Текст книги "Убийства и прочие мелочи жизни"

Автор книги: ЕленаА. Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– А я возьму группу поддержки. – подмигнул ей Даниил. – Машу, Карпа Палыча и отца Косьму.

В наступившей гробовой тишине стало слышно, как звенит лампочка в люстре и стучится большая тяжелая муха в стекло окна.

– А можно меня вычеркнуть? – озабоченно спросил поп. – Мне по сану не положено.

– И меня! – пискнула Маша.

– И меня. – испуганно простонал Карп.

– Все понятно! – улыбнулся Даниил. – Иду один.

– Еще чего! – возмутилась Глафира и поднялась на ноги. – Не смейте лишать меня такого развлечения, инспектор! Я вам этого никогда не прощу…

Глава 4. Ночь среди могил

В подвале было очень тихо и сухо. Шаги отражались от каменного пола и отдавались шелестящим эхом за многочисленными поворотами широкого коридора.

– Лабиринт какой-то! – пробормотал Даниил.

– Совершенно верно! Это часть подземного монастырского лабиринта. Наиболее хорошо сохранившаяся его часть. Дальше – более старая кладка, а под левым крылом здания фрагментарно сохранился переход четырнадцатого века. По нему братия с риском для жизни попадала к реке за городскую стену, во время осады врагов, или эпидемий, когда другие выходы из города были закрыты. Там сейчас ведутся раскопки. Карп Палыч и Алексей каждый день проводили под землей по несколько часов.

– Клад ищут?

– Для историков каждый разбитый черепок – клад.

Даниил с интересом разглядывал большие ровные каменные плиты, из которых были сложены серые стены лабиринта. По низкому закопченному потолку змейкой бежал электрический провод, периодически отпочковывающийся в сторону небольшой электрической лампочкой. Свет был тусклым и быстро растворялся в серой шероховатости стен.

Глафира крепко держала инспектора за руку, будто опасаясь, что он, как непослушный маленький мальчик потеряется в каком-нибудь черном боковом коридоре. Она уверенно шла вперед, позвякивая связкой ключей в кармане.

Еще через четыре поворота коридор в очередной раз раздвоился. Глаша повернула направо и остановилась у низкой тяжелой двери.

– Это хранилище. – она быстро нашла нужный ключ и отворила комнату.

Они зашли.

– Ого!

Помещение было безгранично. Со всех сторон, по центру и под неправильными углами весь зал был уставлен трехъярусными деревянными стеллажами.

Все пространство полок было занято различными предметами. К каждому из них была прикручена проволочка с бумажной или картонной биркой. Даниил взял в руки небольшой мешочек, такой древний, что края его обратились в пыль. Чуть тряхнул ладонь. Послышалось глухое звяканье.

– «Монеты Новгородские. Предположительно 16 век. Найдены в 1975 г. в северном секторе». – прочитал инспектор табличку.

Потом его внимание привлек бесформенный осколок металлического предмета, лежащий в самом низу, почти у пола. Чернила на его бирке практически выцвели.

– «Какая-то железка. Найдена в 1924 году красноармейцем Пыховым.» – прочитал Даниил и засмеялся.

– Да! – весело откликнулась Глафира. – Здесь таких курьезов великое множество.

Даниил прошел вдоль стеллажей, с интересом разглядывая старые кувшины, лохани, деревянные и оловянные ложки, фрагменты мечей и украшений.

– Кладбище истории.

– Скорее, больничное отделение. Скоро многие вещи займут свои места в Музее.

– Хочется верить… А это что?

Инспектор с удивление уставился на пустые стеллажи у самого входа. Часть полок была разобрана каким-то варварским способом – будто бы их рубили топором.

– А-аа… Это… – помрачнела Глаша. – Это вечное напоминание о трагедии, которая произошла здесь в период перестройки.

– Убили кого-то?

– Можно сказать и так. Растерзали на глазах у невинных людей. Всю территорию монастыря вдруг неожиданно передали торговому отделу. Пришли молодцы с какими-то бумагами, вышвырнули Карпа Палыча и его коллег на улицу и опечатали здание. На следующий день начали освобождать помещение под торговые склады… Выносили вещи и жгли на заднем дворе – книги, иконы, посуду… А стеллажи рубили топорами.

– И что?

– Спасибо, местные жители помогли. Ворвались сюда и устроили драку. Выгнали захватчиков. Они тогда еще пообещали весь старый город спалить… Потом все дежурили на улицах и в монастыре почти три недели, спали в коридорах и в сарае на матрасах и раскладушках. Карп Палыч, тогда молодой еще, в Москву ездил. Настоятель храма всех на ноги поднял… Отстояли! Министр приезжал, народ собирал, говорил долго. Здания вернули музею, но уничтоженные ценности восполнить невозможно. Карп тогда болел долго – в больнице лежал, думали, сердце не выдержит.

– Подлечили?

Глаша пожала плечами и улыбнулась:

– Его очень поддерживают гомеопатические пилюли! От нервов!

Даниил тоже улыбнулся, грустно и понимающе.

– А я люблю фарфор. – неожиданно признался он. – Тонкий, невесомый. Особенно старые статуэтки. Знаешь, есть такие раскрашенные – с наряженными дамами и кавалерами. Или еще детишки бывают забавные – с собачками или корзинками… Иногда выйду из дому в свободный вечер, пройдусь по Арбату – во все салоны антикварные загляну…

– И много покупаешь?

Даниил фыркнул:

– Нет, конечно! Цены там для олигархов, а не для инспекторов. Но… Ты знаешь, каким-то удивительным образом у меня подобралась небольшая коллекция. Очень выручают блошиные рынки. Ребята кое-что дарили…

– У нас много фарфора. У Карпа в кабинете несколько витрин заставлено. Он сам с них пыль вытирает – никому не доверяет, даже нам с Машей.

Даниил помолчал и заметил, мягко глядя на Глафиру:

– Я бы тебе доверил…

– Ну! Я бы себе тоже доверила. – улыбнулась та и быстро отвела глаза. – Ты здесь все осмотрел? Идем дальше?

– Идем. – вздохнул инспектор.

Они вышли в коридор и с усилием захлопнули тяжелую дверь.

– Не отставай! – бросила Глаша и быстро завернула за поворот раздвоенного коридора.

– Что там впереди?

– Несколько небольших келий. Старая котельная – в монастыре была очень «продвинутая» система отопления. Помещения для хранения угля и дров. А в самом конце коридора – наша с Машей каморка. Там мы храним холсты, пигменты, иконные доски.

– А почему так далеко от входа? Носить не тяжело?

– Это только кажется, что далеко! На самом деле мы сейчас почти под мастерской.… И если завернуть вот сюда, а потом подняться по этим ступеням, то… – Глафира опять достала связку ключей, быстро открыла чуть заметную в стене дверку и шагнула наверх. Даниил прошел за ней. В лицо пахнуло ароматом сушеных трав, воска и деревянных досок.

– Где это мы?

Глафира щелкнула выключателем, небольшая комната озарилась ярким светом.

– В мастерской. Мы зашли со стороны маленькой комнаты. А вот здесь, – Глаша прошла в большой зал, – Мы работаем. Это выход на улицу, на задний двор. Это наш стол. Это полка с прорисями икон и образцами. Кисти, инструменты. Книги. Буфет и…

Глаша замолкла на полуслове и нахмурилась. Даниил тут же отвлекся от осмотра картин и икон, висящих на стенах, и оглянулся:

– Ты чего?

Глафира, сведя брови на переносице в черную ломаную линию, задумчиво прошла по комнате и села на сундук.

– Ну что случилось-то? – напряженно переспросил Даниил.

– Фотография. – в глубокой задумчивости произнесла Глафира.

– Фотография? – переспросил Гирс. И внезапно поняв, о чем речь, бросился к буфету. На столешнице, задвинутая далеко в темный угол, прикрытая салфеткой, лежала пустая рамка. Стекло было цело, но его кто-то с силой выдавил и оставил рядом.

– У кого есть ключи от мастерской? – резко спросил Дании.

– Ни у кого! – воскликнула Глафира. – В том-то и дело, что ни у кого – только у меня и у Маши. А от подвальных дверей – только у меня. Потому что, Маша боится ходить в лабиринт. Мы это делаем только вместе.

Даниил нашел на буфетной полке пустые полиэтиленовые пакеты и спросил:

– Можно?

– Да. Зачем тебе?

Инспектор аккуратно положил в мешки рамку и стекло, бережно завязал:

– Заберем с собой, пока и это не исчезло.

Глафира хмуро молчала. Потом широким жестом обвела руками мастерскую:

– Ну вот. Осматривай. Хочешь, я помогу.

Даниил сел рядом и огляделся.

– Кабы знать, что искать… Вторая фотография исчезла. Ты же из-за нее сюда пришла?

– Из-за нее. Это ведь главное? Мне все время не давала покоя мысль – зачем грабителю этот снимок. Что может быть ценного в карточке, напечатанной с диска.

– А где сам диск?..

Глаша подняла на инспектора испуганные глаза:

– У Алексея… был. Но все его вещи исчезли!! Господи, бред какой-то…

– Тихо, тихо! Все хорошо! – Даниил чуть притронулся ладонью к ее пальцам и сжал их на одно мгновение. – Все в норме. Почему исчезли фотографии, я догадываюсь. И это совсем не самое главное! Вот что действительно важно – так это почему умирающий человек, истекающий кровью, целенаправленно ползет к окну. Ни к двери, где можно получить помощь, ни к телефону, стоящему на лавке. Ни к своей сумке, в которой лежит мобильный. Он пробирается в противоположную сторону – к окну, выходящему в самую пустынную часть монастыря: на стену трапезной и часть тропинки, по которой никто не ходит. Почему?

Глафира вздохнула.

– Устала? – всполошился Даниил. – Давай вернемся.

– Ну, вот еще! Ни за что! – тихо ответила Глаша. – Мы пока что не нашли призрака. И еще… мне кажется, что я постоянно упускаю какую-то важную деталь. Что-то я видела вечером или утром! Мельком, краем глаза… Никак не могу вспомнить!!

Инспектор усмехнулся и слегка толкнул ее плечом:

– Что ж, тогда пошли ловить привидение, коллега!

Они снова спустились в подвал.

– Покажи, где вы с Машей находились, когда появился призрак.

– В дверях нашей каморки. Маша была позади меня и видела призрак через мое плечо. А я стояла на самом пороге, в тени двери и держалась за ручку. – Глаша отперла дверь, нешироко раскрыла ее и взялась за зеленую медную ручку. – Вот так. Свет в комнате мы уже потушили и собирались выходить…

Даниил отошел дальше в полумрак и окинул взглядом диспозицию.

– Откуда появился призрак?

– Он прошел рядом с тобой. Вот в той части коридора.

– Что там?

– Переход из левого сектора в основной лабиринт. Мы же пришли с тобой оттуда! В левом секторе сейчас раскопки. Там нет электричества, не успели протянуть, потому что быстро продвинулись очень далеко – попалось пустое пространство с «недавними следами пребывания».

– Что это значит? И насколько «недавними».

– Первой четверти прошлого века. Приблизительно время революции или первой эмиграции. Может быть, хозяева Усадьбы или их прислуга пытались спрятать хоть что-нибудь в дальней части подвала.

Даниил молчал, ссутулившись и засунув руки в карманы джинсов. Глаша закрыла дверь. Тихонько встала рядом. Так в тишине прошло несколько долгих минут.

– Можно бросить взгляд на ваши раскопки? – наконец, спросил Гирс.

– Конечно. Иди за мной.

Они двинулись в темную часть коридора. Пол там заметно опускался вниз.

– Мы уходим под землю?

– Да. Страшно?

– С тобой – нет. Ты же спасёшь меня от неминуемой смерти? – вцепившись в рукав Глафиры, напряженно спросил Даниил.

– Конечно. Коня на скаку остановлю, а потом, чтоб жизнь скучной не казалась, зайду в горящую избу.

Они негромко посмеялись. Делалось совсем темно. Наконец, Глаша остановилась у очередного поворота, за которым начиналась кромешная тьма и наклонилась в угол.

– У тебя есть спички?

– Да.

Глаша отошла от инспектора подальше и чиркнула спичкой об коробок, послышался легкое шипение, треск и вдруг в воздухе с искрами взвилось пламя, осветив стены и пол качающимся неверным светом.

– Масляный факел. Нравится?

– Ух ты! – восхитился Даниил, глядя на старинную конструкцию, состоящую из деревянной ручки и ажурной черной миски, похожей на готическую корону, внутри которой плясали языки пламени. – Дай подержать!

– Только аккуратно. Не наклоняй над головой. И вообще – не наклоняй!

– Слушаюсь!

Они пошли дальше. Воздух становился сырым, но пыльным. Под ногами стали попадаться комья земли, обломки старых досок, куски ржавой арматуры. Дальше пошли штабелированные по краям стен обломки досок, палок, горбыля, фрагменты невесть откуда взявшихся деревьев. В другой куче лежали металлические детали. В третьей – просеянная земля с огромным ситом наверху. Камни разного калибра были составлены в отдельный холм. Наконец, исследовали уперлись в тупик.

В земляную гору, заканчивающуюся под потолком, внизу были воткнуты лопаты, грабли и инструменты непонятного назначения, похожие на мотыги и мини-серпы на длинной ручке. К стене были прислонены строительные носилки. Под белыми простынями на полу лежали какие-то предметы.

– Ценные находки? – уточнил полицейский.

– Особо ценные сразу поднимаются наверх.

– Понимаю…

Даниил несколько минут внимательно осматривал пространство, метр за метром. Потом отдал факел Глаше, поплевал на руки, взял лопату и принялся копать в куче с просеянной землей…

– Хочешь испытать романтику охотника-археолога?

– Очень хочу, пользуясь случаем. Если б ты только знала…

– Тогда ты не здесь копаешь. Эта земля уже просмотрена, просеяна и годится только на то, чтобы ее выкинули наверх.

– А я уверен, что… – лопата уперлась во что-то твердое. Даниил бросил ее и начал аккуратно разгребать землю руками.

Глафира замерла, не спуская глаз с инспектора.

Он осторожно достал и перенес под свет факела какой-то предмет, завернутый в некогда белую большую простыню. Не торопясь, развернул находку. Глафира тихо ахнула…

Это был старый пожарный шлем. К одному из маленьких отверстий, проделанных по низу каски, была прикручена тонкая проволока. Такая же, как на всех экспонатах в хранилище…

…Всю обратную дорогу Глаша подавленно молчала. Лицо ее было бесстрастно, но в глазах застыло выражение тревоги. Даниил, тоже был погружен в раздумья. Но время от времени бросал на свою спутницу заинтересованные взгляды. Наконец, не выдержал:

– Хотелось бы знать, какие мысли бродят в этой прелестной головке.

– Разные… – грустно откликнулась Глаша. – Зачем убийце понадобились фотографии? Как мог Карп оставить отпечатки пальцев на бокале в комнате Алексея, если он утверждает, что не заходил туда. Если он все же туда заходил, то – как он вышел!? Двери в комнату были заперты изнутри. Если он ушел до того, как Алексей выпил вино, как ему тогда удалось забрать фотографию и чемодан? И нужно было еще успеть собрать вещи!! Просто голова кругом…

– Ну-ну! – отозвался инспектор. – Продолжай, умница моя!

– Значит, вещи и фотографии были украдены до того, как Алексей с Карпом вошли в комнату. Или…

– Или…?

– В доме был еще кто-то, у убийцы был сообщник? – тихо прошептала Глаша. – Непостижимо! И очень страшно!

– Почему?

– Ты не понимаешь… Много лет мы жили в нашем маленьком уютном мире. Ничего не боялись и абсолютно доверяли близким. Этот маленький мир давно устоялся, притёр нас друг к другу, научил относиться с любовью и тактичностью к чужим «тараканам» в голове… Он казался таким незыблемым, этот мирок! И вот все рушится и уходит из-под ног.

– Зачем же так трагично?

– По-иному не получается. Мы никогда не следили друг за другом, не прятали свои вещи, не запирали двери, не боялись гулять по вечерам, проходить через кладбище… О, какая же я ду-у-ура…

Глафира одной рукой шлепнула по стене, а второй так сжала плечо инспектора, что тот от неожиданности чуть не уронил шлем и простыню.

– Ты чего? Я чуть не…

– Я вспомнила! Калитка на кладбище!

– Что?

– Кто-то там был ночью…

– Глаша, ты объясни толком. Я ничего не понимаю.

– Рано утром, мы с Машей шли в мастерскую не со стороны Нижней улицы, а через Тополиную аллею. И когда проходили мимо кладбищенского забора, я увидела, что висячий замок на калитке не вставлен как положено, а замкнут вокруг завитка ограды.

– Ну и что? Не заперта и Бог с ней…

– Ты не понимаешь! Этого не может быть!

– Почему?

– Потому что этого не может быть никогда! Отец Косьма очень строго следит за тем, чтобы на территории все было заперто и посторонние не попадали куда не следует.

– Есть еще какой-нибудь вход на кладбище?

– Конечно! Со стороны Верхней улицы есть широкие ворота – центральный вход… Но до него идти почти два километра.

– У кого есть ключи от всех этих ворот-калиток?

– В том-то и дело, что ни у кого. Отец Косьма крайне неохотно доверяет их в чьи-либо руки!

– Любопытно. – пробормотал Даниил, на этом их разговор окончился, потому что они уже поднялись по лестнице в холл дома и даже подошли к двери комнаты…

Там было тихо. Исследователи подвала бесшумно появились на пороге, огляделись. Карп Палыч и отец Косьма играли в шахматы на углу стола. Маша тихо дремала, положив голову на спинку кресла. В неярком свете старых люстр ее лицо казалось осунувшимся и изможденным. Толик спал на левом боку, на правом его ухе покоилась фуражка, на его румяном лице застыло тревожное выражение…

Даниил положил свою ношу на дальний подоконник за задернутую штору и подошел к играющим:

– Отец Косьма, у меня к вам вопрос. – шепотом обратился он к попу.

– Внимательно слушаю, уважаемый! – так же шепотом ответствовал тот.

– Чем бы вы объяснили, скажем, тот факт, что калитка на кладбище со стороны Тополиной аллеи, была открыта в вечер убийства и в последующую за этим ночь?

– Я бы ничем не стал объяснять подобный факт. – поп, морща лоб, крутил в руке пешку и глядел на доску. – Потому что такого факта быть не может. В день убийства я лично запер калитку на ключ, после этого туда никто не ходил.

– Боюсь поколебать ваше душевное равновесие, отец Косьма, но калитка была открыта!

– Вы что же, мне не верите?

– Я пытаюсь найти объяснение происходящему!

Отец Косьма нервно провел рукой по боковому карману, услышал звяканье связки ключей, но успокоения ему это не принесло:

– Какое отношение может иметь кладбище при храме к отравлению Алексея?

– Пока не знаю, но…

В тишине спящего дома раздался громовой бой московских курантов! Они били неестественно часто, но от этого не менее торжественно, чем в новогоднюю ночь. Карп Палыч подпрыгнул на стуле. Марья проснулась и удивленно захлопала ресницами. Толик вскочил на ноги с закрытыми глазами, одной рукой задвинул фуражку на затылок, второй достал из кармана брюк массивный мобильный телефон.

– Участковый!

Бой курантов оборвался, вместо него в трубке громко забулькал торопливый мужской голос. Толик открыл глаза:

– И что? Когда? Пусть пишет заявление на ущерб…! Написал?!! Сколько-сколько!!? Он что, пропавшим коровам золотые пломбы во все зубы вставил? Пусть сидит в участке, сейчас буду!

– Случилось что? – спросил Гирс.

– Ерунда! Разберемся! – Толик торопливо застегивал верхнюю пуговицу рубашки и поправлял галстук. – У мужика из двадцатого дома перед грозой две коровы пропали. Так он сейчас в заявлении такой ущерб себе указал, будто у них под хвостами плазменные телевизоры вставлены…

– Жалко коров.

– Да что им будет, нехристям?! Спят себе где-нибудь под кустами, утром домой придут, начнут орать дурниной под воротами. – участковый уполномоченный, подпрыгивая, ногой искал под диваном второй ботинок. Нашел. – Ты вот что, Даня! Если тебе занадобится еще раз опечатанную комнату оглядеть – открывай, не стесняйся. Потом сам опечатай – языком полижи желтое пятно на бумажке с другой стороны, и на место прилепи. Я тебе доверяю!

– Угу. Спасибо…

Толик попал, наконец, рукой во второй рукав кителя и побежал к двери. Все двинулись за ним. На веранде у самых ступеней он обернулся и спросил у Даниила:

– Нашел что?

– Нашел! – хмуро откликнулся тот. – Потом расскажу.

– Ладно! Ах ты, мать честная, капает еще! – страдальчески воскликнул участковый, глядя на черное небо. Поднял воротник и, перепрыгивая через лужи, поскакал к каретному сараю.

Через пару минут полицейская машина, распугивая ночные тени синими мятущимися бликами и переваливаясь, бесшумно проехала мимо крыльца и исчезла за углом.

– Даже чаю на дорожку не выпил… – вздохнула Маша и коротко зевнула.

– Молодой человек! – робко тронул Даниила за плечо отец Косьма. – Что вы там говорили про калитку на кладбище?

– У меня есть свидетельские показания, что утром, когда было обнаружено тело, калитка не была заперта, как положено.

– Пренеприятно… – пробормотал поп. – Впрочем, в этом можно убедиться. Я сейчас же схожу туда.

– Сделаем по-другому. – твердо перебил его Гирс. – Вы не будете вмешиваться в ход следствия, а просто ответите на вопрос: кто мог воспользоваться вашими ключами?

– Никто. Они всегда при мне… – священник неуверенно пожал плечами. – Правда, весной произошел странный случай – моя связка исчезла на полдня. Искали всем миром. А нашлась она неожиданно и в неожиданном же месте. Ключи торчали в замочной скважине двери храма. Она была настежь открыта, и я все это время ходил мимо пропажи, не догадываясь заглянуть между оборотной стороной двери и стеной. Скорее всего, я сам и оставил их там, старый пень. Но это был единственный случай, когда я выпустил их из рук.

– Спасибо, батюшка. Возвращайтесь в дом, на улице сыро. – Даниил отыскал взглядом Глашу, с верхней ступени любующуюся на ночной город, и подошел к ней. – Пожалуйста, объясни мне, как пройти к калитке…

Глафира будто бы не услышала его, спокойно продолжая рассматривать дальние огни города, только тонкая бровь ее взмыла вверх.

– Ну, хорошо! Проводи меня до этого места и возвращайся обратно.

Никакой реакции.

По крыше дома еще изредка постукивали запоздалые капли. На улице было свежо и сыро. Ночной июль благоухал напитанным летней грозой и цветочно–пряным букетом!

– Мраморная дева! – чуть слышно пробормотал Даниил. Он отвернулся и раздраженно замолк. Потом не выдержал:

– Ладно, убедила. Пошли на кладбище вместе. Но учти! Я очень недоволен, потому что…

Но Глафира уже приподняла подол длинного платья над мокрой землей и спустилась со ступеней веранды:

– Не отставай, командор!

– …Не доволен, потому что я привык, чтобы…

Её прямая спина мелькнула в узких полосках света, отбрасываемых окнами на первом этаже.

– …Я привык, чтобы… Ёлки-палки! Не беги так быстро, тут скользко!!!

Глафира послушно остановилась и дождалась, пока разгневанный «командор» приблизится к ней. Потом она взяла его за руку, так же как в подземелье, и аккуратно потянула за собой.

– Иди рядом! Это тебе не Арбат!!

Они обогнули правое крыло дома и оказались у двух колонн, когда-то державших на себе ворота старой постройки. Глаша, мягко, как кошка, ступая по мокрой траве, пересекла двор и завернула за угол небольшой серой постройки неизвестного назначения. С этого места открывался вид на Тополиную аллею и забор кладбища. Они подошли к калитке.

Глаша потянула на себя мокрый холодный замок. Он был надежно заперт на выгнутой завитушке ограды.

– Вот. Полюбуйся.

Даниил открыл калитку. Она послушно поддалась, цепляясь низом за траву и сбивая с нее крупные капли воды.

Петли противно заскрипели. Глаша поморщилась:

– Чужие здесь не ходят – все давно привыкли, что она заперта. Никому бы и в голову не пришло проверить…

Даниил не ответил. Он смотрел вперед, туда, где в тени мокрой зелени кустов и густых ив, молчало старое кладбище. В ожидании гостей замерли старые кресты. Казалось, ветер и тот притих…

– Может быть, вернемся в дом? – спросила Глаша, уловив во взгляде своего спутника сомнение. – А утром прогуляемся между могил.

– Я за тебя переживаю – ноги промочишь! – сурово нахмурился инспектор и первым шагнул под сень кладбищенской ауры.

– Здесь есть тропинка. – Глаша мягко отстранила его и проскользнула на дорожку. – Иди за мной.

Они медленно продвигались вдоль кружевных оградок, стараясь не наступать в мокрую траву и лужи в углублениях гравия.

Молчание старого кладбища – странное молчание!

Оно непременно наполнено вздохами, шелестом листвы, перекличкой сонных птах и неслышными грустными голосами. В большом отдалении друг от друга стояли старые скосившиеся набок деревянные столбы времен Царя Гороха. На их невысоких верхушках тускло горели фонари, бросая на землю оранжевый свет. В этом свете тени качающихся деревьев казались мятущимися языками черно-серого пламени, стелющегося по траве.

Тропинка вышла к широкой дорожке, выложенной треснувшими плитами. Здесь тропинки разбегались в разные стороны под множеством немыслимых углов.

– Куда дальше?

– Нужно подумать… – Даниил встал на возвышение рядом со старой скрюченной ивой и медленно обвел глазами местность. Дорога из плит вела из темноты, в которой угадывались силуэты небольших ларьков и лавочек.

– Там главный вход?

– Да.

– Если пройти по плитам дальше – что там будет?

– Часовня.

– А за ней?

– Ряды могил.

По дороге пробежал мокрый ветер, стряхнул со старой ивы россыпь брызг. Прямо над самой головой недовольно ухнула невидимая птица.

По низкому небу стремительно бежали облака, просвечивая через полную Луну причудливыми рваными краями… Даниилу на мгновение показалось, что он летит неведомо куда, стоя на деревянном возвышении, как капитан «Летучего Корабля». Было тихо, торжественно и необычайно красиво. И еще – очень спокойно… И не хотелось уже никуда идти с этого места…

И в эту минуту справа, совсем недалеко, резко рявкнул гудком невидимый поезд и тут же застучал колесами где-то в темноте, между веток ив, за рядами могил.

– Бы-бы-бы бу-бу… с третей платформы … бу-бу бы-бы …через пять минут!! – немедленно откликнулся в отдалении механический простуженный голос, оставляющий в пространстве короткое гулкое эхо после каждого произнесенного слов.

Гудок ответил радостным басом.

– Ну конечно! – простонал Даниил. – Старый Вокзал!!!

– Старый Вокзал. – удивленно подтвердила Глаша. – Отец Косьма потому и калитку запирает, чтобы местные через кладбище на станцию не ходили, могилы не топтали. Здесь же близко – рукой подать!

– Можно дождаться утра и прочесать территорию с ребятами из отдела… – не слушая ее, бормотал Гирс. – Можно положиться на интуицию и логику, и попробовать осмотреть эту часть кладбища прямо сейчас…

– Второй вариант мне нравится больше. – Глаша тронула инспектора за руку. – Если предположить, что убийца спешил к поезду с вещами и воспользовался этой дорогой, то это будет обозначать лишь одно – он хорошо знает эту местность и заведенные порядки. И еще…

– И еще то, что у него есть дубликаты с батюшкиных ключей. А сделать их человек посторонний мог только весной – в тот злополучный день, когда настоятель забыл их в двери.

– И еще! Преступник спешил на десятичасовую электричку!

– Почему?

– Потому что это единственный вариант проехать зайцем хотя бы несколько станций. Во всех остальных поездах билеты проверяют на входе.

– И что это ему давало?

– Анонимность! Если бы ему пришлось покупать билет, то злющая кассирша Клава наверняка бы запомнила этот выдающийся факт. Старый Вокзал сейчас крайне немноголюден.

Даниил отбросил всякие сомнения и шагнул на тропинку, ведущую к железной дороге:

– Как бы наш преступник выбрался с кладбища к вокзалу? – уже на ходу спросил он.

– Через лазейку. У насыпи забор подмыло дождями, он завалился и там образовался небольшой разлом, достаточный, чтобы пролез человек.

– Отлично! Попробуем осмотреть местность вдоль дорожки до самого разлома.

– Что мы ищем?

– Все! Все, чего не должно быть на кладбище – разорванные фотографии, одежду, разбитую посуду, баночки с ядом…

Они крайне медленно продвигались в полутьме, старательно заглядывая в оградки могил, вороша мокрые букетики пожухлых цветов на полированных плитах. Особое неудобство доставляли им полные дождевых капель кусты и ветки деревьев. От любого прикосновения к ним, на несчастные головы следопытов обрушивались ледяные каскады мокрых брызг.

Через какое-то время и Глафира и Даниил промокли насквозь.

– Ну и работа у вас! – посочувствовала Глаша, отжимая длинные мокрые волосы. – И так всегда? Круглый год?

– Конечно! – ответил инспектор, выгребая ногой из-за куста мятую банку из-под пива.

Они еще продвинулись чуть вперед.

На траве и могилах появились ярко-красные отблески. Даниил удивленно поднял голову – над забором и кустарниками, в одном из тупиков станции возвышался на тонкой ноге железнодорожный семафор с красным сигналом.

– Как красиво! – тихо выдохнула Глаша. Инспектор оглянулся и невольно залюбовался картинкой.

Глафира сидела на высокой плите, опершись руками на покосившийся крест. Черное намокшее платье блестящими складками опускалось к земле. Глядела Глаша на ночное послегрозовое небо с тонкой полоской у горизонта. Луна озаряла ряды могил. И плита, и крест, и мокрые длинные волосы были залиты кровавыми отблесками семафора. Они неровными вспышками покрывали поверхности, отражаясь и взрываясь икрами на рубиновом кресте на груди, алыми точками плясали в больших влажных глазах печальной дамы.

– Как красиво. – повторила она с восхищенным вздохом. – И как грустно… Наверное, все кладбища рядом с церквями – очень похожи.

– Очень может быть. – присаживаясь рядом, сказал Даниил. Он тоже окинул взглядом горизонт. – Напиши такую картину! Ты вроде бы как художница.

– Вроде бы как! – улыбнулась Глафира. – Я в детстве мечтала стать искусствоведом. Съездить в Европу. Увидеть готические соборы, статуи, потрогать руками химер.

– Кого?

– Химер. Это такие существа – горгульи – каменные статуи на соборах. Они символизируют человеческие страсти и грехи. Поэтому они всегда сидят спиной к храму, готовые улететь прочь от места молитвы.

– Понятно. И что же случилось? Почему не стала искусствоведом?

Глаша опять вздохнула, но уже совсем по-другому. Глубоко и тоскливо.

– Долго объяснять…

Даниил вгляделся в ее лицо. Оно было чистым и кротким. И только сквозь глубокие карие глаза просвечивала такая мерцающая лава, что инспектор невольно поежился. В голове промелькнула мысль – как мог продолжаться роман между простаком Толиком и этой женщиной с таким вулканом, скрытым внутри…

– Пусть химеры летят прочь. – спеша нарушить возникшую паузу, скомандовал Гирс. – Я иду осматривать местность. А ты?

– Я тоже. – Глафира мгновенно очнулась от грёз и спрыгнула с плиты.

Магия момента была разрушена. Снова перед ними открылось топкое мокрое пространство.

Они разошлись по разные стороны дорожки, внимательно оглядываясь по сторонам.

– Смотри! – вдруг негромко позвала Глаша, указывая рукой на странную колею в гравии, у одной из могил.

Даниил одним прыжком перемахнул через старую ограду и оказался рядом с Глафирой, прямо перед ее глазами – большой, как медведь, с крупными каплями воды на светлых волосах, губах и влажных щеках.

– Что здесь?

– Не знаю. Но вот чего точно не должно быть на кладбище, так это следов от колес большого дорожного чемодана с ручкой!!

– Где?

Они разом присели над дорожкой, покрытой гравием. След был крайне мал, было видно, что злоумышленник пытался везти чемодан по траве, не выезжая на открытые участки. Возможно, он нес его в руках, но усталость или нехватка времени взяла свое и какое-то время колеса оставляли пусть слабый, но все-таки след.