Текст книги "Три мужа для Кизи. Книга 2"

Автор книги: Елена Свительская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Камень 31-ый

– Может, ей украшения снять? – спросил Мохан тихо. – Убежать легче будет, если что.

– Нет, – отрезал глава семьи. – Если она сумеет убежать, то украшения станут единственным, что у неё будет.

Чуть помолчав, вдруг спросил насмешливо:

– Ты же не собираешься от нас убежать, Кизи?..

И у меня дыхание перехватило от гнева. Как он мог подумать?! Но, впрочем, я умолчала. Если мне не доверяют, чего уж тут говорить? Бесполезно оправдываться. Я ещё в детстве поняла, что бесполезно, после истории с Ванадой.

Мы долго шли через темноту. Точнее, они шли, а я плыла куда-то между деревьев, сжатая горой вещей, заваленная одеждой, местами давно не мытой, да гирляндами. Мне от запаха жасмина и нестиранной одежды стало дурно. Но смолчала. В конце концов, они же стараются меня защитить. Мои мужья стараются меня защитить. Как могут. И остальное неважно. Тем более, что это странно и непривычно приятно, что кто-то меня старается защитить! Хотя, надеюсь, меня на их одежду не стошнит? Мне-то всё равно придётся её стирать. Но Поллава сердить лишний раз не стоит.

А ещё мне хищник вспомнился, который убил моего отца. Мерзкий хищник, который так и не был пойман. Говорили, что он отцу живот разорвал и растерзал внутренности. Я-то не видела – тело его прикрыли, когда принесли. И живот прикрыли, и сверху ещё куском ткани. Кровь, сказали, высохла уже на рваных ранах. Прия рассказала – их сосед видел. Говорил, что отвратительное было то зрелище.

Я ведь спрашивала у Саралы, Аши и Прии, когда уже пришла в себя, убили ли того хищника?.. Ведь и воинов просили его поймать. И местные ближайшие дни с опаской ходили. Воины сказали, хищник был крупный. Но в ловушки не попадался. И кшатрии, что охотиться пытались, так и не нашли его. Он ушёл?.. Тот зверь далеко уже ушёл после убийства моего отца?.. Или… в лесу затаился?.. И… И вдруг выпрыгнет на нас?..

Я совсем уже замучилась. Сказать мужьям о том или не сказать? А вдруг скажу, а Поллав засмеётся, что я так сбежать не смогу от них? Или решит, что я надеюсь на помощь того тигра, чтобы избавиться от своих трёх мужей? А не скажу, так вдруг они невнимательными будут – и сами ему попадутся? Да, может, они слыхали итак? Они же говорили с моими соседями. И, может статься, что не об одной лишь свадьбе говорили. Могли ж и расспрашивать обо мне, да о моей семье. Ведь это же разумно: кого-то расспросить о той, которую хотят взять женой. Так говорить им или не говорить?..

– И почему я тогда отругал Джиту?! – не умолчал опять Мохан.

Кажется, это вздохнул старший из музыкантов.

А Садхир сочувственно спросил:

– А почему вы тогда поссорились?

– Да из-за ерунды! – кажется, чувствительный юноша там расплакался. – Но тогда мне это казалось важным. Я ж не знал, что через несколько дней её убьют – и я больше никогда её не увижу! – всхлипнул. – Я даже не хотел помириться с нею! Так и не помирился…

– Странно, что ты столько лет об этом молчал, – голос старшего брата звучал как-то непривычно серьёзно.

Неужели, вид у Мохана, которого вдруг некстати замучила совесть в ночном лесу, такой ужасный, что даже старший брат ему вдруг посочувствовал?

– Ну, просто… просто… – голос бинкара задрожал. – Просто мне было стыдно. Очень стыдно. Что я так и не попросил у неё прощения за мои слова грубые. Что вы об этом узнаете.

– Так и не говорил бы! – проворчал Поллав.

– А вдруг я умру этой ночью? Вдруг меня тигры этой ночью сожрут, а я так ничего и не расскажу? В конце концов, нападения тех разбойников мы вообще не ждали. Никто не ждал!

Чуть помолчав, старший брат добавил мрачно:

– Вот при жене бы заткнулся! Ты уже не ребёнок. Уже мужчина замужний, – чуть помедлив, сказал насмешливо: – Почти.

И от его усмешки мне стало не по себе. Мне тоже грозило это почти. Скоро. Если живыми выберемся. Хотя то, что они старательно меня защищают, немного смягчало моё сердце. Но я всё равно боялась первой ночи. Тем более, ночи с Поллавом. А Поллав никому не хотел уступать своего. И они уже заранее договорились меж собою, как меня делить будут.

Или, всё-таки, не говорить? Ведь они и сами кого-то опасаются, раз достали свои кинжалы, двое вооружённые идут. Всё-таки, лучше, что мужья мои вооружённые. Мне и правда так поспокойнее. Тем более, они мужчины. Трое молодых, здоровых, крепких мужчин. И вот, меня спрятали, вооружились. Я под их защитой. Мне страшно, что мы заблудились ночью, но всё-таки я под их защитой. И даже троих. В чём-то спокойнее быть женою троих.

А они всё шли, шли через темноту. И, кажется, всё ещё не поняли, где оказались.

Мне то хищник вспоминался, который убил моего отца, то вдруг вспомнилось знакомство с двумя асурами. Сны про нагов и богов. Если асуры существуют, то существуют и остальные. И не врут про обитателей других миров. И кто тогда может ночью на нас в лесу кинуться?..

И сердце замерло от ужаса.

А если отца моего убил не тигр? Если отца моего убил демон?.. Вот ведь, отец старосты твердил что-то о ракшасах. Говорил, что ракшасы пришли за нами. И… он мог увидеть кого-то из демонов?..

– И зачем я наговорил ей столько всего? – сказал вдруг горестно Мохан. – Так и не могу себя простить за то!

Кажется, в эту ночь его пробрало на откровения. Боль младшего из мужей, поругавшегося с сестрой незадолго до гибели её и всей родни, сегодня вырвалась наружу. И бедный Мохан всё не мог ни успокоиться, ни замолчать. И даже Поллав его слушал, давая высказаться.

Бинкар всё говорил и говорил, рассказывая, как они вместе играли. Как она его спасала, когда он тонул. Додумалась оторвать край юбки – и бросить кусок ткани ему. Потом и взрослые прибежали на её крики, когда он уже лежал на берегу, замученный, но счастливый. Живой.

Эти и многие детали Мохан вспоминал ярко. И рассказывал о них пылко. С отчаянием. Он так и не смог примириться с ней.

– Но отчего вы всё-таки поссорились? – осторожно спросил средний брат, когда юноша примолк и снова стал всхлипывать.

– Да это… – младший муж всхлипнул. – Из-за мальчишки. Оборванца. Он пару дней шёл за нами, следил за всеми. Я пару раз его видел – то между кустами выглядывающего, то вечером смотрящего на нас с высокой-высокой ветки дерева. Грязный, исцарапанный, волосы спутанные. И бусы какие-то странные, грязью облепленные. Или кровью подсохшей? И взгляд у него был жуткий. Цепкий такой… внимательный… – Мохан шумно выдохнул. – Как у мелкого хищника. Я ещё тогда гадал растерянно: он демон или из неприкасаемых? Но он так и не рискнул приблизиться ни к кому из труппы. Просто следил за нами. Я как будто чувствовал его присутствие. Или… или запах крови из его гноящихся ран?.. Кажется, он был ранен…

Бинкар столько всего помнит! А ведь он тогда был маленький! Хотя я так и не поняла, сколько лет ему тогда было.

– Джита заговорила с ним? – вдруг спросил Поллав.

Но гнева не звучало в его голосе. Только грусть.

– Да, она заговорила с ним.

– Она могла, – добавил старший брат, вздохнув. – У Джиты было доброе сердце.

– Она ещё ему мой ладду отдала! – обиженно сказал юноша. – Тот, который мне отец подарил за то, что я выучил сложную мелодию!

– Ну уж и сложную, – фыркнул старший брат.

– Для меня она была сложной! – возмутился младший.

– Тиграм это расскажешь. В животе, – насмешливо предложил Поллав. – Им это будет очень важно. Сожрать такого талантливого бинкара! Молодого! Да все тигры Бхарат от зависти сдохнут!

Садхир кашлянул. Кажется, напоминая им обо мне. Намекая, что я не рада слышать их рассуждения о тиграх, с которыми мы можем встретиться. Да ладно тигры! Я ещё больше боялась ракшасов. Ведь вдруг и вправду отца моего убил демон?.. Говорят, ракшасы страшно кровожадные. Детей едят. Выпивают молоко из грудей кормящих матерей. Брр…

– И вообще, это был последний ладду, которым меня наградил отец! – всхлипнул юноша.

Порою он слишком чувствительный. Но, может, просто потому, что очень молодой?.. Братья-то его посерьёзнее.

И я, замерев, выжидала, что они там ещё скажут. Да и… ужасно было вот так плыть над землёй, в темноте, под свёртками, неизвестно куда. А болтовня Мохана как-то меня отвлекала от страхов и мыслей о тиграх и демонах, которые могут обитать в лесу. Идти-то всё равно куда-то надо. Но… но, впрочем, мысли у меня всё равно были невесёлые. Мне было очень жаль Мохана, который так ужасно поссорился с сестрой, которую, очевидно, очень любил. И который носил эту боль от ссоры и вину в своём сердце несколько лет. Каково ему, такому говорливому, было об этом молчать?!

– Предпоследний ладду, – вдруг сказал Садхир, кажется, приблизившись к телеге.

– Но отец больше не давал…

– Мой отец…

– Что там?! – вдруг спросил напугано Поллав.

И я сжалась испуганно. А мужья замолчали, вглядываясь в темноту. Сердце моё бешено билось. Тигр там или демон?..

Но, кажется, обошлось. На этот раз обошлось.

– Зверь какой-то прошмыгнул, – проворчал старший муж. – Мелкий. Так напугал!

И, сколько-то на месте постояв, они двинулись дальше. И опять меня потащили заваленную, в неизвестность. До чего же мерзко так плыть куда-то головой вперёд! Куда приятнее было идти своими ногами, чем когда меня куда-то волочат! Но, всё же, я должна быть благодарна главе семьи, который мало того, что телегу перегруженную тащит, так ещё и со мной.

– Отец хотел дать тебе ещё один ладду, – тихо сказал вдруг Садхир.

– Правда?! – вскричал брат младший радостно.

– Ты ж почти новую мелодию доучил. И так быстро!

Кажется, средний из музыкантов сейчас улыбался младшему, такому оживлённому. И прибавил, чтобы как-то смягчить его сердце и отвлечь от мучительных мыслей:

– Может, и два бы ладду дал. Или больше. Ты очень старался в те дни. Помнишь, даже другим детям тебя в пример ставили?

– Да, было дело… – мечтательно поддакнул бинкар.

И опять они куда-то шли. Кажется, мудрый Садхир шёл впереди. Найдёт он выход или не найдёт? Если бы он и вправду был удачлив, поскольку накопил благочестия, это было бы замечательно. Но, впрочем, Садхир и без того принёс мне удачу: он кинулся в Гангу за Ишой, в ненастье. А ещё именно из-за него отшельник Манджу решил позаботиться о моей сестре. Потому что Садир когда-то его спас и выходил. Как бы там ни было, средний муж уже очень много сделал для меня. Вот, подарил нарядные дупатты мне и сестре в день встречи. Назвал Ишу своей сестрою. Сказал, что я не столь и страшно поступила, перевязав рану Ванаде дупаттой. По крайней мере, Садхир этот мой поступок преступлением и адхармой не считал. Почему-то от этих мыслей у меня спокойно стало на сердце.

– Значит, Джита отдала тот ладду другому мальчику… – сказал задумчиво Садхир, немного погодя. – Но послушай, Мохан, это же замечательно!

– Это ужасно! – проворчал юноша. – Это был мой ладду! Я его заработал! И я ей отдал его! Только ей!

– Ты посмотри на всё это иначе: добрая Джита отдала сладость тому бедному мальчишке…

– Вот именно! Она слишком добрая!

– Отдать что-то нуждающемуся – это дхарма, – возразил ему средний брат.

И младший как-то примолк. Согласно. Или переваривая новую идею. Он, кажется, с такой стороны на ту ситуацию ещё не смотрел. Только Садхир мог додуматься.

– И вообще, как я её запомнил… она была милой и доброй. Тот ладду – не единственное добро, которое она сделала. Значит, после смерти Джита попадёт в доброе место. В новом воплощении она будет удачливее обычных. Людей. Снова родится человеком – я в этом уверен. А родиться человеком – это величайшая удача. И твой ладду помог ей совершить ещё одно доброе дело, Мохан. Ты смотри на ситуацию так. Ведь может именно твой ладду, который она подарила раненному мальчику, который несомненно его утешил – тот ладду мог стать поступком, определяющим её путь. И, уверен, следующая её жизнь будет намного легче.

Вздохнув, Мохан сказал:

– Может… может, она родится в семье кшатриев? Или даже в царской?.. Она очень красивая… была. Ей бы не юбку, украшенную зеркалами носить, а одежды, расшитые золотом и камнями драгоценными.

– Может, будет… – сказал Садхир чуть погодя.

Его, видимо, не очень радовала мысль, что их сестра может родиться в царской семье, если эту жизни прожила благочестивой. Но ради младшего брата, хоть немного оживившегося, он эту мысль поддержал.

Мы какое-то время молча шли. Потом кто-то из них вздохнул.

– Но, всё-таки, я того мальчишку ненавижу!

Значит, вздохнул младший муж.

– За что? Ты же говорил, что он даже был ранен. А она – помогла страдающему.

– Я застал его, когда он сидел рядом с ней и доедал мой ладду. Представляешь, этот наглый нищий, грязный, голый, сидел с нею плечом к плечу! А вдруг он был из неприкасаемых? – голос бинкара задрожал от гнева. – А когда я кинулся к ним, чтоб оттащить её – он мне дорогу перегородил. Ещё и сшиб меня ударом ноги! Так больно спиной об корень дерева приложился! Прям всё помутнело в голове!

– Так, значит, он защищал её! – радостно вскричал Садхир.

– Чего?! – обиделся Мохан.

– Смотри: ты пришёл и стал орать. А тот мальчик Джиту заслонил собой. Значит, он боялся, что ты можешь её обидеть. И, выходит, он благодарный. Благодарный человек не может быть плохим.

– Он может быть благодарным только с одним или с немногими, – серьёзно добавил Поллав. – Вот как этот сопляк Сиб! Зовёт, небось, себя сам. То Разрушитель он, то по имени звезды. Всем хамит, но только с одной лишь Кизи вежлив.

– Так ведь она ночью пошла проверять, жив ли он, – Садхир почему-то говорил без злости и обиды. – Только потому, что ей приснился страшный сон. Я бы и сам не мог забыть девушку, столь отчаянно рисковавшую жизнью и репутацией, чтобы проверить, в порядке ли чужой ей… человек.

На слове «человек» он запнулся. Садхир… что-то подозревает о нём?.. А мог бы. Он внимательный.

– С какой там звездой он себя сравнивал? – проворчал Поллав.

А старший из мужей злился. Сильно злился. То ли на меня за ту мою выходку, то ли на Сиба, нашедшего способ пристать к нам всем, став моим названным братом. Только он так и не пришёл. Но, если тот сон о сражении Ванады с какими-то нагом и богом был правдой, то, выходит, Сибасур всё-таки старался выполнить мою просьбу. Вот, во сне том даже на колени перед Ванадой встал. Только чтобы упросить. И в долгу остаться у того не боялся. Но… всё было бессмысленно. Но… где сейчас Сиб? Ванада сражался так далеко от нас?..

Мохан вдруг заорал. Я аж дёрнулась.

– Ты чего? – бросился к нему Садхир. – Что с тобой? Ты… ногу ранил? Или… ты на змею наступил?!

А юноша ещё и заговорил не сразу, всех нас издёргав ожиданием. Но когда он заговорил…

– О, глаза слепого попугая! Плешивого! Да почему ж я?!

– Почему ты сразу не стал орать во всю глотку, чтобы тигры все точно услышали? – не удержался Поллав.

– Сохэйл! – вскричал Мохан, в каком-то странном приступе. – Сохэйл!

– Ты видел звёзды, лёжа лицом в земле? – насмешливо спросил старший брат.

Шорох. Кажется, тот сел. Или встал. Но продолжал повторять отчаянно:

– Сохэйл! Сохэйл! Сохэйл… Сохэйл…

И долго братья ничего не могли от него добиться.

А потом, судя по воплям возмущённым, вцепились в него, обезумевшего, не пуская.

– Я должен идти! – орал Мохан. – Я должен его найти! Сохэйл… Сохэйл!

Потом завопил от боли. Значит, его ударили. Ударить его в таком состоянии мог только Поллав.

– Да что с тобой?! – проорал глава семьи яростно. – Сколько можно орать?!

– Я только сейчас вспомнил… – голос юноши звучал тихо и потерянно. – О, как я не вспомнил раньше?..

– Рехнулся! – старший мужчина шумно выдохнул. – О, боги, за что мне это наказание?!

– Постой, – мягко сказал средний из музыкантов. – Погоди, Поллав. Я, кажется, что-то понял.

– Вот и просвети меня, – проворчал старший брат.

Чуть погодя, наверное, встав или сев возле младшего, Садхир тихо и мягко спросил:

– Мохан, тот мальчик сказал тебе своё имя? Его звали… – он запнулся и сам. – Его звали Сохэйл?..

– Так… – голос юноши дрогнул. – Так его назвала Джита. Она сказала… точнее, она кричала… кричала на меня! Мол, не трогай Сохэйла! Он и так едва стоит. Он ранен.

– Сохэйл… – потерянно произнёс Садхир.

Кажется, он тоже догадался.

Ведь Сиб иногда требовал, чтобы его звали Сохэйлом. И… и того одинокого мальчика, раненного, без одежды, их сестра назвала Сохэйлом.

Мог ли… мог ли Сибасур быть знаком с их сестрой? И… и, выходит, что Сиб и Мохан уже встречались прежде?.. Но, даже если так… я всё же не понимаю, что такое с этим именем?.. Почему Сибу так хотелось, чтобы другие звали его Сохэйл?.. Он… он, похоже, обрадовался, когда я назвала его этим именем, как он требовал его звать моих женихов. Хотя и не поверил, что я просто хотела порадовать его, назвав. Одинокий. Недоверчивый. Которому наплевать, что люди косятся на его одежду и странные украшения. Волосы… спутанные волосы… он ведь похож! Сиб, которого я знала – хотя бы немного знала – похож на мальчика из описания Мохана. Того, который говорил с сестрою моих мужей незадолго до нападения разбойников.

Но… я пыталась спасти жизнь Сибу, пошла к Ганге ночью. И за то Сиб сказал, что я буду его сестрой. Или ещё и за то, что прежде не побрезговала его пригласить в свой дом. И даже, когда другие не хотели, всё равно выбежала за ним и уговаривала вернуться. И… и на берегу, поняв, что он демон или полубог, увидев его, доедающим крокодила… я и тогда показала ему, что хочу с ним общаться. Что я всё-таки ему верю. Малознакомому, странному, может даже, немного безумному. Но я словами и поступками говорила ему, что я ему верю. И он потом назвал меня своей сестрой. И в тот же день старался меня защитить. И, страшно раненный, едва живой, всё же выпросил моих женихов позволить ему отвлечь жителей деревни на себя, чтобы ему поверили.

Сиб, которого я знала, на самом деле добрый. Или… просто благодарный. И вот ведь, в моём сне он даже на колени перед Ванадой встал, чтобы исполнить мою просьбу.

Если это мой названный брат видел сестру моих мужей… если он только съев ладду, уже стал её защищать… если он в те два дня следил за бродячей труппой…

Он мог тогда её спасти?.. Во время нападения?..

И вот ведь… Мохан упомянул, что на Джите была голубая юбка. И что среди трупов убитых музыкантов и актёров, среди трупов их мёртвых детей не было девочки в голубой юбке.

Тут как раз Садхир озвучил старшему брату то, о чём я подумала.

– По описанию и правда похож, – грустно сказал Поллав. – Но девочек с голубыми юбками было двое. И, даже если среди мёртвых нашлась всего одна… разве это непременно должна быть Джита? Та, девочка, которой не было…

Но Садхир молчал. И Мохан молчал. И Поллав молчал. И тихо было так. Пугающе тихо. Да что с ними?!

Не выдержав, приподнялась, отодвинула свёрток с грязной одеждой и гирлянду.

Они сидели. Все трое. Прислонившись двое к телеге, а Садхир – просто. И все трое были какими-то потерянными. То есть, я видела лица старших мужей. Но Мохан сидел, сгорбившись.

– Я… я не знаю… – сказал наконец юноша. – Я не знаю, что делать, Садхир! Что сказать?.. Я так хотел бы, чтобы наша Джита была живой! Но Кири… – тут Мохан совсем сгорбился и расплакался. – Прости меня, Садхир! Я не должен был так говорить! Кири… Джита…

– А почему… – голос старшего мужа дрогнул. – Почему ты не должен был этого говорить? Джита – наша сестра. Она… – вдруг посмотрел на телегу и увидел мой глаз между гирлянд, сорвался на крик: – Я же сказал, чтобы ты не высовывалась!

– Она ни причём, – твёрдо сказал Садхир. – Она просто женщина. А они любопытные. Да и… наши тайны…

– Это наши тайны, – отрезал Поллав. – А ей я ещё не начал доверять.

Как нож вонзил в сердце! Но, впрочем, я и сама ещё не смогла начать ему доверять.

– Давайте… дальше пойдём? – Садхир встал. Ступил к Мохану, робко поднявшемуся, внимательно смотрящему на него, погладил по волосам. – Я не сержусь. Это правильно, что вы хотели, чтобы выжила именно Джита, – вздохнул. – Но такова жизнь… кто выжил – тот выжил. Кому повезло… кто случайно… может, боги знают?.. Почему умирают одни, но выживают другие?.. – подобрал с земли свой светильник, потом и оружие. – Но, раз мы выжили, нам надо жить дальше. Именно нам, – шумно выдохнул. – Только… – голос его дрогнул. – Я бы должен молиться… чтобы выжила Джита… если случится чудо… – мужчина, такой спокойный обычно, вдруг задрожал. – Я… я не могу!

Поллав вдруг подошёл к нему и крепко обнял. Садхир, вдруг ставший таким потерянным, уткнулся ему в волосы, вышедшие из-под тюрбана.

Видеть их несчастными было очень грустно. Особенно, Садхира. Но…

– Мохан… – тихо позвала я.

– Что?.. – тот сразу обернулся. Заплаканный. И несчастный. Хотя ему ещё было дело до меня и моих слов.

– А Джита сказала, почему назвала его Сохэйл?

– Подслушивала! – гневно выдохнул Поллав, отстраняясь.

Робко сказала:

– У меня есть уши.

– А в темноте редкие звуки привлекают ещё больше внимания, – вступился за меня средний муж.

Ему очень плохо, но он всё ещё думает обо мне! Какой он добрый!

– Она не сказала, – проворчал Мохан, всхлипнул. – Просто… и я так и не могу понять, это было просто совпадение или нет? То был наш Сиб или нет?..

– Даже если этот Сиб общался тогда с Джитой, он ведь теперь шляется один, – резко сказал Поллав, совсем уже брата выпуская. – Сиб – одиночка.

– И не похоже, чтобы его кто-то ждал, – потерянно добавил Садхир.

– Вот! – старший из мужчин шумно выдохнул. – Даже если Сиб знал её. Даже если она его почему-то звала Сохэйлом. Сейчас он шляется один. Я думаю, глупо надеяться, что Джита тогда выжила. Или… Кири.

Значит, девочек в голубой юбке было в те дни двое? И, наверное, они были одного возраста или похожие. И Мохан говорил, что среди мёртвых видел только одну в голубой юбке. И… и что-то здесь ещё было. Кири была очень дорога Садхиру. А Джита – Мохану и Поллаву. Потому Садхир сейчас очень несчастный. Он должен… он вроде бы должен надеяться, что шанс выжить был у Джиты. Но он почему-то не может быть рад этому. Ему дорога Кири. И Джита… тоже дорога.

Сердце у меня замерло на миг.

Кири…

Девочка, которая была Садхиру дороже сестры.

Кири…

Значит… Садхир уже кого-то любил?..

Он… любил Кири?.. Ту, которая так рано погибла?.. Или она была уже помолвлена с ним? Его невестою была?.. Или даже… невеста, которую он любил?..

Или… она могла спастись?

Но… если спаслась тогда Кири, значит, их сестра всё же умерла.

Но, если спаслась Джита, значит, что умерла первая любовь моего среднего мужа. Или же его невеста.

И я… я сама не могу понять, на что я надеюсь? Чтобы выжила их сестра?.. Или чтобы выжила любимая Садхира?.. Любимая Садхира…

И… и почему мне грустно от мысли, что мой муж уже кого-то любил? Ведь мы не были знакомы столько лет! Он вполне мог любить кого-то за эти года, даже нескольких женщин мог любить. Хотя он хотел стать отшельником. Не хотел жениться вообще. Из-за неё?.. Он не хотел знать других женщин кроме неё?.. Он… настолько сильно любил Кири?..

– Да, Сиб шляется один… – Мохан подобрал свои светильник и кинжал и поднялся. – Даже если это был он тогда… он бы мог узнать меня? Ведь Джита и меня по имени назвала в тот день!

– Правда?.. – обернулся к нему Садхир напрягшийся, пытливо всмотрелся ему в лицо.

– Значит, умерли они обе, – резко сказал Поллав. – А ему стыдно было признаваться, что он уже с Моханом знаком. Потому что он не смог Джиту защитить. Он, наверное, тогда ушёл. Или чуть позже. И, когда напали разбойники, его там не было. Он её не защитил. Вот стал бы кто в здравом уме признаваться, что это был именно он?!

– Но Сиб благодарный!

Они резко повернулись ко мне.

Робко сказала:

– Он же старался… защитить меня.

– Да, он, даже почти умирая от кровопотери, всё равно предложил нам помочь, – вступился за моего названного брата Садхир. Отчаянно виски потёр, потом взглядом обвёл нас, притихших. – Я думаю, всё могло быть иначе. Если Сиб благодарный. А Джита дала ему, раненному, тот ладду. И она почему-то знала его второе имя. Он, наверное, ей доверил его. Может, он ещё преследовал нашу труппу, когда напали разбойники. Когда нас рядом не было. Он мог пытаться защищаться. Но что он мог сделать один?.. Ребёнок! Против нескольких десятков мужчин! Вооружённых. Давно учившихся драться.

– Он мог только закопать тело мёртвой Джиты, чтобы бродячие псы его не съели, – устало сказал Поллав. – Но стал бы он признаваться в этом нам? В том, что не смог защитить девочку, которая была с ним добра? В том, что он в одиночку пытался им помешать? Да и… зачем ему признаваться нам, что он так проиграл?

Садхир яростно протёр лицо, задев и сбив на землю свой тюрбан.

– И почему я тогда не смотрел?! – отчаянно выдохнул молодой мужчина. – Почему я тогда побрезговал рассматривать трупы убитых? Эти насекомые, вьющиеся над ними… по ним… женщины с задранными юбками… те, которых изнасиловали… девушки молоденькие… я всё понял… но я трус! Я не стал смотреть на них! – ладони убрал и отчаянно посмотрел на братьев. – Простите, что я тогда не смотрел! Мохан хотя бы запомнил, что там была одна голубая юбка, а я… я ничего не смог… – упал на колени. – Я ничего не смог…

Чёрствый Поллав вдруг подошёл к нему. Опустился возле брата на колени. И… снова его обнял.

– Успокойся, Садхир. Это было ужасное зрелище! Мне и самому тошно было смотреть на него.

– Но если бы я смотрел… если бы я запомнил больше деталей… – Садхир расплакался.

– Мы же не знали, что всё так обернётся, – старший брат встрепал его волосы. – Не знали, что нам надо было смотреть, – вдруг замер, молчал долго – и братья молчали долго, внимательно смотря на него – руки с головы Садхира он так и не убрал. – Знаете… вы вправе меня убить… избить… но я всё-таки… – голос его дрогнул. – Я всё-таки хочу молиться, чтобы там умерла Джита. Я не хочу, чтобы она выжила, пережив всё это. И пусть бы она там сдохла! – он сорвался на крик. – Пусть бы наша сестра там умерла! Пусть бы Сиб прикопал её там, чтобы не смотреть, как она разлагается! Чтобы её не тронули бродячие псы… только бы ей не пришлось пройти через это всё и выжить! – мужчина задрожал. – Только бы не она! Только бы не с ней…

Они долго молчали. И я молчала. Два оставшихся светильника – мои Поллав сам потушил, прежде чем уложить меня в телегу – не могли заполнить своим светом всю оставшуюся темноту. Молитвы Садхира не могли спасти ни его сестру, ни его любимую. Разбойники даже девочек не щадили. Грязь этого мира… она иногда окутывает всё. Темнота иногда окутывает всё. Тамас, который влечёт людей в пучину и заполняет их сознание. Тамас, который превращает людей в жутких животных. Или… они сами?..

Но что теперь?.. Есть что-то в этой жизни, что не изменить.

Но та голубая юбка, которой не было…

То, о чём Сиб мог умолчать…

Я даже не знаю, хотела бы я, чтобы выжила одна из них? Если сестра моих мужей или возлюбленная Садхира это всё пережила… о, несчастная!

– Пойдёмте! – первым поднялся именно Садхир, светильник подобрал, потом кинжал. – Я не могу больше думать об этом! Не могу вспоминать тех лежащих людей. Я хочу просто идти. Всё равно куда. Всё равно зачем. Лишь бы не думать. Хотя бы немного не думать.

Шумно выдохнув, глава семьи признался:

– И я не хочу. Веди нас.

– Я?.. – растерялся молодой мужчина.

– Я в тебя верю, – старший брат сжал его плечо. – Веди нас. Как бы ни мерзко было жить, но мы должны идти дальше.

– Сиб – охотник, – вдруг сказал Мохан. И вдруг улыбнулся. Как-то безумно.

– И что ты снова?.. – устало спросил старший.

Младший повернулся – я успела заметить его горящие глаза.

– Давайте попросим Сиба их найти? Тех мерзавцев?..

Старший из мужчин задумчиво подбородок протёр:

– А что… если он хотя бы немного благодарен был Джите, может, он бы согласился?..

– Он ещё и собрался быть братом нашей жены! – добавил, сжимая ещё крепче кинжал, Мохан.

– Но Сиб ведь и так бродяга, – задумчиво добавил Садхир. И, кинжал на землю положив, подобрал свой тюрбан свободной рукой, надел, потом подобрал оружие. – Может, он и сам их ищет? Только не нашёл ещё?

– Или он уже их убил?.. – мечтательно улыбнулся Мохан.

Кажется, от этой мысли они все ободрились. Даже, если погибли и Джита, и Кири, у моих мужей оставалась ещё радость мести. Или… одна из них выжила?..

– Пойдём! – приказал глава семьи. – Сейчас нам бесполезно об этом думать, – и вдруг Мохана обнял. – Сегодня я рад, что ты много болтаешь, мальчишка! Но пока думать об этом всём бессмысленно. Надо дождаться новой встречи с Сибом, чтобы что-то ещё прояснилось.

И снова путь через темноту. И снова меня тащат куда-то вперёд. Только теперь это жуткое ночное путешествие, да, впрочем, и вся моя жизнь, не кажутся мне ужасными.

Моя сестра всё-таки жива. И не попала к тому кшатрию, Кирану. И моих родных, и друзей, и знакомых не убивали на моих глазах. Меня и других женщин моей семьи и моей деревни не насиловали на моих глазах. Я всё-таки была очень счастливой!

Но до чего же жалко моих мужей! То, что случилось с их сестрой… с любимой Садхира… это ужасно!

– Что это? – вскричал вдруг Мохан.

– Кажется, пещера? – спокойно ответил глава семьи.

– О, так мы можем там укрыться! Я… а-а-а!!!

Не выдержав, села, посмотрела.

Садхир, зажимая кинжал подмышкой – по боку его катилась струя крови – держал за ухо Мохана.

– Не смей! Там может быть логово хищника.

– Или там могут водиться змеи, – подхватил Поллав.

– Но всё-таки это может стать нашим убежищем!

Немного поругавшись, братья всё-таки отпустили в пещеру Садхира.

– Я же, вроде, удачливый, – сказал тот с грустною улыбкою. – Братья мои погибли. Но всё же несколько братьев у меня осталось.

– Иди, – вдруг согласился Поллав, – ты умнее этого мальчишки, – сжал его запястье. – Только вернись живым. Я больше не хочу никого терять.

– Спасибо, – Садхир улыбнулся ему, – что ты не хочешь меня терять.

Поллав, шумно выдохнув, сердито ударил пальцем по правой серьге. И средний брат, внимательно следивший за ним, вдруг зевнул. Потом вдруг сказал:

– Что-то скучно мне в золотых серьгах. Вы не возражаете, если я свои обычные надену?

– От нескольких мгновений ничего не случится, – почему-то охотно согласился глава семьи.

– Если тигры есть, то они явно не передохнут от того, что ты другие серьги оденешь! – бодро сказал Мохан. – А вот если…

Поллав, у которого как раз руки были свободны, зажал рот юноше и к себе его притянул, возмущённо задёргавшегося. А брату среднему почему-то спокойно сказал:

– Меняй. Должна же быть хоть какая-то радость в этой темноте.

Я внимательно смотрела, приподнявшись, как Садхир спокойно прошёл к телеге, серьги из своего свёртка достал, одел спокойно, привычным движением. Но, прежде чем отойти за светильником и кинжалом, он всё же повернулся ко мне. И осторожно ладонью коснулся моей левой щеки. Сказал тихо:

– Не волнуйся. Ничего не случится, – потом осторожно прикрыл меня гирляндами.