Текст книги "А все могло быть по-другому..."
Автор книги: Елена Вавилкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Заглядываю за дверь, где хранится всякий хлам и потягиваюсь на цыпочках, чтобы достать вино. С моим ростом, даже на каблуках это довольно проблематично, но второй пункт условия никто не отменял, похороны любви должны быть веселыми и запоминающимися.
– Ты так и не подросла, хотя я усердно тянул тебя за уши.– Твое дыхание шевелит волосы у щеки, разбегаясь мурашками по телу. – Помочь?
«Это издевательство! Я не должна этого чувствовать! Отойди. Пожалуйста! НЕ МУЧЬ МЕНЯ! Или оттаскай за уши, чтобы я снова могла закатить истерику и, разогнав всех, начала зализывать раны».
– Давай! – отодвигаясь, задеваю тебя и, дернувшись, бьюсь о плинтус. – О-у.
Мне не больно, но все же пара слезинок срывается с глаз.
– Сильно ушиблась? – отставив банку, ты с серьезной озабоченностью склоняешься над моей ногой. – Дай посмотрю.
– Не надо, – выпрямляюсь и снова отхожу, – все нормально. Уже прошло. Просто обидно…
«Все разошлись, уверенные, что вечер прошел отлично. Ха! Наверное, я выбрала не ту профессию. Столько вина и все впустую. Никаких вертолетов и плавающего в небытии сознания. Только боль режущая, мучительная. Ненавижу дни рождения! Ненавижу Оль! И больше всего ненавижу одиночество в кругу близких и друзей. Но все это пройдет, обязательно пойдет. Я постараюсь».
Прижав к себе медведя, настырно сжимаю глаза, хотя знаю, что сегодня уже не засну…
Глава 7
Дневники одиночки
Прошло почти четыре месяца со дня моего Дня рождения. В морозном воздухе витает праздничное настроение. Магазины, кафе, квартиры и даже деревья заманчиво моргают разноцветным огоньками. Все суетятся, спешат куда-то, и лишь я все еще прибываю в своем замороженном омуте добровольного созерцательного одиночества.
Хотя преддверие Нового года с этим дурацким необоснованным ожиданием чуда не обходит стороной и меня. Внутри с недавнего времени зреет желание перемен. Я не хочу больше оставаться в своем замкнутом коконе, отгородившись ото всех. Меня приводит в ужас та, которой я стала. Удивляюсь, как еще девчонки терпят и не оставляют меня такую: замкнутую, нелюдимую и колючую, как дикобраз. Нужно срочно исправлять ситуацию и меняться, пока еще не поздно.
А может уже поздно?
Оглядываю раскиданные по кровати «дневники одиночки» – неизменные атрибуты моего душевного разлада, и понимаю, что нет, не поздно. Как раз вовремя. Только с чего начать?
Альбома, подаренного тобой на день рождения, пустого и безликого? Фотографий, сделанных уже буквально на следующий день родителями, но так и оставшихся лежать не разобранной кучкой в упаковке? Потому что я так и не смогла взять их в руки, не в состоянии смотреть на наши улыбающиеся лица, зная, что это все не правда! Что нет нас! Не было и не будет!
Тогда сложить их в альбом для меня значило понять, принять и отпустить, сделав страницей истории. И душа болела, желая свободы, однако не находила путей к ней. Не находила, потому что их не было, а было только время, которое излечивает, стирает, изменяет.
И вот пропылившись на дальней полке четыре месяца, они лежат передо мной, потому что их время пришло.
Рука потянувшаяся было к ним, в нерешительности замирает и, изменив направление, нежно гладит другую мою незаменимую «подружку» – тускло-болотную шестнадцатилистную тетрадку в клетку.
Да, это мой дневник, такой невзрачный и непривлекательный, каким был мир вокруг меня. Без красивых узоров, картинок, грустных и трепетных стишков о любви, которыми, как правило, наполнены его обычные собратья. И, тем не менее, эта тетрадка стала моей неизменной спутницей. Появившись в непонятном порыве через неделю после памятного события, она ни на минуту с тех пор не оставляла меня. Мы могли целыми вечерами сидеть вдвоем, не обронив при этом ни слова. Всего шестнадцать страниц оборванных, многозначительных фраз, понятных только ей и мне. Целая история.
Но как ни страшно и ни жаль мне расставаться с ней, ей пора уйти из моей жизни, забрав всю боль, перемены во мне и разделенные секреты.
Нет, пока не могу. Потом чуть позже…
Притягиваю к себе туго свернутый рулон бумаги. Он впервые появился здесь только вчера, до этого хранясь в другом месте. Разворачиваю и раскладываю карандашные наброски в порядке хронологии. Их всего три. Хотя рисовались они не три дня, а намного дольше. Перед глазами всплывает некрасивое, доброжелательное лицо Николая Петровича, моего бывшего учителя в художественной школе. Бывшего потому, что я уже полтора года как капризно, ветрено бросила учебу там. Меня ничто не связывало с теми людьми и местом, и, тем не менее, увидев меня растерянную и молчаливую на пороге класса три месяца назад, он спокойно пригласил зайти внутрь. Ничего не спросив, поставил мольберт, дал бумагу и отошел. У меня не было с собой ни красок, ни кистей, только простые карандаши, завалявшиеся в сумке, ведь решение зайти туда было спонтанно-необдуманным. Но тогда они мне и не были нужны. Мой мир был серым. Бывшие одноклассники сначала с любопытством косились на меня, но быстро теряли интерес, видя мою сосредоточенную отрешенность.
В тот день я набросала могучий дуб, завалившийся на бок от порыва ветра. Его мощные корни, как развороченная скалящаяся в обиде пасть, пугали. Однако болезненно бугрясь и переплетаясь снаружи, они все же самыми кончиками цеплялись за землю, не давая дереву упасть. Тогда я, не закончив его, ушла, не зная, приду ли снова. И очень удивилась, когда, вернувшись через две недели, нашла свой мольберт…
Рисунок обрел выпуклость и тона, серые, угрюмые, но все же полные жажды жизни.
Потом был нарисован красивый, но заброшенный дом. Однако он не выглядел мрачным, скорее милым и уютным в окружении летнего леса.
Я приходила, уходила и снова возвращалась, туда, к молчаливому пониманию этого смешного человека в очках с толстыми линзами, пока вчера не закончила последний рисунок. На нем небольшая птаха весело купалась в сверкающей на солнце луже, глядя на мир своими смешливыми глазками-пуговками. Когда Николай Петрович подошел, чтобы посмотреть результат, то с улыбкой похвалил, на что я, сама не знаю почему, заикнулась, что в красках было бы живее. Он согласился, а перед уходом отдал мне сверток, сказав, что класс всегда в моем распоряжении, если мне это будет нужно.
Он был прав, мой старый мудрый художник. Шаг за шагом, незаметно, но я излечилась, пусть не полностью, не совсем, но теперь могла уже найти дорогу сама.
Каждая из этих вещей сыграла свою роль, и теперь, на пороге Нового года, им предстояло занять свои места. Одним исчезнуть, унося собой частицу боли и переживаний, другим остаться, становясь лишь историей запечатленной на бумаге…историей про нас.
Глава 8
11 класс. День рождения Лехи
С того памятного дня, когда я открыла новую страничку в своей жизни прошло полтора месяца. Но как ни странно, ничего по-существу не изменилось.
Тебя как не было, так и нет в моей жизни. Но теперь я воспринимаю это, как данность. Мой день не начинается и не заканчивается мыслью о тебе, однако сердце, замершее в ожидании, по-прежнему свободно. Только изредка, как сегодня какая-то его кроха, нарывно ноет, но… уже не болит.
Последнее время, гуляя на улице с девчонками, ловлю себя на мысли, что отчаянно завидую влюбленным парочкам. Хочу, чтобы рядом со мной тоже был кто-то, но среди широкого круга знакомых нет никого, кто захотел бы пробираться сквозь заслон колючек. А я… Я не хочу их убирать.
Не собираюсь из кожи лезть, чтобы привлечь внимание. Пусть лучше тот настойчивый «счастливчик» обрадуется моей мягкости и ранимости, скрывающейся под резкой и жесткой язвительностью, чем разочаруется и сбежит от невольно вырвавшейся в запале грубости.
Я просто хочу быть уверена, что нужна, нужна любая. Что я стою того, чтобы меня добивались.
Но также знаю, что этим счастливчиком ты не будешь никогда.
Сквозь закрытую дверь надрывно трещит телефон. Быстро проворачиваю ключ, влетаю в коридор, и дальше, не разуваясь, до кухни. Но когда подхожу, он замолкает.
«Вот гадство!»
Разворачиваюсь и тяжело плетусь обратно. Сердце отбивает ускоренный ритм.
«Идиотка, а если бы это был, Леха? Вот ты бы вперлась на объяснения».
Душу грызет червячок сомнения, ведь это предательство, по отношению к тебе.
«Ты не виноват, что мои радужные мечты разбились. Ты считаешь меня другом, а я…»
Вдох… Выдох…
«Нет, все правильно, так надо!»
Скинув одежду, возвращаюсь к телефону.
– Привет, дедуль!
– Внучка, здравствуй! – Торжественно-серьезный и одновременно радостный голос.
– Поздравляю с днем рождения! Долголетия тебе, здоровья, что бы всех правнуков понянчить, которых мы не собираемся заводить ближайшие лет десять-двадцать. – Выпаливаю на одном дыхании бодрым тоном, потому как дед последние года полтора сильно сдал.
– К-хе, спасибо, Светочка! Завтра ждем вас днем в гости.
«Лучше бы сегодня вечером!»
– Хорошо дедуль, придем.
Тепло прощаюсь и кладу трубку.
«Нужно позвонить! Нужно, Света!»
Смотрю на телефон, но не могу. Не могу поздравить еще одного человека с Днем рождения.
Резкий звонок, заставляет вздрогнуть. Смотрю на надрывающийся аппарат, страшась сделать всего одно простое движение и отрешенно думая, что надо бы уменьшить громкость.
Вдруг это ты! Глупо. Это не ты. Вряд ли тебе придет в голову, что я не приду сегодня. Просто. Малодушно. Ничего не объясняя.
На пятом гудке, обзываю себя дурой и беру трубку.
– Да.
– Ники, блин! Ты, что провалилась что ли? То занято, то к телефону не подходишь!
Экспрессивная отповедь Катены вызывает облегченную улыбку.
– Я с Днем рождения поздравляла…
– Дубину?
– Деда.
– Ну, тогда ладно! А то я еще таких полгода не выдержу, с вашими мексиканскими страстями или их отсутствием.
Молчу, не опровергая, но и не соглашаясь.
– Готова?
– Нет.
– Почему?
– Не хочу быть третьей лишней.
– А там значит, ты не будешь третьей лишней? Собирайся немедленно, нас уже ждут.
Ждут, предполагает, что будет еще кто-то.
– Ты хочешь сказать, что Дима кого-то еще позвал? – Мне идея со сводничеством или двойным свиданием (как не назови, все одно) не нравится и интонации моего голоса совершенно этого не скрывают.
– Да, не волнуйся ты так. Будет один Димин друг. Парню скучно одному, у него девушка куда-то умотала, а так хоть компанию разбавит. Все веселей.
Мне ее доводы кажутся притянутыми за уши, но выбора особого нет.
Если останусь, то прошлогодняя история повторится вновь, а я не хочу этого. Смотрю на стопку книг Корецкого, которые купила в подарок тебе, зная, что это единственное, что ты читаешь с удовольствием, и отвожу глаза.
– Та-а-к! – Звучит протяжно настойчивый голос Кати. – Только не говори, что собралась к нему?! Пять минут, Никитина, у тебя ровно пять минут на сборы. Обойдется это чучело без твоего присутствия.
– Хорошо. – В этой ситуации проще сдаться и не спорить, ведь я сама этого хочу. Или все же нет?
В течение двадцати неугомонных минут я не нахожу себе места от внутреннего разброда мыслей и чувств, пока Катька подгоняет, когда одеваюсь, одергивает, когда на выходе из дома замираю в нерешительности, буквально впихивает в такси, когда в сомнении раздумываю над словами столкнувшейся с нами в дверях мамы.
«Он тебя будет ждать…»
Но, несмотря на неприятие и сопротивление, все равно пассивно плыву по течению.
Предчувствие, страх и вина бьются в груди, делая меня рассеянной и взволнованной.
Глупо, но, кажется, я ощущаю твое неверие и обиду. Знаю, что ждешь…
Катя болтает без умолку, словно не замечая моего состояния. В какое-то мгновение, вынырнув из трясины самобичевания, я умудряюсь натянуть улыбку на лицо, и она, словно приклеенная, так и остается на нем всю дорогу до квартиры Димы.
– Опять опаздываешь, Котёнок! – Радушно ласковое приветствие возвращает к действительности.
Выпустив из объятий Катену, парень гостеприимно распахивает шире дверь, давая возможность пройти и мне.
Симпатичный, с ладной фигурой и хитринкой в глазах, быстро оцениваю я, в то время как его пристальный взгляд с еще большей тщательностью проходится по мне.
«И где подруга умудряется находить такие экземпляры?»
Подобные разглядывания привычны, но неприятны. Всегда в такие моменты чувствую себя, как букашка под лупой назойливого ученного. Главное – спокойно перетерпеть несколько мгновений, ведь никто не виноват, что мужчинам надо больше времени, чтобы составить впечатление.
– Котёнок! Света, да? – Я киваю, видимо Катя не только мне про него, но и ему про меня все уши прожужжала. – Проходите в комнату. Я сейчас.
Все вокруг чистенько, аккуратно, но в то же время пусто. Это не квартира, где живут с родителями, сестрами и братьями.
Мой взгляд, с любопытством исследующий интерьер, не сразу останавливается на парне, расслабленно сидящем в кресле, но как только глаза находят его, губы еле сдерживают удивленное восклицание…
– Привет, Олежек! Как дела? – Катя по-свойски падает на диван и тут же подбирает под себя ноги. – Это Света – моя подруга. Светик идем ко мне. Ты что в дверях встала? – Продолжает щебетать, не замечая наших изучающих взглядов.
Мне трудно понять узнал ли он меня или нет, но думаю, что вряд ли. Его глаза с интересом оглядывают меня, но и только. Не задумчивости, ни легкого блеска в глазах, которые могли бы выдать узнавание, нет. И я успокаиваюсь.
– Привет, Катюш! Нормально. – Поворачиваясь к подруге, говорит, лениво растягивая слова, и я, наконец, оживаю, понимая, что все это время находилась словно в ступоре.
Замешкавшаяся, не успеваю занять место рядом с Катей на диване. Меня опережает Дима, подоспевший с бутылкой коньяка. Освободив руки, он тут же притягивает к себе ничего не имеющую против Катюху.
Стоять на пороге бессмысленно, плюхнуться рядом с обнимающейся парочкой равносильно, выставить себя Тосей из «Девчат». Сесть скромненько на краешке – с таким же успехом можно и в дверях потоптаться. Остается большое, явно рассчитанное не на одного кресло, которое занято больше чем наполовину из-за того, что некто, как котяра, развалился на нем.
Олег, словно прочитав мои мысли, насмешливо выгибает бровь и совсем немного отдвигается, провоцируя сесть рядом.
Ну да, ну да, наслышаны мы о вас. Смотри, не подавись моим соседством. Сама не понимаю, что меня так бесит, но, как дикобраз, распушивший иголки, готова к приятному общению.
Мягкая подушка прогибается под его весом больше, и я поневоле постоянно трусь об него бедром, пытаюсь незаметно сдвинуться к подлокотнику, но снова съезжаю. Злюсь, будто он виноват. И никак не могу расслабиться, хотя внешне не подаю вида.
– …Говорил, надо ехать на дачу. Сейчас бы на природе шашлычок пожарили, а так вот не хватит дров, будем есть мясо сырым. – Дима журит Катюху, но она даже бровью не ведет.
– Ты лучше следи за угольками, тогда всего хватит. И вообще новоселье нужно справлять там, куда заселяются.
Я с удивлением смотрю на камин, который вначале показался удачной имитацией. Язычки пламени притягивают взгляд и гипнотизируют. Задаюсь вопросом, как БТИ могло пропустить такое усовершенствование квартиры.
– Красиво, да? – Раздается рядом с ухом голос Олега, и мурашки пробегают по моему телу.
– Уютно, – киваю, и он вкладывает мне в руку рюмку.
Оказывается, я умудрилась упустить из вида момент, когда коньяк разливали. Не люблю его, да и вообще пить не люблю, так как, даже оставаясь трезвой, на утро чувствую себя препаршиво, но сейчас отказываться неудобно.
– За знакомство! – Довольно громогласно провозглашает Дима, а я внутренне хмыкаю, но чокаюсь.
Для вида пригубливаю сладко-горькую обжигающую жидкость и отставляю рюмку.
Фу, гадость. Самая гадкая гадость. Мозг в насмешку выдает воспоминание о дегустации на «похоронах», и я неосознанно морщусь.
– Не нравится? – Участливый тон.
«Ну что ему неймется?»
– Нет. – Резко и категорично, чтобы не было недопонимания.
Олег ухмыляется, но не переубеждает, чего нельзя сказать об ухватившемся за слова Диме.
– Э-э, Свет, ты просто пить его не умеешь.
Мы с Катей переглядываемся, чертовски знакомая реплика. И почему каждый суслик знает и считает нужным просветить «несведущих».
– Тебе запах не нравится? Все это чушь про клопов. У него очень приятный аромат.
Конечно, чушь!
Улыбаюсь в предвкушении забавы.
– Нет. Правда, клопов не нюхала, а потому и ассоциировать не с чем.
Если он думает, что убедит меня хлопнуть рюмку залпом, как водку, и закусить шоколадкой, то глубоко ошибается. Плавали, знаем. Так горло обожжет, что слезы прошибает и дыхание перехватывает, и ни одна конфетка не поможет, скорее ты ею подавишься. Другое дело пить маленькими глоточками, катая вкус по языку до тех пор, пока не перестанет согревать и мягко прольется в горло. Я с одной рюмкой могу весь вечер просидеть.
Дима разламывает на дольки шоколадку
– Сейчас научим…
– Ну, ну. – Скептически подначиваю я, довольная, что появилась возможность игнорировать соседа по креслу.
Пока мы с Катей следим за приготовлениями и ухищрениями Димы, Олег снова слегка задевает меня, вставая и отходя к камину. Передергиваю плечами от легкого холодка, пробежавшего по телу от этого касания, но голову не поворачиваю.
– Смотри, делаешь вот так, – Дима берет в одну руку рюмку, в другую шоколадку.
– Ты ею, что запах перебиваешь? – С серьезным видом уточняю, а Катя прыскает со смеху, толкая парня.
– Дим, прекрати! Не видишь, она прикалывается, еще заучится до твоей полной невменяемости, а ты мне еще в сознательном состоянии нужен. – Подруга ласково обнимет парня за шею, предупреждая недовольство, а я хихикаю, наконец, почувствовав себя вполне комфортно.
– Митяй, дуй на кухню, шашлык на шампура насаживай, уголь готов. – Олег говорит спокойно, но его тон давит принуждением.
Дима, спохватываясь, вскакивает.
– Вот, черт! Забыл.
Катя поднимается вслед за ним.
– Я, пожалуй, помогу, а то кухню потом не отмоешь. – Она хитро подмигивает и уходит.
«Отлично, мы одни и что дальше?»
Молчание становится неуютным. Чувствую на себе его изучающий взгляд, но упрямо рассматриваю узоры на стенах.
– И все таки, как тебя звать? – Первым нарушает он тишину, выжидающе глядя на меня.
Я вскидываюсь, сразу.
– А что с памятью плохо совсем?
– Нет, почему же! Просто никак не решу, то ли ты Ни-ки, то ли Светлана.
«Опять эта дурацкая манера тянуть слова. Помнит! Надо же!»
Чувствую, как краска быстро приливает к щекам, только сейчас мы не в темном зале, а в хорошо освещенной комнате.
– По-моему мое имя неоднократно сегодня звучало, – Делаю вид, что не понимаю намека. Хотя какой тут намек, скорее допрос с пристрастием, или это я опять себя накручиваю? – Интересно, ты имена девушек принципиально не запоминаешь, чтобы не запутаться. Наверное, есть какое-то одно ласкательно-уменьшительное для всех?
– Лёля. – Олег отталкивается от камина и идет в мою сторону, лениво, крадучись, и я как дурочка заворожено смотрю на него, не понимая о чем он.
– Что?
– Мою девушку зовут Оля, и с памятью у меня все отлично. А вот у тебя, похоже, нет! – В глазах сверкают лукавые огоньки, на губах примирительная улыбка, только сейчас, глядя на него, я испытываю раздражение в два раза большее, чем буквально секунду назад.
«Да, они издеваются, что ли, все надо мной?!»
– Это нонсенс какой-то. – Бурчу под нос и легонько мотаю головой, ощущая себя при этом чуточку помешанной. Это не предназначается для его ушей, но Олег, снова усевшийся рядом со мной, слышит.
– Тебя удивляет, что у меня есть постоянная девушка, имя которой я помню. – Произносит с наигранным удивлением. Подначивает, гаденыш. – Прости, если расстроил.
– Мне ни жарко, ни холодно от того, что она у тебя есть. – Говорю со всей откровенностью, честно глядя в глаза, но тут же порчу эффект, прорвавшимся истеричным смешком. – Просто все это довольно забавно.
– Не просветишь, что именно? Или кто?
– А ты что мент на дознании, чтобы тебе всю подноготную выкладывать? Или церковник? Хотя второе вряд ли… – раздраженно выпаливаю, и тут же злость исчезает, а мои собственные нападки кажутся комичными и безосновательными.
«И что я, правда, на парня взъелась. Ведь он не виноват, что у меня на случайности и на имя Ольга аллергия».
– Учусь на инженера. – Уточняет он, не поддаваясь на провокацию, – Ну, так как, расскажешь?
Странно, но его спокойствие утихомиривает кипящее во мне раздражение, и дышать становится свободней.
– Нет. Не скажу. – Отказываю, но улыбаюсь вполне открыто, без натуги. – Лучше объясни как с этой штуковиной, – киваю в сторону камина, – вы еще дом не спалили.
– Вот черт, забыл. – Его лицо, еще мгновение назад находящееся в нескольких сантиметрах от моего, резко разворачивается в сторону двери. – Ей голубки! Вы куда там провалились? – Он вскакивает и направляется на кухню. – Извини.
– Ничего. – Произношу в удаляющуюся спину, тихонько посмеиваясь. Кажется, Дима, выбегая отсюда, говорил так же.
Спустя несколько минут, не скрываясь, сыпля ругательствами, Олег появляется с насаженным на шампура шашлыком.
–… Проклятые кролики! – Ловлю себя на мысли, что его расстроенное бурчание кажется мне довольно милым.
– Шашлык из крольчатины? – С ноткой удивленного любопытства спрашиваю, поднимая вверх бровь.
– Если бы, – Олег кривовато ухмыляется и неопределенно махает в сторону – Эта двуногая живность в комнате зависла, побросав все на столе. Так что нам с тобой вдвоем все делать придется.
– И что требуется от меня, – Поднявшись, подхожу и растеряно перевожу взгляд с его лица на сочные кусочки на подносе.
– Развлекать будешь.
– Анекдотов не знаю, в театральном не учусь, и еще в детстве косолапый уши отдавил. – Развожу руками, выражая наигранное сожаление.
– А мне, кажется, у тебя отлично получается. – Подмигивает он.
Насупливаюсь.
– Это ты, что меня только что с клоуном сравнил?
– Нет. – Посмеиваясь, мотает головой паршивец, как-то странно разглядывая меня, – Что ты, как я мог?!
Ну вот, опять один его косой взгляд, и меня снова окатывает волной раздражения и нервозности.
Пытаюсь справиться с собой, чтобы не съехидничать, хотя судя по всему ему мои шпильки только в радость.
Непробиваемый толстокожий слон.
Глаза, опровергая, скользят по его подтянутой фигуре, отмечая красивой формы длинные ноги, рельефные мышцы на руках и груди (не скрываемые, а скорее подчеркиваемые трикотажной футболкой). На его привлекательное лицо с пронзительными глазами они не поднимаются, поскольку налюбовались ранее, так что попадать под его гипнотизирующее влияние желания нет.
Неутешительный итог – красив, зараза! Волнительно красив! И точно не слон!
– И надолго «кролики» там зависли? – Спрашиваю, приваливаясь к стенке рядом с камином и глядя, как он скупыми отточенными движениями устанавливает шампура.
– Да, кто их знает, может до утра…
Его слова, брошенные как бы невзначай, производят на меня впечатление вылитого ушата холодной воды. Хочется вытащить Катьку из комнаты и оттаскать за ее растрепанные кудряшки.
– Так какого они нас сюда позвали?
– Они и не звали, это я пусть и не напрямую всех пригласил. Тут одному скучно и довольно пусто.
Разеваю рот от удивления, почему-то я была уверена, что квартира не его, но, похоже, ошиблась.
– А Дима?
– Помогал мне ремонт делать, практически переселился уже. – Усмехается. – Я не против. Места много.
– Да-а-а. – Протягиваю, не зная, что сказать еще.
Переваривание новости отнимает несколько минут. Одно дело задевать такого же гостя, как и я, и другое хамить хозяину квартиры.
– И как тебе такая двушка перепала? – Спрашиваю, наконец, справившись с удивлением.
– Трешка. Вход в третью комнату пока прикрыт прихожкой. Там бомж проживал, так что… – Он скривился, – работы еще немерено, а с деньгами напряг, кончились после установки этого чуда техники. – Он кивает на печку. – А квартирка по частям доставалась. У меня здесь бабушка проживала в соседстве со старичком одним и мужиком. Старичок от старости скончался, бомжа машина сбила. У нас комната приватизированная была, у этих нет, и наследников не было. В ЖЭКе как-то отец этот вопрос утряс и вся эта хламина бабушке досталась. Оформили, как полагается, на нее, а она мне это счастье по завещанию отписала. И вот полгода назад отец, устав от моих дебошей, выдал сумму и отправил сюда.
– Значит, ты в ссылке? – Спрашиваю с улыбкой. После его долгих объяснений, что, как и откуда, незаметно для себя расслабляясь.
– Можно и так сказать. – Он обреченно кивает, при этом челка падает ему на глаза и мне нестерпимо хочется убрать ее, так что приходится сжать пальцы в кулак, чтобы сдержать это неуместное желание.
– Ты так и не ответил на мой вопрос по поводу камина. – Желая как-то сбросить напряжение, напоминаю я.
– А тут и говорить нечего, основная проблема была в дымоходе, но здесь старая планировка. Во всех квартирах в коридоре галанки. Когда ремонт делал, думал, как ее скрыть, а потом на камин в магазине натолкнулся, вот и решил, зачем добру пропадать. Правда, в пустой практически без мебели комнате он смотрится довольно странно, но мне нравится.
У меня вызывает недоумение не интерьер квартиры, а ее хозяин, который никак не вписывается в образ, сформировавшийся в моей голове. То от одного его взгляда меня бросает в дрожь, то рядом с ним становится уютно, как со старым знакомым, с которым можно поболтать обо всем.
– Я бы сказала оригинально. Первый раз буду есть шашлык, пожаренный в квартире. – С удовольствием вдыхаю аромат специй с дымком, чувствуя, как просыпается голод от аппетитного запаха. – Скоро? – Смотрю заискивающе жалобно.
– Голодная? – Хмыкает он.
– Очень, – Окидывает внимательным взглядом, и я снова с горящими щеками тороплюсь оправдаться. – Катена нагрянула. Буквально волоком вытащила и даже бутерброда перехватить на ходу не дала.
– Через несколько минут будет готов. – Он отворачивается и слегка трясет головой, посмеиваясь. – А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, кажется у тебя все наоборот.
«Это он что так мою грубость оправдывает? Хотя какая грубость?! Так мелкие щипки, которые он ни разу не спустил мне с рук, всегда находя, что ответить».
– Свет, – я выныриваю из задумчивости, с удивлением сознавая, что мне нравится, как у него мягко звучит мое имя, – налей, пожалуйста, коньяка.
– Сейчас.
Пока иду к маленькому журнальному столику, в комнату, притягиваемый запахом, врывается взъерошенный, растрепанный, не совсем застегнутыый Дима.
– Светик, мне тоже. Олеж, что там с мясом?
– Готово, но не благодаря некоторым.
– Да ладно, брось. Я смотрю, вы и без нас хорошо справляетесь.
Интересно, что Димино подмигивание мне должно означать?!
Но узнать мне это не представляется возможности, поскольку, как только Олег снял мясо с шампуров, Дима быстренько насыпал себе в тарелку горочку и, прихватив пару рюмок со словами «Не скучайте», смылся.
Испытывая явный дискомфорт от такого наглого намека, но решив не заморачиваться, по поводу подставы со стороны подруги и ее парня, я быстренько переключаюсь на более насущную проблему, диктуемую моим измученным и сходящим слюной организмом.
«Некрольчатина» буквально тает во рту, и мое настроение становится еще чуточку благодушней. Хотя куда уже больше, не понятно.
Олег, убедившись, что я не собираюсь гонять кусок по тарелке, тоже не отстает от меня. На какое-то время в комнате снова повисает молчание, но теперь оно не дергает за нервы. Наоборот, сытный ужин, бодрящая музыка, маленькие глоточки согревающей жидкости и симпатичная компания делают его почти приятным.
– Тебе не кажется это странным? – Вдруг спрашивает Олег.
– Что именно?
– То, что мы знакомы почти год, а знаем друг друга не больше нескольких часов.
– Год. – Не задумываясь, уточняю я. Видимо мозг совсем ослаб, раз выдал такое.
– Что?
Вздыхаю. Есть дальше резко расхотелось.
– Мы познакомились в этот же день, ровно год назад. Если ту короткую встречу можно назвать знакомством. Я даже имя твое не вспомнила бы, если бы Катюха сразу не сказала.
– А у меня вот напротив проблема с датой, но зато я прекрасно помню девчонку, которая поцеловавшись со мной, слиняла под ручку с другим парнем.
Я хмурюсь.
Затронутая тема не вызывает восторга, и не только потому что ужасно смущает меня, но и из-за того что вновь напоминает о причине моего нахождения здесь.
Леха!
Злюсь на себя и выплескиваю на него горечь.
– Что так задело, что забыть не можешь?
– Задела. – Делает он акцент, и огромная комната сужается от его вспыхнувшего недобрым блеском взгляда.
«Вот, кто меня за язык тянул? Зачем я его провоцировала? Нужно линять. Домой. Домой, Света!» – Мысли хаотично мелькают, вскакиваю, но выйти в коридор не успеваю.
С тихим проклятием и грохотом от задетого стола, Олег оказывается передо мной, перекрывая проход к двери. Я даже не успеваю высказать протест, как его пахнущие коньком губы накрывают мои.
Упрямлюсь, не пропуская язык внутрь, сжимаюсь как пружина, пытаясь оттолкнуть, но его руки неукоснительно вжимают меня в него, вызывая тянущую боль в сдающихся под его напором мышцах. Его аромат обволакивает, дрожь помимо воли, проходит по телу, губы саднит от его жесткого настойчивого давления. Что-то неподвластное разуму просыпается внутри, подбивая сдаться. Меня пугает то лихорадочное состояние, которое рождает его рука, пробравшаяся под кофту и властно поглаживающие спину, талию. Вторая не дает отклонить голову и мне остается только беспомощно колотить по его груди в надежде привлечь внимание, к моему протесту.
На одно мимолетное мгновение Олег дает свободу моему рту, отчаянно нуждающемуся в глотке так недостающего воздуха.
– Отпу… – Выдыхаю я остатки и чувствую, как кружится голова от недостатка кислорода и движения его языка, хозяйничающего, завлекающего, искушающего.
Со стоном безысходности сдаюсь, бесстыдно купаюсь в удовольствии, горячими ручейками растекающемся по телу, и получаю свободу.
– …пусти, – произношу слегка заплетающимся языком, пытаясь вернуть ясность разбегающимся мыслям и прогнать чертову истому из тела.
– И я задел. Иначе не вспомнила бы. – Дыхание Олега такое же прерывистое, как и у меня, и все же он быстрее возвращает себе контроль.
А может он и не терял его вовсе?
– Задел. Теперь, надеюсь, твое самолюбие удовлетворено! – Хочется произнести холодно и жестко, но довольна уже и тем, что голос не дрожит. – Где у тебя телефон?
– Зачем? – Он нервно, неосознанно ерошит волосы рукой.
– Не думаю, что хочу здесь оставаться.
Он молчит, а я жду, отсчитывая бешеные удары сердца.
