Текст книги "Это Фоме и мне"
Автор книги: Елена Нестерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
– Ого.
– Да. Пришла, значит, она вот с такой причёской! Такая фуфочка... Вот именно у неё-то вошки и были. Как разгребла я эту причёску, гульку такую накладную, всё начёсано, лака море – а там вохи: видимо-невидимо! Друг на друге катаются! И у девочки её тоже гнидки нашла... Если вам интересно, конечно, – вдруг остановилась Брыся.
– Конечно, конечно, интересно! – Лариске было очень интересно, она не пой, не корми – любила послушать что-нибудь эдакое, но только послушать, в крайнем случае посмотреть, но чтобы с ней что подобное – ни-ни, она на это не согласна.
– А ты нам когда, прямо сейчас наловишь? – до Фомы добираться было почти полтора часа, Вика спешила и волновалась. – Если можно, конечно.
– Ну, пойдёмте в бокс, есть там у меня пациент, как раз в обед поступил. Сидит там, как миленький, ждёт обрабатываться.. Сейчас, только я порядок наведу и зайду за вами. Посидите. – С этими словами Брыся вышла, и тут же понёсся над детским гвалтом её командный голос.
– Вик, а может, мы не пойдём, пусть она одна наловит, а то вши на нас перепрыгнут? – Лариска неуверенно заёрзала и даже зачесалась.
– Хочешь – не ходи, а мне надо.
– Ну, идёмте! – Брыся крутанула в воздухе ключами. – В боксы ходить, конечно, даже родителям нельзя, но врача уже нет, так что...
Лариска не хотела идти, совсем не хотела, она попросила у Брыси халат и шапочку, а Вика посмотрела на её причёску – три волосинки, и подумала, что заведись там вошки, изловить их проблем не будет, но вслух ничего не сказала.
– Вообще мы всех, кто со вшами, домой заворачиваем, если несрочная операция, и они приехали не из области. – говорила Брыся и словно экскурсовод показывала Вике и Лариске даже на самые маломальские достопримечательности своей больницы. Подруг у Брыси, считай, и не было. а тех уж, кто издалека приезжает, мы по всей строгости обрабатываем. Вот он, – Брыся открыла ключом дверь с почти тюремным окошком, – заходите. Сидит. Ну, сидишь, не скучаешь?
От окна отскочил мальчик лет восьми-девяти, в тапках и застиранной пижаме, и жадно уставился на руки Брыси, Вики и Лариски.
– На, я тебе редиску принесла, – с этими словами Брыся вытащила из кармана мокрый пакет с бледно-розовой редиской.
Мальчик схватился за пакет, влез в него обеими руками и начал быстро поедать редиску.
– А "спасибо" Пушкин будет говорить? Спа-си-бо. – Брыся попыталась выхватить у мальчика пакет, но он так вцепился в него своими тёмными-тёмными пальцами почти без ногтей, что было ясно – схваченного один раз этот мальчик уже не отдаст никогда. – Ладно, ну тебя, садись на стул и сиди тихо. На стул, я сказала. Знакомьтесь, девочки: Рафик Гусейнов, дикий человек. Привезён сегодня своим папаней из области, диагноза пока нет, так что будем тут его воспитывать и лечить. Видите, ногти какие? Это я их ему обстригла. Он сам не умеет и никогда не пробовал.
– А как же? – спросила Лариска, которая как встала у самой двери, так дальше и не пошла.
– А вот так же: пока сами отломятся. Честно. Ничего, мы из него человека сделаем. Да, Рафик?
Рафик промолчал, но Брыся продолжала:
– Он, кажется, даже зубной щёткой и туалетной бумагой пользоваться не умел. Бумагой туалетной, а, Рафик, умеешь?
– Умеешь, – хрипло ответил Рафик и даже гордо передёрнул плечами.
– О, вот так. Это я его сегодня научила. Быстро схватывает. – У тебя есть шанс выйти в люди, Рафик, – серьёзно сказала Вика, потому что Рафик уже насупился – он решил, что про него говорят что-то нехорошее.
– Есть, конечно. Когда он по-русски говорить научится, тогда вообще будет всё отлично. Хоть в университет поступай. Да, Рафик?
Слово "университет" напомнило Рафику слово "универсам", а в универсам обычно ходили за едой, поэтому Рафик вмиг оживился, чёрные глазёнки его бодро загорелись, он даже приоткрыл рот и завертел головой во все стороны, прямо как галчонок.
– Кушать хочет. Любит кушать. – пояснила Брыся.
Вика, чувствуя себя виноватой, порылась в своей сумке и достала разорванную пачку леденцов, хотела протянуть их маленькому Рафику, но Брыся опередила её:
– Не давай ничего. Пусть он сначала смирно посидит, пока я поищусь у него, а когда отпущу, тогда дай. Так, Рафик, садись ровненько. – с этими словами Брыся натянула резиновые перчатки и накинула на Рафика марлю, которую принесла с собой в бокс. – Сиди, не вертись. Будешь вертеться конфеты не получишь. Понял?
Рафик уселся послушно, и Лариска совсем прижалась к двери и только шею изо всех сил вытянула, чтобы смотреть на то, что Брыся там делает. А Вика, заложив, правда, руки за спину, наклонилась прямо над Рафиковой головой и, не отрываясь, смотрела, как резиновые пальцы Брыси разгребают чернейшие и густейшие Рафиковы волосы.
– Ну зарос, не проберёшься. – сказала Брыся, раздирая спутанные кудри, отчего бедный Рафик заорал и схватился за Брысину руку.
– Нельзя! Не хватайся за меня! – закричала Брыся и, вырвав руки из Рафиковой шевелюры, попыталась успокоить дикого ребёнка, который начал сдирать с себя марлю. Рафику, видно, даже леденцов не так хотелось, как свободы.
– А-а! – тоненько завизжала Лариска у двери. – Пусть он головой не машет, а то они разлетятся во все стороны, и что мне тогда делать?! Скажи ему!
– Да что говорить – сейчас горячую воду дадут – мы его с санитаркой мыть будем, а потом обреем налысо, – Брыся успешно дала Рафику подзатыльник, что, как оказалось, было ему очень привычно и привело к замечательному педагогическому результату: Рафик снова уселся спокойно.
– Вот видишь – лупить надо, будет шёлковый, да, Рафик? – сказала Вика, но Рафик быстро сообразил:
– Не нада лупить. – он знал, чего можно бояться.
– Не будем, не будем, сиди тихонечко, – сладенько заговорила Брыся, давай поищу вошек, а то они мальчика кусают, кусают, маленького... Чёрт, что ж это у тебя тут в волосах залипло, не пойму. Ларис, будь добра, принеси из процедурного кабинета ножницы любые и клеёнку. Или пакет, что найдёшь.
Лариска мигом испарилась из бокса, а в это время Брыся поймала первую вошь и тут же показала её Вике:
– Смотри какая, не бойся...
Вошь медленно, как тяжело гружёная галера, гребла всеми своими лапами, пытаясь передвигаться по резине Брысиной перчатки. На её почти бесцветном теле хорошо были видны красные веночки.
– Ишь какая, мясистая, крупненькая. – Брыся прямо любовалась Рафиковой вошкой.
– Это считается крупненькая? – спросила Вика. Так получилось, что никогда раньше она вшей не видела, и они представлялись ей совсем другими.
– Конечно. Отличный экземпляр. Уж я-то их насмотрелась.
– Гордись, Рафик, породистые у тебя вошки, – Вика даже пожала Рафику руку, но он никак не среагировал.
– Давай, вытаскивай у меня из кармана коробок, туда её положим, скомандовала Брыся, и Вика полезла в карман её халата.
Брыся соскребла вошь с пальца, закрыла коробок и протянула его Вике:
– Держи, не урони. Давай, на всякий случай, подстрахуемся, а то мало ли что. Я тебе ещё штучки три поймаю.
И снова стала копаться в Рафиковой голове, снова дёрнула слипшийся локон, и снова Рафик взвыл, отчаянно махнув головой. В дверь несмело заглянула Лариска, протянула огромные, почти овечьи ножницы и пакет с ручками.
– Не нашла я никакую клеёнку, вот, у меня с собой пакет был, пойдёт?
– Замечательно. А ножниц меньше не нашлось? – Брыся взяла ножницы и щёлкнула ими в воздухе. – Ладно, и эти пойдут, где ты их только взяла. Тоже, что ли, у тебя с собой были?
Но Лариска сострить в ответ ничего не успела, потому что Рафик ножниц испугался и взбрыкнул обеими ногами сразу. Лариска отскочила к двери.
– Резать тебя никто не будет, сиди, дурак. – и Брыся мгновенно отхватила целую пригоршню Рафиковых волос, затем ещё и ещё. – Не бойся, это были плохие волосы, они слиплись. Понял? А вот теперь аккуратно, Вика, держи пакет, я туда это дело выкину. Всё, на пол клади.
– А не расползутся? – Вика с сомнением посмотрела на пакет.
– Не успеют. – Брыся смотрелась как великий специалист по поиску вшей, она и сама это, кажется, чувствовала, поэтому говорить стала очень уверенно. – Вика, давай коробок.
И она положила туда вторую вошь, затем третью и четвёртую. Она резала Рафиковы волосы не рядами, а как попало, потому что гонялась за понравившимися ей вшами.
– Эх, упустила! – Брыся хлопнула ладонью по Рафиковой голове. – Такой крупный экземпляр убежал.
– Так давай ты его поймаем! – Вика взяла ножницы. – Рафик, отстрижём тебе твои заросли, будешь модный, лысенький, видел, сейчас ребята ходят, и голова чесаться не будет. Ведь чешется, чешется? – и Вика на всякий случай почесалась сама.
– Да... – сказал Рафик и тоже хотел почесаться.
– Ну что, стрижём? – обратилась она к Брысе. – Давай, что ребёнок мучается. Всё вам работы меньше.
– А, давай. Надо только голову ему намочить, – и Брыся подтащила не успевшего опомниться Рафика к раковине. – Всё равно у нас в корпусе машинки нет, сломалась. Пришлось бы в первый идти просить. Будем стричь: а остатки я безопасной бритвой подровняю. У нас есть новая.
– О-о-а! – заорал басом Рафик. – Холёдный!
– Смотрите, поплыли, поплыли! – закричала Лариска. И действительно, несколько вшей, завертелись на дне раковины и исчезли в дырке.
Брыся начала стричь. Рафик в это время ел леденцы, которые ему дали за страдания немножко раньше времени.
– Помнишь, как та вша выглядела? – спросила Вика, держа мешок, в который Брыся кидала мокрые отстриженные куски волос.
– Не помню теперь. Сейчас найдём получше...
Но в мокрых Рафиковых волосах было уже ничего не разобрать.
– Утонули все ваши вошки, – вздохнула, наконец, спокойно, Лариска, но изобразила сострадание.
– Ничего, нам хватит, – ответила Вика, поменявшись с Брысей, которая вышла проверить, как там её больные дети себя ведут, и сама теперь кромсала то, что осталось расти на Рафиковой голове. Вика хотела подправить его новую причёску, но короткие и жёсткие, как щетина, волосы не слушались, выскакивали из-под ножниц и торчали по всей голове пучками. Она надела Брысин белый халат, чтобы вши вместе с волосами на неё не нападали.
– Так, терпи, Рафик, чуть-чуть бритвочкой, и всё, – появилась тут Брыся с одноразовой безопасной бритвой.
Через три минуты Рафик сидел на стуле уже без марли и без волос. Совсем лысенький. Стало видно, что сизая голова его вся в красных точках и расчёсанных до крови и засохших пятнах. И в не засохших тоже, потому что Вика и Брыся ножницами несколько раз промахивались.
– Красавец. – уверенно сказала Вика. – Нет, вы посмотрите, какой он красавец. И блошки теперь тебя есть не будут, ты это понимаешь, Рафик? Всё, считай, можно из больницы уезжать, а уж из бокса точно.
– Ну это мы ещё посмотрим. – проговорила Брыся, унося вон всё, что имело отношение к стрижке Рафика.
Но тут Рафик повернулся к Брысе, Вике и Лариске каким-то другим боком, и оказалось, это было видно невооружённым глазом, – что голова-то у Рафика квадратная! Совершенно квадратная, только правый бок немножко приплюснут. Как он жил такой всё это время – непонятно.
– Что же, у него мозг тоже квадратной формы? – сразу пришло на ум Лариске.
– Не знаю. – а вот Брыся, кажется, не очень удивилась. Или только делала вид, что не удивилась, она же, фактически, врач...
– И теперь все это увидят? – в ужасе спросила Вика. – Что же мы наделали!
– У людей его национальности волосы растут очень быстро, так что через недельку он весь зарастёт, – спокойно сказала Брыся, – да, Рафик?
– И все углы сгладятся?
– Конечно. А пока поживёт с квадратной головой, немножко-то можно.
– А дети смеяться будут.
– Не будут, да, Рафик?
Рафик так больше ничего не сказал, сколько бы к нему ни приставали. Он сидел на стуле и ловил затылком своей квадратной головы ветер, который поддувал из приоткрытой форточки, гладил себя по черепу и всем его углам рукой, которая была почти без ногтей, трогал уши, не узнавая их, и досасывал последний леденец. Вскоре пришла санитарка, потому что дали горячую воду, и отвела маленького Рафика мыться.
... – Жить, болеть, умереть, жить. – посчитала Брыся всех отловленных вшей, которые всё так же медленно ползали по дну коробка. – Правильно мы четыре штучки поймали, ни больше, ни меньше. Ну, Вик, закрывай.
– Спасибо.
– Ты что, в спичечном коробке собираешься их нести?! – Лариска, как увидела, что Вика закрывает коробок и кладёт его в сумку, чуть до потолка не подпрыгнула. – Расползутся по нам, и не заметишь как, так на нас и переползут. А я не хочу быть блохастой.
Вика схватилась за коробок и сжала его между ладоней:
– А как же с ними?
– Эх, что бы ты без меня делала... Я специально прихватила. – Лариска вытащила баночку из-под крема. – Держи, ссыпай их туда. Из банки точно не выскочат.
Вика так и сделала – ссыпала вошек, которые даже упирались, так им в коробке понравилось, в банку. Лариска взяла у неё из рук эту банку и как можно плотнее завинтила крышку.
– Девчонки, приходите, я вас буду ждать, поболтаем... А то мне тут так скучно бывает, ужас. Детей хочется бить. Приходите. – прощаясь, лепетала Брыся и оставила Вике на бумажке расписание своих дежурств.
Дело оставалось за малым. Всю дорогу к Фоме Вика и Лариска составляли план того, как подсунуть Фоме лечебную вошь. Придумали, в палатке купили половинку черного хлеба и расположились в скверике возле больницы.
– Так, выбираем самую толстомясенькую вшу, делаем из хлеба шарик, закатываем её туда. А дальше всё просто – я отвлекаю твоего Фому, а ты заставляешь его этот шарик съесть. – Лариске очень понравилось то, что она придумала.
– Ага, а как я его заставлю?
– Ну, Вика, в игровой форме.
– Ой, хорошо...
Но всё оказалось неожиданно плохо. Когда хлебный шарик был уже готов, с большими предосторожностями открыли баночку из-под крема и – о, ужас! все вошки были там совершенно мёртвыми. Сколько ни ковыряла Вика их травинкой, они не подавали никаких признаков жизни. Она вытащила под брезгливое гримасничанье Лариски одну вошь себе на ладонь – но та была настоящим трупом.
– Эх ты, – на глаза Вики навернулись слёзы, – они все умерли из-за тебя.
– Это ещё почему?
– Ты всё боялась, что они разбегутся, на тебя напрыгнут. И крышку так завинтила, что им воздуха не осталось!
– Это были меры предосторожности...
– Они бы и из коробка не выскочили... А теперь вот что делать... Вика понюхала баночку. – И что у тебя в этой банке за крем был такой ядовитый? А, понятно... Конечно, нанюхались. А им, маленьким, много разве надо?
– Как людей кусать, так они не маленькие... – Лариске хотелось оправдываться и найти какой-нибудь аргумент против вшей.
– И не перепрыгнули бы они на тебя, у них же и крылышек нет, всхлипнула Вика. – Тоже мне, сюся-муся.
И она грустно побрела к Фоме, оставив Лариску ждать в сквере. Купила по дороге бананов, как гостинцев, себе банку пива, выпила его быстро и решила съездить к Брысе ещё раз – вдруг на Рафике Гусейнове новые вошки завелись.
И к окну Фомы подошла уже весёлая-весёлая.
НА ПРЯМОЕ ПОПАДАНИЕ ИГЛЫ В ВЕНУ
И вот пошли дожди. Мало радостное состояние Фомы подошло к своей критической точке, а анализы никак не давали повода к сборам на волю. Был пятнадцатый вечер пребывания в больнице, шоу затягивалось, и Фома даже выгнал ординарца Сергуню, пришедшего, как обычно, поговорить, вон из бокса. Никогда прежде Фома не поддавался таким эмоциям. Он встал возле окна своего полуподвального помещения, щелчком согнал таракана, пробирающегося к съестным припасам, и стал смотреть на дождливую улицу.
"...Грустен должен быть человек и растерян – чтоб не сумел возгордиться. Который год я вижу холодное лето, мокрую зиму, бесстрастные дни. Это уже даже не актуально. Тёплый снег давно стал синонимом грустных вечеров и пустых скитаний в пространстве. Господи, я мог бы всего этого не замечать. Но, кажется, я уже давно завяз где-то внизу. Вот и хожу, как дурак, по своей скучной жизни и угасаю. Или не угасаю (естественно), но сейчас это уже не я. А так всё хорошо, я люблю людей, они любят меня, вот только что с этим делать – не знаю..."
Мысли Фомы прерывает Палёнова, которая пришла посоветоваться, поступать ли её сыну, кажется, в Интерпол, Фома даёт ей спокойным голосом какие-то рекомендации, и она озабоченно уходит, оставив на кровати стопку газет. Фома просматривает несколько, но ни одна из них не соответствует его вкусу и принципу – их нельзя читать в туалете. Фома ограничивается сигаретой, моет руки и снова встаёт смотреть в окно. Там всё без изменений. Тогда Фома идёт в номер Мхова и Лишайникова, садится там на кровать и начинает общаться.
Мхов помахивает невзначай часами Casio, Фома обращает на них внимание, хвалит Мхова за правильный выбор, Лишайников рассказывает два анекдота, Фома выпивает стакан минеральной воды, время идёт.
– Мхов, скажи, у тебя любимая девушка была? – обращается Фома, глядя ему прямо в рыженькое лицо.
Мхов, 16-17 лет от роду, грустно вздыхает, и выражение лица его удаляется в воспоминания:
– Ах, была. Очень давно...
Лишайников презрительно смеётся, Фома успокоительно говорит: "Ну ничего, Мхов, ничего", сидит у них ещё какое-то время, а затем уходит. По дороге в бокс ему попадается Сергуня, Фома тут же его прощает, даёт посмотреть журнал с женщинами, отобранный у малолетних узников, и заходит к себе.
За окном на улице успел закончиться дождь, немного прояснилось, солнце садится по ту сторону корпуса. Соседнее здание морга покрывается естественной бледностью; любовь к жизни оставляет пределы больницы. Гоняясь по палате за комарами, Фома размышляет о своей болезни – кому это выгодно. Выясняется, что никому, абсолютно никому. Но завтра обещала приехать Вика. Фома накрывается с головой одеялом и засыпает.
... – Это опять мы, привет. – Вика просунула голову в дверь "второй соматики". – К тебе можно?
Брыся стояла возле какого-то мужчины, вероятно, врача, она только кивнула и продолжала его внимательно слушать. Лариска и Вика остались ждать её в коридоре. Они пришли утром, хоть и знали, что Брыся работает утром более активно. Просто у Вики сегодня был выходной, а Лариска, как студентка, вообще была свободна целое лето. Вика не хотела терять день.
– Ну что там Брыся, я прямо не знаю, не может выйти? – Лариска была недовольна. Ей вообще не нравилось посещение больниц, просто ей больше нечем было заняться, поэтому она снова сопровождала Вику.
– Ну погоди. Брыся же работает... – сказала Вика.
– Тоже мне, работает. А мы тут стоим, заразу ловим. Ишь, надо же, доктор Брыся.
Сама Брыся никогда не называла себя Брысей. Но так звали её другие, уже много-много лет, класса так с третьего. Белобрысая она была, эдакий белобрысик – белый брысик. Сейчас волосы Брыси были баклажанового цвета, но менять имя из-за этого было всё равно поздно.
Она выскочила в коридор, вся бодрая, спешащая.
– Привет, девчонки!
– А нельзя там у вас ещё вошками разжиться? – попросила Вика. – А то мы тех уморили...
– Да, где там ваш Рафик Гусейнов, может, на нём ещё поискать можно? добавила Лариска, видя, что Вика начинает стесняться.
Из двери "второй соматики" вышел врач, посмотрел на Брысю и её одноклассниц, и пошёл по коридору.
– Вот, пока врач вышел, идите на него гляньте! – Брыся мигом распахнула дверь.
Рафик Гусейнов ползал по полу. Он пытался заворачиваться в палас, но рядом всё время кто-то пробегал, Рафик гневно рычал и вылуплял глаза. Голова его продолжала представлять из себя квадрат, только уже тёмно-ворсиситый.
– Ишь, какой. – сказала Вика. – А живность на нём есть?
– Нет, нету. Вчера смотрели. – ответила Брыся. – Мы же его ещё и обработали.
– А такие вошки у него были хорошие, – вздохнула Вика, – я-то думала, наловим...
– Хе, не вопрос. Я сейчас тебе новых насобираю!
– Правда? – обрадовалась Вика.
– Спрашиваешь. У нас этого добра опять подвезли. В боксе сидят мать и сын Бубловы. Долго будут сидеть, у них ещё подозрение на одну инфекцию. Вы меня в коридоре подождите, сейчас день, сами понимаете... давай, куда собирать?
– Стой. А если эти Бубловы с инфекцией, значит, у них и вши с инфекцией? – вдруг опомнилась Вика.
– Вряд ли. Их подозревают на дифтерию, они имели контакт с носителями. Мы этих Бубловых больше для острастки и для профилактики держим. Чтоб мамаша знала, как со вшами приезжать.
– А, ну тогда ладно. – заявила Лариска.
Вика протянула Брысе тонкую пластмассовую баночку из-под майонеза, на крышке которой были заблаговременно проделаны дырки. Брыся взяла её и скрылась.
Лариска определённо хотела что-то сказать, но Вика была, кажется, занята своими мыслями – она стояла, опустив голову и глядя на мокрые носики ботинок. Вот она вытащила блокнот и ахнула:
– Ой, Ларис, нам надо бежать! Если мы на электричку сейчас опоздаем, то там будет большое "окно", то есть перерыв, электрички три часа ходить не будут!
– О-го-го.. А всё из-за Брыси, чего она там копается, – Лариске всегда должен был кто-то быть виноват, такой уж была она человек.
Но Брыся уже выходила из двери.
– На, Вик. Это, конечно, не лучшие экземпляры, с Рафиковыми не сравнятся, но всё равно – вши, как вши. Тоже четыре штучки.
– Мелковаты, – сказала Вика, заглянув в банку, – но ничего, как говорится "мал клоп, да вонюч"...
– Во-во, лечебная польза такая же будет. – подтвердила Лариска. – Ну что, пойдём? – Ей очень не хотелось ждать под дождём электричку, если они, всё-таки опоздают.
– Мы побежим, хорошо? – засовывая банку в пакет и в сумку, сказала Вика Брысе. – Мы на электричку спешим. Туда ж ехать – вообще к чёрту на кулички. Спасибо ещё раз!
– Ну, этих не уморите! – крикнула Брыся вслед.
– Нет!
Но они всё-таки опоздали. Электричка показала свой хвост, когда Вика и Лариска только высыпались из автобуса, застрявшего в недлинной, но всё-таки пробке. Дождь лил, не переставая, на пустой железнодорожной платформе не осталось ни человека, ни собаки, только Вика с Лариской под одним зонтиком. Каждую минуту Вика вытаскивала банку и смотрела, как там вошки, не задохнулись ли. Из-за этого она постоянно вылезала из-под зонта, беспокоила Лариску, и Лариска была совершенно не рада, что поехала с Викой в такую погоду.
– Надо идти в вокзал и ждать там. – сказала Вика.
Но в здании вокзала оказалось ещё хуже, чем на улице. Откуда-то задувал вокзальный сквозняк, хотя в этот день ветра не было. Везде на полу были лужи, сырость пробирала до костей, и как два бомжа, что устроились спать в уголке на креслах, всё это терпели?..
– Может, тут буфет есть? – предположила наивная Вика, – бывают же на вокзалах буфеты?
Но буфета, конечно, не было. Вернее, дверь с надписью "Буфет" была, но года три ею не пользовались уже, это точно.
– Может, всё-таки есть ещё электричка какая-нибудь скоро? – с надеждой спросила Лариска и подошла к окошку билетных касс. Но и окошко было заложено доской изнутри.
– Нет, видишь, в расписании когда ближайшая – как раз через два часа сорок минут, – сказала Вика, – поэтому и кассирша забаррикадировалась. Они всегда так делают, когда долго электричек нет.
– Что же делать? Домой, наверно, надо ехать. – Лариска откровенно застучала зубами. – Не мёрзнуть же тут...
– Это время терять. Пока я до дома доеду, перерыв кончится, да пока обратно – ещё больше времени потеряю. Нет, я останусь. А ты, Ларис, может, поедешь? Чего ты будешь тут со мной мёрзнуть. – сказала Вика. – Поезжай, а?
Но Лариска мужественно заявила, что никуда она одна не поедет. Они сели на липкие холодные кресла и посидели две минуты.
– Лариса! Придумала! – Вика даже подскочила. – Мы пойдём в библиотеку. Там подождём и погреемся.
– В какую ещё библиотеку? – сто лет Лариске библиотеки летом были не нужны.
– Тут рядом есть библиотека с читальным залом, пойдём, скорее, тут совсем невозможно. Вот там и погреемся, и время пройдёт. Вставай!
– А нас пустят?
– Конечно, в читальный зал всех пускают. У меня документ есть, паспорт.
В читальный зал их, конечно, пустили. Вика сразу попросила себе медицинскую книгу про инфекционные болезни и два альбома про болезни печени. В нагрузку ей достались брошюры о вирусных гепатитах, которые Вика уже раз пять читала, но всё равно принялась изучать их с не меньшим интересом. А Лариска попросила себе журналы с модами, за что ей пришлось заплатить некоторое количество денег и дать письменное свидетельство, что она ни одной страницы оттуда не выдернет.
Они расположились за столиком в полупустом зале.
– Ну-ка, как тут мои маленькие? Живы-здоровы? – Вика приоткрыла крышку банки с вошками. – Что-то они вялые стали. Опять им воздуха не хватает.
И она высыпала всех их на листок бумаги.
– Ты что, увидят же! – зашипела Лариска..
– А ты думаешь, кто-нибудь догадается, что это вши? – спросила Вика, внимательно разглядывая еле ползающих насекомых.
– А то нет...
– Да тут и нету почти никого, кто увидит. Не бойся, я слежу за ними, ответила Вика. Она и правда, не спускала со вшей глаз.
Лариска снова углубилась в журнал. Вскоре раздалось шарканье ног, смех и приглушённые матершинные ругательства. Потоптавшись у столика библиотекаря, в зал ввалилась кучка юных ПэТэУшников, с грохотом опустилась на несколько столов соседнего с Викиным и Ларискиным ряда, но больше нарушать порядок не стала – перед каждым лежала книжка, и самые рьяные уже начали перечерчивать оттуда какие-то схемы в свои тетради.
– Ишь ты, примерные какие пришли, учатся... – заметила Лариска. – У них что, сессия ещё не кончилась?
– Нет, конечно, у них позже, чем в институтах, а может, это отстающие какие пришли, – ответила ей Вика и, внимательно осмотрев одну из вшей, поковыряла её ручкой. – слушай, Ларис, помирают наши воши, и с воздухом, и без воздуха... Эх, вот опоздали, теперь навряд ли они до Фомы дотянут, времени-то ещё сколько..
– Ничего, выживут... Посмотри лучше, какой костюмчик, – и Лариска пододвинула к Вике журнал, – мне очень пойдёт, у меня как раз шея длинная, и ноги длинные, так что будет классно... Только вот цвета не красного, красный лучше тебе...
– Ага... Стоп: придумала. – обрадовалась тут Вика. – Хороший у тебя журнал.
– В смысле?
– В смысле вошки чем питаются? Кровью они питаются. Значит, как их жизнь продлить? Дать им крови напиться. Крови... – Вика сделала свирепое лицо и выпустила когти навстречу Лариске.
– Чьей это крови? – Лариска не любила таких шуток, тем более что один пэтэушник даже оглянулся на них.
– Ну, ты у нас, кажется, корью и свинкой в детстве болела, а я нет, значит, моя кровь лучше. Отцепляй значок.
– Что?
– Значок, вон, на рюкзаке.
Лариска отстегнула от своего маленького рюкзачка круглый значок с оригинальной надписью "Не подходи – убьёт!" и положила его перед Викой.
– Так, немного дезинфекции, – Вика поплевала на острие металлической застёжки, потёрла его, два раза подула. – Ну, внимание...
Она принялась разминать себе подушечку пальца так, как это обычно делают в больнице, когда анализы берут, и затем ткнула туда значком. С большим трудом ей удалось выдавить прямо на спину самой крайней вше несколько капель крови.
– Ну, пей, кровопийца! – скомандовала вше Лариска. Ей сразу стало интересно.
Но вша не подавала никаких признаков жизни. Замерло её тщедушненькое тельце, и уже совсем не гребло ни одной лапкой, не поворачивалось ни в одну сторону.
– Да она захлебнулась! – сразу сообразила Лариска.
– Что-то она быстро... Эй, вставай... – напрасно Вика подпихивала вошь то в правый бок, то в левый. – Да. Утопила я её.
– Конечно, утопила. Ты бы у меня сначала спросила, и я бы тебе сразу сказала, что насекомые тонут в воде, то есть в жидкости. – Лариска умела всё знать в пустой след.
– Ох... Ладно, у нас ещё три остались, уж их-то я не утоплю. Пусть лежат, воздухом дышат. – Вика подгребла оставшихся в живых вшей к лужице крови. – Пусть, может, эти сами попить подползут. Они же чуют кровь, да, Ларис?
– Да. – Лариска посмотрела на часы – прошло всего двадцать минут...
Пэтэушники изредка гоготали и торопливо рисовали, им хотелось поскорее расправиться с этим делом. Но один, совсем маленький, худенький, так и не снявший кепочку с черепашками-ниндзя, всё вертелся, крутился, заглядывал в тетради ко всем своим соседям, маялся и всё приставал к сидящему около него короткостриженному парнишке:
– Ушан, пойдём отсюда.. Ну пойдём, ладно, дома нарисуешь...
– Отстань, Поня, не хочешь – катись, а мне надо...
Бедный тот, которого Ушан назвал Поней, продолжал маяться, вертеться во все стороны, затем вытащил откуда-то из кармана булку с изюмом и глазурью, причмокнул и сказал:
– Ушан, давай похаваем?
– Я не хочу сейчас...
– Ну доставай, ты там "Сникерс" заныкал, я знаю...
– Отстань.
Поня решительно отодвинул от себя тетрадь, ручку и книжку, обнюхал булку и вновь предложил:
– Ушан, ну давай похаваем.
Ушан ничего не сказал, только повернулся к нему спиной. Вика, наблюдавшая искоса за ним, хихикнула. Тогда Поня положил булку на ладони, поднёс к самым глазам, посмотрел на неё и нежно сказал:
– Тогда я съем булочку.
И съел. Облизал руки, незаметно вытер их об штаны и заглянул в чертежи сидящего сзади.
– Работай, работай, солнце ещё высоко.
На него зашикали, кто-то звонко шлёпнул ему по макушке.
В это время на тонких каблучках в зал вошла девушка с пышными-пышными распущенными волосами. Покосившись на подозрительную возню подростков, она подошла к столу, что стоял впереди того, за которым сидели Лариска и Вика, сгрузила на него стопу английских книг и словарей, отодвинула стул и уселась. Вика едва успела от её взгляда ладонью вошек загородить. Девушка сразу погрузилась в работу.
А мальчик Поня не унимался. Он громко захлопнул книжку, затем снова её открыл, перевернул вверх ногами, внимательно осмотрел. Потом порылся в кармане, ткнул соседа в бок:
– Ушан, а давай в книге деньги искать?
– Чего?
– Деньги, говорю, давай в книге искать.
– Ты что, дурак, что ли? – спросил у него сосед. Ему, видимо, оставалось дочертить совсем чуть-чуть, и он спешил.
– Ты чё, у меня один друг всегда так делает. Приходит в библиотеку и начинает в книгах деньги искать...
Вика и Лариска скосили глаза в сторону Ушана и его неугомонного соседа.
– И что, находит? – вяло спросил Ушан.
– А то. Он между страниц денег наложит, а потом находит. Смотри. – и Поня положил несколько бумажных денег среди страниц своей книги. – Вот. А потом сидит так, книжку листает, а тут раз! – деньга! И он тут же кричит: "Ой, я в книге деньги нашёл! Ой, а вот ещё! "И все оборачиваются.
Тут и правда на его возглас несколько человек с интересом обернулись, Поня сделал сразу удивленно-обрадованное лицо, Вика и Лариска засмеялись, сдерживаясь, – и сдули всех лежащих на бумажке вшей прямо на впереди сидящие волосы.
Что там вытворял Поня, ободрённый успехом, было уже не интересно.
