Текст книги "Приключения Одиссея. Троянская война и ее герои"
Автор книги: Елена Тудоровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Одиссей отступил от своей спутницы и сел один в углу повозки. Он хотел показать, что Пенелопа свободна в своем выборе. Икарий не знал, что ответить на хитросплетенную речь похитителя, поэтому он сурово обратился к дочери:
– Ну что же, Пенелопа, неужели он прав, этот дерзкий и хитрый обманщик? Неужели ты способна так внезапно покинуть нас? – Голос его понемногу смягчился. – Нет, ты всегда была скромной и разумной; я не верю, чтобы ты пошла за ним по своей воле. Пусть он уезжает, этот бесчестный бродяга, а ты вернешься со мной.
И Икарий протянул руку, чтобы перевести девушку к себе в колесницу. Пенелопа подняла голову и взглянула на отца. Глаза ее были полны слез. Она хотела сказать, что не может вернуться, что отныне дом Одиссея – ее дом. Но отец смотрел на нее так ласково и печально, что у нее не нашлось слов. Она огляделась в смятенье. Ее окружали любопытные лица, и девушка совсем смутилась. Вместо ответа она закрыла лицо покрывалом и молча опустилась на сиденье рядом с Одиссеем.
Тогда Икарий отступил назад и со вздохом произнес:
– Теперь я вижу, что ты не могла дать иного ответа, моя скромная, верная Пенелопа! Поезжай с этим юношей, которого выбрало твое сердце. Я не буду больше преследовать тебя.
Пенелопа бросилась в объятия отца. Она плакала и шептала ему прощальные слова и обещанья. Ментес сказал Одиссею:
– Друг, я не испытывал зависти к Менелаю, но тебе я готов позавидовать. Только ты сумел добыть себе лучшую жену во всей Ахайе!
– Благодарю тебя, Ментес, – отвечал Одиссей. – Ты прав. Я не прорицатель и не берусь предсказывать будущее, но кроткая и разумная жена приносит счастье, а гордая красавица сулит испытания. Недаром я заставил женихов поклясться помогать мужу Елены. Пусть бессмертные боги охранят Менелая!
Пророчество Кассандры
1
Прежде чем продолжать повествование, надо вернуться немного назад и рассказать историю о ссоре богинь, знаменитую историю о «яблоке раздора».
Боги решили выдать замуж богиню за смертного человека.
Богиня Фетида, обитательница моря, была одной из пятидесяти Нереид, дочерей Нерея, старого бога морских глубин. Прекрасная Нереида привлекла внимание самого Зевса, владыки богов и людей. Но никто из богов, даже Зевс, не решился бы стать мужем Фетиды. Юной богине было предсказано, что у нее будет сын, который превзойдет силой и славой своего отца. Зевс помнил, как он сам сверг с престола своего отца Кроноса и стал верховным божеством. Он не хотел подвергнуться такой же участи – не хотел иметь сына, который свергнет его и воцарится над миром.
Но если бессмертным богам не нужны продолжатели рода, могучие дети, смертный человек счастлив видеть в детях свершение своих надежд, свое бессмертие. Поэтому совет богов и решил отдать Фетиду замуж за царя Пелея, прославленного героя, участника похода аргонавтов. Пусть его сын будет гордостью отца, величайшим из героев.
Это было роковым решением.
На свадебный пир Пелея прибыли все верховные боги. Не пригласили только одну Эриду, богиню вражды и раздора.
Оскорбленная таким пренебрежением, богиня поклялась отомстить за обиду. Она сделает любовь источником злобы; она заставит богов погубить обещанного ими Фетиде могучего сына...
Эрида замешалась в толпу рабов и рабынь, обслуживавших брачный пир. Она принесла с собой чудесное золотое яблоко. Такие яблоки росли только на краю света, в волшебном саду, который охраняли нимфы Геспериды. Богиня раздора поссорила нимф между собой и, пользуясь общим смятением, украла из сада одно яблоко. На этом-то яблоке она сделала, надпись «прекраснейшей» и подбросила его в палату, где веселились родичи Пелея и его божественные гости.
Яблоко подняла одна из главных богинь Олимпа, сладкосмеющаяся Афродита. Тотчас к ней подошли две другие могущественные богини – Гера и Афина. Прочитав надпись на яблоке, богини заспорили. Каждая из них считала себя прекраснейшей, каждая хотела получить чудесное яблоко как доказательство своего превосходства.
За решением спора они обратились к Зевсу. Но верховный бог не захотел навлекать на себя неудовольствия богинь.
Он обещал им назначить судью в их споре. Он подозвал своего верного вестника, легконогого бога Гермеса и велел ему сопровождать всех трех богинь на далекую Иду[11]11
Ида – горный хребет, возле которого находился город Троя.
[Закрыть] и там разыскать юного Париса, прекрасного пастуха из города Трои. Парис был младшим сыном троянского царя Приама. Вместе с рабами своего отца он пас стада на горных пастбищах Иды.
Богини предстали перед юным пастухом в блеске своей олимпийской красоты и могущества и потребовали, чтобы он присудил золотое «яблоко раздора» той, которая кажется ему прекраснее других. Юноша был смущен и ослеплен видом бессмертных богинь и не мог решить их задачу.
Тогда каждая богиня посулила ему неслыханную награду, если он решит спор в ее пользу. Могущественная Гера, жена владыки богов Зевса, обещала Парису славу и богатство знатнейшего царя. Мудрая воительница Афина Паллада, та, что во всеоружии и силе появилась на свет из головы самого Зевса, пообещала юноше сделать его мудрейшим и храбрейшим военачальником, победителем несметных врагов. Наконец, третья богиня, прелестная богиня любви и красоты Афродита, пообещала Парису, что его женой будет прекраснейшая в мире женщина, похожая на нее, Афродиту. И юноша, не колеблясь, протянул яблоко богине любви.
Старшие богини в гневе вскочили на свою золотую колесницу и умчались к себе на Олимп.
Афродита же подтвердила свое обещание и велела Парису терпеливо ждать ее знака, хотя бы ему пришлось ждать не один год. Боги будут препятствовать его счастью, но она, Афродита, сумеет преодолеть их сопротивление.
2
Медленно мелет мельница богов. Некуда торопиться бессмертным; они не спешат совершить свою волю.
Много лет прошло с тех пор, как богиня любви обещала троянцу Парису в жены прекраснейшую из женщин. Давно дожидался Парис, чтобы богиня вспомнила о нем. Наконец однажды ночью он увидел необычайный сон. Сама сладкосмеющаяся Афродита явилась к нему и сказала:
– Теперь настало время, Парис, когда я смогу исполнить свое обещание. До сих пор мне мешали старшие боги. Под их покровительством вышла замуж прекрасная Елена, которую я предназначила тебе. Я решила расторгнуть этот брак. Елена должна стать твоей женой. Сейчас все боги Олимпа отбыли к границам земли, туда, где мировая река Океан обтекает земной диск. Они хотят навестить наших смертных родичей – народ эфиопов.[12]12
Эфиопы – у Гомера – мифический народ, по представлению греков, населявший оба края земли – на востоке и на западе, у берегов мировой реки Океана.
[Закрыть] Пока боги гостят у эфиопов, ты должен успеть похитить Елену. Отправляйся в далекую Лаконию, в город Спарту. Там, в доме царя Менелая, ты увидишь Елену. Снаряжай корабль и собирайся в путь. Я пошлю тебе попутный ветер и дам знак к отплытию.
3
На открытом берегу Троады[13]13
Троада – страна на северо-западе Малой Азии, принадлежавшая городу Трое.
[Закрыть] возвышался новый чернобокий корабль. Соленая морская волна еще ни разу не поливала его, не трепали бурные ветры. Корабль стоял на песчаной отмели между Сигейским и Ретейским мысом. Два толстых бревна поддерживали его с боков и защищали от волн, набегавших на берег.
Корабль был осмолен и раскрашен и похож на глазастое морское чудище, выброшенное бурей на песок. Его высокая носовая часть изображала человеческое лицо: красный форштевень обозначал нос, по бокам были нарисованы красные щеки, а наверху, под самым бортом, смотрели продолговатые белые глаза с черными зрачками.
Кормовая часть корабля тоже была высокой. Общей палубы не настилали, а устраивали два помоста, на носу и на корме. С них можно было сойти внутрь корабля по большим ступеням. Середина судна была низкой; здесь находились скамьи для гребцов. Посредине, вдоль киля, лежала наготове мачта со свернутым пурпурным парусом.
На этом новом корабле, под праздничным парусом, собирался плыть в ахейские страны сын троянского царя Парис.
4
Холодное, ветреное утро занялось над Троадой. Еще накануне голубая даль Геллеспонта тонула в неясной дымке. Сейчас влажная дымка исчезла, небо прояснилось, и за неспокойной синевой моря выплыли гористые очертания противоположного, фракийского берега Геллеспонта. Мореходы Трои знали: когда дымка над морем тает под сухим дыханием Борея – северного ветра, – настает самая подходящая пора для плаванья. Надо лишь вывести на веслах корабль за Сигейский мыс, а там Борей с шумом натянет четырехугольный парус и быстро понесет корабль мимо островов Лесбоса и Хиоса, мимо зеленеющих Кикладских островов, до самого мыса Малеи. Оттуда уже нетрудно добраться до любого ахейского города.
Парис стоял на берегу, окруженный толпой родных. Провожать его пришла вся многочисленная родня Приама. Тут был и сам старый царь, и царица Гекуба; оба они с любовью смотрели на своего прекрасного сына.
Больше всего на свете владыка Трои гордился своими сыновьями. Самым младшим из них был Троил, легконогий мальчик, еще никогда не державший в руках боевого копья. Старшим был могучий Гектор, главный военачальник троянцев, опора и надежда Илиона. Он стоял тут же, возле отца, окруженный толпой своих рослых и сильных братьев. Гектор был самым высоким из них. Над всеми головами виднелось его суровое лицо с кудрявой бородой, его сверкающий шлем. Народ слагал песни о своем вожде и в песнях называл его «шлемоблещущий Гектор». Равняться с ним в славе мог разве лишь Эней, племянник Приама, отважный и дерзкий воин. Но ни Эней, ни Гектор не знали зависти и соперничества. Они стояли рядом и дружелюбно разговаривали. Род Приама был сильной и дружной семьей.
Седовласую царицу Гекубу сопровождали все женщины Приамова дома – дочери, невестки, внучки Приама. Все родичи принарядились в честь любимого Приамова сына. Кругом пестрели ярко вышитые одежды, сверкали на солнце золотые запястья женщин, драгоценные пряжки на плащах у мужчин. Но Парис превосходил всех своим пышным нарядом. Он был украшен золотом с головы до ног: шлем с золотым гребнем, чеканная золотая пряжка на груди, золото на щите, золотые кольца на копье, золото на ремнях сандалий. Сын Приама хотел поразить всю Спарту своим воинственным видом, своим богатством и красотой. Он сумеет показать спартанской царице, насколько бедна и скучна ее жизнь в Спарте и какая роскошь, какие удовольствия ожидают ее в доме Париса! Парис рассеянно слушал болтовню своих молоденьких сестер, заботливые напутствия матери, шутки братьев. Все родные верили в его успех; никто не считал его предприятие дерзким или опасным. Правда, среди граждан Трои многие были недовольны и порицали Париса. Но сильный, богатый, многочисленный род Приама мог не очень-то считаться с недовольством граждан! Приам – настоящий владыка, а не какой-нибудь ахейский царь, который должен подчиняться настойчивым требованиям своего народа!
Поэтому ни сам Парис, ни его родные не прислушивались к ропоту своих сограждан. А этот ропот был слышен и здесь, у корабля. Пятьдесят загорелых, мускулистых юношей – гребцов корабля – лежали на песке в ожидании отъезда. Они неодобрительно поглядывали на разряженного в золото Париса и вслух выражали свое неудовольствие.
– Безумная затея! – ворчал один, постарше. – Тащиться за женой в Лаконию! Как будто мало красивых девушек здесь, в Илионе, да и в остальной Троаде!
– Да еще, говорят, он задумал отнять свою красавицу у ее мужа! – подхватил другой. – Поколотят нас всех там ахейцы, вот чем это кончится!
– Трус! – вмешался третий, юноша высокого роста, с жилистыми руками, с лицом дерзкого гуляки. – Нечего бояться ахейцев! Мы их сами поколотим.
– Я не трус и не хуже тебя умею отвечать на удары, – возразил второй, – но дело это мне не по вкусу. Мы только раздражим бессмертных богов тем, что помогаем красть жену у мужа.
Третий гребец пожал плечами.
– Если тебе это дело не нравится, – сказал он, – зачем же ты согласился участвовать в нем?
– Что поделаешь? – ответил его собеседник. – Меня послали троянцы, так же как и тебя. Царь Приам просил троянский народ выделить пятьдесят опытных гребцов для Париса. Я попал в их число и не имею права отказываться. Что же! Троянский народ не запрещает Парису добывать себе жену, откуда он хочет. Но многие, как и я, не одобряют этого, и если муж красавицы пустится в погоню и явится в Трою за похищенной женой, немногие из троянцев поддержат Париса!
Третий захохотал.
– А мне нравятся такие приключения, – сказал он. – Вот увидишь, что мы благополучно вернемся с красавицей и никто из ахейцев сюда носа не сунет. Однако чего же Парис медлит? Пора бы спускать корабль!
Парис давно уже в нетерпении поглядывал на море и на свой красивый корабль. Но ему приходилось ждать обещанного богиней знака.
Вдруг кто-то окликнул его звонким, высоким голосом. Парис оглянулся. Перед ним стоял безбородый юноша в белом плаще, в мягкой кожаной шапочке, с легким копьем в руках. Он сказал, улыбаясь:
– Пора нам в путь, Парис!
– О божественный! – с волнением воскликнул Парис. – Я рад, что, наконец, тебя вижу.
Он обратился к удивленным родичам.
– Я знаю этого юношу, – сказал он, – и для меня большая честь, что он хочет сопровождать меня. Сейчас мы тронемся, друг!
В тот же миг все увидели вместо юноши большую белую птицу. Она сорвалась с места, прошумела крыльями и уселась на носу корабля. Люди затаили дыхание: они поняли, что видели бессмертную богиню. Кто теперь посмел бы выразить недовольство, если богиня так явно благоволит к Парису?
В стороне от всех, у самых волн, набегающих на песок, стояла девушка с черными, печальными глазами, в белом покрывале. Она не участвовала в разговорах и молча смотрела на бурное море. Парис обратился к ней и громко воскликнул:
– Сестра моя, Кассандра! Сребролукий Аполлон[14]14
Аполлон – бог-стрелок, покровитель музыки и певцов. Изображался он с луком в руках. Отсюда его прозвище – сребролукий, сгибатель лука и пр.
[Закрыть] наградил тебя даром пророчества; неужели ты не предскажешь мне удачной дороги?
Кассандра ничего не ответила и только сумрачно взглянула на брата. Ее строгий вид смутил Париса, но он повторил настойчиво:
– Неужели меня может постигнуть неудача? Мне помогает могущественная богиня.
Кассандра ответила:
– Охотнее всего я предсказала бы тебе неудачу, Парис. Лучше бы ты не ехал, лучше бы ты никогда не следовал советам богини! Ахейцы страшно отомстят тебе за твою дерзость. Я вижу детей Приама, вовлеченных в кровавую битву с войсками данайцев.[15]15
В те времена не было общего названия для греческого народа («греки»), потому что не было еще единого народа. Греки, осаждавшие Трою, назывались чаше всего ахейцами, иногда данайцами или аргивянами – по имени своих главных племен.
[Закрыть]
Парис воскликнул:
– Жестокая! Ты никогда не предсказываешь ничего хорошего, это всем известно. Неужели же троянцы испугаются данайцев? Кто сможет разрушить крепость Илиона – Пергам? Ее строили руки богов – Аполлона и Посейдона. Да разве найдется среди всех народов Ахайи, Аргоса, Лаконии хоть один герой, который в силах состязаться с сыновьями нашего отца, хотя бы с Деифобом или Гектором – первым среди первых?
Огромный Гектор ударил Париса по плечу и со смехом сказал:
– Не говори так, Парис. Я слышал, что в Фессалии есть герой, который превосходит всех смертных силой и доблестью. Его зовут Ахиллес, он сын царя Пелея. Правда, он еще мальчик, но, может быть, он одолеет и Гектора?
Все засмеялись, а Кассандра закрыла лицо руками, словно она угадала в этот миг страшную судьбу Гектора. Но никто уже не смотрел на нее. Поднялась суматоха: гребцы спускали корабль на воду, родные прощались с Парисом. Кто стал бы думать о предсказаниях Кассандры? Чудесная белая птица сидела на носу корабля, – бессмертная богиня сама охраняла мореходов.
5
Берег опустел. Посреди низкой равнины Скамандра еще виднелись небольшие группы людей, – это родичи Париса возвращались в город. На песчаном побережье осталась одна Кассандра. Ветер свистел ей в уши, желтая пена ложилась у ее ног. Но пророчица не трогалась с места и с печалью следила за удалявшимся кораблем. Она увидела, как на корабле подняли мачту, как над черным бортом развернулся пурпурный парус; он затрепетал в струях разогретого над скалами воздуха и скрылся за каменными уступами Сигейского мыса. Корабль ушел в Эгейское море.
В тяжелом раздумье смотрела Кассандра на бесконечно бегущие гребни пустынного Геллеспонта. Боги не позволили ей удержать безумцев от этой поездки. Безжалостен и жесток к ней Аполлон! Правда, она раздражила сребролукого бога тем, что отвергла его любовь. Но пусть бы он в гневе отнял у нее дар прорицанья! Нет, он придумал для нее тягчайшее наказанье. Он проклял свою несчастную жрицу; он сказал, что отныне никто не поверит ни одному ее пророчеству. Она будет видеть грядущее, но напрасно будет стараться предостеречь людей, спасти их, – никто не станет ее слушать. Собственное бессилие, насмешки и презрение людей – вот ее судьба, ее казнь.
Кассандра прижала руки к сердцу и сказала сама себе с тяжелым вздохом:
– Смирись, мое сердце! Бесполезно было отговаривать их от опасной затеи: они не хотят верить ничему ужасному. Да так и лучше: тот счастлив, кто не знает заранее своей судьбы. Вот они идут, веселые, полные радостного ожиданья. На просторные дворы Приамова дома уже сгоняют тучных быков, достают из кладовых кувшины с пурпурным вином, плетут миртовые венки для свадебного пира. Я вижу, как зажигают брачный факел, но я одна знаю, что этот факел подожжет стены Пергама.
Горе тебе, Илион! Ты примешь к себе жену Париса, но все народы ахейские придут с оружием в руках, чтобы потребовать ее обратно. Я вижу, как собираются в путь корабли; на них плывут ахейские герои: гневный Менелай, безжалостный Аякс, Одиссей, беда моей родины. Горе! Яростная Паллада готовит свой шлем и страшную людям эгиду.[16]16
Эгида – козья шкура, посередине которой прикреплена голова Горгоны, мифического чудовища. В греческих мифах говорится, что вид эгиды внушает людям непреодолимый ужас. Эгида принадлежит Зевсу («эгидодержцу»), но чаще всего с эгидой на груди изображают богиню Афину Палладу, дочь Зевса.
[Закрыть] Смертные и боги – все ополчаются против нас. Настанет день, когда живые позавидуют мертвым, – день, когда падет Илион и погибнет царство Приама!
Безумный Одиссей
1
Осса[17]17
Осса – олицетворение людской молвы.
[Закрыть] – молва – летает по ахейским городам. У нее сто обликов и сто уст; она трубит в медные трубы и взывает к мести. Везде разглашает она весть о близкой войне.
– О меднолатные, бранелюбивые мужи, ахейцы! Слышали ли вы, что случилось в Спарте, в доме царя Менелая? Жену его, прекрасную Елену, похитил сын троянского царя Парис! Как змея в гнездо лесной птицы, проник коварный троянец в дом Менелая. Он прикинулся другом царя, усыпил его осторожность и бежал вместе с Еленой в далекую Трою. Менелай и брат его Агамемнон, властитель Микен, сговорились войной отомстить Трое. Они сзывают на помощь все народы ахейцев. Да поможет им Зевс, карающий злую неправду! Смерть похитителю! Гибель троянцам!
В каждом ахейском доме велись разговоры о близкой войне. В отдаленную Итаку привез эти вести давний друг царя Одиссея, тафиец Ментес.
Друзья сидели в полутемном мегароне царского дома. Перед ними на столе дымились ломти жареного мяса; рядом на блюде высилась горка черных, сушеных оливок, а на краю стола лежали колечки сладкого желтого лука. Из серебряной корзинки выглядывали плоские румяные хлебцы. Маленький горбун Эврибат, царский глашатай, наполнял кубки ароматным вином.
Угощая друга, Одиссей внимательно его слушал. Недаром мудрый царь Итаки тревожился когда-то за Менелая. Война из-за прекрасной Елены! Вот чего стоит Менелаю божественная красота гордой спартанки.
– Скажи мне, – спросил друга Одиссей, – кто же из ахейцев уже примкнул к Атридам?
– Первым поддержал их Нестор, престарелый царь Пилоса, – отвечал Ментес. – В нем, видно, не угас еще пыл юности! Обещал им свою помощь и критский царь Идоменей, родич и друг Атридов. Но к ним должны примкнуть и все, кто давал клятву – помнишь? – помочь мужу Елены Спартанской, как только он того потребует. Уже готов к походу отважный Диомед со своими аргивянами; собирают войска и оба Аякса – Локрийский и Теламонид – и многие другие. Менелай и Агамемнон ездят из города в город, подбивая царей ахейских на войну против Трои. Думаю, не минуют они и тебя: ты ведь тоже был участником клятвы. Правду сказать, все ахейцы не прочь от участия в большом военном походе. Ведь обида Менелаю – это обида нам всем. Надо проучить гордых детей Илиона, чтобы троянцы закаялись похищать аргивянок! Да и молодым воинам хочется показать свою доблесть и побывать в чужих краях. Троя славится богатством и роскошью. Каждый ахеец мечтает о военной добыче. Мы нагрузим наши корабли золотом, медью и железом; мы найдем себе искусных рабынь среди знатных троянок; мы оденем наших жен в финикийские ткани и украсим их руки золотыми кольцами и запястьями, которыми полны сокровищницы царя Приама.
При этих словах Ментеса Одиссей невольно оглянулся на дверь в конце палаты: она вела наверх, в женские покои царского дома. В раздумье ответил он своему красноречивому другу:
– Благодарю тебя за вести, Ментес. Ты оказал мне истинную услугу. Однако только безрассудные юноши бросаются в битву, не помышляя ни о чем, кроме славы. Разумный и твердый муж не должен уклоняться от боя, но должен все взвесить заранее, чтобы честь его не потерпела урона.
– Я всегда рад помочь тебе, Одиссей, – ответил Ментес. – Но сейчас я должен проститься с тобою: мой корабль стоит далеко в гавани, у пристани Ретры, и если я хочу воспользоваться попутным вечерним ветром, я должен спешить.
– Подожди до завтра, – возразил Одиссей. – Ты отдохнешь за ночь, утром освежишься в прохладной купальне, а к тому времени я велю приготовить тебе прощальный подарок.
– Нет, не держи меня, друг, – ответил Ментес. – Я выменял у иноязычников Темезы[18]18
Темеза – город в южной Италии.
[Закрыть] много меди и тороплюсь с моим грузом в Тафию: тафийцы, наверно, уже готовятся к походу, и медь им нужна. Прощай, благородный Одиссей, мы увидимся в Авлиде,[19]19
Авлида – город в Беотии, на берегу Эвбейского пролива; сборный пункт ахейского флота перед походом на Трою.
[Закрыть] где собираются войска ахейцев.
Ментес уже давно ушел, а Одиссей все еще продолжал сидеть один в темнеющей палате. Он размышлял обо всем, что рассказал ему гость. Конечно, Атриды будут настаивать, чтобы он, Одиссей, принял участие в походе. Но не следует сразу уступать им. На первый раз пусть уедут ни с чем. Пусть гордый Агамемнон увидит, как трудно ему заполучить Одиссея. Пусть почувствует, что царь маленькой Итаки нужен, очень нужен ахейцам. Пусть за честь сочтет, если сын Лаэрта согласится наконец помогать Атридам!
Вошли рабыни с факелами в руках и осветили сумрачную палату. Одиссей оглядел привычную издавна обстановку родного дома. Два ряда деревянных колонн подпирали потолочные балки. И потолок и стены почернели от дыма. Палата, лишенная окон, освещалась факелами – связками длинных лучин – и согревалась переносными жаровнями. Дым собирался наверху и выходил в отверстие в стене. На стенах висели скрещенные копья, шлемы с конскими хвостами, круглые кожаные щиты с медными бляхами. Оружие это покрылось копотью, потускнело. «Надо будет выбрать какое покрепче, – думал Одиссей, – и очистить его от копоти... Сколько будет забот, волнения, слез для всех домочадцев! А как быть с Пенелопой? Как признаться ей, что я решил идти на войну? Как утешить ее? Это будет потруднее, пожалуй, чем уступить Атридам...»
За дверью послышались женские голоса. В палату вошла Пенелопа. За четыре года она стала еще красивее, чем была, когда Одиссей увидал ее впервые в масличной роще близ города Спарты. За нею шли ее служанки. Одна из них придвинула царице мягко устланное кресло, другая поставила ей под ноги скамеечку, третья подала корзину с черной шерстью и прялку. Царица села напротив Одиссея и принялась за работу.
– Сын наш спит, – сказала она Одиссею, – я оставила его под присмотром няни Эвриклеи и спустилась сюда, к тебе. Скажи, кто был твой гость и какие вести он привез?
– Ты знаешь его, – ответил Одиссей, – это был Ментес из Тафии. Он заехал ко мне по дороге из Эпира и рассказал поразительные новости...
Быстро вертя в руках веретено, Пенелопа приготовилась слушать. Она пряла из шерсти тончайшую пряжу, чтобы потом выткать из нее узорную ткань.[20]20
Быть искусной рукодельницей считалось величайшим достоинством для самой знатной женщины. Рукоделию покровительствовала сама богиня Афина Паллада, мудрая воительница. Ее изображали с веретеном в руках и называли не только «владычицей браней», но и «девой, искусной в рукодельях».
[Закрыть]
Но как же перепуталась пряжа царицы, как разроняла она свои веретена, когда Одиссей передал ей новости Ментеса! Елена бежала с сыном Приама! Менелай сзывает ахейцев на войну! Сердце Пенелопы замерло от ужаса, когда она услышала последние слова Одиссея:
– Ты знаешь, тогда, четыре года назад, мы все дали клятву Менелаю прийти к нему на помощь, когда он этого потребует.
Пенелопа зарыдала и воскликнула в слезах и гневе:
– Ты дал и другую клятву, неверный! Когда родился наш Телемак, ты поклялся мне оставить свои скитания и не ездить в далекие земли. Что тебе за дело до Елены? Уж если она не посовестилась покинуть мужа и маленькую Гермиону, так она не вернется, хотя бы вы до основания разрушили Трою! О, если только ты любишь нас, меня и сына, ты не пойдешь на эту войну, не оставишь нас одних, беззащитных и беспомощных!
И Пенелопа вновь зарыдала. Одиссей взял ее за руку и сказал:
– Я клялся тебе и клянусь еще раз, что не поеду, если меня к тому не принудят. Я не могу попросту отказать Менелаю, но я попробую заставить его освободить меня от клятвы. И если прибудут сюда не только Менелай, но все цари ахейские и примутся убеждать меня, неужели я не окажусь хитрее их всех? И да поможет мне в этом мудрейшая из бессмертных, светлая Афина Паллада!
Слова Одиссея немного утешили Пенелопу. Она удалилась наверх, в свои покои, а Одиссей подозвал глашатая Эврибата.
Маленький горбун был безобразен, смугл до черноты, но, несмотря на свой невзрачный вид, очень умен. Одиссей ценил его преданность и считался с его советами.
– Мой добрый Эврибат, – сказал Одиссей, – мне понадобится твоя помощь. Завтра, при первых лучах божественной Эос, отправь быстроногого вестника на Эрмейский холм; как только он увидит, что в гавань входит корабль, пусть бежит к тебе с этой вестью. Ты же пока пойди к Политу, любезнейшему другу моему, скажи, что я прошу его совета и помощи, и возвращайся сюда вместе с ним.
2
Большой черный корабль миновал пологие берега Элиды и приближался к скалистым Ионическим островам. Воинственные мореходы – беотийцы, микенцы, аргивяне – строили свои корабли почти вдвое больше обычных. Вдоль каждого борта располагалось по пятьдесят гребцов. В килевой балке были укреплены не одна, а две мачты; под носовым помостом было устроено пространное и удобное жилое помещение.
Свежий ветер надувал паруса; корабль летел, рассекая морскую зыбь. Гребцы сидели без дела, только опытный кормчий направлял бег судна, да лоцман из Эпира стоял на носу и пристально вглядывался в зыбкую даль.
Корабль принадлежал правителю Микен, прославленному Агамемнону. Сам «вождь народов» находился тут же, на корабле; его сопровождал брат его, царь Менелай. Атриды уже объехали Пилос, Эвбею, Эпир и другие ахейские страны и теперь направлялись в Итаку. До сих пор ахейцы встречали их с воинственным восторгом; по следам Атридов все побережье шумело и гудело, как встревоженный улей. Но встреча с хитроумным царем Итаки смущала их; даже гордый Агамемнон сомневался в успехе. Поэтому он не стал спорить, когда Менелай предложил взять с собой в Итаку двух умнейших ахейцев – престарелого пилосского царя Нестора и мудрого, справедливого Паламеда, царя острова Эвбеи.
Агамемнон и его три товарища стояли на носу корабля и глядели на сверкающую зыбь моря. Менелай был дружен с Одиссеем и не раз бывал прежде в Итаке. Теперь называл он своим спутникам острова, мимо которых они проходили. Он указал им на приветливый Дулихий, покрытый светлыми полями пшеницы, и на поросший лесом Закинф с удобной торговой гаванью. Далее путники увидели крутые, лесистые берега острова Зама, а когда они обогнули Зам, перед ними предстала и сама объятая волнами Итака. Длинный, узкий остров отвесно подымался из моря. Над северной его частью царила гора Нерион, доверху заросшая густым лесом. На отрогах Нериона зеленели горные пастбища, у подножия кудрявились рощи дубов и каштанов. Только в южной, меньшей части острова, на открытом плоскогорье, расстилались поля пшеницы да пышные виноградники сбегали к морю по широким террасам. Наверху, между желтеющих полей, виднелся город, окруженный рощами и садами.
Агамемнон окинул взглядом остров и пренебрежительно заметил:
– Небогатым царством владеет сын Лаэрта!
– Итака небогата и непривольна, – живо возразил ему Менелай, – но итакийцы могучи и смелы, и немногие народы имеют правителя, равного мудрому Одиссею Лаэртиду!
Агамемнон усмехнулся, а Паламед закусил губы: ведь это его обычно называли мудрым. Но, правда, ему трудно было состязаться в хитроумных выдумках с царем Итаки.
Нестор заметил раздражение Паламеда. Годы научили старого царя пользоваться человеческими слабостями. Он обратился к эвбейцу:
– Здесь нам очень понадобится твоя помощь, многоразумный Паламед! Одиссей несказанно хитер и увертлив, и если мы сами не изловчимся, то не добьемся его согласия, хоть он и давал клятву помочь Менелаю. Прошу тебя, напряги весь свой ум, следи за речами и поступками Лаэртида, чтобы вовремя ответить хитростью на хитрость.
Тем временем корабль обогнул маленький островок Астрею – скалу, торчащую из воды, – и перед глазами путников открылась спокойная гавань. Она вдавалась глубоко в остров и делила его на две части.
Гребцы свернули паруса и на веслах ввели корабль в бухту. В глубине ее, среди нависших скал, чернела пещера – грот Наяд.[21]21
То есть грот, в котором, по поверьям, обитали наяды – водяные нимфы. Нимфы – низшие божества греческой мифологии, полубогини, связанные с определенной местностью. Были нимфы источников и озер, рощ и гор, островов, гротов и т. д.
[Закрыть] Корабль встал на якорь поблизости от нее. Отсюда начиналась дорога в город, обсаженная серебристыми маслинами. Она огибала гавань, выходила к морю и подымалась затем от террасы к террасе, наверх, к городу. Цари сошли на прибрежный песок. Оставив своих спутников у корабля, они направились в город.
На широком дворе Одиссеева дома было пусто. Ни слуги, ни царские глашатаи не встречали именитых гостей. Цари помедлили немного и вошли в дом. В большой палате они увидели Пенелопу. Царица сидела над колыбелью маленького Телемака, закрыв лицо руками. Ее густые волосы были распущены в знак печали. Она даже не обернулась на шаги пришельцев. К ним подошел Полит, ближайший друг Одиссея. Он приветствовал их с видом человека, убитого горем. Менелай узнал его и спросил, встревоженный:
– Отчего вы все повержены в печаль, добрый Полит? Не случилось ли чего-нибудь дурного с Лаэртидом?
Полит ответил ему, вздыхая:
– Великое горе постигло нас, божественный Менелай! Боги помутили светлый разум Одиссея: безумный, он не узнает никого, не захотел даже взглянуть на своего возлюбленного сына. Он покинул свой дом и ушел в поле. Там он пашет землю и в безумии своем засевает ее солью. Он не слушает наших просьб и не хочет возвращаться домой. О Менелай, повелитель мужей! Если все вы пойдете к несчастному и попробуете позвать его с разумными увещаниями, может быть, вы отгоните от него ненавистную богиню Ату, лишающую людей разума и подвигающую их на безумные поступки!
Цари неуверенно взглянули друг на друга, и Менелай ответил Политу:
– Я не надеюсь на это, благородный Полит! Уж если сами боги простерли руку над Лаэртидом, умнейшим из смертных, сможем ли мы вернуть ему память и разум? Но пойдем в поле, взглянем сами на моего бедного друга.
И смущенные цари направились в поле. Еще издали они увидели Одиссея. Безумный царь усердно пахал землю; его загорелые плечи блестели от пота. Управляя рукояткой плуга, он с силой нажимал ногой на лемех, чтобы борозда была глубокой и ровной. Плуг тащили парой бык и мул. Кто бы мог усомниться, что Лаэртид лишился разума! Обычно в плуг впрягали пару могучих быков – если пахали целину; для земли полегче предпочитали пару быстроногих мулов. Но никто еще не видал мула и быка в одной упряжке! На краю поля запасливый пахарь приготовил большую корзину, как будто бы с зерном для посева. Но вместо зерна в корзину была насыпана серая, крупная соль.
