Текст книги "Три мужа для Кизи. Книга 2"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

И, будто случайно зацепив, свёрток с грязной, потом пропахшей одеждой, столкнул с телеги, в сторону от меня. Мне дышать стало легче. И как-то спокойнее стало внутри от его ободрения. И ещё один взгляд бросив на меня, какой-то слишком серьёзный, Садхир опять пошёл к своему оружию. И на этот раз кинжал поднял первым, потом только светильник. Поллав Мохана, всё ещё вырывающегося, отпустил – и тот отскочил от старшего брата порывисто – и сам свой кинжал достал. Встал возле моей головы.

Они… всё же чего-то опасаются. И внутри боятся, что он хищника логово может найти. И нападения извне. Но… к чему Садхир опять серьгу трогал, на этот раз правую? Он обычно с серьгами не играет своими. Но вот когда шудр пытать собирались, Садхир часто трогал левую серьгу. А сегодня – правую. Снова знак?.. И… вот зачем, прежде чем в пещеру идти, Садхир серьги переодел? В темноте-то разницы нет, золотые серьги или деревянные. Тем более, к чему эта прихоть перед тем, как идти в неизведанную пещеру? Да и что-то я не замечала у Садхира, чтобы его как-то особо вещи волновали.

Сердце замерло напугано.

Перед тем, как пойти первым и начать искать дорогу, Садхир надел бусы и браслеты из рудракши. Мол, ему так думается проще и привычнее. А перед тем, как в неведомую пещеру лезть – даже серьги одел. И… и Мохан сказал, что у плодов рудракши особые свойства. Но… могут ли эти украшения быть волшебными?

И… тигров ли они боятся? Змей ли? Или… демонов?..

Садхир, раздвинув лианы, толстым пологом закрывавшие проход, пронёс внутрь руку со светильником, потом и прошёл сам.

Мог ли он сражаться с демонами?.. Обычный музыкант? Или… просто они в него верили? Сейчас так хотелось верить в кого-то, сильного!

Закрыв глаза, стала молиться Дурге, чтобы защитила доброго Садхира. И чтобы помогла свершиться мести за сестру моих мужей. Ведь девочка была ни в чём не виновата. Это тех разбойников надо было убить! Да даже если то была Кири… Кири тоже была не виновата ни в чём!

Стала молиться всем богам, которые могли бы помочь, чтобы уберегли мою Ишу от бед! И, тем более, чтобы никогда с нею не случилось тех ужасов, которые довелось пережить Джите и Кири! Для меня Иша – это всё. Это самое драгоценное, что у меня осталось в жизни. Последний человек из семьи, который остался на моей стороне.

А ещё невольно стала молиться, чтобы берегли боги моего названного брата. Много туманного было в прошлом. Но я не могла поверить, что он мог навредить Джите или Кири. Он был добрым. Хотя он почему-то умолчал, что узнал Мохана. Или… он сам его забыл? Но, всё-таки, Сибасур мог что-то знать, о случившемся несколько лет назад…

***

Иша серьёзно перебирала рис. Вокруг носились незнакомые дети. И дома были непривычные.

Солнце постепенно шло к закату.

Тень неожиданно легла у её ног. Голова женская, с украшениями. Только волосы распущенные, с неприкрытой головой.

«Продажная женщина? Или не замужем ещё? Или вдова? Но почему на вдове столько украшений?..»

Девушка напряглась, в тень вглядываясь пристальнее. Но не юбку увидела она под чхоли и накидкой той женщины, а широкие дхоти. И… и меч был в её руках.

Вскрикнув, Иша шарахнулась в сторону, просыпав часть риса в дорожную грязь.

– Пугливая! – ухмыльнулась стоявшая за нею.

Совсем ещё молодая. Натха нет в носу: не замужем ещё. Хотя по возрасту ей давно бы пора. Она старше Иши. И даже старше Кизи. Или с сестрой равная по возрасту?..Роскошные, вышитые, синие дхоти, тёмно-розовая чхоли, жёлтая накидка с золотою вышивкой. Пояс золотой. И браслеты, ожерелье, цепочки и серьги золотые, массивные. Глаза светлые жирно чёрным канджалом обведены. А взгляд…

Иша вся напряглась, встретившись с незнакомкой взглядом.

А девушка из кшатриев только усмехнулась.

– А кто это тут к нам пожаловал? – высунулся из соседнего дома парнишка.

Но, взглядом встретившись с незнакомкой, застыл и напрягся весь.

Подождав несколько мгновений, да взгляда тяжёлого глаз светло-карих от него не отводя, кшатрийка всё же отпустила взгляд его, повернулась к испуганно сжавшейся Ише, присела возле неё – сестра моя отползла невольно, ещё больше рис просыпала – и вдруг сказала приветливо, улыбнувшись:

– Я просто хотела купить ещё немного риса. У братьев моих вышел. А ехать нам ещё далеко.

– Так что же вам в деревне-то не отдохнуть? – спросил Манджу, выходя из дома ближайшего, во дворе которого Иша сидела.

И с ним ещё старик вышел. И мальчик лет семи.

– Да я и сама могу сходить, – серьёзно ответила девушка с мечом. – Так продадите? Двойную цену отдам.

– Да мне много и не нужно, – сказал старик. – Чего уж лишнее брать? Но у нас не так-то и много лишнего риса.

– А сколько есть, – улыбнулась незнакомка, но улыбка у неё была холодной. – Да, если ещё у кого есть – скажите.

– Пусть внук вам поможет донести, – сказал серьёзно хозяин дома.

– Не надо, – серьёзно возразила девушка. И улыбнулась вроде, а улыбка по-прежнему была холодной, – я и сама справлюсь.

А пока ждала, лениво осматривалась. Но, впрочем, взгляд её часто останавливался на лице и фигуре Ишы.

– А звать-то тебя как? – спросила, чуть погодя.

– И-иша, – ответила девушка, запинаясь.

Незнакомка прищурилась, всматриваясь в неё пристальнее. И на двух серьгах – разных, из пары сестры и моей – на миг задержала взор.

– Защитник?.. – спросила кшатрийка уже насмешливо и засмеялась, громким, резким был её смех.

– Родители мечтали сына родить. Хотя бы вторым ребёнком, – потупилась девушка.

Чуть погодя, воительница осведомилась – взгляд железный её был таков, что в умении владеть мечом её сомневаться как-то и не приходилось:

– И родили?..

– Нет… – сказала девушка едва слышно. – Быть может, так и не простила их семья. Что поженились самовольно. И что наследника не родили. Но… то есть, было два сына. Но не долго они жили.

– Это грустно, – серьёзно заметила кшатрийка.

И корзину с рисом приняв, золотую монету отдала хозяину. И пока тот отчаянно говорил, что денег-то и нет, чтобы отдать сдачу, повернулась, не слушая.

И вроде ходила в несколько домов, пока корзину доверху не заполнила. И тащила её, тяжёлую, ничуть не напрягаясь, а в другой руке – ножны с мечом. Но, впрочем, взгляд её нет-нет да и возвращался к Ише, торопливо собиравшей рис. Словно взгляд охотника на охоте. Цепкий, внимательный взгляд, подмечавший каждую деталь. Но, впрочем, Манджу да хозяин дома не ругались на Ишу, а только рядом присели, чтобы собирать было быстрее.

Хотя Манджу всё же обернулся, словно почувствовав, очередной пристальный взгляд незнакомки. Та, взгляд его поймав, корзиной качнула и голову склонила, будто благодарно к вырастившим часть её будущей еды. И деревню совсем покинула. Легко шла, спина ровная, плечи расправлены, голову гордо подняв. Изящная и опасная, словно королевская кобра. И шла она в сторону леса. Шла одна и совершенно спокойно…

***

Я проснулась, тяжело дыша. Сердце билось взволнованно. Вроде сон был обычный. Только почему-то меня что-то напугало в нём. Нет, не что-то. Взгляд её. Внимательный, изучающий взгляд незнакомки на мою сестру. Кто она?..

Прислушалась – и тишина. Только тяжёлый аромат цветов вокруг, давит на меня, душит. Но мой муж…

Приподнялась. Вот, Мохан и Поллав стоят возле меня. Садхира ещё нет.

Старший муж, на шорох обернувшись, сердито край гирлянды швырнул мне над лицом. И я замерла, глаза прикрыв. Значит, Садхир ещё не вернулся. О, был бы живой!

А сон жуткий ещё долго не шёл у меня из головы. Та девушка. Взгляд её страшный, цепкий. То, как она кружила вокруг моей сестры, как приглядывалась. Будто не с добром пришла. Будто к ней. Но… нет, всё просто ночь. Просто страшная ночь, полная волнений. Дорога сквозь ночной лес, то, что мы заблудились, шутки Поллава, что здесь водятся тигры, страх Мохана, ещё и мои страхи, что отец старосты видел где-то в наших краях демона или даже нескольких. Это страхи виноваты, что мне приснился кошмар. Да, впрочем, в кошмаре том сестра моя была рядом с Манджу. И муж Саралы, и друг его тепло к ней относились, не ругались, что рис она просыпала в грязь. Вместе собирать ей его помогали. И верно. Сестра моя рядом с почтенным отшельником. Он её защитит.

Но Садхир… почему Садхира так долго нет? О, только бы ничего не случилось с этим добрым достойным мужчиной! С тем, кто ради спасения моей сестры в реку с крокодилами смело полез. Мохан за мной кинулся. А Поллав влезть за нею не захотел. Старший муж расчётливый и осторожный. Это средний брат его добросердечным родился. И повезло мне, что хотя бы один из них такой. Но… где же он?.. Что с ним?.. Что там внутри? В пещере? О, только бы живым вернулся Садхир! Только бы вернулся он невредимым!

Мы долго ждали в темноте, вслушиваясь. Но было до ужасающего тихо.

Но только после этой страшной тишины мы смогли ощутить такую большую радость, когда лианы раздвинулись – и Садхир сам вышел обратно. Живой. Невредимый. Ну, если не считать небольшого пореза, когда кинулся удерживать оружие рукой, чтобы не пустить младшего самому исследовать пещеру.

Даже я села, когда лианы раздвинулись, чтобы посмотреть. И уж едва удержалась, чтобы вовсе не вылезти из телеги и не кинуться ему навстречу, как это сделал расчувствовавшийся Мохан. Тот и вовсе обнимать брата кинулся:

– Ты живой! Живой!

Поллав дал им наобниматься и сдержанно спросил, но, впрочем, улыбку пряча на кончиках губ:

– Так оно может быть укрытием?

– Я всё прошёл, – Садхир не стал отрывать от себя Мохана, давая тому порадоваться вдоволь, чтобы в этой страшной ночи хоть что-то было радостное. – Там нету хищников. Но там очень просторно. Влажно. Как бы там не было гнёзд змей.

Зевнув, светильник свой Мохану передал, потянулся. Щёку левую потёр, основанием ладони зацепив левую серьгу. Случайно или нет?..

– Значит, спать будем снаружи, – решил старший из мужчин. – Один будет стоять и следить. Если будет опасность – кинемся в пещеру и там попробуем спрятаться.

Но напряглась я, увидев, как уже старший из мужей задел левую серьгу.

– Я буду караулить, – сразу предложил средний из музыкантов. – Вы пока поспите.

– У нас ещё дело есть, – глава семьи задумчиво подбородок растёр, потом сурово посмотрел на меня: – Вылезай.

– Может, завтра?.. – осторожно возразил Садхир. – Мы все очень устали сегодня.

– Завтра твоя очередь.

Что?.. Он?.. Сейчас?..

– Я подожду ещё один день, – спокойно сказал мой средний муж. – Столько лет вполне себе жил без жены.

Или всё ещё не хотел ни к кому прикасаться.

Почему-то от этой мысли мне стало очень грустно. Или от торопливости Поллава, который горел желанием совершить последний обряд.

Помрачневший младший муж отступил к среднему. Проворчал:

– А почему я должен ждать?

Садхир воткнул нож в толстую лиану – и сцапал младшего брата за ухо:

– А что твоя жена устала, ты не подумал?

– Так Поллав не подумал! Почему должен думать я?!

Средний из братьев вздохнул, выпустил младшего.

– Хорошо. Пусть сегодня мы все отдохнём. Завтра Поллав завершит… – на меня покосился и торопливо добавил: – А послезавтра будет очередь Мохана. Я потерплю ещё пару дней.

– Мы уже всё решили, – проворчал Поллав.

Подошёл ко мне, сидящей на телеге, сорвал с меня гирлянды. Накидки скинул, связавшие нас. Приказал:

– Пойдём! – и первым пошёл в темноту, окружавшую нас.

Он всё-таки был мой муж. Глава моей новой семьи. И всё когда-нибудь произойдёт, как сказала Аша.

И, вздохнув – мужчина мрачно обернулся на меня – я стала осторожно отодвигать свёртки. Потом встала на телеге – Поллав внимательно наблюдал за мной – пошатнулась…

Подскочивший Садхир поймал меня за руку. И помог спуститься на землю. Всего несколько мгновений я ощущала, как его широкая ладонь сжимает мою руку. А моя рука на его руке казалась такой маленькой. Всего только на миг наши взгляды встретились. Мохан шумно задышал, сердито. Выпустив мою ладонь, да поставив светильник на край телеги, мужчина осторожно поднял мою свадебную дупатту, один край заткнул за пояс, перекинул через плечо, а другой конец её накинул мне на голову. Как невесте и жене. Даже сейчас думает об обычаях.

Но в тот миг, когда роскошная шаль ещё не прикрыла мне волосы, впервые покрытые синдуром, мой лоб, я успела заметить взгляд Садхира. Он… тоже жалел?.. Он хотел быть со мною в эту ночь? Или жалел, что не смог уговорить Поллава отдохнуть?

– Пойдём, – приказал Поллав.

И я послушно пошла к нему.

Я всё-таки его жена. Всё когда-нибудь произойдёт.

Хотя, когда мы уходили, я с трудом удержалась от желания обернуться и снова посмотреть в глаза Садхира. Что сейчас было в его глазах? И почему мне хотелось это узнать?

Старший муж на всякий случай не стал отходить далеко. Отсюда ни нас, ни свет нашего светильника не было видно между деревьями. Но и на помощь братьям его прибежать было легче. Или ему – к ним.

Поллав сначала внимательно огляделся. Потом глаза прикрыл, вслушиваясь в ночные звуки. Потом, немного успокоившись, присел и воткнул кинжал в землю. Потом рядом поставил светильник. Значит, сейчас…

Когда он повернулся ко мне, я опустилась на колени. И села перед ним, с лицом, закрытым красной дупаттой. Всё всё равно когда-нибудь произойдёт.

Муж медленно подошёл ко мне – те жалкие пять или семь шагов нас разделявшие – и, наклонившись, сорвал с меня шаль. Проворчал:

– Это лишнее.

Сердце моё быстро-быстро забилось, напугано.

Поллав сел рядом. Сжал мой подбородок. Хотя сейчас не сильно. Но у меня всё равно болело от прошлого его прикосновения. Он заставил меня голову поднять. Заставил посмотреть ему в лицо, освещённое тускло стоявшим на земле светильником – его свет мало доходил до нас, тусклый-тусклый – и твёрдо спросил:

– Скажи правду. Ты женщина или ещё нет?

Задрожав, выдохнула едва слышно:

– Нет.

Он шумно выдохнул. И, подхватив меня левой рукою за спину, рванул к себе, губами впился в мои губы. Жадными, мокрыми, грубыми. Страшно было, когда он сжимал мои губы своими. Его запах пота, перебивавший запах, оставшийся от цветов с гирлянды, от которого меня тошнило. Мужчина вдруг повалил меня на спину. Задрал мой подол. Раздвинул мои ноги. Лёг сверху. Я вскрикнула от боли, когда он опустился и ворвался в меня. Но он лёг на меня, проходя ещё дальше. И заткнул мой рот поцелуем. Мне было неприятно ощущать его внутри себя. И его губы на моих. Я только молилась, чтобы всё это быстрее закончилось. Приподнявшись, Поллав двинулся во мне, причиняя мне новую боль. И опять опустился. Но мои мучения и его резкие движения во мне закончились быстро. Он вдруг дёрнулся и замер. Мужчина ещё и нужду в меня справил. После наконец меня выпустил. Лёг рядом, шумно дыша. Я сжалась. Боясь, что он снова меня грубо схватит и опять начнёт мучить.

Но муж больше ко мне не прикоснулся. И… и дыхание у него скоро выровнялось. Он уснул?..

Он уснул, а я ещё долго лежала, повернувшись к нему спиной и сжавшись в комок. Долго ещё плакала в темноте. Даже светильник в какой-то миг погас – и темнота охватила меня. Темнота захватила всё. Это… этот ужас… это на всю жизнь?.. С ними со всеми?.. И даже Садхир…

А слёзы всё не кончались и не кончались…

Только потом мне вдруг ярко вспомнился грустный взгляд Садхира, который успела заметить, когда он накинул на меня мою свадебную дупатту. Грустный взгляд.

И я, усталая от многих волнений, стала ещё более усталой от осознания.

Эту ночь я хотела провести с ним. Только с Садхиром. Я… я испытываю к нему не только благодарность?.. Или я хотела его отблагодарить? Он же старался спасти мою сестру… а его сестра умерла… страшно умерла.

Что-то внутри сжалось мучительно.

Но, всё-таки… всё-таки, я ему была не нужна. У него была та Кири. Даже мёртвой она преследовала его! Или она была жива?.. Но… если она жива… если Кири найдётся… то я Садхиру стану совсем-совсем не нужна? Или… он будет терпеть ночи со мной, так, как я терпела эту ночь с его братом?..

***

Поллав стоял на коленях, подняв раскрытые ладони на уровне подбородка, раскрытые внутренней стороной к себе. Одежда в крови. Руки в крови. На щеках кровавые разводы.

Но страшнее был его взгляд.

Душа, истекавшая кровью, была видна через его тёмные глаза. Жуткий взгляд, который не забыть.

Он что-то сказал. Сказал резко, прищурившись.

И лопнула нить браслета с плодами рудракши на руке мужчины, стоявшего рядом со мной. И неровные, мелкие, тёмные шарики рассыпались у его ног и у ног Поллава…

В тот миг, когда священные плоды рассыпались по грязи, внутри меня что-то мучительно сжалось. И чётко осознала вдруг: как раньше уже не будет.

***

Когда проснулась, уже рассвело. Небо было ясным. Но ещё солнце не начало прогревать мир.

Резко села. Дрожала от жуткого кошмара. От видения со старшим мужем окровавленным. От воспоминания о его жутком взгляде. Слов я во сне его не слышала. Но от воспоминания о том, что он что-то всё-таки сказал, у меня внутри всё замирало и сжималось.

Мужа рядом не оказалось.

Моя сорванная дупатта линией лежала по земле, ровной линией. После неё лежал потухший светильник. И, наконец, кинжал Поллава. Кинжал лежал на земле, лезвием указывая куда-то между деревьев. Будто приказывал, куда я должна идти.

Обняла свои колени, пряча в них лицо. По руке сползла коса с увядшими, раздавленными, белыми цветами. Я чувствовала себя такой же. Запачканной, мятой. Раздавленной… и мне не хотелось, чтобы всё это было всегда. И счастлива была, что проснувшись после первой ночи, не нашла рядом моего супруга. С каким бы лицом я смотрела на него?! Он… этого боялся? Или ему было всё равно? Да нет же! Если бы он хоть сколько-то заботился, мог бы меня хоть погладить немного. А он сразу мной овладел. Так грубо. Так страшно. Ещё и нужду справил в меня.

Меня передёрнуло от отвращения. Это… это он всегда так будет мучить меня?..

Или… этой ночью он только немного? Потому что сам сильно устал? А другой ночью он меня ещё дольше терзать будет?

Снова расплакалась.

Нет, хорошо, что он ушёл. Что не стал дожидаться моего пробуждения. Я хотя бы поплакать немного могу. А он бы мог разозлиться, если бы увидел такой после ночи с ним. Жёны должны быть услужливыми, ласковыми. Но я не могу!

Постепенно расслышала плеск воды неподалёку. Вслушалась, замерев. Река. И не маленькая. Течение быстрое.

Долго вслушивалась в звуки леса, такие бодрые на свету. Так противоречившие моему состоянию. В звуки воды. Такие манящие…

Потом я снова опустилась на колени, оправив подол. Кровью моей заляпанный.

Я всё-таки стала его женой. Все ритуалы и обряды были проведены. Я не соврала. Он был во мне. Он владел мною. Я эту ночь с ним вынесла. Но я так не могу. Я не хочу жить так!

Я медленно сняла с себя все украшения, которые они купили мне. Даже натх. И тику с пробора, выдрав несколько волос из тех, за которую крепился крючок с другой стороны цепочки. И мангалсутру с шеи содрала. Странно, что завязки из ниток не оборвались. А мне хотелось бы… туда же её! Украшения, связанные со статусом замужней женщины, я срывала с особым остервенением. И швыряла их на землю грубо, не боясь повредить. Женщина! Я теперь женщина. Замужняя женщина. Но я не хочу! Я не хочу принадлежать ему! Не хочу принадлежать им! Я не хочу, чтобы они каждую ночь издевались надо мной! Грубые животные!

Избавившись ото всех украшений, которые меня с ними связывали, расплела косу, выкидывая нити с помятыми, завядшими цветами жасмина. Следы Поллава со своего тела я уже не смогу стереть. А чужая женщина, та, которую уже кто-то имел, никому не нужна.

Поднялась на дрожащих ногах. И как была, простоволосая, в юбке и чхоли, пошла туда, где шумела водою река.

Ведь Ганга смывает все грехи?..

Или…

Нет?..

Но я больше не могу.

Шаг… другой…

Вперёд…

Что бы мы ни потеряли, мы должны идти вперёд.

Но зачем?..

Я поскользнулась на выпавшем цветке, оторвавшемся от гирлянды. Упала, с трудом удерживая вскрик. Я чувствовала себя такой же. Вырванной из родных мест. Смятой. Усталой. Безжизненной.

А потому только шаг.

Туда, где шумит река.

Камень 32-ой

Там, куда я вышла, река текла другая. Не такая широкая, но и не глубокая, быстрая. И лотосов много-много цвело. Белых и розовых. Я так залюбовалась ими, что не сразу обратила внимание на мужчину, стоявшего в стороне. И даже внимания не обратила бы, если бы он не запел. Первые звуки были без слов, но спеты удивительно чисто и красиво, мягким, спокойным голосом. Красота чистого звука, которая не может не привлечь к себе внимания.

Он стоял у воды, без тюрбана, вьющиеся волосы густо спадали на спину. Простые белые дхоти спускались чуть ниже колен, ещё прилипшие к сильным ногам, на светлом теле блестели капельки воды: он ещё недавно совершил омовение. Стоял лицом к солнцу, на одной ноге, другою опираясь о её лодыжку, держа ладони сложенными в приветствии. И, должно быть, сейчас размышлял о свете солнца, уподобляя его Брахману, сотворившему мир.

Сердце замерло на мгновение, когда он развёл руки в стороны, будто обнимая окружающее пространство перед ним. Будто и реку мне неведомую хотел обнять. Или же охватить хотел и принять в себя солнечный свет.

И, когда он руки поднял и развёл в стороны, я увидела на его запястьях и предплечьях браслеты из рудракши. И чем-то странным повеяло от священных плодов, потомков деревьев, выросших из слёз бога Шивы. Или… внутри меня повеяло?..

А потом встал на землю обоими ногами. И снова он запел. Пронзительно запел гимн – хотя и не тот, который пели брахманы, которых я застала за подобным ритуалом в детстве – и я невольно улетела за волной его голоса и стремления.

Даже когда гимн его закончился, голос его словно звучал во мне. Чистый, чарующий голос. Как завороженная стояла, замерев. Наблюдала за ним, затаив дыхание.

Сейчас, освещенный солнечными лучами, он, казалось, был охвачен сияющим ореолом. Странное зрелище. Он казался богом, от чьего тела исходит свет. Невесомым богом, который вот-вот может взлететь.

Спустя время молодой мужчина опустил руки, стоял какое-то время так. Но всё ещё душа его не хотела уходить от молитв и медитаций. И от берега реки, у которой он стоял. Мне казалось, что вместе с его голосом сама жизнь прошла через меня. Что я наконец-то попала в течение реки жизни.

Мужчина спустился до самой воды, зачерпнул её в сложенные ладони и поднял вверх, словно предлагая солнечному божеству. И снова запел – и снова от его голоса всё затрепетало у меня внутри, снова душа устремилась к нему в какой-то своей лёгкой и взволнованной, искренней песне:

ОМ! Благо Земному, Тонкому и Небесному мирам! На лучезарный Свет Бога медитирую! Да озарит Он мой разум!11
  Гаятри мантра


[Закрыть]

Кажется, Манджу, которого я случайно застала молящимся на берегу Ганги, молился Солнцу как-то иначе. Но всё-таки в действиях этого мужчины было что-то искреннее. Что-то, обходящее ритуалы. Что-то, идущее от сердца. Пыл его души, обращённой к божественному, завораживал. От его искренности и света его души, звучащего в его словах, моя душа согрелась. Отступили страхи, совсем забылась злость, которая ещё недавно жила в моём сердце. Только я и божественная сила, поющая через мир, простирающийся вокруг меня. Песня-мантра, спетая верующим искренним сердцем. Или молитва брахмана?..

Невольно ступила к нему поближе, да поскользнулась на маленьком камне. С трудом устояла. Хотя и не вскрикнула. Но мужчина обернулся на шуршание моей одежды. Или будто почувствовал мой испуг.

Сейчас, в солнечном ореоле, он казался каким-то дэвом, случайно спустившимся в мир людей. Его тёплый, взволнованный взгляд. Его ясное лицо…

Я не сразу узнала Садхира в этом молодом мужчине, молившемся так пылко и певшем так красиво. А он застыл, внимательно смотря на меня. Потом вдруг ко мне подошёл. И я замерла, не в силах сдвинуться. Просто я всё ещё была очарована песней его души и музыкой его голоса, охвачена его стремлением подняться над суетой и отдать свою жизнь служению.

И растерялась, когда он вдруг осторожно прикоснулся к моей щеке ладонью и грустно спросил:

– Он был с тобою груб?..

И тут я только вспомнила, что плакала, когда шла к реке. И до того. И, кажется, раннее солнце ещё не успело совсем высушить слёзы на моих щеках. Или глаза мои заплаканные было ничем не скрыть? Если они покраснели, а веки опухли. Если очень много и долго плакать, то это будет не скрыть. Но… но не жаловаться же среднему брату на главу семьи! И… и я вдруг вспомнила, что оставила дупатту в лесу. Выбросила, вместе со всеми украшениями, которые они мне подарили. И… и вместе с теми украшениями, которые должна носить каждая жена. Всё выбросила. Всё! И даже ушла, волосы не заплетя. Будто вдова. Или… или он всё же поймёт, что я шла сюда умирать?..

Взгляд опустив, тихо сказала:

– Я шла сюда, чтобы искупаться.

Врать ему было невыносимо. И вообще, я не любила врать. Избегать старалась этого. Даже в невинных детских забавах. Даже совсем маленькой и не задумывающейся о дхарме и адхарме. Но не говорить же ему, что я по-настоящему пыталась уйти от них! Стыдно стало вдруг за свои мысли.

Садхир вдруг руку убрал и, резко отвернувшись, вошёл в воду. А я осталась одна, чувствуя сожаление и боль. Даже он отвернулся от меня! Именно сейчас, когда мне так хотелось, чтобы хоть что-то держало меня здесь, в этой жизни, чтобы хоть что-то заставило меня здесь остаться!

Но муж не стал омываться. И молиться не стал. Он зашёл глубоко-глубоко. Так что испугалась, умел ли он плавать?..

Но Садхир поплыл. И я запоздало вспомнила, что он и за сестрою моей в воду в бурю кинулся. Я не смогу этого забыть. Никогда. Но… я же забыла об этом. Ещё недавно, когда рыдала и ненавидела их всех. Когда срывала с себя украшения, купленные ими на те деньги, которые они заработали своим искусством. О, как я могла усомниться в нём?.. Что за ужасный день! Даже если Мохан несдержан, а Поллав груб, Садхир всегда был добр со мной. Как мог. Не желая противиться старшему брату, старшему из выживших родных, одному из немногочисленных выживших. И всё-таки он старался заботиться обо мне. О, как я могла усомниться в нём?!

Но он плыл не вперёд. Он в сторону плыл. Он… плыл к лотосам?..

Робко замерев, смотрела, как мужчина приблизился к мясистым стеблям, уходящим на дно, в пучину ила и речной грязи, в пучину, смешавшуюся с грязью людской. Как он возился со стеблём. И как он, зажав отломанный стебель в зубах, плывёт обратно. Омытый солнцем и водою Садхир. И прекрасный, распустившийся, белый лотос в его зубах.

Он не запутался в их стеблях, к счастью. Он спокойно преодолел расстояние между нами. Вышел из воды, облепленный его дхоти. Высокий, стройный, красивый. Но, впрочем, тело его и цветок божественно прекрасный были не столь прекрасны, как его тёплые глаза. Я замерла, столкнувшись со светом этих глаз. И, когда Садхир подошёл ко мне, я не захотела отступить назад. Даже, когда мужчина встал вплотную ко мне, и только в полшага пространство, совсем малое пространство, отделяло нас. А он ещё потянулся к моим волосам. И я не посмела отобрать у него моих волос.

Муж спокойно заплёл мне немного косу и дальше вплёл в неё прекрасный белый цветок. Большой, с изящными нежными лепестками. Впитавший запах воды. И запах своего нектара. Впитавший частичку божественной красоты. Он ещё и вплёл его так, чтобы запах лотоса доходил до меня, а его сердцевина и лепестки были под моим подбородком, так, что опустив взгляд и, особенно, прижав подбородок к шее, я могла видеть цветок на моей груди, да длинные, ловкие пальцы, осторожно заплетавшие стебель в мои волосы. Впрочем, Садхир осторожно заплетал мои волосы, не касаясь моей груди. И, хотя он стоял так близко и касался части меня, я не чувствовала ни страха, ни смущения. Или всё потому, что это был он? Он был очень добрый.

– Кизи… – вдруг сказал мужчина.

И я робко подняла глаза. Мой муж сейчас был очень грустным.

– Я обещаю тебе, что не притронусь к тебе, если ты сама этого не захочешь.

Растерянно застыла.

– Как мужчина к женщине не прикоснусь.

– Но… вы… ты… – начала и смутилась. И снова потупилась.

– Не хочу, чтобы ты плакала так из-за меня, – добавил Садхир серьёзно.

И, немного не доплетя косу, осторожно её опустил, и она упала, тугой линией очерчивая мою грудь. От этих мыслей я смутилась. И от того, что сейчас мою чхоли не прикрывала дупатта. Свадебная дупатта, которую я выкинула. Ох, что я наделала! Что я опять наделала!

– Жена моя, – вдруг тихо сказал он – и снова невольно посмотрела на него.

А молодой мужчина сказал:

– Если захочешь, чтобы я лёг с тобою и ласкал тебя, тогда подойдёшь ко мне и сделаешь вот так, – и вдруг, осторожно обхватив моё лицо ладонями, приблизил свою голову ко мне и, чуть голову наклонив, осторожно прикоснулся своими губами к моим. Какой-то краткий миг, когда он стоял, обхватив своими ладонями моё лицо. Какой-то краткий миг, пока чувствовала, как его губы касаются моих. У него были нежные губы. И это было странное ощущение.

Но миг прошёл – такой же короткий как одна из крохотных капель в море жизни – и Садхир освободил моё лицо и отступил от меня на несколько шагов. Освободил меня от необходимости лечь с ним и отдаться ему. Хотя я была его женою. Хотя…

– Но… вы мой супруг! И я должна радовать вас! – сказала и смущённо потупилась под его внимательным взором.

– Ты и так радуешь меня. Своим присутствием в моей жизни. Своим голосом.

– Н-но… – совсем смутилась.

Это было так странно! Ведь жена не должна отказывать своему супругу! И Поллав так набросился на меня. А Садхир меня отпускал. Сразу. Или… врал? Ведь и ночью он тоже должен ко мне прикоснуться.

Быстро взглянула на него. И натолкнулась на серьёзный взгляд. Опять потупилась.

– Ты будешь стирать нашу одежду. Ты будешь готовить нам еду. Ты будешь вынашивать и рожать наследников нашей семьи. Ты ведь и так много всего будешь делать для нас!

– Но разве жена не должна…

– Придёшь и ляжешь со мною, только если захочешь, – твёрдо произнёс средний муж. – Если просто захочешь быть рядом. А если дальше захочешь – поцелуешь, как я тебя поцеловал. Тогда и продолжим.

– Но мы должны вместе ночью…

– Мы много всего можем сделать ночью вдвоём.

Замерла напугано. Только Садхир сказал:

– Да разве мало можно делать ночью вдвоём? Можно говорить обо всём на свете. Рассказывать друг другу наши любимые истории. Рассказывать друг другу, как мы жили до встречи друг с другом. Ведь, по правде, я почти ничего о тебе ещё не знаю. А мне очень интересно узнать, как ты жила прежде.

Всё-таки подняла взгляд на него. И задержала, не в силах оторваться от взгляда этих спокойных и тёплых глаз. И… не хотелось отрываться. Хотя и ближе подойти к нему не осмеливалась.

– Я хочу сыграть для тебя самые красивые мелодии из тех, что научился играть, – серьёзно продолжил Садхир, – спеть тебе самые красивые песни из тех, что слышал. Ведь любоваться красотой мы можем и вдвоём. А ещё можно вместе бродить где-то. Мы обойдём ещё много мест. Мы с братьями редко остаёмся где-то надолго, – на миг взгляд моего мужа погрустнел, когда он смотрел куда-то над моим плечом, словно оглядывая оставшуюся за моею спиной жизнь.