Текст книги "Убийства и прочие мелочи жизни"

Автор книги: ЕленаА. Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Значит, их все-таки было двое… – с едва уловимым разочарованием пробормотал Даниил. – Все-таки был помощник…

Глафира поднялась и потянула его за мокрый рукав:

– Продолжим! Мы только на полпути!

И они продолжили осматривать прилегающие к тропинке могилы и кусты. Начало светать. Похолодало.

– Ничего себе! – Даниил посмотрел на будильник в телефоне. – Почти четыре часа! Когда ночь успела пройти?

Они прошли еще немного вперед. Могилы неожиданно раздвинулись, уступив место необычному сооружению. На четырех столбах, стоящих по краям зеленой полированной плиты, покоилась круглая островерхая крыша, какими обычно накрывали детские песочницы-«грибы». Обнесена плита была бордюром, в метр высотой, с узеньким входом со стороны тропинки. Вездесущие заросли ивы вплотную подобрались к перилам и густо оплели их тонкими гибкими ветками.

– Это что за чеховская беседка? – усмехнулся Даниил.

– Могила почетного жителя города Скучного…, как его там…, забыла. Что-то он изобрел, очень нужное народу – то ли самополивающий шланг, то ли самозагорающееся покрытие. И в благодарность, жители города соорудили ему вот такой дом.

Насквозь промокший Даниил, не обращая уже внимания на высокую траву, прошел к входу в беседку и замер на пороге.

– Есть!

Глафира, тщетно пытавшаяся унять дрожь во всем теле и мелкий стук зубов, мгновенно забыла о холоде и бросилась к инспектору.

– Ура! – шепотом сказала она, проследив направление взгляда своего спутника.

Под свисающими ветками ивы, в самом углу беседки стоял большой мокрый желтый чемодан в тонкую серую полоску. Сверху на нем, очень аккуратно сложенный, висел плащ Алексея.

Глава 5. Утро, плавно переходящее в вечер

Под горячим душем Даниил оттаивал долго. Он с наслаждением подставлял под пышущую раскаленным паром струю то один, то другой бок, то плечи.

Хорошо!

А еще хорошо оттого, что хорошо сделано дело…

Потом Гирс долго растирался большим полотенцем и опять поймал себя на мысли, что – хорошо!!!

В длинном, до полу, махровом халате, который он сначала по наивности принял за зимний тулуп деда Мороза (но был горячо разуверен в этом отцом Касьмой), Даниил вышел в комнату, где на столе потрескивал кофейник и манили золотой корочкой нескончаемые пироги.

На диване уже сидела бледная чопорная Глафира, все с той же спокойной, едва читаемой в уголках губ улыбкой – будто бы и не было бесконечной бессонной ночи с погонями за призраками и кладбищенских скитаний.

– Твоя одежда скоро высохнет. – сказала она, увидев инспектора. – Маша затопила печь на кухне.

– Спасибо.

– Я налью тебе кофе.

– Толик не появлялся?

– Я позвонила ему, но он велел разбираться самим. Он нам доверяет.

Вспомнились последние события ночи. К найденному чемодану тут же была призвана полиция в лице участкового уполномоченного. Но тот мотался где-то по дальнему болоту, и приехать никак не мог. Вместо себя он прислал двух выпускников курсантов-практикантов, предварив их появление странной рекомендацией: «Хорошие ребята, на прошлой неделе мне крышу на сарае перекрыли – очень удовлетворительно!»

Хорошие ребята приехали быстро, на желтых «Жигулях» с пластмассовой пучеглазой матрешкой на бампере. Шустро нашли и успешно растолкали от крепкого сна кладбищенского ночного сторожа, подкатили на автомобиле почти к самой могиле.

Но тут уж начались мытарства… Признавать за начальство продрогшего, мокрого, незнакомого «дяденьку» они наотрез отказались. В связи с чем, каждый шаг следственных мероприятий, приличествующих моменту, они сверяли по телефону с «товарищем участковым уполномоченным». На пятом или шестом звонке Толик озверел.

– Я здесь проверяю на предмет наличия вымени у коровы, и его принадлежность гражданину Сердюку. А вы там всякой ерундой меня дёргаете! – бушевал он в трубку. – Где московский инспектор? Почему не руководит?

Московский инспектор частично сидел в автомобиле, ногами же на – свежем кладбищенском воздухе. Он беспокойно дремал, склонив голову на спинку сиденья. У него на коленях, прижавшись щекой к мокрой рубашке, прикорнула Глафира. Им удалось немного согреться, накинув на себя подозрительного вида и запаха плед, найденный на заднем сидении машины.

Хорошие ребята долго и старательно заполняли протокол, поминутно справляясь со школьным орфографическим словарем. Потом, отпихивая друг друга локтями, ежесекундно приседая, сделали несколько снимков чемодана и беседки, с разного расстояния и в разных ракурсах.

Перепачкавшись в грязи и насквозь вымокнув, они осторожно разбудили московского инспектора, чтобы бодро доложить о проделанной работе. Тот наотрез отказался проверять протокол, поставил свою подпись не глядя, велел его с Глафирой доставить в монастырь, а чемодан – в кабинет к Анатолию Ильичу.

Досмотр содержимого чемодана было решено перенести на позднее утро.

На том и порешили…

Июльский день набирал обороты. Солнце старательно уничтожало следы вчерашнего небесного аврала, но мелкие пакостные тучки, усеявшие всё небо, необыкновенно мешали этому.

Временами принимался накрапывать дождик, но быстро прекращался. Земля чуть подсохла, но большие черные лужи обещали простоять несколько дней в первозданном виде. Жара, томившая последние две недели город Скучный, отступила. В открытые окна влетал приятный летний ветер, без примеси жара и пыли. Хорошо! …

…Обжигаясь горячим кофе, Даниил в который раз уже перечитывал записи в своем блокноте. Чело его было хмуро.

У него были две рабочие версии и обе были чудо какие славные. И обе разваливались на совершенно позорные куски. В комнату опять вошла Глафира, положила на стул вещи инспектора.

– Я хотела к твоей тетке сбегать, чистые джинсы попросить, но подумала – разговоров потом на нашей улице не оберешься. Ты уж как-нибудь сам разберись… Я почистила, как могла.

Даниил рассеянно махнул рукой:

– Ерунда. Мне бы хотелось спуститься в подвал еще раз. Можно?

– Да. Позови меня, когда соберешься, а то там и заблудиться недолго.

– Обязательно. А сейчас попроси Машу собраться, мне нужно, чтобы она поехала со мной в участок. Я буду разбирать чемодан Алексея, необходимо посмотреть – все ли вещи на месте. Сможет она это сделать?

– Конечно! Я сейчас же скажу ей об этом.

– А ты не хочешь поехать с нами? Прогуляться, так сказать. – Даниил напустил на себя безразличный вид.

– Нет. – дрогнув уголками губ, ответила Глаша и направилась к двери. – Я иду работать. Иконы сами собой к сроку не напишутся.

– Сами собой не напишутся. – равнодушно согласился инспектор и опять погрузился в изучение своего блокнота. – Мраморная дева! – едва слышно прорычал он, как только закрылась дверь.

Он сорвал со спинки стула свою одежду и начал переодеваться совершенно без нестроения.

Поездка в участок ничего нового не дала. Как и ожидал Даниил, все пропавшие вещи были, хоть и в спешке, но тщательно уложены в чемодан. Но, ни фотографий, ни диска, ни каких-либо других зацепок в нем не было, если не считать чистой пустой холщовой сумки, уложенной на самом верху чемодана. В сумке был аккуратно свернут противоударный пакет – в таких обычно транспортируют хрупкие вещи – толстый, с наполненными воздухом пузырями.

Вернувшись в монастырь, Даниил открыл комнату Алексея и провел в ней почти час, сидя на полу у печки, подтянув одно колено к подбородку.

В таком мрачном расположении духа его и застала Маша.

– Скажите, инспектор… – робко обратилась она к нему. – В котором часу подавать обед?

– Что? – вытаращил глаза Гирс.

– Карп Палыч под землей. – терпеливо объяснила Маша. – Настоятель в новый микрорайон уехал – за свечами. Анатолий Ильич не знает, когда освободится. Скажите хоть Вы – когда обед подавать.

– Э-э-э… Вовремя!

Марья закатила глаза под потолок, на секунду задумалась, потом кивнула, и уже собралась было выйти, но ее остановил Даниил:

– Где у вас хранится фотоальбом? Тот самый, о котором вы вчера говорили! В монастыре?

– Зачем же в монастыре? – удивилась Маша. – Дома. Я могу принести.

– Будьте так любезны.

– Хорошо. – Марья неслышно вышла и прикрыла дверь.

Даниил нахмурился. Поднялся на ноги. Прошел по комнате и спросил у ошалевших собак, вытканных на ковре:

– Почему, скажите на милость, умирающий человек ползет к окну?? Не к телефону или двери, а к наглухо закрытому окну? Зачем? Что им движет?

Собаки молчали. Им было некогда – они спасались от палящих им в хвосты злых охотников.

Инспектор подошел к подоконнику. В сотый раз внимательно оглядел раму. Долгих пять минут смотрел на улицу – на угол дома серой кирпичной кладки и часть тропинки, на которой никого не было.

Затем раздраженно дернул плечом, вышел из комнаты, забыв полизать желтый край отклеенной бумажки, и направился в иконописную мастерскую.

Завернув за угол, он постоял на тропинке, на которую только что глядел из окна. Не вынимая рук из карманов, осмотрел траву, разгребая ее ногами. Промерил шагами расстояние от окна до угла трапезной.

Потом, привстав на выступ камня в стене, подтянулся к подоконнику, и какое-то время всматривался через стекло в комнату убитого.

Складка между бровями на его лбу не разгладилась.

– Скажите мне, зачем он полз к окну, и я скажу вам, что случилось… – наконец процедил он сквозь зубы и направился через низкую арку к мастерской.

… Глафира сидела, склонившись над столом. Она казалась еще более прямой и строгой, чем обычно, в простом сером платке и в окружении темных аскетичных ликов, вопросительно и печально глядящих с икон на стене.

Даниил тихо подошел, присел на деревянную табуретку. Замер, глядя на то, как ладно и быстро Глаша работала тонкой кистью. Ее белые и ловкие пальцы выводили удивительно тонкую и ровную линию по краю красного женского одеяния. Краски, налитые на палитру, смотрелись темно и уныло. На иконе же они непостижимым образом горели, создавая ощущение света.

Глафира отложила кисть и повернулась к гостю.

– Тетка твоя приходила. Варенья мне принесла. Вот – три банки.

– Зачем? – Даниил покосился на подоконник, на котором, точно, стояли три литровые банки с малиновым вареньем.

– Охала, что худая я слишком. – Глафира кусала губы, чтобы не рассмеяться.

– Ага. – неуверенно сказал инспектор. – И часто она так приходит?

– Нет. Сегодня в первый раз пожаловала. До этого она меня вообще не замечала! Будто бы и не было меня на белом свете.

– Ага. – снова сказал Даниил. – Понятно… Толик не освободился?

– Нет. Он на чьей-то крыше. Опытным путем проверяет дыру в шифере – «на предмет нанесения данного повреждения мужской ногой».

Даниил закрыл лицо руками, его плечи мелко затряслись:

– О-о-ой! – послышалось сквозь пальцы. – Как же не хочется в Москву-у…

Но через секунду он снова был холоден и спокоен.

– Глаша, у меня осталось очень мало времени, а я все еще не готов доказать состоятельность своей версии. Ты не могла бы мне помочь?

– Могла бы.

– Мне нужно срочно поговорить с Карпом. Получить фотоальбом Маши. Еще раз осмотреть подвал и прогуляться в Усадьбу. Очень прошу тебя составить мне компанию.

Глафира промыла кисть в банке с водой и медленно вытерла ее об тряпку. Ее брови опять были сведены в тонкую черную молнию. Наконец, она подняла голову:

– В Усадьбе нет электрического освещения. Нужно будет взять пару фонарей.

– Надеюсь, до этого дело не дойдет…

Глаша стянула платок на плечи, посмотрела на часы:

– Идем в дом, Карп с минуты на минуту поднимется наверх…

… В кабинет директора Скучновского музея Даниил попал в первый раз. Он был поражен тем, как из небольшой квадратной комнаты, путем, видимо, долгих усилий, удалось создать гибрид мастерской, рабочего кабинета, свалки и выставочного зала. Самое удивительное заключалось в том, что в этом кукольно-бумажном доме Карп еще умудрялся и жить. В углу стоял «диван-гений-места» своим королевским видом сразу дававший понять, кто в доме хозяин.

Краем глаза заметил инспектор и три больших витрины с фарфором, разглядывать который не было уже ни сил, ни настроения. Статуэтки, маленькие и большие, стояли плотными рядами, отчего казалось, что за стеклом разыгрывается многосюжетная пантомима, участникам которой крикнули: «Замри!!»

На тумбе с витиевато выкрученными тонкими ногами стоял самовар. Был он, судя по всему, в почтенном возрасте, и в жизни своей повидал немало. Но что-то в его облике сначала насторожило, а потом и до глубины потрясло инспектора. А фокус был вот в чем: создатель самовара, выполненного в виде кукарекающего петуха, вытянувшего шею и поднявшего хвост, был, видимо не в духе в момент окончания работы. Оттого, наверное, маленький кран для кипятка был приделан не под шеей, где он логически ожидался, а под хвостом птицы. Инспектор замер, слегка прикусив нижнюю губу. Постоял рядом с хулиганской посудиной, потом негромко буркнул под нос:

– Без комментариев!

Гирс медленно обвел взглядом картины, гравюры и карты, впритык висящие на стенах, коллекцию часов, расставленных на шкафах, и опять повернулся к самовару. Тонко выполненная птица, на которой читались даже мелкие перья и коготки на лапах, казалось, приворожила инспектора. Впрочем, были в кабинете и другие самовары…

Даниилу на миг стало страшно – в его голову пришла мысль, что если бы Карп Палыч вдруг по какой-то причине исчез в небытие, то, чтобы освободить эту комнату от вещей, потребовалась бы помощь МЧС и десятка два фокусников.

Однако сам хозяин кабинета чувствовал себя в нем легко и комфортно. Ловко маневрируя между стопками журналов и ажурными консолями, он шустро расчистил пару стульев и усадил посетителей. Впрочем, инспектор, скептически оглядев предложенный стульчик, устроился на подоконнике, сдвинув в сторону кучу газет.

– Карп Палыч, отнеситесь к моему вопросу серьезно. И, пожалуйста, не отвечайте мне на него гениальными фразами, вроде как: «Для историка, каждый разбитый черепок – клад!».

– По-видимому, я начинаю понимать, какой вопрос вы хотите задать…

– Это хорошо. Итак, подумайте, не было ли среди ваших находок каких-либо особенно ценных. Меня, как вы догадались, интересует исключительно их рыночная ценность.

– Какой промежуток времени вас интересует?

– Последний месяц.

Карп Палыч задумчиво прошел от стола к дивану, вертя в руках очки… Он надул щеки, тут же со свистом сдул их, покачался с пяток на носки, развел руки в стороны, виновато улыбнувшись:

– Таких находок не было. Большинство вещей представляют узкий интерес… Даже в антикварные салоны подобные предметы принимаются без реставрации крайне неохотно…

– Что значит – «узкий интерес»?

– Для «узких» коллекционеров! Собирающих, допустим, только предметы армии Колчака, или, к примеру, газеты исключительно второй мировой… Историки моды, собиратели бумажных икон конца девятнадцатого столетия, букинисты…

Даниил кивнул, давая понять, что уловил смысл сказанного.

– За последнее время мы нашли небольшую коробку с тремя парами женской обуви, конца 19 века, в чудесном состоянии… – усиленно морщил лоб Карп.

– Что еще?

– Объемную папку с дневником молодого князя Р****ского, с описанием его путешествия по Италии, Германии, Мальте с последующим возвращением в свое имение…

– Необыкновенно интересно… – вздохнул Гирс. – Что еще?

– Шкатулку с лорнетом, перчатками и несколькими нитками жемчуга…

– Что было еще в этой шкатулке?

– Сущие пустяки – пара серебряных колечек и несколько открыток начала 20 века.

Инспектор насторожился.

– Можно взглянуть на нее?

– Конечно! Ступайте за мной.

Карп Палыч повел Даниила в уже знакомое ему хранилище. Глаша спустилась с ними, взгляд ее был озабочен.

В тусклом свете мигающих ламп, директор быстро прошел вдоль стеллажей и уверенно показал на нужную полку.

– Вот, будьте любезны полюбопытствовать.

Даниил взял в руки тяжелую деревянную шкатулку, которая, должно быть, когда-то украшала комод провинциальной красавицы, и раскрыл её.

В ней, точно, оказалась пара пожелтевших дамских перчаток, плетенных на коклюшках, небольшой лорнет, пара подслеповатых колечек с бирюзой и разорванные нити мелкого серого жемчуга.

Карп стоял рядом и с надеждой глядел в глаза сыщику:

– Нашли?? Это оно?

– Сомневаюсь… – закрывая сокровища, ответил Даниил. – Но мы совсем рядом, я знаю.

Он поставил ящичек на место и, задумавшись, прошел несколько раз до двери и обратно, до полки. Глафира безмолвно стояла рядом со входом, сцепив пальцы на груди.

– Коробка с женской обувью на месте? – безо всякой надежды спросил инспектор.

Карп Палыч торопливо сбегал в дальний угол и оттуда крикнул:

– Да! В совершеннейшем порядке!

Даниил вздохнул. Помолчал.

– А записки князя о его возвращении в родную деревню??

– Дневник хранится в доме, в библиотечном шкафу. Думаю, что с ним тоже все в порядке.

Инспектор удрученно кивнул. Потом почесал бровь:

– И все-таки, давайте проверим – из полицейской вредности! Не может быть, чтобы моё чутье подвело меня на этот раз.

– Конечно! – легко согласился Карп. – Давайте убедимся.

Они поднялись в дом, и директор отпер четвертую дверь, ту самую – напротив кухни, до сего момента бывшую невостребованной.

Комната была отведена под библиотеку, вид имела опрятный и даже несколько официальный. Карп прошел мимо тяжеловесных, заставленных книгами шкафов, выдвинул центральный ящик широкого письменного стола, протянул руку, сдвинул пару тетрадей в сторону, пошарил ладонью… Поднял на Даниила полные ужаса глаза:

– Папки нет…

– А-аа! – воскликнул инспектор и щелкнул пальцами.

– Вероятно, я, по рассеянности, положил ее в другое место… – расстроено засуетился Карп.

– Вероятно. Давайте попробуем найти – в какое. Меня это живо интересует. Опишите эту папку.

– Темно-синяя, кожаная, с золотым тиснением. Размером с альбом для рисования, хотя, пожалуй, чуть покороче… Перетянута позолоченным ремнем с круглой золотой же пряжкой. Внутри с полсотни бумажных листов, исписанных ровным мелким почерком. Часть листов сильно испорчена, вероятно – чем-то облита. Среди записей – три акварели с видами Европы.

– Отлично! – глаза Даниила наконец-то загорелись бело-голубым ледяным блеском.

Директор начал методично обходить полки, время от времени передвигая книги. Глафира и инспектор торопливо распахивали нижние дверцы шкафов, проглядывали стопки журналов, папок и газет… Осмотрели подоконники, заглянули под диванчики и стулья…

– Может быть, она у Алексея в комнате? Он работал с ней – пытался восстановить утраченный текст. – вконец удрученный, предположил Карп.

– Может быть… Только что-то я не видел в его комнате темно-синей папки с золотой пряжкой.

Тем не менее, Глаша и Даниил поспешили в апартаменты Алексея. Директор же музея был откомандирован в столовую, осматривать последний на первом этаже шкаф.

– Второй этаж проверять будем? – отряхивая подол и озирая произведенный беспорядок, спросила Глаша минут через сорок.

– Нет. Это бесполезно… – Даниил, казалось, был доволен.

…Карпа Палыча успокаивали всем миром. Инспектор произносил речь, в которой пространно рассуждал о том, как важно уметь держать себя в руках в сложных ситуациях. Глафира безмолвно держала разбитого директора за плечо. Сам же страдалец не спускал глаз с мобильного телефона, на который обещал ему перезвонить занятый делами отец Косьма. На столе стояла склянка с ландышево-мятными каплями и коньячная стопочка…

Утомившись воспитательной работой, инспектор вернулся непосредственно к волнующему его вопросу:

– Карп Палыч, мне было бы легче представить себе картину происшедшего, если бы вы познакомили меня с кратким содержанием дневника молодого князя. Думаю, вы должны были, хотя бы бегло, прочитать его.

– У меня должны остаться несколько листков, которыми я занимался после того, как мы нашли папку. Я уже говорил вам, что с десяток страниц в середине дневника сильно пострадали от сырости и времени. Мы с Алексеем восстанавливали их. Правда, потом Алёша настолько заинтересовался этим любопытным документом, что единолично погрузился в него. Я занялся другими делами.

– Где эти листки?

– В моем кабинете. Я принесу, если вы позволите.

Через несколько минут, приободрившийся Карп Палыч, вернулся к Глафире и Даниилу с тремя тетрадными страницами, мелко исписанными убористым почерком. Директор музея опустился в мягкое кресло и воскликнул:

– Позвольте, я сам прочту вам эти записи о небольшом моменте жизни молодого князя Р***ского, безнадежного романтика, поэта и дамского угодника:

«…на этом закончился еще один период моей биографии. После длительного путешествия по Германии, Италии, а также поездки на Мальту, я вернулся в Россию в высшей степени пронизанный духом рыцарской романтики. Впитанные со всем жаром молодости идеи, символы и обряды Древних Рыцарских Орденов – воодушевили меня на создание клуба Золотого Круга. Замечательно, что мои милые друзья…» – Здесь Карп Палыч отвлекся от чтения и поднял глаза на Даниила. – Далее следует перечисление фамилий и даже нескольких титулов, с вашего позволения, я пропущу это…

Даниил кивнул.

– «…мои милые друзья… такие-то…, увлекавшиеся древней геральдикой, каббалой и мистикой, а также, в известной степени – стихописанием, с восторгом восприняли идею создания оного Клуба.

Первое заседание Золотого Круга прошло в красном зале Усадьбы князей Р***ских, на коем и было утвержден символ клуба – ЗОЛОТОЙ ЦИФЕРБЛАТ часов, обозначающий бесконечность времени и роковую быстротечность оного же. Ко времени второго заседания, я, князь Р***ский, на правах председателя, представил собравшимся ЗОЛОТОЙ ХРОНОМЕТР с большим выпуклым циферблатом, заказанный мною у Санкт-Петербургского ювелира N***, выполненного из золота и весящего чуть более шести фунтов.

Хронометр Золотого Круга имеет на оборотной стороне гравировку, состоящую из латинской фразы «veritas magis amicitiae», что имеет следующий смысл: «Истина выше дружбы».

Наш клуб Золотого Круга определили своей высокой целью необыкновенный труд, во благо России, подвергать на своих собраниях рассмотрению и обсуждению все философские и научные изыскания и просто мысли, попадающие в наше поле зрения. С тем, чтобы впоследствии перевести их с языка грубой прозы на стихотворный слог, более приличествующий утонченным умам и…» …

– Благодарю Вас! – нетерпеливо перебил Карпа Палыча инспектор. – Пусть это будет невежливо по отношению к утонченным умам, но читать дальше не имеет смысла. Я услышал достаточно, чтобы самые худшие догадки моего приземленного и ограниченного грубой материей мозга подтвердились!

Глафира сидела на диване, погруженная в невеселые мысли, ее тонкие пальцы с рубиновыми ногтями нервно сжимали виски.

– Вы думаете, что Алексей по доброте душевной поделился с кем-то идеями Клуба Золотого Круга? – побледнел Карп Палыч. – И поплатился жизнью! Неужели неизвестный убийца был настолько агрессивно настроен против поэзии философского и научного содержания!!?

Даниил с усилием подавил улыбку:

– Думаю, что даже среди моих знакомых есть пара экземпляров, агрессивно настроенных против упомянутой поэзии и против поэзии вообще. Но, уверяю Вас, это не тот случай!

– Я теряюсь в догадках… Все происходящее вокруг меня кажется затянувшимся страшным сном!

– Как я понял, уважаемый Карп Палыч, каждое утро вы спускаетесь в лабиринт, и какое-то время проводите на так называемых «раскопках».

– Совершенно верно. Мы копаем не только в монастырском подвале, но и в Усадьбе, во флигеле на Лебяжьих прудах, в Спасском Скучновском Кремле на левом берегу реки. Работы много.

– Где была найдена папка с дневником молодого князя?

– В лабиринте. Во время расчистки подвала удалось освободить очередную дверь в стене. Она оказалась входом в одну из подземных келий – такое в нашем монастыре не редкость. Часть кельи сохранилась прекрасно, а вот угол, под потолком которого было крошечное оконце, значительно пострадал от времени и весенних оползней. Много десятилетий он был завален землей, так как верхний уровень стены раскрошился и просел. Но нам удалось спасти оттуда множество предметов. Кое-какие мы уже привели в порядок. Остальные же – пока перенесены в хранилище на специальный стеллаж. Я их разберу позже, когда будет время.

– Что это за предметы?

– Могу перечислить то, что вспомню. Столовые приборы, множество хрустальных и стеклянных графинов и бутылей для вина и коньяков. Остатки книг и географических журналов. Большой глобус, который пострадал смертельно – восстановить его, скорее всего, невозможно. Так же практически утрачено несколько моделей кораблей и небольшая коллекция оружия – все это дошло до нас в виде потерявших вид останков. Как видите, подбор вещей наталкивает на мысль, что в келью было перенесено содержимое кабинета одного из князей. Скорее всего, хозяева Усадьбы пытались таким образом спасти часть имущества от разграбления. Тогда ведь многие думали, что революционное недоразумение – это ненадолго…

– Есть ли надежда найти там еще что-нибудь?

– Есть такая вероятность. Поэтому в последние дни мы с Алексеем усиленно завершали расчистку кельи.

Даниил подался вперед и напряженно спросил:

– В день перед убийством вы разбирали завал в келье или работали в лабиринте?

Карп Палыч удивленно поправил очки:

– Мы разбирали келью.

– Были находки?

– Да. Это стало большой удачей, потому что мы уже не надеялись наткнуться еще на что-либо.

– И что же вы нашли?

– Более десятка керамических статуэток, выполненных в виде вооруженных рыцарей, и стилизованных под шахматные фигуры. Часть самого шахматного столика. Затем фрагменты бронзовой лампы, очень причудливой формы. И некий предмет, после рассмотрения принятый нами за декоративный элемент сервировки стола.

– Опишите его.

– Это небольшой, полый внутри шар на четырех круглых ножках. Поверхность шара неоднородна, с одной стороны она сплошная и выпуклая. С противоположной стороны – сделано широкое овальное отверстие внутрь полости, остальная же часть – предположительно ажурная. Назначение этого предмета пока неясно. Да и исследовали-то мы его всего пару минут при свете факелов. Возможно, когда я его очищу от земли и краски…

– Краски?

– Да! Вы знаете, какой-то старательный варвар покрыл этот, судя по всему, металлический предмет, несколькими слоями густой черной краски. Разобрать что-либо под этой «мантией» пока крайне сложно.

У Даниила было выражение лица человека, боящегося вспугнуть с качающегося цветка большую нервную бабочку…

– Вы перенесли этот предмет в хранилище в день перед убийством?

– Да.

– А в день убийства вы заходили туда?

– Нет. В этом не было необходимости.

– Этот предмет до сих пор находится там? Вы его видели?

– Не обратил внимания… Но, думаю, он, конечно же, на том самом месте, на которое Алексей его поставил.

– И вы можете принести его сейчас?

– Разумеется!

– Сделайте это, пожалуйста.

Карп Палыч, уловив в голосе инспектора крайнюю напряженность, поспешно вышел из комнаты, бросив растерянный взгляд на Глафиру.

Когда директор исчез, Даниил быстро пересек столовую и сел рядом с ней. Неловко сжал ее ладонь.

– Глаша, я завтра уеду… – Глафира отвернулась, но руки не отняла. – Я хочу сказать, что…

В холле послышались торопливые тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел отец Косьма. Он быстро оценил обстановку и недовольно хмыкнул, сощурив глаз.

– Отдыхаете? Ну-ка, дайте-ка и старику присесть, ног под собой не чую.... – он опустился рядом с ними, ловко ввернув тощий зад между Глафирой и Гирсом. Они торопливо отодвинулись в разные углы дивана. – А теперь рассказывайте, что тут у вас происходит? Зачем Карп звонил аж три раза?

Даниил молчал, мелко постукивая ботинком по полу. Отвечать пришлось Глаше:

– Все очень непросто, батюшка…

– Да ну?

– Пропали кое-какие ценные вещи. Карп Палыч расстроен.

– Что же московский сыщик? – обратился отец Косьма к затылку инспектора. – Разобрался, что тут у нас произошло? Кто убийца понял?

– Да. – коротко ответил тот, рассматривая ноготь на своем мизинце.

– Молодец. – голос попа смягчился. Он опять сощурил хитрый водянистый глаз, – А доказать-то сможешь?

– Нет. Все улики косвенные. Кроме того, есть еще пара неясных моментов.

– Ничего, справишься с Божьей помощью… Голова-то у тебя, по всему видать, светлая. А где же Карп?

В ответ на его слова за стеной послышались неверные шаги директора, сопровождаемые его же горькими стенаниями.

Глафира и Даниил быстро переглянулись через рыжую бороду отца Косьмы и, как по команде, вскочили на ноги.

– Это перестает развлекать. – помрачнев, прорычал инспектор.

Карп зашел в комнату, увидел старого друга, повалился рядом с ним на диван:

– Это какой-то страшный сон! – пролепетал несчастный директор. – Сколько лет я проработал в этом доме, никогда ничего похожего не было…

– Ваш неопознанный сервировочный предмет исчез? – спросил Даниил.

– Да… – чуть слышно ответил Карп. – Да, да, да!

– Что ж, я был уверен, что так и будет. И это доказывает, что все мои предположения верны. Значит, уже горячо. Совсем горячо!!

Глафира к чему-то прислушалась, озабоченно оглянулась на Гирса и выбежала в холл. Почти сразу раздался ее встревоженный голос:

– Маша! Что происходит? А с тобой-то что случилось?

– Надеюсь, это последний трагический выход на сегодняшней сцене. – прокомментировал услышанное Даниил и быстро вышел вслед за Глашей.

Марья сидела на веранде в любимом кресле Карп Палыча, опершись локтями на круглый столик. Она была подавлена и бледна. Светлые волосы рассыпались по плечам, спине, маленькая черная сумочка упала на пол.

Глафира присела на корточки рядом с подругой и погладила ее руку.

– Машенька, пожалуйста, объясни, что произошло.

Наконец, та подняла голову. Лицо ее было залито слезами:

– Я ничего не понимаю! Последние два дня похожи на кошмар! Я жила просто и спокойно, никому не желая зла… У меня был жених, были мечты о будущем, надежды. Все это рухнуло, пропало, развеялось как дым! Осталась боль и пустота. Казалось, пора бы остановиться! Но нет, кто-то недрогнувшей рукой лишает меня последнего! Даже память о прошлых счастливых днях исчезает, оставляя только горечь! – Маша опять заплакала.

– Я попросил ее принести альбом, в котором были их фотографии с Алексеем. – прояснил, наконец, ситуацию Даниил. Он зашел в дом и вскоре вернулся с кухни со стаканом холодного чая в руках. Поставил его на столик.

– Фотографии исчезли? – положив руку на плечо Марьи, спросил он. Маша замотала головой так, что слезы с щек разлетелись в разные стороны.

– Нет! Исчез весь альбом. Он лежал на полке в моей спальне. А теперь его там нет.

– Может быть, бабушка переложила? – предположила Глаша.

Маша опять замотала головой, взяла стакан с чаем и с усилием сделала пару глотков.

– Бабушка не стала бы трогать мои вещи. Кроме того, ты же знаешь, она редко ко мне приходит.

– Маша! – негромко заговорил Даниил, – Постарайся вспомнить, когда ты последний раз видела альбом.