Текст книги "Ответ на молитву (СИ)"

Автор книги: Елена Силкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

–Предотвращаю появление зверинца на прежнем месте, – пыхтя, сообщил Чак. Одной рукой он держал Карьку, другой – проверял, хорошо ли заперта дверь. Карька при виде матери перестала вырываться, поняв, что все усилия бесполезны. Может, Чак не врет, и в самом деле всех животных кто-нибудь подберет. Чак отпустил ее, и она побрела на кухню. Там она села на топчан и, потирая ладонью грудь в том месте, где внутри что-то жгло, принялась обдумывать, что ей делать дальше…

– – – – –

После смачной возни на тахте в большой комнате, торопливой акробатики в маленькой комнате и еще одной смачной возни снова в большой комнате на ковре на кухню пришел Чак и занялся своим специальным питанием. Он смешал «энергетический коктейль» (сок шпината, капусты, авокадо, инжира, гуайявы, репы – с медом, ореховой кашицей и сливками), приготовил «салат красоты» (сырые овсяные, пшеничные, кукурузные, гречишные, рисовые, пшенные, гороховые, чечевичные, фасолевые, манные хлопья с сушеным инжиром, финиками, бананами, изюмом и свежими бразильским орехом и авокадо, все это залито айраном), «завтрак качка» (два килограмма тушеного мяса, полпачки «геркулеса», десяток сырых взбитых яиц, и все это залито гоголь-моголем) и «главный секрет спецназа» (бараний хаш, говяжий холодец, свиной студень с гусиной, тресковой, акульей печенью, чесноком, корицей, гвоздикой, куркумой и орехом чилим). Искоса глянул на застывшую Карьку.

–Не сидела бы, как мумия, делом бы занялась, хоть книжку бы почитала!.. Замуж тебе надо, сразу и мать бы от тебя отстала, она же за тебя беспокоится, и ты была бы пристроена, с надежным будущим…

Ага, очень надежным, подумала Карька, вон твою двоюродную муж вышвырнул без копейки денег после десяти лет совместной жизни. Но вслух ничего не сказала, чтобы не провоцировать, поскольку чувствовала, что Чак – не в лучшем расположении духа.

–Да, моя…, – послышался голос Натальи, говорящей по телефону. Она выглянула из комнаты с телефонным аппаратом в руках, обозрела все происходящее на кухне и убралась обратно. – Да, не возражаю, наоборот… Нет, не сегодня, лучше послезавтра с утра, пусть у нее настроение исправится, а то тут была небольшая семейная разборка… Нет, ничего серьезного… Конечно, расположена… Договорились…

Не вслушиваясь ни в материну болтовню, ни в поучения Чака, Карька думала о своем. Почему все такие? Вроде близкие люди. Откуда берутся вот

т а к и е взаимоотношения? С чего все начинается? Она вспомнила свое детство, жизнь у бабушки…

– – – – –

Бабушка Марина Леонидовна рано вышла на пенсию, говорить о своей работе не любила, но сослуживцы ее не забывали, часто навещали, проявляя всяческое уважение, приносили букеты цветов, коробочки конфет, парфюмерии, бижутерии, забавные мелкие сувениры, которые отдавались в качестве игрушек маленькой Карьке.

Девочка с удовольствием возилась с затейливыми мелочами, поедая фрукты и конфеты, и не мешала взрослым о чем-то тихо беседовать в запертой дальней комнате большой квартиры сталинского дома.

Когда гости уходили (в основном это были мужчины разного возраста и степени солидности), бабушка некоторое время занималась с Карькой, уделяя основную часть внимания развивающим играм и занятиям. Ребенок, как мог, сопротивлялся массированному интеллектуальному натиску, отстаивая свое право на счастливое балдежное детство, но тщетно. Действуя где «пряником», где хитростью («кнут» применялся разве что словесно-виртуальный – принципиально), бабушка умудрилась многому научить Карьку, в первую очередь – читать, причем довольно рано, за несколько лет до школы. Теперь ребенок отнимал у нее гораздо меньше времени, достаточно было принести пачку книг из детской библиотеки, а позднее уже и этого не требовалось, Карька охотно ходила в библиотеку сама.

Также она ходила в магазин и прачечную и прибиралась в квартире. Много времени и сил при бабушкином спартанском образе жизни это не занимало, и часть дня Карька гуляла по улицам. Училась она неровно, «ехала» на способностях, ничего не зазубривая, поэтому прочных знаний в школе не получила.

Жилось ей неплохо, хотя и несколько одиноко. Дружить с ней почему-то особо никто не стремился, но и не обижали. Денег было в достатке – бабушка по-прежнему иногда посещала свой офис, а на работе ее ценили. При хорошем питании, походив в бассейн и на художественную гимнастику, Карька рано вытянулась и была выше ростом своих сверстников на голову, а то и на две. Чтобы не обидели взрослые, бабушка во-первых научила глядеть в оба, а во-вторых показала несколько приемов, при помощи которых можно было отбиться от самого рослого и массивного хулигана.

Мать свою Карька видела редко и относилась к ней, как к совершенно незнакомой женщине. Наталья платила ей тем же.

Карька всерьез думала, что будет вести подобный образ жизни еще очень долго. И вдруг все переменилось…

– – – – –

Это было время летних каникул. Карька окончила восемь классов и под нажимом бабушки раздумывала, куда пойти учиться дальше. Ею вовсю интересовались и юнцы-сверстники, и мужчины постарше, пытались ухаживать и очень активно навязывали свое общество. Карька отмахивалась от всех подряд.

Некоторые из них были оригинальны в своем выборе способа ухаживания. К примеру, один из сослуживцев Марины Леонидовны пытался заинтересовать Карьку какими-то необычными тестами, но Карька и ее бабушка, не сговариваясь, но в полном согласии тут же отвергли всяческие его поползновения. Карька убежала к соседке, а Марина Леонидовна долго и настойчиво что-то втолковывала гостю в дальней комнате, забыв даже запереть дверь и, видимо, не стесняясь в выражениях, потому что пару раз показала себе на висок. В конце концов гость был убежден в необходимости оставить в покое Карьку, после чего заметно поскучнел и с разочарованным видом откланялся.

Видимо, бабушка устала от бесконечного хоровода ухажеров, потому что в тот же день заявила Карьке, что та должна немедленно переехать к матери. Карька удивилась и даже возмутилась, но, как быстро выяснилось, сей вердикт обжалованию не подлежал.

Перемены оказались куда кардинальнее, чем думала Карька. Прежде всего пришлось забыть о дальнейшей учебе и пойти работать, потому что мать потребовала с Карьки плату за проживание. Затем понадобилось выкинуть большую часть вещей, поскольку теперь у Карьки была не большая отдельная комната в гулкой квартире сталинского дома, а топчан на кухне малогабаритки в «хрущобе». Вначале Наталья вообще не хотела забирать взрослую дочь, потому что уже семь лет постоянно жила с мужчиной и полагала, что сплавила ребенка матери навсегда. Марина Леонидовна половину ночи убеждала Наталью забрать к себе выросшую дочь…

– – – – –

С ранней юности Наталья была весьма и весьма охоча до занятий сексом, к зрелости это свойство только усилилось. Ей было трудно найти подходящего мужчину, поэтому далеко не сразу, но все же она такого мужчину нашла. Это был неудавшийся спортсмен, неудавшийся бас-гитарист, неудавшийся резчик по дереву, ныне безработный по прозвищу Чак Норрис. Он был моложе нее на десять лет, претенциозен и очень схож с нею во многих склонностях и привычках. Ее не смущало то, что он так и не нашел себе занятие, приносящее доход семье, она работала за двоих, занималась с ним сексом сколько хотела, резко постарела, подурнела, сияла и была по-своему счастлива.

Понятно, что внезапно свалившаяся как снег на голову взрослая дочь мешала ужасно, тем более, что у Натальи с Чаком было обыкновение заниматься э т и м там, где приспичит, в любое время суток, очень часто, подолгу и несдержанно, с криками, стонами, ругательствами… К тому же Наталья заподозрила (без всяких к тому оснований), что Карька положила глаз на Чака, притом не без взаимности.

Как можно вообще ее в этом подозревать, молча удивлялась Карька. Чак вдвое ее старше, толстый, грубый, глупый, ленивый, слабовольный, не в ее вкусе, и вообще… Она и не думала особо много об этой стороне жизни до сих пор. А теперь такой пример перед глазами, что впору проблеваться и навсегда отказаться даже от малейшей мысли по подобному поводу.

Возможно, все дело было в дамских романах, которых тайком от бабушки начиталась Карька. В этих романах герои-мужчины выглядели такими умными, благородными, сильными и красивыми, что столкновение с реальностью вполне могло заставить от нее, реальности то бишь, отвернуться. Марина Леонидовна, случайно обнаружив у Карька эти книжки, даже раскричалась от негодования, что случалось с ней крайне редко. Она заявила, что подобное чтиво портит вкус, рождает абсурдные иллюзии, разочаровывает в действительности, которая на самом деле гораздо круче, богаче и прекраснее, чем в таких вот епусах, и нечего морочить себе голову приторными выдумками, а то время пройдет, и тогда…

С огромным усилием заставив себя молча выслушать ругань по поводу любимых книг и немереные дифирамбы классике, Карька убежала к себе в комнату, зажав подмышкой томик Чехова, навязанный бабушкой, поспешно попрятала свои самые любимые романы – Джоанны Линдсей, Энн Лоуэлл, Хилариона Хоупа и отдельные вещицы менее плодовитых и известных авторов, и спокойно оставила на растерзание бабушке все остальное – около сотни книг карманного формата в ярких мягких обложках. Бабушкина школа по части припрятывания различных вещей в видных и неожиданных местах пригодилась. Самые любимые книги были завернуты в полиэтиленовые пакеты и зарыты под тюбики с красками в ящике под старой никелированной кроватью. Карька знала, что бабушка не будет там рыться, опасаясь испортить красивое домашнее платье.

Промолчала Карька потому, что отстаивать свое мнение – означало ругаться. Не скажешь же бабушке в глаза, что ее сведений и опыта недостаточно, что она преподнесла психологию поведения полов, в том числе психологию поведения в постели, только в самых общих чертах, а необходимые частности не объяснила, похоже, и сама не знала. Из бабушкиных рассказов на эту тему Карька сделала выводы, что личный опыт Марины Леонидовны был слишком ограничен, а поведение чересчур аскетично для того, чтобы она могла предоставить Карьке сведения в требующемся объеме. У Карьки были несколько другие запросы – она хотела быть компетентной, квалифицированной в интимной сфере и при этом верной. Кто-нибудь мог бы посмеяться, услышав подобные заявления, но на самом деле квалификация, приобретаемая не из печатных источников, а по всем постелям, с тем же успехом может быть далеко не полной, если повезет сталкиваться с такими же неизощренными мужчинами.

Дамские романы некоторых авторов, умные, откровенные и при этом очень романтичные, с большой нежностью и деликатностью повествующие о той стороне жизни, которая сильно интересовала Карьку, нравились ей. Она считала, что такие книги необходимы, и готова была отстаивать свое мнение перед кем угодно… За исключением бабушки, потому что та все равно не поймет, только расстроится и будет ругаться, а ссориться Карьке не хотелось…

– – – – –

Очнувшись от воспоминаний, Карька покосилась на полочку с дамскими романами, сильно поредевшими. Она уж и не знала в точности, кто постарался их прошерстить, то ли материны подруги, то ли сама Наталья в приступе очередного распоряжательства имуществом дочери. От любимых, тщательно подобранных книг мало что осталось, но Карька не жалела об этом. Она успела убедиться в том, что бабушка была права и жизнь не имеет с такими книгами ничего общего настолько, что рассуждения, почерпнутые из них, с виду умные и компетентные, ей попросту не пригодятся никогда. Подлинной любви не бывает, умных и тонких взаимоотношений не бывает, чуткость, нежность и верность никому не нужны, и тем более никто не собирается проявлять их в ответ.

Разумеется, это не значит, что надо взять и подохнуть от разочарования, и даже не значит, что надо выбросить эти книги. Пусть будут, как мираж отдушины, иллюзия соломинки, капля лекарства от передозировки циничной реальности, микрон эскапизма… Просто пусть будут…

На кухню пришла Наталья, бросила на стол деньги.

–В магазин сходи, а то ни конфет к чаю, ни молока к кофе. Не думала же ты, что я тебе позволю весь день провести пузом кверху? Сумка твоя останется здесь, без паспорта ты далеко не уйдешь.

Молча поднявшись, Карька взяла деньги, сунула в карман рубашки, взяла пакет и прошла в прихожую. Надевая косуху, она почувствовала, что из-под входной двери тянет словно бы морозным воздухом. Карька удивилась. Вроде обещали теплую погоду еще надолго. Она проскочила обратно на кухню, посмотрела на уличный термометр. Ого! Минус десять. Придется переодеться.

–Мам! Ой… Наташа! Отопри, пожалуйста, антресоли, на улице холодно, я дубленку свою достану!

–Какую еще дубленку?

–У меня там куртка вышитая, дубленая лежит!

–Нет там никакой куртки! Ее всю моль съела, я ее выбросила.

–А в чем же мне ходить? На улице – мороз!

–Какой еще мороз? Есть у тебя куртка, вот в ней и ходи!

Карька замолчала. Ничего, подумала она, у меня свитер толстый… более или менее. Один раз ничего особенного не случится, а потом у кого-нибудь что-нибудь зимнее удастся раздобыть, а косуху опять же у кого-нибудь – до лета спрятать…

– – – – –

Она сходила в магазин быстрым шагом, по дороге съела горячий пирожок с мясом, вроде не особенно замерзла и, когда пришла, поспешно забралась под свое тонкое одеяло.

Молитва о банде байкеров проговаривалась привычно бегло, но с каждым днем все жарче.

Быстро согревшись, заснула она на удивление стремительно и легко.

Глава 6

Проснувшись утром, Карька почувствовала, что простудилась. Все тело неприятно ломило и было ватным, знобило, а в груди что-то противно сипело и булькало. Чего боишься, то и происходит. Блин, а ведь сегодня в ночь – на работу, с ужасом подумала она. И решила хотя бы отлежаться, поскольку лекарств в доме не водилось, и Наталья, и Чак почти не болели. Она свернулась клубочком, чтобы ноги не свисали с короткого топчана, причиняя боль, укрылась с головой своим тонким одеялом и замерла лицом к стене, надеясь, что о ней забудут.

Поначалу так и произошло. Чак приготовил себе, что хотел, съел и убрался с кухни на удивление почти бесшумно, а мать была занята с подругами, которые с утра пришли к ней в гости, зная, что у нее сегодня выходной. В маленькой комнате отдыхал Чак, в большой – женщины разглядывали журналы мод, фотографии, старые Натальины рисунки, делились кулинарными и косметическими рецептами. Потом вспомнили о принесенной с собой домашней выпечке и захотели попить чаю, но убирать все разложенное в большой комнате было бы долго, поэтому пошли на кухню.

–Ой! А здесь кто-то спит! – удивленно воскликнула одна из женщин.

–Сейчас я все улажу, – Наталья быстро оттеснила подруг назад и нагнулась к Карьке, сдернув у нее с лица одеяло.

–Кончай спать, дурында, выметайся на улицу, ко мне люди пришли, – прошипела она Карьке в ухо.

–У меня температура, я полежать хотела, – пробормотала Карька.

Наталья протянула руку и пощупала ее лоб.

–Ничего особенного, на свежем воздухе быстрей пройдет, давай-давай, вставай и мотай на прогулку. Сумка твоя у меня и будет у меня.

Противная мелкая дрожь сотрясала все тело, пока Карька обувалась, борясь с головокружением, и натягивала непослушными руками косуху…

– – – – –

На улице неожиданно снова потеплело, и Карьке в самом деле полегчало, даже стало жарко. Она расстегнула ворот куртки, и кардигана, и рубашки – и неторопливо пошла по улице, заторможенно раздумывая, к кому бы заглянуть. Лучше всего было бы к Люсе, если ее родители отсутствуют или вполне расположены впускать Люсиных гостей.

К счастью, Люся оказалась дома (хотя она, как правило, была дома), и ее родители не возражали против посетителей.

В дальней, меньшей комнате двухкомнатной квартиры, тесной, но какой-то очень уютной, они устроились вдвоем: Карька – изнеможенно вытянувшись во весь рост на Люсином диване, Люся – в глубоком кресле у окна, с толстой книжкой в руках. Люся очень любила читать, особенно – фантастику.

Тихо мурлыкал магнитофон («Модерн токинг», «Бони-М» и «Мановар»), на письменном столе стояла большая ваза с печеньем и фруктами, которые можно было без зазрения совести есть, но Карьке есть не хотелось. Она попросила Люсю почитать вслух, чтобы не разговаривать с ней и чтобы она не заволновалась и не бросилась помогать, только испугает своих родителей, в результате чего Карьке придется пойти куда-то еще. Под тихий, но ясный Люсин голос Карька попыталась заснуть, но поспать у нее не получилось так же, как поесть.

Девочке Люсе досталась жизнь такая, какую она хотела – спокойная. Родители не требовали от нее никаких особенных усилий в учебе и работе, не требовали срочно выйти замуж, достичь карьерных высот, и т.д. По полгода они и вовсе отсутствовали дома, мать пребывала на гастролях, отец – на геодезической станции. Человек с другим характером развернулся бы в полную силу и расцвел (точнее, распустился), Люся же просто тихо радовалась возможности помногу читать. У нее портилось зрение, но она не обращала на это особого внимания и даже не носила очки.

Не без зависти Карька прикинула на себя подобную роскошную ситуацию. Каким образом она использовала бы многочисленные свободно предоставленные возможности? Хотя, как знать? Может, ей, как Люсе, просто не захотелось бы ничего добиваться, поскольку и так хорошо?

Долго у Люси она не просидела, почувствовала, что в груди у нее сипит слишком уж неудобно, даже разговаривать и дышать мешает, и пошла домой. Вызвать врача, к сожалению, можно было только по месту прописки. Люся ничего серьезного не заподозрила, только огорчилась из-за Карькиного скорого ухода.

– – – – –

По дороге домой Карька обнаружила, что грудь так заложило, что она не может разговаривать вообще, даже шепотом. Ей было непонятно, как она при этом дышала. Когда прохожий спросил у нее, сколько времени, она не смогла издать ни звука…

Открыв дверь, мать глянула на Карькино покрасневшее лицо и слезящиеся глаза, на тщетные попытки что-то сказать, втащила Карьку в большую комнату, толкнула на стул и кинулась к телефону. Но вызвала не участкового терапевта и не «скорую», а бригаду из больницы имени Кащенко.

Когда они приехали, Наталья принялась красочно расписывать им никогда не имевшие место в действительности Карькины «подвиги». Карька с ужасом слушала, будучи не в состоянии ничего возразить.

–…Убежала из дому в тапочках, без теплой одежды, и ходила по двору кругами, и ходила, и ходила, и при этом с кем-то невидимым разговаривала…

Мужчина в белом халате приподнял за подбородок Карькину голову, Карька внимательно посмотрела на него сквозь слипшиеся ресницы, и он тут же сказал Наталье:

–Мы таких не берем, вам надо сначала вылечить ее от простуды. Вызовите терапевта либо «скорую».

И бригада уехала.

Карька, шаркая берцами, поплелась на кухню и прилегла там на топчан, мать побежала в дальнюю маленькую комнату посовещаться с Чаком. Совещание плавно перешло в более привлекательное для обоих занятие, и под шумок или скорее громкий шум Карька убежала из квартиры, благо силы передвигаться пока были, а замок оказался не заперт на ключ. Ей не хотелось дожидаться, кого еще придумает вызвать мать и на сей раз «дать на лапу», чтобы Карьку все-таки забрали.

– – – – –

Ну куда еще она могла пойти? К Рису и Регги, разумеется…

Она разбила тонкий узорный ледок на ближайшей лужице и кое-как промыла и расклеила глаза, чтобы можно было видеть, куда идти. Потом купила в киоске большую плитку темного шоколада и половину съела, а вторую половину спрятала в карман под «молнию». Бабушка научила Карьку в экстренных случаях есть шоколад для поддержания сил, она же объяснила, как это необходимо и удобно – пришивать к белью маленькие кармашки. Благодаря такому кармашку у Карьки были сейчас деньги.

Она поехала к метро. В автобусе кондуктор глянула на нее и прошла мимо, не потребовав платы за проезд. В метро дежурная у турникета не хотела пускать Карьку, невзирая на наличие у той денег, должно быть, приняла за больную бомжиху. Карька сунула ей в руки купленный билет, с яростью глянула прямо в глаза и остервенело рванулась в проход возле стеклянной будки. Дежурная попятилась и пропустила ее. В вагоне на сиденье справа и слева от Карьки мигом образовались свободные места. Ей это было безразлично, она прикрыла веки и задремала.

– – – – –

Пустынная окраинная улица напоминала аэродинамическую трубу. Здесь постоянно дул сильный ветер, казалось, во всех направлениях одновременно. Карьку сносило к краю тротуара, она озиралась, опасаясь свалиться на проезжую часть под колеса очередной проносящейся мимо машины.

Очередная проносящаяся мимо машина резко свернула в ее сторону и притормозила.

–Садись, подвезу! – молодой веселый водитель высунулся по пояс из-за приоткрытой дверцы.

Карька повернула к нему лицо, надеясь, что он увидит опухшие склеившиеся глаза и отстанет. Не тут-то было.

–Да садись, погреешься! Денег не возьму! А вот скажи мне, какова ты в сексе? Что ты больше любишь делать? Минет – умеешь?

Ох как ответила бы ему Карька, если бы могла. Но поскольку все так же была не в состоянии издать ни звука, то просто молча шла дальше. Рисковый автомобилист в конце концов отстал от нее, развернулся и уехал.

При виде знакомого сталинского дома с подобием средневековой башенки на крыше Карька с облегчением вздохнула…

– – – – –

Богемный флэт – особое обиталище. Здесь не спросят, кто ты и откуда, и даже что у тебя случилось (сам расскажешь, если захочешь), просто впустят, напоят-накормят (если есть чем) и сунут в теплый темный угол отдыхать, если есть на чем, а если не на чем, то в крайнем случае можно поспать и на собственной куртке.

Открыл дверь кто-то, сквозь снова склеившиеся ресницы Карька разглядела только, что это не Рис и не Регги. Открывший дверь впустил Карьку, не спросив ничего (если гражданка знает местонахождение квартиры, а тем паче – расположение тайной веревочки, тянущейся сквозь дырку в двери к языку настоящей рынды, служащей вместо звонка, значит – своя), дал одеяло и показал на свободный угол. Карька плотно завернулась в жесткую, толстую, приятно шершавую ткань, не снимая ни куртки, ни берцев, потому что ей было холодно, легла на пол и начала засыпать.

Впустивший ее кого-то позвал и даже, кажется, позвал много кого. Громко ахнула Регги и закричала на всех, кто случился поблизости, после чего они разбежались в разных направлениях выполнять ее поручения, в том числе разбудили и позвали еще кого-то. Этот кто-то отодвинул всех суетившихся вокруг Карьки и присел рядом. Карька услышала, как его назвали, обращаясь к нему по прозвищу – Шаман. Она не открыла глаза, чтобы посмотреть, ей было лень двигаться. С нее сняли куртку и ботинки, ей умыли лицо влагой, приятно пахнущей травами, ее завернули во что-то толстое и теплое, а потом некоторое время вообще ничего с ней не делали.

Она решила было, что ее наконец оставили в покое, слегка поерзала, пытаясь свернуться в уютный клубочек, это ей не очень удалось, тело почему-то слушалось плохо, тем не менее она ухитрилась лечь более-менее удобно и приготовилась поспать. Рядом кто-то дышал, шуршал, шевелился, чем-то погромыхивал и позвякивал, но это ей не мешало, поскольку доносилось, как сквозь толстый слой ваты. И вдруг кто-то над ней запел.

Голос был негромкий, не слишком низкий, не очень высокий, приятный, а мелодия не являлась ни явно азиатской, ни европейской, звучала немного странно, спокойно и тоже приятно, и сопровождалась какой-то экзотически позванивающей и глухо постукивающей перкуссией. Слов Карька не понимала, поэтому все-таки заснула, так и не посмотрев, кто над ней поет…

– – – – –

Она проснулась, чувствуя себя не только полностью здоровой, но и хорошо отдохнувшей, чего не случалось уже давно. Она отлично помнила все, что случилось с ней до сна, помнила предательство матери. Видимо, из дома ей все же придется уйти на этих днях насовсем, решительно подумала она, надо только будет забрать свои документы и вещи.

А еще она помнила то, что над ней, похоже, кхм… пошаманили. Интересно, что этот чувак делал на самом деле? Травами ее напоил? Нет, она точно помнит, что – нет. Так что же? Антибиотиками опрыскал? Иначе отчего же еще мог произойти такой молниеносный и мощный эффект выздоровления?

Она села, скинув с себя коврик из овчины, почувствовала, что вся мокрая от пота, увидела, как кто-то рядом с ней, сидя на полу на расстеленном спальном мешке, пьет чай, исходящий душистым паром, поняла, что зверски хочет пить и есть, и засмеялась. Жизнь почему-то казалась прекрасной и удивительной, закатное солнце пронизывало лучами сияющую комнату, все тело звенело давешней целительной песней. На нее посмотрели и тоже засмеялись.

Карька поднялась и вышла в коридор. В коридоре ей навстречу попалась быстро идущая Регги – развевались складки чего-то величественного и бархатно-зеленого, отлетали за полные плечи ярко-рыжие локоны.

–С возвращением…

Карька недоуменно заморгала.

–…с того света, – с улыбкой пояснила Регги. – Тот еще труп был три часа назад. Иди, скажи спасибо тому, кто тебя вытащил, вон он на кухне сидит.

Энергично дернув дверь с висящим на ней китайским колокольчиком, Регги скрылась в комнате. Карька побрела по коридору к кухне. Шаги ее замедлились. Не очень хотелось ей встречаться с каким-то чересчур необычным товарищем, вытаскивающим народ из неприятностей слишком странными методами. Как-то это было… неуютно, что ли.

В кухню тем не менее она вошла.

У окна на жестком стуле с высокой спинкой сидел однажды мельком уже виденный Карькой в этой квартире патлатый тип в штанах с бахромой. На сей раз он был еще и в рубашке, обычной клетчатой ковбойке.

–А где же плед? – неожиданно для себя брякнула Карька вместо приветствия.

–В комнате. Он мне служит и плащом, и одеялом.

Будничный спокойный ответ отчего-то заставил Карьку попятиться.

–Боишься меня?

Насмешка в его голосе задела Карькино самолюбие.

–Не-а, – с вызовом заявила она и пятиться перестала.

–Тогда садись на стул и пей чай. Вон печенье есть.

–Печенье?

–А ты думала, что я питаюсь сушеными гадюками?

Карька хихикнула, села на стул и взяла печенину.

–Ничего я не думала. Спасибо за то, что лечил, – буркнула она неловко и прикусила печенину вместе с собственной губой.

–Я тебя не лечил, просто прогнал от тебя зло. Успокойся и ешь.

Она облизала поцарапанную зубом губу, прожевала кусок печенья, потянулась, привстав со стула, за чашкой и уронила ее, к счастью, не на пол, а только на бок на столе.

–Да успокойся же! Не съем я тебя.

–Да я просто увидела, сколько времени. Я на работу опаздываю, – и она показала часы на руке.

–Какая тебе работа? Только что вылезла из «хорошего» состояния, и – туда же!

От неожиданности Карька поддалась было словесному напору и с полминуты размышляла над тем, как позвонить и в каких словах предупредить.

– Но домой съездить завтра утром я непременно должна.

–А вот дома появляться я бы вообще тебе не советовал. Хотя бы несколько дней.

Еще ни чище, подумала Карька, если я не появлюсь дома в течение нескольких дней, мать неизвестно что сделает с документами и вещами. Но вслух ничего не сказала.

–На работу не ходить нельзя, мне эта работа нужна.

Она подумала о деньгах на еду, на художественные принадлежности, о месте для ночлега, об удобном для того, чтобы учиться, рабочем расписании. Но вслух снова ничего не пояснила.

На самом деле она уже подробно и тщательно, не один раз продумала план своих действий. Она съездит на работу, как-нибудь отбудет смену, ребята помогут, поймут состояние; утром она получит деньги, заначит их все, съездит домой, подкупит Чака, пообещает ему что-нибудь ценное, например, соврет, что у ее подруги спрятана подержанная, но дорогая электрогитара, и она, Карька, отдаст ему эту гитару. Чак отвлечет мать, Карька заберет документы и немногие ценные для нее вещи и уйдет, чтобы больше в эту квартиру не возвращаться никогда.

Она встала и пошла к двери. Шаман пошел за ней. Она так ни разу и не посмотрела ему в лицо, так что даже не знала, как он выглядит.

–Все-таки поедешь? – спросил он, отпирая для нее замок.

–Да.

–Мне категорически не хочется тебя отпускать.

Карька поняла это по-своему.

–О личном мы поговорим немного попозже, – как могла мягко проговорила она.

Шаман засмеялся.

–Я не имел в виду ничего личного.

Карька пожала плечами, уже вся – в мыслях о своих проблемах.

–Что бы ни случилось, ничего не бойся и помни, что все будет хорошо. Запомни это, ладно?

Так и не дождавшись от нее кивка, он закрыл за ней дверь.

Глава 7

Смену она провела великолепно. За нее сделали почти всю работу, а ее с руганью прогнала спать в одну из подсобок. Утром она получила деньги, немного подумала и почему-то, против своего обыкновения, спрятала их не на себе, а в своем личном запирающемся шкафчике на работе. Остаток предыдущей получки, впрочем, так и хранился в кармашке, пришитом к трусикам с изнанки.

Ее даже почти не шатало, когда она отправилась домой, и настроение поначалу было отличное. Солнечный день, по-весеннему теплый ветер тому очень способствовали. Погода была необычной, ведь праздник Покрова уже прошел, полагалось лежать снегу и трещать хоть небольшому морозцу.

Погода, правда, несколько испортилась, когда Карька подходила к дому, сделалось пасмурно и тихо. Пожухлые остатки листвы висели на ветках, как куски грязной ветоши. Один такой лист неожиданно отделился от корявого сучка и начал медленный полет, планируя галсами, как парусник против ветра, иногда приостанавливаясь и на секунду замирая в воздухе, похожий на бабочку или летучую мышь. Когда он подлетел поближе, стало видно, что это скелет летучей мыши или даже ее призрак. Лист истлел до ажурной прозрачности и стал похож на паутину. Карька вздрогнула, когда он приостановился перед ее лицом, а затем упал к ее ногам.

Возле самого подъезда струны ее внутреннего предчувствия натянулись так, что при других обстоятельствах она, не раздумывая, со всех ног убежала бы немедленно и как можно дальше. Но сейчас поступить подобным образом категорически запрещал здравый смысл. Документы были нужны, и Карька пересилила свой страх и надавила на кнопку звонка.

Дверь быстро открыли, и Карька с удивлением увидела очень нарядную, приторно улыбающуюся Наталью.

–Проходи, моя дорогая, проходи в большую комнату, – Наталья отступила в сторону и проворно заперла входную дверь.

В большой комнате за богато накрытым столом сидел тот самый мужчина с толстым затылком, который спорил о музыке «Кинг Даймонд». Он широко улыбнулся Карьке и властным жестом указал на стул рядом с собой. Поскольку Карька продолжала стоять столбом в недоумении, Наталья крепко ухватила ее за локоть, подтащила к столу и усадила за него.