Текст книги "Золотая Ослица"

Автор книги: Елена Черникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Метро "Таганская". Апрель, снег, ветер, холод. Идут двое: мой жених и его свидетель. Здравствуйте. Очень приятно. Пошли в загс.

Мой жених безумно влюблен в мою подругу, которая недавно его бросила. Я безумно люблю, по обыкновению, А. Жениться мы идем из каких угодно соображений, кроме любви. Мы добрые друзья. Он регулярно плачется мне в жилетку про любовь к бросившей подруге. Я утешаю несексуальными приемами.

Приходим в загс. Нам играют Мендельсона и предлагают поздравить друг друга. То есть поцеловаться. Мы чмокаемся под ироничными взглядами свидетелей. Выходим из загса, свидетели откланиваются и уходят в разные стороны. Муж внимательно смотрит на меня и говорит, что мама приготовила какие-то салаты, а папа купил шампанское. И все это нас ждет. Едем. Метро. Автобус.

Приехали. Да, салаты и шампанское. Поели, попили. Его родители пошли в гостиную смотреть телевизор, мы отправились в его комнату поговорить о жизни. Села я на диван, он в кресло напротив меня – и говорит:

– Трахаться будем?

– Нет, – отвечаю я. – Зачем?

– Тогда пошли в гости к моей первой любви, – решает Д. – Тут близко, две остановки на автобусе.

– Пошли, – говорю, – к первой любви. А вы с нею трахались?

– К сожалению, нет, – говорит муж, – но я попробую еще. Все впереди.

И уходим под изумленные взоры его родителей.

Первая любовь оказалась хоть куда. Высокая красавица с породистым носом горбинкой, волоокая, пальцы по полметра каждый. Она предъявила нам грамоту о дворянстве ее дедушки. Мы прониклись. Муж и говорит ей:

– Милая моя первая любовь! Познакомься с моей женой.

Первая заохала, кинулась к холодильнику, повынимала все подряд, налила, положила. Жуем, запиваем. Муж с первой любовью принялись вспоминать, как он ее любил. Хорошо любил, рассказывает она. Стихи писал, вот эти. Смотрите. Читает.

А он говорит, что еще и рисунки были. Доставай, показывай. Она показывает, глаза блестят.

Мне показалось, что я тут лишняя. Пошла в гостиную – телевизор смотреть. Смотрю я час, полтора – и вдруг замечаю, что я в комнате не одна. В углу в глубоком кресле сидит девушка с длинными прямыми волосами, в джинсах и свитере до колен. Тоже очень красивая и чем-то похожая на первую любовь мужа.

– Простите, – говорю я, – не заметила, как вы вошли.

– Я здесь давно, – успокоила меня девушка, – до вашего прихода. Меня зовут Мина, я подруга хозяйки, хотя нас часто принимают за сестер. Из-за носа с горбинкой. – И она показала мне свой профиль.

Я подивилась ее характеру, полюбовалась носом и всем остальным, а она встала, принесла сигареты, и мы начали курить.

– Вы – его жена? – спросила Мина.

– Да. Уже четыре часа тому как.

– Он на кухне целуется с ней, – сказала Мина.

– Бог в помощь, – ответила я.

– Она еще девственница, – сказала Мина.

– Пройдет, – ответила я. – Вряд ли сегодня, но пройдет.

– Вы думаете, не сегодня? – удивилась Мина.

– Ваша подруга, – сказала я, – не будет расставаться с девственностью где попало. На кухне, например. Она нам дворянскую грамоту показывала. А в гостиной сидим мы с вами.

– Тут еще три комнаты есть, – возразила Мина.

– Ну, если вы настаиваете... – пожала плечами я.

В этот миг на пороге показался мой новобрачный с раскрасневшимися губами, а у него за спиной скачет на одной ножке первая любовь – с такими же губами.

– Пойдем, – говорит муж мне, – я устал.

– Пойдем, – соглашаюсь я и виновато поглядываю на Мину. Дескать, прости, что сегодня мой муж не лишил девственности твою лучшую подругу. Он исправится, обязательно исправится, еще до сорока дней со дня свадьбы дело не дойдет, а он уже исправится...

Оделись, вышли на апрельский мороз, едем в автобусе. Свекровь встретила нас горячим ужином, пожурила на долгое отсутствие. Они уж соскучились. Да и спать пора. И ушли его родители спать.

Мы сидим на кухне, курим. Я говорю, что собираюсь запрыгнуть в воду и отогреться в ванне от событий дня.

– Иди, – говорит муж, – я зайду.

Лежу я в ванне. Заходит муж. Садится на край и внимательно рассматривает меня, как школьник-экскурсант – гербарий с корнями баобаба. Я вспоминаю, что раньше мой друг, а ныне муж, никогда не видел меня голой. Он тоже вспоминает это и кладет руку на мою спину.

– Но ты же моя жена, – отвечает он на невысказанное возражение. – И вдобавок меня очень возбудила на кухне моя первая любовь, черт бы подрал ее девственные замашки...

– Но я хочу спать.

– И это будет, – примирительно говорит он, вытирая меня махровым полотенцем. – Про тебя легенды ходят. А раз уж я женился на легенде, то уж не обижай меня, пожалуйста.

Вздохнув, ложусь на холодное супружеское ложе. Он уже разделся и стоит рядом. В комнате темно, однако его покачивающийся крупноголовый член будто сам светится. Муж ждет, пока я сама позову его. Я не знаю, как его позвать, потому что он для меня – друг. Отдельно. И вот теперь – этот покачивающийся член. Отдельно. С кем я сегодня сплю?

Он понял и лег. Возбуждение увеличилось, однако истинный источник определить трудно: то ли от первой любви, то ли от последней, ну которая бросила его...

И тут началось такое...

– ...С ума сойти. И что ж т а к о е началось, что вы не можете описать словами? – развеселился ночной попутчик. – Габриэль, вам не случалось вступить в т а к о е?

Ангел безучастно слушал и молчал, скрестив руки

на груди. Глаза его были спокойны, вся поза выражала вечное терпение.

Ли закурила и примолкла.

– Голубушка, Ли, я хочу знать, что это т а к о е в вашем понимании.

– Тогда мне было девятнадцать-двадцать лет.

– Но рассказываете вы сегодня, а говорите т а к о е. Я умру от нетерпения, поведайте.

– Позже, – уперлась Ли.

– Не буду настаивать. Я продолжу из своих записей, если позволите. Габриэль, если что – то я предупреждал. На нашем нестрашном суде звучат очень разные тексты...

– Я про нее все знаю.

– Не думаю, – усомнился ночной попутчик. – Но как хотите...

Третье продолжение

седьмого рассказа ночного попутчика

В субботу утром Ли проснулась в предпраздничном настроении. Вчерашний день, овеянный Машей, сулил хорошие перспективы и на сегодня, и навсегда. Сегодня – Парадис. Ли откинула одеяло и полюбовалась превосходным телом: ни чрезмерного атлетизма, ни грубости костей, – литое, крепкое, нежное мужественное тело. Гедат тоже проснулся и погладил свой просыпающийся розовый орган. Ли, я хочу. Позвони Маше. В дверь или в телефон? А, может, сами справимся? Может быть. Давай попробуем.

Гедат обнял свой ствол левой рукой и легонько сжал. Ствол затвердел и заныл. Ли опять подумала о различиях: как же неудобно быть мужчиной, когда рядом, под рукой, нету покорной женщины, готовой соответствовать. Пришлось соответствовать себе самому. Гедат решил кончить как можно быстрее, чтобы избавиться от занудной тяжести, но в дело вмешалась негодяйка Ли со своими выкрутасами, заставив его и погладить, и покачать, и попридерживать, и поускорять, и позамедлять, и поцарапать, и поизнывать от нетерпения. Ну что ты делаешь! взмолился Гедат. Ну хватит. Ну давай же. Ли! Ну и пожалуйста, обиделась Ли. Я хотела как лучше, а ты как все. Но я же мужчина. А я женщина. Когда сперма, наконец, вылетела из измученного фаллоса в бережно подставленную ладонь, Гедат вскрикнул от неожиданности: было так остро и потом так легко, что он тут же простил Ли ее измывательства. Художница, черти б тебя подрали, ласково подумал он.

Войдя в ванную, Ли посмотрела в зеркало: все то же. Мужчина превосходной наружности, придерживающий свой успокоившийся мокрый орган. Усмехнувшись, она погрузилась в теплую воду и закрыла глаза. Интересно, Маша сама придет или надо позвать? Гедат полагал, что сама придет. Ли сомневалась. Почему ты сомневаешься, спросил удивленный Гедат. Ведь ей понравилось. Ну и что? – фыркнула Ли. Этого недостаточно. Как недостаточно? – возмутился Гедат. Мы же так старались! Ли отметила это "мы". Потом узнаешь, Гедат, почему недостаточно. Иди одевайся. Завтракать будем? Да, ответил Гедат, неплохо бы. А я не завтракаю, возразила Ли. А я мужчина, мне нужен завтрак, запротестовал Гедат. Ладно, ладно, примирительно сказала Ли, я потерплю.

А в соседней квартире в этот час принимала ванну Маша. Ход мыслей ее был, на первый взгляд, очевиден. Приедет муж, и что-то изменится. Маша любила мужа и желала ему всяческого добра. Муж никогда не прикасался ртом к тому месту, в которое ее столь душевно расцеловал вчера сосед. От всего вчерашнего в Машиной памяти наиболее глубоко остался именно этот след. Впервые опробованный оргазм запечатлелся в наименьшей степени, поскольку Маша без особого интеллектуального усилия смекнула, что этот сладкий судорожный путь, пройденный один раз, схож с тропинкой в болоте: не оставив меток, не пройдешь во второй раз. Трясина смыкается над следом. И проложить магистраль с твердым покрытием, достаточным освещением, постами ГАИ, заправочными станциями и прочим сервисом – в один прием невозможно. Допустить мысль, что один лишь Гедат знает дорогу, Маша никак не могла, она была не дура. Возникал, конечно, тихий вопрос, почему любимый муж не искал этих путей, но Маша не знала ответа. На всякий случай, она не стала его винить и решила разобраться сама. Когда он приедет и ляжет с ней.

Заметив, что все ее мысли и чувства сосредоточены в промежности, Маша засмеялась. Это было и ново, и странно, и немного глуповато: ведь все на месте – руки, ноги, голова, – а как будто и нету ничего. Одна бесконечная озадаченная вагина, бесконтрольно рассылающая невнятные шифровки.

Вытираясь, Маша посмотрела на себя в зеркало: ну ничего не изменилось, как это все-таки странно! Переживание сверхъестественной силы – и никаких разрушений, ничего. Лицо по-прежнему светится неземной невинностью, а с телом – н и ч е г о. Как это странно...

Маша подвинула к зеркалу табуретку, села и развела ноги. Зеркало показало ей беспомощную смешную картинку. Нечто похожее она видела в том фильме, что приносил муж, но там вокруг были накручены то кружева, то кожаные устрашения, там суетились мужики с пылающими наперевес, – словом, был организованный сюжет, смешивший Машу своей роковой серьезностью.

А здесь была просто Маша с разведенными навстречу зеркалу ногами, с маленькой пушистой прической вокруг совсем незаметной аккуратной щелки, и все мудрецы мира сейчас не смогли бы растолковать Маше, почему именно это место ухитряется время от времени править миром.

Маша прикоснулась к своим складкам, развела их, расправила – еще смешнее. Розовый набор. В центре – нежно-кирпичного цвета. Дырочка совсем маленькая, даже непонятно, как помещаются туда такие большие предметы. Тут Маша вспомнила, что эта крошечная дырочка на самом деле способна пропустить голову ребенка. А, значит, вот где первый казус, первый обман, подумала Маша. Все это кажется – маленьким, пушистым, беспомощным, а на самом деле это система мощного и даже грубого самоуправления; мужчины смутно чувствуют это. Почему смутно? – вдруг подумала Маша. Может быть, вовсе не смутно, а определенно и ясно. Может быть, для них вся женщина – это потрясение, что на самом деле все не так! То, что кажется нежным и беспомощным – оно просто в нерабочем состоянии! И не дай Бог – сразу вывести эту мелкость и пушистость на орбиту полного самораскрытия! Это страшно. Это надо придержать. Маша все поняла. Она простила мужа и поняла его слабость. Она поняла, почему он не занимался этим. Она впервые посмотрела на женщину глазами мужчины.

Маша встала и пошла на кухню пить кофе. И думать. Было над чем, было.

А в соседней квартире развивался Гедат. Он продумывал наряд на вечер. Ли вела себя тихо и объективно. На свидание идет Гедат? Гедат. Парадис еще помнит Ли? Конечно, у них все только-только началось, они еще только осваивались, присматривались, но пока все было просто замечательно. Парадис не подозревал даже, что Ли старше него лет на десять. Он знал, что она занята в каком-то шоу-бизнесе, но насколько она известна – не подозревал тоже. Пока она восходила, он жил очень другой жизнью.

Но на свидание идет Гедат. Знакомиться с друзьями Парадиса. Осваивать неведомый город. Ли рассмеялась. Все чертовски забавно складывается. Такого просто не бывает. Замечательно!

Не позвонить ли Маше? Это реплика Гедата. А ты не знаешь ее номер, парирует Ли. Вы никогда не виделись раньше, а вчера вы не обменивались телефонами. Ты можешь позвонить только в дверь. А это слишком явно. Да и муж – вдруг приехал? Нет, отвечает Гедат, я чувствую, что его нет. И ты хочешь? – спрашивает Ли. Да, черт возьми.

Ладно, пойдем. Ты, в отличие от меня, не знаешь номера ее квартиры. Идем.

Гедат вышел на лестничную площадку в халате и тапках. Ли звонит в дверь к Маше. Тишина. Шаги. Дверь открылась. Прелестная утренняя Маша смотрит на Гедатов наряд и укоризненно качает головой.

Гедат поражен. Ли, кстати, тоже. Не ожидали.

– Доброе утро, Маша, – говорит Гедат.

– Кофе? Телефон? – иронизирует Маша.

– Маша, что с тобой? – неожиданно говорят Ли и Гедат.

– Доброе утро, соседушка, – улыбается Маша, – заходи.

– У меня дверь открыта, – бормочет Гедат, – пойдем

ко мне.

– Ах, дверь! – веселится Маша. – Пойдем. Я сейчас. – И исчезает в недрах квартиры.

Через две-три минуты Маша появляется в прихожей в шикарном вечернем платье. Черный шелк до пола, руки голые, спереди до горла все закрыто, спина видна вся до копчика. Духи тончайшие, украшений в меру, туфли в тон, на высоченных шпильках.

– Ах! – теряет голос Гедат. Ли тоже удивлена, однако ее радует Машино превращение. Это все сродни ее игровой натуре.

– Пойдем, – говорит Маша, снимая со стены свои ключи.

– Ты очень красива, – открывает рот Гедат.

Вошли в квартиру Ли. Он в халате. Она в превосходном платье. Ли зловредно напоминает Гедату: муж – банкир.

– Маша, – медленно говорит Гедат, – я позвонил тебе в дверь, потому что очень хотел тебя... видеть, – лепит слова Гедат.

– Это хорошо, – отвечает Маша. – Я думала о тебе. Можно тебя поцеловать?

– Конечно, – говорит Гедат и подходит к ней вплотную.

Маша обнимает его нежными движениями, распускает пояс на халате, ласкает подмышки, ерошит волосы, потом кладет руку на застывший и повисший в недоумении пенис и легонько теребит, потом присаживается на корточки и целует в серединку, как бы пытаясь просунуть кончик языка в отверстие. Гедат вскрикивает от внезапного блаженства – Ли торжествует.

– Маша, – еле дыша, говорит Гедат, – пойдем в спальню.

– Потом, – отвечает Маша и продолжает ласкать твердеющий орган.

Когда на органе уже не хватает кожи, так рвется он из пределов, Маша вдруг встает, поднимает длинное платье, поворачивается к Гедату спиной и осторожно вставляет Гедата в себя сзади. Он, забыв свои художества, рыча и дико дыша, влетает внутрь и бьется в Маше. Через минуту стремительный фонтан вырывается из самых глубин Гедатова естества, в глазах темно, сердце готово выломать ребра.

Маша осторожно убирает попку, опускает платье, выпрямляется и преданно заглядывает в лицо Гедата.

Он открывает глаза, кладет руки на Машины плечи и говорит:

– Что случилось?

– Ничего, мой милый, просто мне так захотелось.

– Но ты ведь не кончила? – простодушно спрашивает

Гедат.

– Мне еще лучше, чем если бы кончила, как выражаетесь вы, знатоки дела.

Маша кокетливо качнула плечами, бедрами и пошла в спальню. Гедат поволокся за ней. Сел на кровать. Маша легла.

Тут пришла в себя Ли. Толкнула Гедата. Действуй. Если не можешь членом – делай чем хочешь. Потом разберемся, что случилось, не упускай сейчас, это просто чудо. Ну хотя бы просто полюбуйся ею.

Гедат послушно придвинулся к Маше и запустил руку под шелковую юбку. Голое шелковое тело. Пушистая шелковая прическа между ногами. Сухо. Почему? Ведь там был натуральный потоп?

– Маша, почему так сухо?

– Все впиталось, – объясняет Маша.

Гедат поднимает юбку, раздвигает ей ноги, смотрит в серединку. Все маленькое, нежное, шелковое – все не по этому делу. Это потрясающе! Маша! Что случилось?

Маша взяла его руку, выбрала средний палец и ввела в себя. Большой палец Гедата она положила на свой тщедушный клитор и слегка прижала. Гедат решительно перестал соображать – что происходит. Он послушно пошевельнул пальцами, Маша застонала и закрыла глаза. Он, под руководством Ли, нашел Машин ритм, повел мелодию.

Справедливости ради, все это для Маши было в новинку. Все это она придумывала по ходу. Ей казалось, что так лучше, что так надо – и она делала. Она диктовала Гедату условия, которые еще позавчера не могли бы даже присниться ей.

Он озверел. Он мял и терзал послушную маленькую частицу Маши, задыхаясь от желания порвать все это, ну как-нибудь повредить, изменить, чтобы все это вывернулось наизнанку и перестало быть таким маленьким, наивным, беззащитным и трогательным... Маша уже почти кричала и все яростнее подталкивала себя под его огрубевшую руку. Она положила свои руки сверху и все сильнее вдавливала его пальцы в себя. Гедат согнул большой палец так, чтобы ноготь уперся в машин проявившийся клитор – и с силой нажал. В этот миг он ненавидел ее проснувшееся знание собственного тела, он забыл, что сам вчера вызвал джинна, он хотел, чтобы она кричала от боли.

Маша кричала так, как он хотел, и ее ангельское лицо было искажено гримасой чудовищной похоти. Он был уверен, что причинил ей неимоверную боль. И в ту секунду, когда Гедат уверился в этом, его средний палец оказался стиснут резким и хватким спазмом ее оргазма. Она получила то, что хотела, наплевав на его попытки не дать этого. Кончив, Маша вдруг быстро соединила ноги, накрылась юбкой и повернулась на бок. И поджала колени к подбородку. Свернулась клубочком. Лицо разгладилось. Маша притихла. Гедат посмотрел на свою руку, как на чужую.

Ли, что мне делать? Иди вари кофе. Без разговоров.

– Машенька, – позвал Гедат. – Кофе хочешь?

– Да, – тихонько ответила она, – очень.

Гедат потащился на кухню. Выходя из спальни, он оглянулся: все так же, клубочком, лицом к окну.

Ли, а Ли! Да, Гедат. Да, но мы и не могли рассчитать этого. Ты мужчина, я женщина, мы временно тождественны, конечно, но это бывает редко. Я считала Машу курицей, ты посчитал ее пушистым котенком с неоткрывшимися глазками, мы оба ошиблись. Ну и хорошо. По-моему, пора с нею поговорить. Ха-ха, ответила Ли, это из анекдота. Впрочем, давай поговорим.

Маша тихо появилась на пороге кухни: платье, туфли, лицо – все было в чинном порядке, гладко и благопристойно. За исключением единственной мелочи – что платье вечернее, а время утреннее и кухня соседская.

– У тебя есть джинсы? – спросила Маша.

– Конечно. Извини, – и Гедат побежал к гардеробу, нацепил новехонькие джинсы, распаковал большой темно-серый свитер в толстую резинку, а черные хлопковые носки сами выползли из нижнего ящика, и мягкие черные полуботинки за ними.

Маша спокойно пила кофе. Гедат сел напротив и положил руку на ее маленький локоть. Маша погладила его руку.

– Все в порядке? – удалось Гедату сложить слова в вопрос.

– Конечно. Извини, – рассмеялась Маша, чего уж точно не ожидали Гедат и Ли.

– Ты прелестна, – сообщил Маше Гедат.

– Не знаю, не знаю, насколько может показаться прелестной женщина в состоянии первобытной алчности... – уронила Маша между глотками кофе.

– Ты страстная, – опять сказал глупость Гедат.

– Что может быть хуже? – сказала Маша, разравнивая масло на хлебе серебряным ножом Ли.

– Ты шутишь? – Гедат смотрел на Машу с настоящим любопытством.

– У банкира имярек была страстная жена, – усмехнулась Маша. – В задаче спрашивается: как сложилась судьба его банка?

– О черт, я совсем забыл, что ты банкирская жена. Что ты вообще жена. Кстати, ну и что? – Гедат посмотрел прямо в зрачки Маши и увидел отражение Ли.

– Очень интересно, – заметила Ли. – Он опять превратился – или это им всем кажется?

– Не знаю, – ответил ночной попутчик, отрываясь от книги. – Позже узнаем. Я поужинал бы. Господа?

Габриэль покачал головой. Ли сказала:

– Мне кажется, что я уже съела все, что могла.

– Сударыня, зачем же так мрачно? Вы ошибаетесь. – Он хлопнул в ладоши – и в салон с мелодичным трезвоном влетел поднос, накрытый белоснежной крахмальной салфеткой. Притормозив, поднос мурлыкнул: "Добрый вечер!" Салфетка вспорхнула, свернулась в трубочку и протрубила развеселый сигнал. По ее команде крышки на блюдах исчезли. Потянулись терпкие ароматы. В золотой кастрюльке забулькало. Золотая ложка услужливо зачерпнула супчик и приблизилась к лицу ночного попутчика.

– Подхалимаж, – сказал он. – Я сам.

Ложка разочарованно вернулась в кастрюльку.

– Сударыня, развлеките меня продолжением. Ваши байки – бальзам на мою усталую грудь. Я слушаю вас – и чувствую, что не зря жил.

– Наши чувства начали совпадать, – иронично заметила Ли. – Ангел мой, – обратилась она к Габриэлю, – можно?

– Да. И никогда не спрашивай у меня разрешения, – ответил ангел.

– Сударыня, вы забыли растолковать мне, что т а к о е началось у вас там в постели с мужем, – напомнил ночной попутчик, расправляя салфетку на коленях. Т а к о е я готов слушать и под жаркое, и под десерт, и когда угодно. Прошу вас...

Алфавит: Е – Ё

Этот муж справедливо занимает три буквы: Д, Е и Ё. Он постарался. Ему надо памятник поставить за все, что он сделал.

Поясню. Слушайте, слушайте, это серьезно.

Утро, день, вечер и ночь сливаются. Муж буквально поселяется внутри меня и не выпускает даже в магазин. Сам ходит и потом сам готовит. Вкусно, с фантазиями. Напомню: мы изначально друзья. Он еще не выплакал все слезы по ушедшей от него возлюбленной. Про мою вечную любовь к А муж не просто знает, а сам в былые времена давал нам ключи от своей квартиры. Словом, кто там кого любит священным трепетом – не проблема.

Ход его генеральной мысли: но ты ж моя жена! Ну-ка покажи, какие там у тебя ноги? А не кривые ли? Отлично. Приступим.

Все, что можно вставить в женское тело, в хотя бы минимально предрасположенные к приему отверстия, – все вставляется. Всюду. Это происходит непрерывно, на износ, круглосуточно, бесстрашно, с педантичным отслеживанием – не пропустила ли благоверная хоть один оргазм, не уклонилась ли от прочувствования его художеств. Мне на ум уже приходят забавные сравнения: сексуальная тюрьма. Я в кандалах, не убежать. Даже просто поспать на наших пуховых нарах – почти невозможно. Сам он спит время от времени, иногда может заснуть в полной горячей ванне. Но только открываются глаза – он хватается за меня, и продолжается моя сладкая каторга. Ничего подобного со мною никогда не было. Гиперсексуальные юноши, толпами слоняющиеся вокруг и кругами, ни на что подобное не способны. Они, во-первых, занимаются решительно собою. Во-вторых, они все – временщики по духу контакта. В-третьих, фантазия, помноженная на интеллект и колоссальную выносливость, – огромная редкость. У мужа все есть. Он надежно превращает меня в с в о ю жену, обустраивая с е б е сексуальный комфорт, но делает это так вдохновенно, что у меня не возникает желания убежать из тюрьмы. Я уже махнула рукой на весь мужской мир, потому что в нем нету Д. Он есть здесь, в нашем доме. Иногда он говорит, что хочет предельно развратить меня. Развратить? – смеюсь я. Он тоже смеется и говорит, что на месте этого глагола должен стоять синоним, обозначающий беспредельную и повсеместную чувственность, способную легко отзываться не только на любого мужчину, но на шорох ветра... Зачем это тебе? – спрашиваю я. Будут же другие у тебя, заботливо поясняет он. И когда они, скажи на милость, будут? Да хоть сейчас, отважно говорит он. Давай позовем кого-нибудь, добавляет он. Кого же? – спрашиваю я. Он думает. Пока думал, завелся – и по новой.

– Надумал? – повторно интересуюсь я.

– Надумал, – решительно говорит Д.

– Кого?

– Никого, – отвечает Д.

– Почему вдруг такие скачки? – делаю удивленный вид я.

– Я сделал тебя для себя.

Приехали, называется. То воля, то свобода, то "будут другие", – то вдруг нате вам.

– И ты будешь ревновать меня? – с ужасом спрашиваю я.

– Нет, но я хочу все про них знать. Расскажи, если сделаешь что-нибудь. Только поподробнее. Или – лучше всего – приводи домой. Сделаем вместе. Ты уже не та, что была месяц назад. Ты теперь – отлаженная сексуальная машина. А это должно работать. Вдруг испортится...

Мы путешествовали. Мы говорили, гуляли, плавали, летали. Мы продолжали дружить. Молодые женщины – очень толстокожий народ, ничего не боятся. Любые прикосновения – да пожалуйста! Можно сказать, мы хорошо жили. Почти пять лет. Мое тело навек благодарно его душе.

– А больше вы, сударыня, не могли вытерпеть? – полюбопытствовал ночной попутчик.

– Не могу сказать, господин Фер, никогда и никого я не могла вытерпеть больше пяти лет, – грустно ответила Ли.

– Обратите внимание, мадам, вы проговорились.

– Назвала вас по имени? Ну и ладно. Я не боюсь. Мой ангел здесь.

– Это я его привел, – напомнил ночной попутчик.

– И это неважно.

– Ли, вы очень грустны после истории Д.

– Да, немного. Все-таки это был мой первый муж. Хороший.

– Для вас имеет значение формальность?

– Судите сами. Ведь мне трудно относиться к мужчинам с придыханием, снизу вверх, у меня было трудное детство. Я вам рассказывала. М у ж – единственная категория, к которой я отношусь с пиететом. И от этого меня еще никто не вылечил. Да и с мужьями везло, хорошие попадались.

– Вы издеваетесь над моим слухом. Я сейчас заплачу. Это очень трогательно, я не могу больше. Габриэль, сделайте что-нибудь! – патетически воскликнул Люцифер.

Габриэль послушно встал, подошел к Ли и снял с нее шубу. Положил шубу на диван, Ли на шубу и себя на Ли.

– Спасибо, – сказал ночной попутчик. – Я пока почитаю. Вам же приятно...

– Вашими молитвами, – так пошутила Ли в ответ.

Четвертое продолжение

седьмого рассказа ночного попутчика

"Почудилось", – решил Гедат. Маша изящно ела бутерброд. Потом изящно схрумкала яблоко. Потом выпила еще кофе.

– Что же мы будем делать дальше? – уверенно спросил Гедат.

– Ты задаешь женский вопрос, – заметила Маша. – И все-таки, да? Мы будем дружить. Скоро приедет мой муж. Если ты захочешь, я вас познакомлю.

– Спасибо, но я скоро уеду, и, боюсь, на дружбу с твоим мужем не успею, – Ли подсказала Гедату, что с мужем Маши умеет дружить только Маша. Муж – банкир, в советском прошлом – технарь, завлаб, говорит на параллельном русском языке. Лексика кое-где пересекается, а семантика – редко. И не надо пытаться.

– Как скажешь, голубчик мой, красота ненаглядная, – перечислила Маша.

Гедат вздрогнул и с новой силой захотел Машу. Но что-то тектонически сдвинулось за последние сутки! Уже нельзя было подойти к Маше, раскинуть полы халата, развести ее ноги и сказать, как вчера... Маша куда-то ушла, вчерашняя Маша ушла. А с сегодняшней надо было договариваться на другом языке.

– Ты любишь мужа?

– Так. Теперь начались мужские вопросы, – рассмеялась Маша. – Посмотри за окно – какое дивное солнце, облака плывут неспешно, вон там, на веточке что-то уже чирикает, и как прекрасна жизнь!..

Ли пыталась удержать Гедата от развития темы любви к мужу, но его уже понесло, потащило мужское кристаллическое начало. Пользуясь правом формы, он все-таки вылез с расспросами:

– А если ты любишь его, то как же...

– О черт!

– Я хочу понять, – настаивает Гедат.

– Наглядно или теоретически? – рассердилась Маша.

– Ну хоть как-нибудь, – настаивает Гедат.

– Ну смотри, – Маша махнула ладошкой и встала. – Потом не удивляйся. Ты сделал для меня очень много, я буду благодарной.

Она деловито подошла к холодильнику, открыла дверцу и вынула из овощного ящика морковку, огурец и небольшую круглую картофелину. Тщательно вымыв и вычистив пособия, она села перед Гедатом в кресло, подняла подол прекрасного черного шелкового платья, раздвинула ноги и с небольшим нажимом ввела в себя огурчик без шкурки – примерно на три четверти огурца. У Гедата перехватило дыхание.

– Смотри внимательно, – сказала Маша, – видишь, этот ровный зеленый свежий огурчик легко разместился внутри. Если я начну им руководить, он заставит всю окрестность увлажниться и расшириться. Смотри! – Маша слегка потолкала огурец и прикрыла на мгновение глаза.

Через несколько секунд она протянула руку за морковкой и, еще немного приподняв ноги, ввела в себя второе пособие.

– Видишь? – Маша посмотрела на Гедата затуманившимся взором. – Помещается. А теперь фокус номер три, – и картофелинка полностью исчезла в импровизированном овощехранилище.

– А соль, перец и специи – по вкусу? – схамил Гедат, на которого очень сильно подействовал Машин эксперимент.

– Мораль ясна или надо озвучить? – томно спросила Маша, придерживая увлажнившиеся овощи двумя руками.

– Озвучь... – тихо сказал Гедат.

– Диаметр головы новорожденного все равно больше, чем сумма этих двух диаметров, а его тело гораздо объемнее картофелинки. Но человек проходит родовой путь, все смыкается за его спиной, и лоно любви продолжает делать вид, что оно одноместное. И если любит одного, то никак не может любить другого. Да почему? Ты что – питаешься только кокосами? Или иногда позволяешь себе шашлык? Почему вы так примитивизируете женщину? Здесь очень много места и очень много возможностей. Больше, чем у отдельно взятого огурца или морковки. Гораздо больше. – Маша извлекла овощи, оставив внутри картофелинку, и встала.

– И не мешает? – осведомился Гедат.

– И не мешает. И не только мне. Если бы ты сейчас взял меня, не зная, что там картофелинка, ты не заметил бы ее членом. Спорим?

Теряя рассудок, Гедат прижал Машу к коврику на кухонном полу и вдавился в ее нежнейшее лоно как только мог далеко, резко, сильно, бесцеремонно. Пробить ее насквозь.

Маша неподдельно стонала, испытывая неподдельные ощущения. Ей действительно было очень хорошо, причем она и не собиралась кончать. Сама страсть и страх Гедата были абсолютно достаточным и удовлетворяющим итогом ее овощной лекции...

– ...Жив? – спросила она, когда он вскрикнул и замер.

Гедат поднялся, шатаясь, и плюхнулся на табуретку. У него еще хватило сил пробормотать, что она выиграла спор и ехидно поинтересоваться, как она собирается извлекать картошку.

– Не проблема, – усмехнулась Маша. Встала. Вышла. Вернулась с картошкой в руке.

– Да-а. – Гедат больше ничего не мог вымолвить. Урок жизни впечатлил его до немоты.

Маша приблизилась, погладила его по голове, поцеловала в щеку и сказала "до свидания". И ушла к себе домой, аккуратно притворив дверь.

Гедат сидел на табуретке и смотрел на овощи, аккуратно уложенные в прозрачную миску. Луч солнца пал на стол, миска сверкает и переливается зеленым, рыжим, перламутровым...

– Все недобрые у вас басни, – заметила Ли. – Попадись ваша зловредная книжонка живому человеку

в руки, он поседеет.

– Не уверен. В конце двадцатого века человечеству пора расстаться с наиболее грубыми иллюзиями,