Текст книги "Кащенко! Записки не сумасшедшего"
Автор книги: Елена Котова
Жанры:
Прочая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
ЕЛЕНА КОТОВА
СБОРНИК «КАЩЕНКО. ЗАПИСКИ НЕ СУМАСШЕДШЕГО" (ОТРЫВКИ):
«Иду с сигаретами, зажатыми в кулаке, в «салон». Ксюха по прозвищу «Хармс», Оля и еще одна девушка из нашей шестой моют полы. Дверь подперта стулом, в коридоре топчутся страждущие «переклиненные», просовывают головы в дверь буквально каждые тридцать секунд с вопросом: «Можно уже?», на что «Хармс» рявкает: «Нельзя». Ко мне это, естественно, не относится, я прохожу, придвигаю стул на место. В туалетном салоне – лепота, мое двустворчатое окно открыто, подоконник вымыт, даже оловянные миски-пепельницы временно не воняют. Я впервые вижу мое окно не вывернутым наизнанку, не застегнутым на все пуговицы, а широко открытым. Так, что всем, не только мне, видна его душа нараспашку… Окно блаженствует, купаясь в воздухе вместе с обитателями курительно-ванного салона.
Стою перед решеткой, от мира меня не отделяют стекла, дышу свежим воздухом… Решетка не мешает, даже странным образом приближает ко мне пейзаж за окном. Разглядываю дырочки талого серо-черного снега, слепящие полосы солнца на нем, голые, уже подсыхающие ветки деревьев, серо-голубое небо, жилые дома вдалеке. Дышу… Я дышу! Свежий весенний, еще чуть морозный воздух забирается под фуфайку, холодит плечи, тело тоже дышит. Такое острое и прекрасное ощущение. Второй этаж, а земля близко. Разглядываю мелкие сучки, нападавшие за зиму с деревьев, шелуху опавшей коры, лужи. Едет машина, и грязь, раскатанная на проезжей части, взлетает из-под колес брызгами, я слежу как они тут же падают на снег, делая в нем новые грязные дырочки.
– Можно уже? – снова просовывают голову страждущие. Я сажусь на стул, подпирающий дверь:
– Я тут не просто так, я выполняю важную общественную работу. Защищаю дверь!
– Ох, Лена, – впервые за много дней улыбается Нина, похожая на Джоконду тихая девушка.
В глазах Нины тоска и тревога, точно такие же, как у других, но в Нине это особенно трогает. У нее клиническая депрессия, а она рвется домой, где двое детей, при этом ни она, ни ее муж не способны разговаривать с врачами, а муж, по-моему, особо и не рвется. У мужа и у Нины – полное отсутствие навыков общения. Нина недомолвками – не потому, что утаивает, а потому что не может выразить, – говорит о страхе, что муж «заведет себе кого-нибудь», пока она тут находится: второй месяц же! Я слушаю и смотрю на окно, у меня вопрос к нему, к моему окну, которое видело и знает все: «А может муж и есть первопричина Нининой депрессии?».
Вижу, как окно морщится от моего вопроса, как бы говоря: «А какая разница? До истинной причины Нина докапываться не хочет и делать с ней тоже ничего не в состоянии… Она способна только горевать о том, что ее держат в больнице. Чем, в этом смысле, она отличается от Али, которая лелеет свою болезнь и уповает на стерву-докторицу? От наркошей, которые требуют, чтобы их выпустили, ибо они «здоровы» до первой попойки, заканчивающейся приездом ментов. В этом смысле и Нина похожа на них, только она приятная, неглупая и нежная, но и она ищет причины своей печали и избавления от нее в чем угодно, только не в собственной жизни».
– Так, это и есть болезнь? – произношу я беззвучно.
– Да, это и есть болезнь. Потому я не морализатор, а всего лишь наблюдатель. Никто не знает, как им помочь, никто! Только они сами могут себе помочь, но у них нет на это сил. Тебе это не понятно? Это же просто! Другие им не помогут, а у них самих сил нет, ясно?
Выхожу из сортира, снова окатывает – после воздуха – плотная, упругая волна смрада и духоты. Иду по коридору, понимая вдруг, что перед глазами – эпизод из «другого кино»… Братья Коэны, где вы?
В столовой, как всегда, сумрак, тут окна на северную сторону. На стене кривляется телевизор. Человек пятнадцать вперились в экран, глаза невидящие, и даже не понятно, стоят ли между ними и экраном иные, невидимые другим, их собственные образы. Когда я была маленькой, то иногда пыталась не думать. Как сделать так, чтобы в голове не было ни одной мысли? Вот, сейчас – тут я зажмуривалась, – я не думаю. Но я же думаю о том, что я не думаю… Можно ли вообще не думать, ломала я голову над этим вопросом. И сейчас я этого не знаю, но я уже не думаю об этом. Вечный сумрак столовой, окна на северную сторону. Женщины в одинаковых халатах, розовых, голубых, невидящим взглядом смотрят в экран, такой громкий с утра пораньше, блестящий, разноцветн
...
конец ознакомительного фрагмента