Текст книги "Жизнь как кино, или Мой муж Авдотья Никитична"

Автор книги: Элеонора Прохницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Гитис. Встреча с Борисом

Летом 1955 года, после окончания хореографического училища я подала документы в ГИТИС. Готовилась я сама. Выучила басню Крылова и отрывок из «Евгения Онегина», последнюю встречу Онегина и Татьяны, когда она, жена генерала, светская львица, читает нравоучение Онегину.

Когда я начала читать этот отрывок, члены комиссии, прикрыв лицо руками, уронили головы на стол, плечи их тряслись от смеха. Только потом я поняла, что их так сильно рассмешило. То, что я делала, было пародией на образ Татьяны. Вместо высокомерного нравоучения худенькая семнадцатилетняя девчушка с косичками тихим и жалобным от волнения голосом уговаривала Онегина: «Довольно, встаньте…»

Наконец председатель приемной комиссии Иосиф Моисеевич Раевский, который набирал курс, остановил меня. Вытирая слезы от смеха, он протянул мне лист бумаги, где его рукой было написано: «Гоголь, отрывок из „Мертвых душ“ и Горький „Девушка и смерть“».

«Подготовьтесь и через неделю приходите», – сказал он.

Такой я поступала в ГИТИС. 1955 год

Я обратилась за помощью к Георгию Павловичу Ансимову, который вел в хореографическом училище уроки актерского мастерства. Впоследствии он стал художественным руководителем Театра оперетты. Он подготовил меня.

Когда я пришла на показ второй раз, Раевский мне сказал:

– На следующие два тура можете не приходить. Считайте, что вы приняты.

Годы учебы в ГИТИСе промчались незаметно. Было весело и интересно. Раевский мне объявил, чтобы я не мнила себя «героиней», так как я характерная актриса. Почти на все отрывки из пьес Раевский ставил нас в паре с Александром Демьяненко…

Я сдала экзамены за третий курс и счастливая, вприпрыжку скакала по двору ГИТИСа, торопясь на встречу с мамой в кафе-мороженое на Старом Арбате, зажав в кулаке стипендию. Навстречу мне по двору ГИТИСа шел симпатичный молодой человек в элегантном светло-бежевом костюме.

– Здравствуйте, – вдруг сказал он мне и, улыбнувшись, остановился возле меня.

Я тоже остановилась и сказала:

– Здравствуйте!

– Я Борис Владимиров. Я закончил ГИТИС, режиссерский факультет у Юрия Завадского.

– А я – Элла Прохницкая. Закончила третий курс актерского факультета у Иосифа Раевского.

– Я сейчас работаю в эстрадной программе с Вадимом Деранковым. Он работал у Райкина. Хотите посмеяться? Приходите!

– Да, я приду, – и добавила: – Только с мамой.

– Отлично! Я вас встречу и посажу на лучшие места.

Мы уже попрощались с ним, как он обратился ко мне снова:

– Извините, но я же не знаю вашего номера телефона. Как же нам условиться о встрече? – и добавил: – Вы очень красивая.

На концерте мы с мамой хохотали до слез. Особенно над «бабкой на футболе» в исполнении Бориса.

После концерта он пригласил нас в кафе-мороженое. Борис оказался не только талантливым эстрадным артистом, но и веселым, остроумным собеседником. Борис мне очень понравился.

Борис – студент актерского факультета ГИТИСа. 1950 год

Дома мы с мамой говорили о Борисе и долго еще смеялись, вспоминая забавные скетчи из эстрадной программы.

– Мама! А вдруг встреча с Борисом – это моя судьба? Ну, подумай, что буду делать в театре я, профессиональная балерина, характерная актриса, да к тому же, как выяснилось в ГИТИСе, и поющая? Я же там со скуки помру! Мне кажется, что мое место – на эстраде!

Мы начали с Борисом встречаться. Чем больше я смотрела эстрадную программу, в которой был занят Борис, тем сильнее крепло мое желание стать эстрадной актрисой.

Осенью 1958 года мы поженились. Борис тогда уже неплохо зарабатывал и сумел организовать свадьбу в кабинете своего любимого ресторана «Арагви», пригласив любимых актеров. Своего жилья у нас не было, и Борис снял для нас комнату в доме, где жили эстрадные артисты старой плеяды, в Воротниковском переулке. Так двор ГИТИСа познакомил нас и свел наши судьбы.

Новогодние «елки» в театре эстрады и в кремле. Л. И. Брежнев

Я училась на четвертом курсе ГИТИСа, Борис работал на эстраде. Приближался Новый, 1959 год, а вместе с ним и дополнительный двухнедельный заработок для актеров, так называемые «елки».

Все артисты, и талантливые, и не очень, с нетерпением ждали этой подработки, так как платили тогда, особенно в театрах, сущие копейки.

Был даже анекдот на эту тему: «Актера неожиданно пригласили на съемку в Голливуд. Актер уточнил: „А какие сроки?“ Ему ответили: „С 30 декабря по 14 января“. Актер с возмущением: „Вы что?! В это время я не могу! У меня – „елки““!»

Участие в «елках» было очень изнурительным и малоинтересным занятием. Загримированные и одетые в костюмы зайчиков, лисичек, муравьев, ворон, грибов, пней и прочих сказочных персонажей актеры находились на елках с 9.30 утра до 17.18 часов две недели! Самые престижные роли Деда Мороза и Снегурочки доставались далеко не всем.

Борис, благодаря своему уже завоеванному авторитету талантливого эстрадного артиста, сумел убедить знаменитого конферансье Михаила Гаркави, который был тогда директором Театра эстрады, что его жена, студентка 4-го курса ГИТИСа, идеально подойдет на роль Снегурочки в новогоднем эстрадном представлении «В гостях у дяди Миши».

В то время Театр эстрады находился на площади Маяковского, где в дальнейшем разместится молодой «Современник». В театре была большая сцена и оркестровая яма. В спектакле были заняты маститые эстрадные артисты. Для меня этот первый в жизни выход на профессиональную сцену был крайне волнителен и ответственен.

Но роль Снегурочки оказалась для меня совсем несложной.

Перед своим выходом, стоя в кулисе, я каждый раз слушала выступление популярной в те годы эстрадной певицы Нины Дорды, которая открывала представление песней «В гостях у дяди Миши». Пела она «вживую», под эстрадный оркестр. Тогда «фанеру» еще не придумали. Кроме Театра эстрады Дорда была занята еще в нескольких «елках». Бегая по морозу с «елки» на «елку», она потеряла голос.

Гаркави, красный и потный от гнева, сотрясал воздух поднятыми вверх мощными кулаками, а Дорда, с жалобным видом показывая на горло, разводила руками, мол, «нет у меня голоса, ну хоть убейте, нет!»

Спектакль был под угрозой срыва. Ситуация была критической.

Тогда Борис сказал Гаркави: «Начинайте спектакль. Эту песню споет Прохницкая». Я остолбенела. Я, конечно, знала и слова, и мелодию этой песенки, но чтобы спеть ее на сцене, с большим оркестром, да еще без единой репетиции. «Ну нет!» – «Ты будешь петь!» – последнее, что я услышала, когда Борис буквально вытолкнул меня на сцену.

Оркестранты, увидя исполнителя песни в костюме Снегурочки, тем не менее заиграли вступление. Мне не оставалось ничего другого, как запеть: «В гостях у дяди Миши встречаем Новый год…» Я плохо помню, как я спела эту песенку, и пришла в себя только тогда, когда увидела оркестрантов в оркестровой яме, которые все, как один, встали и аплодировали мне кто смычками, кто в ладоши.

Это была моя первая победа на эстраде благодаря Борису. Он поступил со мной так, как поступают с теми, кого хотят быстро научить плавать: бросают на глубину.

Слух об одаренной симпатичной Снегурочке дошел до организаторов «елки» в Кремле. Два года я работала Снегурочкой на «елке» в Кремле вместе с Дедом Морозом, народным артистом СССР Хвылей. На Кремлевскую «елку», на главную «елку» страны, приходили члены Политбюро со своими внуками.

В обязанности Деда Мороза и Снегурочки входило вручать внукам членов Политбюро подарки, которые, конечно, отличались от тех, что получали остальные дети. Однажды елку посетил Леонид Ильич Брежнев.

– Снегурочка! – позвал он меня. – Напиши мне свой номер телефона.

Я не посмела ослушаться, однако дала ему мамин номер телефона, на всякий случай.

Приезжаю как-то к маме на Усачевку, а она, в сердцах, обрушилась на меня:

– Тебе не стыдно?! Замужняя женщина! Почему тебя какие-то старые дядьки спрашивают по телефону?! Я его отругала!

– Какие такие «старые дядьки»?

– Да Леониды Ильичи какие-то!

– Мама, так это же звонил секретарь ЦК партии Леонид Ильич Брежнев.

Мама, член партии со стажем, так и села…

Только спустя много лет, после откровенной беседы с Галиной Брежневой, я окончательно убедилась, что поступила тогда правильно, написав ему номер телефона моей мамы.

Кинофильм «Неоплаченный долг». Михаил Светлов

Весною 1959 года, примерно в марте, меня утвердили на главную роль в кинофильме «Неоплаченный долг» по повести Юрия Нагибина «Слезай, приехали».

Афиша фильма «Неоплаченный долг»

Актерский состав был очень сильный: Даниил Ильченко, Анастасия Георгиевская, Владимир Самойлов, Борис Новиков, Борис Владимиров и другие. Режиссер Владимир Шредель. Музыка Исаака Шварца. Это был его первый опыт в кино, по приезде в Ленинград. Стихи на песню «Проходные дворы» поручили написать Михаилу Светлову.

Съемка проходила на «Ленфильме». Светлов находился в Москве.

Режиссер сильно нервничал: пора было снимать сцену, в которой я должна была петь песню, а Светлов не присылал стихов.

Директор картины строгой телеграммой вызвал Светлова в Ленинград.

Мы все жили в гостинице «Астория», и Михаила Светлова поселили туда же, в бельэтаж, в номер на высоком первом этаже, прямо над входом в гостиницу, в дверях которой стоял нарядный, представительный швейцар с длинной бородой.

За неделю пребывания в Ленинграде Светлов не написал ни строчки. Мешала его «слабость».

Тогда директор фильма стал закрывать его на ключ.

Приезжаем вечером со съемок, открываем дверь, а он – «готов». Пьяненький, веселый, а стихов нет. Просто мистика какая-то.

Так прошла еще неделя, пока директор не проследил и не установил, наконец, «источник» – швейцара у входа в гостиницу. Надо же было придумать такое! Светлов спускал швейцару на двух связанных галстуках трешку. Швейцар посылал в магазин за бутылкой, но поднять ее на галстуках было рискованно, вдруг выскользнет и разобьется. И тогда швейцар нашел выход.

Дело в том, что старинные, массивные двери в гостинице не доходили до пола примерно на два пальца.

Швейцар переливал водку из бутылки в глубокое блюдце и порциями подсовывал под дверь.

Когда «протечка» обнаружилась, щель забили. На следующий день Михаил Светлов написал замечательные стихи. А Шварц положил их на музыку, и я не только спела ее в фильме, но и много лет с успехом исполняла на эстраде песню двух талантливых авторов – «Проходные дворы».

Швейцар гостиницы отделался устным выговором. Свой поступок он объяснил тем, что является большим поклонником Михаила Светлова за легендарную песню его боевой молодости «Каховка, Каховка…»

Незадолго до смерти Михаила Светлова мне посчастливилось встретиться с ним.

«Неоплаченный долг». В кадре А. Георгиевская и я

Мы с мамой, большие любительницы пломбира, зашли в кафе на улице Горького.

Вдруг, смотрю, входит сильно исхудавший от неизлечимой болезни Михаил Аркадьевич. Его невеселую шутку по поводу своей болезни знали очень многие в Москве: «Приноси пива, рак есть».

Увидев меня, Светлов улыбнулся и подсел за наш столик. Он заказал себе бокал шампанского и, отпив немного, попросил меня: «Элла, спой мне тихонечко, на ушко „Проходные дворы“».

Я спела. Он помолчал немного. Потом, грустно покачав головой, не обращаясь ни к кому, сказал:

– А все-таки хорошие стихи написал Михаил Светлов…

 
«Проходные дворы»
Долго, долго у Нарвских ворот
Ленинградская девочка ждет.
Ночь кончается, скоро рассвет,
А любимого нету и нет!
 
 
Не хочу, не могу без мечты.
Ты меня до нее не проводишь,
Все прекрасно, мой друг.
Что же ты проходными
Дворами уходишь.
 
 
Тем, кто чувствам высоким верны,
Проходные дворы не нужны.
Кто влюбленное сердце поймет,
Тот по улице Счастья пройдет!
 
 
Не хочу, не могу без мечты.
Ты меня до нее не проводишь,
Все прекрасно, мой друг.
Что же ты проходными
Дворами уходишь…
 

Мой муж Авдотья Никитична

Борис Владимиров родился 8 марта 1932 года в интеллигентной семье: мама – певица, отец – юрист. В семье было двое мальчиков: старший – Борис, младший Юрий.

Боре полтора года. 1933 год

В 1941 году их отец ушел добровольцем на фронт, а мама с двумя сыновьями осталась в Москве. Отец погиб на фронте. В 1941 году их дом на Малой Тульской разбомбило, и Ольга Владимировна с сыновьями поселилась в классе школы № 583, где кроме них жили еще 6 семей, отгороженные друг от друга простынями.

Боря с детства строил разные рожицы.

На фото с Раисой Иосифовной и Валентиной Пашковскими. Ашукино, 1950 год

Денежного довольствия отца с трудом хватало на самое необходимое.

Шел 1943 год, и в этой заснеженной, холодной и голодной Москве ученик четвертого класса 12-й средней школы Борис Владимиров создает театральную «труппу» из своих сверстников для выступления перед киносеансами в кинотеатре «Ударник» и сам ставит сценки и скетчи на военные темы. Борис сыграл даже Гитлера. Он с детства был генератором идей, прирожденным актером и режиссером. Было ему тогда 11 лет!

Гвоздем программы стала «бабка» в круглых очках и в белом платочке, которая комично тушила зажигательную бомбу. Он скопировал этот образ со своей бабушки, у которой они с братом отдыхали летом в селе Ашукинское.

Эта «бабка», впервые сыгранная Борисом в 1943 году, и стала прообразом его знаменитой «бабки на футболе», а затем и Авдотьи Никитичны.

Всегда рядом с ним был его надежный друг и единомышленник, его любимый брат Юра, его «Юрден», как называл его Борис.

В 1944 году Борис поступает в Центральный дом художественного воспитания детей при театре им. Вахтангова.

Будучи учеником старших классов, создает молодежную труппу, ставит отрывки из спектаклей, с которыми они бесплатно выступали в сельском клубе в Ашукинском.

После окончания школы Борис поступает на актерский факультет ГИТИСа в класс Гиацинтовой.

По стечению обстоятельств на этот же курс поступил Вадим Тонков (впоследствии «Маврикиевна»).

Боре 16 лет. Он мечтает стать артистом! Ашукино, 1948 год

Но Борису было «тесно» на актерском факультете, и он переводится на режиссерский факультет к Юрию Завадскому, который с успехом заканчивает. Однако с любимой эстрадой Борис не расстается. Но женитьба на мне вносит перемены в его творческую жизнь. У него рождается идея создания эстрадного театра, где и он, и я могли бы наиболее полно и разносторонне раскрыть свои актерские способности.

Через Министерство культуры и ЦК комсомола Борис «пробивает» разрешение на создание эстрадного коллектива по типу «Синей блузы», с тем же лозунгом, что и при Маяковском:

 
Чтоб в лоб, а не пятясь,
Критика дрянь косила…
 

Коллектив получил название «Комсомольский патруль». Борис начал подбирать штат музыкантов и актеров и подумал о своем институтском товарище. «А что, если взять Вадима Тонкова? Жалко его, прозябает со своей семьей на сущие гроши. Актер он посредственный, но…» С Вадимом Тонковым, его женой Мартой и маленькой дочкой Марьяшей Борис познакомил меня тогда, когда мы с ним снимали комнату в Воротниковском переулке. Семья Тонковых проживала неподалеку на улице Чехова, в коммуналке. Жили они очень бедно. Вадим, после окончания ГИТИСа, не мог устроиться ни в один московский театр. Актер он был слабый, да еще с плохой дикцией-скороговоркой. Он устроился в Областной театр на нищенскую зарплату.

Иногда, свободными вечерами, мы с Борисом захаживали к ним в гости. Всю провизию и бутылку хорошего вина мы приносили с собой.

Вадим был очень приятным, интеллигентным человеком и интересным собеседником, с большим чувством юмора.

В глазах Марты время от времени загорался недобрый огонек зависти к благополучной, успешной паре. Борис только махнул рукой: «Бог с ней! Работать в коллективе будет Вадим, а не она. Ну что она может нам сделать плохого?..»

С помощью Бориса Вадим в «Комсомольском патруле» немного «разыгрался». Борис умел раскрыть в актере такие стороны его способностей, о которых сам актер даже не подозревал.

«Комсомольский патруль». Б. Владимиров, я и В. Тонков

Тексты для наших спектаклей писали В. Поляков, В. Ардов, А. Левицкий, А. Арканов и другие талантливые эстрадные авторы.

В дальнейшем «Комсомольский патруль» был переименован в «Глазами молодых».

Насколько в жизни Борис был покладистым и мягким, настолько в работе был жестким и требовательным чрезмерно.

Помню, приехали мы однажды на гастроли в небольшой районный центр. Сошли с поезда, выгрузили багаж, а нас никто не встречает. Картина Репина «Не ждали». Времени 5 утра. Осень. Моросит дождь. Холодно. Ждем 30 минут, 40 минут – никого. Пустые платформы.

Тогда Борис находит где-то грузовик, велит нам быстро загружать багаж, всем залезть в грузовик и командует: «Поехали! На квартиру к секретарю местного райкома комсомола!» К тому, кто должен был организовать встречу артистов из Москвы и разместить нас в гостинице.

Когда разбуженный звонком в дверь, в 6 утра, секретарь райкома комсомола, заспанный, в одних трусах, увидел у себя под дверью 20 артистов, ящики с реквизитом и музыкальными инструментами, – вид у него был очень жалкий, ну совсем не как у секретаря райкома комсомола.

На встрече со зрителями. Я – в центре, второй справа – Борис Владимиров. 1962 год

…Приехали мы на гастроли в Ереван. Выступать мы должны были в новом концертном зале. Ответственность – большая.

Обычно мы с Борисом после обеда всегда отдыхали перед концертом, но в этот раз он отправился в концертный зал проверить свет, звук и так далее, в общем, готовиться к премьере.

Я уснула и проспала время явки на концерт. Автобус с артистами уже уехал. Как ошпаренная я выскочила на улицу, схватила такси и выкрикнула водителю:

– Умоляю, быстрее! Я опаздываю на выступление!

Водитель средних лет оценивающим взглядом осмотрел молодую актрису и сказал: «Долечу, как на крыльях!» Машина рванула с места.

Асфальт после дождя был мокрый, машину занесло на повороте, она закружилась и ударилась об осветительный столб.

Я первым делом посмотрела в зеркало: лицо – на месте, крови нет, значит, все в порядке. Однако я почувствовала сильную боль в левой руке, ни поднять ее, ни пошевелить ею я не могла.

– Я отвезу вас в больницу, – сказал шофер.

– Какая больница?! Я опаздываю на концерт!

Вокруг собрались сердобольные зеваки, откуда-то появилась «скорая помощь» и отвезла меня на рентген в травмопункт. Рентген показал трещину в локтевом суставе. Мне наложили гипс и подвесили руку, согнутую в локте, на бинт. В таком виде все тот же таксист привез меня в концертный зал.

Концерт уже начался. Вместо меня Борис срочно ввел актрису Татьяну Бестаеву, но программу пришлось все-таки сократить. Увидев меня, Борис одарил меня таким взглядом, что у меня мороз побежал по коже. Никаких слов сочувствия он не высказал, а лишь сухо сказал: «Петь будешь песню про шофера». Я обычно заканчивала второе отделение концерта исполнением песен в сопровождении нашего небольшого оркестра.

Вначале я пела только одну песню «Проходные дворы», но успех у зрителя заставил меня расширить репертуар до 6–7 песен. Откуда-то появилась песня про шофера.

Я не пела, я исполняла песни, превращая каждую из них в маленький спектакль. Видимо, это и нравилось зрителю. Для песни про шофера на авансцене ставились два прожектора, красный и зеленый, которые мигали попеременно. Сцена была в темноте, и только я была освещена электрическим «пистолетом». Когда, при таком оформлении сцены, я вышла с загипсованной рукой и запела «слева поворот, осторожней, шофер»… зал, в восторге от такой режиссерской «находки», зааплодировал.

После песни дали полный свет. Зал продолжал аплодировать, а таксист стоял в дверях зрительного зала и вытирал платком глаза…

После концерта Борис обнял меня: «Моя бедная девочка! Ну как же такое могло с тобой случиться! Тебе очень больно?» Он, как ребенка, гладил меня по голове, а я уткнулась в его плечо и разревелась…

Я с благодарностью вспоминаю заботу Бориса обо мне. Он баловал меня красивыми вещами, которых я раньше не имела; не позволял простаивать подолгу у плиты, покупая в кулинариях ресторанов вкусные отбивные, шницели, люля-кебабы и прочее, водил меня ужинать в «Арагви», где я впервые попробовала шашлык по-карски, цыпленка-табака, сациви, лобио и узнала вкус знаменитых грузинских вин – «Твиши» и «Киндзмараули».

«Комсомольский патруль». Б. Владимиров, В. Тонков и я

Не могу сказать, что между нами была какая-то «мексиканская страсть», но я была очень счастлива с ним: надежный, щедрый, заботливый, остроумный, искрометный – мне было очень хорошо с ним. Я была за ним, как за каменной стеной!

Борис раскрыл меня как яркую характерную актрису. Я играла все – от пионерок до дедушек.

Он вселил в меня веру в то, что я могу петь. Только благодаря ему я стала звездой мюзик-холла. Я сделала большую ошибку в жизни, что ушла от него к Эмилю Кио.

Я радуюсь, видя в его сыне от второго брака, Мише Владимирове, артисте театра «Сатиры», продолжение Бориса: те же черты лица, те же волосы, те же горящие глаза, та же музыкальность, тот же темперамент.