Текст книги "Современный психоанализ. Теория и практика"

Меня интересует первичное обладание и промежуточная зона между субъективным и тем, что объективно постигается.

Д. Винникотт

Дональд Вудс Винникотт (1896–1971) считается одним из наиболее известных представителей теории объектных отношений. Изначально Винникотт был детским врачом, однако под влиянием идей Мелани Кляйн и других представителей Британского психологического общества, переживавшего бурный подъем в 1930-е го ды, он оставил педиатрию и целиком сосредоточился на психоанализе. В течение длительного времени он проходил собственный анализ – сначала у Джеймса Стрейчи, а затем у Джоан Райвери.

Винникотт впервые выразил свои представления о личности в статье «Маниакальная защита», представленной им 4 декабря 1935 года на научном заседании Британского психоаналитического общества. Уже в этой работе Винникотт использовал ставшее ключевым для всего его творчества понятие внутренней реальности, противопоставив его фантазированию. Позднее Винникотт пояснял: « Понятие “психическая реальность” не оставляет места для фантазий; понятие “внутренняя реальность” предполагает существование и внутреннего, и внешнего мира, а следовательно, также существование ограничивающей мембраны, которая относится к тому, что я сегодня называл бы психосомой» [164. С. 226].

Винникотт выделил три процесса формирования внутренней реальности: интеграция, персонализация и реализация (восприятие времени, пространства и других качеств реальности). Он считал, что в самом начале личность является неинтегрированной. При неблагоприятных условиях индивид может возвратиться к данному состоянию первичной неинтегрированности. Если же интеграция является неполной или частичной, то во внутренней реальности возникают состояния диссоциации. Нормальное развитие, напротив, сопровождается усилением интеграции психических феноменов, достижением истиной самости и формированием чувства реальности.

В отличие от Ранка, Фрейда и Мелани Кляйн Винникотт считал, что травма рождения в большинстве случаев не имеет значения. Утверждения о врожденном характере фантазий и интрапсихических структур младенца также вызывали у него большие сомнения. Отношения с реальным миром в лице матери – вот что действительно важно для того, чтобы новорожденный приобрел качество личности. В то время как Фрейд рассматривал Эго, борющееся с двумя тиранами – с влечениями, с одной стороны, и с внешней реальностью – с другой, Винникотт считал последнюю союзницей процессов созревания у младенца и исследовал то, каким образом внешний мир (мать) способствует преобразованию физиологического и психического потенциала ребенка в самость.

Отношения между матерью и ребенком стали центральной темой творчества Винникотта. Широко известно парадоксальное заявление, сделанное Винникоттом в ходе дискуссии на научном заседании Британского психоаналитического общества в 1940 году: « Младенцы вообще не существуют. Под этим, разумеется, я имею в виду, что всякий раз, когда речь заходит о младенце, надо говорить и о материнской заботе – без материнской заботы не было бы и младенца» [164. С. 245].

Роль матери, по утверждению Винникотта, начинается с первичной материнской озабоченности. Это особое психическое состояние, возникающее до рождения ребенка и сохраняющееся вплоть до нескольких первых недель его жизни. Настраиваясь на ребенка, мать реагирует на потребности плода и обеспечивает ему оптимальные условия для «вхождения в мир». Напротив, если же она в силу объективных или субъективных причин не желает ребенка или не может настроиться на него, это является первым серьезным негативным фактором на пути нормального развития младенца.

После родов функция матери заключается в обеспечении заботы о ребенке. Забота проявляется в конкретных действиях и способностях матери, а именно в постоянном присутствии, понимании желаний ребенка и обеспечении его потребностей, умении успокоить младенца, стабильности собственных реакций, организации и регуляции внешних воздействий, позже – в свободной игре с использованием игрушек.

Способность матери войти в положение младенца и вместе с тем удовлетворить его потребности Винникотт назвал первичной материнской заботой. Сначала это телесные потребности, которые постепенно превращаются в потребности Я, в то время как в результате развития воображения формируются психологические потребности. Затем устанавливается контакт между Я матери и Я ребенка, от которого мать в конечном счете снова освобождается, а ребенок в надлежащий момент приходит к позитивному представлению о матери как человеке [17].

В связи с этим Винникотт ввел понятие достаточно хорошей материкак матери, понимающей потребности ребенка и обеспечивающей ему оптимальный комфорт. Такая мать первоначально отзывается на каждый призыв младенца, поддерживая его инфантильное чувство всемогущества. По мере роста ребенка и его возрастающих психических возможностей мать допускает все больше и больше фрустраций, с которыми здоровый ребенок учится справляться. Постепенно чувство всемогущества сменяется чувством реальности и здоровой самости, а потребность в матери снижается естественным образом. При этом мать не должна быть «идеальной» – исполняющей все желания взрослеющего чада, она должна исполнять только наиболее важные и истинные его потребности. Для психического развития ребенка оказываются одинаково опасными обе ситуации – и полное игнорирование потребностей ребенка матерью, и чрезмерное потакание им. « Достаточно хорошая мать – это такая мать, которая активно приспособляется к потребностям младенца и активное приспособление которой уменьшается по мере роста способности младенца переносить фрустрацию» [19. С. 385].

Таким образом, согласно Винникотту, младенец не может начать существовать, пока не наступят определенные условия. Материнская заботасоставляет суть этих условий. Она состоит в обеспечении потребностей зависимого ребенка, а также организации влияний внешнего мира. Забота (она же – поддержка) основывается не на интеллектуальном понимании, а на способности матери вчувствоваться в состояние ребенка. Такая забота формирует у ребенка ощущение безопасности. Ориентируясь на потребности ребенка, «отзеркаливая» его эмоциональные состояния, мать способствует развитию его истинной самости.

Для младенца является важным переживание его зависимости от заботы матери (внешнего мира). Винникотт разделяет зависимость младенца в фазе поддержки на три стадии:

1)  абсолютная зависимость —в этом состоянии у младенца нет возможности что-либо знать о материнской заботе, которая в значительной мере является делом профилактики; он не может контролировать, что делается хорошо, а что плохо, – он лишь способен извлекать пользу или страдать от нарушений;

2)  относительная зависимость —младенец может выражать потребность в проявлениях материнской заботы и устанавливать более четкую связь между заботой и своими импульсами (позднее, в ходе психоаналитического лечения, данный человек может репродуцировать такую зависимость при переносе);

3)  путь к независимости —у младенца появляется возможность обходиться без реальной заботы, что достигается благодаря накоплению воспоминаний о заботе, проекции личных потребностей и интроекции конкретных проявлений заботы наряду с развитием доверия к внешнему миру, игры и творчества.

В процессе сепарации от первичного объекта (матери) ребенок находит ее заменители, которые Винникотт рассматривал как переходные объекты. Это может быть мягкая игрушка или уголок одеяла, которые используются ребенком при стрессе или засыпании когда мать недоступна. Возраст появления переходного объекта четыре – шесть – восемь – двенадцать месяцев. Переходный объект создает иллюзию комфорта, сравнимого с успокаивающей матерью. Он также означает первоначальный опыт обладания объектом – не-Я-обладание. С помощью переходного объекта младенец эволюционирует от тотального контроля к манипулятивному. В случае недостаточно хорошей матери переходные объекты не теряют своего значения и после трехлетнего возраста и могут принимать качество фетиша [19]. « Переходные объекты и переходные явления относятся к области иллюзий, которая является основой для последующего опыта» [19. С. 391].

Сам Винникотт отмечает, что переходный объект не является в строгом смысле вещью (платком или плюшевым мишкой), с которой обращается ребенок; он является не столько использованным объектом, сколько использованием объекта.Данный объект находится в переходной области —между психической реальностью и внешним миром. В соответствии с данной теорией и произведения искусства имеют все качества переходного объекта, поскольку продолжают внутреннюю реальность индивида вовне. Таким образом, использование переходного объекта тесно связано с функцией символизации. «Верно, что кусочек одеяла (или любой другой объект) является символом некоторого частичного объекта, такого как грудь. Однако главное при этом не его символическая ценность, а реальность. То, что это не грудь (и не мать), так же важно, как и то, что он заменяет грудь (или мать)»[19. С. 380].

Винникотт описал особенности отношения ребенка к переходному объекту в книге «Игра и реальность» [16]. В определенном смысле ребенок отказывается по отношению к объекту от собственного всемогущества. К объекту проявляются нежные чувства. Он не должен изменяться, если только сам ребенок не пожелает этого. Он должен сносить страстную любовь точно так же, как ненависть и агрессию. В то же время переходный объект должен обеспечивать ребенка ощущением теплоты и создавать впечатление, что он является живым и обладает собственной реальностью. В то время как для взрослых объект относится к окружающему миру, для ребенка он не относится ни к внешнему, ни к внутреннему миру и не является галлюцинацией. Он служит цели постепенного ослабления либидного катексиса. С течением времени переходный объект теряет свое значение, поскольку ребенок выходит за пределы переходной области.

За сорок лет своей работы в детской больнице Педдингтон-грин и в Детском королевском госпитале Винникотту пришлось иметь дело почти с шестьюдесятью тысячами младенцев, детей, матерей, отцов, бабушек и дедушек. Это позволило ему оценить роль силы воображения и игрыв переходной сфере, из которой черпают свои импульсы все подлинные, спонтанные проявления самореализации личности, – то, что Винникотт обозначил как истинную самость [235].

Истинная самость (true self) представляет собой одновременно психическую структуру и врожденный потенциал, составляющий суть ребенка [84]. Винникотт не формулирует конкретных признаков истиной самости, называя в качестве ведущего ее проявления спонтанную экспрессию. Первоначально влечения Оно являются внешними для Я, «как звук или удар грома». Постепенно Я младенца становится более сильным и вследствие этого достигает состояния, в котором требования Оно воспринимаются как часть самости,а не как нечто приходящее из внешнего мира. Когда начинается это развитие, удовлетворение Оно становится очень важным фактором усиления Я или истинной самости; однако импульсы Оно могут быть травматическими, если Я не способно еще их ассимилировать.

Ложная самость (fals self), также представляет собой стабильную обратимую структуру, но при этом выражается в ложном восприятии себя и реактивных проявлениях.

Вводя понятие ложной самости, Винникотт поставил под сомнение традиционную технику анализа защит, поскольку при этом ложная самость пациента может бесконечно долго сотрудничать с терапевтом, принимая его сторону. Эту «малопродуктивную работу», по мнению Винникотта, можно сократить, если аналитик укажет на отсутствие какой-либо важной черты или неискренность пациента перед самим собой для освобождения пути коммуникации с истинной самостью.

В связи с этим Винникотт предположил, что фантазирование может стать постоянным способом сохранения структуры ложной самости у человека. Кроме того, он считал, что классическая психоаналитическая техника с ее увлечением интерпретациями бессознательных фантазий также может стать компаньоном ложной самости пациента и превратить его симптомы в хроническое состояние. Благодаря данной позиции Винникотту нередко удавалось изменить внутреннюю реальность пациента посредством осознания того, каким образом в нем проявлялась специфическая диссоциация (расщепление) истинной и ложной самости.

В своей работе с так называемыми делинквентными детьми Винникотт показал, что антисоциальные поступки были способом выражения их потребностей и предъявления требований к окружающей среде. Как известно, проявления антисоциальной тенденции включают в себя воровство и ложь, импульсивность и неспособность следовать правилам. Винникотт подчеркивал, что антисоциальная тенденция не является диагностическим термином. Ее нельзя непосредственно сопоставлять с другими диагностическими категориями, такими как невроз или психоз. Антисоциальная тенденция может быть присуща нормальному индивиду, как, впрочем, и тем, кто является невротиком или психотиком.

По мнению Винникотта, антисоциальности предшествует настоящая депривация(а не просто дефицит), когда происходит потеря чего-то позитивного и важного. Депривация включает в себя и ранние события, и более поздние, как относящуюся к определенному моменту травму, так и хроническое травматическое состояние. В антисоциальной тенденции детей всегда имеются два основных направления (что-то может быть более выражено) – воровство и деструктивность. В первом случае ребенок ищет чего-то где-то (поиск объекта), и если он не может этого найти, то ищет в другом месте, пока сохраняется надежда. Во втором варианте индивид стремится к той степени стабильности окружения, когда оно будет способно выносить его импульсивное поведение. И первое и второе являются поиском исчезнувших условий во внешней среде – человеческого отношения, на которое можно положиться и которое, следовательно, предоставляет индивиду свободу действий и эмоциональных проявлений.

Винникотт сравнивал клиническую ситуацию и свое отношение к регрессировавшему пациенту с тем, как «обычная способная к самоотдаче мать» заботится о своем младенце и маленьком ребенке. Мать благодаря своему пониманию потребностей маленького ребенка помогает ему творческим образом находить объекты. Она способствует творческому использованию мира. Если это не удается, ребенок теряет контакт с объектами; он теряет способность находить что-либо творческим образом.

Винникотт неоднократно подчеркивал важность парадокса и игры для успеха терапевтического вмешательства. Игра у Винникотта приравнивается к творческому процессу. Свободная игра расширяет возможности диалога между матерью и ребенком, воплощаясь в средство выражения его истиной самости. Винникотт установил, что оказавшийся в трудной ситуации пациент не способен формулировать то, в чем он нуждается, – не из-за своего сопротивления, а из-за неспособности включаться в игру, которую мы называем свободным ассоциированием. Поэтому аналитик должен это понять, пойти навстречу пациенту, осознав его потребности и ответив на них.

По свидетельствам современников, Винникотт виртуозно использовал эти идеи в аналитической ситуации. Он создавал атмосферу «особого рода интимной близости», с ее спонтанностью слов и действий во время игры с ребенком (например, в каракули) или в ходе терапевтического сеанса со взрослым пациентом, когда поддерживал его регресс на ступень детской зависимости. « Психотерапия осуществляется там, где пересекаются две сферы игры: сфера игры пациента и сфера игры терапевта. Из этого следует, что работа терапевта там, где игра невозможна, направлена на то, чтобы из состояния, в котором пациент не может играть, привести его в состояние, в котором он играть может» [164. С. 238].

Таким образом, Винникотт постепенно пришел к пониманию связей, существующих между материнской заботой, способностью младенца пользоваться воображением и переходными феноменами, истиной самостью, а также способностью взрослого человека творчески использовать культурные завоевания.

Клинико-экспериментальные исследования Рене Спитца