Текст книги "Мизгирь (СИ)"

Автор книги: Елена Воздвиженская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

– Она ведь была таким непоседливым ребёнком, – заговорила она так, словно продолжая начатую беседу, – Что было просто чем-то невероятным то, что она вдруг замолчала в тот день.

– В какой день? – не поняла я.

Старуха встрепенулась, с удивлением воззрилась на меня, будто уже и забыла, что рядом кто-то есть, и повела свой рассказ.

– Мы жили в этом доме с самого рождения. Наши родители, брат, я и Эммочка. Эммочка была младшей в семье – непоседливый, задорный, озорной ребёнок. Она была хохотушкой и проказницей, всеобщей любимицей. Родители наши работали допоздна, и мы часто оставались одни, тогда это не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Старшие приглядывали за младшими, дети рано приучались к самостоятельности. Вот и я оставалась за старшую в доме в отсутствие родителей. Мне было девять, брату семь, а Эммочке пять. Эммочка была искусна на всяческие выдумки, и вот завела она моду разговаривать с зеркалом. Стояло у нас в прихожей такое большое, во весь рост, зеркало в тяжёлой раме. Уже несколько раз мы с братом заставали нашу сестрёнку за странным занятием, она сидела на полу, напротив зеркала, и гляделась в него.

– И что в этом странного? – спросила я даму.

– О, деточка, ничего, если бы не одно но. Она не просто смотрелась, она улыбалась кому-то в его глубине, грозила пальчиком, корчила рожицы, и даже шептала что-то, прислонившись к зеркалу лобиком, и глядя прямо внутрь, словно там кто-то был.

– Многие люди любят смотреться в зеркало, что в этом удивительного? Ну, а дети могут и рожицы строить своему отражению, – возразила я, не соглашаясь с дамой.

– Мы тоже так думали, и мы, и наши родители. Но однажды произошло вот что. Когда родители были на работе, а мы играли во дворе, в калитку вошла незнакомая женщина. Это была цыганка. Она была одета в цветастые юбки, а на её руках было много-много блестящих браслетов, так что мы уставились на её украшения, забыв про то, что нам запрещают общаться с незнакомцами. Нам казалось необычным видеть столько украшений надетых разом, у нашей мамы тоже имелись драгоценности, но она носила их весьма изящно и скромно, на надевая больше двух колец одновременно. Мы прекратили нашу игру и подошли к цыганке. Это была молодая женщина, как я сейчас понимаю, не больше сорока лет, но тогда, конечно, она нам показалась чуть ли не старухой. Её чёрные глаза смотрели на нас так, словно видят насквозь. Смуглые длинные косы выглядывали из-под платка. Она была босая.

– Добрые детки, не дадите ли вы нам водички попить? – произнесла, наконец, цыганка, – Мои детки очень хотят пить. Жарко нынче.

Мы повернули головы и только сейчас заметили, что за калиткой и правда стоят трое ребят, примерно нашего возраста.

– Хорошо, – ответила я, – Я сейчас вынесу вам воды.

Я заметила, как цыганка остановила свой взгляд на Эммочке и не отрываясь глядела на неё. Я поспешила в дом, чтобы поскорее отпустить эту женщину, потому что она вызывала у меня некое чувство страха. Я уже была на кухне и, зачерпнув ковшом холодной воды из ведра, поспешила было назад, как вдруг, развернувшись, я увидела, что цыганка вошла вслед за мною в дом.

Я испугалась, я слышала немало рассказов о том, как цыгане умеют наводить гипноз, а затем выносят из дома ценности, и мне стало страшно, что такое произойдёт и с нами. Ведь я была за старшую и отвечала и за дом, и за брата с сестрой. А цыганка тем временем остановилась напротив большого зеркала. Того самого, в которое постоянно смотрелась Эммочка, и принялась вглядываться в него, а после вдруг вскрикнула, и махнув на зеркало рукой, забормотала какие-то слова, похожие на заклинание. Она сняла с головы платок, накинула на зеркало и принялась водить руками. Я увидела, как платок начал шевелиться и на нём проступили вдруг очертания человека, так, как если бы кто-то пытался выбраться из зеркала наружу. Я увидела две ладони и голову, скрытые тканью. Платок натянулся и мне казалось, что он вот-вот не выдержит – лопнет. Но ткань устояла. Я услышала как это нечто рычит, хрипло и булькающе, словно пробуя звук на вкус, разминаясь после сна и долгого молчания. А цыганка закрыла глаза, и всё громче и громче бормотала свои заклинания. Лицо её начало синеть. Я так испугалась, что уронила ковш и холодная вода пролилась на мои ноги. Это вывело меня из ступора, я закричала, и в тот же миг нечто из зеркала исчезло в его глубине, а цыганка открыла глаза и тяжело задышала.

– Ты видела его? – спросила она меня.

Я молча закивала, заливаясь слезами.

– Когда я вошла к вам во двор, я сразу почувствовала что-то плохое. Но сначала не могла понять откуда это идёт. Я присмотрелась к тебе и твоему брату, но это плохое шло не от вас, затем я повернулась к твоей маленькой сестрёнке и вот тут-то и разглядела это нечто. Зло хочет овладеть ею. Она уже наполовину затянута им. Но зло надевает маску добра, чтобы никто не догадался, не узнал о нём. Я захотела помочь вам, потому что вы добрые дети, и мне жаль вашу сестрёнку. Мне нужно было понять откуда зло имеет доступ к девочке, поэтому я пошла за тобой в дом. Но, лишь войдя на порог, я сразу же почувствовала, что дверь для зла находится здесь.

И цыганка ткнула грязным пальцем в сторону зеркала.

– Здесь проход. Оттуда идёт зло. Ваша сестрёнка уже вступила с ним в связь. И зло становится сильнее с каждым днём, оттого что питается её силой. Наступит день, когда оно станет достаточно сильным, чтобы выбраться наружу. Ты ведь видела его сейчас, правда?

– Да, – кивнула я, вытирая слёзы.

– Да, – подтвердила цыганка, – Я хотела выманить его и уничтожить. Но моей силы недостаточно. Моя бабушка, шувани, передаёт мне потихоньку свой дар, обучает меня всему, но по-настоящему я овладею даром лишь после её смерти, когда он перейдёт ко мне полностью. Слава богам, бабушка ещё жива, но это значит, что я пока не такая сильная. Я не смогла выманить зло из зеркала. Оно очень хитрое и коварное. И вот вам мой совет – уберите подальше это зеркало, чтобы ваша сестрёнка не могла больше смотреться в него и общаться со злом.

– Может нам лучше разбить его? – спросила я.

– О, нет, – ответила поспешно цыганка, – Этого делать нельзя, поскольку зло уже имеет связь с душой вашей сестрёнки, и если уничтожить зеркало, то девочка может серьёзно заболеть, а то и вовсе погибнуть. Дело уже зашло далеко. Но, если вы спрячете зеркало и девочка прекратит общение со злом, то мало-помалу оно начнёт слабеть без пищи. А пища для него, как я уже и сказала, это ваша сестрёнка. Когда связь ослабнет, я смогу уничтожить его. Я вернусь к вам через год, за это время я стану сильнее и сама, и уже смогу противостоять злу. Да и оно ослабнет, если вы всё сделаете, как я сказала.

Цыганка повернулась к выходу, и пошла прочь, попросив вынести воду во двор.

– А платок? – спохватилась я. Большая цветастая шаль всё ещё свисала с зеркала, прикрывая его.

– Оставь, – подняла цыганка ладонь, – Он имеет силу. Пока накинут платок, зло не может подзывать девочку к себе.

Мы вышли на улицу, и я подала ковш с вновь набранной водой. Цыганка напилась сама, и напоила своих детей. Когда все напились, она внимательно посмотрела в глаза Эммочке, что-то шепнула, и, поблагодарив меня, направилась к калитке. Я пошла провожать её. У самой калитки цыганка вновь обернулась и повторила:

– Уберите зеркало. Вернусь через год.

Вечером, когда пришли родители, и загнали нас домой, так как младшие никак не хотели уходить со двора, как я ни звала их в дом, все увидели платок на зеркале.

– Кто у нас был? – обратилась мама, обернувшись ко мне.

Я замялась, боясь рассказать про цыганку, но вспомнив её слова про опасность, которая угрожает Эммочке, я зажмурилась и выпалила, как на духу:

– Это платок цыганки. Она просила воды напиться.

– Какой ещё цыганки? – нахмурился папа.

– Я просила её подождать во дворе, – начала оправдываться я, – Но когда я вошла в дом, оказалось, что она вошла следом и…

– Ну, ещё бы, – рассердился папа, – Им ведь только это и надо, обрадовалась, небось, что дети одни дома и поспешила разглядеть, что можно умыкнуть.

– Нет, папа, – попыталась я защитить цыганку, – Она вовсе не хотела ничего красть, она…

– Ну, что? – спросила мама.

– Она сказала, что зло, которое живёт в этом зеркале, хочет навредить нашей Эммочке, и что мы должны убрать зеркало подальше, чтобы Эммочка больше не разговаривала с ним.

– Откуда она узнала, что Эмма любит говорить перед зеркалом? Это ты ей проболталась? – спросила мама.

– Да нет же, мама, – возразила я, чуть не плача от обиды, что мне не верят, а следовательно беда, что угрожает Эммочке будет продолжаться и дальше, – Цыганка сама всё знала. Её бабушка умеет гадать и учит её. Но она не такая сильная пока и поэтому не смогла выгнать зло из зеркала. Мама, я сама его видела! Оно пыталось выбраться оттуда!

Я срывалась на крик, пытаясь доказать, что не вру.

– Так, понятно, – сказал папа, – Задурила мозги ребёнку и похоже-таки навела гипноз на неё, вот и почудилось ей невесть что.

И папа подошёл к зеркалу и протянул руку, чтобы сдёрнуть платок. Я закричала от страха:

– Папа, нет, нет! Не делай этого! Умоляю!

Но папа нервно сплюнул и махнул рукой на меня, а затем сдёрнул платок цыганки одним движением. Я зажмурилась от страха, ожидая, что сейчас то чудовище выскочит наружу и набросится на отца, но ничего не произошло. Папа выбросил платок в сени, сказав, что завтра сожжёт его, а пока пусть поваляется там, и велел всем мыть руки и садиться ужинать, а маме идти накрывать на стол.

– Что же произошло дальше? – спросила я, забыв о том, что ещё недавно хотела обдурить старуху и выманить у неё ключ от дома.

– Дальше всё становилось хуже, – дама вздохнула тяжело, – Родители не стали убирать зеркало, не поверив мне. А Эммочка всё чаще стала проводить время у зеркала. Она сделалась очень нервной, так, что из сада её пришлось забрать, она кусала там детей и дралась со всеми. Пока я была в школе, за Эммочкой присматривала соседка, пожилая женщина, которую мало заботило, чем Эммочка занята, лишь бы была сыта и опрятна. Она занималась своими делами – чтением и вязанием, а Эммочка сидела у зеркала и не беспокоила её. Когда я возвращалась из школы, я неизменно заставала сестрёнку за этим занятием. Если я пыталась оттащить её от зеркала и занять чем-то, она начинала вырываться, кричать и кусаться. Родители уже тоже поняли, что творится неладное. Но они не связывали это с зеркалом, они считали, что у Эммочки психическое заболевание. Они начали водить её по докторам, но легче не становилось. А в одну ночь я проснулась и встала попить воды, пройдя на кухню, я увидела, что в темноте прихожей у зеркала стоит Эммочка, её белая ночная рубашка светилась в лунном свете, и я хорошо видела её. Но она была не одна. Из зеркала тянуло свои лапы нечто. Это было оно. Зло.

Дама надолго замолчала, глядя невидящим взглядом в окно, а затем вновь продолжила рассказ:

– Когда я увидела эти бледные, тощие руки, тянущиеся к Эммочке из зеркала, я чуть было не закричала, но вовремя зажала себе рот руками, боясь причинить вред Эммочке своим криком. Я осторожно стала подходить ближе, намереваясь схватить сестрёнку и оттащить от этого нечто. Когда я подошла уже к самому порогу, я увидела, что Эммочка стоит с закрытыми глазами. Она пришла на зов этой твари неосознанно, во сне. Мне оставалось лишь протянуть руку, чтобы дотянуться до сестрёнки, как вдруг тварь изогнулась над нею чёрной тенью, словно кобра, раздувшая свой капюшон, а затем накрыла Эммочку всем телом и затянула её за собой в глубину зеркала. Я, забыв всякую осторожность, опрометью бросилась к проклятому зеркалу и застучала по нему кулачками. Поверхность его была совершенно ледяной, а ведь на дворе стояло лето, и ничего, ничего в нём не отражалось – я не видела ни себя, ни Эммочку.

Сердце моё неистово колотилось, я рыдала, и не понимала, что мне делать. Наконец, я бросилась в комнату родителей и разбудила их своими криками. Они подскочили, испугавшись моих воплей, и схватив меня за плечи, принялись трясти, чтобы привести в чувство, потому что я из-за рыданий не могла вымолвить ни слова, и лишь показывала рукой в сторону прихожей.

– Эммочка, – вымолвила я наконец, – Её забрала тварь из зеркала!

Родители переглянулись и кинулись в прихожую. Я на ватных ногах последовала за ними. Они зажгли свет, и тут я увидела Эммочку, спокойно сидящую на своём излюбленном месте на полу перед зеркалом. Родители обернулись ко мне с укоризненным видом, они смотрели на меня так, словно хотели уличить меня во вранье. Мама подняла Эммочку на руки, и понесла сестрёнку в её кроватку, а папа подошёл ко мне и сказал:

– Может быть, ты уже прекратишь выдумывать? То цыганки, то тварь из зеркала. Хватит с нас и одной… нездоровой девочки.

Я осталась стоять посреди прихожей и слёзы обиды и беспомощности текли ручьём из моих глаз. Я не знала к кому мне обратиться за помощью и есть ли хоть одна живая душа в этом огромном мире, которая поверит мне и сумеет помочь.

– Что же произошло с Эммочкой? – спросила я, – Ведь тварь из зеркала вернула всё же её обратно.

– Вернула, – ответила дама, – Да только не совсем её. Это была другая Эммочка. С той ночи она перестала разговаривать, просто замолчала и всё. А ночью я боялась встретиться со взглядом её пустых, стеклянных глаз, глядящих на меня в упор. Она садилась на кровати и смотрела на меня не отрывая взгляда. В такие минуты такой страх охватывал меня, что я не могла даже пошевелиться. Лишь натягивала одеяло повыше и лежала почти не дыша. Я боялась даже спрятаться под одеяло с головой, так было ещё страшнее – мне казалось, что Эммочка набросится на меня и тоже утащит в зеркало. Надо отдать должное родителям, в конце концов, когда мать уже отчаялась как-либо изменить состояние Эммочки, она велела отцу унести зеркало в чулан и накрыть его покрывалом. Они водили Эммочку по разным врачам, но ничего не менялось. И в конце концов, родители решили, что пусть будет, как будет. Мама ушла с работы, чтобы сидеть с нею дома. Но вскоре ей пришлось вернуться на своё место снова, потому что нужно было кормить семью. Отец наш встретил другую женщину и ушёл из семьи. Это был сильный удар по нам всем, никто не ожидал такого, наша семья считалась образцовой. Но что ж… В каждом шкафу свои скелеты. И не всё в жизни так просто, как кажется с первого взгляда. Часто на поверхности лежит лишь то, что мы сами позволяем знать о нас другим людям, пустяки, по которым люди судят о нас. Настоящее же – оно в глубине, скрыто от человеческих глаз, это и есть наше истинное «я».

Итак, мать вышла на работу снова. До обеда с Эммочкой сидела всё та же соседка, за определённую плату, а после обеда – я. Постепенно Эммочка начала говорить, хотя и односложно. Но мы все радовались и этому достижению. Однако, она словно ушла в своём развитии назад, она вела себя как ребёнок лет двух-трёх, а ведь ей уже было почти что шесть. Наступило следующее лето. И вот, в один из дней к нам в дверь постучали. Я спросила кто там, и из-за двери ответили:

– Девочка, это я. Я обещала прийти через год. И вот я пришла.

Я сразу узнала этот голос, наверное потому, что весь этот год это оставалось моей единственной надеждой на исцеление Эммочки. Это была она – цыганка. Я тут же распахнула дверь и прямо с порога принялась, сбиваясь и торопясь, всё рассказывать ей – и про то, как отец выбросил её шаль, и про то, как родители не поверили мне, и про то, как нечто из зеркала забрало Эммочку, но к счастью вернуло назад.

Цыганка слушала меня и хмурилась.

– Неужели я не успела? – тихо сказала она.

А потом добавила:

– Веди меня к ней.

Я проводила цыганку в ту самую комнату, где сейчас живёт Эммочка. Она накрыла её чёрным платком, вытащенным из её холщовой сумки, и принялась что-то читать и водить ножом в воздухе. Эммочка принималась то плакать, то хохотать как безумная, а я испуганно глядела на всё это, ведь у Эммочки давно уже не было никаких эмоций. В итоге сестрёнка заснула. А цыганка велела мне отвести её к зеркалу.

– В зеркале живёт мулло. Дух мертвеца, который не нашёл покоя. Ему нужно тело, чтобы жить, чтобы завершить дела, которые остались у него на земле.

– А как он туда попал? – робко спросила я.

– Кто-то умер в доме, где было прежде это зеркало. Люди пренебрегли древним обычаем, не занавесили зеркала, когда покойник лежал в гробу. И случилась беда – дух его ушёл на ту сторону. Где вы взяли это зеркало?

– Я не знаю, – ответила я, – Кажется, родители купили дом уже с зеркалом, оно осталось от прошлых хозяев.

– Мулло искал того, к кому легче подступиться, душу, что ещё не замарана грязью этого мира, и он нашёл Эммочку. Она любила играть возле зеркала, и однажды мулло показался ей. Но он был очень хитрым и принял на себя её облик. Эммочка думала, что там, за стеклом её отражение, но это был мулло. День за днём он становился сильнее и всё больше открывал проход между зазеркальем и этим миром, чтобы проникнуть, наконец, в её тело и жить в нём, а Эмму отправить вместо себя на ту сторону. И ему удалось это. В ту ночь, когда ты увидела, как Эммочка исчезла в зеркале, назад вернулась лишь её оболочка, но не она сама. Мулло вошёл в её тело. Сейчас я попытаюсь прогнать его обратно.

Я проводила её в чулан, и встала за её спиной, наблюдая за тем, что она собирается делать. Цыганка приоткрыла покрывало, накинутое на зеркало, и я увидела как тёмная муть зеркала пошла рябью.

– Ты должна оставить меня одну. Подожди меня в доме, и что бы ты не услышала, не заходи сюда, – обратилась цыганка ко мне.

Я ушла в дом и стала ждать, мне было очень страшно. Из чулана доносилось пение цыганки, она зажгла свечи или какую-то траву, потому что дом наполнился пахучим дымом. Вдруг послышался шум и треск, в чулане что-то загрохотало, кажется упали полки, а после всё смолкло. На пороге показалась цыганка. Она была бледна, а левая щека её была разрезана сверху донизу и кровь стекала по шее прямо на платье. Цыганка подошла ко мне и устало сказала:

– Прости, я сделала всё, что могла.

– Вы прогнали мулло? – спросила я её.

– Мне удалось прогнать его из тела Эммочки, но для того, чтобы он ушёл из зеркала насовсем, в мир мёртвых, нужен был ещё один ритуал. Когда я начала проводить его, то у меня почти всё уже получилось, но мулло оказался хитрее, в последний момент он разбил зеркало с той стороны. Ритуал остался незаконченным.

– И что это значит?

– Это значит, что мулло не сможет выйти из зеркала и навредить Эммочке, но и в мир мёртвых он тоже не уйдёт.

– Значит нужно просто выбросить зеркало и всё! – воскликнула я, – И пусть себе мулло остаётся в нём.

– Нет, – покачала головой цыганка, – Дело в том, что между ними осталась связь. Пока Эммочка жива, мулло не доберётся до неё, но как только она умрёт, душа её попадёт к нему, чтобы стать такой же тварью. Она не найдёт покоя.

– Неужели ничего нельзя сделать? – заплакала я.

– Можно, – ответила цыганка, – Если отдать мулло другую жертву вместо Эммочки…

При этих словах моя собеседница замолчала и посмотрела на меня. Холодная волна ужаса окатила меня с головы до ног, страшная догадка пронзила сердце. Так вот для чего дама искала няню для своей Эммочки – ей просто нужна была обменная жертва для мулло, твари из зеркала. Я смотрела на даму, не в силах вымолвить ни слова, и в этот момент из дома раздался шум, после чего последовал противный, подвывающий плач и причитания старческим срывающимся голосом. Это плакала Эммочка.

– Ах, кажется Эммочка что-то натворила, – дама подскочила с кресла и, прихрамывая на одну ногу, и бормоча что-то про радикулит, понеслась в дом.

Глава 4

Не успела она скрыться с веранды, я быстро встала с места и судорожно принялась размышлять, как мне отсюда выбраться. Теперь всё встало на свои места, никакая няня им не нужна, им нужна та, что пойдёт на обратную сторону зеркала вместо Эммочки, чтобы отвязать её душу от мулло-мертвеца, ведь всю жизнь она была его заложницей. Я вновь ринулась ко входной двери и принялась трясти ручку во все стороны и толкать проклятую дверь, но она по-прежнему не поддавалась. Я осмотрела сени. Вправо уходил коридор на веранду, слева была дверь в чулан.

– Тот самый, где по сей день стоит зеркало, – внезапно подумала я.

Я подняла глаза наверх и увидела в потолке небольшой люк, такие обычно ведут на чердак. У нас дома всё устроено так же, на чердак ведут два входа – один с улицы, по приставленной к крыше лестнице, а второй из сеней дома.

– Так, – лихорадочно думала я, – Значит, если я смогу дотянуться до люка и забраться на чердак, то выберусь из чёртова дома. Итак, как бы только попасть в этот люк?…

Я снова огляделась и увидела у стены небольшую скамеечку, такую, какие обычно любят выносить вместо табуретки старушки, чтобы посидеть на солнышке – невысокая, чуть ниже колена, и сантиметров сорок в длину, возможно я сумею дотянуться до ручки люка, если встану на неё. Я схватила скамеечку и поставила перед собой. Быстро взобравшись на неё, я протянула руки к люку и, чуть подпрыгнув, к великой моей радости, достала до ручки. Я повисла на ней всем телом и дверца к моей великой радости открылась, расцарапав ладони, я снова подпрыгнула и ухватилась за края люка. Приложив все силы и застонав, я подтягивала своё тело вверх и наконец мне это удалось. Я отдышалась и, наклонившись, подтянула за собой крышку люка. И сделала это как раз вовремя, потому что из дома послышались шаги. В сени вышла дама.

Она прошла на веранду и, не найдя там меня, взволнованно зашептала что-то себе под нос и заохала. Она заглянула за кресла и под столик, судя по звукам доносившимся с веранды, а после вышла в сени и встала как раз подо мной. Я замерла и сидела не дыша, боясь издать малейший звук. Дама прислушивалась. Затем она распахнула дверь в чулан и вгляделась в его темноту. Решив, видимо, что меня там быть не может, она поспешила в дом. А я, выдохнув, осторожно поползла на четвереньках, боясь встать в полный рост, хотя высота чердака позволяла это сделать. Впереди, на торцевой стороне дома, располагалось небольшое круглое окно, покрытое паутиной. Сквозь мутное, грязное стекло, пробивался тусклый свет солнца. Я пыталась разглядеть дверцу, но её нигде не было. Чердак завален был всяким хламом, повсюду стояли сундуки и коробки, старый патефон и допотопный телевизор, новогодняя мишура, змеившаяся по полу, что опутывала мои ноги, подобно лианам, стопки пыльных книг с пожелтевшими страницами, подшивки газет и грязные пустые банки. Здесь похоже давно не ступала нога человека, но оно и понятно, кто полезет на чердак? Две полоумных старухи? Мой взгляд упал на комод, стоящий у задней стены. Я подползла ближе, и мне показалось, что из-за него падают лучи солнца, я чуть отодвинула его, и точно – за ним была дверца наружу! Сердце моё затрепетало в предвкушении скорого освобождения и сладостно заныло. С огромными усилиями мне удалось отодвинуть комод и я увидела заветную дверцу. Она была закрыта на навесной замок, но я заметила, что накладка держалась неплотно, и я могла бы выдернуть её из стены. Я осмотрелась вокруг в поисках подходящего предмета и мне на глаза попался нож, лежащий на полу. Я схватила его и, просунув в щель, с силой надавила на накладку. Она заскрипела, трухлявое дерево мягко и податливо отпускало ржавые гвозди из своих объятий. Наконец, накладка слетела и упала вниз, к счастью не наделав шума, по всей видимости она улетела в заросли цветов, что росли повсюду во дворе. Я осторожно надавила на дверцу, чтобы открыть её. Пусть даже там не окажется лестницы, я готова спрыгнуть, чего там, в детстве в деревне и не с такой высоты прыгали, лишь бы скорее выбраться на улицу. Дверца со скрипом отворилась и свежий воздух пахнул мне в лицо. Уже начинало вечереть, я провела в ужасном доме половину дня. Глянув вниз, я убедилась, что лестницы действительно нет, но меня уже ничего не могло расстроить. Я примерно рассчитала траекторию и прыгнула вниз, прямо в пышный куст то ли пиона, то ли георгина. Нога мерзко хрустнула и молниеносная боль пронзила лодыжку. Но всё было для меня неважным. Я быстро поднялась и, прыгая на одной ноге, поспешила к воротам. Они не открывались… Я дёргала их во все стороны, но всё было напрасно.

– Да и чёрт с вами, – подумала я, – Перелезу через забор.

Я направилась к забору, превозмогая боль. Лодыжка мгновенно распухла и посинела. Я подошла к забору и забралась на него, но тут произошло нечто необъяснимое. Над забором было что-то, что не пускало меня, словно огромный стеклянный колпак накрывал весь дом и двор, невидимая стена, которая не давала мне пройти.

– Этого не может быть, – прошептала я, и забыв уже про всякую осторожность, закричала. Там, на улице, чуть поодаль, катались на велосипедах дети и они совершенно точно должны были меня услышать, ведь они находились буквально через два дома от меня. Но дети даже не повернули головы. Я кричала снова и снова, плача и срывая голос. Но они не слышали меня! Лишь их маленькая собачонка, лохматая, с репьями на боку, понюхала воздух и, ощерившись, зарычала, глядя в мою сторону.

– Деточка, – раздался вдруг голос снизу, – Ты же видишь, Эммочка не отпускает тебя. Ты не сможешь уйти, пока она не позволит. Давай мне руку и я помогу тебе спуститься.

– Отстаньте от меня! – страшным голосом закричала я, – Уберите прочь свои руки! Обманщица! Я не сдамся! Я не пойду вместо Эммочки на ту сторону! Я не стану жертвой!

– Успокойся, деточка, прошу тебя, – умоляюще заговорила дама, – Ты пугаешь Эммочку. Нам вовсе не нужна твоя жертва.

– Да как же, – нервно захохотала я, – А разве не для этого вы меня сюда заманили? Чтобы отдать меня вместо Эммочки в жертву! Верно?

– Нет, – покачала головой дама.

– Почему же нет? – крикнула я.

– Потому что жертва уже давно была принесена, – тихо прошептала дама.

– Что-о?! – не поверила своим ушам я, – Ну-ну, вы решили меня обмануть. Ещё раз, да? Вы думаете я совсем идиотка?

– Деточка, спускайся, у тебя что-то с ногой, я осмотрю тебя и помогу, я не желаю тебе зла, ты всё неверно истолковала, – твердила жалобно дама.

Я, бессильно ударив ещё несколько раз по невидимой преграде и поняв, что всё бесполезно, с трудом спустилась вниз с забора и, упав в траву, горько заплакала.

– Боже, деточка, – поднимая меня с земли, запричитала дама, – Кажется, ты подвернула ногу, идём в дом.

Мы кое-как забрались на крыльцо и вошли в дом. Я, как безвольная тряпичная кукла, послушно плелась за дамой следом, мне уже было всё равно. Эммочка встретила нас у порога, она стояла, прижимая к груди плюшевого зайца, и раскрыв рот, глядела на меня. Тощие седые косицы с розовыми бантами свисали с её головы. Ноги обуты были в мохнатые розовые тапки с заячьими ушами. Дама усадила меня в глубокое кресло и сказала, что приготовит мне чаю с мятой. Лишь только она ушла на кухню, Эммочка приблизилась ко мне.

– Не подходи, – злобно зашептала я ей.

Эммочка остановилась и уставила на меня свои пронзительные, не по-старчески ясные глаза, которые ещё днём были совершенно иными – мутными и пустыми.

– Тебе больно, – показала она пальцем с жёлтым ногтем на мою ногу.

– Больно, – огрызнулась я, – Всё, благодаря тебе. И твоей сестрице.

Эммочка подошла ещё ближе и склонилась к моей ноге.

– Не трогай меня, – зашипела я, – Только попробуй.

Эммочка вновь подняла на меня свои глаза, словно не понимая моих грубых слов, и осторожно коснулась кончиками пальцев моей лодыжки. От её пальцев шло тепло, словно от печи или горячего солнца в полдень. Боль начала утихать. Я с непониманием уставилась на безумную старуху в детском платьице, а она, взяв мою лодыжку обеими руками, принялась баюкать её, будто куклу, и что-то напевать. Потом она накрыла ногу своим передничком и сильно нажала, я вскрикнула от резкой боли, пронзившей вновь ногу. В тот же миг Эммочка поднялась и отошла в сторону, подняв с пола своего плюшевого зайца.

Я воззрилась на свою лодыжку и охнула от удивления – нога стала абсолютно здоровой! Она не была больше опухшей, как колбаса, синюшной и совершенно не болела.

– Этого не может быть, – прошептала я.

– Ты хорошая, – улыбнулась Эммочка беззубой улыбкой.

Из кухни вернулась дама с чашкой чая на блюдце.

– Вот, выпей-ка, деточка, – протянула она чашку мне, – О, я гляжу Эммочка уже тебя вылечила. Хорошая девочка, вот молодец!

Она погладила Эммочку по голове и обняла.

Я ничего не понимала, мысли в моей голове смешались. Что вообще происходит? Если они не хотят мне зла, то почему не отпускают меня из своего дома? А если жертва уже была принесена, то зачем им нужна я? Вопросов было намного больше, чем ответов, и я, прикрыв глаза, просто отхлебнула из чашки горячий душистый чай. Что толку нервничать, если я похоже всё равно не могу ничего изменить. Если уж сходить с ума, то с удовольствием.

– Я оставлю тебя ненадолго, деточка, – обратилась дама ко мне, – Мы с Эммочкой умоемся и я уложу её спать, а после я вернусь и мы продолжим наш разговор, который начали на веранде.

Я кивнула, мне было уже всё равно, я успокоилась, нога больше не болела, какое-то умиротворение накрыло меня, то ли от выпитого мятного чая, то ли от запаха ночных фиалок, доносившегося в приоткрытое окно из вечернего сада, то ли оттого, что невозможно так долго находится в состоянии перенапряжения и организм просто приспособился к новой ситуации.

Сумерки опустились уже над городом и где-то в саду завели свою песню цикады. Прохладой дышало из окон, лёгкий ветерок колыхал занавески, рогатый месяц повис над садом, заливая его чистым, лунным светом, и не верилось, что где-то здесь, совсем рядом со мной, в чулане стоит неведомое зеркало с обитающим в нём загадочным духом, мулло. Слишком уж хорошо было в уютной и тихой гостиной. Настольная лампа светила мягко и убаюкиваще.

– Данил, наверное, уже потерял меня и ищет повсюду, – подумалось мне, веки мои начинали слипаться, – Пришёл вечером, а в комнате никого. Я ведь даже не успела рассказать ему, куда я пошла.

Я усмехнулась, кто же думал, что предполагаемая, ни к чему не обязывающая поездка, устроенная мною ради развлечения, превратится в такой кошмар. Ни одна душа не знает где я нахожусь. Я ни с кем не говорила об этом странном объявлении, не успела. Да и в голову не пришло, я и не предполагала, что может скрываться за такой обыденной вещью. А оно вот как сложилось. Вот уж точно, жизнь непредсказуемая штука. Никогда не знаешь, чем закончится сегодняшний день, где ты будешь, с кем ты будешь, и будешь ли вообще.

– Эммочка уснула, – дама вошла так тихо, что я не услышала шагов, и вздрогнула от её голоса, – Простите, я напугала вас, кажется.