Текст книги "Золотая Ослица"

Автор книги: Елена Черникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ли, вы слушаете? – спросил ночной попутчик, заметив, что она непрерывно смотрит в мороженное окно.

– Конечно, слушаю, и очень внимательно, – отозвалась Ли, поворачиваясь к нему лицом.

– Мне показалось, что вы задумались о чем-то, и я остановился. Извините, если я ошибся.

– Я думала о вас, об этом троллейбусе, о людях за окном, которые спят сейчас в своих домах и видят последние сны... – сказала Ли.

– Почему же последние? До утра еще далеко, и не все еще спят.

– Да? Зима... – машинально сказала Ли.

Алфавит: Г

– Вы простите, голубчик, но у нас с вами ненароком сложилась некая традиция. Вот сейчас мы подошли к букве Г.

Но в русском языке это буква нарицательная, если можно так выразиться. Вот за это и простите. Право, не знаю, кого занести в эту букву. Если идти строго по хронологии, то был там один темпераментный мерзавец, но наши отношения кончились через несколько минут после начала, а после окончания дали обществу страшный скандал. Он развелся с женой, я поссорилась с любимым. Все выглядело безнадежно, грязно и бессмысленно.

А вышло все из-за дурацкого каламбура.

Еще утром ничего не было. Мы с подругой курили на подоконнике возле нашей аудитории. Этот самый Г шел мимо. Подруга моя на что-то отвлеклась. А этот Г остановился возле меня и спрашивает нагло:

– Ты такая красивая. Тебя, наверное, голыми руками не возьмешь?

– Только голыми, – сдуру отвечаю я, – и возьмешь.

Врасплох.

– Хорошо, – говорит он, – я к вечеру оголю руки, и ты, пожалуйста, будь в р а с п л о х е... Ха-ха, – он сам себе очень понравился. И пошел, вихляясь. Походочка была у него вихляющаяся.

А вечером понес меня леший по коридору что-то искать. Стучу в некую дверь – жилье было общежитейское – и вижу Г.

– А, – говорит он, – ты в этом самом расплохе?

– Нет, – говорю, – мне нужно найти то-то и то-то.

– О, – веселится он, – у меня это как раз и есть.

И началась у нас с ним форменная драка. По ходу битвы он пытается меня раздеть, а я пытаюсь вырваться и молочу его по спине, по бокам, куда попало, а он, полагая, что это у меня такие экзотичные сексуальные манеры, ухитряется раздеться и расстегнуть штаны. Хлюпик с вихляющейся походочкой оказался чудовищно силен, а нешуточное возбуждение еще и утроило его силы. И чем больше я вырываюсь и царапаюсь, тем более уверяется он в правильности избранного пути.

В конце концов он ухитряется как-то пролезть в меня и в два движения кончить; потом отвалился с возгласом "Ух!" и заявляет:

– Да-а-а, не ожидал, что "голыми руками" означает именно это.

Я уношу ноги восвояси, буквально отплевываясь и костеря себя на чем свет, а через несколько дней начинается скандал.

Его жена, медик с незаконченным высшим, обнаруживает у него какую-то бяку и начинает назло колоть жгучими антибиотиками. Сама она при этом беременна на пятом месяце. Он взвивается под потолок, разыскивает моего любимого и говорит, что ты, мол, дружище, поостерегись спать со своей возлюбленной, а то я тут днями имел счастье, а теперь мне беременная жена антибиотики колет...

Мой любимый, не разговаривая со мной, прекращает нашу совместную жизнь. Беременная жена Г – а она одна знала, что он здоров как бык, и просто взяла его на пушку и мстила за интуитивно вычисленную ею измену, – продолжает колоть ему что-то страшно жгучее. У него болит весь зад, но она колет и колет. А потом идет к врачу сама и делает криминальный аборт на пятом месяце беременности. Короче, африканские страсти, мумбо-юмбо, все трещит по швам из-за патологических проявлений совершенно бездарного блядства, и никакого выхода. Все ходят драматичные, заплеванные и – что особо весело – совершенно здоровые с венерической точки зрения, как показали непредвзятые научные исследования.

И зачем я все это вам рассказала? Видимо, буква вынудила. Или, может быть, первый Г, или первое в жизни Г, – это тоже история?

– Я надеюсь, вы не хотели показаться мне ангелом

в этой истории? – озабоченно спросил ночной попутчик.

– Ну что вы, какие ангелы... – горестно усмехнулась Ли. – Противно вспоминать. Таких противных историй, после которых некоторое время просто недоумеваешь, откуда? ведь не за то боролись! ведь мы все хорошие и умные! но почему такие идиоты! – таких историй было очень мало. А эта запомнилась только из-за попутной ссоры с любимым. Который А. Он у меня и так был уже напуганный не на шутку, а тут еще подкинули. Он и зажался. Месяца на три.

– Я его понимаю. Ведь он тоже любил вас, и ему хотелось чистоты, – сказал ночной попутчик.

– Издеваетесь, сударь? Валяйте, издевайтесь.

– Я не издеваюсь, но очень прошу вас: когда перейдете к букве Д, пощадите мои седины...

– Нет, вы определенно встали во враждебную позу. Даже менторскую, я бы сказала. Вы моралист? – удивилась Ли.

– Немного и нечасто. Когда я принимал исповеди раскаявшихся ведьм...

– О! – воскликнула Ли. – Откровенность за откровенность? Да неужто я дождалась?

– Да, мадам. Выбирайте: или я продолжу предыдущее повествование, или мы с вами прогуляемся...

– Просто глаза разбегаются! Я доверяю вам...

– А вам ничего больше и не остается. Как вы, надеюсь, помните, в начале нашего пути я упоминал свой багаж – разумеется, отвечая на ваш вопрос.

– Помню. Вы еще подшутили над моим багажом, – кивнула Ли.

– Я могу подозвать его сюда, к нам, чего вы, например, не можете сделать со своим багажом.

– Я в своем не очень нуждаюсь. Он, скорее всего, уже в моей квартире.

– Нет, он потерял ключи.

– Где? – испугалась Ли.

– Возле машины, у служебного входа в театр.

– И все ищет? – Ли ужасала мысль о любых потерянных предметах, а уж о ключах от собственной квартиры! – И не может найти?

– И не найдет, пока мы с вами не разрешим ему.

– А... И зачем вы это сделали? – поинтересовалась успокоившаяся Ли.

– Мне захотелось попробовать принять активное участие в вашей судьбе.

– Еще более активное? – рассмеялась Ли.

– Да я еще и палец о палец не ударил, – заметил ночной попутчик.

– А зачем же все-таки активничать? Вам-то,

с вашим огромным опытом, с вашей осведомленностью, что случайностей не бывает, с вашим...

– Не сочиняйте. Вы, если всерьез, ничего про меня не знаете. Душу не продавали, даже в мыслях

не держали. Ваше самомнение – если и сопоставимо, то разве что с моим, извините за неприятный комплимент... Я к вам в троллейбус не садился, в конце-то концов.

– Ах, простите, было плохо видно. Я не разглядела ни номера, ни маршрута, – лукаво оправдалась Ли. – Вот вы: пообещали мне разобраться во всем моем, а сами – все читаете и читаете. Да я в глаза б не видела эту вашу книжонку! Мне там всякая запятая известна, как свои пять пальцев.

– Ничего, ничего, послушайте, не вредно. Вы,

в отличие от меня, не знаете, чем все это кончится.

А я знаю, как вы, наверное, догадываетесь.

– Я давно догадалась. Мне все равно. То, что я знаю, то, что я играю каждый день, все это, как бы вам сказать, утомило меня, как вечная жизнь.

– Вы хотите умереть?

– Уже нет. Это тоже уже было. Я хочу применить данное от Него. А Он, видите, посылает вас, а я – опять думай и думай...

– В этой жизни у вас нет выбора. Ну – кроме как дослушать меня. Тогда, может быть, появится, – объяснил Ли ночной попутчик.

– Пошел ты... – мягко сказала Ли.

– Э-э нет, никогда. Все решено, – твердо сказал он.

– Тогда, пожалуйста, про любовь. Как там их

звали...

Продолжение

седьмого рассказа ночного попутчика

Гедат захотел кофе.

Маша тихо лежала рядом, натянув одеяло до самых глаз, восхищенных и немного испуганных.

– Мне и сейчас нельзя идти в ванную? – робко спросила она.

– Ну что ты, все и всегда можно, я ведь не то хотел сказать... – Гедат почувствовал легкую досаду, но Ли его тут же одернула: это же баба, это нормально. Он вздохнул, погладил Машу по шелковому плечу и поднялся.

Постоял босиком на теплом паркете – и обнаружил, что стоит подбоченясь. И смотрит в занавешенное окно, будто в даль светлую. И видит только себя со стороны: голый мужчина возле большой кровати, на которой съежилась просвещенная им Маша.

Просвещенная Маша, в свою очередь, видела сейчас своего командированного мужа. Она впервые в жизни сравнивала мужчин. Сравнение было страшно. Она пережила наслаждение, которое она ни при какой погоде не сможет получить дома. Даже если ее муж отрастит или купит себе крылья, – такое вот размышление посетило Машу. Почему крылья? Наверное, по ассоциации с полетом, из которого только что вернулась, даже не совсем еще вернулась, Маша. А что чувствует этот?

А этот отрешенно стоял и смотрел на штору. Босиком пошел на кухню.

Маша выбралась из-под одеяла и все-таки пошла в ванную. И стала купаться, поглядывая на полку с парфюмерией Ли. Маша никогда не бывала в ванной Ли. Она была уверена, что там горы косметики. Там не оказалось ничего, только мужские одеколоны, пенки, бритвы... Неужели она все увезла с собой? – продолжала думать свою одноколейную думу Маша.

Гедат варил кофе и любил Машу. Все любил. Очаровательную легкость, закинувшую Машу в постель без сопротивления и разговоров, послушание в игре, отсутствие попыток выглядеть умнее, чем надо, действительно сверхъестественную шелковистость кожи, мягкость и податливость всех видимых и невидимых мест, – словом, совершенный инструмент для воплощения любых затей чувственности. Пока Гедат варил кофе, Ли размышляла над новыми поступлениями. Ли была счастлива за всех троих. Она пережила все и за Машу, и за Гедата, и за себя, она была и наполнена и опустошена одновременно, это было ликование, звучание всех струн и прочая муть. Гедат остыл, успокоился, а Ли все чирикала в его душе. Он был вынужден слушать.

Пришла Маша, голая. Надела халат и села на табуретку. Молчит.

Гедат налил ей кофе и спросил:

– Тебе понравилось, шелковая Маша?

– А что – так у всех, кроме меня? – задала она самый серьезный вопрос из новейших.

– Этого никто не знает. Врачи говорят, что так у четверти женщин, а у остальных трех четвертей – так, как у тебя с мужем. Я, правда, не верю в четверть. Так понравилось или нет? – спокойно переспросил Гедат, усаживаясь за стол спиной к окну, лицом к Маше.

Свет яркого, уже разгоревшегося дня бил в стекло и беспощадно озарял Машу. Она не мигая смотрела перед собой, сквозь голову Гедата. В ее памяти синкопированно вспыхивало свежее воспоминание о губах Гедата, погруженных в ее губы между ее ног. Маша не могла отделаться от недоумения: вот этот рот, который сейчас с нею разговаривает, только что был там, он и сейчас там, но – уже здесь, пьет кофе. Эти пальцы – они еще там, но они уже держат чашку. Он сидит на кухне голый, а уже кажется абсолютно одетым. Она сидит в халате, а раздета...

– Да, – ответила Маша. – Но мне немного страшно.

– Я понимаю, – сказал Гедат, благодарный Маше за незаданные ею вопросы. Даже Ли, отдыхая за кофе, удивлялась Маше. Раньше, когда эта женщина заходила к ней за кофе, который у нее неизменно заканчивался за два-три дня до приобретения следующей пачки, и они принимались болтать, Ли отмечала только, что Маша не раздражает ее. Маша никогда не жаловалась ни на что и ни на кого. Ничем не хвасталась. Никого не порицала; о муже своем отзывалась с теплом и корректным пиететом; кофейный долг обязательно возвращала. Пребывала в ровном расположении духа. Ли сейчас подумала, что машин муж, обладая таким удобством и будучи чудовищно занятым человеком, уже привык, словно к чистому воздуху и родниковой воде, к своей беспроблемной семейной доле.

Гедату захотелось обнять Машу и погладить. Не надо, одёрнула его Ли. Ревнуешь? – усмехнулся Гедат.

А Маша думала. Поначалу этому очень мешали воспоминания тела, однако через несколько минут Маша заметила что-то еще, очень новое. Мужчина с кофейной чашкой, застегнутый на все пуговицы своей наготы, был все же здесь; он не провалился в себя, а продолжал спокойно и ласково общаться с Машей, немногословно, даже почти молча, – но он не оставил ее. Она почувствовала, что попроси она его сделать все это еще раз, он сделает. Маша вдруг поняла, что уже хочет повторения.

Гедат прекрасно видел это тоже, не говоря уж о Ли.

"Моя маленькая глупышка", – подумал Гедат.

"Сладкоежка!.." – ухмыльнулась Ли.

Маша не курила. Ли курила непрерывно. Гедат еще не решил, надо ли кузену Ли курить. Пока он решал, Ли потянулась к сигарете и взяла ее. Маша ничего не заметила, она все думала. Гедат спросил ее разрешения курить. Маша от удивления очнулась и пробормотала "конечно". Вспомнила об оставленном доме. На образе дивана возник образ мужа. Захотелось домой, в понятную систему координат. Внизу живота резко и сладко сжались все клетки, на один миг, но очень ощутимо.

– Что это? – вздрогнула Маша.

– Послевкусие, – небрежно уронила Ли вежливым голосом Гедата.

Маша вспомнила, что она женщина. И неожиданно игриво взглянула на Гедата. Он чуть было не уронил чашку, но Ли была на месте. Милый, толкнула она его, девочка искренне желает знать, что делать дальше. Она впервые изменила мужу, а он, как я тебе уже говорила, банкир. Крутой. В нашем деле крепок, но не одарен. Она все поняла, решает, считает. Тебе рассказать, какими путями идут женские мысли, – или ты рассчитываешь на следующий сеанс? Если рассчитываешь, я помолчу.

Не может быть, возразил Гедат. Она не считает. Посмотри, какая она испуганная, взволнованная, довольная, чуточку порочная... Вовсе нет, решительно возразила Ли. Она еще даже чуточку не порочная. И уже не испуганная. Маша не боится тебя. Она сейчас мужа боится.

Из-за его денег? – наивно спросил Гедат. Ну что ты! – возмутилась Ли. Отнюдь не из-за денег. Она знает, что у банкиров звериное чутье на людей. Когда он вернется и своим бревном опустится в нежное Машино лоно, а к его возвращению оно успеет стать избалованным...

Как – избалованным? Мы продолжаем? Гедат, мы продолжаем со страшной силой. Когда я думаю о бревне ее мужа, я сама хочу ее.

Ли, она не заметит? Пока нет.

Пока шли переговоры, Маша допила кофе и встала.

– Прости меня, – сказала Маша, – но я очень хочу знать твое имя.

– Гедат, – не подумав, ответил он.

– Нездешний, – поняла Маша.

– В общем – да, – согласился Гедат, вставая.

Сейчас его беззащитная нагота, всеми нежными подробностями открытая ее взору, впитывалась в Машину память, как симпатические чернила в письмо из подполья. Маша любовалась его красотой, что было совсем уж странно и неожиданно: ей никогда не нравилось зрелище голого мужчины – ни на картинке, ни у себя дома в супружеской спальне.

Троллейбус тряхнуло на повороте, и Ли упала на плечо ночного попутчика, выбив книгу из его рук. Он успел поймать почти у самого пола, резко схватившись за первую обложку. Шуба Ли, уютно окутывавшая всю Ли вместе с ногами, выскочила из пазов, сквозняк мигом пробрался под платье. Туфли на шпильках, мирно стоявшие всю дорогу под диванчиком, покатились невесть куда...

– Что за черт? – недовольно буркнула Ли. – Мне опять холодно, а вы остановились на довольно-таки интересном месте. Маша вообще уйдет когда-нибудь? – и принялась оглядывать пустой салон троллейбуса, ища затерявшиеся туфли.

Ночной попутчик с пониманием поглядывал на суету, внезапно охватившую Ли.

– Вам неуютно, сударыня? – весело спросил он.

– Понимаете ли, голубчик, все это мне известно, но я с интересом внимаю вашей интерпретации...

– Минуточку! Пять минут назад, когда вы ворвались в мой троллейбус, у вас были воистину психиатрические проблемы, душившие вас с самого детства. А сейчас, когда мы уже в половине всей кучи разобрались, вы почему-то бросаетесь туфлями, ворчите, шубу всю растрепали... Закутайтесь-ка по-новой, ноги подберите внутрь, как было. Дорога у нас еще дальняя.

Ли посмотрела по сторонам: стены троллейбуса покрыты ледовыми узорами, будто она смотрит на них с улицы – такие они матовые, с тихим морозным хрустом. Троллейбус явно вышел на ухабистую и извилистую дорогу: его теперь крутило и мотало, и Ли никак

не могла вспомнить ни одной дороги в Москве, на которой любое движущееся механическое транспортное средство могло бы попасть в таковую передрягу. Ли, как велели, опять забралась в шубу. Туфли на шпильках вкатились под ее диванчик, как было, пепельница вспорхнула с колен Ли и самоукрепилась на спинке сиденья непосредственно перед правой рукой Ли.

– Не хотите ли горячего чаю? – как ни в чем не бывало предложил ночной попутчик.

– Представляю себе ваш чаёк! – воскликнула Ли тоном знатока всяческой дьявольщины. – Выпью немного – и куда-нибудь на Лысую Гору... Не правда ли, сударь?

– Не хотите ли горячего чаю? – вежливо повторил ночной попутчик.

– Рассудок мой изнемогает, – пропела Ли в ответ.

– Понятно, – согласно кивнул головой попутчик, – я велел поставить самоварчик. Так что там у вас с рассудком, милая Татьяна?

– Образованный, черт! – продолжала хулиганить Ли в предвкушении самоварчика.

– Один мой друг, в высшей степени уважаемый мною и одарённый человек...

– Простите, одарённый – тоже вами? – уточнила Ли.

– Когда одарен – то уж всеми, поверьте. Так вот

он сказал как-то в сердцах: "Я желал бы критики человеческого рассудка. Было бы истинным благодеянием для человеческого рода, если бы обыденному рассудку могли убедительно показать, как далеко он может простираться, а это и будет как раз столько, сколько ему совершенно достаточно для земной жизни".

– Как приятно перед горячим чаем вернуться в лоно литературных аллюзий! – мечтательно сказала Ли в тон назидательности ночного попутчика.

– А! Вы знаете имя этого человека? – обрадовался ночной попутчик.

– Конечно. Но как мало поняли его при жизни... "Только в самом высоком и самом обыденном идея и явление сходятся вместе. На всех средних ступенях созерцания и опыта они разделяются." ...Если я правильно вас поняла. – Ли собралась закурить, но он остановил ее, положив ладонь на ее запястье.

– Подождите, сначала чай, а потом покурите.

Ли повиновалась.

В этот момент от передних дверей, внезапно отворившихся с праздничным шумом, с аплодисментами

и оркестром, повалил жар; влетели золотые тарелки, чашки, сверкающий самовар, связка маковых баранок

и мисочка с прозрачным джемом янтарного оттенка. Все это выстроилось перед Ли на невидимом подносе; троллейбус пошел более ровным ходом, не расплескивая чай, не треща замороженными стенами и стеклами. Ночной попутчик куда-то испарился на время, потом появился, потом опять куда-то пропал. И так несколько раз. Ли рассматривала сияние золотых предметов на подносе, любовалась янтарным свечением джема и хотела только одного: закурить.

Когда ночной попутчик исчез в третий раз, она толкнула золотую посуду, стукнула по боку самоварчик, а в янтарную миску всыпала пепел от предыдущих сигарет. Вся композиция для чаепития с возмущенным визгом взлетела под потолок, джем выпрыгнул из миски и принялся отряхиваться мелкими брезгливыми движениями. Самоварчиков носик вытянулся в некое подобие пионерского горна и тревожно прокричал некую какофоническую жуть, от которой Ли зажала уши. Звуки даже человеческих духовых оркестров нечасто вызывали у нее безболезненный отклик, а уж тут...

Интересно, подумала Ли, куда он делся? кто за рулем троллейбуса? и когда последуют репрессии за поруганный сервиз?

– А вот и мы, – возвестил ночной попутчик, входя в задние двери троллейбуса вместе с туманно-белым облаком, отдаленно напоминающим человеческую фигуру. – Разбросали мои гостинцы, сударыня? Разбросали. Ну ладно. – Повернувшись к повизгивающим под потолком посудинкам, он скомандовал: "Вон отсюда!" И они радостно улетели, не оборачиваясь на обидевшую их Ли.

– Я с багажом, дорогая. Частично, конечно. Присаживайся, – пригласил он своего спутника. Или спутницу. Ли не смогла разобрать.

– Спасибо за чаек, – проворковала Ли.

– Пожалуйста, пожалуйста, я не в обиде, – ответил ночной попутчик, оглядывая салон троллейбуса. – Что-то у нас тут слишком казенно, неуютно. Надо пересмотреть интерьер, улучшить дизайн.

Ли заметила, что он переоделся, пока ходил за багажом. Черное пальто вытянулось до пола, волосы черными волнами опустились на плечи, борода на грудь, на смуглых пальцах с узкими ногтями заблестели перстни, – весь облик переменился, а книжка в темно-бордовой обложке получила оклад из черненого серебра.

Ночной попутчик трижды оглядел салон по кругу, и все потемнело. И исчезло. И появилось все другое. Диваны, буфеты с дорогими винами, столик инкрустированный, стекла витражные; просторно, удобно, – кроме диванчика, на котором сидела Ли. Он единственный остался в оригинале.

– Опытный маг, – сказала Ли, глядя на все это, – не применяет ни аравийскую медь, ни мозг обезьяны. Силой мысли он вертит горы...

– Мадам, я не напрашивался на комментарии любителей, даже экстра-класса, – огорчился ночной попутчик. – Вернемся к теме багажа. Я хочу познакомить вас с вашим ангелом-хранителем. Он так беспокоился, так беспокоился – куда это вы пропали... – И показал на окутанную облаком фигуру.

Ли посмотрела внимательно – ничего не разобрала. Облако да облако.

– Ваше зрение пока не совершенно, – заметил ночной попутчик. – Мы подождем, когда оно улучшится. Сядем. – Он сел на бархатный диван, подозвал к себе пыльную бутыль, хрустальные стаканы и налил. На троих, как ни странно.

– Его зовут... – начал ночной попутчик.

– Я знаю. Габриэль, – быстро сказала Ли. – И он знает мое настоящее имя. Зачем вы привели его так рано?

– Если выйдет рано, отпустим назад. У нас воля. – И ночной попутчик отпил из хрустального стакана. – Выпейте, Ли... – Он толкнул второй стакан в сторону Ли. Стакан подлетел к ее левой руке.

Ли отмахнулась, стакан взвизгнул и обиженно вернулся к ночному попутчику. Вино внутри закипело и пошел дым.

– Опять отказываетесь? – усмехнулся ночной попутчик. – Ну как хотите, я хотел ускорить дело.

– Не надо ускорять, я могу что-то пропустить и не избыть. Потом возвращаться к этому – увольте! – горячо сказала Ли. – Вы почему-то лукавите. Говорите, что хотите ускорить, а сами же тормозите.

– Это ваши субъективные ощущения. Со временем я договорился. Скоро наступит понедельник, – это единственное, что вам нужно сейчас изо всего времени. – Он отпил еще глоток.

– Мистер Фер, – вдруг раздался голос из облака.

Ли вгляделась и увидела, что туман рассеивается и возникает фигура в костюме, похожем на одеяние ночного попутчика. Бежевый балахон. Золотые волны до плеч. Лицо ясное, тонкий прямой нос, большие светло-карие глаза, выпуклый лоб, ни бороды, ни усов. Габриэль сидел на диване ровно, спокойно, выпрямив спину. С каждым мгновением он все больше проявлялся. Наконец облако вовсе ушло, Габриэль вздохнул и произнес:

– Я не хотел бы участвовать в преждевременных акциях, особенно если я гость, а не пленник.

– А как пленник – участвовал бы? – осведомился ночной попутчик, еще раз отпивая из хрустального стакана.

– Если бы она попросила – да. Если бы она не попросила – я не имею права.

– Она попросила меня разобраться. Но она человек и не может знать, к чему ведут подобные разбирательства, – объяснил ночной попутчик Габриэлю.

– Я знаю, – сказала Ли. – Но я не могла больше терпеть.

– Ваш путь может решительно измениться, – сказал ей Габриэль.

– Ничего, я прослежу за этим, – ответила Ли. Потом она выпрямилась, вдела ноги в туфли, встала и подошла к дивану, на котором сидел Габриэль. Он поднялся. Ли приблизилась к нему вплотную и посмотрела в глубину светящихся глаз. Ночной попутчик с любопытством наблюдал за нею. Ли обняла Габриэля за голову и поцеловала в губы. Потом она потянула его к бархатному дивану, положила на спину, откинула его балахон, сняла свою необъятную шубу, вечернее платье, украшения; погладила его голое прекрасное тело, его послушный упругий фаллос – и аккуратно села сверху, введя в себя изумительное, совершенное божественное существо.

Сквозь Ли потек вверх мощный свет. Ангел смотрел на очищающееся, ликующее лицо Ли и радовался. Ли неподвижно сидела на его алмазном фаллосе, и свет шел через кожу, через голову Ли, заполняя все вокруг и внутри...

– Браво, красавица, – сказал ночной попутчик, дождавшись, когда Ли перестанет тратить своего ангела и ляжет к нему на плечо.

– Подождите немного, – попросила она ночного попутчика, накрывая себя и своего любовника бежевым балахоном. – Я хочу запомнить это совершенное чувство.

Ангел открыл глаза, влюбленно посмотрел на Ли и погладил ее грудь.

– Хорошо устроились, милые мои, – заметил ночной попутчик. – Я тогда книжку почитаю...

Второе продолжение

седьмого рассказа ночного попутчика

– Идешь домой? – спросил Гедат Машу. – Я хочу тебя. Но сейчас ты права – иди домой.

Ли поддержала Гедата. Машу пора было отправлять домой.

Она пошла к двери, Гедат за ней. Он посмотрел на прямоходящую Машу и поразился – идет! Ногами! Которые только что были разведены так далеко, что ходьба не представлялась возможной! Ли тихо рассмеялась Гедатову озарению.

У двери Маша обернулась, смело погладила Гедата по плечу и поблагодарила за кофе.

– Ах да! – спохватился он и побежал на кухню за пачкой. Если вы помните, Маша заходила за кофе и за позвонить в бюро ремонта телефонов.

Вернувшись в прихожую с пачкой кофе и уже в костюме с галстуком, то есть в исходном виде, он обнаружил Машу перед зеркалом за разглядыванием лица.

– Нравится? – спросила Ли устами Гедата.

– Конечно, нравится, – уверенно сказал Гедат, погрозив Ли пальцем. – Такое лицо обычно рисуют мадоннам, правда, Маша?

– Да, – согласилась она, – раньше у меня такого на лице не бывало. Что это?

– Ты стала женщиной, поскольку попробовала второго мужчину, – сказал Гедат удивительную фразу. – Потом поймешь. – Это был комментарий от Ли, разумеется, но Маша этого не знала.

– До свидания, – сказала она.

– До свидания, моя хорошая, – ответили Гедат и Ли.

Вернувшись в свою квартиру, Маша села на кровать в спальне и задумалась. Ощущения тела впитались в память. Она хотела чего-то еще, но не знала – как это называется. Внезапно затилинькал телефон. Маша обрадовалась – починился! – и взяла трубку медленным красивым движением.

– Хелло! Мари? – весело сказал ее муж. – Чем занимаешься? Я скоро приеду.

– Привет, любимый, – ответила жена. – Приезжай поскорей, я очень соскучилась.

– Я тоже очень соскучился. Ты одна? – почему-то спросил он.

– Конечно, – удивилась Маша, оглядываясь.

– Мне показалось, что к тебе кто-то заходил.

– Нет, никто не заходил. Я ходила к соседке звонить, когда у нас отключился телефон. Только что починился – и ты тут как тут. Приезжай скорей, я хочу тебя... – нежно сказала Маша.

– Вот это да! – развеселился муж, впервые услыхавший такое от Маши. – Умница. Это очень здорово, ты даже не представляешь – как я рад. Потерпишь до среды?

– Постараюсь, – серьезно сказала Маша.

– Уж постарайся! – расхохотался муж, потрясенный разговором. – Целую тебя, милая моя.

– А я целую тебя, – проникновенно ответила Маша.

Поговорив с мужем, она подошла к своему зеркалу в спальне. Выражение невинности на собственном лице, поразившее ее в прихожей у Ли, сохранилось и даже обогатилось новыми тонкими штрихами, которых она не умела описать себе словами, но видела ясно.

Ли-Гедат вернулась на кухню и съела бутерброд. Солнечный день за окном шел к вечеру. Он принес потрясения, этот солнечный день, но красивые потрясения. Ли уже скомандовала себе – не думать о будущем. Но о ближайшем будущем, то есть о свидании с Парадисом, подумать было необходимо. Гедат устраивал Ли. Его встреча с Машей полностью угодила сексуальности Ли. Продолжим? – спросила она у Гедата. Еще как! – ответил он с готовностью продолжить немедленно. Но Парадис гетеросексуален, напомнила Ли Гедату. Договоримся, ответил самоуверенный Гедат.

– ...Отдохнули? – поинтересовался ночной попутчик, взглянув на любовную пару.

Она слушала чтение, прикорнув на плече у ангела. Он слушал с открытыми глазами, глядя в потолок, расписанный фресками из жизни Ли.

Услышав обращение, они встрепенулись и посмотрели друг на друга. "Последний раз, хорошо?" – прошептала Ли и легла на спину. Габриэль приподнялся над Ли, она обняла его ногами, и он нежно и глубоко вошел в нее. И снова стал свет. И было им хорошо.

Ночной попутчик ухмыльнулся и покачал головой.

– Странный у вас секс, господа, – заметил он. – Не двигаетесь, не кончаете. Ну да это ваше дело... – и он поискал глазами куда-то забежавшую пыльную бутыль.

Когда все участники странного секса оделись и сели на свои диваны, ночной попутчик спросил, не хочет ли дама продолжить свой алфавит.

– С удовольствием, – сказала счастливая Ли, пронизанная неземным светом. – Теперь вообще что хотите... Я наконец встретилась с ним...

– Правда, с ним нельзя жить, за него не выйти замуж – это ничего? – подначил ночной попутчик.

– Я с удовольствием жил бы с нею на любых основаниях, – сказал Габриэль. – Но по законам иерархии, пока она жива – нельзя. Я просто буду рядом.

– Но она будет с другими, – заметил ночной попутчик.

– Ангелы не ревнуют, мистер Фер. Очень удобная для нас легенда гласит, что мы бесплотны, а на самом деле мы обязуемся являться всем, нас вызывающим,

в настоящем человеческом виде, без уродства и безобразия, всякий раз, как нас вызовут, не нанося вреда тому, что получил вызывающий от Бога, ни его природным пяти чувствам, ни находящимся в его обществе, ни месту, ни дому, куда он нас вызовет, не производя грозы, грома и молнии, ничего не ломая и являясь так, чтобы ни одно живое существо нас не заметило, кроме вызвавшего нас...

– А если она прогонит тебя, Габриэль?

– Я уйду, если прогонит.

– Ли, вы хотели что-то рассказать мне. Не стесняйтесь. Впереди, кажется, Д. Ваш Габриэль, неревнивый по определению, тем более не будет ревновать к прошлому.

– Я потеряла интерес к прошлому.

– Что вы, что вы, нельзя так заблуждаться в вашем возрасте, пожалуйста, продолжайте.

– Ладно. Но по-другому. – Ли закуталась в шубу и сказала: Д был...

Алфавит: Д

Представьте себе московский апрель. Валит снег, ветер, холодно. Я собираюсь на процедуру торжественного бракосочетания. Девушка, обещавшая быть моим свидетелем, в последний момент отказывается. Полные правила мне неизвестны; может быть, свидетели и не нужны вовсе, но ведь договорились! А она – нет и все тут. Я, говорит, этот брак не засвидетельствую. Почему, спрашиваю я в полнейшем недоумении, ведь ты ко мне хорошо относишься? Очень хорошо отношусь, и к жениху твоему хорошо отношусь. К каждому из вас в отдельности.

Я стучусь к соседке. Так и так, говорю, мне тут замуж идти, а свидетельница отказывается выходить из дому. Соседка, обязанная мне долгими часами разговоров про ее арабского скакуна и про трудности взаимопонимания между православной женщиной и мусульманским принцем, соглашается, и мы едем.