госпожа Алмеррайде, – я просто не понимаю, в кого ты уродился такой недогадливый.

Устоять пред искушением Лерметт не смог.

– Госпожа Мерани имеет в виду, Илмерран-рей, – прошептал он на ухо гному, – что ты еще слишком маленький, чтобы подглядывать, как бабушка целуется.

– Действительно, – кивнула госпожа ректор, чей натренированный слух позволял ей услышать, как подсказывают незадачливому студенту, даже если это происходит в соседнем помещении.

Илмерран поспешно повернулся лицом к лестнице, да так и застыл. И, пока госпожа Мерани и бывший пират обменивались прощальным поцелуем, даже не шелохнулся. Вот только лицо его медленно заливалось краской – сначала почему-то края нижней челюсти возле ушей, потом лоб, и только потом щеки. Даже борода его, казалось, и та слегка порозовела. Когда вослед всему остальному заполыхали уши, Лерметт благоговейно затаил дыхание. Такого он еще никогда не видел… да нет, куда там – такого и вообще еще никто и никогда не видел!

– Мы еще увидимся? – хрипло прошептал Одноглазый Патря.

– Вообще-то теперь у меня, твоими заботами, и без тебя есть кому мебель грызть, – невинно заметила Мерани, ласково погладив щенка. – Но, если вдуматься, вот уже три года как никто не пел серенады под моим окном – не говоря уже о том, чтобы попытаться в него залезть. А все уважение к особе ректора, будь оно неладно!

Патря густо захохотал. Госпожа Мерани тоже засмеялась в ответ, выпрямилась, перехватила щенка поудобнее и неожиданно свистнула так резко и пронзительно, как и сам Патря навряд ли сумел бы. Мигом очнувшийся возница заорал: «Н-но-о-оо!» – карета сорвалась с места и понеслась прочь. Госпожа Мерани так и осталась стоять на приступке кареты, держась левой рукой, а правой прижимая к себе своего личного четвероногого Пирата.

Только теперь Илмерран позволил себе повернуться.

– Какая женщина – три шторма и один абордаж! – восхищенно выдохнул Патря. – Нет, но какая женщина!

Илмерран подумал немного и вновь, к тайному восторгу Лерметта, повернулся к лестнице.