Текст книги "Непобедимый. Право на семью (СИ)"

Автор книги: Елена Тодорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

19

Полина

Несмотря на то, как мы расстались, весь месяц я жду, что Миша позвонит. Скажет, что я ошиблась, и любовь есть. Да Боже мой, жду, что проявит ко мне хоть какой-то интерес! В данном случае банальное небезразличие. А на деле получается так, будто он стал еще холоднее, чем был до нашей помолвки. После всего… После нашей близости.

Как он может так? Как?

– Принцесса Аравина, – зовет Мира. Когда поворачиваюсь к ней и, фокусируя взгляд, пытаюсь вернуться в реальность, жалобным голосом канючит: – На тебя смотреть тяжело… Ну, улыбнись!

– Я улыбаюсь.

– Глаза грустные… Господи, и дался тебе этот Миша! – сокрушается не первый раз. – Почему ты не влюбилась в кого-то другого?

– Ты же знаешь, что все эти вопросы так и останутся без ответов, – флегматично отзываюсь я.

– Знаю, – вздыхает Мира.

Не сговариваясь, останавливаемся у разноцветных музыкальных фонтанов.

– И что тут интересного? – бубнит подруга. – Такой ерунды и у нас полно!

– Но красиво же, – закидывая голову, прослеживаю путь ярких струй.

– Угу, красиво, – соглашается Мира. И вдруг резко меняет тему: – Так что ты решила? Выйдешь за него? Или все-таки нет?

– Я не знаю, Мир… Честно. Себе самой не могу ответить. Если бы он хотя бы пытался… Хоть бы позвонил…

– Ну да… – вздыхает вместе со мной подруга. А потом тянется, чтобы обнять меня. Замираем, глядя на фонтаны. – Эх, Мишка, Мишка… Дубина!

– А знаешь что, Мир, – решительно говорю я. – Хватит! Больше о нем ни мысли, ни слова.

– Обещаешь?

– Тю, – выдаю так, будто все это очень легко. – Ну, конечно!

Я старалась. И в целом у меня вполне неплохо получалось. По итогу наш евротур можно было назвать удачным. Мы перекочевывали из страны в страну, много гуляли по самым колоритным местам каждого из посещенного нами города, подписывались на все доступные экскурсии, наслаждались своей независимостью. Иногда, конечно, ленились. Могли провести сутки, не выходя из отеля. Валялись, смотрели фильмы, болтали о всякой ерунде. И как-то постепенно Миша действительно стал отходить на второй план. Иногда мне даже казалось, что я его больше не люблю. Не знаю, что за чувства пришли взамен. Злости точно не осталось. А вот обида… Да, она росла, как опухоль. И если доводилось плакать, то только от нее.

В Мишин день рождения я сначала решаюсь ему позвонить по видеосвязи. А потом, конечно же, одергиваю себя. Зачем? Почему я должна, если ему плевать? Психанув, ограничиваюсь максимально сухим сообщением.

Принцесса Аравина: С Днем Рождения!

Ответ от Непобедимого приходит не так быстро, как бы мне хотелось. Но в нашей ситуации, наверное, стоит радоваться, что он в принципе есть.

Михаил Тихомиров: Спасибо.

Вот и все. Еще тоскливее становится после этой переписки. Едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться при Мире. Держит лишь то, что я ей обещала больше не портить наш отдых.

А под конец нашего с Мирой тура, в Испании, я заболела.

Начинается все с головной боли. Несколько дней я не могу понять, почему так плохо себя чувствую. Температура не повышается, а меня безостановочно знобит, и никак не отпускает круглосуточная мигрень.

Сутки валяюсь, вторые, третьи… Мира настаивает на том, чтобы вызвать врача. Я отнекиваюсь недолго. Состояние не кажется мне чем-то пугающим и опасным, но вот очень утомительным – да. Так что с предложением Миры вскоре соглашаюсь.

Результаты обследования ошарашивают нас обеих.

– Беременность шесть недель.

Первым делом я решаю, что ослышалась. Секундой позже, что проблемы с испанским у меня значительней, чем я предполагала. Тремя секундами спустя вижу вытянутое лицо Миры, и, наконец, на меня обрушивается осознание.

Тело будто током шарахает. Ни слова вымолвить не могу. Только в голове кручу однотипные мысли.

Как так получилось? Он ведь сказал, что есть серьезные проблемы. А тут… За один раз? Ладно, за два. Против того, что могло не получиться вообще никогда? Что за… Катастрофа.

Мира приходит в себя быстрее меня. Принимает какие-то назначения врача и, поблагодарив, спешно выпроваживает его.

– Ты знала? – спрашивает, как только дверь в наш номер закрывается. – Хотя, о чем это я? По лицу вижу, что ты в таком же шоке, как и я!

Мотаю головой в каком-то бессмысленном отрицании.

– Нет, нет… Нет…

Сейчас я четко понимаю, что не готова. Не хочу даже. Может, это и неправильно. Но… Какие дети? Мне восемнадцать лет!

Почему же все так? Почему?

Мало того, что мое сердце разбито! Еще и беременность… А он ведь заявлял, что не получится.

Подтягиваю колени. Роняю на них лицо. Со стоном выдыхаю.

– Моя жизнь… – на эмоциях рвусь охарактеризовать как-то крайне негативно. Но что-то не дает. Прикусываю язык и просто расстроенно мычу.

– Полина, Полина, Полин… – опускаясь на кровать, притягивает меня к себе Мира. – Давай позвоним Мише.

– С ума сошла?! – подхватываюсь так резво, едва с кровати не слетаем. – Он за месяц ни разу не позвонил мне, ничего не написал, не поинтересовался… А я теперь должна звонить ему? Ни за что! Он не узнает об этом! И ты, Мира, не скажешь! – обхватывая ее лицо ладонями, в глаза буквально впиваюсь. – Никому не расскажешь, Мира! Ни Мише, ни родителям, ни моим… Никому!

– Что ты такое говоришь, Полин… – с тревогой отзывается подруга. – Ты же не собираешься… Ты же не станешь делать аборт?

Это слово и меня бьет. Хлещет так, что боль кажется физической. И я понимаю, что убить растущего внутри себя ребенка, как бы там ни было, конечно же, не смогу. Этот вариант отпадает мгновенно.

– Нет, – шепчу достаточно уверенно. – Не стану, Мир. Но Миша… Он не должен знать. Иначе он будет настаивать на свадьбе! На меня все начнут давить, понимаешь? А я не хочу! Сейчас – тем более. Не пойду за него, Мира. Он мне и так столько боли своим безразличием причинил… Я всю жизнь так не смогу! Меня тоже должны любить. Я заслуживаю, – повторяю в сотый, если не тысячный раз.

Мира качает головой и без слов бросается в плач.

– Ну, чего ты ревешь? – сержусь я.

А в груди все сворачивает болью. За все сразу. Эмоций так много! И все они по большей части негативные. Не в силах справиться с ними в одиночку, но обратиться к кому-то за помощью тоже возможности нет.

– Я не знаю, как молчать… – всхлипывает Мира. – Понимаю тебя, Поль… Но так тоже неправильно. Миша имеет право знать. Он ведь отец. Ты же помнишь, какой была история моих мамы и папы. По мне, так это ужасно для всех! И для малыша в первую очередь.

– Мира, не добивай меня этими воспоминаниями, – скулю в ответ. – Видишь же, что мне и так тяжело. Я все понимаю. Согласна с твоими словами. Но замуж не хочу! Он ведь… Он меня сломает!

– Не думаю, что все так плохо… Полин, пожалуйста, давай расскажем… М?

– Расскажем, расскажем, Мирочка, – глажу ее по лицу. Успокаиваю, как могу. – Ребенок родится, и расскажем, – произношу это и содрогаюсь.

У меня родится ребенок… У меня! Я когда-нибудь к этому привыкну? В данный момент кажется, что никогда.

– Сразу, как родится? – уточняет Мира, шмыгая носом.

– Ну да, – пожимаю плечами. Внутри всю колотит. Будто бомбу кто-то запустил. Я знаю, что она в любом случае взорвется. Но всеми силами пытаюсь отстрочить. – Четыре года я это скрывать не собираюсь. Мне нужно немного времени. Сколько там? Семь-восемь месяцев? – выдыхаю это и тягостно стону.

Господи, я не представляю, как я с этим справлюсь…

– Наверное, семь с половиной, – рассуждает Мира, немного успокаиваясь. – А где ты будешь до родов? Как скрывать собираешься? Мама с папой, если заметят…

– Нет, не дома, конечно, – на ходу соображаю я. – Саульские как-то звали во Владик. Вот к ним я и поеду. Пусть все думают, что я страдаю из-за неудавшегося замужества. Нуждаюсь в смене обстановки и вообще всего.

– Ты с ума сошла, – выдыхает Мира с непонятными для меня интонациями. Кажется, она снова шокирована. – Даже своим не скажешь? Дядя Егор тебя так просто не отпустит.

– Не отпустит, – быстро соглашаюсь я. – Придется им сказать… Только нужно хорошо подумать, как правильно преподнести…

– Боже, Полин… Я боюсь…

– Чего?

– Того, – шепчет с тяжелыми вздохами. – Когда Миша узнает… Он нас убьет.

20

Непобедимый

Этот месяц был самым странным периодом в моей жизни. За все тридцать лет. Я тренировался, соблюдал режим, сохранял спокойствие. Только вот силы, которые приходилось затрачивать на то, чтобы держать все это под контролем, были гораздо выше всех привычных показателей.

Я говорил себе, что так нужно. Убеждал себя, что все идет по плану. Достаточно легко в это верил. Но когда Полина вернулась, едва увидел ее, понял: что-то изменилось.

Она выглядела такой холодной и отрешенной, какой никогда в принципе не могла быть Полина Аравина. Должен признать, я растерялся. С того момента понял, что ни хрена я не контролирую. Каким бы сильным и выносливым ни был, взять под контроль весь мир, оказывается, невозможно.

Все обрушивается в один момент.

– Свадьбы не будет, – говорит Полина, как только мы остаемся одни. – Я не выйду за тебя, Миша. Прости.

После привычного «Миша-Миша» оглушает, будто через рупор. Секунд тридцать ничего сказать не могу. Просто смотрю в ее спокойное лицо и осознаю, что теряю.

– Это взвешенное решение? – уточняю якобы сдержанно.

Внутри какой-то огонь разливается. Все охватывает. Пылает каждая мышца, каждая гребаная клетка… Что бы не происходило до этого, что бы не говорила Полина прежде, на такой исход я не рассчитывал. Не готов.

– Да, Миша, это взвешенное решение, – заверяет она. – У меня было больше месяца, чтобы подумать. Я не горячилась и не спешила. Все факторы рассмотрела и поняла, что никак не смогу смириться с тем, что есть между нами сейчас. Этого мало. Я одна не перекрываю.

– Полина… – выдыхаю я, хотя сам до конца не осознаю, что собираюсь сказать.

Чем крыть?

– Не надо, Миша. Никакие убеждения со мной больше не сработают. Я пока была одна… – единственный раз, когда она запинается. – Знаешь, все утихло и у меня. Прошла эта слепая влюбленность, – говорит и как-то грустно усмехается. Выказывает зрелость и мудрость, которых я в ней раньше не замечал. Тихо говорит, без каких-либо нервов. Только у меня дрожь по телу бродит. Непрерывно и внушительно. – Первые чувства – они такие слабые, Миш… Вспыхнули и погасли. Хорошо, что сейчас, – сглатывает, но взгляд не уводит. – Хорошо, что до свадьбы выяснили. Вовремя.

Вовремя?

Грудь изнутри словно кипятком ошпаривает. Что-то надрывается – важное и жизненно-необходимое. Тонко тянет, но, мать вашу, так ощутимо. Все остальное перекрывает эта боль. Перетягивает все силы на то, чтобы глушить и блокировать воспаленный участок… Ничего не получается.

Молчу. Просто смотрю на Полину и не двигаюсь. Чувствую себя роботом. Тем самым, которым она меня окрестила. Сейчас ведь не знает, как горит в груди. Да и не нужно ей знать. Больше не нужно.

– Миша, – улыбается, будто и правда все в порядке. – Я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь ту самую вторую половинку и полюбишь. Потому что любить – это на самом деле прекрасно. Это самое важное. Будь счастлив, Миша. Я тебе этого от всей души желаю.

Полина ушла, а у меня в сознании еще долго стояли ее последние слова. Очень долго. Не день, и не два. Неделю, месяц, год… Сразу после отмены свадьбы улетел в Майами. Казалось, как и раньше, включился в подготовку к бою. Но что-то было не так. Проходило время, а какой-то участок в груди так и оставался пустым. Не хватало… Не хватало самого главного.

Первый раз вернулся в Москву полгода спустя. Намеренно с Полиной встреч не искал. Как бы это выглядело? Но узнал из чужих разговоров, что нет ее в городе. Странно, что Егор Саныч одобрил перевод во Владивосток. Сам я не видел в этом логики и хоть какой-то рациональности. Но кто я такой теперь, чтобы комментировать?

– Миш, может, позвонишь Полине? – выдвинула однажды мама.

– Зачем?

Я правда не понимал. Что обсуждать?

– Как зачем? Тебе что, совсем нечего ей сказать? Зачем же ты собирался на ней жениться?

– Сейчас какая разница?

– Миша, – в голосе мамы появились непривычно твердые нотки. – Я ведь понимаю, что Полина была для тебя в какой-то мере исключительной. Почему тебе так трудно это признать?

– Я признаю, – ответил невозмутимо. – Была. Как это влияет на ситуацию сейчас?

– Я уверена, что еще есть шанс все наладить, – заявила мама. – Если ты, конечно, этого хочешь.

– Чего хочет? – в гостиной появился папа.

– Вернуть Полину.

– Мам, прекрати, – отмахнулся я. – Это даже звучит убого.

– Полина молодая, Миш. Если и отменила свадьбу, могла ведь сгоряча.

– Вот именно, что молодая. В этом состояла моя главная ошибка. Она не была готова к замужеству, – озвучил свои мысли только для того, чтобы раз и навсегда закрыть эту неприятную тему.

– Может, нам всем стоит наведаться во Владивосток? – подкинул идею отец.

– Вы можете лететь куда угодно. Я пас. Хорошего вечера.

Однако стоит признать, находиться в Москве было тяжело. Я не думал о ней, но во многих местах маячили навязчивые ассоциации. Казалось, что она где-то рядом, что вот-вот появится… Поэтому новый выезд за границу я принял, как никогда, охотно. Задержался там и после боя. Не видел необходимости лететь домой. Родители и сестры достаточно часто навещали. С Аравиными связь оборвалась. Отношения, как ни суди, испортились. Нет, они не ненавидели меня. Но во время редких встреч вели себя более чем холодно.

Только Даниил, один из братьев принцессы, однажды резко высказал мне, возможно, все то, что другие не решались.

– Миша, ты поступил с Полиной, как подонок.

Я, безусловно, не понял, чем конкретно заслужил столь резкую характеристику. Ошибки были, признаю. Но я ведь ее не бросал. Решение принадлежало исключительно Полине. Однако затевать спор и кому-то что-то доказывать – не мои методы. Когда младший Аравин отказался даже руку мне подать, молча развернулся и ушел.

Сильнее всех сокрушалась бабуля.

– Книга останется недописанной. А так ведь все хорошо начиналось!

На это я тоже не реагировал. Приучился на все смотреть так, словно мне и в самом деле плевать. Так было безопаснее всего. Спокойнее.

С момента неудавшейся свадьбы прошло больше двух лет. Все утихло и забылось. Так я думал, пока не получил от Саульского странное сообщение, с просьбой срочно прилететь во Владивосток.

21

Полина

– Егорка, беги сюда, сынок, – приседая, маню малыша руками. – Топай к маме скорей.

Счастливо смеюсь, когда маленькое чудо без раздумий влетает в мои раскрытые объятия. Прижимаясь к темным волосикам сына, вдыхаю родной запах.

– Мама, мама… – повторяет мой любимый малыш. Лучшее слово на свете. – Почему ты так долго?

Отстраняюсь, чтобы восстановить зрительный контакт. Заметила, что это усиливает связь и улучшает понимание.

– Сердечко мое, я по тебе тоже весь день скучала, но нужно было решить очень-очень важные дела. Тебе же было весело с бабушкой и дедушкой?

– Дедушка меня катал! Много раз!

– Как здорово! – восклицаю, поддерживая энтузиазм сына.

Снова его обнимаю. Прижимаю крепко-крепко. Когда встречаюсь взглядом с мамой, и ей улыбаюсь. Они с папой только вчера прилетели. Останутся на целый месяц. Радуюсь не только помощи, но и возможности провести время вместе.

– Он так вырос, – замечает мама, поднимая малыша на руки.

Входим в мою спальню вместе. Папин голос слышим из гостиной, он с кем-то по телефону разговаривает.

– Вырос, да?

Быстро расстегиваю боковую молнию и скидываю платье, чтобы натянуть шорты и свободную футболку.

– Очень! Казалось бы, полтора месяца не виделись, но скачок разительный. И словарный запас увеличился.

– А это, наверное, эффект развивайки. Егору там очень нравится. Я тебе говорила?

– Да, говорила. Он очень общительный.

– Прям как я, – смеюсь.

– Прям как ты, да, – поддерживает мама с улыбкой. – Но, знаешь, Миша в детстве тоже был достаточно открытым ребенком.

Я сходу отворачиваюсь. Делаю вид, что убираюсь. На самом же деле попросту прячусь.

– Угу… Слышала такое, – бормочу себе под нос.

– Полина? – зовет мама тихо, но настойчиво.

– Что? – отзываюсь, не оборачиваясь.

Выгребаю из-под кровати конструктор и несколько разноцветных мячиков.

– Когда ты скажешь ему?

– Когда буду готова, – отделываюсь заученной фразой.

– Полин, Егору полтора года, – напоминает мама. – Тихомиров имеет право знать о сыне. В конце-то концов! Он и так уже очень многое упустил. Так нельзя, Полина.

– Тише, мам, – шикаю я, поглядывая на сына. – Егорка, иди, спроси дедушку, когда будем собирать новый конструктор.

– Хорошо, – подскакивает малыш.

Когда выходит из комнаты, поворачиваюсь к маме.

– Я все понимаю, мам… Понимаю, что затянула, – притискивая ладонь к груди, качаю головой. Прерывая разговор, кричу через всю квартиру: – Пап, он с тобой?

Всегда волнуюсь, что малыш не дойдет, на что-то отвлечется, или папа просто не обратит внимания, что внук под его опеку перешел.

– Со мной, – прилетает в ответ.

И я успокаиваюсь. Снова на маму смотрю.

– Я как представлю себе этот момент истины, сердце разрывается. Кажется, ничего хуже мне в жизни делать еще не приходилось.

– Полина, – вздыхает мама. – Чем больше ты тянешь, тем тяжелее будет. Подумай сама, милая.

– Понимаю, – сначала киваю, а потом в каком-то слепом отрицании зажмуриваюсь и мотаю головой. – Боже, мам… Я боюсь даже встречи с ним. Не то что признания!

– Полина, – протягивает мама внушительно. Знаю этот тон – пытается достучаться. – Родная, тебе в любом случае придется это пережить. Решайся скорее. Егору нужен отец.

После этой фразы слезы заливают мое лицо.

– Я виновата, – шепчу отрывисто. – Осознаю это в полной мере… Просто… Очень тяжело, мам…

Она меня обнимает.

– А легко уже не будет, Полин, – гладит по голове и спине, как в детстве. – Ты лучше представь… Не дай Бог, он от посторонних узнает, что тогда?

Содрогаюсь и задыхаюсь.

– Нет-нет… Это вообще конец света начнется!

– Ну вот, – подытоживает мама. – Решайся, Полина. Знаешь же, что мы с папой тебя всегда поддержим?

– Знаю, конечно. Вы мне уже… – голос срывается. – Очень сильно помогли. Без вас я бы не справилась.

– Справилась бы, конечно, – по-доброму посмеивается мама. – Ты с Егоркой месяцами одна, и порядок. Еще и учиться успеваешь.

– Я очень стараюсь, – единственный ответ, который у меня есть.

– Да. И ты молодец.

– Спасибо, мам. Огромное!

Дни, когда родители прилетают в гости, всегда очень насыщенные. За общей суетой этот разговор отходит на второй план. Я обещаю себе обдумать все, когда мама с папой уедут. А пока наслаждаюсь их обществом и, наконец-то, высыпаюсь.

– Выше, деда! Еще выше!

– Тихо вы! Полина еще спит. Егор, ну ты хоть будь серьезней…

– Ты к кому сейчас, Сладкая? Ко мне или к внуку?

На этом прозвище я, как обычно, ежусь. Это их личное, конечно. Но звучит немного странно.

– К тебе, чемпион! И ты это прекрасно знаешь.

– Я – чемпион! Ба, смотри! Я – чемпион!

– О, ты настоящий чемпион, да, – голос мамы становится чересчур ласковым. – Нет сомнений!

– Крепкий парень растет, – поддерживает папа.

– Гены же, – замечает мама чуть тише. – Как могло быть иначе? Богатырь наш!

Я открываю глаза и сажусь. Растирая лицо ладонями, шумно вздыхаю. Даю себе буквально минуту. А потом подхватываюсь, привожу себя в порядок, одеваюсь и иду в гостиную.

– Всем доброе утро! – бросаю с порога.

– Доброе утро, принцесса, – отвечает папа.

Даже тот факт, что он нянчит сейчас моего сына, ничего не меняет. Какая я теперь принцесса? Мать-одиночка не может носить такой статус. Но для папы, видимо, это так же, как и Сладкая, неизменно.

– Разбудили все-таки? – морщится мама.

– Нет, все нормально. Я просто отвыкла долго спать.

Егорка соскакивает с папиных рук и несется ко мне. Подхватываю его уже на автомате. Выпрямляясь, в глаза смотрю.

– Ты счастливый? – очень часто спрашиваю.

Может, он не до конца понимает, что это значит, хоть я и не раз рассказывала, как это ощущается, но мне хочется, чтобы сын с ранних лет знал: мне важно, что он чувствует.

– Счастливый!

– Пузырьки лопаются? – смеюсь, поглаживая его по груди.

– Лопаются!

– Бомба!

Едва я выдаю это заключение, мама с папой переглядываются. Конечно же, они помнят, кому оно принадлежит.

Сглатываю, чтобы протолкнуть образовавшийся в горле ком. Медленно и планомерно вдыхаю.

– Сейчас позавтракаем и на площадку пойдем, да, сынок? – хорошо, что всегда есть на кого отвлечься. – Хочешь?

– Да, – кивает малыш.

– А вы что планируете? – интересуюсь у родителей, когда садимся за стол. – К Саульским?

– Да, надо заехать, – кивает папа.

– Но мы ненадолго, – уточняет мама. – Хочешь, Егорку с собой возьмем? А ты отдохнешь.

– Ну, нет, – выдыхаю я. – Зачем? У нас тоже планы. Правда, сын?

– Правда.

– Только надо съесть всю кашу, помнишь?

– Я ем!

С аппетитом у Егора, и правда, проблемы крайне редко возникают. Разве только отвлечется. А так всегда охотно за стол садится и, как правило, всю порцию поглощает.

– С Мишей не решила? – поднимает тяжелую тему папа.

Знаю, что не сговариваются. Но как будто по очереди меня донимают.

– Пока нет.

– Куда тянешь, Полина?

– Пап, – откликаюсь, играя интонациями.

Вкупе со взглядом должен понять, что не желаю это обсуждать. И он понимает, но, кажется, отступать не намерен.

– Папа скоро приедет, – сообщает неожиданно Егорка. Я вздрагиваю и резко перевожу на него взгляд. Вот так, кажется, что не слушает нас и не все понимает, а нет-нет и выдаст. – Мой папа, – акцентирует, не переставая ковыряться ложкой в каше. – Прилетит. Скоро!

– Да, сынок, скоро, – быстро бормочу и отворачиваюсь.

– Сейчас жалею, что позволил тебе тогда уехать, – хмуро заключает папа. – Если бы знал, что ты свое слово не сдержишь, не стал бы поддерживать.

– Не стал бы меня поддерживать? – не могу скрыть изумления.

– Не тебя, Полина. А эту ложь. Сама ведь прекрасно понимаешь, что натворила.

– Понимаю, – соглашаюсь немного взвинченно. – Но я все исправлю. Обещаю, – говорю это и такой отчаянной лгуньей себя чувствую. Сколько они это уже слушают? Не сосчитать! – А сейчас… Давайте просто есть.

Папа мою просьбу, конечно же, принимает. На какое-то время повисает тишина, но достаточно быстро находятся другие безопасные темы для разговора, и напряжение спадает.

Сразу после завтрака родители уезжают, а мы с сыном направляемся к детской площадке.

– Егор, не спеши, – то и дело окликаю малыша. – Осторожно, пожалуйста.

– Смотри, мамочка! – выкрикивает в свою очередь сын, взобравшись на очередную горку. – Смотри! Смотри!

– Смотрю, чемпион, – смеюсь я. – Ты молодец!

Обычное утро самого обычного дня. Ничего из ряда вон не происходит. Пока я не ощущаю чье-то пристальное внимание. Кожу странная дрожь обжигает… Я просто забыла, как это бывает. Поэтому сходу задыхаюсь и прихожу в состояние повышенной тревожности.

Подхватываю Егора и прижимаю к груди, прежде чем удается определить источник опасности. Задерживаю сбившееся дыхание и осторожно оборачиваюсь.

Сердце обрывается и с резкой болью куда-то проваливается.

Прямо передо мной стоит Миша Тихомиров. И взгляд, которым он меня пронизывает, красноречивее любых слов говорит о том, что конец света стартовал.